Дом Властвующей

Глава 1

Одна рука сжимали мамин дневник, а вторая сдвинула в сторону часть скатерти, открыв кусочек завешенного зеркала. Отражение взглянуло на Шемс хмурым взглядом: ни слезинки, хотя всё внутри разрывалось от горя. Отчаянно хотелось избавиться от этого чувства, чем-то заглушить боль рвущегося сердца. Взгляд наполнился злостью. Шемс ненавидела весь мир, за то что он продолжал существовать, будто ничего не произошло, а она понятия не имеет, как быть дальше. Если в шестнадцать лет теряешь единственного близкого человека, а сама остаёшься жить запуганным и подавленным существом, душа хватается за любую соломинку, ища спасения от пронзительного одиночества, иногда наполняется сумраком холодным и серым, как зола.

А ещё секреты — страшные, опасные, на первый взгляд нереальные. По крайней мере, когда Шемс сунула свой нос туда, куда явно не следовало, она, мягко сказать, обалдела. С одной стороны, понятно почему от неё так долго скрывали правду, а с другой — всё равно обидно.

Теперь мамы больше нет, и она сирота, одна на свете. Хотя… где-то живёт ещё родной по крови человек. Только нужна ли ему дочь, о существовании которой он, скорее всего, даже не подозревает?..

Взгляд у отражения из злобного сменился на задумчивый. «Но ведь пока не проверишь — не узнаешь».

Когда в жизни появляется новая цель, появляется и смысл, и даже боль становится как будто чуточку тише.

Отпущенная скатерть плавно вернулась на зеркало, скрыв отражение. Шемс повернулась с каменным лицом, снова забралась в постель, раскрыла тетрадь исписанную знакомым косым почерком и погрузилась в чтение.

Дневник Уланы.

Сегодня Шемс исполнилось пять лет.

Мы до последнего надеялись, что скверная погода отступит. Однако, метель бушует с середины ночи, да такая страшная, будто хочет ледяными порывами ветра разрушить все дома в нашем городе, засыпать всё живое и задушить толстым снежным саваном.

Шемс сильно расстроилась. Мы планировали поездку на аттракционы, но из-за метели, конечно, не смогли этого сделать. В искупление я приготовила шоколадный торт с пятью бело-розовыми свечами. Задувая их, Шемс крепко зажмурилась, тщательно проговаривая про себя желание, а затем хитро на меня посмотрела. Я знаю, она не расскажет о том что загадала, а я не стану настаивать, ведь иначе желание не исполнится.

Почти час перед сном мы потратили на расчёсывание её прекрасных волос, вьющихся, будто кудрявый чёрный шар. Волосы у неё от меня и смуглая кожа. Только малахитовые глаза достались от Дарреля, такие же круглые, выразительные, вспыхивающие от малейшего всплеска эмоция. Впрочем, у Дарреля они никогда не вспыхивали, будто само проявление эмоций для него — это постыдная слабость.

Клянусь, стоит лишь закрыть глаза, и я снова увижу их лица, выступающие ко мне из черноты Склепа: Даррель, Лльюэллин, Тиббот… Живы ли они? Помнят ли обо мне? Лучше бы не помнили… И я не хочу их помнить! Но воспоминания намертво въелись в мой мозг и теребят душу, навязчивыми образами вторгаются во сны и отравляют реальность.

Сложно сказать, который из преследующих меня кошмаров ужаснее. Может быть тот, в котором перед моими глазами возникает чёрный коридор и Лльюэллин в ослепительно-белой одежде, ленивый и расслабленный, будто кот после полуденного сна, движется по нему к опознавательному кругу. Шаг вперёд. На мягких губах играет дразнящая полуулыбка, и на секунду может показаться, будто в миндалевидных глазах, цвета чистой лазури, мелькает живая теплота. И вновь появляется надежда, что там внутри всё ещё живо что-то человеческое…

Его рука взлетает и легко, даже нежно, касается щеки девушки, в растерянности застывшей внутри круга. Девушки и юноши постоянно меняются, и вероятно поэтому их лица слились для меня воедино. Да и неожиданных поворотов сюжета я не припоминаю. Вся жизнь в Склепе всегда текла по накатанному сценарию…

Наверно и Лльюэллин когда-то был человеком, но ничего человеческого в нём уже не осталось.

Далее поцелуй. Чувственный, неторопливый, он уверенно сводит её с ума, подчиняет, заставляет забыть… И вот она уже не владеет собой, её воля целиком в его власти…

И оттого сокрушительнее, безнадёжнее вспыхивает боль, когда её плоский живот вспарывает нож с полукруглой тёмной рукояткой. Чудовищный микс страха, отчаяния и предсмертной агонии растекается по Склепу, проникает в каждую комнату, каждый угол, каждую щель, питая то древнее зло, что властвует над нами под покровом мрака и колдовства…

Лльюэллин поворачивается и ловит мой взгляд. Думаю, он недоволен моим появлением. Разумеется, он понимает, что я всё видела, но лицо его не отражает никаких эмоций. И в то время, когда мне хочется кричать от ужаса, он подходит, на каменном полу его шагов совсем не слышно, молча берёт меня за руку и отводит назад к Даррелю.

Шемс.

Шемс резко захлопнула толстую тетрадь с коричневой обложкой и торопливо засунула её под подушку. Как раз вовремя. В комнату вошла Татьяна с трогательным сочувствием на заплаканном лице и в кружевном чёрном наряде, более подходящем для какой-нибудь корпоративной вечеринки, чем для траурной церемонии.

— Послушай, солнышко, я всё же думаю, что тебе не стоит сейчас оставаться в одиночестве. Если не хочешь пожить у меня, может тогда я тут с тобой побуду. Хотя бы эту ночь.

