Дорогая пропажа

Глава 1. Второй капитан (Лисса)

«Last Exile» с большой любовью посвящается...

«Лесконт Экет, Капитан Леск, пожалуйста… не умирайте для меня снова! С поры ученичества слышавшая о Ваших отчаянных боевых вылазках, я впитывала каждое слово о них. Я представляла Вас – резкого, замкнутого, дерзкого. С проседью в гладких аспидно-чёрных волосах, с насмешкой над всем и вся во взгляде. С лютой перебарываемой болью, когда стало известно, что Вы тяжело ранены...

Зависть, злоба, уважение, надежда…Чего только не внушало Ваше имя тем, кто меня окружал. А ещё, знаете, я пыталась представить себе Ваших женщин. Не друзей, – их, казалось мне почему-то, у Вас никогда не было. А потом, Капитан, я узнала, что женщина была одна, что звали её – Анна. Что она бросила Вас. И друг был. Но всё это – ещё до начала войны».

«… Знаешь, что удивило меня более всего? То, что мы – сверстники. Ты старше меня на два дня. И только теперь понимаю, что – нет, что – на целую вечность: многую смерть, прихотливую твою жизнь и на бетонные казематы.

Чувство меня в главном не подвело».

I. ВТОРОЙ КАПИТАН (Лисса)

Энсент...

Этот разряженный хлыщ прибыл к нам в городок на своём победоносном «Авантюристе» и был встречен ветвями сирени и ликованием. Северяне отступили, откатились к морю и скалам, со стороны которых некогда пришли. В честь их разгрома был дан настоящий светский бал и, будучи родственницей губернатора, я оказалась приглашена победителем. Откажись – меня бы не поняли. Пришлось танцевать.

– Что же вы так хмуритесь, Лисс?

– Это – не ваша победа! – отвечала я со свойственной прямотой.

– ?! – чуть приподнятая бровь моего кавалера.

– Она принадлежит Лесконту Экету!

– Вот как? Да, полагаю, я тут вовсе ни при чём.

Удивительное дело, но, показалось, мой невозмутимый офицер и вправду задет этим выпадом. Сильнее, чем хочет того показать.

– Только потому, что ваш герой не поленился взять языка и допросить его собственноручно, не дожидаясь через-лес-молитвы из Штаба, вследствие чего, успел на подступы к столице первым?

А вот об этом я ничего ранее не слышала! Сводки молчали. О предыстории.

– С пристрастием?..

– Отчего же?! Леску говорили всё и без… пристрастия. Он умел!

– Вы… Вы хорошо его знали? – выдохнулось у меня.

– Ну… – протянул мой кавалер, улыбнувшись.

– Расскажете мне о нём?

Энсент нисколько не удивился подобной просьбе, и это начало подкупать меня. Лишь, такая, мальчишеская почти, обида:

– Хорошо. Обо мне сегодня и так много спрашивали.

– Я же сказала, победитель – не вы.

… А потом мы сидели во всё той же сиренью пахнущем саду на окраине у заброшенных доков, и Второй Капитан действительно рассказывал.

… Так и оставшийся для меня с той поры Вторым Капитаном.

«… Мы учились вместе. Жили в общежитии в одном «крыле». Но, он уже тогда не подпускал к себе никого. И во всём был моим соперником. Смешно, но до самого последнего момента между нами оставалось так. Говорят, что даже противоположности сходятся, а мы не были такими уж противоположностями. Просто, ему было много труднее. Только, тогда я этого ещё не понимал. Леск – сирота, его вырастил дядя. Вернее, будущий Капитан Лесконт Экет вырастил себя сам. Нам было не скучно вдвоём. Враг-приятель – именно то, в чём мы оба нуждались. Гораздо больше, нежели в подпевале-друге, например. Ты знаешь, как это бывает, Лисса?»

… И это было самое первое «ты», сказанное мне Капитаном Рузаем. Он оговорился случайно и, тем ценнее, что того не желал – рванулось сквозь лоск этикета.

– Продолжай… те, – тронула я его за рукав.

– После училища меня распределили на весьма перспективное место, а Леск, таких связей не имевший, обречён был начинать карьеру снизу. А потом он влюбился в Анну…

Второй Капитан замолчал. И надолго.

– Кто она? – пришлось подтолкнуть всё более занимавшее меня повествование напрямую.

– Женщина, которая оставила его.

