Дороги мертвых. Дело о пустой чаше.

Глава 1

Прыжок. Еще один, затем пересечь крышу. Теперь нужно увеличить скорость, чтобы получить хороший разбег и достигнуть другого края. Лучше начать считать, расчет должен быть верным… оттолкнуться как следует и вот оно! Внизу, во тьме ржавые остовы машин. Это, примерно, высота седьмого этажа, дальше металлическая лестница вниз. Я чувствую как сгорают секунды, но руки и ноги без труда находят знакомые опоры. Уложился даже раньше. Значит следует изменить маршрут. Завтра побегу по заброшенной дороге, вдоль старых железнодорожных путей. Мимо «Зоопарка». Сейчас об этом не думать. Впереди и чуть ниже, за автобаном мелькнули и рассыпались гаснущие неоновые вывески баров, значит время поднажать.

Ночь несла меня, и за моей спиной расползалась, рвалась кусками. В висках жарко и быстро стучало, но усталости я не чувствовал. Впереди встала бетонная плита – все что осталось от цехового здания фабрики. Прямо за ней заросший пустырь. Ладонь привычно уперлась в шероховатую поверхность. Рывок вверх. Подтянуться и прыжок вниз.

В прыжке я развернулся и это позволило мне сэкономить пару секунд. На бегу я сделал глоток из пластиковой бутылки. Стояло самое начало лета, но после недолгой ночной прохлады уже наваливалась жара. Дорога круто пошла вверх и нужно было контролировать дыхание. Уже прилично рассвело, когда я добрался до середины холма. За густыми изгородями и каменными заборами Маленького Вавилона жили состоятельные ублюдки. Эта сторона холма позволяла им любоваться на озеро внизу, когда там случались шикарные рассветы. Сегодня женщина тоже пришла. Лежала в шезлонге с коктейлем в руке, одетая только во что-то прозрачное. Волосы как черные волны. Не знаю можно ли назвать ее красивой, но она определенно притягивала взгляд. Смотрела как я бегу внизу, по тропе, и улыбалась. И от ее улыбки во мне вскипала кровь. Никаких других мыслей, кроме как схватить ее в охапку и избавить от того ничего что на ней надето. Заметив, что я задержался у дерева, она оставила свой шезлонг и покачивая бедрами подошла к живой изгороди. Я отвернулся и принялся наносить удары по стволу, стараясь измочалить его и возвращаясь мыслями к ее груди, прикрытой только прозрачной черным тканью. Я не заводил романов, и шлюх не водил, просто потому что каждый вечер брал шесть на шесть ринга, и трахался с ним по большой любви и чистой ненависти, только вместо того, что полагается из меня выходили пот и кровь. «Варево» был неплохим клубом, но я не собирался там задерживаться. Я дал себе слово, что вырвусь из него в место, похожее на «Небеса». Если уж иметь шлюху, то высококлассную.

Она вдруг засмеялась, а я разозлился. Она сбила мне дыхание. Что-то ударилось о древесный ствол выше моей головы, посыпались осколки. Стеклянная ножка бокала упала на землю.

- Эй ты.

Я обернулся. Он стоял рядом с женщиной. Цветастая рубашка, солнечные очки, но лицо такое по которому хотелось как следует пройтись кулаками. А вот она смотрела во все глаза, даже рот приоткрыла. Ну а как же — начинался занятный спектакль.

- Что-то ты сюда зачастил, - сказал он с оттяжкой, лапая ее за плечи и за что попало. Манеру тянуть слова я сразу узнал. Полицейский округ Маленького Вавилона. – Как будто высматриваешь что… или кого, – Он ухмыльнулся, но тут же снова разозлился, - И мне это не нравится. Совсем не нравится, приятель.

Женщина уклонилась от его объятий и вернулся обратно к своему шезлонгу. Я вытянул средний палец и показал ему, просто чтобы расставить все точки. Он заревел и попер сквозь живую изгородь, ломая ветки и раздвигая кусты широкими мощными плечами. Чистый боров. Он был здесь закон, и этот факт взывал к благоразумию - мелкому въедливому зверьку, большую часть времени валявшемуся полудохлым у меня в голове.

- Не будь смешон, Кули, - сказала женщина в шезлонге и покачала пустым стаканом.

Боров вернулся, и пока она поправляла кружевное ничто, принялся смешивать ей коктейль. А я побежал дальше, увеличивая скорость, потому что потерял время.

