Дорога туда... 2 том Мстислава Затворница

Доглавие

Добрыня думал: могли ли они, вчетвером, без особых проблем уйти от большого отряда храмовников, когда двое из них были пленниками, а двое - предавшими веру и страну крестоносцы? Наверное... да. Если бы им кто-то ещё помогал. Думая над этим, Добрыня ответы пока что не находил, лишь внимательно всматривался в лица, разглядывал повозки, кареты, дилижансы, пытаясь увидеть хоть что-то. Вера — вещь прозрачная. Помощь хороша при любом раскладе. А доверие — штука серьёзная… Но даже если никто не помогает, если они сами по себе он всё равно будет упрямо идти вперёд и дойдёт! Если надо доползёт. Потому что таким уродился. Потому что хочет увидеть отца. И потому что рядом с ним тот, кого надо в любом случае спасти и доставить в заданную точку. В саму Славорусию.

Добрыня не верил в чудеса. Он вообще ни во что не верил, кроме как в свои силы. И не верил в лучшее, когда бабушка Мила его вербовала. Ему и сейчас казалось, что все те истории, что рассказывали про Славорусию и про другие страны — ложь. Везде живётся одинаково. Но выслушав старушку, согласился ей помочь — для великой державы, коей была и есть Светлорусия пленник становился важной фигурой, без которой государству придёт конец. О своём решении Добрыня не жалел. И не волновался о том, что всё это может закончиться смертью. С самого рождения он ходит по лезвию ножа, есть ли смысл начинать сейчас жить по-иному? То есть боятся и прятаться по углам?

Живя в Османии, а потом и в Византии он так и не смог полюбить эти государства. Его странным образом тянуло на просторы Светлорусии. От побега останавливала мать. Как-то он заикнулся о родине, но она устроила такую истерику, что дальнейший разговор сам собою отпал. Мать ещё надеялась, что станет богатой особой. Её возьмёт в жёны, если уже не шах, так какой-нибудь другой князь. Но годы шли, вера превращалась в зудящую боль, а мечты так и оставались мечтами. Потом она заболела. Умерла...

Наверное, где-то в глубине души Добрыня знал, что однажды мать «отпустит» его, и он оставит чужбину и вернётся домой. На просторы великого государства. Один. Иногда в голове нет-нет да и всплывали маршруты: горные массивы, густые и высоченные леса, широкие и нет, бурлящие и спокойные реки, даже поселения, то полные людей, то пустые, то ли покинутые, то ли уснувшие. Откуда эти картинки брались, он не знал, но догадывался. Живущая в нём магия, которой он боялся, подкидывала те или иные отрывки великой мировой карты, что была заложена в голове каждого мага. Он смог бы найти дорогу до Славорусии, а там и до отца добрался бы.

С появлением в его жизни бабушки Милы мысли становились реальными, а картинки иногда чёткими. Но он их затирал, отбрасывал в сторону. Они его волновали, путали сознание. А для шпиона, которым он стал, это плохо...

Когда солнце было уже высоко, они въехали за каменные стены небольшого Замка, стоявшего на высоком берегу. Где-то недалеко гудело о скалы море. Добрыня, чуть приоткрыл половинки полога и окинул взглядом широкий двор. Посмотрел на любопытную собаку, что нехотя последовала за повозкой, а потом остановилась, села и без особого желания начала смотреть им вслед. Затем глянул на невысокую, каменную стену, коей был обнесёт двор. Обычная стена. С обычными воротами. Полусонный, страдающий от знойного солнца стражник в грязных и порванных одеждах лишь ладонь протянул. Добрыня в тот момент осторожно выглянувший из-за угла повозки, отметил, как сильная рука вложила в его ладонь медную монету. На крепком запястье возницы арестантских знаков не имелось. Значит и с него были сняты «кандалы».

Здесь никто вопросов не задавал. Здесь ничто никого не волновало. Раскиданные по Византии Замки принимали всех без разбору. Страна страдала от высоких налогов, народ бедствовал. Всё чаще и больше становясь эгоистичными и безразличными к друг другу. В любом Замке можно было спрятаться. Но храмовники знали - на этих дворах легко было найти любого преступника.

Добрыня не догадывался, а знал, что по следам беглецов были уже пущены крестоносцы. И о том, что особо важный пленник бежал было разнесено по всему государству. Но не мог понять, отчего же вот уже половину дня они едут спокойно, словно выехали на прогулку? Почему в этом Замке их никто не ждёт? И как так получалось, что и Злой, и упырь вели себя так, будто ничего дурного не совершили.