Глава 2

Шемс

Они не стали накладывать на нож чары невидимости — Татьяна нашла заклятие получше. И оно неожиданно сработало, что, как правило, было для их тандема несвойственно. После долгих приготовлений и ещё более долгих экспериментов Шемс удалось создать «карман вовне». Опасное оружие больше не нужно было прятать сзади за поясом, на голени, на предплечье и так далее. Это была настоящая магическая связь. Теперь стоило Шемс только пожелать, как нож бесследно пропадал из материального мира или же наоборот в мгновение ока материализовывался, и её пальцы вновь крепко сжимали деревянную рукоять. Конечно, как и предрекала крёстная, на всё про всё у них ушло почти два месяца, но оно того стоило.

— Они отказали мне в оформлении опеки, — мрачно объявила Татьяна, едва вечером перешагнула порог квартиры. — Сослались на то, что я не замужем, да к тому же не имею официального трудоустройства.

Шемс только что вылезла из душа и стояла перед ней с тютбаном из махрового полотенца на голове.

— Мне уже шестнадцать. Я вполне могу жить одна.

Они прошли в кухню, где Татьяна по-хозяйски включила электрический чайник и принялась выгружать из пакета на стол принесённые продукты.

— Я пыталась разобраться в нашем законодательстве, но толком так ничего и не поняла, кроме того, что суд должен удовлетворить заявление и объявить ребёнка полностью дееспособным. Тогда да, несовершеннолетние подопечные, достигшие шестнадцати лет, могут проживать отдельно. Нам бы с хорошим юристом посоветоваться…

— Или мне стоит поискать работу, — Шемс закусила губу, задумалась.

— Тебе сперва образование надо получить! Слушай, Шемс, попытайся вспомнить, может Улана говорила о каких-нибудь ваших родственниках. Может у неё есть братья или сёстры, пусть двоюродные, да хотя бы троюродные. Ну хоть кто-то ведь должен быть!

Шемс подумала о Дарреле. Она представляла его печальным рыцарем, сражённым могущественными силами зла. Стоит ли рассказать о нём Татьяне? Мама так и не рассказала, хотя они были лучшими подругами. Потому что приобщение к этой тайне грозит опасностью для каждой бессмертной души.

— Нет, никого нет.

Дневник Уланы.

Порой у меня возникает нелепая мысль, что Лльюэллин всё-таки самый гуманный среди обитателей Склепа. Он, по крайней мере, расправляется со своими гостями сразу. Остальные же пытаются сохранить несчастным жизнь, тем самым продлевая их мучения, соревнуясь в придумывании наиболее изощрённых пыток в бесконечных раундах, призванных сломить волю, убить всякий интерес к жизни. Ведь гурманка Сатис регулярно требует свежей порции страданий.

Однажды Тиббот сказал мне: — «Любое удовольствие по мере насыщения теряет свою привлекательность. Страдания необходимы нам для переоценки ценностей. Вряд ли кто-либо, проживая в блаженной праздности, способен задуматься, пересмотреть всю свою жизнь и приоритеты».

Может Тиббот в чём-то и прав, только кто же в Склепе позволит себе роскошь — испытывать истинное удовольствие от всего происходящего?.. Само собой, Сатис не в счёт.

Впрочем, Тиббот, пожалуй, как раз-таки смеет. Только он обладает исключительной привилегией покидать Склеп, когда вздумается и насколько вздумается. Вот с чего бы интересно к нему такая милость?

А ещё я заметила, что он, почти всегда, производит впечатление вполне себе нормального человека. Правда, сравнение это весьма условно. Но Тиббот определённо не рвётся соревноваться за право выслужиться перед Сатис. Однако, и у него имеется нож с синей сталью и рукоятью из эбенового дерева.

Для меня стало совершенной неожиданностью, когда Даррель выболтал, что Тиббот и Лльюэллин родные братья, причём Лльюэллин старше Тиббота на семь лет. Кто бы мог подумать?! Как по мне, так они совершенно не похожи.

Да, именно теперь, спустя годы я ясно вижу, Тиббот плохо вписывается в стандартную атмосферу Склепа. То есть, он даже не носитель магии, но это, странным образом, не помешало ему продвинуться по карьерной лестнице. Брат посодействовал?..

Насколько я помню, наличие магии — это единственный способ получить лично от Сатис не просто гарантии жизни, но и телесное бессмертие наряду с вечной молодостью. Но цена за это, как правило, оказывается непомерно высокой. Вот, казалось бы, кто пожелает себе бессмертия наполненного вечной скорбью? Ан нет, всегда находятся желающие. Даже на памяти Дарреля, не говоря уже обо мне, лишь Евгения отказалась покориться Сатис. Только она дерзнула в одиночку противостоять старой ведьме.

Впервые я увидела Евгению в приёмном зале, в самый первый день своего пребывания в Склепе. По сравнению с остальным домом, тут было непривычно много света. Сам зал представляет собой просторное прямоугольное помещение с высоким сводчатым потолком и голым полом, выложенным голубой плиткой с геометрическим узором. Всю противоположную от входа стену скрывают длинные бархатные занавеси, опять же голубые. Где-то за ними, по всей видимости, находится дверь в покои Властвующей, потому что именно оттуда она вскоре и появилась. И даже не посмотрела в мою сторону. Внимание Сатис всецело было поглощено проходившим в это время ритуалом.

Об этом следует рассказать подробнее:

Вспоминаю, как пройдя в зал, с глупым видом я бегло осматриваюсь по сторонам. И вот, на невысоком каменном постаменте, прямо под огромной люстрой, в форме вертикальной трубы, украшенной длинными цепями хрусталиков, я вижу девушку, безучастную ко всему, оцепеневшую, похожую на безжизненную статую. Её длинные тёмные волосы находятся в необычном положении, будто их взметнуло и растрепало ветром, такими они и застыли, не успев упасть обратно на худые плечи. Но девушка всё-таки не статуя. Я замечаю, как вздымается её грудь и опадает в такт ровному дыханию.