На побережье, под холмом меня ждал Пятнистый. Сидел среди камней и песка и прикладывался к пойлу в бутылке. Взглянул исподлобья и, потягиваясь, поднялся. Его удары, которые он посылал мне в живот и грудь, наносил по бедрам были достаточно сильны, а перемещался он быстро как только китмасы могут. Несколько я пропустил.

- Постарайся не сдохнуть, я поставил на тебя сегодня.

Когда-то вместо бедер, икр и живота у меня были сплошные синяки и мясо, но это было давно. Теперь я весь покрылся броней с головы до ног. Давным-давно, в «Зоопарке», Бегемот говорил нам, что такие удары необходимы, чтобы привыкнуть к боли и больше ее не чувствовать, поэтому он бил нас каждый день. Я слышал как один из воспитателей сказал другому, что Бегемот больной ублюдок. И я был с ним согласен. Мы все были. Той ночью, когда они, наконец, догадались, что дверь наружу открыта и побежали прочь из дома, Бегемот бежал впереди всех. Несся прямо на меня с выпученными глазами, задыхаясь и кашляя, и я с удовольствием позволил своей ненависти сделать всю работу. Так что спи, Бегемот. Спи спокойно. Ты хорошо постарался, а дальше я уж как-нибудь сам.

Мы закончили, и китмас, тяжело дыша, отошел. Сел на землю и принялся вылизывать подушечки пальцев.

- Ты придурок, хотя и платишь мне деньги. Я был хорош сегодня, эй? И приготовил покрышку, так что двойная плата, как договаривались.

- Бутылки готовы?

- Всё на месте, Рекс. Сестричка тебя ждет.

Я сунул ему деньги и он сейчас же исчез.

Глава 2.

Если вы скажете, что прошедший день еще не самый плохой, что бывает и хуже, то идите к черту. День плохо начался и совсем дерьмово закончился. Ночь посветлела и сгинула, оставив на небе истощенную бледную россыпь звезд. Древесная листва что-то тихо нашептывала на утреннем ветерке, но ее вкрадчивый шепот тонул в какофонии гудков и реве сирен. Сирены скорых и полицейских машин - подходящий погребальный марш давно протухшим трупам в ночном клубе.

Я остервенело хлопал дверью телефонной будки, пока не понял, что закрыться ей мешает погнутая перекошенная рама. Я оставил дверь в покое, снял с рычажка трубку и заставил себя дышать ровнее. Может быть, дело в том, что я устал как собака и потому злюсь. Сегодня завершилось расследование, тянувшееся почти месяц и завершилось оно без всяких хэппи эндов. Я прошелся по карманам в поисках жетона или мелкой монетки. Пусто. На кожаной куртке зияет прожженная дыра – привет от приятеля-нигроманта, упокоенного вопреки его желанию. Свою куртку я берег, так что хорошего настроения это не добавило, и я выругался, разглядывая смерзшиеся от пламени кожаные края.

С облезлой металлической стены на меня глядела намалеванная краской из баллончика насупившаяся тварь: вытянутая оскаленная морда, распяленные ноздри, злобные глаза глубоко утонувшие в глазницах. Издевательская надпись под ней гласила «это ты». Некоторое время я смотрел на нее, сдвинув брови, потом аккуратно повесил трубку обратно, сел на корточки и помотал головой. Просто немного устал и хочу спать. Когда я в последний раз хорошо высыпался?

Закончу с этим, вернусь в свой дом, спокойный и тихий, как спящая кошка, засуну голову под подушку и ничего не буду видеть во сне. Я поднялся, обернул кулак полой куртки, прижал трубку к уху, набрал номер и, дождавшись сигнала соединения, ударил по аппарату. Что-то в нем поперхнулось, раздались шипение и треск, и внезапно прорезался ясный, строгий голос Киры.

– Слушаю.

Я закрыл трубку ладонью, отвернулся и прокашлялся, чтобы мой собственный голос звучал бодро, но он все равно проскрежетал так, будто заржавел.

– Привет, сестренка.

– Братец? Это ты?

Мы давно не виделись, но говорила она сдержанно и сухо, так что я сразу понял, как сильно она волновалась обо мне.

– Номер уличной телефонной будки?! И никаких звонков целую кучу времени.

Я смягчил свой охрипший голос как мог и спросил.

– У тебя порядок?

– Полный. Но где ты пропадал?

– Искал тех, кто утащил ночной клуб на ту сторону. Пришлось повозиться.

– Уже слышала, мир духов просто гудит. Эти типы были не из приятных, да?