Злой спрыгнул с козел, прошёл взад телеги, откинул полог, кивнул вампиру. Вампир, ничего не говоря, спрыгнул на землю и кивком головы попросил следовать за ним. Сначала пошёл Добрыня, затем сонный Бешеный, почёсывая впалый живот. Злой был замыкающим. Кровосос шёл не оборачиваясь, но быстро. Дружно они пересекли широкий двор, по которому гуляли свиньи и индюки. Добрыня окинул внимательным взглядом само строение. Каменный ансамбль состоял из построек разного рода. Основное здание построено из камня. Одна из пристроек, то ли конюшня, то ли быть может самые дешёвые апартаменты — из редких здесь досок. Была и глиняная избушка. К чему она там? Возможно — сарай? Но сарай не дымит трубой. Наверное, кухня. Замок был поставлен давно. Он обветшал. По камням ползли вьюнки, в некоторых местах был мох. Доски прогнили. Изба облупилась. Виднелись следы от когтей демонов, ещё старые, но означало это, что некогда здание подвергалось нападению. В основной постройке на стенах кто-то оставил дыры и в некоторых местах имелись следы магии. Окна были кривыми, некоторые без стёкол. Двери чуть покрепче. Вон ту двустворчатую, что вела в основное здание недавно меняли. Но на избу денег не хватило. Там дверь не просто скрипела, она отваливалась от петель. Вышедшая оттуда девка, с трудом удержала её, чтобы та не упала. Выплеснула на двор таз грязной воды, затем зашла вновь, осторожно притворив створку.

Добрыня знал это место. Однажды именно тут поджидал беглеца. И именно тут его брал. Он знал кое-какие сплетни про хозяина. Впрочем, не нужно владеть информацией, достаточно иметь глаза. За Замком не следили. У господина всё время не было на это денег. И на стену тоже всегда не хватало. Перед тем, как что-то починить, отреставрировать или же заменить у него всякий раз находились более важные и другие дела, которые требовали неимоверно огромных затрат. Но ладно дом прогнил. А вот стена! Нанесённые некогда руны уже пообтёрлись, их следовало обновить. Этим занимались специальные отряды, принадлежавшие частным компаниям. И естественно за это так же надо было платить. Слабый знак — это беда. Демон не спит. Демон жрёт. Но видать даже стражи не было до этого дела.

1 часть 1 глава

Над Большой Столицей, в своё время так и не получившей должного названия, но в народе повелось иногда называть её — Столец, от старославянского престол, стол — занимался рассвет. Солнце только-только выползало из-за горизонта и было похоже в это утро на большую, раскалённую металлическую лепёшку. На диск медленно наползала серовато-синяя дымка редких туч-облаков, будто угрожая закрыть его насовсем, но солнце продолжало ползти на небосвод, не обращая вминание на угрозы, и люди знали — осадков в ближайшие несколько дней не предвидеться. Да и хватит. Последний снег немного подпортил ожидания скорейшей весны. Однако несильный, пронизывающий ветерок, что дул с запада, заставлял нервно передёргивать плечами и злиться на то, что зима ну никак не хотела уходить, несмотря на то, что температура не спешно, но уверенно, ползла вверх, а снежок подтаивал. И вроде радовал, а вроде и нет, потому что на улицах уже начала образовываться слякоть.

Большая Столица раскинулась на много сотен, а то и тысяч километров, протянувшись от восточных берегов государства до степей западных, от южных окраин до начинающихся в том месте северных краёв. По сути это огромный округ, состоящий из селений, деревень и посёлков, который около тысячи лет назад объединили в одно целое, скрыв за одной стеной с многочисленными воротами. Объявили Столицей Светлой и Славной Русии, перечеркнув попытки других городов оспорить этот статус в новой эпохи.

Столец до сих пор строился в ширь и в высь, и порой приходилось передвигать и достраивать стену, чтобы дать место той или иной образовавшейся зоне, потому что люди множились, а места всем даже на тех пустошах, что раньше были внутри Большой Столицы, не хватало. Впрочем пустого пространства в пределах высоких и огромных стен было предостаточно, но в поселениях были свои нюансы. Например в строительстве заводов, фабрик или же сельскохозяйственных предприятий.

- После Конца Света, когда Земля захватила своим притяжением Луну Лею, медленно проходящую в относительной близости от планеты, и тем самым уничтожив почти всё, что было на поверхности и изменив структуру и поверхность земли до неузнаваемости, люди уже окончательно поделились на племена. Прогресс, управлявший землянами до Апокалипсиса, был уничтожен, и цивилизация резко откатилась в зад, вернув население планеты на тысячу, а то и более веков назад. Впрочем, по исследованиям Лучезара Исследователя, появление Луны Леи и пришедшие с ней события, повлиявшие на жизнь человечества — это второй Конец Света, первый же случился немногим ранее. И сотворили его сами же люди, ввергнув себя в пучину отчаяния и страха. Луна Лея лишь довершила этот кошмарный оборот. Надо сказать, после чудовищного разрушения, мир получился так себе, горелый блин, да ещё комом, но что сделаешь, если другого не дано, а жить надо, потому что кто-то сжалился над людьми и позволил им продолжать роды. После жутких землетрясений, наводнений и извержений вулканов, после чудовищных взрывов электростанций и прочего заброшенного на тот момент технического прогресса, многие материки перестали существовать, то расколовшись на части, то уйдя под воду. Многие острова потонули, и цивилизации с ними, однако появились другие, и теперь на этих других тоже есть города и государства. Сменили место обитания горы, изменили русла реки, появились новые озёра, моря и даже океаны. Появились другие животные, многие остались теми же, кто-то обмельчал, стал меньше, а кто-то наоборот, так сказать, подрос. Как, например, слоны. Исчезли болезни, потому что человек изменился так же. Правда изменился ещё до Луны Леи. Это тоже утверждает Лучезар Исследователь. И вот спустя годы миром стали править упыри, оборотни, колдуны и ведьмачеи, а простой человек оказался лишь отголоском далёкого прошлого. И до сих пор исследователи Бабьей Избы, во главе с Бабушкой Ягодкой, а так же и сам Лучезар Исследователь не могут найти ответ на вопрос: как так получается, что у упыря и оборотня рождается простой человек али же ведьмачей. Но...

