Дом, где сердце

Светлячки

Глава 1

Городок Сан-Эллис был именно таким, о каком мечтаешь долгими холодными зимними вечерами за чашкой горячего чая, разглядывая морозные узоры на окне.

Маленький, прижавшийся к морю, с узкими уютными улочками, вымощенными светлым камнем, и домиками, окрашенными в пастельные тона. Будто кто-то разлил по склону холма ваниль, лаванду и морскую пену. Воздух пах солью, жасмином и чем-то сладковатым. То ли выпечкой из местной кондитерской, то ли самим счастьем, растаявшим от тепла южного солнца.

Я уже неделю гуляла по этим улочкам, словно погружаясь в сказку с каждым шагом, как будто училась дышать заново. Дышать медленно, смотреть на небо и не торопиться.

Перелет, правда, выдался не из легких. Почти одиннадцать часов в салоне эйрбаса, один за другим, хоть и без пересадок, доконают кого угодно. Да еще сосед, который три часа подряд читал вслух хоррор-роман о маньяке из средневековья своей жене. В целом история была даже интересной, но… чтецу бы дикцию не помешало потренировать.

Я сидела, закрыв глаза, и мысленно водила пальцем по страницам, представляя, как бы я пересказала этот сюжет детишкам в «Светлячке» - обязательно смягчила бы поведение монстра, добавила бы ему каких-то человечных черт, может быть, сострадание к животным, рассказала, что такое порой случается с людьми из-за проблем с самооценкой.

Но все это теперь казалось далеким, как школьный звонок из детства. Сан-Эллис стер усталость, будто карандашную надпись ластиком. Воспоминания о доме – о дежурствах, расписаниях, бесконечных собраниях – отступили на задний план.

Вместо них теперь были утренние прогулки вдоль набережной, экскурсия в старинную оливковую рощу, где деревья были старше любого из присутствующих, и вчерашний визит в горную деревушку. Где старушка в смешном головном уборе, почему-то напомнившем мне русские кокошники, угощала всех приезжих домашним вином.

А задержав на мне взгляд, пожилая женщина сказала что-то на местном языке, что черноволосая девушка экскурсовод перевела примерно как «Твое сердце хорошее, дочка. Боги это видят».

Я не задумывалась, верила ли я в каких-то богов, но в этот момент, захотела, чтобы они действительно существовали. И верили в людей, как мы верим в своих детей.

А потом я стала вспоминать свою жизнь. Себя.

Не ту женщину, что сидит сейчас с коктейлем у моря, в сандалиях на босу ногу, с седыми прядями, что растрепал легкий ветерок и чувством легкого недоверия к собственному счастью. Я даже про свой возраст здесь почти забыла, а ведь сорок шесть лет, это вам не восемнадцать, к сожалению.

А ту, что каждое утро на протяжении уже почти двадцати пяти лет проходила по длинному коридору детского дома «Светлячок», с чашкой чая в руке, горстью леденцов в кармане и искренней улыбкой. Которая была для меня не броней, а способом подарить хотя бы немного тепла моим детям.

Я – воспитатель. Я никогда не была мамой. Не была женой. Никто не звал «мама» за пределами стен этого детдома. Но сколько раз я слышала как детский голосок, то робкий, то звонкий, то с надеждой произносит: «Мама-Надя, можно я у Вас посижу?» - я чувствовала, что это и есть мое. Мой смысл. Мой свет.

Для кого-то эти дети – просто брошенные. Оказавшиеся ненужными. Проблемы, которые не получилось решить. Для меня же они всегда были светлячками. Крошечными огоньками в темноте, которые просто ждут, чтобы их увидели. Заметили. И позволили светить. А я их видела. Каждого.

У меня нет своих детей. И мужа тоже никогда не было. Иногда, особенно в тихие вечера, когда за окном шел дождь, я спрашивала себя: «А что, если бы?..»

Но потом приходил кто-нибудь из моих деток. Малышка Вика с синяком на плече, и глазами полными праведного негодования. Или озорник Саша, который не разговаривал первые три года, только настороженно смотрел по сторонам, как будто изучал мир, прежде чем по-настоящему войти в него.