Я вспомнил милую привычку одного из них потрошить свои жертвы. Парни хотели прорваться в мир живых, но у них не вышло.

– Никаких проблем, – сказал я, хотя проблемы были.

– Ты прославился. На той стороне только о тебе и говорят.

Она была довольна, что плохие парни получили по заслугам. В некотором роде Кира опекала тех, кто не мог позаботиться о себе после смерти. Переживала за них, будто за своих родственников. Думаю, поэтому никто лучше нее не проводит обряд вызова. Доверие в потустороннем мире значит едва ли не больше, чем в мире живых.

Я – другое дело. Мои подопечные не были хорошими маленькими духами. Демоны, гаки, оскулы, падальщики, что обитали в кругах посмертия, мелкие темные божки, некроманты и нигроманты – все, кто досаждал живым. Тьма здесь и там – была моей работой.

– Если б за славу платили, – сказал я, сразу вспомнив, что за это дело с ночным клубом мне уже никто не заплатит.

– Они что… нарушили договор? – возмутилась сестренка. – Я могла бы попросить кое-кого, устроим им та-ра-рам в спальне или на кухне. После этого платят всегда.

Когда я только начинал, большинство моих клиентов не желали платить за то, что не могли увидеть или пощупать, так что да, я брал с них деньги за полтергейст. Метод был некрасивым, но есть-то надо и платить за аренду жилья тоже.

– Клиенты не заплатят, потому что умерли, гордиться тут нечем.

– Тебе нужно было взять чек сразу, – наставительно сказала Кира и мягко добавила, – я уверена, ты сделал для них все что мог.

Она говорила и дальше, но я оборвал ее.

– Мои клиенты отправляются в дорогу без возврата, проследи, чтобы они добрались до места назначения. Это все, что я могу теперь для них сделать.

– По-моему, ты уже постарался достаточно, братец. Но я провожу их, если ты хочешь.

Оставался еще один важный вопрос, и я облизал разом пересохшие губы.

– Слышал, недавно у тебя получилось призвать падальщика из Серых Полей?

– Это нелегко мне далось, но что есть, то есть. Я приручила его.

Что это в ее голосе – триумф? Я должен был гордиться ею, и чувствовал, что она ждала этого, но я знал только одно: вызывая падальщика, сестра здорово рисковала. Обычно на своих сеансах она не пользовалась печатями или защитным кругом. Всё это не было ей нужно, духи являлись к ней по собственной воле. Но расшаркиваться с тварями с Серых Полей – значило мало ценить свою жизнь.

Глава 3.

Очнулся я в большой зале, похожей на фотоателье. Я лежал на полу, прямо у ног какого-то хлюпика в очках. Две девушки сидели на стульях у окна, и еще один неудачник, в дурацком костюме детектива Клебея из старого черно-белого сериала корчился прямо напротив фотокамеры на штативе. Фотограф, раскрашенный как попугай, командовал ему – выше подбородок, повернись, сядь ровнее. У двери и возле окна стояли четверо в длинных черных балахонах. Я думал, они тоже циркачи, но один из них лениво покачивал пушкой. Потом «Клебея» сменила одна из девушек. На нее напялили шляпу с пером и «попугай» приказал ей улыбаться. Она тряслась, но все-равно улыбалась. «Клебей» вдруг заныл – больно ли это будет? И как долго? Хлюпик в очках спросил – нельзя ли получить дозу, чтобы ничего не чувствовать. Девушки, та, что сидела перед камерой, и другая на стуле принялись всхлипывать. Я молчал. Чтобы тут не творилось, я не собирался умирать. Шанс есть всегда, если сумеешь собраться.

И я стал внимателен и сосредоточен, как на ринге, когда видел, что противник готовится провести нокаут. Решил вести себя тихо, ждал, может парень с пушкой отвлечется. Или тот, что у окна отлучится по нужде. Разрешил поднять себя и посадить на стул перед камерой. «Попугай» залез под черную простыню и стал смотреть на меня в видоискатель. Я решил, если будут надевать чертов костюм и снимут наручники, попытаюсь. Но они почему-то не стали. Щелкнул магний и на этом все закончилось.

Они заперли нас в клетку, в подвале где-то под домом, и ушли, погасив свет. Я слышал как рыдала одна из девушек, все остальные сидели тихо. Цепь мешала подойти к двери и попробовать замок, испортить браслеты на запястьях я не смог, хотя и сорвал себе ногти. Время тянулось медленно, и я проворачивал в голове имена тех, кто меня сдал.

