Серая пятиэтажка о двух подъездах и тридцати квартирах. Сибирский город, который заглядывал в окна этого дома странным рыжеватым коктейлем дыма из семнадцати труб разнообразных заводов и фабрик. За весь день город обдавал дом приличной дозой сажи, от которой избавляли дожди, снега и ветер. Не особо эффективно, но все-таки. Лучше, чем ничего.
Под крышей жила дикая толпа диких голубей, которые по утрам своим диким воркованием, почти хрюканьем, запросто будили обитателей четвертых и пятых этажей, и крайне раздражали их немногих кошек. Голуби активно гадили на балконы, карнизы, долбились клювами в стекла окон требуя еды. И ведь давали…
Дом прятался за старыми карагачами, как и его соседи, стеснительно поблескивая глазами окон в рассветных лучах майского солнца. Свежо, не пахнет смогом, попискивают птицы, первые звуки на улице. Только какой-то завод гудит постоянно, равномерно и нудно. Но к этому звуку постепенно привыкаешь настолько, что не воспринимаешь его.
Вот радостно затявкала какая-то собака - выгуливают животину.
Дом дышит в прохладной свежести утра. Все звуки чуть приглушенные. Это не надолго. Через четыре часа солнце начнет пожирать жизнь на брюхе города. Воздух начнет дрожать, выхлопы машин станут бить в нос, смог медленно обнимет город и начнет душить. И дом замрет в ожидании сумерек…
А пока дом дышит.И в нем, просыпаясь, оживают его обитатели. Люди. Простые люди, ничем не выдающиеся, не особо злые, и совсем не святые.
Перед домом, со стороны подъездов была малюсенькая детская площадка, какая-то замысловатая скамейка в виде пирамиды, качели, и лестница-дуга. Все из металла, сурово, по-советски. Там резвилась детвора, иногда ломая суровые качели, которые тут-же чинили. Кто чинил - никто не знает. Остальное место перед и за домом занимала дорога с автомобилями. Стоянка вокруг дома, которая периодически захватывала новые территории у газонов и детской площадки. Машин становилось с каждым годом больше, а людей не прибавлялось.
Дом жил.
И ему это нравилось - жить.
Иван Макарович в трико и тельняшке курил в открытое окно на кухне, изредка поглядывая на духовку, где готовилась большая курица. Затушил папиросу, разогнал дым тяжелой ладонью.
- Вот всю жизнь меня травишь своим табачищем… - Проворчала Ольга Николаевна, перемешивая салат. - Иди уже, смотри свой парад.
- Не зуди, бабка. Давай мусор вынесу.
- О, дело! Сходи, Вань. А то уже через край. Бабка… Нашел бабку! - Рассмеялась она.
- Ох ты, молодуха! Три внука, а она все молодится.
Ольга Николаевна подала мужу ведро. Тот крякнул, поставил его на пол, вынул мешок, завязал узлом. Ведро подвинул ногой к мойке.
- И не ворчи. Мураши скоро будут?
- Леночка обещала к трем.
- А Саня?
- Саня, Саня, - проворчала Ольга Николаевна, - не помню я. Вроде в четыре. Да один ляд опоздает. Раздолбай…
Дверь подъезда скрипнула жалобно и тонко. На улице радостно, тепло и празднично. Со стороны площади слышна музыка. «Прощание славянки».
Иван Макарович с трех метров закинул пакет в контейнер, улыбнулся:
- Могу еще. - И сел на скамейку около подъезда. Закурил. В окне бабка грозила пальцем. Иван Макарович погрозил в ответ. Жена, высунулась в окно, шикнула:
- Хватит курить, иди, на стол собирать будем.
Дед кивнул, откинулся на спинку и посмотрел наверх. Солнце, птицы поют, солнышко щекотит глаза сквозь листву карагачей тонкими лучами. Май. Весна. День победы.
