— Андрюш, куда мы едем? — напряжённо спросила Ира и ещё раз протёрла рукавом окно их «Волги», чтобы оглядеться по сторонам. — Ты объясни, а то мне тревожно уже…
Андрей молчал. Смотрел вперёд, на заснеженную дорогу, изредка щёлкал рычагом дворников, чтобы скинуть налипающие снежинки, а лицо его было строгим и сосредоточенным.
— Андрюш…
— Не отвлекай, — грубо ответил он, и у Ирины будто камень в желудок провалился. — Надоела со своими расспросами. Приедешь и всё поймёшь.
Ира поджала губы и продолжила ехать в своих мыслях, сминая рукав пуховика от нервного напряжения.
Ну за что он так с ней? Почему настроен так воинственно? Да, поругались вчера из-за сущей мелочи — ну и что, будто в первый раз? Обычно после каждой ссоры Андрей отходил, снова становился хорошим мужем, снова начинал проводить время с детьми. А тут ни с того ни с сего встал сегодня утром и заявил: «Детей к соседке отведи и документы возьми, нам с тобой уехать нужно».
Ира так и не поняла, в какое место они едут. И зачем. И почему вообще столько вопросов без ответов, чёрт подери. Но она продолжала ехать молча и смотреть на пустынную заснеженную дорогу, пытаясь побороть внутри себя плохое предчувствие.
Может, случилось что? Может, его родителям помощь понадобилась? А документы тогда зачем?
Странно.
Они приехали в соседний посёлок, вырулили на центральную дорогу и поехали к небольшой краснокаменной церквушке, которая стояла рядом с еловым перелеском. Не успела Ира и по сторонам посмотреть, как «Волга» объехала церковь и внезапно затормозила:
— Приехали. Выходи.
Ира посмотрела на него, как на сумасшедшего:
— Мне даже голову нечем покрыть, Андрюш. Ты бы хоть сказал, что на службу едем…
— Капюшон надевай, — процедил он в ответ. — И мы не на службу.
— А куда?
Тот настойчиво махнул ладонью, призывая её выходить.
Ира медленно вышла из машины и уткнулась глазами в низкий забор из горбыля. На нём висела небольшая пластиковая табличка с потрескавшимися углами:
«Дом матери».
— Что… что это такое, Андрюш… — не поверила своим глазам Ирина. — Зачем нам в дом матери?
— Не нам, Ира, — сквощь зубы ответил тот, будто еле-еле сдерживался, чтобы не закричать на неё.
Тут же он открыл багажник и неожиданно выудил оттуда хозяйственную сумку, наполовину забитую вещами.
— Я собрал тебе тут самое необходимое.
— Ты чего… — Ира схватилась за сердце и чуть не пошатнулась от того, что услышала. — Ты… чего, Андрюшенька?
Она бросилась к нему, но тот лишь отступил на пару шагов:
— Не могу я больше жить с тобой, Ира, — в сердцах воскликнул он, будто эти слова уже годы крутились у него на языке. — Слышишь? Не люблю я тебя. Уже давно не люблю. Но грех на душу тоже брать не хочу. Поэтому ты здесь, а тебе здесь помогут. Пройдёт немного времени — разведёмся по-тихому.
У Ирины земля начала уходить из-под ног от этих слов, а глаза тут же наполнились слезами. Она смотрела на него и не могла ни звука произнести, лишь ловила ртом воздух от ужаса.
— А как же дети?.. — воскликнула она и почувствовала, как сознание к ней возвращается. — Как же дети, Андрей! Что будет? Нет, Андрюша…
Ира снова бросилась к нему навстречу, но тот равнодушно повёл плечом, и она упала на колени. Слёзы брызнули из её глаз.
— Детей привезу позже. Обживись тут, — холодно сказал Андрей и, поставив сумку рядом с ней, пошел к водительской двери. — Через пару-тройку недель заработаю денег и вам отправлю, на первое время хватит. А меня ты не вспоминай лучше… Строй свою жизнь.
— НЕТ! — вскричала она. — Нет-нет, я пропаду! Не уходи, умоляю! Не предавай меня!
Но Андрей завёл «Волгу» и лишь мельком взглянул в зеркало бокового вида с глазами, полными отвращения.
Он вырулил обратно на дорогу, а Ира всё бежала за ним. В слезах, рыдая, прося вернуться, умоляя одуматься.
Но Андрей был уже далеко — лишь шум мотора доносился где-то за деревьями. Потеряв машину из виду, она остановилась и без сил упала прямо на снег, зарывшись лицом в ладонях.