Когда небо в мутном окне над клетками потемнело, они вернулись. Эти парни в балахонах и капюшонах, надвинутых на глаза, серьезные как проповедники вывели сначала одну из девушек, ту, что плакала, потом забрали сразу троих и, наконец, явились за мной. Шли мы довольно долго и все какими-то подземными лабиринтами, но я старался запомнить дорогу назад, осторожно вертел головой туда-сюда. В большом каменном зале меня уложили спиной на камень и закрепили руки в железные кольца в полу, и я подумал, что это, кажется, конец. Но тут появилась женщина с Холма, с волосами как черный шелк. Длинный балахон она надела прямо на голое тело. Такой красоты я еще не видел и какой горячей она была по сравнению с холодным камнем под моей собственной голой спиной. Только вот все это походило на цирковое шоу. Ублюдки в своих черных балахонах кольцом стояли вокруг нас и гнусили мерными голосами, а я скользил в крови тех четверых, которым не повезло до меня. А над всем этим балаганом светилась на высокой треноге какая-то кружка на ножке. «Пустая Чаша», - сказал в моей голове чей-то голос. И когда я ее увидел, то стал смотреть только на нее и никак не мог оторваться. Женщина с волосами как шелк вдруг наклонилась и освободила мне руки. А это и был мой шанс.

Чаша с треноги выглядела тяжелой, но оказалась легкой у меня в руке. Дальше все пошло отдельными картинками: их удивленные, горящие яростью лица за чернотой капюшонов и женщина на полу, возле камня - растерянная, покрытая потом, кто-то за их спинами, высокий, в громоздком кресле. Они надвигались, и я подумал – черта с два, я им дамся. И первому кто бросился на меня, путаясь в длинных полах балахона чашей сломал кадык. Остальные попритихли, и пока я пятился, злобно скулили и скалились. Вдруг они все разом склонились и отодвинулись, и я снова увидел кресло и в нем высокого и худого, в капюшоне, под которым не было лица, а жила одна тьма. И эта тьма сказала.

- Нет никакой надежды на спасение, ты здесь умрешь, спроси это у тех, чьи кости гниют внизу, в катакомбах. Но если ты вернешь назад то, что сейчас украл, твоя смерть будет легкой, обещаю тебе.

Он протянул ко мне руку и мне захотелось отдать ему чашу. А он был уверен в том, что я это сделаю, он не сомневался, что я подчинюсь. Но вместо этого я прыгнул во тьму коридора и побежал. Довольно быстро я потерял все ориентиры, и бежал поворачивая то вправо, то влево безо всякой системы, но не останавливался. Я слышал за спиной их топот и вопли, и шумное дыхание, но тут мне опять повезло, я куда-то свернул и провалился. Долго полз в узком тоннеле и вылез из бетонной трубы как раз тогда, когда солнце живых садилось в озеро внизу, и рассеянный вечерний свет был уже не таким ярким. Я вывалился на асфальт и оказался на территории фабрики. Кругом стояла тишина, цеха уже не работали и фабричные разошлись. Я добрался до домика охранника у ворот и спрятался в кустах, раздумывая что мне делать теперь, но тут послышался шорох шин, и из-за угла цеховых зданий выехал грузовик. Он остановился у пропускного шлагбаума и водитель коротко просигналил. Охранник вышел, поднял брезент у кузова и посветил внутрь фонариком. Потом подошел к окну кабины. Водитель высунулся и спросил как сыграли «Быки» в полуфинале лиги чемпионов. И пока они трепались, я забрался в кузов и затаился там. Внутри аккуратными штабелями лежали тюки. Я забился за самый дальний и принялся его ковырять. В тюках лежала запакованная в полиэтилен одежда и ботинки. Я вытащил один наугад и принялся натягивать на себя брюки, рубашку и пиджак. Ткань рвалась прямо под пальцами и я понял, что это одежда для покойников. У ботинок подошва оказалась не лучше и я не стал их натягивать. Грузовик долго катил по тихим пригородным районам, так что я чуть не уснул. Но потом машину тряхнуло на повороте и водитель резко сбросил скорость. Я решил что хватит и нужно выбираться. Грузовик свернул на шоссе, ведущее в город и запылил дальше. Я огляделся - на дороге я был один. Фабрика, внизу, под холмом тонула в ночном тумане. Город на холме и вокруг него, напротив, парил в ореоле рассветного солнца. И только Озеро плыло сквозь ночь как огромная черная ладья. Потоптавшись немного и поразмыслив, я понял где можно спрятаться и лучше решения не было. Так что я побежал к развалинам жилого квартала на пустыре. И среди них я быстро затерялся.

