Дом Первого Шёпота

Пролог

Пыль, въевшаяся в одежду, пахла чужой землей. Не снежной свежестью Севера, не хвойной горьковатой смолой, а чем-то пряным, сладковатым и удушающе-жарким. Воздух струился над раскаленными камнями дороги, превращая даль в колышущееся марево. Айрин Тороко чувствовала себя снежным комом, брошенным в печь.

Повозка, больше похожая на деревянный ящик на кривых колесах, подпрыгнула на очередной колдобине, и Рин едва не прикусила язык. Она уже неделю тряслась в этой адской колеснице, и каждая косточка ныла от усталости. Мысли путались, сплетаясь в одно бесконечное «зачем».

«Верой и честью служить Королю Севера». Слова присяги, произнесенные всего месяц назад в пронизывающем холоде тронного зала, теперь казались детской игрой. Как она может служить, запертая в этой духовке, за тридевять земель от дома? Ее дар, эта странная, холодная энергия, клубящаяся внутри, была здесь не к месту, как меховая накидка посреди пустыни.

— Эй, Северянка, не растай совсем. Выжми свои тряпицы, а то хлюпаешь, как перезрелый фрукт.

Голос с противоположной скамьи прозвучал слишком бодро для этого пекла. Кесто Маро растянулся, как большой довольный кот, его смуглая кожа лишь слегка поблескивала от пота, в то время как Рин чувствовала, что еще немного — и с нее начнет капать.

— Я не хлюпаю, — буркнула она, отрывая взгляд от пыльного пола. — Я медленно испаряюсь. Это процесс. Утонченный.

Кесто фыркнул, и его глаза, узкие и хитрые, сощурились от смеха.

— О, прости, принцесса льдов. Не узнал в тебе философа. Думал, просто бледная девочка, которую тошнит от жары.

— Меня и тошнит от жары. И от этой повозки. И от твоего присутствия, если уж на то пошло.

— Ай-яй, какая неблагодарность. А кто делился с тобой вяленым мясом, когда ты смотрела на местные лепешки, как на ядовитых жаб? А кто отгонял тех торговцев с навязчивыми благовониями?

Рин тяжело вздохнула, откидываясь на жесткие доски сиденья. Мысленно она снова прокрутила тот день, когда этот болтун с тенью-прилипалой вломился в ее уединение. Это было ещё на севере, у последнего форпоста, где каменистая тундра их родины уже начинала по-иному дышать, готовясь к чужим землям. Его лошадь и правда куда-то подевалась, но уж больно подозрительно блестели у него глаза, когда он узнал, что её повозка следует прямиком в Дом Первого Шепота.

«Судьба, Северянка! — уверял он тогда, втискивая свой тощий походный ранец между её скромными сундуками. — Два последних мага Дикого Севера, и мы так кстати встретились! Это знак. Вселенная не терпит пустоты, особенно магической». Он, конечно, приукрасил — магов на всём их Севере, если собрать с обеих сторон хребта, наберётся с полсотни, но дар у большинства был слаб, как подтаявший лед весной. Магия там была не мертва, нет, но дышала на ладан, вымирая вместе с родами, что когда-то славились ею. Её собственный род, Тороко, был тому печальным примером: пять поколений молчания, пока этот проклятый дар не проснулся в ней.

Он представлялся Кесто Маро из племени ронту, кочевников с плывущими, как дым костра, границами их государства-степи. Их народы столетие назад крошили друг друга в кровожадных войнах за пастбища и промыслы, а теперь поддерживали хрупкий, зыбкий мир, больше похожий на перемирие уставших псов. Её отец, закаляя в ней дух будущей клятвопреёмницы, говорил так: «Дочь моя, видишь ронту — помни, что за твоей спиной вековая обида. Не поднимай на него оружия без причины, но и другом ему не становись. Их ветер переменчив, а наш — вечен». И вот она сидела в одной повозке с этим «переменчивым ветром», который щедро платил за проезд своими бесконечными байками и той самой вялятиной.

— Твоя тень, — мрачно констатировала Рин. — И она пугала их куда эффективнее, чем твои остроумные шуточки.

Она кивнула в угол повозки, где даже в палящий зной ложилась неестественно густая, плотная тень. Она не просто была темной. Она казалась живой, дышащей пустотой. Кесто бросил на нее беглый взгляд и усмехнулся.