Глава 3

Для начала она хотела убедиться, что Склеп действительно существует. Некоторые записи в дневнике косвенно намекали на его примерное местоположение. Однако там же упоминалось и о том, что не каждому визитёру он открывается. «Если Склеп тебя не захочет, ты можешь хоть сотни раз ходить вокруг да около, но так ничего и не обнаружить».

Посмотрев на небо, Шемс пришла к выводу, что синоптики вечно норовят уподобиться магам-шарлатаны, или политикам — прогнозировали дождь и снова соврали. На улице стояла жара. Под раскалёнными лучами солнца плавился асфальт, изнывали от жажды деревья и кустарники, а люди стремились укрыться в тенёчке, спасаясь от прилипавшего, обволакивающего тела горячего воздуха.

Щемс купила билет на ближайший рейс и, заняв место возле окна, достала мамин дневник.

Духота в автобусе стояла адская, сил нет. Ещё и кондиционер сломан. Словно в натопленной банной парилке. Заключённые внутри салона пассажиры, обмахивались чем могли: газетами, бейсболками и просто собственными ладонями. Вялые мухи ползали по запылённым стёклам, время от времени лениво перелетая с одного окна на другое.

Ехать предполагалось несколько часов и Шемс постаралась просто запастись терпением. Потягивая сладкую газировку и отстранившись от стоявшего в воздухе монотонного гула, она полностью погрузилась в чтение.

Дневник Уланы.

Зачем Даррель подарил мне то кольцо? Я начала думать, что он преподносит его каждой своей «гостье», и оно беспрестанно кочует с одного пальца на другой на протяжении многих десятилетий.

Это был золотой перстень с чёрным опалом когда-то принадлежавший его матери, почившей 1894-м. На момент её смерти Даррелю исполнилось семь.

Весьма абсурдным при этом кажется то обстоятельство, что внешне Даррель выглядит моложе меня. Должно быть он перестал стареть, когда стал одним из Поклоняющихся. Его биологический возраст остановился на отметке где-то в районе двадцати пяти лет.

Итак, в награду за преданность Сатис, Даррель получил бессмертие и способность легко восстанавливать своё тело после повреждения. А что насчёт его разума или его души?..

С тех пор, как Евгению, пребывающую в безмолвном оцепенении, перенесли в отдельные покои, я всё старалась улучить возможность и навестить её. Мне казалось это позволит лучше понять, откуда в ней такая несгибаемая воля, поразительная способность выдерживать немыслимые страдания за нежелание покориться силе Сатис.

Из всего этого засилья насилия приятной неожиданностью для меня стало осознание, что сама Властвующая не может с ней ничего поделать, кроме как ждать, когда нахалка наконец будет готова сдаться.

Длинный тусклый коридор делает поворот и упирается в дверь из толстого чёрного стекла. За ней и стоит открытый деревянный гроб с лежащей внутри живой девушкой. Склеп в Склепе.

Я рада, что никого не встретили по пути. Скорее всего мне бы запретили к ней приближаться. Ведь теперь жизнью Евгении единолично распоряжается сама Сатис. Но по счастью все заняты своими делами: Даррель спал, когда я уходила, Иона по обыкновению хлопочет на кухне, Лльюэллин вроде бы закрылся в библиотеке, а Тиббот вот уже месяц, как вообще не появляется в Склепе. Вчера Иона с Даррелем даже делали ставки вернётся ли Тиббот назад или нет. На самом деле, конечно же, никто всерьёз не верит, что Тиббот ушёл насовсем. «Само собой, когда-нибудь он вернётся. Он всегда возвращается», — сказал мне перед сном Даррель.

Наверно им следовало запереть комнату, но ведь вариант, что кто-то помыслит нарушить священное правило дома ими даже не рассматривался. И вот я беспрепятственно ступаю за чёрную дверь и движусь мимо высокой бронзовой подставки со стеклянной вазой, наполненной рунными камешками, к установленному по центру комнаты гробу, массивному, выкрашенному белой краской.

Безжизненность лица Евгении подчёркивает восковая бледность, а руки неподвижно покоятся вдоль тела. Ещё я успела подметить, что нижнюю часть голени на правой её ноге обвивает цветная татуировка в виде ящерки. Евгения моложе меня на три года, ей всего двадцать четыре, и, надо полагать, старше она уже никогда не станет. Мысленно я представляю себе, как где-то, за пределами Склепа, близкие Евгении сбиваются с ног, разыскивая её…

Опускаюсь на корточки и физически ощущаю, как густеет воздух, пропитанный стойким запахом воска. По тёмным углам разрастаются и скользят бесплотные тени, от них веет опасностью и какой-то безысходностью и тянет убраться куда подальше. Конечно же, я остаюсь и склоняюсь над гробом.

— Мне так жаль, — шепчут мои губы. — Знаю, ты не хотела такой судьбы, как и я, как и множество других жертв, замученных в этих глухих стенах, лишившихся жизни невесть за что. Они навеки искалечили наши души и отняли последние проблески надежды. Но ты другая, твоя борьба продолжается, пусть незримо, но явственно для каждого из здесь живущих. Я восхищаюсь твоей отвагой, которая лишний раз подчёркивает мою собственную никчёмность. А мне бы так хотелось помочь…

— Так помоги мне! — в этом слабом бесцветном голосе, таилось устрашающее очарование истинной скорби. — На краткий миг мне почудилось, что это не слова Евгении, такое странное чувство, будто со мною говорят стены, будто то шепчет сам Дом…

Но вдруг гибкие пальцы судорожно впиваются в моё запястье, а ногти больно вонзаются в кожу так глубоко, что показываются алые капельки крови. Я инстинктивно пытаюсь вырвать руку, но ожившая покойница держит меня крепко.

