Говорят, двадцать шесть лет назад Ганзалеон был другим. Злой, жестокий, с суровыми законами и беспощадными мужчинами. Планета воинов, завоевателей, лишившаяся женщин, сковала сердца льдом, вытравив чувства, нежность, душу. Всё изменилось с появлением моей мамы. Она растопила лёд, научила любить и верить, сломала систему и подарила надежду.
Я одна из этих надежд – чудо, родившееся в этом мире. Меня зовут Таларри, я дочь Дариоллы, появившаяся на свет двадцать четыре года назад. Возможно, для Ганзалеона я и была надеждой, но родительские ожидания оправдать не смогла. Почему? Мне двадцать четыре, и я не замужем. Мои старшие сёстры, близняшки и даже младшие давно нянчат своих дочерей. Они рано связали свои судьбы с мужьями, а я всё жду истинную любовь. Здесь не удалось создать привязку, сердце отказывалось срываться в бег, общаясь с сильными представителями расы. Отцы твердили, что это неважно, достаточно найти достойных, забеременеть, и привязка появится, только я не хочу искусственной связи. Хочу сходить с ума от взгляда, хочу краснеть от мыслей, хочу трястись от прикосновений, хочу, как в старом романе с Земли, украденном у тёти Вероники восемь лет назад. Она не догадалась, не искала пропажу, а я читала ночами, прячась под одеялом, пропитывая слезами страницы и мечтая о такой же любви, сносящей всё на своём пути.
Год за годом я отвергала именитые семьи, вглядывалась в лица мужчин и прислушивалась к сердцу. Оно молчало, искры не пробегали, и я снова ждала волшебства. Только оно не спешило, застряв далеко от меня, свершаясь где-то там в других мирах. Сначала плакала ночами, жалея себя и глупое сердце, потом привыкла ждать.
— Таларри, солнышко. Посмотри вокруг, — приставала мама. — Ганзалеон забит привлекательными мужчинами. Ткни в любого, и он будет счастлив сделать тебя своей сакиа. Неужели ни один Род из такого выбора не привлёк твоё внимание?
— Нет, мам. Сердце молчит, — отмахивалась от неё. — В груди не сжимается от нехватки воздуха, а по-другому я не хочу.
Через пару лет мама перестала подталкивать меня к узам священного брака и только тяжело вздыхала. Окружающие не понимали, что я выделываюсь, да им и не объяснишь метания души. Они видели красивую девушку со стальными глазами и рыжей копной волос, которую давно необходимо выдать замуж, подобрав род, держащий в руках власть. Хорошим бонусом для сватавшихся мужчин являлся мой дар. Я хранительница, воин, влияю на настроение окружающих. Таких всего три на весь Ганзалеон, я и мои сёстры – Минар и Алисор.
Вероника всегда твердила, что я рождена сталкивать миры своей красотой, провоцировать мужчин на войны. Я смеялась, говорила, что все миры целы, а войны идут без меня. Она гладила по волосам и мечтательно улыбалась. Всегда с удовольствием слушала тётю, её рассказы и воспоминания о Земле. Не той, какой она стала сейчас, сжираемая войной, не той, которой она была, отправляя дочерей на верную смерть. Вероника рассказывала истории о временах, описанных в старом романе. Я слушала и продолжала мечтать. Мечтать о том, чего не вернуть.
— Таларри, солнышко! Надо забронировать комнаты на восемьсот человек. Транспортник прилетит в пятницу ночью, — мама всегда волновалась перед очередной доставкой девушек с Земли.
Договор на поступление кадров подписали только год назад, после окончательного формирования власти на Земле и подавления военных конфликтов. Мамин клуб взял на себя обязанность по размещению, поиску работы и защиты прав землянок. С отсутствием мужей и детей, я старалась быть полезной и отдавала всё свободное время клубу. Суета заражала, рассказы девушек об изменениях на Земле – тоже.
— Я забронирую, — заранее радовалась новой дозе новостей. — Кто отвечает за доставку с транспортника до гостевых?
— Должна Вероника, но она родит к концу недели, — задумалась мама. — Надо решить, кому можно доверить этот процесс.