С Энсентом неожиданно оказалось настолько легко и свободно, что я не стала изображать гордость:

– Разве… таких, как он, бросают?!

– Каких? – чуть прищурился.

– А таких, как вы? – не осталась в долгу я, и тут же прикусила губу, осознав, что выпалила, всё же незаслуженную им, резкость.

Энсент Рузай ведь оказался не хлыщом! Его ли вина, что родители богаты, пользуются весом в обществе и… вообще, живы? Осёл, он и на перспективном месте останется ослом, а сидящий рядом со мной молодой военный за два года выбился в Капитаны непобедимого корабля, второго после «Виллисы» Леска…

Энс внезапно рассмеялся:

– Так вот, почему все зовут тебя Лиссой! А я-то думал – «Почему?» Ведь из "Анны" "Лисса" никак не получается!

– «Лиссу» я сама придумала. Терпеть не могу своё настоящее имя!..

Глава 2. Пилот номер один (Харли)

«Обязан поставить вас в известность, он – невменяем», – предупредили меня в обитом морёным деревом кожанно-диванном кабинете.

Накалённый солнцем пустой прямоугольный двор. Стыки серых плит под шагами. Ни травинки, ни деревца… Но отворённая мне в прохладу приземистого казённого здания дверь видится спасением лишь тем, кто за ней никогда не был.

У входа на вахте проверили и перепроверили пропуск, прочие бумаги, изучив едва ни на просвет. Невиданное дело – разрешение забрать отсюда постоянного жильца! Того, кто три, без малого, года назад разделил участь местных обитателей, перестав существовать для внешнего мира. Отсюда не возвращаются, но мой отец однажды развеял этот миф, и теперь я иду по всё тому же, выбеленному мертвенным светом ламп коридору, как официальное лицо. К одной из железных дверей, с порядковым номером на ней «27». Лязгают ключи, скрежещет отпираемый замок…

Карцерного типа?..

Энсент!!! Ты ведал, что творишь?!

– Номер двадцать семь, встать!

Оставшийся сидеть на застланной войлоком койке человек – худощав и метельно-бледен. Светлая полотняная роба и такие же штаны. Голова обрита наголо.

– Встать! – с угрозой повторяет мой сопровождающий. И оборачивается, будто извиняться собираясь. Передо мной.

Узник неспешно подымается во весь свой немалый рост и замирает вновь, стараясь держаться прямо.

– На выход. Отправляешься, вот… – многозначительный кивок в мою сторону.

– Идёмте, – не выдерживаю я, мягко добавив, – На свободу.

И понимаю запоздало, что для него между ней и смертью сейчас – знак равенства.

Но, пышные похороны с духовым оркестром и речами над закрытым гробом у тебя уже были. Всё у тебя, Двадцать седьмой, не как у людей!

На малой скорости мы выруливаем за ворота, минуем оба шлагбаума, а дальше я втапливаю «газ» до отказа.

– Вода, бутерброды – в сумке рядом. Меня зовут Мираж Ф. Шарлевиль. Младший. Лучше – просто Харли. Место службы – независимая исследовательская База на Рок-Фавор. Вы слышали о «призраках»?

Оборачиваюсь. Он сидит так же, как в камере – неподвижно, глядя прямо перед собой. Что ж, буду привыкать! Говорили, мой спутник и в лучшие свои времена был не особенно разговорчив.

К вечеру мы окажемся в горах. Там, в нарушение всех данных мне свыше инструкций, я сверну с безопасного объездного шоссе на серпантин, по нему в считанные часы доберёмся до Верхнего Поста, где в гостинице всегда есть пара-тройка свободных номеров. Небо впереди затягивается, а грозы здесь такие, что лучше быстрее оказаться под надёжной крышей. Ага, вот она – бетонка!

***

– Лесконт, хотите виски?

Мы сидим, привалившись спинами к тому, что до урагана именовалось казённым авто, мокрые, грязные. Живые.

– Леск…

И, уже не рассчитывающий на ответ, протягиваю руку с открытой флягой.

Голос. Бесцветный, надтреснутый будто, голос давно не разговаривавшего человека. Так не похожий на тот, каким отдают приказы на капитанском Мостике.

– Это… моё имя?

– Лесконт Экет.

Он делает глоток.

– Что вам известно? Обо мне.

– То же, что и всем. Почти.