— Тень говорит, ты ему нравишься. Он чувствует в тебе что-то… родственное. Холодное.

— Передай Тени, что я польщена, но взаимностью ответить не могу. У меня нет никакого желания общаться с бездной в углу повозки.

— Ну, зря. Он отличный собеседник. Молчаливый. — Кесто перевалился на бок, подперев голову рукой. — Ладно, хватит про мою чарующую персону. Смотри.

Он отдернул засаленную холстину, закрывающую дыру в повозке, служившую окном.

Рин ахнула.

Дорога упиралась в гигантскую, вырезанную прямо в скале арку, увитую лианами с цветами ослепительно-алого цвета, которых она никогда раньше не видела. По бокам, отливая на солнце золотом и слоновой костью, стояли статуи не людей, а существ с слишком длинными конечностями и мудрыми, печальными лицами. За аркой вздымались в небо белоснежные башни, утопавшие в зелени висячих садов. Мосты, легкие, как паутина, соединяли их на головокружительной высоте. Воздух звенел от тысяч голосов, звона колокольчиков и странной, вибрирующей музыки, которую, казалось, издавала сама земля.

Это был Дом Первого Шепота.

— Северные духи… — прошептала Рин, и слова застряли в горле.

— Вот это да, — свистнул Кесто, и в его голосе впервые прозвучало неподдельное, детское изумление, без привычной доли иронии. — У нас на севере дома каменные — уже роскошь. А они тут, оказывается, до неба почти допрыгнули.

Повозка, дребезжа, прокатила под арку, и тень от нее на мгновение поглотила их. Рин почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Здесь пахло не пылью и потом, а старым камнем, влажной землей и… магией. Не той сырой, дикой силой, к которой она привыкла, а тысячелетней, отточенной и выверенной, вплетенной в самую структуру этого места.

Они выехали на огромную площадь, заполненную людьми. Сотни, тысячи молодых людей в самых невероятных одеждах — шелковых робах, расшитых сложными узорами, легких накидках, пестрых тюрбанах. Глаза всех цветов радуги, оттенки кожи от темного ореха до почти что, как у нее, фарфоровой бледности. Гул стоял невообразимый.

Глава 1

Гул площади обрушился на неё, как физическая стена. Тысячи голосов, смешавшихся на десятках наречий, звон колокольчиков на одеждах богатых студентов, крики торговцев, предлагающих прохладительные эликсиры и свежие свитки — всё это сливалось в один оглушительный, чужой рокот. Айрин стояла как вкопанная, сжимая ручку своего дорожного сундука до побеления костяшек. Она чувствовала себя песчинкой, затерянной в гигантском, ярко окрашенном муравейнике.

— Ну что, Северянка, — раздался рядом знакомый голос, в котором звенела неистребимая ухмылка. — Похоже, мы-таки доехали. Всё ещё киснешь, героический эскорт?

Кесто, казалось, уже полностью оправился от первоначального шока. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и с любопытством вертел головой, поглощая окружающее зрелище. Его тень, неестественно густая даже здесь, под палящим солнцем, колыхалась у его ног, заторможено вторя его движениям.

— Твой эскорт, — выдавила Рин, не отрывая глаз от группы студентов, легко паривших на полметра над землёй и о чём-то оживлённо беседуя, — сейчас задохнётся, растворится в этой толпе и умрёт, так и не поняв, куда идти.

— Не драматизируй. В таком потоке просто надо плыть по течению. Или… эй, осторожно!

Какой-то рослый юноша, не глядя, пятясь и что-то крича своим друзьям, едва не сбил Рин с ног. Она отпрыгнула, сундук болезненно стукнул её по колену. Кесто мгновенно оказался между ней и толпой, его насмешливость куда-то испарилась, взгляд стал собранным.

— Ладно, шутки в сторону. Здесь действительно нужно глаза пошире. Твоя рухлядь никому не нужна, а вот такую диковинку, — он кивнул на свою тень, которая на мгновение приняла угрожающе острые очертания, — могут и стащить. Нужно найти, куда нас определяют.

Они попытались было спросить дорогу у одного из слуг, сновавших с ношами, но тот лишь испуганно покосился на тень Кесто и, что-то пробормотав на своём языке, ретировался.

Именно в этот момент хаотичное движение толпы вокруг них внезапно упорядочилось. Студенты, почтительно расступаясь, пропускали вперёд одну фигуру.