И я понимала: нет. Не жалею.

Ну, может, совсем чуть-чуть. Но не жалею по-настоящему. Жизнь не переиграешь. Да и зачем? У меня есть смысл.

Многим моим выпускникам уже за тридцать. Многие сами стали родителями. Ни один не бросил своего ребенка. Ни один. Каждый из них, когда держал на руках свое дитя, вспоминал, наверное, как я держала их.

Как мы вместе учились понимать друг друга. Что за упрямством порой стоит страх. За грубостью скрывается боль. За молчанием прячется немой крик, мольба о помощи.

И они не забывают меня. Звонят. Приезжают. Привозят домашнее варенье, конфеты. Иногда присылают фотографии, как будто хотят сказать: «Вы видели меня ребенком. А теперь посмотрите – кем я смог стать».

Однажды прислали билеты на премьеру мюзикла.

- Это мой первый спектакль, - взволновано говорила Марина по телефону. – Я стала актрисой. А в первом акте – сцена, где девочка-героиня поет колыбельную своей кукле. Это… - ее голос чуть дрогнул. – Я посвящаю ее Вам.

Я плакала на премьере. Не от грусти. От счастья. Моя Маришка. Моя солнечная рыженькая девочка смогла воплотить свою мечту.

А эта поездка… Она тоже была подарком от одного из воспитанников.

От Гриши. То есть теперь то Григория Атаева. Того самого тихого мальчика с длинной светлой челкой, которая всегда падала на глаза, закрывая половину лица, будто он боялся, что кто-то слишком внимательно будет на него смотреть.

Песок, пузырьки и тишина

Глава 2

Сейчас я сидела в тени легкого тента у кафе «ola tras ola»*. Песок под ногами был теплым, очень тонким, почти белого цвета. Я сняла с усталых ног сандалии еще у самой кромки воды и с тех пор не спешила их надевать обратно. Пусть и пальцы ног впитывают солнце, как губка.

Вдруг пригодится зимой, когда снова буду стоять у окна в «Светлячке» и смотреть, как дети лепят снеговика под присмотром Галины Анатольевны? Второго нашего воспитателя, тоже радеющего за детей всей душой.

Коктейль передо мной – «Малиновый бриз» - играл пузырьками. Они были такие легкие и звонкие, как детский смех. Я сделала глоток. Приятная прохлада прокатилась по языку, терпкая сладость малины, легкая кислинка лимона, и что-то невыразимое, что напоминало запах дождя перед грозой. Я закрыла глаза.

Вот оно счастье. Тишина. Отдых. Когда можно просто быть самой собой.

- Синьора? – раздался голос рядом, вырывая меня из потока нахлынувших воспоминаний. – Желаете еще один коктейль? Мы готовим его с малиной из собственного сада.

Я подняла глаза. Передо мной стоял молодой парнишка официант, с черными, как южная ночь глазами, в белой рубашке, с блокнотом. Весь собранный, подтянутый, будто готов к бою. Он был вежлив почти до болезненности, словно опасался, что я вдруг решу, что он слишком навязчив.

- Нет, спасибо, - ответила я, открывая глаза и улыбаясь. – Этот еще не закончился. А я никогда не бросаю еду или напитки. Это неуважение к труду повара. Или бармена. Или, твоему, кстати тоже.

Парнишка замер на секунду. Потом улыбнулся – искренне, широко и открыто.

- Спасибо, синьора. Я… я передам Ваши слова бармену.

- Передай, обязательно, - кивнула я. – И скажи, что очень вкусно.

Он ушел, прижимая блокнот к груди, будто это был диплом. Ох, опять я принялась за свое… Не могу просто молчать. Привычка педагога. Обязательно нужно кого-то похвалить, подбодрить, вдохновить. Даже в отпуске.

Я бросила взгляд на пляж и морскую гладь. Вода была прозрачная, как стекло, и в ней купались люди. Кто-то плескался или играл большим надувным мячом, задорно смеялись дети и подростки. Кто-то просто расслаблено лежал на спине, прикрыв глаза.

Я вдруг почувствовала… Не тревогу, нет. А легкое, теплое притяжение. Как будто море нашептывало именно мне: подойди ближе, подержи меня в руках.

