
Ясноглазый солнечный колокольчик
Чуть смущенным трепетом зазвучал,
Чистой нотой коснувшись, кто обесточен -
Тучи передумали лить печаль.
Песня над долиною Соколиной
Вместо них живительно излилась
Побеждая уныние и рутину,
Наполняя радостью здесь, сейчас.
И какой-то парень шепнул сквозь слезы,
Подарив слова тебе, как цветы.
"Светел лес, где плетут хоровод березы,
А ещё - в котором танцуешь ты."
А когда, отзвучала, умолкла песня -
Ее нотки искрами по сердцам,
Разлетевшись, остались, скрепляя вместе,
Тех, кто это чудо услышал там.
Стали братьями - были едва знакомы,
И пошли по зову своей души
С этой песней - ласковой, невесомой,
Пробуждая в гасших желанье жить.
...Города полны суетливой прозы.
Где найти спасенье от суеты?
Светел лес, где плетут хоровод березы,
И душа, в которой танцуешь ты.
Егор
– Стойте! Нет!!! АКАТАРАМА!!! – крик рвал мои лёгкие в клочья, чья-то рука железной хваткой вцепилась в плечо. Я в ярости сорвал её с себя и… проснулся!
Раннее утро первыми лучами освещало маленькую келейку, выхватывая из темноты отступающей ночи напряжённое лицо Серёги, склонившегося над моей постелью. А он что здесь делает?! Где жрецы? Где дольмен? Где моя Акатарама?!
Сергей растеряно провёл рукой по вьющимся волосам, виновато отводя взгляд, словно понимая, какие мысли бередят сейчас мою душу. И я, глядя на знакомый жест сына старосты из своего сна, внезапно осознал, что он в самом деле всё понимает!
Ярость снова захватила мой разум, вызывая острое желание изо всех сил врезать сидящему напротив парню. Серёга, похожий на приговорённого к убою телёнка, грустно и покорно смотрел мне в глаза. От злости я чуть не сплюнул, но вовремя вспомнил, где нахожусь.
Привычный мир наползал на меня, говоря, что передо мной не красавчик Кедрусь, а мой брат-инвалид.
Оглушённые откровениями вещего сна, мы ошарашенно смотрели друг на друга. Молчали. И оба понимали, о чём. Это сбивало с привычного и понятного хода вещей.
Внезапно Сергей вскрикнул, хватаясь за ноги и закусив губу от внезапной болевой судороги. На его лице неверие сменялось радостью! Но попытавшись пошевелить стопой, он снова сморщился от боли и растерянно посмотрел на меня, не решаясь обратиться за помощью.
«Это не Кедрусь! Не Кедрусь!!! Это – Серёга. Он болен. Ему нужна моя помощь», – мысленно уговаривал я себя, на ватных ногах подходя к брату.
Подхватил его на руки и вынес из кельи. Усадил в стоящую у выхода из часовни инвалидную коляску. Молча отвёз её к зданию приюта и помог Сергею заехать внутрь. Поздоровался с матушкой Валентиной, идущей навстречу, и, оставив брата на её попечение, выбежал из здания.
***
Не помню, как я оказался на берегу Светлого озера; меня отрезвила боль в содранных до крови кулаках, которыми я отчаянно молотил песок, рыдая от бессилия и ярости. Не в силах изменить свершившееся, я раненым зверем метался меж берёз, своим изяществом напоминавших мне потерянную милую.
Между ветвей проглядывал силуэт древней часовни, рядом тихо плескалось озеро… Спокойное и красивое место, обросшее поверьями, что может полностью изменить человеку жизнь. Теперь я понимал, что это не просто байки.
***
С тупым равнодушием я смотрел, как от старенького автобуса к зданию приюта спешит приехавшая за нами мама. Настоятельница везёт коляску брата ей навстречу. Сергей что-то возбуждённо рассказывает. На лице матери неверие сменяется ликованием и слезами радости. Они с братом горячо обнимаются.
Из автобуса вываливаются новые паломники, потрясённые увиденным, кое-где мелькают фотовспышки.
Скоро очевидцы разнесут весть о новом чуде, здесь произошедшем. Сбылись мечты Серёги, он действительно уедет отсюда героем людской молвы.
Но никто ничего не расскажет о том горьком чуде, что это место подарило мне.
***
Всю дорогу обратно я опустошённо смотрел в окно. Счастливая мама тормошила загорелого и окрепшего Сергея, радостно расспрашивая о прошедшем лете и рисуя перспективы радужного будущего без проклятой коляски. Ничего, что владеть ногами брат пока не мог. Главное, что он их чувствовал, а остальное – вопрос времени и тренировки. За своей радостью мама даже не заметила непривычной молчаливости младшего сына…
____________________________
Здравствуйте, друзья. Рада приветствовать вас на страницах этой книги.
"Дорога в Аркаим" - вторая книга из цикла "Параллели", продолжение истории о двух братьях и их необычном сне.
Название её это не расстояние из одного места, до другого. Это путь, который совершает человек, чтобы прийти к самому себе.
Он редко бывает прямым. На нём встречаются испытания и всегда есть место подвигу.
Давайте вместе посмотрим, как пройдёт эту дорогу Егор Климов, младший брат Серёжи из книги «Акатарама. Дух дольмена».
Егор
Дома со мной происходило нечто необъяснимое. Мне и прежде снились яркие сны, но ни один не захватывал меня настолько сильно, как этот.
Сон и реальность мешались в голове и сердце. Я чувствовал любовь и боль парня из прошлого как свои собственные и даже ярче. Словно он на самом деле был мною, его чувства, его взгляды на мир похожи на мои, но более ёмкие, многогранные, острые.
Мы были ровесниками, только он казался старше и опытнее. А мир, в котором он жил, при внешней простоте ощущался более богатым, чем наш изобильный век с его возможностями.
Это смущало меня и сбивало с толку.
***
Прежде мир казался мне огромной, полной тайн живой книгой, которую хотелось читать и читать – не только глазами, а проживая душой и телом.
Я ни минуты не сидел на месте, стремясь постичь как можно больше, изведать никем не изученное. В свои восемнадцать я побывал во многих уголках России, от юга до севера, забирался даже на Сахалин.
Наша страна казалась мне удивительно красивой, и при этом мне всегда чего-то не хватало. Но я и сам не мог ответить, чего.
Теперь, сумев посмотреть глазами Гора, я начинал понимать: многослойности бытия. Словно мой спектр восприятия был намного уже, и я не мог видеть то, что было доступно ему.
До поездки на Светлое озеро недостающее качество я замещал количеством. Я мечтал обойти всю Землю, заглянуть в самые потаённые уголки. И в одном из них встретить девушку, которой, как и мне, тесна обыденность.
Удивительно, но я всегда знал, что глаза у неё бездонные и синие, будто море, а по ночам она мечтает о звёздах.
В моих мечтах она была ключиком, способным отворить дверь в иную реальность; в какую именно, я не знал. Чувствовал только, что там мы оба будем на своём месте.
Я представлял, что она подарит мне сына, а я подарю ему бескрайний Космос.
Изобретения были моей страстью с раннего детства. Мне казалось чудом, что простые железки и провода превращаются в умных помощников, я стремился совершенствовать свои навыки.
Но самой смелой мечтой было построить космический корабль, который бросит вызов миллиардам световых лет, соединит точки нашей Галактики, находящиеся на невообразимых расстояниях друг от друга.
Со своей маленькой семьёй я хотел облететь полвселенной, встретиться с удивительными проявлениями существования звёзд и может встретить жизнь, подобную нашей. А может, и более совершенную. Я никогда не верил в то, что в бескрайнем Космосе мы – единственные разумные существа.
***
Эти надежды грели душу и помогали быстрее двигаться вперёд. Моя мечта требовала больших скоростей, жизнь человека – штука коротенькая, и если хочешь всё успеть, не стоит терять времени.
К тому же, перед тем как распахнуть крылья, я должен позаботиться о тех, кого оставлю на Земле – родителях и брате. Я мечтал изобрести аппарат, который сможет вернуть Серёге ноги, чтобы бескрайний мир самых смелых чаяний был ему тоже доступен.
А родителям я хотел подарить небольшой домик у моря. О таком грезила мама.
Там они с отцом смогли бы наверстать потраченные на лечение брата годы.
Туда бы мы с Серёгой привозили погостить внуков…
А пока я с удовольствием смаковал настоящую жизнь, как дорогу, ведущую в желанное для меня «завтра».
Я летел по ней, дыша полной грудью, не останавливаясь, но и не торопясь чрезмерно.
Куда спешить, если будущее предрешено, и от меня никуда не денется моя Сказка?
До той поры меня не интересовали другие девушки.
Слишком желанна та, что неуловимым облачком приходила в мои сны. Зачем размениваться на сиюминутные отношения? Я знал: где-то ждёт меня моя единственная и на меньшее был не согласен.
Всё в жизни виделось ясно и просто до поездки на Светлое озеро, одним росчерком подарившей и отнявшей у меня любимую.
Та, о которой я мечтал наяву, повстречалась мне во сне, что вывернул наизнанку душу, вместо светлой радости подарив полное опустошение.
Разве смогу я полюбить кого-то так же чисто, как Акатараму? Моё сердце твердило, что нет.
Сын, которого я так ждал, не родится. Дальнейшая жизнь казалась бессмысленной.
Как я не пытался объяснить самому себе, что это всего лишь сон, сердце обливалось кровью и не желало верить. Любовь из далёкого прошлого терзала меня в настоящем и грозила лишить будущего.
***
Ещё хуже обстояли дела с Серёгой.
Прежде я сильно переживал за брата и всячески старался ему помочь. Да, порой Серёга вёл себя некрасиво, считая, что весь мир должен страдать вместе с ним. Но я предпочитал закрывать на это глаза, ведь оно не от хорошей жизни, и искать то, что сможет его растормошить.