Он появился бесшумно, словно возник из самого раскалённого воздуха. Молодой человек лет двадцати, одетый в простой, но безупречно скроенный лён песочного цвета. Его тёмные волосы были коротко острижены, смуглое лицо с резкими, четкими чертами оставалось абсолютно невозмутимым. Он шёл с такой прямой, негнущейся спиной и таким ощущением собственной правоты, что пространство перед ним расчищалось само собой.

Его взгляд, тёмный и пронзительный, скользнул по Кесто, его тени, задержался на Рин, на её слишком тёплом плаще и бледном, растерянном лице, и будто занёс всё это в невидимый манускрипт. Оценка заняла менее секунды.

— Айрин Тороко. Кесто Маро, — его голос был низким, ровным и не требовал повышения, чтобы перекрыть шум. В нём не было ни приветствия, ни угрозы — только констатация. — Я ваш куратор на период вводного цикла. Иртра Ро Май.

Рин инстинктивно выпрямилась, пытаясь хоть как-то соответствовать этой ауре безупречной выдержанности. Кесто, напротив, расслабился и широко ухмыльнулся.

— Вот это встреча! Уже знаете, как звать-величать? Работаете быстро. А куратор — это типа наш пастух, который будет следить, чтобы мы, северные овцы, не заблудились в ваших южных хоромах?

Иртра проигнорировал шутку. Его ответ был точным и лишённым всякого намёка на игру.

— Куратор — это человек, который отвечает за вашу адаптацию и соблюдение вами Устава Дома. Вы будете обращаться ко мне «наставник» или «Ро Май». Все ваши вопросы — через меня. Все ваши проблемы — ко мне. Все ваши нарушения — на мне. Я здесь для того, чтобы вы не опозорили вверенную мне группу и не были изгнаны ещё до экзамена.

Он выдержал паузу, дав словам осесть.

— Вы опоздали на общее собрание новичков. Это первое и последнее ваше опоздание, которое я проигнорировал. Дальше последуют санкции. Понятно?

Рин молча кивнула, чувствуя себя девчонкой, которую отчитали за испачканное платье. Кесто пожал плечами.

— Понятно, как божий день, наставник Ро Май. Дорога была долгой, повозка медленной, а лошади…

— В Доме Первого Шепота никого не интересуют оправдания, — отрезал Иртра. — Интересуют только результаты. Вот.

Он одним плавным движением достал из складок своей одежды два узких свитка и сложную, свёрнутую в трубку карту на плотной бумаге.

— Устав Дома. Прочтите его к завтрашнему утру. Карта основных локаций. Общежитие для новичков находится здесь, — он указал длинным пальцем на один из комплексов у подножия скалы. — Заселяйтесь. Завтра в семь утра по колоколу быть здесь. Не опаздывать.

В этот момент из-за его спины выглянуло другое лицо. Девушка, почти ровесница Рин, с такими же тёмными волосами и умными, живыми глазами, как у их новоиспечённого наставника, но с совершенно иным, озорным и дерзким выражением. На ней была похожая одежда, но перевязанная не так строго, с ярким алым шарфом на шее.

— Боги, Иртра, ты хоть дышишь, когда эти речи произносишь? — она легко обошла брата и протянула руку Рин, а потом Кесто. Её улыбка была искренней и немного насмешливой. — Не слушайте его. Он выучил эту речь наизусть и оттачивал перед зеркалом, чтобы пугать новичков. Я Курата. Сестра этого каменного изваяния. Добро пожаловать в Дом.

Иртра даже бровью не повёл.

— Курата, не мешай.

— Я не мешаю, я помогаю! Они же сейчас от твоего тона в обморок упадут. Посмотри на них! Девушка вся красная, а этот… у него вообще тень шевелится от страха.

— Со мной всё в порядке, — поспешно сказала Рин, чувствуя, как на самом деле горит лицо.

— А я вообще бесстрашный, — парировал Кесто, явно заинтересованный сменой декораций.

Иртра испытующе посмотрел на сестру, затем снова на них.

— Мои инструкции остаются в силе. Завтра в семь. Здесь. — Он ещё раз, последним беглым, но невероятно интенсивным взглядом окинул их обоих. — И смените одежду. А то словите тепловой удар.