Я допила свой коктейль, не спеша, не хотелось расставаться с веселящими пузырьками и малиновым послевкусием на языке. Встала, чуть потянувшись и сбрасывая накопившуюся скованность в суставах. Ухватила сандалии за свободно болтающиеся завязки, а легкий яркий платок накинула на плечи, чтобы не сгорели.

Путь к выходу с террасы кафе лежал через застекленную витрину со сладостями. Наверное, так было сделано для привлечения большего количества клиентов.

Я тоже засмотрелась на ее содержимое. Десерты, что лежали там, действительно, были весьма разнообразными и выглядели аппетитно. Тут были и маффины в бумажных формочках, и пирожные с кремом, и мини-тарты с ягодами, блестящими, как драгоценные камни.

Стекло отражало и меня. Не четко, как зеркало, а мягко, будто это была не совсем настоящая я, а воспоминание, кем я была. Я посмотрела на себя.

За неделю на курорте я загорела. Лицо чуть потемнело, особенно на скулах, будто солнце решило подчеркнуть черты, и выделить детали. Стройной фигурой я, увы, похвастаться никогда не могла. Умеренно полноватая. Как и должна быть у женщины, которая любит пироги, и с удовольствием печет их в большом количестве. А также чай с медом и теплые объятия.

Карие глаза – теплые, с сеточкой морщинок у внешних уголков. Это были следы улыбок. Тысяч улыбок.

А в волосах уже виднелась седина. Сейчас мне показалась, что она выглядела совсем как сахарная посыпка. Особенно у висков – две серебряные пряди, будто кто-то аккуратно присыпал меня сверху, как маффин с ванилью. Старостина Надежда Сергеевна – особый выпуск, с начинкой из терпения и глазурью из доброты и понимания.

Я улыбнулась своему отражению.

- Ну что, подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя** - прошептала я, вспоминая слова классика. – Ты выглядишь как десерт, который подают к чаю гостям. Уютный. Немного расплывшийся. Но домашний, уютный. Теплый и настоящий.

И вдруг я подумала. Нет, скорее ощутила, что я и правда устала. Не физически. А по-другому. Как будто двадцать пять лет подряд держала на руках чужую боль, и вот теперь, наконец, можно отпустить ее. Расслабить хватку. Хоть ненадолго.

Я перевела взгляд с витрины на море.

Оно лежало передо мной, спокойное, лазурного оттенка, с легкой дрожью на поверхности, будто дышало. Небо еще не начало менять цвет, но уже чувствовалось, что вечер близко.

Воздух стал мягче. Ушла полуденная знойность. Не зря все-таки в этих местах принята послеобеденная сиеста, действительно помогает избежать опасной жары и восстановить силы.

Помнится, Римляне называли такой отдых «шестой час». Даже современная медицина подтверждает пользу короткого сна для повышения продуктивности и снятия стресса, особенно после сытного обеда.

Госпожа Надин

Глава 3

Госпожа Надин

Я вынырнула из воды резко, с хриплым вдохом, будто вырвалась из сна, в котором не могла дышать. Вода хлестнула по лицу, в ушах звенело, сердце билось так, будто пыталось выбраться из груди наружу. Я заработала руками, чтобы удержаться на поверхности, и замерла тяжело дыша.

- Кха… кха.. – то ли кашляла, то ли выдыхала я, стараясь успокоиться. – Все… все нормально. Просто слишком глубоко нырнула. Очень глубоко.

Но когда я подняла голову и огляделась – поняла, что это был не тот берег.

Пляж остался на месте. И то же время… нет. От него осталась только узкая полоска светлого песка, но она будто сжалась, стала меньше, аккуратнее, как будто ее подстригли как траву. А по краю выступали сероватые камни, выложенные в виде лестницы, ведущей вверх, к зеленому склону, где виднелись кусты с фиолетовыми цветами и арка из живой изгороди.

Лестница.

Откуда она тут взялась?

Я точно помнила, что здесь не было ничего подобного. Ничего такого, кроме песка, деревянных шезлонгов, да нескольких пальм в отдалении.

