Дом, который помнит

Глава 1 Переезд

Саша сидела на заднем сиденье старенькой «Тойоты» и смотрела в окно. Дорога петляла между лесом и полями, и чем дальше машина уходила от города, тем сильнее у нее сжималось сердце. Она не любила эту дорогу. Впрочем, она не любила саму идею переезда.

— Пап, давай вернёмся, — в который раз сказала она, прижимаясь к спинке сиденья. — У меня плохое предчувствие.

Отец, Матвей, бросил на нее быстрый взгляд в зеркало заднего вида и улыбнулся, как будто хотел разрядить атмосферу.

— Саша, мы уже всё решили. В старом доме жить нельзя, ты же знаешь. Там трубу прорвало, весь подвал затопило, стены мокрые. Мы бы просто не вытянули ремонт.

— Но мне всё равно кажется, что нам туда не нужно, — упрямо повторила девочка. — Этот новый дом... Он какой-то неправильный.

Ирина, мать, сидевшая рядом с мужем, устало вздохнула.

— Саш, ты даже его не видела. Мы нашли его по объявлению, там хороший ремонт, недорого. Нам сейчас нужно именно это. Я понимаю, ты переживаешь, но иногда нужно просто довериться.

Саша нахмурилась. Она не могла объяснить родителям, что всё дело в её ощущениях. Она и сама не знала, откуда они берутся. Иногда она просто чувствовала — будто воздух вокруг начинал давить, будто невидимая сила предупреждала ее об опасности. Так было и сейчас. С того самого момента, как папа сообщил, что они переедут в старый дом на окраине, ей стало тревожно.

Она помнила, как стояла тогда на кухне в старой квартире, слушала голоса родителей и чувствовала то же самое липкое, тревожное предчувствие. Никто из них не обращал внимания на ее слова. Они говорили про финансы, про то, что нужно жить в более просторном месте, про то, что новый дом — это шанс начать всё заново. Но для Саши это звучало как приговор.

— Он будет страшный, я знаю, — шептала она тогда сама себе.

Теперь, сидя в машине, она старалась не смотреть на дорогу, но взгляд сам натыкался на мрачные сосны, растущие вдоль обочины. Они казались слишком старыми и слишком неподвижными, словно тени.

Машина подпрыгнула на кочке, и девочка вздрогнула.

— Осталось недолго, — бодро сказал Матвей. — Еще километров десять.

— Я не хочу, — повторила Саша, но теперь уже тише.

Никто не ответил. Мама смотрела в окно, отец был сосредоточен на дороге.

Саша всегда чувствовала больше, чем остальные. Иногда она знала, что человек злой, еще до того, как он заговорит. Иногда могла угадать, что сейчас что-то произойдет — звонок, ссора, плохая новость. Мама называла это «богатым воображением», папа — «интуицией». Но сама Саша чувствовала, что это не просто так.

И вот сейчас эта интуиция кричала ей: «Стой. Не едь туда. Развернись!» Но машина неслась вперед, и ничего нельзя было изменить.

Через полчаса они свернули с трассы на узкую дорогу, ведущую вглубь деревни. Дома здесь были редкими и казались заброшенными. Крыши провалились, окна заколочены, краска облупилась.

— Здесь люди вообще живут? — удивилась Ирина, но голос у нее дрогнул.

— Конечно, — ответил Матвей, хотя сам звучал неуверенно. — Просто часть деревни пустует. Наш дом в конце улицы, там и ремонт свежий, и участок хороший.

Саша сжала руки в кулаки. Чем ближе они подъезжали, тем тяжелее становилось дышать. Ей казалось, что воздух густеет, как сироп, и липнет к коже.

И вот наконец впереди показался дом.

Он стоял чуть в стороне от дороги, за высоким ржавым забором. Большой, двухэтажный, с чердаком и крутой крышей. Снаружи он выглядел так, будто вот-вот рассыплется: стены серые, местами облупившаяся штукатурка, крыльцо перекосилось. Окна напоминали пустые глазницы, в которых отражался только тусклый свет заходящего солнца.

— Ну вот мы и дома, — бодро сказал Матвей, хотя голос его прозвучал глухо.

— Красота, — пробормотала Ирина, но Саша уловила в ее словах иронию.

Девочка не сказала ничего. Она только смотрела на дом, и сердце у нее падало всё ниже. Что-то в нем было неправильным. Не то чтобы страшным... скорее чужим. Будто он не ждал их, а наоборот — отталкивал.

Но стоило открыть дверь, как всё изменилось. Внутри дом был совершенно другим. Новый ламинат блестел, обои светлые, свежие. Просторная гостиная, аккуратная кухня. В спальнях пахло деревом, а не сыростью.

— Видишь? — сказала Ирина, повернувшись к дочери. — Тут совсем неплохо.

Саша молчала. Она знала: внешний облик никогда не врет. Снаружи дом был мертвым, каким бы свежим он ни был внутри.

Вещи заносили долго. Матвей ругался на коробки, Ирина раскладывала посуду. Саша сначала помогала, но вскоре устала и села на ступеньки у крыльца. Солнце клонилось к закату, небо розовело. Деревня казалась пустой. Ни собак, ни людей. Только редкие скрипы и тихий шорох ветра.

И вдруг Саше показалось, что кто-то смотрит на нее из окна второго этажа. Она резко подняла голову. За стеклом мелькнула тень — или, может, ей показалось.

Сердце застучало быстрее.

— Мам, там кто-то есть! — закричала она.

Ирина вышла на крыльцо, посмотрела вверх.

— Саша, там никого нет. Ты, наверное, устала.

— Но я видела! — девочка почти плакала. — Там кто-то двигался!

Мама нахмурилась, но все равно отмахнулась:

— Тебе показалось. Пойдём ужинать.