- Харитон, - оборвала излияния Главного Советника Графини Светланы Харитона Не-Ясного Беляна Чаровница, глядя на него покрасневшими от недосыпа глазами. - Я трое суток не спавши и толком не жрамши. Имей совесть. Ты либо говоришь по делу, либо я встаю и ухожу.

- Я тебя понимаю, - уверил тут же Харитон Не-Ясный, сидя на диванчике напротив Беляны, которая сидела на таком же диванчике сонно моргая глазами. - Мне тоже не понравился бы экскурс в историю нашего мира, когда другие дела не зовут, а требуют, чтобы их решили немедля же. Но мне показалось, что эдакий пролог нашей сегодняшней встречи, этим ранним утром, будет куда уместнее, ежели бы мы просто начали с дела. Я понимаю, что экскурс больно длинный, если говорить о нём слишком много, то и дня не хватит, ибо история она такая, она же не может быть коротенькой, как перчик чили, например. Да? Это больше тысячи лет структуры внутреннего и внешнего мироустройства, это болячка огромного организма, которая переживала многие процессы, да и сам организм перестраивался, подчиняясь текучему природному процессу, выходя из одной зоны комфорта и переходя в другую, порой перетекая плавно, а иногда и резко, что не хорошо сказывалось на общем состоянии. Это великое величие, которое сейчас имеет статус «нормы», тогда как более тысячи лет назад это являлось мифологией. И кто знает, может и сейчас мы продолжаем эволюционировать, развиваться, как отдельный вид развившийся не до конца и пришедший не к финальной стадии, а лишь к её середничковому составляющему. Для этого история очень важна. Надо выделять «есть» и «будет», надо понимать «правду», то есть истинное и «ложь» в полной мере, и не просто понимать, а принимать, чтобы далее не жить в обмане, потому как ежели ты живёшь в обмане, то ничего хорошего из этого не выйдет. И рано или поздно самообман приведёт тебя к новому разрушению. На лжи дом не построить, а заложенный фундамент изначально фундаментом не будет. Вместо него будет яма, в которую затем твой дом упадёт, и яма станет для него могилой. В общем, я решил сократить вводную, и я сократил как мог. Я так же подумал, что мы могли бы обсудить кое-что… Например первый Конец Света. Ты знаешь, мне очень любопытно...

2 глава

- Это ж где это ж видана, чтобы людям-тка не давали ни выходных, ни отпуска, ни даже отгулов-ты. Это в другой-ты сфере и на другой работе-та можется так оно и было бы, но в Лунном Тереме… Там совсем-та с дуба рухнули что ля или Луна Лея кому-то мозг-ты всё-тки прожгла своими ядрёными лучами-та, чтоб ей пусто было той Луне, мать её, Леи! Ты токо погляди… А ты, старый хрыч, куда намылилси-та. С тебя вчера песок вона весь денёчек-тка сыпался, всё утро за тобой подметала, а сёдни ты кудысь собрался. Да с тебя уже не токо песок, вона и пепел сыплется-та…

- Агафья…

- Ты посмотри на него, топоры начистил-тка, наточил-тка, как будто сало собрался ими резать-ты, чтоб тонко-та было-то и на язык смачно ложилося. Ты сало взял, старый пенёк?

- Дык, взял же…

- Портки новые натянул-та. Латки вона понашил, старая кочерга тебе под зад, чтоб пекло так и вот так тебя!

- Агафья...

- Я устрою-тка и Графини и этому Рыжему Чёрту, что б ему всю жизнятка икалось, мать-срать, и чтоб-ка этот перекачанный хрен токо свою бороду-ты и видал у себя в заду-тка! Такую — мать-их-холеру! - трёпку им задам, что они на вечно запомнят и меня-то и то, что мою девочку так эксплуатировать себе дороже-та! Взяли в моду ехать на шее той-та, кто не ворчит и не возмущаетси-ти. Это ладно Белочка в рот воды набралася-ты, а ты-то, старый крендель, чего пузыри дуешь-тка? У тебя что зубы за долгие пути-дороги повыбивало-та, а? А какой-то коллекционер их подобрал-ды, да на полку поставил, под стеклянный шарик, чтобы не запылились-та. Или ты язык себе откусил, а? Тебе может его демонюка какой отгрыз, а я и не ведаю об тома-то. Ну-ка покаж?