Глава 4

Дом Властвующей

Сочась сквозь фиолетовые кружева металлических подсвечников по кухне расплывалось красивое призрачное свечение. И неважно, что стоявшая в дальних углах мебель тонула в мутном сумраке — это нисколько не портило впечатления от общей картины. Тяжёлые струи дождя немилосердно хлестали в окно, добавляя месту ещё больше поэтичной уютности.

Чёрная тень, лежащая у ног на гладком зеркале пола, дрогнула и скользнула на стену, когда её хозяйка, миниатюрная темнокожая девушка, оторвалась от помешивания какого-то травяного отвара, бурлящего в чугунном котелке, и посмотрела на своё отражение в стекле, замутнённом дождевыми потоками.

— Приятно слушать дождь, когда не льёт тебе за шиворот, — сказала она.

— Он ведь даже ненастоящий, — Тиббот поднял на девушку живые глаза, сведя брови к тонкой высокой переносице. — Напомни-ка, Иона, ты ж у нас вроде родом откуда-то из северной Шотландии? Неужели тебе ещё в смертной жизни не успела осточертеть подобная серая слякоть?

Вместо ответа Иона недовольно встряхнула головой, отбрасывая за спину копну из сотни блондинистых африканских косичек, повела рукой, и в то же мгновение за фальшивым окном крупными хлопьями повалил снег.

Невозмутимо пожав плечами, Тиббот откинулся на спинку кожаного стула, выполненную в виде вертикальных чёрных вензелей, не слишком удобную, но эффектную, и снова обратился к стоявшей перед ним тарелке с подтаявшим бананово-арахисовым мороженым в «тюбетейке» из бисквита.

— Ты, конечно извини, но вот не верится мне, что твоя ворожба поможет сломать силовое поле гробницы, — но и это воззвание Тиббота осталось без ответа. Поразмышляв пару минут, он провёл ладонью по голове, взъерошивая и без того растрёпанные волосы и снова нарушил молчание. — Столько раз уже пытались… Однако всегда готов помочь, чем смогу. Например, отредактировать там формулу заклинания…

— Да уж как же без тебя! Пытаешься примазаться к моим успехам? При том, что сам напрочь лишён даже зачатков магии. Какой из тебя на хрен заклинатель?..

Она оборвала свою речь из-за негромкого дребезжания, словно по дому прошлась волна мелкой вибрации.

— Гость, — резко выдохнула Иона и выжидающе уставилась на Тиббота. — Ну и чего сидишь?

— Как чего? — выкатил тот глаза. — Сейчас вроде черёд Дарреля.

Мелкое дребезжание повторилось и на этот раз длилось чуть дольше.

В дверях показался Лльюэллин.

— Где Даррель? — осведомился он слегка раздражённо.

— Спит небось, — ехидно ухмыльнулась Иона.

— Чего же вы ждёте? У нас на пороге гость. — с намёком приподнял бровь Лльюэллин, переводя взгляд с Ионы на Тиббота.

— Я занята. Властвующая ждёт свежий отвар, — скороговоркой протараторила колдунья и быстро отвернулась к своему котелку.

— Не моя очередь, — протестующе вскинул ладони Тиббот.

В третий раз сигнал сопровождался не только звуком, но и световым мерцанием.

— Проверьте круг и разбудите уже кто-нибудь этого придурка Дарреля, —распорядился Лльюэллин, показывая свой красивый профиль, а затем бесшумно скрылся в сумраке коридора.

— Даррель совсем обнаглел, — высказала своё мнение Иона. — Что-то подозрительно регулярно его одолевает богатырским сном в час, когда именно ему выпадает жребий встречать гостей. И почему Лльюэллин до сих пор не донесёт на него Властвующей? Ведь ясно как день, что этот дармоед просто делает вид, будто не слышит сигнала.

— Будто у Властвующей других забот нет, как вот только в бытовых дрязгах и разбираться.

— Защищаешь Дарреля? В конце концов твой брат не обязан выполнять чужую работу.

— Ну так взяла бы, Ион, и сама донесла, чем трепаться без толку.

— Да катись ты к чёртовой матери, Тиббот! — тихо огрызнулась колдунья.

Глаза Тиббота хитро блеснули.

— Твой странный парадокс, Иона, заключается в том, что дурные манеры и вульгарный язык, непостижимым образом уживаются в невероятно соблазнительном теле.

— Язык тебе мой значит не нравится? Вот только попробуй ещё хоть раз появится в моих покоях без приглашения!

— Это когда я себе позволял подобное? — удивился Тиббот, пряча лукавую улыбку.

— А прошлой ночью? Когда припёрся по мою душу прямо в ванную.

— Упаси боже! Ни в коем случае я не претендую ни на какую душу, меня волнует исключительно твоё горячее тело.

Обрывая их словестные перепалки и небрежно громко хлопнув при появлении кухонной дверью, к ним, наконец-то, присоединился Даррель, по пояс голый и весь какой-то взлохмаченный.

— Смотрите, спящая красавица уже проснулась, — засмеялась Иона, не упуская возможности уколоть приятеля. — Снова проспал всё интересное.

Даррель лишь молча отмахнулся и расхлябано, в развалку направился к большому холодильнику. Подошёл, приложил ладонь к дверке и на какое-то время замер, тщательно в уме проговаривая свой заказ. Затем вытащил оттуда две алюминиевые банки пива, затянутые тонким налётом инея и плоское блюдо с красиво выложенным на нём ассорти: сырное с виноградом и персиковым чатни.

Глава 5

Дневник Уланы.