Саша сжала губы и ничего не ответила. Но внутри она знала: ей не показалось. Дом не был пустым.

Саша сидела на кровати в новой комнате. Комната была просторная, с большим окном, которое выходило прямо на улицу. На стенах — светлые обои с нежным узором, шкаф, стол и аккуратная кровать с чистым бельём. Всё выглядело так, словно здесь давно ждали жильцов.

Но девочка не могла отделаться от чувства, что это всё обман. Слишком уж идеально. Слишком «правильно», будто нарочно, чтобы замаскировать что-то.

Она встала и подошла к окну. Двор был пуст. Забор отбрасывал длинные тени, и эти тени странно извивались, будто шевелились. Саша прижала лоб к холодному стеклу и задержала дыхание. И вдруг ей показалось, что на краю участка, прямо у ржавых ворот, стоит чья-то фигура. Тёмная, неподвижная.

Глава 2 Дом, который дышит

Утро встретило семью серым светом, пробивавшимся сквозь тяжёлые тучи. Ночь вымотала Сашу — глаза её были красные, лицо бледное, движения вялые. Она сидела за кухонным столом, медленно размешивая ложкой кашу, которую мама поставила перед ней.

— Ты даже не притронулась, — сказала Ирина, облокотившись на столешницу. Она пыталась говорить мягко, но в голосе всё равно чувствовалась усталость. — Саша, тебе нужно поесть.

— Я не хочу, — прошептала девочка, не поднимая глаз.

Матвей, который уже одевался в прихожей, заглянул в кухню. Он натягивал куртку, подбирая ключи.

— Что у нас опять? — спросил он. — Ночь плохо спала?

— Она говорит, что слышала «шёпот» и снова видела куклу, — Ирина вздохнула, бросив взгляд на мужа.

Матвей поморщился.

— Саш, хватит, — сказал он уже более жёстко. — Это всё из-за переезда. Новый дом, новая атмосфера, ты просто фантазируешь.

Девочка резко подняла голову. В её глазах мелькнуло отчаяние.

— Я не фантазирую! Она… она пришла ко мне! — Саша сжала кулачки так сильно, что костяшки побелели. — Она сказала, что я останусь здесь…

Ирина подошла, обняла дочь, пытаясь успокоить. Но та отстранилась.

— Ты всё равно мне не веришь, — тихо сказала Саша и отвернулась к окну.

Там, за мутным стеклом, в серой дымке колыхались ветви старой яблони. Казалось, будто они тянутся к дому, царапая воздух.

— Ладно, — Матвей нахмурился, сунул ключи в карман. — Я сейчас поеду в деревню. Нужно купить продукты, инструменты кое-какие. Дом всё же старый, могут быть сюрпризы. Вы пока тут… обживитесь.

Ирина кивнула, но Саша только сильнее сжала губы.

Когда дверь за отцом закрылась, тишина повисла тяжёлым грузом. Дом будто выдохнул — долгим, влажным, гулким.

Ирина занялась распаковкой коробок, пытаясь создать хоть какое-то ощущение уюта. Поставила книги на полку, разложила посуду. Всё это выглядело даже слишком упорядоченным на фоне ветхих стен и скрипящих половиц.

Саша же сидела в своей комнате и перебирала игрушки. Она всё время косилась на угол, где вчера стояла кукла. Там было пусто, но ощущение чужого присутствия никуда не делось.

Вдруг девочка заметила что-то под кроватью. Сначала подумала, что это её собственная тетрадка, но, нагнувшись, достала потрёпанный лист бумаги.

На листе был детский рисунок. Толстые чёрные линии, размазанные карандашные пятна. Изображён дом — кривой, с провалившейся крышей и огромными чёрными окнами. Перед домом — фигура, похожая на куклу.

Под рисунком кривыми буквами было выведено:

«Она живёт здесь».

Саша едва не выронила лист. Её дыхание сбилось, пальцы задрожали. Она выскочила из комнаты и понеслась вниз по лестнице.

— Мама! — закричала она. — Мам, смотри!

Ирина обернулась от коробки с книгами.

— Что там ещё?

Саша протянула рисунок. Ирина взяла его, нахмурилась.

— Наверное, кто-то из прежних жильцов оставил. Детская ерунда. — Она сложила бумагу пополам и бросила в мусорное ведро.

— Это не ерунда! — выкрикнула Саша. — Это то, что я видела! Она… она и правда здесь!

Ирина подошла к дочери, присела рядом.

— Саша, послушай. — Голос её дрожал, хотя она пыталась сохранять спокойствие. — Ты напугана. Но никакой куклы здесь нет. Это просто вещи, оставленные прежними хозяевами.

Саша стиснула зубы и оттолкнула мамину руку.

— Ты не понимаешь…

Она выбежала во двор, хлопнув дверью.

Тем временем Матвей уже ехал по извилистой дороге к центру деревни. Серое небо нависало низко, будто готово было раздавить крыши редких домов.

В маленьком магазине за прилавком сидела женщина лет пятидесяти. Она пристально посмотрела на него, когда он вошёл.

— Доброе утро, — сказал Матвей, стараясь улыбнуться. — Я тут недавно… Мы дом купили, на окраине.

Женщина подняла брови.

— На окраине? — её голос прозвучал глухо. — Тот, что с чердаком?

— Ну да. Старенький, но внутри прилично. Дёшево достался, — ответил он.

Женщина долго молчала, а потом покачала головой.

— Не каждый долго там живёт.

Матвей нахмурился.

— Это ещё почему?

Она опустила глаза, будто не хотела продолжать.

— Дом… он не всех принимает. С кем-то он говорит. С кем-то играет. А кого-то просто выталкивает.

Матвей нервно усмехнулся.