На берегу суетились люди. Две девушки в длинных платьях и с легкими шарфиками на шее. И один мужчина в камзоле с большими золотыми пуговицами. Они бегали туда-сюда, оглядывали воду, переговаривались.

До меня доносились обрывки разговора, но слов я разобрать не могла. Слишком шумела вода в ушах, слишком быстро стучало сердце. Только одно имя повторялось снова и снова:

- … Надин… - слышала я издалека. – Госпожа Надин… Где же она?

И вдруг одна из девушек, в белом чепчике и светло-сером платье, резко обернулась. Увидела меня. Ее лицо мгновенно расцвело.

- Госпожа Надин! – закричала она, подпрыгивая от радости. – Вот она! Вот она!

Другие тоже обернулись. Их лица – сначала напряженные – тут же разгладились, как будто с них сняли тяжелый груз.

- Слава звездам! – воскликнул мужчина в строгом камзоле. – Мы уже начали волноваться, что с Вами что-то случилось!

Я посмотрела на собравшихся людей. На их улыбки. На их облегчение. И вдруг осознала, что они говорят обо мне. Это меня та миловидная девушка назвала «госпожа Надин».

Я не успела, как следует, додумать эту мысль, потому что почувствовала, что с моей одеждой что-то не так.

Я опустила глаза.

Вместо привычного черно-белого купальника, который я так придирчиво выбирала перед поездкой – не слишком откровенный, но и не мешковатый, чтобы не выглядеть старомодно – на мне была короткая туника до середины бедра.

Легкая, но совсем непрозрачная, с вышивкой из серебристых нитей, будто сотканная из лунного света. Ткань прилипла к мокрой коже, но, странно, совсем не тянула меня вниз, не топила, как будто не имела собственного веса.

Я машинально провела рукой по голове. Волосы были убраны в гладкий низкий пучок, перевитый тонкой лентой, который выдержал даже плавание и не растрепался. Но он показался мне слишком тяжелым. Ну да ладно, наверно, просто волосы набрали воды, - подумала я. Вот распущу, высушу, и будет нормально.

- Госпожа Надин! – снова закричала девушка, уже проворно спускаясь к воде. - Давайте, я помогу Вам!

- Нет-нет, - поспешно ответила я, приподнимая над водой руку. – Все в порядке. Я сама.

Я не хотела, чтобы кто-то бросился меня спасать. Не потому что мне было страшно. Я потому что, я не хотела зря беспокоить этих людей. Ведь я чувствовала, что со мной и правда все было в порядке.

И, странное дело, когда я доплыла до берега, то даже не запыхалась. Ни капли. Сердце билось ровно. Руки не дрожали. Наоборот – я чувствовала легкость, как будто после долгого сна или чашки тонизирующего чая, тра́вы для которого мы с ребятами собирали все лето, а осенью заваривали на всех в огромном пузатом чайнике, и пили тоже все вместе, чтобы не свалиться от простуды.

«Удивительно, - подумала я. – Наверное, это адреналин. Или стресс так действует. Все-таки не каждый день такие приключения со мной происходят».

Я выбралась на серый прибрежный камень и слегка пошатнулась. Не от усталости, а скорее от ощущения, что земля подо мной слишком твердая, непривычная. Но тут же пришла в себя.

Не успела я оглядеться как следует, как ко мне уже бросилась одна из девушек. Не та, что заметила меня первой, а другая, в таком же белом чепчике, но со светло-русыми волосами, собранными в косу.

- О, госпожа! – воскликнула она, распахивая пушистый меховой плед, теплый, как объятия. – Вы же простудитесь!

И, прежде чем я успела что-то возразить или хотя бы спросить, в чем дело, закутала меня, как ребенка только что искупавшегося в снегу.

Плед был невероятно мягкий. И пах чем-то домашним – шалфеем, дымком, детством.

- Спасибо, - произнесла я, стараясь говорить ровно. – Вы очень добры. А как Вас зовут? Простите… я, кажется, немного запамятовала.

Если девушка и удивилась моей внезапной забывчивости, то виду не показала. Только улыбнулась, как будто с ее госпожой такое бывает каждый день.