Один из знаменитого «золотого выпуска» Офицерской Академии, куда поступал своим умом и был зачислен, несмотря на туманное происхождение. Факультет – Лётный. Курсант Экет – первый по успеваемости, последний по дисциплине и прилежанию. Дважды на грани отчисления – за систематическое неповиновение начальству и дуэль с однокурсником, в причинах которой оба не признались даже на ковре у ректора. Следствием – распределение Леска на сражавшуюся на передовой «Армаду», командир которой Керк Стэйн, говорят, кусал локти, но сделать ничего для своего лучшего, но строптивого пилота не мог. Одобрением сверху представления о повышении Экета не пользовались.

Терпение Керка лопнуло после битвы при Остисе. Сперва, казалось – безнадежной, исход которой переломил внезапно ударивший в тыл северянам крейсер. Пропавший с радаров вместе со своим ведомым, Лесконт вернулся уже не на фальконе. Угрюмый и ничего не желающий слышать, он шёл на соединение со своими под приспущенным чёрным флагом, создавая впереди широченный коридор, заполнявшийся обломками, огнём и пороховым дымом. В этом бою Леск потерял своего штурмана Виллиса, едва не погиб сам, а по выходу из госпиталя получил корабль. Тот самый. Командующий Стэйн грозился уйти в отставку, если не… А за Стэйна держались.

Глава 3. Наощупь (Лесконт)

Призраки… Лесконт отстранился от морозящего мокрого железа и обхватил руками колени, тщась сберечь тепло. От горного пост-грозового воздуха кружилась голова, но только что балансировавший на самом краю обрамлённой пропастью шоссейки, он понял, что высота его не пугает. Напротив, у них с ней, – высотой, – есть нечто общее, с чем предстояло ещё разобраться.

… Помнят то, что хотят забыть, краски остального со временем блекнут. Гроза вот уже сколько лет заканчивалась для него одинаково: всплеском молний и грома возвращая в нечеловеческим напряжением выравниваемый над вражеской палубой фалькон. Посадка на брюхо. И, следом – вниз ныряющий ведомый. Ты-то куда?! Ты цел, ты дотянешь! Ты мог бы… Не бросил. Наверное, вместе умирать веселее! Прыжок на раскуроченный металл. Табельное в руку. «Ну, пошли! Сколько сможем».

Виллис?

Сквозь терзающий глаза дым – белое курносое лицо, сбитый набок шлем, выбившаяся из-под него мокро-красная прядь. Виллииииис!!! Он мёртв, Леск. Пальцы сказавшего это штурмана двойки, удерживая, нестерпимо сдавливают плечо. Сквозь терзающий глаза дым – взгляд-стекло, больше не смеющийся уже. Леск, ты слышишь!..

– Нет. – Охрипшее враз.

Взвывшая над всем и вся сирена.

Свесившаяся пятерня в лётной перчатке, будто салютует: «Всё нормально, пилот!» А в борту, насквозь, дырочки. Дырочки…

– П-пусти. – Отпихивает от себя чужого штурмана. В горле клокочет.

– Экет! Ты ранен!

– Я жив.

… «Паникёр, принявший побитую, чадящую машину за начинённый взрывчаткой брандер и отдавший приказ о немедленной эвакуации, вошёл в труды по новейшей военной истории той и другой стороны. Посмертно. Леск Экет – пожизненно».

… Оставшаяся без офицерского состава команда сдаётся. Двум пилотам, один из которых едва держится на ногах, и штурману.

Чудо? Мужество?

«Штурман двойки Ян Айданен впоследствии стал Первым помощником на этом корабле, пилот Артана Веслер – командором».

А Виллис…

… «Небольшая группка возле свежего, сплошь укрытого поздними предзимними цветами холмика молча расступается давая дорогу молодому человеку в накинутом на застиранную больничную одежду плаще с чужого плеча. Не здороваясь и не глядя по сторонам, подошедший склоняется над пестрящим живым ковром. Навалившись на трость замирает, пережидая подступившую от резкого движения темень. С раскрытой ладони соскальзывает серебристый, как монета, кругляшок на алой ленте, ложится на пружинящие лепестки семью выгравированными звёздами вверх.

Тишина.

Треснувшая от резкого повелительного голоса:

– Капитан Экет! Орденами за отвагу не… бросаются.

Взгляд из-под повязки, отчуждённый, морозящий:

– Я… не бросил. Я – по-ло-жил.

Сипло и твёрдо в ответ.

Толкая вперёд свою опору, человек разворачивается и под залпы опомнившегося ружейного салюта уходит прочь».