— Ну уж нет. Дом — это дом. Доски, кирпичи.

Женщина взглянула на него так, словно пожалела.

— Хотите — верьте, хотите — нет. Но я вам скажу одно: если ночью услышите смех — не идите на него. Никогда.

Матвей замер, растерянно поправил воротник куртки. Ему вдруг стало холодно, хотя магазин был тёплым.

— Спасибо за совет, — пробормотал он, оплачивая покупки.

Когда он вышел на улицу, небо окончательно потемнело.

В это время Саша сидела во дворе на старой качели. Ржавые цепи скрипели при каждом движении.

Вдруг она почувствовала, что кто-то смотрит на неё из окна чердака.

Она подняла голову.

И в полутьме увидела тёмный силуэт. Маленький, но чужой.

Сердце Саши ухнуло в пятки.

— Я знала… — прошептала она. — Ты здесь.

Матвей вернулся под вечер. Машина скрипнула тормозами на гравийном подъезде, и Саша, всё ещё сидевшая на качелях, резко вскочила. Она смотрела, как отец выгружает пакеты, но не решалась подойти.

— Ну что, мои девчонки, как тут? — бодро спросил он, переступая порог.

Ирина устало отряхнула руки от пыли — она полдня перебирала коробки.

— Обживаемся понемногу, — ответила она. — А Саша опять… ну, сама понимаешь.

— Я видел, — кивнул Матвей, глянув на дочь. — Сидит как воробей под дождём. Саша, что опять?

Девочка шагнула ближе, но голос её сорвался.

— Там… там кто-то был на чердаке. Я видела.

— Господи, да что ж ты заладила! — отец нахмурился. — Саша, я там всё осмотрел ещё вчера. Никого там нет. Просто старые балки, коробки да пыль.

— Я видела, — упрямо повторила девочка. — Маленький… силуэт.

Глава 3 Шопоты в стенах

Утро в новом доме наступило холодным и сыроватым. Казалось, даже солнце не хотело пробиваться сквозь мутные окна, завешанные паутинками трещин и налётом старости.

Саша проснулась первой. Она сидела на кровати, не мигая, и смотрела в угол комнаты. Там, где стены сходились, темнота словно не спешила рассеяться. Девочка не шевелилась, только губы её едва заметно шептали что-то, будто отвечая невидимому собеседнику.

— Саша, пойдём завтракать, — голос матери вырвал её из этого оцепенения.

Ирина стояла в дверях, усталая, с тёмными кругами под глазами. Она почти не спала ночью, после того, что произошло с куклой.

— Я… я сейчас, — ответила девочка, но взгляд её всё ещё цеплялся за пустой угол.

На кухне пахло пережаренными тостами и дешёвым кофе. Матвей сидел за столом и листал старую инструкцию к газовой плите — та постоянно щёлкала и не хотела зажигаться.

— Вот чертовщина, — пробормотал он, снова ударив по ручке. — Эта рухлядь скоро мне все нервы вытреплет.

— Может, купим новую? — робко предложила Ирина.

— Ты вообще понимаешь, сколько у нас сейчас денег? — резко оборвал он. — Мы только на сам переезд половину потратили.

Он бросил инструкцию на стол, и та со стуком упала на пол. В воздухе повисла тишина.

Ирина медленно повернулась к дочери.

— Саша, ты чего такая бледная? — спросила она, пытаясь скрыть тревогу.

— Мне не нравится этот дом, — тихо ответила девочка. — Он… он шепчет.

Матвей фыркнул.

— Опять началось. Сколько можно? Саша, хватит пугать маму!

— Я не пугаю! — неожиданно выкрикнула она, и посуда на столе дрогнула, словно от слабого толчка.

Ирина вздрогнула. Матвей нахмурился, но сделал вид, что ничего не заметил.

— У детей богатое воображение, — пробурчал он.

Проблемы начали множиться одна за другой.
Сначала треснул кран в ванной, и вода тонкой струйкой бежала даже при закрытых вентилях. Потом перегорели сразу три лампочки в разных комнатах. Дверь кладовки заклинило так, что Матвей не мог её выбить даже плечом.

— Старьё, вот и всё, — твердил он. Но голос его звучал неуверенно.

Ирина заметила другое: вещи словно «переезжали» сами по себе. Она точно помнила, что оставила расчёску в спальне, но находила её на кухонном столе. Сашины кроссовки оказались на чердаке, хотя девочка клялась, что туда не поднималась.

Каждый вечер дом наполнялся странными звуками: где-то наверху ходили шаги, в подвале слышался тихий стук, как будто кто-то барабанил пальцами по трубам. Иногда доносился глухой смех — детский, но такой, от которого мороз шёл по коже.

Саша становилась всё тише. Она почти не разговаривала с родителями, а если и отвечала, то как будто невпопад.

Однажды утром Ирина застала её перед старым зеркалом в прихожей. Девочка стояла неподвижно, глаза её были широко раскрыты, губы беззвучно шевелились.

— Саша… — мать осторожно коснулась её плеча.

Дочь вздрогнула и отпрянула.

— Ты… ты видела их? — спросила она шёпотом.

— Кого «их»?

Саша только покачала головой и побежала наверх.

Ирина осталась стоять перед зеркалом. В мутном стекле отражалась только она сама, но на секунду ей показалось, что позади мелькнула чужая фигура — тонкая, детская.

Вечером родители впервые серьёзно поссорились.

— Я больше не могу! — Ирина повысила голос. — В этом доме что-то происходит! Ты сам это видишь!

— Я вижу, что мы слишком много слушаем ребёнка! — вспыхнул Матвей. — У неё фантазии, у тебя нервы ни к чёрту. А дом тут ни при чём!

— Дом тут при всём! — закричала она. — Ты же слышал эти шаги! Ты сам видел куклу!