Глава 2

Зал для лекций, который Иртра накануне скучно назвал «Аудиторией Первых Истин», был полон. Сотни новичков сидели на каменных скамьях, расположенных амфитеатром вокруг центральной платформы. Воздух гудел от сдержанных разговоров, нервного смеха, шепота. Солнечный свет, проходящий через витражные окна-соты, бросал на пол причудливые разноцветные блики, но не мог рассеять атмосферу напряжённого ожидания.

Рин сидела рядом с Кесто, втиснувшись в середину ряда. Её ладони были влажными, она вытирала их о грубый лён своего платья. Завтра всё должно было начаться по-настоящему.

Тишина наступила внезапно и абсолютно. Не потому, что кто-то её потребовал, а потому, что на платформу поднялся Мастер Ворин.

Он был невысок, сухопар, с лицом, изрезанным морщинами-иероглифами прошлого опыта. Его седая борода была подстрижена с математической точностью, а одежда — простой, но безупречной. Он не смотрел на студентов, а обводил взглядом что-то в воздухе перед собой, будто перечитывая невидимый конспект.

— Устав Дома вы прочли, — начал он без преамбул. Его голос был негромким, но каждое слово, отточенное и ясное, долетало до самого дальнего угла зала. — Теоретические основы манипуляции, я уверен, многим из вас знакомы с детства. Сегодня мы перейдём к практике. Вернее, к её первому и ключевому рубежу.

Он сделал паузу, наконец опустив взгляд на аудиторию. Его глаза, цвета тёмного ореха, казались, видели каждого в отдельности.

— Сила, — произнёс он, и слово повисло в воздухе, — это сырьё. Дар — это инструмент. Бездумное применение того и другого есть не искусство, а вандализм. Мощный выброс энергии может снести стену. Искусный — может найти трещину в её фундаменте и обойтись меньшими усилиями. Вы здесь, чтобы научиться искусству. Тонкости. Контролю.

Он медленно прошёлся по краю платформы.

— Контроль начинается с малого. С самого малого. С того, что меньше пылинки. Для этого и существует Испытание Пылью.

Слуги внесли и установили в центре зала несколько массивных треног. На каждой покоилась идеально гладкая хрустальная сфера размером с человеческую голову. Внутри них, словно живые, клубились и переливались облака мельчайшей серебристой пыли. Они двигались в бешеном, хаотическом танце, сталкивались, разлетались, не подчиняясь никакому видимому порядку.

— Частицы архаической пыли, — пояснил Ворин, подходя к одной из сфер и проводя рукой по её поверхности, — пребывают в состоянии перманентного возбуждения. Их движение — и есть квинтэссенция хаоса, чистый шум. Ваша задача — усмирить этот хаос. Успокоить его. Добиться полной и абсолютной неподвижности.

По залу пронёсся вздох. Кто-то уверенно ухмыльнулся, кто-то побледнел.

— Запомните, — голос Ворина зазвучал твёрже, — сила здесь вторична. Можно обладать мощью, способной перевернуть землю, и не суметь остановить пылинку. Ключ — не в давлении. Не в грубой силе. Ключ — в чувстве. В умении услышать ритм этого хаоса и… убедить его замедлиться. Воля, направленная внутрь, а не наружу. Понимание, а не принуждение.

Рин сглотнула комок в горле. Её собственный дар, тот самый холодный клубок в груди, всегда ощущался как что-то монолитное, цельное. Как ледяная глыба. Его можно было выбросить вперёд, обрушить… но не расплескать на миллион крошечных частиц и уж тем более не уговорить их вести себя тихо. Контроль. Именно этого у неё и не было. Некому было научить.

— Для наглядности, — Ворин кивнул одному из старших студентов, стоявших у стен.

Вперёд вышел Иртра. Его лицо было спокойно и сосредоточенно. Он подошёл к одной из сфер, самой большой, где пыль металась с особой яростью. Он не стал принимать эффектную позу, не делал сложных пассов руками. Он просто положил ладони на хрусталь и уставился внутрь, слегка склонив голову, будто прислушиваясь.

Прошло несколько секунд. Бешеная пляска пыли не менялась. Кто-то из студентов уже начал перешёптываться, но замолк под тяжёлым взглядом Ворина.