Теперь глухая ненависть к сыну старосты из сна крепко переплелась в моём подсознании с образом собственного брата. Головой я понимал, Серёга – не Кедрусь, он не сделал ничего плохого ни мне, ни Акатараме. Но кулаки сжимались сами собой при каждом взгляде в его сторону.
Это было сильнее меня; устав от внутренней борьбы, я старался избегать встреч с братом, живя с ним в одном доме. Но он и сам старался не попадаться мне на глаза, понимая, что я не хочу его видеть.
Серёга был единственной живой душой, которой я мог бы рассказать о происходящем в моём сердце. И он был последним, с кем бы я желал поделиться этим.

***
Дни проходили как в тумане.
Всё, что интересовало меня прежде, утратило смысл, а новый найти не получалось.
Я замкнулся в себе, потеряв счёт времени. Периоды глухой тоски, в которые хотелось лечь и не проснуться, сменялись обжигающей яростью, когда хотелось разрушить весь мир.
Тогда я хватал велосипед и гнал за город, осознавая, что могу быть опасен для людей, особенно – для брата.
Егор
После заваленного модуля по физике пожилой профессор попросил меня задержаться в аудитории.
Анатолий Иванович Иванов был папиным старым другом и знал меня с детства. Помню, как будучи мальчишкой, я с нетерпением ждал его визитов, чтобы показать своё очередное изобретение или поделиться свежими идеями. Как искренне радовался, получая одобрение этого необычного человека.
Профессор Иванов был научным гением, однако об этом знали только близкие. Анатолий Иванович не хотел смешивать личную жизнь и науку, поэтому большинство трудов публиковал под псевдонимом.
Совсем недавно я искренне радовался успешно сданным экзаменам, гордился, что буду учиться у него. Сейчас это всё казалось таким далёким…
Я послушно плюхнулся на стул, отводя глаза. Было неприятно огорчать Анатолия Ивановича, но я ничего не мог с собой поделать.
Иванов, присевший рядом, молчал, давая возможность объяснить, что со мной происходит. Однако я не понимал, что ему сказать, всё было слишком странным.
Так мы и сидели друг напротив друга, пока профессор не осознал, что говорить я не буду. Он снял очки, задумчиво покрутил их в руках, протёр салфеткой, снова нахлобучил на нос, словно собираясь с мыслями. А потом заговорил:
– Я не знаю, что тебя гнетёт, мальчик. Верю, что со временем ты найдёшь в себе силы разобраться с этим. А пока я расскажу тебе одну любопытную историю, чтобы ты мог отвлечься, так как чрезмерная печаль вредна для психики.
Мне совершенно не хотелось слушать истории, но уважение к пожилому профессору заставило лишь коротко кивнуть и остаться на месте. А Анатолий Иванович продолжил:
– Моё детство, Егор, было далёким от науки. Более того, узнай родители, о чём я мечтал, выдрали бы меня крепко. А мечтал я вернуться во времена царской России, стать кавалеристом. Фильмов тогда, молодой человек, не было, я читал книги и грезил гусарами. Родители мои были ярыми коммунистами, поэтому я им ничего не рассказывал, устраивая поля сражений за домом, в лопухах. Учёба меня интересовала так же мало, как тебя сейчас.
Я снова отвёл взгляд.
– Я не упрекаю тебя ни в чём, мальчик, – тепло сказал профессор. – Ты послушай, что случилось дальше. Была у меня подружка, Вера. И вот она-то и грезила наукой, постоянно мечтала изобрести что-нибудь этакое. Царизм считала пережитком прошлого, но при этом мы всё равно дружили. Она никогда не смеялась над моими желаниями, более того, обещала, как вырастет, построить машину времени, чтобы я сам смог убедиться, что в настоящем гораздо лучше, чем в прошлом.
Я скептически улыбнулся, подумав, что не всегда настоящее лучше. Но Иванов понял мою улыбку по-своему.
– Да, Егор, ты прав. Многие считали Веру фантазёркой и чудачкой, слишком смелыми и нереальными были её мечты. Ребята со двора смеялись над ней. Может, поэтому она и дружила со мной. Я никогда не смеялся, хотя не особенно верил в то, что ей это удастся.
– И как, удалось? – спросил я чисто из вежливости, понимая, что подобное стало бы сенсацией.
– Нет. Время, которым она грезила, сыграло с Верой злую шутку.
Некоторое время Анатолий Иванович задумчиво молчал, словно подбирая нужные слова. Я его не торопил.
– В прежние годы, Егор, школьников возили на поля, помогать со сбором урожая. В тот день мы были на сборе картошки в дальнем колхозе. Стояла жара, всех разморило. Однако мы продолжали работать. Современной молодёжи это трудно понять, но мы очень ответственно относились к делу. Выполнить работу хорошо, помочь Родине было важным. Вера с утра чувствовала себя неважно, сильно болел живот. Но из упрямства отказывалась идти в медпункт, чтобы не подводить нашу бригаду. И только когда она потеряла сознание посреди поля, мы поняли, что дело серьёзное. На руках донесли её до фельдшера, она заподозрила аппендицит, требовалось немедленно везти на операцию в город. А машин в колхозах раньше почти не было, в основном техника, и та в разгар рабочего дня на полях. Пока нашли машину, оказалось слишком поздно. Развился перитонит, и Вера погибла. Тогда, Егор, я по-настоящему осознал цену времени. Пара часов могла спасти ей жизнь.
Анатолий Иванович замолчал, погрузившись в себя. На его лице пролегли тени, делая его ещё старше.
Я ошарашенно глядел на пожилого профессора, не зная, что сказать. Прежде он никогда не рассказывал мне о Вере.
– Ты, скорее всего, не поймёшь, что я тогда испытал, Егор. Молодости трудно осознать смерть. Я и сам не сразу понял, что потерял её.
Напротив, я прекрасно понимал. Никогда не думал, что найду в профессоре Иванове настолько близкую душу.
– Поначалу весь класс ходил как пришибленный, оглушённый случившимся. Но молодость и жизнь брали своё, ребята забыли о Вере.
– А вы? – спросил я пересохшими губами.
– Я тоже думал, что забыл. Но нет. В сердце поселился кусочек пустоты, который невозможно было заполнить ни учёбой, ни книгами. Сначала я думал, что скучаю по её вниманию к моим мечтам. А после осознал, что скучаю по ней самой. Вера оказалась моей первой любовью, но окончательно я это понял, только когда потерял её.
Профессор снова замолчал, словно собираясь с мыслями. Я сидел, вытянувшись в струну, его рассказ разбередил и без того кровоточащую рану. И я не понимал, что заставило его рассказать мне об этом сейчас?
– Сначала боль была тупой и вялой, сосала всё время под ложечкой, но я надеялся, что смогу отвлечься и забыть. Однако проходили годы, тоска становилась сильнее, ни в одной девушке я не мог найти утешения. Наконец, тоска достигла своего предела, взорвавшись тёмной яростью, протестом против смерти. Мне хотелось крушить наш неправильно устроенный мир.
Как же я понимал его!
Иванов достал из кармана пиджака старенькую чёрно-белую фотокарточку, на которой были изображены мальчик с девочкой, и показал мне. В мальчике я сразу узнал его самого, а девочка наверняка была той самой Верой. Курносый нос, упрямо сведённые брови, косички, ямочка на щёчке и большая родинка на виске. В глазах – решимость, упрямство, воля.
Егор
Мы медленно шли по набережной. Пожилой профессор любовался плывущими по воде листьями. Свернули в сквер…
Меня мучило любопытство и нетерпение. Но Иванов словно начисто позабыл о моём существовании, и оставалось только молча идти рядом, шурша облетевшей листвой.
Осень ещё острее напоминала мне о хрупкости и бренности жизни.
Наконец, профессор свернул к нарядному зданию за красивой кованой оградой. Внутри бегали ребятишки. Это был детский сад.
Подтянутая молодая женщина, судя по всему, воспитательница, приветливо улыбнулась Анатолию Ивановичу:
– Вы за Никусей? Сейчас я позову её.
Через несколько минут из здания выпорхнула девчушка в клетчатом платьице, с задорными косичками, и бросилась на шею профессору, что-то восторженно лопоча на ухо.
Иванов развернулся ко мне, удобно удерживая её на сгибе руки, малышка отвлеклась от его уха и с любопытством посмотрела в мою сторону.
Я поперхнулся.
На меня смотрела девочка со старого фото. Те же глаза, брови, ямочки на щёчках и даже родинка виске. Как такое возможно?!
– Егор, познакомься. Это Вера, – глаза профессора лучились смешинками.
Я не мог поверить тому, что видел. А Иванов, выдержав паузу, добавил:
– Моя внучка.
Я выдохнул. Внучка… Это может быть объяснением, если только…
Анатолий Иванович снова будто бы прочитал мои мысли:
– Я женился на Надюше, младшей сестрёнке моей подружки. И, как видишь, время вернуло мне Верочку.
К нам подошла воспитательница с альбомом Вероники и стала что-то показывать счастливому дедушке.
Я отошёл в сторону. Во мне поднималась волна разочарования. История профессора напоминала сказку Андерсена «Иб и Христиночка», где влюблённый в подругу детства мужчина теряет милую и через годы обретает вновь в лице её дочери.
Но в одну и ту же реку не заходят дважды, и Христина-дочь с Христиной-матерью – совершенно разные люди.
Как бы ни была похожа маленькая Вероника на девочку из юности профессора, но она не та самая Вера, которую он полюбил.
И нет никакой машины времени, на которой он бы мог к ней вернуться, не считая, конечно, собственной памяти…
Погружённый в свои мысли, я не сразу заметил, как подошли Иванов с внучкой.