- Вань! - Крикнула из глубины кухни Ольга Николаевна. - Виссарионыча принести?
- Я сам! - Гаркнул дед, бросил окурок в урну, встал, потянулся, и вошел в подъезд.
Со своего письменного стола он взял бюстик Сталина, и поставил его на угол буфета в зале.
- С праздником, товарищ Сталин, - прошептал он. - Оль, я стол раскладываю! Неси скатерть!
- Сейчас, погоди, курицу достаю.
Зазвонил телефон. Иван Макарович ткнул ладонью старую столешницу «книжки». Нормально. Достал из кармана трико телефон.
- Алло, Сань. Когда будете?
- Пап, не получится сегодня. Давай потом как-нибудь посидим.
- Что случилось, Сань?
- На работу вызвали. Петрович нажрался опять.
Иван Макарович, крякнул, потер аккуратно подстриженные усы, тихо ответил:
- Черенок от лопаты вашему Петровичу в сраку… А Настена с мелкими приедет?
- Ну ты ж знаешь, пап.
- Ясно. Она без тебя никуда. Ну, может и правильно. Да, правильно. Ладно, сынок. Аккуратней там. Давай, после смены забегай. Обязательно.
- Хорошо. Я сегодня до двух, завтра отосплюсь, и часам к пяти приедем. Степка тебе картину нарисовал. Большую. На весь ватман. А у Катьки второй зуб вылез.
Иван Макарович довольно рассмеялся:
- Молодец, пацан! Добро, сын, ждем вас завтра.
- С праздником, пап! Маму поцелуй.
- Лады. Ленка с Егором приедут скоро.
- Я в курсе, только что созванивались.
- Ну, хорошо.
Иван Макарович отключил телефон, сунул в карман, присел на диван.
- Вань, кто звонил?
- Саня.
- И что?
- На работу вызвали. Завтра приедут.
Ольга Николаевна всплеснула руками:
- Как всегда! Я так и знала! И ладно! Привыкать что-ли…
- Ольга!
- А что Ольга?
- Мать, хватит!
- Хватит, хватит… Оболтусы, что он, что ты… - Заворчала Ольга Николаевна, вытирая полотенцем руки. - Иди, салаты забирай.
Лена с Егором приехали точно в три часа, и встречены были вопросом, полным недоумения:
- А Славик где?
- Мама Егор забрала на дачу. Очень просила. Пусть на природе побегает.
Ольга Николаевна пожала плечами.
- Ну, ма-а-а-ам!
- Все нормально. Но на выходные я его у вас конфискую. И не обсуждается.
Егор и Лена закивали.
- Мыть руки и за стол, - сказал Иван Макарович. - Водка стынет.
Ольга Николаевна засмеялась:
- Курица стынет! А водка у тебя на столе уже полчаса греется, дед!
Дед махнул рукой:
- Да ну тебя, женщина. Пойду пока переоденусь. Горчицу поставь на стол.
Иван Макарович ушел в свой кабинет, прикрыв дверь…
… После трех тостов за Победу, за погибших, за товарища Сталина, Иван Макарович крякнул и сказал, кивая на Егора:
- Ну, зятек, пойдем покурим, что ль.
- Недолго, только, а то как всегда, зацепитесь за политику и полчаса напролет, пока не прикрикнешь. - Вставила Ольга Николаевна. - Лен, пойдем голубцы выложим.
Иван Макарович прикурил папиросу.
- Иван Макарыч, как вы эту дрянь курите? - Поморщился Егор.
- Много ты понимаешь…дрянь. Да в этой дряни хоть табак есть, не то что в ваших сосках, одна химия.
- Ладно, ладно, - махнул рукой Егор, присел рядом на лавочку.
- Гош, - спросил Иван Макарович, - как у Ленки на работе?
Егор пожал плечами.
- Все хорошо. На удаленку перевели. Сидит, через интернет детей учит. И проще, вроде, и как-то непривычно для нее. Психует.