- Да перестань ты, баба-болмотуха. Вот заладила, бо-бо-бо да ба-ба-ба. Тараторка та ещё, - раздражённо гаркнул Федот Федотыч, присаживаясь на маленький табурет, чтобы натянуть унты.

- Ты что мне рот затыкаешь-та, а? Ты мне затыкашь рот-ты, старый сучок-та? - Агафья седовласая женщина, такого же возраста, как и Федотыч — да, поздно у них детки появились, но кому какая разница, для них это счастье и ладно — завернула в полотенец только что испечённую круглую буханку хлеба и сунула в холщовую сумку, аккуратно пристроив его сверху другого скарба. - Я о твоих суставах забочусь-та, кисель ты прокисший-тка, да о твоей седой головушке, да и бородушке. Вона смотри-де ужо вся общипана, словно куры там зерно-ты искали. Повылазела вся, скоро на морде лысина одна и будет-то, страшно смотреть станет. Люди пужаться будут. Да что-сь ты, ну повылазит, так и пусчай! А вот Белочка, деточка моя сладенька, орешек золотой, - и Агафья потянулась крепкими руками к Чаровнице и та обнялась с ней охотно, мягко улыбаясь, - опять в дороге-та. Опять в путейке! Ну скока-та можна? Бедная моя девочка. Опять будет с энтими мужланами все дороги. Где ни помытьси-ти, ни побритьси-ти, ни пукнуть…

- Да что ты за баба такая! - взъярился ещё пуще прежнего Федот Федотыч. - Вот угораздило ж меня среди мильона баб-ты ткнуться своей бородой в тебя-ты, а?! Ну-кась, давай суму и пошли мы ужо, подальше от тебя, кочерга старая. С тобой прощаться, это уж лучше с дубом поговорить-та.

- А ты и могёшь свою жену на дуб променять-та! Тока, знай, старый перцовый пластырь, дупло стонать не будет!

- Агафья!

- Мама! - рассмеялись в голос Афанасий и Камелия тоже вышедшие провожать Беляну и отца.

- Ну всё, тётушка Агафьюшка, мы поехали, - сказала Беляна, отстраняясь от женщины, которая часто заморгала, смазывая слёзы, будто они прощались навсегда. - Не переживай. Всё будет хорошо.

- Да конечно ж будет, мой орешек золотой, - всплеснула она руками, целуя её дрожащими губами в румяную, мягкую щеку. - А ну-кась, присядем-ка на дороженьку. Так следует. Так завещано. Садимся.

Некоторое время они сидели молча, а потом Агафья заговорила снова:

- Ты с чужими мужиками не путайся-та, и с бабами чужими не заговаривай тожа. Помни, что ведьмачихи сраные могуть глухими притворяться и немощными, затем наговор какой наслать-та, что не обрадуешься. С мрачниками гляди, Белочка, и подавно осторожней будь, и с этими, дорожными-то упыряками тожа. Ежели демонюку где увидишь, сразу же беги. Беги быстро. А ты, старый кабачок, в защите-ты стой и отпугивай всяких извращенцев. Спинку девочки нашей сладенькой прикрывай. Не бери чужого, даже ежели будут дарить-та. Могут порчу навести. Ты у нас принцесса, красивая, аж глаз не отвести. Завистников многа…

- Мам, ну перестань, - Афанасий обнял матушку и не сильно прижал к груди. - Ну в самом деле, как будто Беляна ребёнок. Она взрослая.

- Дык за стену же отправляется!

- Мамуль, времена другие, другие нравы, - поддержала брата Камелия. - Ведьмачеи совсем другие. Ну, а мрачники и подавно. И все они вовсе не такие, какими ты их описываешь. Ты сама-то ведьма, мам.

- Ты что же меня ставишь в один ряд вона с теми… рыжими чертягами всякими-та? - вскинула обидчиво подбородок Агафья, вроде и похожая на старушку, но ещё не совсем дряхлая. Она была боевой, верткой, сильной. Правда, ведьмачества в ней было слабо, и Агафья не особо-то его развивала. Потому может и не уловила ворожбу Харитона. Беляна её сильно любила. Впрочем она всю семью Федота Федотыча любила сердечно, каждый ей родной человек.

- Ладно, поехали мы, - хлопнул себя по коленкам Федотыч и встал, дослушивать супругу он не стал, да и был не намерен и дальше терпеть её концерты.

Агафья ещё напутствовала, Афанасий крепко обнимал, Камелька улыбалась и желала хорошей дороги. На коней взвалили мешки с припасами, да с одеждой, никаких телег и фургонов, хотя Агафья много раз говорила, чтобы хотя бы небольшую повозку брали с собой. Но отряд из пяти человек, включая Беляну Чаровницу отказывался, потому как не везде и не всегда теми путями, что они хаживали, повозка могла пройти, и порой она мешала, и ежели оставляли где, то не всегда могли вернуться за ней.