– Опять скис, Егор? Думаешь, зачем мне было рассказывать тебе эту историю? А ты не спеши. Пойдём-ка лучше к нам в гости, чайку попьём, глядишь, узнаешь ещё кое-что интересное.
Идти не хотелось, тема, подарившая мне надежду, оказалась пустышкой. Но было неловко обижать профессора, дома меня ничего важного не ждало. Я решил, что пойду. Посмотрю на жену Анатолия Ивановича, я ни разу её не видел. Обычно профессор навещал отца один.
***
Дверь открыла женщина, внешне похожая на Веру, но глаза и улыбка были совсем иными – спокойными, домашними. Я заметил, что выглядела она заметно младше супруга.
Она приветливо улыбнулась мне, помогла Иванову снять пиджак, отправила маленькую Веру мыть руки перед чаем.
Семья профессора жила в просторной четырёхкомнатной квартире: большая светлая кухня, уютная гостиная, спальня супругов, комната их дочери, в которой спала Вероника, когда приходила в гости, и кабинет Анатолия Ивановича.
Расположившись за круглым столиком с витыми ножками, мы угостились домашней шарлоткой с ароматным травяным чаем. Жена профессора мило улыбалась и мало говорила, зато Вероника щебетала не переставая.
Она принесла из своей комнаты магнитный конструктор и альбом. И восторженно показывала дедушке свои зарисовки и собранные модели. Картинки были похоже на те, что рисовала та, другая Вера. Наследственность.
После чая Надежда Степановна увела девочку купаться, а мы с Анатолием Ивановичем прошли в его кабинет.
Там стояли большой письменный стол и стол для опытов, вдоль стен располагались высокие стеллажи с книгами.
Профессор расположился на рабочем месте и кивнув на небольшую тахту напротив. Я присел на неё, с интересом осматриваясь.
– Ну-с, продолжим нашу беседу, молодой человек. Ты, наверное, думаешь, что я выжил из ума, называя внучку своей Верой?
– Если вы находите в этом утешение, почему бы и нет. Но только вы же понимаете, что, несмотря на внешнее сходство, это не ваша Вера.
– А тут, Егор, и начинается самое интересное. Потому что это как раз моя Вера. Я узнал её сразу, когда увидел младенцем. И дело тут не во внешнем сходстве, нет. У каждого из нас есть свой шлейф, эзотерики называют его аурой.
– Не ожидал услышать, что вы увлекаетесь эзотерикой.
– Не увлекаюсь, я много лет живу ею.
– Я всегда считал, что вы живёте наукой.
– Мальчик мой, если ты серьёзно займёшься физикой и не будешь заваливать модули, через некоторое время поймёшь, что в науке эзотерики больше, чем где бы то ни было. Занимаясь физикой, я поверил в Бога и в то, что кто-то назовёт чудом…
Но не будем отвлекаться от нашей темы. Верой внучку назвал её отец, муж моей дочери. Он не знал, что так звали мою детскую подругу, просто понял, что малышке подходит именно это имя. Наденька, моя жена, сильно переживала по этому поводу, считая, что не стоит называть детей именами трагически погибших родственников. И она права. Чтобы сгладить ситуацию, дочь предложила назвать Вероникой. И мужу приятно, и бабушка может звать малышку просто Ника, чтобы имя не напоминала о погибшей сестре. На том и порешили. Верой зовём её мы с зятем, а женщины – Никой.
Анатолий Иванович налил себе воды из пузатого графина, промочить горло. Предложил и мне. Я отказался, мне не терпелось дослушать историю.
– А дальше началось любопытное. Вероника ни разу в жизни не назвала меня дедушкой, только Толиком, как всегда называла Вера. Когда она была совсем крохой, то спросила, почему я не ношу ту самую рубашку с золочёными пуговицами. Жена ничего не поняла, в моём гардеробе нет такой рубашки. Но я сразу вспомнил её. Эту рубашку я смастерил себе сам, когда был совсем мальчишкой, пуговицы на ней были в два ряда, из желудей, обтянутых золотистой фольгой. Я хотел походить на гусара. Рубаху эту я хранил в тайнике на заброшенной стройке. И только Вера знала о её существовании. Надя знать об этом не могла, когда у меня была эта рубаха, её ещё на свете не было. Она родилась за полгода до смерти сестры. Вероника знает о моей мечте стать гусаром, а я никому не рассказывал о ней. Знает о тайниках нашего с Верой детства. Это кажется невозможным, Егор, но это факты. Думаю, то, что Вероника увлекается физикой, ты понял сам. И машина времени по-прежнему один из её проектов. Она хочет снова побегать со мною в салки. Сейчас мои ноги этого не позволяют.
Егор
Нужно ли говорить, что выходные я провёл за учебниками?
А в понедельник пересдана была не только физика. Как и требовал профессор – на «отлично».
Иванов, одобрительно кивнув, пригласил меня на чай после пар.
Я летел к его дому как на крыльях, с нетерпением ожидая продолжения разговора.
Дверь открыла маленькая Вера. Смерив меня внимательным взглядом, девчушка важно произнесла:
– Ты друг моего Толика? Он скоро придёт. Пошёл в магазин за сгущёнкой. Я её люблю. Заходи тихонько, разувайся и мой руки. Только не шуми, Надюшка заснула.
Посторонившись, кроха пропустила меня в квартиру; жена профессора и вправду дремала на диване в гостиной. Вероника принесла из своей комнаты плед и заботливо укутала им бабушку, выразительно поглядывая в мою сторону и прикладывая пальчик к губам.
Это смотрелось настолько естественно, будто старшей действительно была Вера и укладывала «младшую» не первый раз.
Когда Анатолий Иванович вернулся, чайник уже закипел, и мы с Верочкой не спеша раскладывали по креманкам варенье.
Когда с чаем было покончено, девочка подтянула табуретку к раковине и принялась за мытьё посуды, велев «мальчикам» идти беседовать в кабинет профессора.
***
– Ну-с, молодой человек, на чём мы в прошлый раз остановились? – спросил Иванов, удобно усаживаясь напротив меня.
– Вы считаете, что ваша внучка каким-то образом является погибшей девочкой из вашего детства. Я до сих пор не понимаю, как такое возможно.
– Я думал, что современная молодёжь более сведущая по сравнению с нами, стариками. Явление это, Егор, давно уже не секрет и называется реинкарнацией. Она упоминается во многих древних религиях. Более подробно об этом можно узнать из культуры Индии.
Не буду уходить в дебри, расскажу кратко о сути. Всё дело в том, молодой человек, что каждый из нас состоит не только из тела. Эзотерики давно говорят, что самих тел у нас несколько. Физики смогли увидеть эти тела при помощи сложной техники. Они пребывают в определённой гармонии, которую поддерживает присутствие некой субстанции, называемой в религии душой.
После смерти душа уходит, связь плотного и тонких тел прерывается. Гармония, поддерживающая слаженную жизнедеятельность наших органов, нарушается, и физическое тело теряет свою защиту перед огромными колониями микроорганизмов, живущих в нас помимо собственных клеток. Они-то и участвуют в процессе разложения.
Но тонкие тела поначалу никуда не исчезают и какое-то время находятся около плотного, поэтому многим бывает сложно сразу осознать смерть близкого, они чувствуют его присутствие рядом. Могут «услышать», как он обращается к ним.
Даты поминок на определённые дни после ухода человека тоже не случайны. Именно в это время происходит распад одного из тонких тел. Иногда они разрушаются не полностью, поэтому, приходя на могилу, люди могут почувствовать близость усопшего.
А душа, если нет удерживающих её обстоятельств, уходит. В каждой религии есть свои версии, куда, и что с ней происходит дальше.
Но проходит время, иногда много, иногда мало, и она возвращается, найдя воплощение в новом теле. Древние мудрецы из разных уголков земного шара говорили об этом. В некоторые времена это знание было открытым, в другие – уходило под завесу тайны.
Советский строй запретил религию, но то тут, то там всё равно рождались люди, которые могли рассказать о жизни незнакомого им человека, порой проживающего в другой стране, говорящего на иностранном языке. Можно было списать это на бурную фантазию, только там, где эти сведения проверялись, часто находилось подтверждение.
Я чувствовал себя потрясённым. Ни о чём подобном я никогда не задумывался. Так сложилось, что от религии я был далёк, и рассказанное профессором не входило в сферу моих прежних интересов.
Однако сейчас меня манило всё, что хоть в какой-то мере могло объяснить происходящее со мной.
– И ваша внучка помнит свою прошлую жизнь?
– Да, причём в мельчайших подробностях. Как и свою смерть, к сожалению.
– Если это действительно так, почему же остальные люди ничего не помнят?
– Будь я религиозным деятелем, я бы ответил тебе, что в большом знании большая печаль. Мозг современного человека не способен вынести такой перегрузки, память просто мешала бы нам спокойно проживать жизнь настоящую. Вот мудрый организм и блокирует её. Однако под влиянием сильного стресса или гипноза память прошлых жизней может проявиться.
– Почему же не забыла Вера?
– Я полагаю, потому, что с момента её кончины прошло не так много времени, не произошло полного распада тонких тел, и информация о прошлой жизни оказалась ей доступна в настоящем. К тому же, родилась она в нашей семье. У неё кровная связь с Надеждой и ментальная со мной.
– Почему же она родилась именно в вашей семье? Из-за того, что вы не забыли её?
– Я не могу тебе ответить на этот вопрос однозначно, Егор, хоть и прочитал множество литературы на эту тему. По некоторым источникам, души воплощаются в потомках их родового дерева. По другим – там, где могут реализовать своё предназначение. Я думаю, что в случае с Верой оба эти предположения верны. Мне порой кажется, что она поспешила с рождением в прошлом, мир был не готов к тем открытиям, к которым тянулась её душа. Думаю, что это и было причиной её ранней смерти.