Иван Макарович покивал головой:
- Сраная пандемия. Вот не верю я в нее. Есть тут какой-то подвох.
- Я тоже так думаю.
- А у тебя как?
- Да мне-то что будет? Машины ломаются каждый день. Чиним. Хоть официально, хоть нет. Все равно клиент идет. Поставил управлять паренька смышленого. Сам только оргвопросами занимаюсь. Ну, и контроль. Без него как?
Иван Макарович затушил об асфальт папиросу, бросил окурок в урну.
- Пойдем, Гош, пока девки наши не заныли. Санька-то давно у вас был?
- Дня три назад, всем семейством приезжали. На дачу ездили.
- Как у него? Нормально? А то мы не особо общаемся.
- Да все хорошо. Николаевна еще лютует?
- Лютует… Ладно, пошли. - Иван Макарович открыл скрипучую дверь подъезда.
Ольга Николаевна обзвонила всех своих подружек, знакомых, всех поздравила с праздником, потом сбегала к соседям, угостила выпечкой.
- Оля! Да присядь ты уже! Суета моя!
- Все, все. Я тут. Как голубчики, мальчики?
- Нашла мальчиков, - буркнул Иван Макарович. - Нормальные голубчики. Как всегда. Лучше всех.
Ольга Николаевна довольно кивнула, потом удивленно посмотрела на мужу, который налил три рюмки водки, поставил их перед собой, и одну за одной выпил.
- Ты чего, Вань…
- Нормально все, - он коротко махнул ладонью в сторону жены. - Есть кое-что сказать…
Все притихли. Иван Макарович внимательно посмотрел на дочь, на жену, скользнул взглядом по зятю. Потом положил локти на стол, облокотился грудью.
- Значит так, дети мои, есть у меня к вам вопрос.
Лена с Егором выжидающе смотрели него.
- Я тут подумал и решил. Саньке совсем туго с Настей и двумя ребятишками в съемной квартирке… Да и что это за квартира. Конура однокомнатная… Короче. Я продаю дачу, покупаю нам с матерью двушку, думаю хватит. Не хватит, гараж продам. А эту квартиру отдаю Саньке. Пусть внуки растут в большой трехкомнатной квартире. Вопрос такой, есть у вас какие возражения?
У Ольги Николаевны медленно округлились глаза. Рна хотела что-то сказать, но не смогла, лишь открывала рот, как рыба. Лена отрицательно закрутила головой:
- Нет, пап, никаких возражений. Я даже рада. Да и я тут при чем? У меня все есть, и квартира, и дача, все есть… А Саньке надо. Вот прям по горло. Да, Егор?
- Да я вообще только за, - проговорил Егор, и кивнул.
У Ольги Николаевны прорезался голос:
- Он решил! Ишь ты, генерал какой! Решил он! А меня кто спросил?!
- Цыц мать! - Рявкнул Иван Макарович. - Не устраивай балаган. Я решил, и точка.
- Да вы посмотрите на него! А вы чего? Лена! Ты-то что под его дудку поешь? Не видишь, чокнулся старый!
- Мама, он говорит правильно…
- Да ты что, доча!Он уже одну квартиру пропил! Или проиграл, черт его знает. Ты всю жизнь училась, работала, ночами не спала, чтобы человеком стать,а этот! В милицию пошел! Тоже мне работа! Ходит, людей обирает, знаю я эту милицию!..
- Полицию, - поправил Иван Макарович. - Сечас, Оленька, у нас полиция.
- Да хоть жандармерия! Все равно!
- Мать, успокойся. - Недобрым тоном посоветовал Иван Макарович.
- Не успокаивай меня! Я знаю, что говорю! Где бабушкина квартира? Нету! И словом не обмолвился, куда дел! И с этой будет то же самое!..
- Мама, хватит уже…
- Ты мне доча, рот не затыкай! Я твоего братца как облупленного знаю, получше тебя!