Широкие ворота открыл Афанасий, чтобы они с Федотычем вывели двух бравых скакунов, живых меринов пепельного цвета — двух братцев, которых вырастила и обучила заботливая рука Камелии. Распрощавшись на пороге, Беляна запрыгнула в седло и только сейчас почувствовала присутствие незнакомого человека. Нет, в принципе он был знаком, это мрачный колдун, которого прислали из Бабьей Избы, для расследования инцидента в Дальустье. Вот только что он делал среди её парней, что подошли к дому Федотыча совсем недавно. И спокойно ждали, когда они выйдут.

3 глава

Одной из величайших проблем Мстиславы Игоревны из рода Великих Князей с прозванием Затворница была лень. Не то, чтобы уж такая и огромная она была, эта проблема, но Мстислава считала именно так. Понимая это и принимая свою отрицательную сторону, она всё же искала себе оправдания, уверяя невидимую тень внутреннего голоса о том, что она дочь Великого Князя, живёт в Великом Тереме, не правит, потому как нет такой возможности — это и к лучшему, кстати! - является любимой и старшей сестрой Великого Князя Святогора, ну, и как вишенка на торте, ей противопоказано, опираясь на вышеперечисленное, что-либо делать вообще. Даже вышивать. Зачем? Для этого есть служанки, которые специально обучены держать в руке иголку с ниткой.

И всё бы ничего, зарастай Мстислава коростой и жиром, будь капризна и не поворотлива, ежели бы не тупоедное упрямство батюшки, которого Мстислава так любила, что с этой любовью могла поспорить любая другая. Ну, а коли есть упрямство, тогда и желание что-то делать тоже есть. Например, вышивать. И несмотря на служанок, что порой отсиживались в светлице за пяльцами и тканными станками, Мстислава отсиживалась с ними, ленивым оком созерцая окраину Района, где высился огромный, необъятный и чудный многоэтажный Великий Терем, построенный ещё тысячу лет назад и до сих пор достраиваемый.

Конечно, не о вышивании речь и даже не о мыловарении, которым Мстислава увлеклась от нечего делать, и к которому остыла тут же, стоило только ощутить запах щёлочки — в тот момент прислуга варила не ароматное мыло, а мыло для стирки. Речь о Славорусии, которую папенька, так получилось, поручил Святогору, сумевшему за пятьдесят лет правления слегка пошатнуть устои, саму суть народного единства и политику, на которую опиралось не только это единство, но и весь мир.

Вот и случилось благодаря младшему, тогда уже единственному братцу, который остался в живых и к подвигам, как старшие, не стремился — к худу или к добру это, Мстислава до сих пор не могла понять — что Мстиславе, Великой Княжне лениться приходилось крайне редко, а иногда даже мучиться бессонницей, потому что столец, на котором сидел неразумный брат вот-вот готов был из-под него сбежать. Да-да, наглым постыдным образом сбежать! И можно было бы в этом упрекнуть организацию «ПиР», которая после смерти папеньки начала оперяться и набирать силу, однако тут и без них хватало плохих товарищей, нацелившихся на государство Светлорусое.

В какой-то момент оказавшись серым кардиналом, Мстислава поняла, что серость её гнетёт и желание как можно быстрее вновь завалиться на кровать и как следует полениться, ускользает сквозь пальцы, как песок. С каждым годом Мстислава в политике, в которой мало что смыслила, увязала всё больше и больше, вновь и вновь понимая, что варианты, как оказаться в могиле, множились и становились ярче и красочнее её радужного будущего, которое она всегда себе представляла.

Опасность не была явная, но Затворница ощущала её кожей. Если раньше за ней наблюдали одним оком, то теперь следила целая стая и сразу двумя глазами. Если раньше её не приглашали в гости довольно почитаемые и славные бояре — ну, как почитаемые, они сами про себя так говорили, а на деле жадное пировское отребье, — то за последнее время она стала чуть ли не каждый день принимать письма с приглашениями, и если раньше она могла ходить куда угодно, то теперь у неё чуть ли не каждый стражник спрашивал, и куда же это намылилась Великая Княжна. «Намылилась», это Мстислава уже сама сочинила.

С годами Затворница стала всё больше чувствовать направленную в её сторону угрозу, да и Святогор всё чаще стал говорить об этом. В душе зародился страх, с которым пришлось продолжать жить. Иногда с ним бороться. Иногда игнорировать. А порой подвергаться панике. Именно паника заставляла её отстраняться от политике. Она начинала всё меньше давать советы Святогору, всё меньше принимала участие в разговорах на пирах, да и в самих пирах. Не прикладывала руку в рассуживании бояр, не проводила с ними встреч, когда Святогор пьянствовал, не совала нос в бюджет и казну, не голосовала в принятии того или иного закона, не участвовала в обсуждениях поправок к законам, повышению цен, товарооборота… Не подбирала Великому Князю девок на ночь, не подсовывала ему глюкозу с ведьминским настоем — безопасным для здоровья — вместо отравы, что он брал у азиатских торгашей, не разводила брагу и медовуху… Нельзя сказать, что всё это у неё получилось делать. Каждый раз пытаясь стать дальше от политике, она чувствовала, что становилась дальше от Святогора. Ощущение предательства сковывало её, заставляло панику схлынывать. Более того, стоило ей немного отойти в сторону, как у всех возникал вопрос: а что же случилось с Великой Княжной? Врать Мстислава умела. Порой таким соловьём заливалась, что сама себе поражалась. Вот только на этот вопрос не находила ответа, кроме как банального — захворала чуток. И можно было бы хворать ещё лет двести, дак раз показав себя, в дальнейшем прятаться не получалось бы. Шакалы сразу же начинают подозревать не ладное.