На днях Шемс спросила у меня: почему Венди не осталась с Питером Пеном на острове, а вернулась к родителям. Я ответила, что пиратский остров неподходящее место для девочек, к тому же, Венди понимала, что родители ждут её и, если не дождутся, то сердца их разобьются от горя и тоски. «Венди поступила правильно», — сказала я.

«Но ведь потом Венди пожалела о своём решении, только было уже поздно — она повзрослела, и путь на остров для неё навсегда закрылся. Выходит, поступив правильно, она выбрала для себя дурацкую, несчастливую жизнь?».

«Почему несчастливую? Её главная мечта сбылась — она стала мамой».

«Мне почему-то кажется, она просто не знала, что можно мечтать о чём-то другом», — обиженно гнула губы Шемс. — «Я бы ни за что на свете так не поступила…».

Не знаю, возможно, Шемс в чём-то права. Я много думала над тем, какой могла бы стать моя жизнь, не окажись я тогда в Склепе.

Каждое событие, которое мы переживаем, каждое чувство, мысль, выбор — накладывают более или менее заметный отпечаток на наше мироощущение, постепенно вылепливая человеческую личность.

Склеп выработал во мне привычку жить в постоянном ожидании новых страданий. Я жду их во всеоружии, накрепко заморозив душу и мобилизовав рассудок. Но, вырвавшись из Склепа, разве я стала счастливее? Наверно, я просто не обладала той дерзостью, решимостью и отчаянием, требующих сражаться до последнего вдоха, как сделала Евгения? Она приняла достойную смерть, вместо унизительного служения. И, смею надеяться, тем самым разрушила планы врага, не позволила демону сломить себя, ради глотка мнимой свободы?..

Сатис хотела знать каждое слово, произнесённое Евгенией перед смертью. Я воспроизводила их в памяти с той же болью, с какой слушала всего несколько минут назад из уст самой отважной на свете девушки, видящей этот мир в полном цвете, сохранившей честь и не предавшей своих принципов. Дух Евгении остался непобедим, как дух самурая.

Почему Сатис меня отпустила? Снова и снова я задаюсь этим вопросом. Какой истинный смысл кроется за её манёвром? Пожалуй, эта головоломка любого собьёт с толку.

Я отдала ей перстень с просьбой вернуть Даррелю. С моей стороны непорядочно было бы лишать его символа той прошлой человеческой жизни, когда душа была свободна от власти тьмы и сердце полнилось любовью. Да и мне, думала я, незачем хранить лишнее напоминание о днях своего пребывания в Склепе.

Тогда я ещё не подозревала, что самое что ни на есть живое напоминание уже зреет внутри меня…

Знала ли о моей беременности Сатис? Трудно сказать… Думаю, что не знала. Как известно демоны не отличаются ни гуманностью, ни состраданием, соответственно ни один её поступок не может быть продиктован великодушием или сентиментальным порывом. Очевидно, поспешно избавляясь от меня, она руководствовалась исключительно собственными желаниями и выгодой.

Шемс

Не дожидаясь разрешающего сигнала светофора Шемс быстренько перебежала дорогу по полустёртым полосам пешеходного перехода и направилась мимо припаркованных у тротуара машин к тележке с мороженным, возле которой уже толпился, манимый сладким лакомством, народ.

Синеву неба постепенно застилало тенью хмурых облаков, а поднявшийся горячий, сухой ветер трепал волосы прохожих, взвивал пыль клубами, и она летела в лицо, забивалась в рот, нос, глаза…

Вынужденная запастись терпением, Шемс, заняла очередь за какой-то худенькой девушкой в очках и, сунув руки в карманы лёгких хлопковых шорт, принялась от нечего делать разглядывать нескладную фигуру продавщицы, пока та резво наполняла разноцветными шариками вафельные стаканчики для двух неугомонных малышей. А в это время молодая мать семейства, возмутительным образом застопорив всё движение, умилялась радости своих чад, категорически неспособных определиться между разными сортами мороженого, и металась от одного к другому: уговаривала, успокаивала, увещевала. Да при всём этом ещё успевала кокетливо стрелять глазами в сторону следующего за ней в очереди симпатичного рыжеволосого парня лет двадцати с хвостиком.

— Мама, я хочу ещё того си-и-инего!

— Я мне синего! И… и зиёного!

Вопили дети, перебивая друг друга.

— Горло заболит от такого количества, — весело подмигнул им рыжий парень.

— Непрошеный советчик лучше всех всегда всё знает, — мамаша усмехнулась чуть свысока и, невинно хлопая приклеенными ресницами, заметила: — Вы, молодой человек, вместо того, чтобы дважды маму учить жизни, лучше бы сами взяли, да угостили этих сладкоежек.

Позади неделикатно напирала толпа — дескать, поскорее уже покупайте и проваливайте, не задерживайте очередь. Выглядывая из-за чужих спин, Шемс отметила, как парень, сощурив глаза и склонив голову набок, оценивающе пробежался острым взглядом по женской фигуре, а затем обратился к продавщице:

— Дайте пацанам каждого сорта по порции. И нам с их мамой по паре ванильного.

— Ой, да вы что?! Хватит, хватит, куда так много? — делано засмущалась дамочка. Тем не менее, угощение принять соизволила, и теперь не спеша складывала тающий десерт в пакет, аккуратно, стараясь не помять.

— Меня Кира, кстати, зовут, — она улыбнулась и скромно поправила выбившуюся из-под блузки лямку лифчика. — Спасибо вам большое! Для мальчишек это прям настоящий праздник, — и после секундной паузы добавила: — Я с ними в парк собираюсь. Может и вы к нам присоединитесь, а то боюсь, без вашего участия, такое количество мороженого погибнет напрасно.