И тогда движение внутри сферы начало замедляться. Не резко, а плавно, естественно, как будто усталый вихрь теряет силы. Частицы перестали сталкиваться, их траектории вытягивались, превращались в медленные, ленивые спирали. Ещё мгновение — и они замерли. Полностью. Абсолютно. В сфере висела неподвижная, идеально однородная серебристая дымка. Тишина в зале стала оглушительной.

Иртра убрал руки и отошёл, не выражая ни гордости, ни усилия. Просто констатация факта.

Ворин кивнул, удовлетворённо.

— Идеальный контроль. Воля, применённая точечно, к каждой частице в отдельности и ко всем сразу. Без насилия. Без остатка.

За ним последовали демонстрации других кураторов. Девушка с зелёными глазами добилась неподвижности чуть быстрее, но пыль в её сфере замерла не идеально ровным облаком, а скорее роем застывших в воздухе точек. Другой юноша, коренастый и хмурый, делал это дольше, и на его лбу выступил пот. Результат был тот же.

Рин смотрела на это, и сердце уходило в пятки. Они делали это так… легко. Так естественно. Как дыхание.

— Боги, — прошептала она сама себе, но услышал Кесто.

— Что? Выглядит несложно, — он небрежно махнул рукой. — Просто уговорить песок уснуть. А, Тень?

Он похлопал по воздуху рядом с собой, где его тень колыхалась чуть интенсивнее, чем у других. Тень, кажется, кивнул. Рин лишь покачала головой. Уговорить? У неё не было никаких козырей в рукаве. Только тихий, всепоглощающий ужас и ледяная глыба, готовая рухнуть и всё разрушить.

Мастер Ворин снова вышел вперёд.

— Испытание начнётся завтра, на рассвете. Каждый из вас подойдёт к своей сфере. Результат определит вашу Когорту. Помните: не сила, а контроль. Не грубая мощь, а воля и тонкость. Не скорость, а результат.

Он обвёл зал своим пронзительным взглядом.

— Кто не справится — не будет зачислен. Дом Первого Шепота не тратит ресурсы на безнадёжных. На сегодня всё.

Он развернулся и вышел. Лекция была окончена. Студенты начали шумно подниматься, обсуждая увиденное, хвастаясь или делясь страхами.

Глава 3

Колокол, возвестивший начало трудового дня, прозвучал для Когорты Свинца на час раньше, чем для всех остальных. Его звон был глухим, железным, без малейшей магической вибрации, просто кусок металла, бьющий о металл.

Рин уже стояла в строю. Воздух в служебном дворике, куда сгоняли «свинцовых», был густым от известковой пыли и запаха пота. Надзиратель, тощий мужчина с вечно поджатыми губами, выкрикивал задания, тыча палкой в спины замешкавшихся.

— Тороко! Канал энергопотока в Западном крыле. Засор. Очистить. Инструменты у сторожа. Остальные — за мной!

Канал оказался узкой расщелиной в основании старой кладки. Сторож, угрюмый старик, молча сунул ей в руки скребок на длинной ручке, щетку с жесткой щетиной и деревянное ведро с густой, пахнущей щелочью жижей.

Рин спустилась вниз по скобам. Пространство было тесным, сырым и душным. Стены покрывал липкий, маслянистый налет — побочный продукт столетий магической циркуляции, смешанный с обычной грязью. Она уперлась плечом в холодный камень и принялась работать.

Скребок со скрежетом сдирал черную массу. Это была тяжелая, монотонная работа, но Рин не роптала. На севере она и не такое делала — чистила стойла от наледи и не только, вытаскивала из сугробов замерзшие тюки с сеном, часами могла ковырять ломом мерзлую землю. Физический труд не пугал ее и не унижал сам по себе. Унижало другое.

Снаружи, совсем близко, послышались шаги и оживленные голоса. Группа студентов из Стали, возвращавшихся с практикума, остановилась буквально в паре метров от решетки канала.

— …значит, вектор нужно направлять не против течения, а перпендикулярно, создавая торсионный вихрь, — раздался знакомый насмешливый голос. Элиан.

— Но это требует колоссальной точности. Проще гасить импульсом, — возразил кто-то.

— «Проще» — удел Бронзы, дорогой. Мы же здесь для искусства, не так ли?

Рин замерла, прижавшись к влажной стене, стараясь не производить ни звука. Она не хотела, чтобы ее увидели. Не из-за стыда за работу, а из-за оскорбительного любопытства в их глазах, как будто она диковинное животное, занятое своим нелепым трудом.