- Мама!
- Что « мама»??
- Ты не права.
- И в чем я не права? Ну вот в чем?
Лена опустила голову, облокотившись на стол локтями, обняла затылок. Егор, подняв брови смотрел то на тещу, то не жену. Иван Макарович, откинулся на спинку стула и поглаживая пальцем усы, изучал узор на скатерти. Потом тихо спросил:
- Прооралась?
Ольга Николаевна резко повернулась к нему, хлопнула ладонью о стол, ответила:
- Прооралась. Но согласие не дам. Пусть сам заработает. И вернет все до копейки за квартиру моей матери. Это мое последние слово.
Она встала и ушла на кухню.
Лена медленно подняла голову, посмотрела на отца мокрыми глазами.
- Ну, что ты на меня смотришь. Я долго молчал, доча, теперь ты все быстро расскажешь. Сама видишь, во что вылилось наше молчание. - Он глянул на Егора. - Гош, если тягостно, иди покури. Тут семейная бомба сейчас рванет.
Егор обиженно сморщился:
- Я что, не семья? Рванет, вместе ошметками по стенам…
Иван Макарович одобрительно кивнул. Егор положил руку на колено жене, чуть сжал.
Ольга Николаевна вернулась из кухни, поставила на сто блюда с жареной рыбой, села на свое место. Молча. Ни слова. Ни одной эмоции на лице.
- Мам…
Ольга Николаевна отпила глоток компота.
- Мам, просто выслушай, пожалуйста. Хорошо? Я очень виновата перед тобой, перед Саней. Правда. Тебе лучше знать.
Ольга Николаевна поставила стакан на стол, посмотрела на дочь, подперев ладонью щеку:
- Ну, доченька, давай, начинай защищать своего братца. А я послушаю. Перебивать не стану. Что ты еще там новенького выдумала, чтобы выгородить этого засранца. Говори.
Лена налила себе полный бокал вина, выпила, выдохнула.
- Ты помнишь, я училась в Новосибирске?
- Конечно! Ты училась, а он тут неизвестно чем занимался…
- Мама, все не так, все совсем не так. Я уехала в Новосибирск, поступила, отучилась полгода. Потом стала пропускать, просто забивать на учебу.
Ольга Николаевна подняла брови.
- Я кололась, мам. Тяжелыми. У меня был передоз. Откачали…
Ольга Николаевна побледнела, схватила за руку мужа:
- Вань, что она несет? Она не в своем уме. Что за бред?
Иван Макарович, похлопал ее по плечу:
- Слушай, Оля, слушай. Она говорит, то, что было. Давай водочки?
Ольга николаевна кивнула, выпила подряд две рюмки, уставилась на дочь, процедила:
- Не ври. Вот так взяла и начала колоться. Вот просто потому, что чужой город, свобода, и некому присмотреть…
- Я уже тут, до Новосиба, полтора года, где-то, сидела на таблетках.
- Каких таблетках, Лена?
- Нет, не на лекарствах. Тоже наркота, но в таблетках. Как тебе объяснить? Она полегче просто, при желании можно скрыть, что употребляешь. Ну, не суть. Когда я в больнице очнулась, не важно почему, я позвонила Саньке. Он просто спросил меня, мол, все, край? Потом приехал. В тот же день. Забрал меня из больницы, ну, и там началось. Полный винигрет. Он стал разгребать все мое дерьмо. Мент, слава богу, он знал, что делать. Задержаться пришлось ему на две недели. На работе ему что-то там суровое сделали. Не знаю, выговор строгий, чтоли, в общем чуть не уволили, что он не выходил на службу. Он это все по телефону решал. От меня не отходил. А меня ломало жутко. И долгов у меня было столько… Тебе лучше не знать…
Ольга Николаевна вцепилась в руку Ивана, и смотрела огромными глазами на дочь.