Глава 6

Наступил следующий день, принеся с собой мелкий моросящий дождь, почти неощутимый, но оттого не менее противный, незаметно пропитывающий до последней нитки, до самых костей холодной туманной сыростью — погода прямо идеально отражающая настроение Шемс.

Кто-то за стеной громко включил музыку. И теперь, помимо прочего, слух коробило от хрипатого голоса, поющего о тюремной романтике. Поплотнее завернувшись в тёплую мамину шаль и поглубже вдыхая её запах, неслышимый, невидимый, неосязаемый, но с уловимыми оттенками и полутонами чего-то родного, заповедного, Шемс попробовала максимально отгородиться от нервирующих звуков, от всего внешнего мира, сделать вид, что мира этого и вовсе не существует.

Прошло уже около двух месяцев с момента её неудачного побега и позорного возвращения. А перед глазами до сих пор стоит лицо Татьяны в котором отражается… испуг? Разочарование? Кроме них Шемс разглядела там чувство вины, от чего на душе стало ещё гаже. А тут вдобавок неофициальные и официальные проверки и неутешительное заключение комиссии по делам несовершеннолетних… Только даже несмотря на всё это жизнь не остановилась ни на минуту, а продолжает идти своим чередом.

В дверь постучали. Это вахтерша, нудно ноющая о том, как надоело ей без конца подниматься на третий этаж и костерящая на чём свет стоит свою работу, пришла сообщить, что внизу Шемс ждёт посетитель.

Татьяна бы обязательно сперва позвонила. Да и любой другой из знакомых, пожалуй, тоже. Посомневавшись пару секунд, Шемс вытащила из-под матраса заветную тетрадь и, согнув ей пополам, сунула в карман своей серо-голубой ветровки.

Ожидания оправдались, внизу она увидела Тиббота. Тот, скрестив руки за спиной, занимался осмотром грязных фотообоев с поблёкшим лесным пейзажем.

— Привет, Тиббот, — она с притворным весельем помахала ему, будто старому приятелю. — Ты как сегодня? Горло не застудил?

Он посмотрел на неё таким же недоумевающим взглядом, как и накануне.

— А-а… ты это про мороженое? — сообразил он наконец. — Ерунда! До парка вчера я так и не добрался.

— Отчего же? Неужто весь вечер провёл на кладбище?

На этот раз взгляд, которым Тиббот наградил девушку, был долгим и серьёзным:

— Может прогуляемся? Я тут неподалёку вроде неплохое кафе видел.

Шемс даже раздумывать не стала, кивнула и первой вышла из здания интерната.

В кафе официант принёс им по чашке кофе и по куску ягодного пирога.

Тиббот молчал. Наверно тщательно обдумывал ситуацию и никак не мог прийти к окончательному решению. Его колючие глаза гипнотизировали то собственную чашку, то расплывчатое жёлтое пятно на светло-серой столешнице, однако ж, ни в какую не желали смотреть на юную спутницу.

Вскоре Шемс это надоело, и она решила немножко ему помочь:

— Тебя ведь Сатис сюда отправила?

Его взгляд метнулся к её лицу и тут же вновь потупился, будто парень хотел что-то сказать, но колебался.

— Если вернёшься без меня, тебя ждут проблемы? — тихо спросила Шемс, следуя за его взглядом.

— Не такие серьёзные, какие ждут тебя, если согласишься уйти со мной.

И опять между ними зависает эта неловкая напряжённая пауза, от которой совсем тошно становится, а потому пора с этим что-то решать.

— Смотри, как я могу, — Шемс чуть подалась вперёд, подняла руки, развернув ладони кверху и тихонько на них подула. И случилось чудо! Крохотные золотистые и серебристые искорки взметнулись, поплыли лёгким мерцающим облачком, а затем медленно осели на поверхность стола, постепенно угасая. — Это волшебная пыльца, — пояснила Шемс гордым шёпотом. — Я правда пока не уверена для каких конкретно магических целей следует её использовать… Очень жаль, что для полётов не годится. Я-то это уже наверняка знаю, много раз экспериментировала… Но увы…

Беспроигрышный приём с использованием магии заставил глаза Тиббота вспыхнуть на мгновение заинтересованностью, но почти сразу они снова потухли.

— Значит я ошибся, и магия тебе всё-таки присуща. А что насчёт телепатии?

— К сожалению, читать чужие мысли я не умею.

— Прямо камень с души, — хмыкнул Тиббот и улыбнулся на этот раз вполне искренне. — А то могло бы выйти довольно неловко.

— Только не очень-то зазнавайся. Я ведь о вас всё равно знаю больше чем тебе бы того хотелось. Вот, к примеру, мне известно, что ты любишь рисовать. Особенно викторианскую сказочную живопись. И твоими картинами украшены стены галереи на первом этаже Склепа, ну то есть дома Властвующей. А ещё, что ты родом из Ирландии, неравнодушен к сладкому, и в твоей комнате вечный бардак… — Шемс весело поиграла широкими бровями, намекая, что и это ещё не всё.

— Это лишь оценка Уланы. В конце концов, каждый судит о других со своей колокольни.

— Так ты всё-таки видел мамину могилу?

— Да, — и вновь он с непроницаемым видом уткнулся взглядом в чашку. — Мы ведь думали, что она умерла ещё тогда, Шемс. Правда меня самого в доме не было, но, судя по рассказам Ионы, той ночью творились безумные дела даже по нашим меркам… Как я понял, в итоге Сатис призвала Дарреля, указала на горсть пепла в углу, поверх которой лежало его фамильное кольцо и велела прибраться. Вот мы и приняли это, как свершившийся факт, как закономерный и неизбежный финал человеческой жизни. И, между прочим, никто из нас даже не подозревал о твоём существовании. Улана ни разу не упоминала о дочери. Впрочем, оно и понятно…

Глава 7

— Зря всё-таки я тебя послушала и не забрала все вещи, — недовольно ворчала Шемс, шагая рядом с Тибботом по разбитой дороге, в направлении одинокой горы, выступающей в бледно-розовой дымке утра. — Надо было ещё в квартиру заскочить, прихватить кое-что.