Он замолчал, сжал кулаки и отвернулся к окну.

Саша сидела на лестнице и слушала. В глазах её отражались слёзы и какой-то странный блеск.

— Они всё слышат, — тихо сказала она, но родители её уже не слышали.

К вечеру в доме перегорели почти все лампочки. Пришлось ужинать при свете свечей. Тени на стенах колыхались, будто жили своей жизнью.

Ирина старалась не смотреть на них, но Саша всё время следила, как они двигаются. Одна тень, длинная и изломанная, вытянулась по стене и остановилась прямо за спиной отца. Девочка испуганно вцепилась в мамину руку.

— Мам… оно стоит прямо за папой, — прошептала она.

Ирина резко посмотрела — но там никого не было.

Ночь снова принесла беспокойство. В трубах завыл ветер, хотя на улице стояла полная тишина. Из кладовки доносилось тихое шарканье, словно там бродило животное.

Саша не могла уснуть. Она сидела у окна и смотрела на двор. Там, возле сарая, стояла кукла. Та самая, которую отец бросил.

И на этот раз она стояла сама. На ногах.

На следующее утро Матвей решил съездить в магазин. Нужно было купить лампочки, инструменты, и заодно разведать, есть ли неподалёку автосервис. Машина начала барахлить — двигатель заводился с третьей попытки, и это пугало даже его.

— Я быстро, — сказал он жене. — Заодно узнаю у местных, кто тут ремонтами занимается.

Ирина кивнула. В глазах у неё была тревога. Ей не хотелось оставаться в доме одной с дочерью, но спорить она не стала.

Магазин оказался в трёх километрах, в маленьком посёлке. Деревянное здание, облупившиеся стены, на витринах — выцветшие ценники.

За прилавком сидел пожилой мужчина с густыми бровями и тусклым взглядом.

— Добрый день, — поздоровался Матвей, кладя на стойку перегоревшую лампочку. — Есть такие?

— Есть, — буркнул старик, не глядя. — Вам для дома?..

— Да. Мы недавно в этот дом заехали. На окраине, у леса.

Старик поднял голову. Его глаза стали чуть шире.

— У леса? Серый дом с чердаком?

— Ну… да. — Матвей нахмурился. — А что?

Старик молчал пару секунд, потом наклонился ближе.

— Не всякий в нём уживается.

— В смысле?

— Дом старый. Слишком старый. Он помнит больше, чем должен.

Матвей усмехнулся, пытаясь скрыть дискомфорт.

Глава 4 Ночь перевёрнутых стен

Дом будто дышал. По ночам это ощущалось особенно сильно: в углах тихо потрескивали доски, на чердаке что-то перекатывалось, словно тяжёлый шар. Саша перестала спать спокойно. Она ворочалась, вслушивалась в тьму и замирала, когда казалось, что кто-то стоит у её кровати.

Родители сначала не обращали внимания. Уставшие после вечера, после бесконечных мелких поломок — то кран сломался, то розетки выбивало — они отмахивались. Но чем дальше, тем меньше оставалось сил делать вид, что всё это случайности.

Ирина проснулась среди ночи от грохота. Она вскочила и сразу почувствовала — в доме что-то не так. Воздух был густой, будто его кто-то накачал невидимым дымом. Матвей тоже поднялся, пробормотал что-то недовольное, но, увидев глаза жены, нахмурился.

Грохот повторился — теперь сверху, в комнате дочери.

— Саша! — сорвалась Ирина с места.

Они вдвоём бросились по лестнице. Дверь в комнату была распахнута.

То, что они увидели внутри, выбило из них остатки дыхания.

Кровать стояла вверх ногами, ножками к потолку. Игрушки валялись по полу, но не просто так — они были раскиданы в виде странных кругов. Стулья, словно кто-то их схватил невидимыми руками, лежали в углах, будто швырнули с силой. На стенах царапины, свежие, глубокие, будто когтями.

А посреди всего этого хаоса стояла Саша. Белая ночная рубашка прилипла к телу от пота, волосы растрёпаны, глаза широко распахнуты. Она дрожала всем телом и смотрела в угол.

— Саша! — крикнула Ирина, рванулась к ней.

Но девочка не ответила. Только прошептала, не сводя взгляда с тьмы:

— Они злые. Они сказали, что мы здесь чужие.

Ирина обняла дочь, прижимая к себе. В этот момент вся мебель снова дёрнулась. Стул, который стоял у стены, с грохотом ударился о потолок и упал в сантиметре от Матвея. Он едва успел отскочить.

— Чёрт! — выругался он, но в голосе слышался страх, которого он не хотел показывать. — Что здесь происходит?!

Тишина ответила. Но у Саши на щеке остался след — будто её кто-то только что погладил. Лёгкая белая полоса, как от ледяного пальца.

— Они не уйдут, — тихо сказала девочка. — Они хотят, чтобы мы ушли.

Утро не принесло облегчения. Наоборот, дом выглядел ещё страшнее. Кровать так и осталась перевёрнутой, сколько Матвей ни пытался её поставить на место. Казалось, будто невидимая тяжесть держит её.

Ирина ходила по дому, бледная, не в силах собраться с мыслями. Она заваривала чай, но забывала налить воду. Ставила чашки, но не могла вспомнить, зачем.

А Саша сидела у окна и смотрела во двор. Иногда её глаза расширялись, и она начинала что-то шептать себе под нос.

— С кем ты говоришь? — осторожно спросила мать.

— С ними, — просто ответила девочка. — Они больше не прячутся.

Вечером снова началось. Сначала с мелочей: хлопнула дверь в подвале, заскрипел чердак. Потом треснули все лампочки в коридоре разом. В кухне вода самопроизвольно включилась, а из крана потекла грязная, тёмная струя.