- За это время он устроил меня через своих знакомых в клинику, разобрался с долгами, договорился в универе об академе. Сделал все. Все, что мог, мама. А на все это нужны были деньги. К вам он не пошел бы. Он продал бабушкину квартиру. Пока он со мной возился, все сделала Настена. Она и квартиру продавала, и съемное жилье искала, и переезжала, Санькины сослуживцы помогали во всем, ну и. Это я сука, мама, а Не Саня. Я. Прости меня. Прости, пожалуйста.
- А ты… - спросила Ольга Николаевна, дернув мужа за рукав.
Иван Макарович, приобнял за плечи жену сказал на ухо:
- Да я об этом узнал спустя года три. Ленка рассказала. Тебе не говорили, Оль. Ну… Сердце тебе дробить? Ленка для тебя свет в оконце. Ну, сама понимаешь… - Повернулся, махнул рукой. - Егор, пошли подышим.
Егор молча встал, вышел в прихожую, обулся, хлопнул дверью. Иван Макарович за ним.
Солнце ушло. Стало свежо. Мужчины молча курили. Из подъезда вышла Лена, подала пиджак Егору.
- Все, мама сказала, праздник окончен.
Она поцеловала отца, обняла, и шепнула на ухо:
- Спасибо, папа. Я хоть могу дышать.
Иван Макарович погладил дочь по голове.
- Ладно, езжайте.
Иван Макарович выкурил еще одну папиросу, потом полчаса сидел на лавке,наблюдая, как гаснет небесный свет, как темнеют кусты и деревья, как зажигается свет в окнах дома напротив, как комары начинают жужжать над ухом. Май. Бушует весна. Во всех своих проявлениях.
Иван Макарович выкурил еще пару папирос.Дома уже давно погас свет.
Когда он вошел в квартиру, там стояла тишина. Стол убран, посуда вымыта, полный порядок. И тишина. Он тихонько приоткрыл дверь спальной. Жена спит. Мерно дышит. Ночник горит, окно открыто. Вяло шевелится тюль. Иван Макарович аккуратно прикрыл дверь, прошел на кухню, открыл окно, взял бутылку коньяка, сорвал пробку.
Он полночи сидел на стуле перед подоконником, пил, курил, смотрел в тьму ночи и думал. Думал и вспоминал. Проносились многие события из их жизни. Хорошие, плохие, они летели, как пейзажи за окном поезда, иногда останавливались, как на полустанке, и тогда старик их рассматривал внимательно, тщательно изучая каждую мелочь. Но в основном - летели, неслись, мелькали…
…Ивана разбудил телефонный звонок. Он, еще совсем не трезвый, десяток секунд ориентировался в пространстве и времени, потом взял сотовый с подоконника, ответил:
- Да, сын, что случилось?
- Все хорошо, пап. Мама звонила…
- А сейча сколько времени?
- Половина пятого, пап.
- Вот блять, уснул на стуле на кухне…
- Бывает, - усмехнулся Санька. - Что у вас произошло?
- Да ничего, Сань, поспорили о методах Макаренко и Сухомлинского. А что?
Санька хмыкнул:
- Да ничего. Плакала, просила прощения за что-то, я так и не понял. Сказала, что всех нас любит и обязательно ждет сегодня в гости.
Иван Макарович улыбнулся.
- Ты чего молчишь, пап?
- Все хорошо, сынок. Ждем тебя. Сегодня же будете?
- Да, все в силе.
- Ну, все, сын, ждем. Давай, пока.
Сын положил трубку.
Сзади послышался голос:
- Ты чего, старый, сидя спишь? Спина-то не казенная… Хоть бы закусывал, ирод, наготовлено на роту.
Ольга Николаевна, в белой ночной рубашке, подошла к окну, обняла мужа, поцеловала в затылок:
- Иди спать уже. Завтра надо до Саньки успеть в недвижимость…
Иван Макарович кивнул.
- Вань, налей-ка мне коньячку. И пошли спать…