— Дом предоставит тебе всё необходимое, — повторил Тиббот в очередной раз. — Не валяй дурака, Шемс. К чему тебе таскаться с чемоданом учебников, если ты и в школу-то больше ходить не собираешься. А в целях повышения образованности можешь посещать нашу домашнюю библиотеку. Просто скажи мне, если вдруг не сумеешь отыскать хоть какой источник нужной информации, чтобы я вновь подивился твоей уникальности, потому что там собраны все книги мира, на разных языках и их комбинациях, всевозможных жанров и форматов, существующие ныне и даже давно исчезнувшие и позабытые.

— Ничего себе хранилище знаний! Стало быть, оно даже покруче библиотеки конгресса будет. И как они там все помещаются? Хотя, если таким образом ты намекаешь на наличие у вас обыкновенного интернета…

— Магия, Шемс, — с улыбкой пояснил Тиббот. — А насчёт этой своей знакомой, ты не переживай. Для неё же будет безопаснее не знать, где тебя разыскивать.

— Татьяна, не заслуживает такого отношения, — Шемс помрачнела. — Она всегда очень нас поддерживала, и маму, и меня. Я поступила по-свински, просто исчезнув и не оставив даже малюсенького послания.

— Для её же блага, — Тиббот сошёл с проезжей дороги и повёл Шемс в обход оврага. Оказывается, здесь была вполне удобная, довольно широкая утоптанная тропа. — И вот ещё что, Шемс, — продолжил он с заметным напряжением в голосе: — Чем дольше в доме не будут знать о твоих магических способностях, тем лучше.

— А как же опознавательный круг?

— Его обмануть не выйдет. Просто, как говорится, не беги вперёд паровоза.

— Поняла. Постараюсь. А что насчёт Дарреля? — её ровное дыхание неожиданно сбилось. — Ему мы расскажем?

— Решай сама. Но я думаю, что и с этим спешить не стоит. Когда слух о вашем родстве дойдёт до Сатис, не берусь гадать, как она отреагирует. Да и отец из Дарреля, — Тиббот скептически поморщился, — пожалуй, не бог весть какой получится.

— Но другого-то у меня нет, — скорее самой себе прошептала Шемс.

Возле невидимой простым глазом границы Тиббот остановился и ещё раз пристально посмотрел на юную спутницу:

— Последний шанс отказаться, войдём и обратного пути не будет.

Шемс закатила глаза и быстро перешагнула незримую черту.

— Ну что, теперь проблема выбора решена?

— Похоже на то, — с явным сомнением протянул Тиббот, затем прошёл мимо Шемс и, поднявшись по деревянным ступеням к золоченым дверям, принял важный вид и, наигранно поклонившись, произнёс, по-видимому, избитую тут фразу: — С прибытием в дом Властвующей, гостья.

А у Шемс вдруг морозом по коже пополз запоздалый страх. И она встала как вкопанная, в полном смятении чувств, бессмысленно таращась на дом, не имея сил ни успокоить сердцебиение, ни отозваться на приглашение войти внутрь. И маска невозмутимости в момент слетела с её лица, явив растущую панику.

— Спокойнее. Дыши глубже, — Тиббот вернулся и взял Шемс за руку. — Мы с тобой сейчас просто войдём, я отведу тебя в свои покои, там ты будешь в безопасности и сможешь отдохнуть. Договорились?

— Я в порядке. Просто, по-моему, пока не готова ни с кем общаться… Понимаешь? И тем более с Сатис.

— Прямо сейчас и не придётся. Будем надеяться, что Властвующая сама не скоро захочет с тобой увидеться. Что же касается остальных… Хм, они, как правило, не проявляют особого интереса к чужим гостям. А ты моя гостья, помнишь об этом? — Шемс нервно кивнула, сглатывая неприятный ком в горле, и Тиббот ободряюще сжал её ладошку. — Вот и замечательно. Думаю, мы с тобой сейчас вообще вряд ли на кого-то наткнёмся. Наши домочадцы сами всячески стремятся избегать подобных встреч. Ну что, ты готова? Давай, переведи дыхание и покажи свою бесшабашную храбрость маленького воина.

И вот обе створки центральной двери распахиваются перед ними, и Шемс с Тибботом ступают в чернеющий впереди непроглядный мрак...

На самом деле это после улицы, пронизанной осенними лучами солнца, здесь было довольно темно. Но через несколько мгновений сквозь вуаль тьмы стали проступать смутные очертания. Стены вдруг зашевелились, и поползли к ногам ожившие тени, отбрасываемые хрустальным кружевом настенных канделябров.

Настороженно замерев, девушка на всякий случай покрепче вцепилась в руку Тиббота.

Но вот густой мрак нехотя растворился сам по себе и перед Шемс явилась уже не вечная ночь загробного мира, а более-менее обычная прихожая, довольно просторная со шкафами и большим зеркалом.

Первым делом в глаза бросились три человеческие фигуры на фоне рельефного узора, украсившего одну из тёмно-серых стен. Шемс чувствовала на себе их неприятно липкие взгляды: оценивающие, пронзающие насквозь до самой души и даже глубже.

— Эка тут нынче столпотворение, — проворчал досадливо Тиббот. — Смотри-ка, Шемс, не удержались, всем скопом явились на тебя поглазеть. Так обычно какую-нибудь чудную невидаль разглядывают… Ну раз собрались, тогда знакомьтесь — это Иона, Даррель и Лльюэллин. А это Шемс — моя гостья, — сделав ударение на слове «Моя», Тиббот притянул девушку к себе поближе, легонько приобнимая за плечи.