Ирина прижала Сашу к себе, а Матвей метался по дому, как зверь в клетке.

— Это всё объяснимо! — выкрикивал он, но голос звучал срывисто. — Старый дом! Старые коммуникации!

В этот момент на втором этаже с жутким визгом рухнул шкаф. Доски треснули, одежда вывалилась на пол. Но главное — в зеркале дверцы на мгновение мелькнули силуэты. Чужие. Высокие, неестественно вытянутые.

Ирина закричала. Матвей замер. А Саша только прошептала:

— Они проснулись.

Ночь перевернула всё.

Дом стонал. Доски гнулись под ногами, будто под ними кто-то шевелился. Из тёмных углов доносились всхлипы и смех, похожий на детский. Игрушки Саши сами собой двигались по полу, будто играли друг с другом.

А потом в комнате девочки зашевелились стены. Казалось, будто они дышат. Шкаф медленно сдвинулся, открывая угол, где клубилась густая тьма.

Из неё вышло нечто. Не фигура, а тень — выше человеческого роста, с руками, которые были длиннее, чем нужно. Она наклонилась к Саше и, словно мать, провела «ладонью» по её голове.

Девочка вскрикнула и отпрянула, но тень, не торопясь, шагнула вперёд.

В тот же миг вся мебель снова пришла в движение. Кровати дёрнулись, стулья подпрыгнули, стол с грохотом перевернулся. Комната буквально взорвалась хаосом.

Саша закричала так, что казалось — стены треснут от её крика. Ирина и Матвей ворвались внутрь, но не могли подойти: вещи летали, бились о стены, воздух дрожал.

А в зеркале на стене они увидели — не себя. Там стояли другие. Мужчина и женщина, мёртвенно-бледные, с пустыми глазами, и маленькая девочка между ними. Все трое улыбались.

Ирина в ужасе закрыла Сашу своим телом. Матвей схватил жену и ребёнка, увёл их в коридор, slammed дверь. Но за дверью ещё долго слышался грохот и смех.

И только под утро всё стихло.

Дом снова стал обычным. Но родители знали: он больше их не отпустит.

Утро не принесло облегчения. Дом будто не хотел отпускать их из ночного кошмара.

Ирина проснулась от запаха сырости. Она открыла глаза и поняла — потолок над их кроватью покрылся пятнами. Вода сочилась сквозь штукатурку, оставляя на белой поверхности чёрные разводы.

Матвей вскочил, ругнулся, но, увидев бледное лицо жены, замолчал. Усталость была в каждом его движении. За последние сутки он постарел лет на десять.

На кухне они застали Сашу. Она сидела за столом, не дотрагиваясь до тарелки. Глаза её были красными от слёз, но взгляд пустым, будто она смотрела сквозь стены.

— Доченька, — Ирина опустилась рядом, пытаясь обнять, — всё хорошо, слышишь? Это всё просто… просто странности. Мы справимся.

Саша медленно повернула голову к матери.

— Они сказали, что ты врёшь. — Голос девочки был тихим, но уверенным. — Они всё видят.

Ирина застыла, не в силах ответить.

День прошёл в тягучем страхе. Вроде бы ничего страшного не происходило, но дом жил своей жизнью. Доски пола скрипели не под ногами, а сами по себе, будто кто-то ходил рядом, невидимый. В шкафах хлопали дверцы. Вода в ванной самопроизвольно включалась и тут же выключалась.

Глава 5 Необъяснимые вещи

Саша перестала понимать, где заканчивается дом и где начинается она сама. Её собственные мысли стали похожи на эхо шагов в пустых коридорах. Иногда ей казалось, что она думает о чём-то простом — о кукле, о завтраке, о том, как раньше в садике дети смеялись над её косичками. Но в этот момент в голове прорывался чей-то другой голос, чужой, и её мысли рвались на куски.

С каждым днём она чувствовала внутри холод. Он был не такой, как от зимнего ветра или от открытого окна. Этот холод шёл изнутри, будто где-то в животе у неё поселился кусок льда. Он поднимался выше, добирался до груди, сжимал сердце, поднимался к горлу, и тогда становилось трудно дышать.

Родители думали, что она просто устала или напугана. Но они не знали, что каждую ночь к ней приходили. Не тени, не люди. Что-то без формы. Оно садилось рядом на кровать и дышало в затылок, пока она не засыпала.

В тот вечер Саша долго сидела у окна. За стеклом сгущался туман, и фигуры деревьев в саду казались искривлёнными, будто они пытались прорваться сквозь мутное стекло.

Она приложила ладонь к окну — и в этот миг ощутила, как что-то приложило ладонь с другой стороны. Холодное, влажное, скользкое.

Она дёрнулась, отпрянула назад и услышала — внутри головы, не снаружи:

«Мы здесь…»

Она зажала уши руками, но голос не исчез. Он не был похож на один-единственный голос. Там было сразу много, десятки, сотни. Одни шептали ей прямо в ухо, другие будто говорили издалека, из-под пола, из-за стен.

«Ты — наша…»
«Ты видишь нас…»
«Ты останешься…»

Саша застонала, прижимая голову к коленям. Она пыталась не слушать, но слова продолжали вливаться в неё.

И вдруг всё резко изменилось.

Словно в голове у неё открылась дверь. Распахнулась с хрустом. Она почувствовала, как оттуда хлынуло что-то липкое, обжигающее.

Голоса замолкли. Остался один.

Глухой, низкий, будто из земли.

«Уходите…»

Саша подняла голову. Её глаза расширились, дыхание сбилось.

— Кто ты? — прошептала она.

И голос, как удар, как камень, упавший на грудь:

«Уходите, пока ещё можете…»

Она закричала. Так, что сорвала голос.

— МАААМА!!! ПААПА!!! — её крик разорвал дом.