Мстислава не льстила себе. Она знала и понимала, что правитель из неё никудышный. И сидя за чужой спиной всегда легко двигать фигуры по шахматной доске. И если ты сделал не правильный ход, то всю вину и весь огонь примет на себя тот, кто сидит на престоле. И да, она ошибалась, не всегда получалось сделать верный ход. Правда, она всё равно осторожничала. А вот Святогор...

Папенька всегда говорил, что ей не следует лезть в управление. «Но ежели вдруг окажется так, что ты останешься одна, то выбери себе мужа доброго и достойного. Уж выбирать людей и видеть их ты умеешь», - то и дело слышались в голове его слова. Но Затворница верила в то, что братец будет жить долго. Вечно! Она заботилась об этом, поддерживала его ведьминскими чарами. Но видно в этот момент Космос подумал и сказал: хватит. И обрезал нить жизни.

Святогор умер!

Взял и помер.

И ведь ничто не угрожало его здоровью. Мстислава буквально вчера осматривала брата, обвязывала его нитями и шнурками с наузами, вытягивала алкогольное и наркотическое зелье из его крови, продливала его здоровье и молодость, обвязывая вокруг шеи шнурочек с бусинами и узелками. А Святогор взял и помер. Лёжа в своей кровати, в своих огромных палатах, на своей огромной кровати, которую он так любил и частенько ломал от любовных игрищ…

4 глава

Работа главы государства не знает выходных и отпуска. У хорошего управленца отсутствует понятие «отдых» напрочь, и Мстислава чётко это понимала и знала. Она могла прятаться за спиной уже умершего брата сколько угодно, но когда-нибудь наступил бы тот момент, когда пришлось бы выйти из темноты на свет. И если не стать хорошим правителем, так хотя бы проявить заботу о тех, кому она нужна. Поэтому, на следующий день после похорон, она снова открыла гридницу и вошла туда, по чистым и мягким ковровым дорожкам, гордо неся на своих плечах, пока ещё голову, а не кочан капусты. Почему-то в этот момент она подумала об этом и ей стало не смешно, а грустно.

По традициям и законам Славорусии Мстислава Игоревна, Великая Княжна, обязана была войти в полные права главы государства лишь после инаугурации, которая должна состояться только через месяц - первого снеженя. Но, как выяснилось, дела государственные ждать не могли. И Великая Княжна вынуждена была принять в этом участие. Хотела она того или не хотела никто не спрашивал. Остался единственным из Великих — некуда деваться — работай! А сел на стол — так не ропщи. Подыми руки и дёргай ими, только нитки не путай, кукольнику не понравится.

Впрочем, кукольников было много. В каждом Районе свои. Вот у них в Великом Тереме — думающие бояре, во главе с Пироговой. А ещё недавно приехавшие из Московии старикашки, кои имели наглость на похороны к Святогорке прийти. В Лунном Округе тоже своих хватало. Там, например, пиряками командовал Серебряный. В Восточном Округе были другие… Развелось их нынче. А вот кукла была одна. Графиню Светлану Мстислава не брала в расчёт. Хотя стоило бы. И всё же, в Кровавом Тереме был Харитон, была Бабушка Ягодка, владетельница Бабьей Избы… Друзей у Графини оказывалось много. А какие друзья у Мстиславы?

Миробор Ухо? Пожалуй — да. Сильный друг. Но почему же Затворница ему не верила, но при этом доверяла любую тайну?..

Ответов она не знала. Правда и искать не пыталась. Как только углубится в размышления, становится страшно. А вдруг узнает нечто такое, отчего не сможет укрыться. Ведь есть мудрость: меньше знаешь, лучше спишь. А ещё: будешь знать много, скоро состаришься… Впрочем, старость её не страшила.

На этот совет Мстислава настраивалась с того момента, как открыла глаза. Слава Космосу вялость и дурнота прошли и можно было сворачивать горы. Правда, Затворница собиралась сворачивать их с большой осторожностью, чтобы не дай Космос не повредить себе шею. Всё утро Мстислава думала, как бы преподнести себя и какую маску на лицо натянуть. Напуганную? Властную? Жёсткую? Наглую? Надменную? Глупую?.. Вариантов было так много, что в итоге у неё закружилась голова. В какой-то момент напомнив себе о том, что она марионетка, Мстислава вдруг подумала о мече, которым легко можно было бы перерубить нити. Вместе с ним в голове всплыл образ папеньки. Прав был Игорь Воеватель, надо было Великой Княжне не налёживать бока в любимых хоромах, а искать себе подходящего мужа и срочно выходить замуж. Вот был бы защитник так защитник!