– Зачем же тогда было рождаться в этом времени?
– Смею предположить, для того, чтобы повлиять на меня. И в настоящем я смог бы дать ей всё необходимое для реализации задач её души.
Анатолий Иванович замолчал, задумчиво глядя в окно. Я тоже тихо «переваривал» услышанное. Глубинная часть моего «я» чувствовала в словах профессора зерно правды. Но осознать сказанное было непросто.
Иванов встал со стула и, достав с полки несколько книг, протянул мне.
– На, ознакомься на досуге. Может, найдёшь что-то интересное для себя. Серёжу в последнее время сильно волнует тема реинкарнации, вот я и подумал, что тебя она тоже может заинтересовать.
Егор
Несколько вечеров после общения с профессором Ивановым я посвятил изучению книг. В основном в них говорилось о культуре Индии плюс кое-что из западных теорий.
Меня удивило, что в подборке Анатолия Ивановича не было ни одного русского автора. А меня интересовала именно Русь.
После учёбы я отправлялся в библиотеку и жадно читал всё, что могло рассказать мне о том времени. И не находил ничего. О древней Руси, как ни странно, вообще писалось не так много, и большинство уже о периоде после прихода христианства.
История Египта, Древней Греции, Китая от древнейших времён, но не Русь. Словно периода, в котором жила моя Акатарама, вовсе не существовало.
Книги Иванова про реинкарнацию тоже не давали нужных ответов: родилась ли Акатарама вновь в этом времени, и если да, то где её искать?
***
В тот день мама попросила меня отвезти брату забытый рюкзак. Серёга посещал курс очередной интенсивной терапии при дневном стационаре. Кивнув, я зашёл в его комнату, подхватил оставленный на кровати рюкзак, нечаянно уронив лежавшую под ним зелёную книжку. Я поднял её. Из книжки вывалились закладка в виде путеводителя по Кавказским дольменам и сделанный рукой брата рисунок – светловолосая девушка на очень знакомом мне камне…
– Путешествие, значит? К дольменам, значит?! – пробормотал я, доставая из кармана джинсов маленький блокнот и быстро переписывая название книжки.
Я мог бы догадаться, что начитанный Сергей быстрее найдёт нужную информацию… Пока я грыз историю, брат читал о дольменах, образа которых я невольно избегал. Слишком было больно. Кажется, Серёга оказался прав, найдя что-то действительно важное. Оно вдохновило его отправиться летом на Кавказ. И я должен понять, что.
***
В библиотеке автора зелёных книжек не оказалось. В книжном магазине тоже. Где же брат их раскопал?
Хотя большинства из того, что дал мне почитать Анатолий Иванович, в книжном тоже не было.
Я позвонил профессору и спросил, где можно купить книги на эзотерические темы. Он посоветовал съездить в спорткомплекс Олимпийский, на книжную ярмарку.
Так я и поступил. Признаться, увиденное повергло меня в шок: столько книг по самым разнообразным темам я ещё не встречал. Все шесть этажей огромного спортивного комплекса были до отказа забиты торговцами, столы пестрели плакатами, календарями, толстыми стопками книг – от медицинских атласов до справочников по моделям боевых машин.
Как ориентироваться во всём этом, я не представлял. Где именно искать Серёгиного автора?
Мимо пробежала зеленоволосая девчонка в полосатых чулках с накладными эльфийскими ушами. Я припустил за ней, вспоминая, что брат зачитывался сказками Толкина. Девчонка остановилась у одной из витрин и защебетала с продавцом на тарабарском. Тот, как ни странно, отлично её понял и выдал искомую книгу, судя по изображению на обложке, очень далёкую от волнующей меня темы.
– Парень, а тебе чего? – окликнула меня полненькая торговка из-за соседнего лотка.
– Я ищу книги Владимира Мегре.
– А, так это ж внизу. Справа от третьего входа стоит Тамарка, она в русском сарафане, не перепутаешь. Спроси у неё.
Я побежал на первый этаж, радуясь, что так быстро достиг своей цели.
***
Тем же вечером я пришёл к отцовскому старому гаражу, в подвале которого было обустроено моё тайное убежище. Включил свет, поставил чайник. Смахнул со стула не принесшие нужных отгадок исторические журналы и вывалил на стол кучку зелёных книжек из своего рюкзака. Посмотрим, что нашёл тут Серёга…
В книгах рассказывалось о том, как автор, в то время бизнесмен, повстречал в сибирской тайге необычную женщину. Общение с нею полностью изменило его.
Предприниматель стал писать книги на мировоззренческие темы. Хорошие книги, от страниц которых веяло теплом и хотелось улыбаться.
В одной из них говорилось о поездке к дольмену, чтобы пообщаться с его духом. Там же автор писал о том, что дух, прикованный к камню, не имеет возможности дальнейших воплощений, зато полностью сохраняет своё сознание и может общаться с пришедшими к его дольмену даже спустя столетия.
Если он прав, то я не найду мою Акатараму среди живых. Чтобы снова встретиться с ней, мне нужно отыскать тот самый дольмен и желательно до того, как туда доберётся Серёга. Что не составит большого труда, учитывая разницу в нашей с ним физической форме.
Нужно составить план и найти подработку после учёбы. Для поездки мне понадобятся деньги.
Книги настолько захватили меня, что я не заметил наступления утра. С трудом оторвавшись от чтения, я выпил холодного чаю и помчался на учёбу.
Хорошо, что пар Анатолия Ивановича сегодня не было, он сразу бы понял, что я опять витаю в облаках.
***
Последнюю неделю мама заметно нервничала. Мы с братом успешно завершили учебный год, Сергей настойчиво заговаривал о путешествии и не желал, чтобы мама ехала с ним. Её очень волновало его здоровье.
За этот год в болезни Сергея произошёл самый большой прорыв: брату удалось-таки встать на ноги, но ходил он ещё плохо, при помощи костылей. И прогулки по пересечённой местности могли стать для него непосильным испытанием. Также маму волновала неопытность брата в подобных вещах: покупка билетов, поиск ночлега, ожидание автобусов и многое другое. Она спокойно бы отпустила в подобную поездку меня, но не Серёгу. Однако брат был непреклонен: он едет. И без неё.
– Подожди, пока у отца будет отпуск, Серёжа! Пусть съездит с тобой. Мне неспокойно отпускать тебя одного! – просила мама.
– У папы отпуск через три недели. Там совсем уже ничего не останется от лета! – отвечал ей брат.
– Останется больше месяца! И позагораешь, и искупаешься! В конце августа там будет много фруктов! – не унималась мать.
«Будто бы он купаться туда едет…» – подумал я.
Сергей стал объяснять, что ему нужно сейчас, отказываясь говорить, зачем. Мама сопротивлялась. Мне это надоело, и я сказал:
Гор
Мой народ жил в бескрайней степи, по весне пламенеющей алыми маками, позже сменяющимися волнами серебристых ковылей.
Юрты из белоснежного войлока жемчужным ожерельем рассыпались по берегам лазурных рек. На некотором отдалении от них паслись кудрявые стада овец. На бескрайнем просторе резвились холёные легконогие кони, гордость моего отца. Таких разводили только в нашем стане: выносливых, быстрых, красивых, как сказочные тулпары. За жеребятами приезжали военачальники со всего Каганата; стоили кони очень дорого, но в походах им не было равных.
Стан моего отца не знал бедности, и жизнь в нём текла привольно и радостно. Летом мы кочевали отдельно от остального клана, а на зимовье собирались все вместе в долине, защищённой от злых ветров горами-великанами.
Отец мой, Сармат, был алгатаем (1) Бору-хана. А мама, красавица Айгуль, – лучшей ученицей шаманки с севера.
У отца был младший брат, мой дядя, по имени Мураскор (2). Его жена, шустрая порывистая Карлыгач, не раз удивлялась тому, что его так назвали. Ведь по нашим обычаям наследником хана становился старший сын.
Впрочем, у деда всегда были свои причуды. Хмурый, скрытный, очень жестокий Бору-хан – дальний родственник Кагана. Надел, которым владел его род, прежде не имел влияния. Никто так и не понял, как деду удалось не только вырваться за его пределы, но и стать аскер башчы (3) самого Кагана.
В то время дед был молод и славился свирепостью, безжалостностью и хитростью. Его стан из самых бедных превратился в один из богатейших станов Каганата. Завистники поговаривали, что он продал сердце шайтанам (4) ради богатства и вечной молодости. В пятьдесят лет дед обладал силой и ловкостью молодого парня.
В этом возрасте у него и появились сыновья. Люди поговаривали, что с их рождением хан резко сдал, начал терять железную хватку и просто стареть.
Мин баши (5), озабоченные его состоянием, посоветовали владыке как можно скорее назначить наследника и начать обучать его. Хан взвился, словно дикий вепрь, буянил несколько дней. Говорили, чёрное это было время, погибли попавшие под горячую руку люди.
Знающий человек догадался отправиться за помощью к шаманке, имени которой в стане никто не знал, но которую дед почитал и всегда слушался.
Она прибыла в стан на рассвете, приведя с собою двух юных учениц, впоследствии ставших невестами ханычей.
Люди говорят, что дед с шаманкой беседовали несколько часов за закрытым пологом. И никто не видел, как и когда она ушла.
А на следующий день Бору-хан назвал своим наследником Сармата. Отец принял его решение с достоинством, а дядя затаил сильную обиду.
Мин баши полагали, что хан долго не протянет, но дед снова всех удивил. Хандра словно отступила, дав Бору возможность править кланом до моих дней.
Правда, люди твердили, что живёт старый хан не свою жизнь. Ежедневно в его юрте прислуживали молодые женщины, каждая из которых стремительно увядала по возвращении от правителя.