Иру нашли возле заборчика у церкви — всю продрогшую и в слезах. Хозяйственная сумка с вещами всё также продолжала лежать рядом с ней, а она сама так и не решилась войти на территорию Дома матери. Заметили её детишки подопечных Дома — как увидели, так и сразу закричали: «Бабушки, бабушки! Идите сюда скорее, там тётя сидит на снегу и плачет!» Одна из пожилых женщин подбежала к ней и тут же начала Иру поднимать. Та почти ни на что не реагировала — всё продолжала закрывать лицо руками.
— Дочка, да что ж с тобой приключилось-то? — взволнованно спросила женщина. — Пойдём внутрь, мы тебя отогреем! Ты совсем замёрзла здесь!
Сквозь рыдания Ира резко закачала головой:
— Нет… Он вернётся за мной… Он не мог меня так бросить…
Пожилая женщина посмотрела на неё, нахмурив брови, и тут же сбавила тон:
— Может, и вернётся. Но чего на морозе сидеть и ждать? Пойдём, дорогая, не студись…
Ира шмыгнула носом, выпустив густое облако пара изо рта, и нехотя поднялась с колен.
— А ну, ребятня! Вдвоём тётину сумку дотащите, а?
— Да-а! Дотащим! — детишки подбежали к сумке и тут же окружили её со всех сторон, разделяя между собой ручки.
— Ну вот и славно. Пойдём, дорогая, — ласково сказала пожилая женщина. — Там тебя никто в обиду не даст.
Они зашли в небольшую церковную пристройку, похожую на двухэтажный каркасный домик, и усадили её в тёплом коридоре. Пожилая женщина представилась Марией Аркадьевной и тут же позвала на подмогу двух молодых девушек, которые сразу же подбежали и начали расспрашивать:
— Что с тобой? Откуда ты?
— Как ты тут оказалась? Хорошо себя чувствуешь?
Мария Аркадьевна их резко угомонила:
— А ну, Наташка и Олька, не приставайте пока к девочке. Дайте ей в себя прийти, да лучше раздеться помогите. Смотрите, она еле ногами двигает, сколько на морозе просидела!
Ира ощущала себя неживой, будто тряпичной куклой, пока постояльцы Дома матери колготились вокруг неё. Щёки практически заледенели от слёз, пальцев рук она уже и вовсе не чувствовала. Ира всё хотела прошептать им «Спасибо», но даже на это сил не хватало. Она всё думала, неужели Андрей действительно уехал с концами? Неужели прогнал её из дома из-за дурацкой ссоры накануне?
Сама не зная, как — Ира оказалась на кухне. Старенькие стулья, советская плита, потёртые углы у кухонных шкафов и запах геркулеса в воздухе будто пробудили в ней жизнь. Она вцепилась в кружку горячего чая с сахаром, которую ей навела Оля, и тут же снова поморщилась. Пальцы защипало. Злой и холодный взгляд Андрея вспомнился. Ира попыталась вновь не заплакать, но слёзы предательски покатились по щекам.
— Что у тебя с собой есть, деточка? — спросила Мария Аркадьевна, заглядывая в её сумку. — Сменка есть какая-нибудь? Носки тёплые?
— Не знаю… — пролепетала Ира. — Андрей собирал.
Она всхлипнула.
— Какой заботливый, — с толикой злости с голосе отозвалась Наташа, сидевшая за столом напротив с кружкой кофе. — Детей себе оставил? Они в порядке?
— Сказал, что скоро привезёт их, — как в тумане ответила Ира, сама не веря в то, что говорит. — Боже… Как он мог совершить такое? Ну как?
Девушки и Мария Аркадьевна молчали. Да и знали ли он на самом деле, как? Казалось, их гораздо больше волновало, как бы Иру успокоить. Ведь на ней лица не было: вся бледная, испуганная, руки красные, глаза зарёванные. Они что-то обсудили между собой, и Мария Аркадьевна подсела к ней рядом:
— Тебя как звать-то?
— Ирой.
— Ир, давай допивай чай и пойдём с тобой в мою комнату. Посидим, поговорим. Расскажешь, что с тобой приключилось.
Ира тут же посмотрела на неё со страхом:
— Да нечего тут говорить. Он приедет, — сказала она, поглядывая на них по очереди, пытаясь убедить каждую в своих мыслях. — Андрей вернётся. Это он на меня разозлился просто, отойдёт…
Наташа с Олей переглянулись.