Глава 4.

По дороге домой я уловил проявление потусторонней маниту и свернул к городскому парку Иолго. Цветочные клумбы, стеклянные галереи с тропическими растениями, облагороженные беседками и скамейками полянки для пикников, велосипедные дорожки, подстриженный кустарник и добропорядочные клены, платаны и липы выросли на месте реликтового леса, от которого ныне осталось только название. Но иногда прихотливо проложенные и ухоженные парковые аллеи, вдруг терялись в зарослях дикого вереска и высокой, в пояс, травы. Старые кряжистые сосны с седыми от лишайника стволами и сухими ветвями, обросшими зеленой «бородой» обступали скрытое осокой и травяными кочками болотце, тонкие безлистые осины, закоченевшие во времени, крепко держались корнями за выступающие из земли валуны, покрытые неопрятным «беличьим» мхом. В таких местах, хмурых и сумрачных в любую погоду царила особая давящая тишина. Но эта тишина была сродни гулу от огромного количества кубометров несущейся через плотину воды. Я не любил бывать здесь. Сосредоточенная на небольшом пространстве сила заставляла волоски на коже подниматься дыбом. Маги приходили сюда для исполнения разнообразных ритуалов, но гораздо чаще таскались любители острых магических ощущений, желающие на свой страх и риск провести обряд вызова. Я взглянул на браслет-определитель у себя на запястье. За короткое время он раскалился докрасна, и я, выругавшись, свернул с основной широкой дороги на боковую и погнал «гепард» прямо по газону, заставляя его лавировать между подстриженными деревьями и парковыми скульптурами. Наконец он вынес меня к густому кустарнику, забившему почти до основания когда-то проложенную здесь прогулочную дорожку. Я заглушил мотор и стал пробираться сквозь него, к глухой, окруженной древними камнями, полянке. Старые дряхлые осины стояли согнувшись и свешивали до земли седые гирлянды мха, еще одна рухнула, надломившись стволом, и от ее древесной плоти осталась только труха. В ней теперь горел четырьмя черными свечами алтарь, судя по обилию сверкающих стекляшек, купленный в магазине магических принадлежностей, а рядом, в траве, разбросав руки, лежал человек в деловом костюме и при галстуке. Я подошел поближе. Свечи на алтаре в пентаграмме уже чадили, а та, что в центре переломилась пополам и тяжелый, густой воск вылился на подношение – золотую заколку для галстука. Я достал мешочек с заговоренной солью и, использовав заклинание закрытия врат, присыпал алтарь сверху. Нанесенную на землю каким-то цветным порошком пентаграмму я осторожно разровнял ботинком и лишь потом повернулся к мертвецу. Ему точно не пришлось продираться сквозь кустарник, потому что и пиджак и брюки, пошитые у хорошего портного, а не купленные в магазине, у него были в порядке, не считая, конечно, кровавых пятен и разводов. Запонки на манжете тоже были когда-то золотые, но сейчас казались просто ржавыми от крови. Тот, кого призывал этот человек откусил ему кисти, я посмотрел на дыру в груди, - и вырвал сердце.

Вернувшись к алтарю я потянул носом, пытаясь уловить остаточную маниту выброса чужой силы. Кроме сильного запаха гниения совсем немного пахло лакрицей, это значило, что явившаяся тварь была высшего порядка, не падальщик и не трупоед. Учитывая что свечи еще чадили, а кровь не свернулась, человек умер совсем недавно, может менее четверти часа назад. Я опоздал всего ничего. Тишину нарушил слабый звук покатившего камня и я обернулся. Вокруг - никого, однако я чувствовал чье-то присутствие. Кто-то притаился в нагромождении камней и травы, и ждал пока я уйду.

- Не заставляй меня искать тебя, выходи сам, - громко сказал я. - И тогда, возможно, мы поладим.

Китмас скользнул из густой тени огромного валуна, и с независимым видом устроился неподалеку. Улыбнулся мне, но узкие глаза с круглым черным зрачком смотрели настороженно:

– Я свидетель, господин Рыцарь.

Я кивнул, чтобы он продолжал.

Китмас заволновался, поднял хвост и его кончик заходил туда-сюда.