Все матери в клане боялись хана пуще шайтана, заставляли дочерей надевать на прогулки тряпьё и пачкать лица, чтобы не заприметил их старый волк. Мужья запрещали жёнам ходить там, где их мог увидеть владыка.
И только три женщины в клане могли считать себя в безопасности: престарелая мать Бору и две его невестки.
Жена хана умерла родами, произведя на свет младшего ханыча. А другой он брать не стал.
Особенно берёг старый хан красавицу Айгуль, запрещал ей работать, посылал гостинцы. А как узнал, что она в тягости, велел охранять невестку день и ночь и ни в чём ей не отказывать.
Злые языки мололи, что не от старика ли беременна молодица?
Но слухи эти быстро угасали, стоило увидеть Сармата и Айгуль вместе. Луноликая смотрела только на мужа, да и молодой ханыч никого не видел кроме красавицы-жены.
Когда Айгуль рожала, Бору-хан со старшим сыном ни на минуту не отходили от её юрты. И те, кто его хорошо знал, говаривали, что за собственную жену он не волновался так, как за невестку.
Радостная повитуха чуть ли не бегом вынесла показать новорожденного хану, предвкушая, какую щедрую награду получит за добрую весть, ведь родился мальчик.
Бору с Сарматом кинулись ей навстречу. Счастью молодого отца не было предела! Однако старый хан снова удивил всех. Узнав, что родился внук, Бору потемнел лицом, залепив крепкую оплеуху заикнувшейся о суйюнчу (6) повитухе. Не ожидавшая такого старуха чуть не рухнула наземь, вовремя подхваченная старшим ханычем.
Сармат с изумлением и неодобрением посмотрел на отца, не понимая, что стало причиной его недовольства. Айгуль родила здорового мальчика, наследника. Это повод для радости, а не гнева.
Хан, сжимая кулаки, в ярости мерил шагами площадку около юрты. На внука он даже не взглянул, состоянием нежно оберегаемой роженицы не поинтересовался.
Приближённые пребывали в растерянности, не понимая, чем вызвано дурное настроение правителя, и боясь потревожить его мысли. В гневе Бору не щадил никого.
Пометавшись с полчаса у юрты роженицы, хан зло махнул рукой и велел оседлать ему коня. Приказ был тут же выполнен, Бору вскочил в седло, намереваясь отправиться прочь. Но тут Сармат почтительно окрикнул отца, спросив, какое имя тот даст своему первому внуку.
Шайтанова традиция! Хан в ярости оглянулся вокруг, не в силах дать вразумительного ответа, он не ждал мальчишку! Взгляд повелителя упал на ловчего беркута, ханского любимца, сидящего на жёрдочке неподалёку.
– Бюркют, – бросил Бору и пришпорил коня.
А Сармат поспешил к жене – поблагодарить за сына и сообщить, что мальчика назвали Беркутом.
_____________________________
1. Алгатай – первенец
2. Мураскор – наследник
3. Аскер башчы – главный военачальник
4. Шайтан – злой дух, чёрт
5. Мин баши – тысячники, командующие тысячей воинов
6. Суйюнчу – награда за добрые вести
После рождения внука отношение хана к невестке изменилось. Он перестал посылать Айгуль подарки и запретил другим женщинам помогать ей.
Но, несмотря на гнев правителя, в юрте у Сармата и его жены царила радость.
Молодые родители души не чаяли в своём первенце, нежно любили друг друга и искренне наслаждались подаренной им свободой. Никто не тревожил их покоя, не подсматривал за их счастьем – неслыханная роскошь для семьи наследника.
Бюркют рос смышлёным и шустрым мальчишкой, любой правитель на месте Бору гордился бы таким внуком, но старый хан терпеть не мог ребёнка. Морщился при упоминании о нём и ни разу не пришёл в юрту к молодым проведать мальчика.
Люди ждали, что поведение деда вызовет у наследника гнев, но Сармат, зная тяжёлый характер Бору, был даже рад тому, что тот не вмешивается в воспитание его сына.
***
Промелькнули месяцы, и Бюркюту исполнился годик. Приближённые всё чаще заговаривали о дате Тушоо Кесуу (1). Как бы ни хотел Бору забыть о существовании внука, но отказаться от обряда разрезания пут не мог. Традиция эта была стара. Люди не поймут, пойдут слухи, дойдут до ушей Кагана…
Скрежеща зубами от злости, правитель велел готовить праздничный той (2), но не сильно спешить с этим. Сармат возражать не стал.
Напутствие Бюркюта отмечали лишь весной, несмотря на то, что родился он ранней осенью. По традиции на благословение мальчика собрался весь клан, от богатых до бедных. Любой праздник людям в радость, а тут ещё и была надежда на богатые дары, что будут раздавать по случаю обряда. Ведь Бюркют – старший и единственный внук хана.
Тушоо кесуу был важным обрядом в жизни каждого ребёнка, все собравшиеся благословляли его на здоровье, благополучие, светлую дорогу жизни. К этому обряду относились с большим трепетом и тщательно готовились: считалось, что от того, как он пройдёт, зависело будущее малыша.
Айгуль и Карлыгач держали за ручки нарядно одетого Бюркюта. Сармат связал ножки мальчика шерстяным канатом, сплетённым из шнуров чёрного и белого цвета, символизирующим, что в жизни есть добро и зло. Рядом с ребёнком был положен острый нож из драгоценной стали, выкованный отцом собственноручно. Его получит в подарок тот, кто первым добежит до мальчика и разрежет путы.
На другой стороне поляны возбуждённо пританцовывали сыновья военачальников, с нетерпением ожидая начала состязания. Мальчишки разминались и поглядывали в сторону хана, ожидая его команды.
Хмурый Бору махнул камчой, (3) и мальчишки со всех ног рванули к Бюркюту. Старый хан следил за ними полным ненависти взглядом, мысленно желая споткнуться. Не желал он светлой дороги наследнику.
Но небо было глухо к его чаяниям, сын главного военачальника, Темир, вырвался вперёд и быстрее всех добежал до Бюркюта. Мальчик хотел схватить ритуальный нож и разрезать путы, но тот исчез.
Растерянный Темир огляделся вокруг, к нему подбежали другие дети. Ножа, положенного отцом малыша, на кошме (4) не было.
Зрители зароптали: дурной знак, обряд не может быть проведён. Бледный Сармат поднялся с места и молча бросил Темиру свой личный нож. Мальчик с благоговением поймал оружие и принялся перерезать канат, связывающий ножки Бюркюта.
Среди народа поползли новые шепотки: мол, не должен был старший ханыч отдавать свой нож, вместе с оружием он мог отдать удачу, а то и жизнь.
Единственным человеком, поддержавшим решение Сармата, оказалась Айгуль. Несмотря на волнение, она стояла прямо и ободряюще улыбалась мужу.
Разрезав путы, Темир с сомнением посмотрел на старшего сына хана. Сармата в клане уважали, а мальчишки вроде Темира боготворили, мечтая стать похожими на него. Как можно забрать себе его личный нож?!
Но Сармат ободряюще кивнул мальчишке. Тот, до конца не веря своему счастью, спрятал нож за пояс и, взяв Бюркюта за ручку, старательно повёл по кругу, приговаривая:
– Чтоб ты бегал так же ловко, как я! Чтобы не было на твоём пути препятствий! Пусть твоя дорога будет светлой!
Воодушевлённый дурным знаком, Бору внимательно смотрел, вдруг внучок споткнётся. Но маленькие ножки ступали уверенно. Бюркют шёл сам, не опираясь на руку Темира, как и подобает настоящему батыру (5).
Люди радостно загомонили наперебой, желая малышу здоровья, силы, богатства, светлого жизненного пути.
Сармат с Айгуль наградили детей, участвовавших в состязаниях, дорогими подарками. Темиру достался жеребёнок из личного ханского табуна.
После всех пригласили к обильному дасторхану (6). Грянула музыка, запели акыны (7).
Сармат держал на коленях сына и задумчиво глядел на небо. Айгуль присела рядом, прильнув к его плечу.
– Не верь приметам, всё обойдётся.
– Я и не верю. Просто не понимаю, кто украл ритуальный нож? И зачем? Где-то неподалёку от нас притаилась змея, готовая ужалить. Будь осторожна, джаным (8), не оставляй Бюркюта без присмотра, проверяй свою и его пищу.
– Будь спокоен, я так и сделаю.
Вечером Карлыгач аккуратно складывала одежду мужа. Сапоги Мураскора запылились, она подняла их, чтобы обтереть. Вдруг из голенища вывалилась тряпица, из которой торчала рукоятка ритуального ножа.
Женщина чуть не вскрикнула от неожиданности. Она сразу узнала его, видела, когда приходила к Айгуль помогать с подготовкой праздника. Как он оказался в сапоге её мужа?!
Страшная догадка заползла в сердце. Карлыгач теребила кончик косы и не знала, как ей поступить. Предупредить Айгуль или остаться верной мужу?
***
Несколько недель спустя в юрту Сармата пришла пожилая прислужница. Бору-хан потребовал, чтобы Айгуль прислуживала в ханской юрте, а её прислали сидеть с Бюркютом.
– Не бывать этому! – воскликнул Сармат. – С меня довольно отцовских причуд.
Он обулся и поспешил в юрту хана. Айгуль с ребёнком на руках бросилась за ним.
– Не ходи, Сармат! Не ссорься накануне похода с отцом! Мне сейчас и вправду лучше побыть в его юрте, чем оставаться одной, когда ты уедешь. Только Бюркюта я людям хана не доверю. Возьми его с собой!
Гор
Сам я о тех событиях помню плохо, потому как был совсем мал. Об этом и о том, что происходило в стане, когда мы с отцом уехали, мне рассказывал Темир, ставший первым настоящим другом.