Но Элиан уже заметил движение в глубине ниши. Он сделал несколько шагов и присел на корточки, заглядывая внутрь. Его взгляд скользнул по ведру со шламом, по ее заляпанной одежде, по скребку в ее руках.

— Ах, наш северный алмаз в грубой оправе, — произнес он без тени насмешки в голосе, с холодной, почти научной вежливостью, от которой становилось еще горше. — Осваиваешь азы теургии? Интересно, на севере чистка канализационных стоков тоже считается магическим ритуалом?

Его спутники сдержанно захихикали. Рин чувствовала, как горит лицо. Она промолчала, стиснув зубы. Любой ответ стал бы лишь поводом для дальнейших насмешек.

— Элиан, ты заблудился? — раздался другой голос, резкий и нетерпеливый. Это была Курата. Она подошла, оттеснив одного из его приятелей, и встала между ним и решеткой, спиной к Рин, словно заслоняя ее. — Твои рассуждения о торсионных вихрях уже всем набили оскомину. Иди, продемонстрируй свое искусство на практике, а не пустословь.

— Курата, милая, я просто проявляю участие к усердию наших младших товарищей, — парировал Элиан, но в его глазах мелькнуло раздражение.

— Участие в усердие — это когда ты сам берешь в руки скребок, а не когда ты стоишь над другим и чешешь языком, — огрызнулась она. — Или в твоем роду считают, что наблюдение за физическим трудом развивает интеллект?

Элиан фыркнул, но отступил. Её удар пришелся в больное место — вечные претензии его рода к недостатку «практических достижений».

— Как скажешь, Ро Май. Не буду мешать… процессу познания.

Он с напускной небрежностью повернулся и ушел, увлекая за собой свиту. Курата проводила его взглядом, полным презрения, потом на мгновение обернулась к Рин.

— Не обращай внимания. Он как гнилой зуб — ноет, по поводу и без. Эй, старик! — крикнула она сторожу. — Дашь ей зачарованный скребок? Или ты тут всю магию для себя экономишь?

Сторож что-то пробурчал себе под нос, но поковылял к сараю.

Курата присела на корточки, понизив голос.

— Слушай, тут есть трюк. Не маши скребком как лопатой. Видишь, налет отслаивается пластами? Поддень край и веди вдоль потока, по резьбе камня. И щелочь эту не лей просто так, она разъедает все подряд. Капни немного на щетку и три круговыми движениями. Силы больно не прикладывай, а то канал протрешь до дыр. Они тут старые.

Рин кивнула, удивленная не столько советом, сколько тем, кто его дал. Не из жалости, а скорее из солидарности против общего раздражителя в лице Элиана.

— Спасибо, — хрипло выдохнула она.

— Не за что. Мне его лицо противно, — Курата встала, отряхнула руки. — И вообще, Иртра сказал присматривать. Хотя он, конечно, считает, что ты должна сама во всем разбираться. «Правила есть правила. Каждый на своем месте». — Она передразнила брата с такой язвительностью, что Рин едва улыбнулась. — Ладно, не задерживайся. Эта жижа воняет ужасно.

Совет действительно помог. Работа пошла быстрее и легче. Остаток дня Рин провела, перенося тяжелые рулоны старых чертежей из сырого подвала в сушильную печь. Это была изматывающая, монотонная работа, от которой ныли спина и руки. Она видела, как мимо проносились студенты высших когорт, их свитки грациозно парили в воздухе следом за ними. Никто не смотрел на нее свысока. На нее просто не смотрели. Она была частью ландшафта, обслуживающим персоналом.

По дороге в общежитие, промозглой служебной тропой, она столкнулась с Иртрой. Он шел один, углубленный в изучение светящегося шара, плывущего перед ним на уровне глаз. Он не заметил ее, а она не стала привлекать внимания, прижавшись к стене, чтобы пропустить его. Он прошел, не подняв головы, погруженный в свои стратегии и расчеты. «Каждый на своем месте». Его место было там, в мире сложных абстракций. Ее — здесь, в мире физического труда.

Когда она наконец добралась до своей кельи, то рухнула на кровать, не в силах сделать ни шагу больше. Все тело гудело от усталости, пальцы плохо разгибались, а в ноздрях стоял едкий запах щелочи и старой пыли.