Ирина и Матвей влетели в комнату.

— Саша! Что случилось?! — мать подбежала к ней, схватила за плечи.

Но девочка билась, выгибалась дугой, трясла руками, словно хотела вырваться не от матери, а от чего-то невидимого, что сидело у неё внутри.

— Оно в голове! — закричала она. — Оно там!!! Оно кричит!!!

Матвей схватил дочь, прижал к себе. Но в этот момент её крик превратился в хрип. Она выгнула шею назад, глаза закатились.

— Саша! — мать била её по щеке, плакала, — Саша, очнись, пожалуйста!

И в этот миг все лампочки в доме взорвались одновременно.

Тьма накрыла их, оставив лишь слабое свечение луны из окна.

Саша замолчала. Её тело дрожало, как от холода. Она медленно повернула голову и посмотрела на родителей.

В её глазах не было слёз. Только пустота.

В ту ночь они уже не спали. Ирина держала дочь за руку, Матвей сидел у окна с топором, будто собирался драться с домом.

Но никто не решался произнести то, что теперь висело между ними:
Саша менялась. И то, что происходило внутри неё, было страшнее всего, что они могли представить.

В конце ночи, перед рассветом, девочка тихо сказала:

— Я слышала, как они шептали. Они сказали: «Дом всё равно заберёт вас. В конце концов — всё равно».

Саша сидела на кровати, обхватив колени руками. Утро пришло, но света в комнате не стало больше. Сквозь щели в шторах пробивался бледный рассвет, похожий на больничный свет лампы.

Она не говорила. Только смотрела в пол.

Ирина ходила вокруг неё, поправляла одеяло, подносила воду, но Саша не реагировала. Иногда она моргала слишком редко, и от этого казалось, что в её взгляде нет жизни.

— Может, врача? — прошептала мать.

Матвей сидел на стуле и курил, хотя давно бросил. Руки его дрожали.

— Какого врача? Ты видела, что было вчера ночью? Тут дело не во враче.

Они оба замолчали.

Саша всё это слышала. Слышала даже слишком ясно. Их слова звучали внутри неё, как под водой. Слова обрастали эхо, менялись.

«Врача… врача… врачи тебя не спасут…»
«Тут дело… не во враче… а в тебе…»

Она зажала уши, но эхо не исчезло. Оно продолжало разрастаться.

И снова — тьма в голове. Холод.

«Смотри…»

Она подняла глаза и увидела.

Прямо напротив неё, в зеркале старого шкафа, сидела девочка. Та же, что и она, но волосы были спутаны, глаза чёрные, как угли. Она улыбалась.

Саша взвизгнула и бросилась к родителям.

— Там! В зеркале! — она указывала рукой.

Но в зеркале отражалась только комната.

Матвей и Ирина переглянулись. Взгляд отца был тяжёлым: он начинал бояться, что дочь действительно сходит с ума.

Днём поломки усилились.

Часы в коридоре пошли в обратную сторону. Лестница скрипела, как будто по ней бегали сразу десятки ног. Кухонные шкафы сами распахивались и захлопывались.

Ирина не выдержала и закричала:

— Хватит! Оставьте нас!

Саша стояла в дверях кухни, бледная, с дрожащими руками. И вдруг сказала:

— Они не хотят, чтобы мы остались. Они хотят… чтобы мы ушли.

— Кто «они»? — резко спросил отец.

— Те, что в стенах. Те, что в зеркалах. Те, что были здесь до нас.

Вечером Саша легла, но сон не пришёл. Внутри головы снова открылась дверь. Голоса ворвались туда, как вода через пробоину.

Она чувствовала, что тело больше не принадлежит ей. Ей казалось, что руки шевелятся сами, что ноги хотят встать и уйти, что сердце бьётся не в такт.

И среди этого безумия вдруг — тишина.

Один единственный голос, медленный, тягучий:

«Ты — наша. Ты — связана. Мы не отпустим. Дом будет в тебе, даже если ты уйдёшь».

Глава 6 Дом говорит

Саша сидела в кабинете на мягком кресле, слишком большом для её маленького тела. Кресло казалось уютным, но она чувствовала себя так, будто сидит в пасти чудовища, которое готово сомкнуться в любую минуту. Комната, где принимал психолог, выглядела дружелюбно: бледные обои в цветочек, книжные полки, небольшой аквариум с лениво плавающими золотыми рыбками. Но для Саши это всё было пустой декорацией. Она смотрела на отражение аквариума в стекле шкафа и видела там что-то иное. Рыбок, что-то за ними. Как будто тень приникла к стеклу изнутри, хотя по закону отражения её не должно было быть.

— Саша, — мягко сказал мужчина лет сорока, в светлой рубашке, с усталым, но доброжелательным лицом. — Ты сказала маме и папе, что в доме тебе страшно. А что именно пугает тебя больше всего?

Она промолчала. Губы дрогнули, но слова застряли. В голове всё ещё звучал тот шёпот: «Уходите… уходите…».

— Я понимаю, — продолжил психолог, чуть наклонившись вперёд. — Иногда дом может казаться чужим, особенно новый. У тебя богатое воображение, правда? Может, ты просто выдумываешь образы, которые пугают тебя?

Саша резко подняла глаза. В её взгляде не было ни капли детской наивности. Только усталость и отчаяние.

— Они там есть, — прошептала она. — Я их не выдумываю. Они живут там.

Психолог хотел задать ещё вопрос, но в этот момент аквариум дрогнул. Вода будто сама собой пошла рябью, и рыбки в панике заметались. Мужчина нахмурился, посмотрел на стекло — никаких трещин, всё в порядке. Но Саша знала: это был знак. Дом тянулся к ней даже отсюда.