Знаю только, что с того дня для меня началась совсем иная жизнь. И, как бы странно это ни звучало, я благодарен деду за его нелюбовь, подарившую мне волю в столь юном возрасте.
Бескрайние степи, горные тропы, пенные потоки ледниковых рек, беснующиеся среди огромных камней.
Горные козы, пасущиеся на обрывах, с немыслимой для человека грацией. Походные костры, ленивое ржание лошадей.
Бескрайнее небо, играющее контрастами – от пронзительно-голубого днём до кроваво-алого на закате. По ночам – россыпь огромных, завораживающих душу звёзд в бескрайнем чёрно-синем пространстве.
Вольный ветер! Песни о красоте и радость жизни.
Боёв я почти не видел, меня всякий раз оставляли в лагере под присмотром старших. Зато мог вдоволь наблюдать за учебными тренировками.
В походе я узнал много интересного из жизни мужчин. Игрушек у меня не было, и я забавлял себя наблюдением за батырами, пытаясь копировать их науку. Кто-то из старших предложил сделать мне деревянное оружие, чтобы я мог играть с ним. Предложение, достойное моего положения, потому что дерево в степи стоило очень дорого, но я его не оценил. Я хочу настоящее оружие!
В походе сюсюкаться со мной было некому; пришлось научиться говорить, в том числе и на недетские темы.
И главным моим собеседником был отец.
Как же я любил это время!
***
Когда дневная жара уступала место вечерней прохладе, в стане заканчивалась суета. Догорали костры, люди разбредались по шатрам, на степь спускалась пронзительная тишина, лишь изредка нарушаемая всхрапываниями пасущихся возле лагеря лошадей.
Отец ставил свой шатёр в стороне от других, потому что, как и я, любил уединение.
Он расстилал кошму на траве, брал меня на руки и расспрашивал, как прошёл мой день, что нового я узнал и чему научился. И всегда внимательно выслушивал, не перебивая и не торопя, словно на эти разговоры у нас была целая вечность.
Мы вместе пытались найти ответы на мои вопросы, причём отец никогда не стремился давать их сам. Он поддерживал меня искать их, направляя моё внимание на то, что у каждого предмета или события есть несколько сторон. И познать его суть целиком можно, только рассмотрев с разных позиций.
Потом отец рассказывал о том, как прошёл день у него, что он делал и какие решения принимал. И спрашивал у меня совета, как у равного.
Он считал, что юность моя только в теле. Что в нас живёт то, что не уходит со смертью, а рождается снова уже в новой оболочке. И его задача как старшего – научить меня владеть этим телом и напомнить то важное, что могла забыть во время перерождения душа.
Отец не раз говорил мне, что и я и он являемся воплощениями давно ушедших в иной мир предков. Что когда я вырасту и продолжу наш род, он снова сможет в нём воплотиться. И так – бесконечность в огромной череде событий жизни…
Потом мы ненадолго замолкали, любуясь огромной луной и сверкающими гроздьями созвездий.
Каждый думал о своём, но мы были очень близки в эти минуты.
Молчание незаметно перетекало в повествование о героях и сказочных существах, иногда живущих с нами бок о бок, а иногда – в немыслимой дали, которую мне трудно было охватить детским сознанием.
Отец рассказывал ярко, приводя запоминающиеся примеры. Я заворожённо слушал, чувствуя восторг и что-то очень тёплое в груди. Позже я понял, что оно называется счастьем.
Часто в рассказах отца присутствовала далёкая волшебная страна, называемая то ли Рось, то ли Руся. Бескрайняя, могучая и прекрасная. С хрустальными озёрами в тени бесконечных лесов, настолько богатая, что люди в ней жили в красивых теремах, построенных из дерева.
В ней жили мудрецы, именуемые волхвами, знающие столько, что обычному человеку неподвластно. Её правители славились справедливостью и заботой о людях.
Сама земля там была другой, цветущей прекрасными садами. Там росли дерева кронами до самого неба, в тени которых к людям приходили спокойствие и понимание устройства мироздания.
И была там школа, ученики которой вырастали великими волшебниками. Зная законы невидимого, они создавали явное, изумлявшее очевидцев.
В юности отец встречался с одним из них. Именно он научил его говорить с лошадьми, что позволило впоследствии вывести уникальную по красоте и выносливости породу. А также рассказал секрет изготовления драгоценной стали, равной которой не было в нашем Каганате.
Для отца Руся была волшебной мечтой, к которой он желал однажды прикоснуться. А для меня она стала очень красивой, но совершенно чужой сказкой. Слишком уж сильно отличались рассказы о ней от моей действительности.
Я не понимал отца, зачем рваться куда-то далеко, если жизнь и здесь прекрасна? Чем наша степь хуже лесов? Разве могут они заменить великие горы?
Я любил и безмерно уважал его. Мне казалось, что он сам станет великим правителем, когда придёт время. И мама будет ему помогать.
Я верил, что наш клан под руководством моего отца станет самым лучшим местом на Земле. И никакая сказочная страна с ним не сравнится.

***
Утром, дав задание подчинённым, отец тренировал меня, обучая не слишком доверять явному, следить за сокрытым. Объяснял, что в каждом живом существе есть невидимые глазу токи и точки баланса – нужно уметь их чувствовать, это поможет одолеть противника сильнее тебя. И самому нужно развивать скорость, ловкость, гибкость и равновесие, а также состояние концентрации и внутреннего покоя.
Гор
Мое раннее детство прошло в походах. Мы возвращались в стан совсем ненадолго для того, чтобы через несколько недель уехать снова.
Дед прилагал все усилия, чтобы держать отца на расстоянии. Давал ему немыслимые по сложности задачи, словно в глубине души не желал возвращения своего наследника.
Чем лучше справлялся с поставленной задачей отец, тем мрачнее и раздражительней становился старый хан.
Темир рассказывал, что маме первое время приходилось несладко в юрте Бору. Дед нагружал её грязной работой, не подобающей невестке. Но мама всё переносила с улыбкой, несмотря на то, что была в тягости.
Беременность проходила легко, и в положенный срок мама подарила мне красавицу-сестрёнку.
Рожать она ушла к реке и вернулась с малышкой уже к вечеру. Слуги тряслись от страха и тянули жребий, кто расскажет хану о внучке.
Если Бору так озверел из-за новостей о мальчике, то что же будет, когда он узнает о девочке?
Несчастный избранный, дрожа всем телом, отправился к повелителю. Женщины тут же принялись оплакивать его, ибо Бору в последние дни был в дурном расположении духа.
Однако хан снова удивил всех.
Услышав о девочке, он вскочил с подушек и бросился на женскую половину, искать невестку.
Однако Айгуль там не было. Перепуганные женщины объяснили, что она пошла к реке доделывать работу, которую задал ей накануне Бору. Хан наорал на них, хлеща камчой, – мол, могли бы последить за роженицей, не позволять ей вставать, а тем более выносить из юрты малышку. И выбежал прочь. Вскочил без седла на первого попавшегося коня и поскакал к реке.
Айгуль неспешно полоскала бельё, мурлыча песенку доченьке, дремавшей в перевязи на её груди. Бору бросился к ней, выхватывая из рук мокрые тряпки. Попросил присесть, бросив на траву свой нарядный чапан (1). Бережно придержал невестку, помогая удобно устроиться. Засыпал вопросами о самочувствие её и малышки, после чего лично проводил до юрты и оставил отдыхать.
Тем же вечером крохе была подарена колыбель из красного дерева, а её маме – несметное количество украшений и драгоценных тканей.
По случаю рождения внучки хан закатил грандиозный той и был несказанно щедр, раздавая пришедшим дорогие подарки за здоровье девочки.
Люди ничего не понимали. Новорожденную чествовали с размахом, какого не были удостоены ни сыновья правителя, ни его старший внук.
Последние, к слову, на той опоздали, потому что задержались в походе.
Мать Темира по просьбе Айгуль отправила его к Сармату с доброй вестью. Радостный отец, раздав указания, подхватил меня в седло и помчался к стану.
Дядя Мураскор, увидев его на тое, заволновался, что хану будет не по душе самовольная отлучка.
Но Бору был так рад рождению внучки, что ничего не заметил.
– Я назову её Айыма. Пусть будет прекрасной, как луна! – довольно провозгласил правитель.
Айгуль вздрогнула и горячо зашептала мужу:
– Не позволяй! Право нарекания первого внука хан использовал. Мы можем назвать доченьку сами. У детей, названных в честь светил, непростая судьба.
Но счастливый отец был с ней не согласен:
– Это всё предрассудки, джаным. Ты и сама у меня «Лунная роза» (2). Разве жизнь твоя несчастна? Ты прекраснее всех в стане, я бесконечно люблю тебя. Ты подарила мне здоровых детей. Уже сейчас видно, что малышка вся в тебя, вырастет редкой красавицей. «Моя луна» (3) – ей подходит это имя! Она очаровала даже отца, впервые за всю жизнь вижу его таким радостным.
Мама тяжело вздохнула:
– Я не буду оспаривать твоего решения, Сармат.
Отец крепко обнял её и зашептал на ушко нежности, обещая, что отпросится у отца и не оставит её одну в ближайшее время.
К удивлению, хан возражать не стал.
Он подарил молодым новую роскошную юрту и лично следил, чтобы Айгуль и Айыма были всем довольны.
***
Мы провели с мамой и сестричкой два месяца, после чего снова отправились в дорогу.
Убедившись, что отношение деда изменилось, отец предложил мне остаться с мамой. Но как бы я ни любил её и сестрёнку, воля и мужской круг манили меня больше. И я поехал с ним.
Мы приезжали в стан на зимовье и крупные праздники. Айымка быстро росла, была бойкой и крепкой.
Дед сдувал с неё пылинки и безмерно гордился внучкой. Он словно поздоровел и помолодел на глазах.