– Этот человек пришел сюда со своим алтарем и стал вызывать демона. Я сидел на дереве, просто хотел немного поиграть с птичками на нем. Очень жирные голуби. Глупые до удивления. Особенно одна, белая с черными пятнами. Казалась очень вкусной, хотя пока они не у тебя в желудке, это не всегда можно определить точно.

– Дальше.

Уши на продолговатом черепе встали торчком.

– Сначала у него не получалось, а потом получилось. Демон явился. На всякий случай я полез повыше, потому что не люблю демонов, а птицы заверещали, – китмас недовольно поморщился, – противный звук. Мое желание свернуть им шеи только возросло.

- Дальше.

- Человек попросил у демона красный феррари, какую-то Анжелу из бухгалтерии и место зама.

– Всё? – спросил я.

- Демон сказал, что даст волшебное кольцо и нужно только протянуть руки в круг.

- Так, - сказал я уже догадываясь что случилось дальше и не переставая удивляться человеческой глупости. – Значит волшебное кольцо?

- Ну он и протянул. - Китмас бросил на мертвеца презрительный взгляд. - Так что демон сначала откусил ему обе кисти, а потом выдрал сердце и сожрал. Больше я ничего не знаю.

Он суетливо вскочил, придвинулся ко мне и осторожно дотронулся до моего плеча.

– Я хочу запонки этого человека и его заколку. Я их заслужил.

Я отстранился и он сейчас же руку убрал.

– Давай скажу тебе как было на самом деле? Птицы здесь ни при чем. Ты следил за человеком, потому что хотел одолжить его бумажник и золото, ты подождал пока он вызовет демона и демон убьет его, после чего занялся мародерством. Я тебе в этом немного помешал, верно?

Глава 5.

Утром зазвонил телефон. Сквозь сон я слышал, как он трезвонил, но не мог заставить себя открыть глаза. Остаток ночи я спал как убитый, и мне снилась летящая в пропасть машина. В этой машине, несущейся навстречу смерти я крепко обнимал девушку, которой суждено было уйти из моей жизни и которую я так долго и безуспешно искал.

Я видел как шевелятся ее губы, произносящие мое имя и как отделяется от тела рука, за которую я держал ее, как железная крыша продавливается внутрь от страшного удара о мостовую опору и железо мешается с ее лицом, и как следующий удар заставляет ее грудную клетку буквально взрываться. Сам я, намертво зажатый тисками водительского сиденья, кричу, но ни единого звука в этой страшной тишине только скрежет металла и бесконечные глухие удары.

Я чувствовал, что тяжело ворочаюсь в постели, но потребовалась еще немного времени, чтобы распрощаться с кошмаром и поднять голову с подушки. Простыня сбилась и матрас почти сполз на пол. Некоторое время я сидел, глядя перед собой, пока окончательно не проснулся. Телефон замолчал и снова взорвался трезвоном, так что я, проклиная все на свете, потянулся к нему и поднял трубку.

– Спишь? Давно утро.

Голос протяжный, насмешливый, с мягким южным акцентом. Где-то там стучали клавишами, набирая текст и слышались зычные голоса. В редакции маленькой полицейской газетки, где Бруно работал репортером вовсю кипела работа.

– Угу.

– Спасибо, что позвонил вчера мне первому. Эти фото просто взрыв, парень. Кипяток мочился кипятком, когда их увидел. Наши заголовки перепечатала половина независимых газет и кое-кто из утренних. Заброшенное здание «Крокодила» целый месяц стояло пустым и вдруг в один момент оказывается завалено телами. Украшения хорошо сохранились и техника работает. Кругом грязь, крысы, а под шикарным тряпьем голые кости и вяленое мясо. Инфернально. Кипяток долго думал пропускать материал или нет, но решил, что пока дело не прикрыли сверху "дать добро".

– Погоди, схожу попью, – пробормотал я. Мне не понравилось как Бруно говорил об этом. Как ни крути, они все погибли. Все, кто был в «Крокодиле» в ту ночь. Шикарный ночной клуб, закрывшийся после этого случая навсегда. Родственники пропавших, полиция и страховые кампании наседали на владельцев и они пришли ко мне в надежде на любую даже самую фантастическую версию. Я нашел виновника, и когда разобрался с ним, тела его жертв наконец проявились в мире живых. Никого не удалось спасти, хотя мои клиенты – Сладовские, муж и жена, заплатили за это расследование своими жизнями.