— Не мог он меня бросить, мы же вместе уже двенадцать лет, — повторяла она, словно заклинание. — У нас двое детей. О чём тут говорить! Я здесь не останусь!
— Никто не будет держать тут тебя силой, дорогая, — как можно добрее ответила Мария Аркадьевна. — Уйдёшь, если захочешь. Но пока идти тебе некуда, а выслушать мы тебя можем.
— Что вообще это за место? — тревожно спросила Ира, пропустив её слова мимо ушей. — Вы здесь живёте?
— Живём. Работаем. Детей воспитываем. И помогаем другим женщинам, которые в тяжёлой ситуации оказались, — тут же отозвалась Наташа.
— Вот, значит… — Ира всхлипнула. — Он меня сюда специально…
Поток слёз снова застлал ей глаза. Мария Аркадьевна положила ей руку на плечо и тихо произнесла:
— Здесь тебя не бросят. Как бы жизнь твоя ни распорядилась. Захочешь уйти — уйдёшь, тут не армия. Но только, девочка моя, не живи ты ожиданиями. Раз твой Андрей привёз тебя сюда, то вряд ли он вернётся.
Ира не отходила от окна три дня. Всё ждала, когда на горизонте появится «Волга» Андрея, который приедет забрать её из Дома матери — с извинениями, с признанием, что на самом деле любит, просто совершил ошибку.
Но Андрей не приезжал. И без того разбитое сердце Иры начало болеть за детей. Как они? Что им сказал отец? Как объяснил отсутствие матери? Как объяснил то, что скоро он и их выгонит из родного дома?
Ира ничего не ела и плакала каждый божий день. Подопечные Дома вроде и относились к ней с пониманием, жалели, но на третий день поглядывали уже косо. Дело было в том, что у всех девушек был строгий график: с утра детей накормить, в школу-садик собрать, самим себя в порядок привести — и на работу. А Ира никак не могла в себя прийти, всё Андрея у окна ждала.
В Доме матери все подопечные работали: кто нянечкой для детей, кто обеды делал, кто в церковь шёл послушницей, кто уборщицами в город ездил. Так как жизнь в Доме была бесплатной, всем приходилось крутиться. Но Ире тут не нравилось. Обращались с ней, конечно, хорошо, по-сестрински, но само пребывание здесь жгло ей душу. Шумно, тесно, всё незнакомое, неудобное. Девочек-подопечных в Доме было семеро, и у каждой по нескольку детей. Дети, что повзрослее — обитали в своих комнатах, дети, что помладше — жили в общей спальне вместе с матерями. Уснуть было сложно, просыпались все рано, душевая одна на всех, тоже общая. Наташка с Олькой, как самые старые подопечные Дома, всегда держались вместе, а другие девочки — Марьяна, Полина, Юлька и Таня — были будто сами по себе.
Поля была её соседкой по двухэтажной кровати. Она в Дом матери приехала с двумя детьми и огромным шрамoм на щеке. Поля бежала от своего мужа, который неделю держал её силой в собственном доме и бил. Она успела забрать лишь двух детей, а ещё трое старших остались с мужем-тираном.
Наверное, Полина была единственной, кто мог понять переживания Иры. Она знала, что это такое — не видеть своих детей рядом. Но узнав Ирину историю подробнее, она лишь сочувственно вздохнула и закатила глаза:
— Сам привёз, ещё и денег обещал. Везучая ты. Некоторых девчонок сюда на руках заносили без сознания, а они на следующий день обратно к своим мужьям убегали. Дypы.
Поля была немногословна, иногда у неё проскакивали тики — и кажется, всё это было последствиями той страшной недели, которую ей пришлось пережить. Она особо не нравилась Ире из-за своей резкости, но та подсознательно чувствовала за ней какую-то особенную искренность и глубину.
Когда Андрей не приехал и на четвёртый день, у Иры начало всё сводить внутри от напряжения. Её пугала перспектива остаться в Доме навечно — и страшили мысли о том, как живут её дети. Мария Аркадьевна в тот день распорядилась, чтобы Ира потихоньку начинала работать на кухне, но та настояла, чтобы ей выдали лопату и дали снег на территории почистить.
— Не женская это работа, — говорила Мария Аркадьевна. — Мы послушников с церкви просим…
— Я справлюсь, — с каменным лицом говорила Ира. — Я к труду приучена. Физическая работа мне нужна.
Мария Аркадьевна покачала головой и выдала ей всё необходимое.