Всё население стана боготворило малышку и бросалось выполнять любые её желания. Но это не избаловало сестрёнку. Мне очень нравилось играть с Айымой во время приездов, рассказывать ей о том, что увидел в степи. И сама она с радостью ждала наших встреч. Мы отлично сдружились.
Не мне одному нравилась Айымка, Темир, мой старший друг, постоянно сопровождал нас. Я уже тогда догадывался, что привлекает его не только моё общество, но и задорный смех и блеск глаз моей сестрёнки.
И я этому радовался. Темир нравился и отцу, и мне. Лучшего жениха для Айымы трудно было представить.
_____________
Чапан – вид верхней одеждыИмя «Айгуль» означает «Лунный цветок», чаще имелась в виду именно роза.Имя «Айыма» значит «Моя луна».
Гор
Это случилось, когда мы с отцом находились в стане.
В тот день Бору-хан собрал приближённых на совет. Мы с отцом пришли в богато украшенную ханскую юрту, полную людей: заслуженные военачальники, главы знатных родов.
Я был здесь впервые и слегка сробел, но держался прямо, не выдавая волнения, чтобы не подвести отца. Ни одного юноши, не говоря о детях, в юрте больше не было.
Увидев меня, хан рассвирепел:
– Что мальчишка здесь делает? Это не ясли, а военный совет. Пошёл прочь к нянькам!
Я вздрогнул, но остался сидеть. В походе я привык к дисциплине. Для меня решающим было слово отца, а не деда, и только он мог решить, уйти мне или остаться.
Отец ободряюще положил руку на моё плечо и ответил деду:
– Бюркют – мой алгатай и будущий правитель. Чем раньше начнётся его обучение, тем больше добра сможет он принести своим людям. Он останется.
Бору-хан вскинулся, сверля отца тяжёлым взглядом. Но отец смотрел прямо и уверено, от него исходило ощущение спокойствия, достоинства и внутренней силы.
«Вот каким должен быть настоящий правитель», – подумал я.
На фоне отца хан казался облезшим шакалом, у которого от старости начали выпадать зубы. Но он бесился и прыгал, чтобы сбить собеседника с толку, напугать, не признаться ему в собственной слабости.
Не самые почтительные мысли о старшем мужчине в роду, только я в то время мало понимал значимость родственных связей и судил о человеке по его поступкам.
Хан сдался первым, отвёл взгляд и грузно рухнул на подушки, буркнув:
– Шайтан с тобой, пусть остаётся. Но если пискнет хоть раз, вон пойдёте оба.
Я с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Чего-чего, а молчать, когда это требуется, я умею. В степи без этого никак.
На совете дед обсуждал нападение на осёдлое племя, проживающее у южной границы наших кочевий. Хан хотел послать туда сильный отряд под предводительством моего отца, опытного и смелого батыра.
Он рассчитывал на лёгкую победу и богатую добычу.
– Даю тебе пару суток на подготовку людей и сбор припасов, Сармат. Выезжаете на рассвете третьего дня, – дед откинулся на подушку и махнул камчой в знак того, что совет окончен и все могут расходиться.
Приближённые засуетились.
Спокойный голос отца прозвучал подобно грому в ясный день:
– Я не поведу людей в этот поход, ата.
Присутствующие оторопели, не веря своим ушам. Старший ханыч отказывается выполнять волю отца? Прежде такого не случалось.
– Ты смеешь мне перечить?!! – взревел дед, взвиваясь с места.
– Вы сами назвали меня своим преемником, ата. Мне после вас отвечать за наш народ. Война с соседями не выгодна для будущего наших детей. У тех людей сильно то, что слабо у нас. Они производят товары, нужные в нашем обиходе. У них мудрые врачеватели, развиваются ремёсла. Им нужен скот, которого в изобилии в нашем стане, и храбрые люди, могущие перевозить на большие расстояния товары, что они производят. Нам выгоднее поддерживать друг друга и торговать, чем воевать.
– Ты слишком глуп для моего наследника, Сармат. Захватив их стан, мы получим всё, чем они владеют, заставим их работать на себя и будем торговать производимыми товарами на своих условиях, – заявил хан, замахиваясь, чтобы влепить отцу крепкую оплеуху.
Тот легко перехватил руку деда, отведя от своего лица, и продолжил:
– Ата, люди устали от бесконечных походов. Мужчины месяцами не видят своих жён, дети растут без пригляда отцов. Наша территория огромна, мы не успеваем оборонять собственные границы, а вы говорите о захвате новых. Я считаю, что есть время для войны и есть время для жизни. У нас много земли, скота. Наши люди ни в чём не нуждаются. Пора остановиться и радоваться тому, что есть.
Дед дёрнулся, но отступил, понимая, что отец физически сильнее. Я увидел тень, пробежавшую по его лицу, и понял: не простит он сыну того, что тот показал на людях его слабость. Мысли о собственном дряхлении вызывали у хана безудержную ярость, перешедшую в новую нападку:
– Трусливый щенок! Стоит только ослабить контроль, как соседи перестанут с нами считаться! Уважения можно добиться только при помощи силы. Будешь сидеть дома, другие придут в твой стан и угонят твой скот и твоих людей.
– Пусть попробуют, – усмехнулся отец. – На своей земле я в своём праве.
Люди настороженно наблюдали за их разговором. Я видел, что многие согласны с отцом, но боятся высказаться.
Впрочем, были и те, кто против. Они считали поведение старшего ханыча неслыханной дерзостью. Среди них оказался и мой дядя Мураскор.
Видя, что отец сильно разгневал деда, Мураскор бросился старому хану в ноги:
– Прошу, ата, позвольте мне сказать слово!
Хан сморщился как от кизила, но кивнул.
– Вы приблизили недостойного, одарили всеми благами, назвали своим преемником. А Сармат этого не ценит и смеет лаять на руку, что его кормит. В нём нет сыновней почтительности и много спеси. Как сын может возражать отцу, прожившему вдвое больше, накопившему мудрость?! Сарматом руководит гордыня, вы позволили ему слишком много воли. Прошу вас, ата, позвольте мне повести отряд! Я завоюю тот стан с вашим именем на языке.
Хан фыркнул, как породистая лошадь, и обратился к старшему мин баши:
– Что скажешь на это заявление, Мурат? Дадим людей моему младшему сыну?
Пожилой батыр неспешно поднялся со своего места и с достоинством ответил:
– Если бы младший ханыч на тренировочном поле был так же ловок, как в языке, я бы подумал. А сейчас и мне, и вам известно, что руководить этим походом может только ваш старший сын.
Хан схватил пиалу с кумысом (1) и швырнул в дядю, дополнительно наподдав носком ичига (2).
– Пошёл прочь! И не смей меня больше позорить! Кто ты такой, чтобы указывать мне, кому я даю воли, а кому нет?!
Дядя попятился и вывалился из юрты, красный как варёный рак.
Все присутствующие почтительно промолчали.
Гром грянул, откуда его не ждали. Мои родители опасались подлости со стороны деда и совершенно забыли о дяде.
Тем вечером, когда хан в гневе прогнал младшего сына с совета, в юрту к Мураскору пришёл старый Карабай, глава одного из влиятельных родов клана. Он предложил младшему ханычу прогуляться.
Мураскор был обижен и зол, ему совершенно не хотелось куда-то плестись на ночь глядя. Но он не мог проигнорировать то, что уважаемый аксакал (1) пришёл к нему лично. И направился следом за стариком, захватив нарядный тушок (2), чтобы старцу было на чём посидеть в дороге.
Карабай привёл Мураскора к изгибу реки, откуда было хорошо видно стан, но не видно их самих.
Усевшись на тушок, старик начал беседу:
– Сегодня на совете ханыч вёл себя дерзко, нарушив закон почитания старших, завещанный предками. Если ещё не став ханом, он так себя ведёт, то что же будет, когда он окажется у власти? Станет ли слушать советы мудрых людей тот, кто привык поступать по-своему?
Мураскор напряжённо молчал, соображая, с чего вдруг собеседник затеял этот разговор и к чему клонит.
Видя сомнения младшего ханыча, Карабай продолжил:
– Мне и старейшине Тюлькубеев не нравится поведение Сармата. И мы решили поддержать тебя как умеющего слушать старших в обмен на особенное положение наших родов в клане, а также личный табун Сармата и его конников.
– Аксакал, мне лестно ваше доверие, но ата ясно дал понять, что видит наследником моего брата.
Старик задумчиво пожевал губами, нагнетая обстановку, а потом небрежно бросил:
– Но со старшим ханычем может случиться непредвиденное…
– Пустое. Сармат осторожен, как змея, и силён, как барс. Во всём стане не найдётся смельчака, готового покуситься на его жизнь. Единственное его слабое место – Айгуль. Но и она не так проста. К тому же, после рождения дочки ата глаз с неё не спускает. Её с девчонкой охраняют на каждом шагу. К ним не подберёшься. И мальчишка братов постоянно в его поле зрения.
– У каждого человека есть потаённые слабости… Я знаю, перед чем не сможет устоять старший ханыч. Поможешь мне и получишь то, о чём мечтаешь.
Мураскор придвинулся ближе к старику и стал внимательно слушать.
***
Мураскор вернулся в свою юрту за полночь. Встревоженная Карлыгач ждала его. Соседки успели донести, что хан рассердился на младшего сына. Несмотря на сложный характер мужа, Карлыгач старалась быть хорошей женой, она приготовила ему любимую еду и терпеливо дожидалась его прихода.
Однако Мураскор вернулся в отличном расположении духа. С аппетитом поужинал и довольно увлёк жену на свою половину юрты.
Изумлённая Карлыгач поначалу растерялась, а потом обрадовалась, думая, что наконец-то муж оценил её преданность, и впредь их отношения станут лучше.