Глава 8

— А у тебя весьма неплохой удар, — посмеивался Тиббот, двигая к низкому столику два тёмно-зелёных кресла в стиле индастриал.

— Договорились же не вспоминать об этом, — Шемс густо покраснела и нахмурилась.

— Просто хотелось бы быть уверенным, что в твоей голове не крутится какой-нибудь изощрённый план мести. Ты точно не затаила на меня смертельную обиду?

— Нет, блин, я восхищённо затаила дыхание! — огрызнулась Шемс. — Сказано же, всё! Забыли!

— Ну что ж, забыли — значит забыли. Тогда вот ешь суп.

Обедали они вдвоём прямо в покоях Тиббота. Шесм посчитала, что на первых парах смалодушничать невредно и на общую кухню идти отказалась, на чём Тиббот и не настаивал.

Они устроились в кабинете за кофейным столиком с полированной столешницей, настороженно смотрели друг на друга и ели приготовленный Тибботом рыбный суп. Необычный рыбный суп. Шемс такой никогда раньше не пробовала. И название такого даже не слышала — Де Пуассон с соусом Руй. Когда перед ней оказалась тарелка с ароматной однородной массой, а рядом ещё тарелочка с поджаренными и посыпанными тёртым сыром кусочками багета и тот самый соус Руй, Шемс даже немного растерялась.

Чтобы не прослыть невеждой в процессе правильного поглощения блюда, она украдкой наблюдала за Тибботом и повторяла за ним порядок действий.

Приходилось признать, с первой же минуты её пребывания в заколдованном доме всё начало складываться паршиво. Взаимоотношения с единственным здесь, как ей казалось союзником, судя по всему тоже не задались. И от этой мыслей Шемс совсем загрустила. Чувство неловкости смешалось с потерянностью, превращаясь в тоску по дому и вызывая странную боль у неё в животе.

Негромкий стук в дверь заставил Шемс поперхнуться, а Тиббота поморщиться.

Получив разрешение войти, их посетил Лльюэллин, профессионально храня нейтральное выражение лица.

Поскольку оба кресла были заняты, молодой мужчина сперва, оценивающе по-хозяйски окинул взглядом обстановку, а затем присел на край письменного стала и скрестил на груди руки.

— Поступили указания от Властвующей? — Тиббот первым нарушил молчание и было видно, что он по-настоящему занервничал, хотя изо всех сил старался выглядеть спокойным. Увы, до исключительного мастерства брата в этом вопросе, ему было ещё далеко.

В незначительном повороте головы Лльюэллина, словно ему показалось, что кто-то окликнул его, сквозила ледяная отчуждённость, отделяющая его от других людей. Он выглядел старше Тиббота, мужественнее, красивее, но красота его была холодная, дьявольская. Шемс мысленно согласилась с мамой в том, что братья совершенно не походи друг на друга, наделены разными чертами характера, разной внешностью и принципами.

— Дом продемонстрировал, что новая гостья принадлежит этому месту, — Лльюэллин немного сдвинул в сторону этюдник, чтобы освободить пространство вокруг себя. — Однако, в силу аномалии с возрастом, никто не будет требовать от неё… хм… должного воздаяния. Властвующая будет наблюдать за девушкой до наступления её совершеннолетия или же до своего особого распоряжения.

Кажется, ответ удовлетворил Тиббота. Он даже вальяжно откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

— Выходит тогда почти на полтора года я выпадаю из жеребьёвки?

— Нет. Ты участвуешь, потому что девушка больше не твоя гостья.

Тиббот побледнел так резко, что Шемс невольно испугалась за него.

— Властвующая решила забрать её под личный контроль?

Лльюэллин внимательно посмотрел на брата, будто собирался прочитать нотацию, но в итоге лишь отрицательно качнул головой. На Шемс он так ни разу и не взглянул, и её это отчего-то задело.

— Ей предоставлены собственные покои, — голос Лльюэллина стал тише, а равнодушие в глазах вдруг сменилось задумчивостью, придавшей ему человечности, — В доме прибавилось комнат. И это, полагаю, инициатива дома, а не Сатис.

Её поселят отдельно? Как одну из поклоняющихся? Переваривая услышанное, Шемс бегала растерянным взглядом по лицам молодых мужчин и не могла понять — для неё это хорошая новость или плохая.

— Мать честная! — Тиббот удивлённо округлил глаза. — Без ритуалов?! Да что за бардак у нас тут творится?

Лльюэллин молча поднялся, да и понятно, что вопрос был риторический, и никто не знает на него ответа. Цепкий холодный взгляд всё же пару секунд задержался на Шемс, заставляя внутренне сжаться, в ожидании подвоха, но ничего не произошло. Лльюэллин лишь вынул из кармана небольшой плоский ключик и, повертев в руках, положил его на стол поверх акварельного наброска: крошка фея в компании майского жука карабкается по цветущей веточки вишни.

Осваивать новую жилплощадь Шемс отправилась под присмотром Тиббота. И снова пульсирующий полумрак, витающий в коридоре обволакивал, таинственно мерцал свечами в канделябрах, поглощая детали картин, фигур ангелов и химер, расположенных в нишах вдоль стен, касался кожи, заползал в глаза.

Когда они проходили мимо одной из развилок, Шемс заметила чёрную металлическую лестницу, ведущую на второй этаж. Широкие ступени тускло поблёскивали рассеянным светом от слабых сумеречных лучей, едва пробивавшихся откуда-то сверху. И совершенно невозможно было понять игра ли это воображения или на самом деле на верхней ступеньке стоит высокая, худая старуха в чёрном платье и с паклей седых волос до талии.