Ира чистила снег совсем недолго и нестарательно. Как только она забралась поближе к краю территории Дома матери, ноги будто сами побежали к забору — и на дорогу. В голове она просчитала, что отсюда до её Нефёдовки километров двенадцать по прямой через лес, и к обеду она уже будет у своего дома. Зачем она бежала, что хотела — не знала. Хотя бы просто Андрею своему в глаза посмотреть.
Сапоги застревали в сугробах, в них нырял снег и носки моментально становились мокрыми, но она бежала, что есть сил. Оглядывалась по сторонам, не хотела кому-то случайно на глаза попадаться. Соседние посёлки в округе маленькие, многие лица могут оказаться кому-то знакомыми. А Ире вовсе не хотелось, чтобы кто-то заметил её в таком неприглядном и потерянном виде.
Она бежала долго, не меньше трёх часов. Добежав до своей улицы, Ира выдохнула: от кислорода аж в глазах мушки залетали. Взор будто сам прилип к их воротам, которые они с Андреем так часто ремонтировали вместе. У неё даже в голове не укладывалось: и как её могут отсюда — выгнать? Из любимого родного места, где она пробыла почти половину жизни, которое обживала и облагораживала своими же руками?
Деревянный забор был весь покрыт снегом. Если заходить на их участок с другого края, то можно прошмыгнуть и без ключей — через старую покошенную доску, которая была не приколоченной, а стояла просто для вида. Стоило было Ире отодвинуть её в сторону, как она услышала женский голос у себя во дворе:
— Андрей, ты меня слышишь? Я жасмин от снега почистила…
Сердце её замерло.
Ира застыла и вперилась взглядом в противоположную сторону забора. Около него стояла женщина, в приталенной фиолетовой курточке и её, Ириных, балониевых штанах. Со спины она не узнала женщину, голос у неё был молодой и совсем не знакомый. Сердце в момент забилось чаще и чуть не выпрыгнуло из груди от отчаяния.
— Андрей! — ещё раз позвала его женщина и обернулась на дом. Взгляд её тут же зацепился за Ирин — совершенно ошалевший и испуганный. Ира даже не знала, как ей реагировать на появление незнакомки на собственном участке, которая ещё так нагло расхаживает в её одежде. Гнев и горечь закипела в её сердце…
Андрей окончательно предал её.
Незнакомка попятилась назад и начала звать Ириного мужа ещё громче. Тот с недовольством вышел на крыльцо и тут же увидел саму Иру — застывшую прямо посреди дыры в заборе.
— Ты изменяешь мне? — вскрикнула она, еле сдерживая слёзы. — Ещё неделя не прошла… а ты уже изменяешь?..
Андрей стушевался и тут же бросился к ней:
— Ира…
— Где дети???
— Дети в школе.
— Кто она? — Ира толкнула неприколоченную доску, и та грохнулась в сугроб. — Кто эта женщина, Андрей?
Тот стоял перед ней с расстерянным лицом и в одной домашней рубашке.
— Это Кристина.
— Кристина… что она делает у нас?
— Что сегодня на обед? — к ней на кухню забежала Татьяна и с любопытством взглянула на плиту.
— Гречка с тефтелями, — буркнула Ира и стукнула поварёшкой по кастрюле.
— Хм…
— Можно уже звать детей за стол, почти всё готово.
Ира накрыла кастрюлю крышкой и сняла с себя фартук. Жара на кухне стояла дикая, а готовить разом на двадцать человек было занятием не из лёгких.
— Устала, Ирусь? — спросила Таня и посмотрела на неё с сожалением.
— Угу.
— Ну иди, отдохни. Я тебя подменю, на тарелки всё положу.
Она жила в Доме матери уже целый месяц. Две недели назад Андрей привёз ей детей и два мешка их одежды. Отдавал молча, даже в глаза не посмотрел, а вместе с одеждой сунул Ире целлофановый пакетик с пятью тысячами. Ире противно стало от этих денег. Ну и что ей с ними делать? Дом на них новый построить, которого он её лишил?
Перед приездом Андрея Мария Аркадьевна тщательно проинспектировала Иру. Велела конфликт не накалять, с кулаками не бросаться, оскорблений не кидать, ведь самое важное — детей забрать у мерзавца.
— Дорога тебя ждёт долгая, Иронька, — предупреждала хозяйка. — Будем идти по ней вместе, маленькими шагами. Детей привезёт тебе — уже хорошо, некоторые мужья их насильно у себя оставляют. А потом подадим на развод, оформим тебе выплаты, алименты. Жить пока у нас будешь с ребятишками. У нас тут тесно и небогато, но люди нам помогают. Детей возьмём под свой присмотр, а ты пока будешь работу искать.