И почему она этого не сделала?

Два дня Мстислава открывала гридницу и два дня решала государственные вопросы. Принимала послов других стран, принимала от них соболезнования. Провожала их в отдельные палаты, общалась с ними; поила, кормила. Улыбалась им, печалилась с ними. Каждый раз извинялась, что не может устроить в честь них пир, носила траурную ленту на лбу, расшитую красными нитями, и пряталась за этим, чтобы лишний раз с ними не встречаться и не разговаривать! За всё это время она ни одного документа так и не подписала. И не потому, что не желала этого, а потому, что для важного документа нужно Прадедово Перо - традиционная шариковая ручка — древняя реликвия. И это Перо было особенным. Ещё давно его зарегистрировали в мировом реестре, как предмет, коим правители Славорусии скрепляют своё слово с другим словом. Не важно какая бумага, не важно место подписания, не важно закон или же договорённость, мировое соглашение или же внутреннее право, важно, что чернила в той ручке, как и она сама, были особенными. Сначала Перо ставило каплю, а затем из этой капли выводилась подпись. Чернила имели свойство менять цвет с годами. Но никогда не исчезали или же не стирались. Обычные выцветали, а те, даже истлей бумага, оставались чёткими и ясными, будто вчера ставилась подпись. За Прадедово Перо в прошлом даже случались битвы. Пытались и выкрасть его. Но реликвия так и осталась в Светлорусии.

По традициям, которых она всё же решила придерживаться до конца, посадник, коим пока что она являлась, не имел права брать в руки Прадедово Перо. А подписывать соглашения и договоры с послами иными пишущими предметами запрещали законы государства. Вот и получалось, что гости задерживались, хотя очень-очень спешили.

И, конечно же, для важных документов нужна была государственная Печать, которую нельзя было брать в руки вообще никому, кроме как Князю!

Всё это - и Прадедово Перо, и государственная Печать - хранилось в специальном хранилище, вход в которое никем не охранялся, но был заговорённый. И знал вход туда только род Великих. Затворницу заговор пропускал. Ещё бы, дочь Великого Князя. Но нарушать традиции и правила она не собиралась, и оттого даже не думала туда наведываться. Она точно знала — в хранилище теперь может войти только она одна!

На третий день после похорон Святогора, ближе к вечеру, когда за окном ещё не сгустились сумерки, но фонари потихоньку начали зажигать свет, к ней заглянул Миробор Ухо.

- Нашёл я девок, - сообщил он ей, сразу же с порога. Не дожидаясь дозволения прошёл дальше и плюхнулся в кресло. - Четыре аж было. Все мертвы. И упырка тоже.

- Мертвы?

- Да. Блудницы. Из «Пчелиного гнёздышка». Сгорел он. Вчера вечером. Весь, под чистую, и люди погорели: и те, кто работал, и те, кого обслуживали. Все.

- Вот как? - Мстислава искренне была изумлена. Всё же она снова и снова приходила к мысли, что Пирогова и её компания Святогора не убивали. Но тогда кто? Кому нужна была смерть Великого Князя ещё? Он же и плохого ничего не сделал. Просто был говняным правителем и всё. А что если кто-то из османцев? Византийцев? Врагов у Славорусии море моренное. Куда не глянь, везде ворог!

5 глава

- ...Прогноз погоды на сегодня утешительный, дорогие мои други и слушатели нашей славной передачи. Потому не стоит грустить по поводу того, что совсем недавно навалило нам снежища по самые помидоры. Так вот, ведьмачи предсказали нам солнце и день чудесный, ибо только так можно описать прелесть того, что столбик термометра днём подымится до минус пяти, а вечером опустится всего лишь на минус восемь. Но не будем говорить о ночи, как-то не сильно радует мои очи сея циферка, потому как мы говорим о дне, и он чудесен. Что касается ветра славного, то про него стоит тоже сказать пару слов, он будет умеренным. И в Большую Столицу он сильнее обычного принесёт запах долгожданной весны. А вот, что говорят ведьмачи о том, какой погода будет за пределами высокой стены, мы послушаем после того, как нам зачитает агитку - поносную плесень, что засирает нам уши - мой товарищ, собутыльник и мрачная сторона моей чистейшей, как слеза младенца души, Петрушка-кормушка Теневой Второй Лик…

- Медведь, сало будешь? - вопросил Кощей из-под навеса, чуть громче, чем ожидалось.

- Буду, - отозвался так же чуть громче Сила, потому что хроникус, который держала Ворона в цепких руках громко говорил голосом Петрушки-кормушки, но вроде как никому пока что не мешал.

День стоял и правда чудесный. Можно было следующий прогноз погоды и не слушать, «температура» и правда ползла вверх, снег таял, на дорогах образовывалась слякоть, несмотря на то, что мёртвые кони резво несли их по дороге строго на север. Всё равно веяло весной и хотелось радоваться не известно чему. И пусть ночью ещё было до минус двадцати, никого особо это уже не огорчало. Зима есть зима, она никогда не спешила уходить. Всегда задерживалась.