Я спустил ноги с кровати, добрался до кухни, налил себе воды и выпил ее всю одним глотком. Постоял немного со стаканом в руке, невольно вспоминая как это было. После того как заклинание могильника перестало действовать, тела проявились одно за другим. Несмотря на то, что плоть сгнила, украшения, обувь и одежду тление не тронуло. А когда у Бруно сработала вспышка фотоаппарата – вся зала вдруг наполнилась тихим звоном: их радиобраслеты, миничипперы и плэйеры подали голос.

Я сильно потер лицо, убрал пустой стакан на полку и побрел обратно.

– С меня причитается как обычно, – сказал Бруно. – Я мог бы выбить из Сухаря немного наличных.

– Со вчерашнего вечера у меня новое дело.

- Значит, платишь ты. Давай-ка зарулим вечерком в бар, расскажешь, что и как. Может мне удастся и тут набрать на хорошую статью.

Он отключился, а я, зевая, побрел умываться. Потом бухнул в горький кофе сахара с горкой и позавтракал остатками Лизиного печенья.

Солнце за окном запуталось в древесной листве, день обещал быть жарким, каким всегда бывает перед долгими дождями. Я прихватил шлем и направился домой к секретарю Каина.

Район Маленького Вавилона походил на огороженный загон для состоятельных людей, которые могли позволить себе купить здесь дом. Офисы преуспевающих кинодеятелей, фешенебельные квартиры и частные больничные клиники, где в вену пациентам, чтобы помочь им протрезветь или очнуться от кайфа, вводили «эликсир ангела», дома престарелых в тени эвкалиптовых рощ, миллионеры, мошенники, скопившие деньги на недвижимости, пара модельных агентств, больше похожих на бордели, яхт-клуб и спортивный зал для очень состоятельных и несколько таких домов, у добропорядочных ворот которых днем и ночью дежурила охрана, больше напоминавшая остепенившихся гангстеров. Сунув пару монет в лоток автомата, принимавшего плату за въезд, я съехал с шоссе на частную дорогу. Полицейская машина со свежеоттиснутыми на дверце «крыльями и звездами» пряталась в тени разросшегося платана.

Я остановился на очерченном белой краской месте для проверки, и стал ждать, держа руки на «рогах» «гепарда». Хлопнула дверь полицейской малолитражки, офицер выставил из машины сначала одну мощную ногу, потом вторую, выдвинулся весь и направился ко мне, сунув большие пальцы за ремень. Черные очки отражают окружающий мир, шляпа с подкрученными полями и широкой лентой на тулье лихо сидит на темени – ни дать, ни взять киношный герой.

– Ладно, – сказал полицейский и лениво прикоснулся пальцами к полям, – я Кулли. Сержант. Сержант Кулли, если желаешь. А ты кто такой?

Он протянул руку и постучал по опущенному визору моего мотоциклетного шлема.

Я протянул сержанту права, он их взял и принялся не раскрывая вертеть в руке. Стоял, рассматривая меня сквозь черные стекла очков, потом также неторопливо обошел «гепард» и наклонился, чтобы посмотреть номер.

Глава 6.

Пока еще мне нужно было что-то, за что я мог зацепиться – призыв или алтарь, пусть даже любительский, какая-то ниточка из мира живых, лазейка, в которую можно было пролезть. Я уже бывал там в своем новом облике и каждый раз проявление давалось мне все легче. Конечно, любители покупных магазинных алтарей или те, кто хотел для забавы повертеть магический круг при этом умирали, но тут уж как повезет, иногда я натыкался на мастеров, и они успевали запечатать свои чертовы пентаграммы до того как я разносил их. А у меня это хорошо получалось. Серые Поля посмертия давали мне для этого почти такую же возможность как когда-то «Зоопарк». Но теперь «Зоопарк» казался мне так… мелочью, по сравнению с тем, что водилось здесь. И в какой-то момент я стал думать, что все кого я тогда убил – тоже тут, только отрастили себе еще клыки и жвала. Так что я убивал их снова, раз за разом, и мне это так нравилось, что и слов таких нет - как.