Поэтому Ира держала язык за зубами, хотя ей смеpть как хотелось влепить Андрею пощёчину. Особенно когда он достал из внутреннего кармана куртки соглашение о месте жительства детей, и до Иры донёсся аромат чужой женщины. Тонкий восточный аромат духов, которыми Ира никогда в своей жизни не пользовалась — жутко приставучий, будто отпечатался у него на вороте рубашки. Так она поняла, что молодая медсестра Кристина, скорее всего, уже обосновалась дома у Андрея, хотя тот ещё даже не успел развестись со своей законной женой.
Ира подписала соглашение, скрепя зубами. Мало того, что он оставил её без крыши над головой, так ещё издевается, пахнет своей любовницей.
— Я подам на алименты, — процедила она.
— Подавай, — смущённо ответил Андрей. — Но ты же в курсе, что ни копейки с дома не получишь?
— Подавись своим домом, — Ира швырнула соглашение прямо ему в руки. — Чтоб он тебе поперёк горла встал.
Сложнее всего оказалось с младшей дочкой. Старший сын, двенадцатилетний Егор, сразу понял, что у родителей разлад, и всё, что ему остаётся — мириться с проживанием в чужом месте. Он быстро нашёл общий язык с детьми в Доме матери и занимался своими делами, стараясь лишний раз у своей мамы ничего спрашивать. А вот младшая, семилетняя Алёна, без конца плакала, умоляла вернуться домой к папе, говорила, как скучает.
— Папа выгнал нас, потому что ты плохо себя вели?
— Нет, родная! Конечно, нет!
— А почему? Что мы сделали не так?
Ира мужественно сдерживала слёзы и старалась следить за своим языком, как могла:
— Ничего мы не сделали, Алёнушка. Просто так бывает, иногда мамы и папы расходятся. Поэтому нам придётся пожить здесь.
— А потом мы вернёмся? Когда у вас всё станет по-прежнему?
Ира врала, что да. Ну не могла она себя пересилить, не могла yбить надежду в этих маленьких детских глазах. «Нехорошо поступаешь, — говорила ей Полина, которая как-то случайно стала свидетелем их разговора с дочкой, — обманываешь. Сломаешь психику ребёнку, и она доверять тебе совсем перестанет». А Ира отмахивалась. Несмотря на всё то отчаяние и злость, глубоко-глубоко в душе она всё ещё верила, что в один прекрасный день Андрей одумается.
Выгонит свою любовницу. Заберёт их обратно. И они начнут свою жизнь с чистого листа.
А если нет… она б пережила. Да, yбивалась бы, горевала, но в конечном итоге пережила бы. Но у неё на руках двое детей, которых нужно поднимать на ноги, воспитывать, одевать и обувать. Которые также нуждаются в ласке и любви — а им есть почти не на что.
Если не ради себя, то ради детей — она бы простила Андрея. И плевать на то, что это неправильно. Но кажется, Андрей вовсе не нуждался в её прощении. У них с медсестрой Кристиной наверняка идиллия: она — молодая, бездетная, ничем не обременённая, а он — повидавший жизнь, с домом и хозяйством.
Ира вышла из душного кухонного помещения и облокотилась на прохладную стену. По ту сторону уже слышались голоса детишек, которые вернулись с прогулки и шли переодеваться, чтобы потом пройти на обед. Хотелось выть от несправедливости и безнадёги, от дурацкой ежедневной работы за крышу над головой, от того, что доверила свою жизнь изменщику, который оставил её ни с чем. Ира чувствовала себя виноватой перед детьми. Ведь она ничего не могла им дать, кроме лживых обещаний, что когда-нибудь всё изменится.
Ира поклялась себе: она сделает всё, чтобы её дети росли в радости и счастье. И чтобы этот кошмар для них закончился — чего бы ей это ни стоило.
Мимо неё прошла Таня с тарелками в руках. Она игриво подмигнула ей и буркнула что-то вроде: «Не грусти, всё будет хорошо». Ира поджала губы и пошла обратно на кухню — помогать Тане расставлять тарелки. Когда они пересеклись ещё раз, Ира её задержала на секунду:
— Тань. А можно с вами в церковь на службу сходить? Возьмёте?
— Конечно! — улыбнулась ей та. — Отчего ж не возьмём.