Тем временем Матвей и Ирина вышли из дома, оставив дочь в клинике на несколько часов. Они шли по знакомой уже дорожке к дому соседа. Осень выцвела вокруг — деревья стояли почти голые, ветер нёс по земле сухие листья. Всё вокруг выглядело серым и неживым, как на старой выцветшей фотографии.

— Может, зря мы её оставили? — спросила Ирина, прижимая ладони к вороту куртки. — Она ведь ещё ребёнок. С ней должно быть… тепло, а не холодные стены кабинета.

— Она должна хоть с кем-то поговорить, — устало ответил Матвей. — Мы не справляемся, Ира. Мы ссоримся каждый день, я сам начинаю слышать шорохи. Если мы не обратимся к кому-то со стороны, мы с ума сойдём.

— Думаешь, я уже не схожу? — Ирина криво усмехнулась. — Я боюсь собственного дома. Я не сплю там, понимаешь? Я боюсь даже закрыть глаза.

Матвей молчал. Они оба знали: в доме что-то происходит. И отрицать это стало невозможно.

Дом соседа стоял чуть в стороне от дороги. С первого взгляда он выглядел обжитым и ухоженным: резные ставни, чистый двор, даже деревянная скамейка у крыльца. Но чем ближе подходили Матвей и Ирина, тем сильнее ощущали странную тяжесть. Как будто сам воздух перед этим домом был гуще, чем везде.

Сосед — сухой мужчина лет пятидесяти с впалыми щеками и глубокими морщинами — уже ждал их на пороге. Казалось, он знал, что они придут.

— Ну что, зашли-таки, — тихо сказал он, глядя на них глазами, в которых не отражалось ни удивления, ни радости. — Проходите.

Внутри было тепло, но это тепло казалось искусственным. Пахло печным дымом и старым деревом. Стены были завешаны коврами, полы скрипели. Но больше всего бросалась в глаза тишина. Даже часы на стене тикали так глухо, что казалось, будто звук где-то теряется.

Они сели за стол. Хозяин достал из буфета глиняный кувшин с водой, налил им в стаканы.

— Вы ведь из того дома, — сказал он. — Из старого.

Матвей кивнул.

— Мы… — он запнулся, — мы хотели узнать, что вы знаете о нём. Саша, наша дочь, плохо себя там чувствует. И не только она.

Сосед медленно провёл пальцами по стакану, будто вспоминая.

— Тот дом… он всегда был не для всех. Не каждый выдержит в нём.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Ирина.

— Я имею в виду, что дом — он живой. И он помнит всё. Каждую смерть. Каждую боль. Он хранит это. Вы не первые, кто туда пришёл. И не первые, кто… — он прервался, будто не хотел договаривать.

Матвей почувствовал, как мурашки пробежали по спине.

— Там кто-то жил до нас?

Сосед улыбнулся так, что от этой улыбки стало только холоднее.

— Конечно. Жили. А потом исчезали.

Ирина побледнела.

— Вы хотите сказать, что… —

— Я ничего не хочу сказать, — отрезал мужчина. — Дом говорит сам за себя. Вы ведь уже слышите его, да? Скрип половиц, стук в стенах, дыхание за спиной. Это не случайности. Это он.

Тишина повисла тяжёлым грузом. Матвей сжал кулаки. Он хотел сказать, что всё это бред, но внутри понимал: это правда.

А дома, в это самое время, пока никого не было, начиналось движение. Сначала лёгкий скрип, будто кто-то прошёл по коридору. Потом дверца шкафа сама собой распахнулась, изнутри выпала детская игрушка. Люстра в гостиной качнулась, словно по ней ударил невидимый ветер. На кухне тихо закапал кран, хотя ещё утром Матвей чинил его.

Дом шептал. Он ждал их.

Сосед налил себе стакан воды, но пить не стал. Его пальцы нервно постукивали по глиняной поверхности. Он не смотрел на Матвея и Ирину, словно говорил не с ними, а сам с собой.

— Этот дом строили давно… ещё в позапрошлом веке. Тогда здесь не было ни дороги, ни соседей. Была пустошь, и болотная земля. На ней селиться никто не хотел, но один человек всё же решился. Купец. Странный, замкнутый. Люди поговаривали, что он не просто торговец, а кое-что знал о старых вещах… о тех, о которых лучше молчать.

— Купец?.. — переспросила Ирина, но голос её прозвучал глухо.

— Да, — сосед прищурился. — У него была семья. Жена и двое детей. Но долго они там не прожили. Сначала дети заболели, потом жена… и очень быстро дом остался пустым. Пустым… но не мёртвым.

Он умолк, словно выбирал слова. В комнате повисла тяжёлая тишина.

— Потом приходили другие, — продолжил он. — Сначала молодая пара, потом вдова с сыном. Каждый раз всё повторялось. Болезни, ссоры, несчастные случаи. Кто-то уезжал, кто-то… — он замолчал и сжал стакан так, что тот жалобно скрипнул в его руках. — Ну, вы понимаете.

Глава 7 Лицо соседа

Часть первая. Ночь без сна

Дом дышал.
Ирина долго пыталась убедить себя, что ей только кажется. Что сквозняки гуляют по щелям старых окон, что деревянные балки трещат от перепадов температуры, что в тишине всё кажется громче. Но нет. То, что она слышала, не походило на привычное «живое дыхание» старого дома. Это было ровное, тягучее, будто кто-то спал рядом с их кроватью и глубоко втягивал воздух в лёгкие, а потом шумно выдыхал.

Она прижималась к Матвею, но он ворочался, резко дёргал рукой, словно отгонял от себя невидимых насекомых. Ирина несколько раз почти решилась разбудить его, но каждый раз в голове вспыхивала мысль: А если он тоже слышит? А если он тоже молчит, чтобы не признать это вслух?