На этот раз я уловил слабый призыв. Звали не меня, я какого-то бедолагу. Духи реки мертвых, слишком слабые чтобы проявиться самостоятельно, только и могли что говорить через своего посредника из мира живых. Беспамятные и безгласные, они находись в вечном полусне, если только беспокойные родственники не выдирали их из него. Я помчался к реке, и уже видел тянущуюся вверх серую струйку дыма, дух готовился ненадолго воспользоваться силой медиума. Не в этот раз точно. Я очень быстрый и всегда был, поэтому, не обращая внимания на жалобный шепот духа, воспользовался разрывом в пространстве, вызванный зовом, и вторгся в ткань реальности мира живых. Воплотился в нем. Взрыв самых разных ощущений – первое, что я всегда чувствовал. Когда ты мертвый, их у тебя раз-два и обчелся: голод, жажда разрушения, ярость, но здесь всего было хоть отбавляй. И запахи: женские духи, чистящее средство, бензин, цветы в воде, которая чуть загнила, человеческий пот, какое-то животное. И кровь. Ладно, кровь первая шибанула мне в нос. Я посмотрел вокруг. Впечатляющая картина, хотя и не слишком приятная. Некоторые успели смотаться, но нескольких при моем появлении разорвало на части. Я поддел чью-то голову: очки сползли, зубы обнажились в вечной ухмылке - что-что, а эффектно появляться я умел. Медиум убежал и притаился где-то, я слышал его осторожную возню и хриплое испуганное дыхание. Нужно было торопиться и я направился к двери. Хотя мне удавалось оставаться в мире живых все дольше, я чувствовал, что и на этот раз надолго не задержусь.

Для начала я решил наведаться к Доло Аллигатору и немного с ним побеседовать. В основном беседа состояла бы из воплей и хруста костей. Потом я задал бы пару вопросов бывшему дружку Джо Динамиту, а уж затем добрался бы до высокого в черном балахоне и его женщины. Впрочем женщину я трогать не собирался, ничего кроме удовольствия от нее я не получил. У меня была еще пара имен в списке из тех, кого я хотел навестить, например, тренер Фанки или Большой Канбера, но думал я о них уже без какого-то особого интереса. Толстяка и его тварь я решил оставить напоследок. Все-таки они сторожили мое человеческое тело, а я надеялся, что оно мне еще понадобится. Моя новая нежизнь заставляла насмерть выучивать вещи о которых я раньше и подумать не мог, и эта простота – жизнь или смерть, зависящая только от моих кулаков, когтей и зубов, от чего-то темного и разрушительного внутри здорово меня подогревала, но все же иногда я думал вернуться обратно, в свою человеческую жизнь. Я думал о клубе «Варево» и о «Небеса», обо всех шлюхах, и обо всех деньгах, которые могли бы стать моими, заберись я на вершину, но где-то среди всего этого дерьма лежал ключ от моего собственного дома. И ключ этот принадлежал не новому мне – демону и чудовищу, и даже не чемпиону октагона, а шестнадцатилетнему сопляку из приюта. Не знаю зачем я думал о такой ерунде.

У самого выхода, на пороге сидел, как ни в чем не бывало, какой-то белый костюм и листал книжку с картинками. Я остановился над ним и стал смотреть как кровь с моих когтей капает ему на страницы. Он поднял голову и взглянул на меня так, будто я предлагал ему напитки с подноса. Я еще раздумывал не ошалел ли он от ужаса и не отнялись ли у него ноги, когда ублюдок отложил книжку и улыбнулся. Вот такой оказался улыбчивый сукин сын. Но зато я сразу как-то понял, что если здесь и говорить об ужасе, то это он обычно привык вызывать его. И этим он мне понравился.

- Поиграем? – спросил я и показал ему свою руку, укрытую броней и пять длинных острых когтей.

- Твой вопрос по адресу, - ответил он приятным любезным тоном, - я как раз чрезвычайно люблю различные игры.

Болтать больше было не о чем.

- Тогда беги.

А чтобы он и дальше перестал тормозить, я размахнулся и всадил когти прямо ему в плечо. Так, для начала. Запахло кровью и его франтоватый белый пиджак мгновенно сделался красным. Он поднялся, взглянул на свою рану, довольно неприятную – все мясо наружу, и выдал, даже любезного тона не изменил:

- Нет, нет, так неинтересно.

И принялся стряхивать кровь с пиджака. Как ни в чем ни бывало. И чем больше он проводил по пиджаку ладонью, тем чище он становился, пока, наконец, все не стало как было. Никакой раны и никакой крови.

- Если позволишь, я научу тебя новой, интересной игре. Вернемся в дом и поговорим.

Я немного подумал стоит ли разговор с ним моих прежних целей и решил, что иногда полезно бывает послушать что тебе собираются сказать.

- Прежде всего я тот, кто исполняет желания, - сказал белый костюм устраиваясь на столе. – И я могу исполнить твое.

- Я сам исполняю свои желания, - сказал я ему, - и пока у меня нет ни одного которого бы я не мог исполнить.