Настроение было хорошее, несмотря на то, что совсем недавно они сражались чуть ли не до последнего вздоха, и противник у них был настолько сильный и необычный, что в пору было бы до сих пор удивляться. Но всё складывалось как нельзя лучше. С момента сражения два дня прошло, но дорога скорёхонько забросила минувшие события в прошлое, словно в коробку со всяким хламом. Впрочем, нет-нет да Медведь и перебирал эту картонку, то и дело прокручивая в голове сражения и то, что было за ними.

На следующий день, после победы, Сила проснулся от тяжёлого сна, и стоило спустить ноги с кровати, как дверь отворилась и порог переступили дознаватели. Два мрачных колдуна из Бабьей Избы. По строгости опросили, по закону кое-какие анализы взяли, потом ещё раз опросили, тесты провели, похмурились, спросили, как человечка видавшего всякое, да с Игорем Воевателем в походы ходившего, мол, что за Дудочник и были ли такие раньше? Сила сказал правду: о Дударях задумывались, а вот лично его никогда не видывали. Поблагодарив Медведя, дознаватели перешли в другую комнату, где проходил славное лечение у пышногрудой лекарке Кощей. Правда побыли они там намного меньше, чем у Медведя, затем удалились и больше к ним не приставали.

Что был за Дудочник и какое зло порождала Яма никто так толком и не мог объяснить. Все пришли к выводу, что там был новый вид сильнейшего демона, и Скоморох, видевший его рожу, так толком описать её и не смог. Эту рожу видели и остальные колдуны, что помогали Кощею Яму закрывать, но как и брат лишь кривились и пожимали плечами. Микола, за ужином и медовухой, то есть на пиру, что устроили парни, чтобы отметить победу, сказал, что Яму теперь будут изучать сильнее прежнего, хотя поостерёг ретивых о том, чтобы ничего странного с той Ямой не делали, чтобы не дай бог не содрать щит, которым ту Яму закрыли.

- Но надо ж знать энтих изучателей, - сплюнул он в сердцах, хрустя солёным огурчиком, - им же всё равно: говори не говори. Ежели им клоп под жопу попал, так они полезут туда, даже без защиты, а потом будут стенать и ахать об том, что у них там пять человек пропало. Ах, спасите-сохраните.

- Ну так вот и следи за тем, чтобы они чего доброго делов вновь не натворили-тэ, - сказал Могильщик, закусывая укропиной.

- Ну так, придётся, брат Медведь, - кивнул Микола.

Затем поговорили о том, что несмотря на сильного противника, погибших оказалось не так и много, сразу же помянули братьев и славную историю сложили. Кощей обещал в стихи перевести и на музыку те стихи наложить. Раны за день подзажили, яд вытянули, хотя ночью всё равно поднялась температура, и пришлось пропотеть знатно, закутавшись в ватные одеяла. А ещё выпить настой, который наготовила Алёна-лекарь — не та, что была с ними в походе, а другая, которая пышногрудая и которой Кощей уже распевал свои баллады, позабыв про Полину. А на утро Медведь всё же решительно запряг мёртвых коняшек, набросал в повозку новой соломы, да побольше, Микола не пожадничал, затем вернул на места матрацы и одеяла и велел Вороне и Апанаське забираться внутрь. Последнего забросил Кощея, который никак не мог отлипнуть от своей новой пассии. Принял из рук Алевтины — местной поварихи - хороший бумажный пакет с провизией, хотя ещё прежнюю не доели, но еда лишней никогда не бывает, и отправился в путь, пожелав брату Миколе долгих лет жизни, доброго здоровья и ещё пару сынишек. Уже на выезде из Заставы в руки им легла сначала бутылка самогонки, затем бутылка медовухи, потом бутылка браги и сверху двухлитровая бутылка Алёнкиной «отравы».

- Чтобь выпили мне всю, - сурово насупив брови, сказала она, и глянув в последний раз на Кощея, который привстал на козлах, глядя на неё со всем страданием влюблённого парубка, которого злой дядька Медведь разлучает с зазнобушкой, отвернулась и пошла прочь. Сила тронул коней, а Скоморох некоторое время поворачивал голову в сторону Алёны и смотрел ей в спину. Затем сел обратно, вздохнул, запахнулся в своём тулупе, который Алёна починила — в паре мест рваный был — и полез под полог спать.

Что касается самого Корабля, так тоже ничего толкового вспомнить ни Кощей, ни тем более Ворона не могли. Скоморох сказал так:

- Огромная хоромина… А там гробы. Такие, какие мы с Красавчиком находили, где древние спали. Даже ещё другие… Я не могу тебе объяснить... Те у Красавчика больше металлические были, а вот в тех больше стекла. Вот как. Гробы те были наполовину разбиты и сломаны. А в них тела, без голов, уже либо скелет, либо пустые. Я так думаю, что прах там. И по проводам головы весят. Тоже разные. Где череп, где вроде как только отрезанные. Но сам понимаешь, ежели отрезанные в январе-феврале, так оно и понятно. Мороз… Всё. Дальше Апанаська меня схватил и утянул прочь.