Саша спала в своей комнате. По крайней мере, так казалось. Но примерно к трём ночи Ирина ясно услышала скрип её кровати и тихое, странное бормотание. Она замерла в дверях и увидела: дочь сидела на постели, волосы падали на лицо, а губы быстро шептали какие-то слова, которых Ирина разобрать не могла. В комнате было так темно, что казалось — её ребёнок разговаривает с кем-то ещё, сидящим рядом, невидимым для взрослых.

— Саш… — хрипло позвала Ирина.

Девочка вздрогнула, подняла голову. Глаза её блестели в темноте слишком ярко, отражая даже редкий свет луны из-за окна.

— Что? — спокойно спросила Саша. — Я просто молилась.

— Молилась? — переспросила Ирина, ощущая, как холод пробегает по спине.

— Чтобы он не сердился, — ответила девочка тихо и снова лёгла.

Ирина больше не стала задавать вопросов. Вернулась в спальню, но уснуть так и не смогла.

Часть вторая. Утренний разговор

Утром в доме стояла напряжённая тишина. Матвей сидел за столом, пил чёрный кофе и выглядел так, будто вовсе не сомкнул глаз. Его глаза были красными, под ними залегли тёмные круги.

— Ты слышал? — осторожно спросила Ирина.

— Что? — буркнул он, не поднимая взгляда.

— Шаги. Дыхание. Шорохи. Ты ведь слышал это тоже.

Матвей не ответил. Только сильнее сжал чашку, так что костяшки пальцев побелели.

— Матя… — начала она, но он резко поднял глаза.

— Хватит, — оборвал он её. — Мы не должны об этом. Понимаешь? Если начнём говорить, всё станет реальнее.

Ирина тяжело вздохнула. Её муж всегда был человеком практичным, цепким к реальности. Но сейчас в его голосе сквозил страх, такой же, что грыз её изнутри.

— Сосед… — выдохнула она, почти шёпотом. — Может, он знает больше.

Матвей замолчал. Несколько секунд в кухне было слышно только тиканье настенных часов. Потом он кивнул:

— Пойдём к нему. Сегодня.

Часть третья. Дорога

Саша должна была остаться дома. Но после ночи, проведённой в тревоге, Ирина настояла: девочку отвезут к психологу, которого им рекомендовали ещё в городе. «Всего на пару часов, — успокаивала она себя, укладывая в рюкзак Сашины тетради и карандаши. — Она побудет там, пока мы…»

Девочка сопротивлялась.
— Я не хочу к тёте этой, — сказала она, сидя на заднем сиденье машины. — Она мне будет вопросы задавать, а я не хочу говорить.

— Это важно, Саша, — терпеливо объяснял Матвей, хотя в голосе прорывалась раздражённость. — Мы хотим, чтобы тебе стало легче.

— Мне не станет легче, — отрезала девочка. — Он всё равно здесь.

— Кто — он? — вмешалась Ирина, поворачиваясь назад.

Саша лишь отвернулась к окну.

Когда они высадили её у невысокого здания с табличкой «Кабинет психолога», Ирина почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Она с трудом оставила дочь, обещая вернуться вскоре.

— А если… если он придёт туда? — спросила девочка, хватая мать за руку.

— Никто туда не придёт, — быстро заверила Ирина, хотя сама не верила собственным словам. — Будь смелая, мы скоро вернёмся.

Они уехали, и в зеркале заднего вида Ирина видела, как Саша стоит на ступеньках и смотрит им вслед.

Часть четвёртая. Решение

Они шли по заросшей тропинке к дому соседа. Земля была влажная после ночного дождя, и каждый шаг отдавался липким чавканьем.

— Если он снова начнёт говорить загадками, я не выдержу, — пробормотала Ирина, сжимая руки в кулаки.

— Мы должны выслушать, — сказал Матвей. — Хочешь ты этого или нет.

Дом соседа маячил впереди. Сад был заросший, яблони склонились так низко, что казались чёрными фигурами, тянущимися к проходящим. На крыльце уже виднелся силуэт человека.

— Ты заметил? — прошептала Ирина, останавливаясь.

— Что?

— Он… он будто ждёт нас.

Матвей не ответил. Но шаг его стал медленнее.

Часть вторая. Разговор

Сосед стоял на крыльце, не двигаясь. Казалось, он ждал их целую вечность, будто заранее знал, что они придут именно сегодня. Его фигура была слишком неподвижной, неестественной. Когда Ирина и Матвей подошли ближе, он словно ожил: медленно распрямил спину, поднял голову и уставился на них мутными глазами.

— Вы… пришли, — протянул он. Голос его звучал сипло, с каким-то металлическим дребезжанием, будто через ржавую трубу.

— Да, — первым заговорил Матвей. — Мы хотели поговорить.

— Поговорить… — сосед на миг прикрыл глаза, а потом расплылся в странной улыбке. — Дом любит, когда говорят. Он слушает. Он всегда слушает.

Ирина почувствовала, как холод пробежал по коже.
— Мы хотим знать, что здесь происходило. Кто жил до нас?

Сосед пригласил их жестом пройти в дом. Его рука дрожала.
Внутри было прохладно и темно, пахло влажным деревом и сыростью, как в подвале. На стенах висели старые фотографии: люди, одетые в наряды начала прошлого века, смотрели прямо в глаза, слишком пристально, словно знали, кто войдёт в комнату.

Сосед сел за стол и какое-то время молчал, водя пальцем по узору на столешнице. Наконец заговорил:

— Этот дом… он не принадлежит никому. Те, кто пытался в нём жить, становились его частью. Одни — быстрее, другие — медленнее. Но все они… исчезали.

— Куда исчезали? — спросила Ирина, стараясь, чтобы голос не дрогнул.