Глава 4. Большое доверие (Лесконт)

– Как далеко до места? – Леск будто забыл о предыдущем своём вопросе.

– До Верхнего Поста? Километров сорок … – ёжится Харли-Мираж Ф.Шарлевиль Младший и смотрит то ли как на ожившее привидение, то ли как на заговорившую статую.

Это ничего.

– Лесконт, мы должны…

«Вы должны, Экет…»

…Листья на ступенях крыльца. Шаги по двору к каменному кругу колодца. Разматывается цепь, ведро плюхается в тёмную осеннюю воду, потом медленно ползёт вверх. Отпившись прямо через край, человек не спеша возвращается в дом, выплёскивает перекатывающуюся в цинке влагу на ещё не погасшие угли… Шипение. Едкий дым. Теперь можно уходить.

На запертый, окружённый репьём сарай-ангар, слегка прихрамывающий путник в лётной куртке даже не оборачивается. Фалькон… Фалькона там больше нет.

– … попасть туда до темноты, а иначе…

«Леск, милый, ты должен…»

– Это – большое доверие, Лесконт Экет. – не смотря ни на что голос Первого государственного Советника Николаса Брисаниса остаётся спокойным, тон – размереным.

На длинном столе, накрытом на двоих – идеально-белая, едва не скрипящая снежно, скатерть. Лучи, прошивающие золотистый оконный витраж, искрят на мельхиоре приборов, на гранях хрусталя...

И, кажется: никогда не войдёшь сюда в грязных сапогах и порванном кителе, не сядешь, нога на ногу, на дальний диванчик, хрипло не попросишь налить тебе спиртного... Но… Это будет. И его принесут. Сразу. Умопомрачительно дорогой виски. В простом столовском стакане.

А пока, только что получивший повышение, смертельно влюблённый, ты пришёл сюда за больши́м доверием. Понимая – бо́льшим, нежели сидящий напротив пожилой чиновник хотел бы тебе оказать. Только, сердцу стоящей на своём дочери не прикажешь.

– … это большое доверие, Лесконт Экет. И, прежде чем оправдать, его требуется заслужить.

– Я. Готов.

– Мне известны ваше безрассудство и инициативность, молодой человек. Эти качества иногда бывают простительны для одинокого пилота, но не для… боевого командира. Для боевого командира они чреваты потерями. Немалыми потерями личного состава. Сколько вам лет, Экет?

– Двадцать три.

– Что ж, уверждение вас капитаном собственного трофея было принято в Адмиралтействе по-разному. Я сказал бы: очень по-разному. Но решающую роль сыграли, полагаю, ваша способность справляться с особыми заданиями и умение расставлять для себя приоритеты. Это, и поручительство вашего бывшего командующего Керка Стэйна. Я не ошибся, капитан?

– Вы. Не ошиблись.

Это был единственный вопрос Николаса Брисаниса на который ты ответил чуть помедлив.

– Похвально. С завтрашнего дня приступайте к своим обязанностям. Инструкции получите утром. А к разговору о моём родительском благословении на ваш брак мы вернёмся… после войны.

И в спину уже:

– Лесконт!

Капитан оборачивается на пороге.

– Отчитываться станете лично мне.

…Высокий сутуловатый человек в лётной куртке поверх новенькой офицерской формы войск Особого Назначения понуро стоит посреди комнаты-зала, где идеальному порядку претит, разве что, слой пыли на предметах – свидетельство о долгом отсутствии хозяина. Там, за оставшейся приоткрытой на улицу дверью – вечер. Краткие осенние сумерки. Здесь – полумрак, разгоняемый только светом камина у дальней стены. Человек бегло просматривает какие-то бумаги, частью пожелтевшие от времени: письма, фотографии, документы с печатями – всё это, лист за листом подвергнутое осмотру отправляется в огонь. Лишнее, не касающееся теперь никого. У человека теперь есть корабль, утром ждут капитанский Мостик и команда. Его корабль и его команда. Он должен идти и победить.

А что ты на этот раз должен? И – кому?

Ещё глоток. Теплее не становится, но где-то там внутри, будто чуть разжимаются упрямые сдерживающие тиски. Главное – не дать дуба самому и не позволить сделать то же спутнику, стучащему зубами рядом. Вытащившему из, грозившей стать последней в жизни, передряги. Поящему виски с давно забытым привкусом расплавленного солнца. Дорогим – ты в этом разбираешься.