Но радость её длилась недолго. Утром прибыл посыльный от хана с требованием, чтобы Карлыгач явилась прислуживать в юрте правителя.
Перепуганная женщина бросилась в ноги к мужу:
– Мураскор, не отдавайте! Защитите меня! Вы же знаете, что происходит с теми, кого хан зовёт в свою юрту!
Младший ханыч знал. Отцу было мало унизить его перед людьми, он решил взяться и за его женщину. Старый козлище! Жизнь Карлыгач для него ничего не значит, как, впрочем, и жизнь самого Мураскора. И всё из-за Сармата. Не будь брата, хан относился бы к нему иначе. Старый Карабай прав, пора положить этому конец.
Карлыгач отчаянно выла, цепляясь за его сапоги. Но Мураскору сейчас было не выгодно ссориться с отцом из-за женщины. К тому же, если план старика сработает, гордая красавица Айгуль, внимания которой младший ханыч не сумел добиться, никуда от него не денется. Так даже лучше.
Он оторвал жену от себя и небрежно бросил:
– Я послушный сын и уважаю веления своего отца. Иди и будь покорной. Не позорь меня.
Батыр закинул обмякшую женщину в седло и ускакал прочь, а Мураскор поспешил окольными путями к Карабаю.
***
Некоторое время спустя дядя появился в юрте моего отца и попросил разговора наедине.
Тот согласился.
Понурый Мураскор рассказал, что хан очень зол на него после последнего совета и решил строго наказать, забрав жену к себе. Мураскор несколько дней умолял отца простить, спрашивал, чем загладить вину. Правитель пообещал дать ему шанс.
В серьёзный поход его, конечно, не допустят, но хан повелел ему тайно отвезти письмо и передать лично в руки адресату, дождаться ответа и передать его отцу. Задание несложное, только выезжать нужно с рассветом. Мураскор бы и рад поехать, но ему вернули жену. Карлыгач настолько плохо себя чувствует, что он боится оставлять её.
– Сармат-байке (3), мы братья, мне не к кому обратиться, кроме вас. Если не выполню волю отца, ни мне, ни жене жизни не будет. Но и оставить Карлыгач сейчас я не могу, никогда не прощу себе, если она уйдёт, а меня не будет рядом. Помогите мне! Съездите вместо меня! Для вас это дело нескольких дней, а для меня – вопрос жизни и смерти. Я никогда не забуду о вашей помощи, вечно целовать ваши сапоги буду!
Дядя разрыдался, а отец в гневе сжал кулаки: он прекрасно понимал, что значит страх за жизнь любимой.
– Никуда ты не поедешь, Мурас. Я поговорю с отцом и пошлю Айгуль в твою юрту. Она разбирается в травах и постарается помочь Карлыгач. Пора прекратить этот произвол.
– Я буду очень благодарен за помощь жене, но к отцу не ходите! Ата стар, его не поменяешь. Если вы поругаетесь, в клане начнётся раскол. А это всегда лишние потери, и пострадают в основном невинные люди. Проще выполнить его поручение и жить спокойно. К тому же, место, куда меня отправляет отец, очень интересное. Вы слышали что-нибудь про Русь?
– Ата посылает тебя на Русь?
– Да, русский князь хочет торговать с нами, он предложил отцу очень выгодные условия и ждет ответа. Ата сказал, что какие-то поставки для школы волхвов. Я смогу лично погостить там, вживую увидеть чудо. Это, конечно, любопытно, но не сейчас, когда жизнь Карлыгач в опасности.
На рассвете мы выехали из стана, с нами был отец Темира и ещё один надёжный батыр.
Айыма ещё спала. Мама вышла проводить нас одна, пожелала доброй дороги и отправилась в юрту дяди, проведать Карлыгач.
Та металась в бреду, никого не узнавая. Состояние было очень тяжёлым. Мураскор спросил, как она, но Айгуль не могла сказать ничего обнадёживающего.
Она выгнала мужчину из юрты, разожгла маленькую жаровню, бросив туда принесённые травы; по юрте пополз синеватый дымок. Айгуль распустила волосы, достала из-за пазухи небольшой бубен. Некоторое время смотрела на огонёк, пытаясь сосредоточиться. Потом ударила в бубен и гортанно запела, начав замысловатый танец вокруг ложа подруги.
Она просила духов помочь отвести смерть, холодное дыхание которой преследовало её с прошлого вечера, не давая покоя. Айгуль шла вокруг женщины, пытаясь восстановить энергетические потоки её тела, ученица шаманки делала это не раз. Но сегодня лечение давалось трудно, мысли разбегались, а внутренний голос твердил, что смотрит она не туда. Словно беда ткёт свою паутину хоть и рядом, но не там, где она ожидает.
Мысли с больной подруги соскакивали на мужа, хотя Сармату ничего не угрожало. Он всегда рассказывал ей, если было что-то серьёзное.
Айгуль ткнула пучок арчи (1) в жаровню и принялась окуривать им Карлыгач, продолжая петь.
Веки подруги дрогнули, приоткрываясь.
Карлыгач с трудом осмотрелась, пытаясь понять, где она и что происходит. Айгуль склонилась над её лицом:
– Ласточка (2), ты меня слышишь?
Карлыгач слабо кивнула и прошептала пересохшими губами:
– Прости меня…
– О чём ты говоришь?
– Сармат… – слабо выдохнула больная.
Айгуль вздрогнула, на секунду теряя ритм.
– Ловушка… Не разрешай ему ехать, Айгуль! – Карлыгач попыталась схватить руку подруги, но сил не хватило, и она снова впала в беспамятство.
Сердце Айгуль стучало как сумасшедшее. Ученица шаманки поняла, что липкий страх, бегущий по позвоночнику, был не за подругу, а за мужа и сына!
Плеснув Карлыгач в рот крепкой настойки, Айгуль бросилась из юрты. Только бы успеть!
Прибежав к себе, молодая женщина прижала к груди дочку и зашептала:
– Айыма, я должна уехать на несколько дней, тебе придётся справляться самой. Чем дольше люди дедушки не будут знать, что меня нет в стане, тем лучше.
– Я поняла. Мама, а вы вернётесь?
Маленькая Айыма была необычным ребёнком, как, впрочем, и Бюркют, понимала то, что детям понимать ещё рано.
Сердце Айгуль дрогнуло, однозначного ответа на вопрос дочери у неё не было.
– Я не знаю. Девочка моя, тебе придётся быть сильной. Сейчас ты ещё мала, и дедушка не даст тебя в обиду. Но я хочу, чтобы ты осознавала, что его интерес к тебе неспроста. Если меня не станет, это знание сможет защитить тебя.
Айгуль прижала к себе дочку и стала рассказывать, почему Бору-хан относится к ней иначе, чем к другим. Если бы не крайний случай, женщина не стала бы взваливать на плечи ребёнка эту ношу. Но сейчас выбора не оставалось.
Через час, накормив Айыму, Айгуль выскользнула из юрты и поспешила к табуну. Взнуздав свою любимую кобылу, женщина некоторое время стояла с закрытыми глазами, пытаясь почувствовать, в какую сторону поехал муж. Потом решительно вскочила в седло и понеслась вдоль реки.
***
Мы ехали до поздней ночи, всё дальше отдаляясь от родных кочевий. Отец был в приподнятом настроении.
– Бюркют, акбарсым (3), я и не думал, что моя мечта так быстро исполнится! Я так рад, что смогу показать тебе Русь, побывать в той самой школе!
Мне было интересно посмотреть на волшебную страну, но внутри скреблось неприятное чувство. Что-то было не так, и я не понимал, что.
На ночь раскинули шатры, а мы с отцом как обычно улеглись прямо под звёздным небом.
Отец снова рассказывал мне о чудесной стране, которую мы скоро увидим. А я смотрел на звёзды и видел пронзительно-голубые глаза огромного белого зверя.
Утром мы отправились дальше.
Путь наш не был разнообразен, двигались мы быстро, почти не останавливаясь на отдых, отцу не терпелось увидеть Русь.
На исходе шестого дня степь сменилась изумрудной зеленью, в которой поблёскивало хрустальное озеро. Это казалось чудом! Мы радостно устремились к нему – искупаться и напоить лошадей.
Там я впервые познакомился с мелкими прожорливыми насекомыми, которые готовы были съесть нас заживо вместе с лошадьми.
Отец сказал, что это комары. Им нравится жить вблизи водоёмов. И они не любят запах мяты.
Нарвав душистую траву, мы старательно мяли её и обмазывались соком. Вредные насекомые отстали.
Я подошёл к воде попить. Из озера снова посмотрели на меня глаза таинственного зверя.
***
На другой день мы прибыли на место встречи с посланниками князя. Но нас никто не ждал. Более того – перед нами распласталась сожженная дотла деревня. И случилось это совсем недавно, пепелище было ещё тёплым.
Потрясённый отец велел держаться на расстоянии, а сам объехал окрестности, ища хоть какие-то зацепки.
Вокруг было много следов людей и скота, как будто все разбегались в панике.
– Тут произошло что-то плохое, нужно быть осторожнее, – сказал отец.
– Не нравится мне это, Сармат, – сказал отец Темира. – Давай поедем обратно. Не похоже, что кто-то нас тут ждёт.
– Мы не можем этого сделать, Кочубей. Случилась беда, людям может понадобиться помощь.
И мы поехали дальше, а через час наткнулись на ещё одну выжженную деревню.
Мы осматривали её, когда из ближайшего леса показался отряд русских ратников.
***
Айгуль летела, не щадя лошади. Она отъехала от стана достаточно далеко, когда из-за поворота показался всадник. Ей навстречу ехал Мураскор. Что он тут забыл?
Внезапная догадка пронзила сердце, Айгуль хотела развернуть лошадь, но не успела. Мужчина схватил её за узду.
– Куда это ты так торопишься? – спросил он.