— Я могу, — небрежно ответила, скрывая свою заинтересованность. Любопытно посмотреть на внутренности земного корабля, окунуться в его атмосферу, побыть хоть чуть-чуть частью чужого мира.
— Уверена? — оторвалась от документов и внимательно посмотрела на меня. — Надо по списку забрать, разместить в аэромобилях, проследить, чтобы никто не потерялся, и все разместились по своей брони.
— Я справлюсь, мам, — кивнула в подтверждение головой, перекрестив за спиной пальцы. — Я помогала тёте Веронике, всё видела, всё знаю. Тем более я уже взрослая и умная.
— Кажется, слишком взрослая, — улыбнулась она. — Вышла бы наконец замуж, пока взрослая не перешло в старая.
— Рано, мама. Рано, — улыбнулась в ответ. — До старости у меня ещё лет восемьсот есть.
— Ладно, — устало вздохнула. — Вот списки, трудись.
Мама встала, потянулась, прогнувшись в пояснице, платье обтянуло округлившийся животик. Нас уже двадцать семь, но останавливаться родители не собирались. Они с тётей Вероникой устроили соревнование, кто больше. Пока лидирует мама, но с целеустремлённостью тёти, мама может отстать. Я осталась в кабинете наедине с документами. Кипа листов, исписанных именами, датой рождения, скупыми данными, рост, размер, цвет волос. Люди меняли жизнь, а в списках лишь пара безликих строк. Конечно, прилетая сюда, каждая девушка обзаводилась подробной анкетой, но это скотское отношение землян бесило.
Изучив документы, заполнила бронь на комнаты, заказала аэромобили, отправила список продуктов, проверила наличие нужного количества униформы. Из кабинета выбралась за полночь, спина задеревенела, голова раскалывалась, глаза драло, как будто я не читала, а лицом по песку ползала. До кровати добралась, скинула платье и провалилась в мир морфея. Во сне смешался полный бред. Лица, имена, орущие дети, стены корабля, чернота вселенной и ярко-зелёные глаза, прожигающие моё нутро. Проснулась от противного визга будильника, в поту, со спутанными волосами и новой головной болью. Кажется, кто-то решил схватить кусок, который не в состоянии прожевать.
Кряхтя, как бабка, слезла с кровати и поплелась в душ. Большое зеркало отразило бледное, растрёпанное нечто с серыми провалами глаз.
— Ничего. Вот девушек размещу и отосплюсь, — пообещала себе и встала под прохладные струи воды. Она освежала, тонизировала, придавала сил.
К завтраку скатилась по лестнице, источая волны энергии, улыбаясь во все тридцать два зуба и напевая какую-то прилипшую хрень. За большим столом сидели отцы, как всегда, перетаскивая маму с колен на колени, братья и младшие сёстры, не вышедшие в силу возраста замуж или не женившиеся. Замужние совсем недавно переехали в свои дома и стабильно приходили каждый день к ужину. Вот тогда наш дом гудел, как в старые времена, переливаясь множеством голосов и смеха. Сливалось всё. Дети, сёстры, мужчины, звон посуды и стук каблуков. Я любила вечера за полную счастья атмосферу и суету. Впитывала в себя, как губка, светясь золотисто-розовым сиянием. Каждый вечер устраивала детям световое шоу, вызывая восторженные крики. Когда-нибудь я буду показывать шоу своим детям. Когда-нибудь, когда моё сердце найдёт любовь.
— Доброе утро, семья! — одарила всех улыбкой. — Как спалось?
— Доброе утро, солнышко! — мама слегка покраснела. — Крепко.
Села за стол, положила на тарелку выпечку и порезанные фрукты, папа Стар передал мне травяной чай. За едой обсуждали план по трудоустройству прибывающих землянок, оговорили дату и место аукциона, на котором должны были представить девушек потенциальным работодателям. Доев, папы попрощались с нами до вечера, а мама пошла их провожать. Вернулась с припухшими губами, блестящими глазами и перекошенной одеждой. Двадцать шесть лет, а они ведут себя, как молодожёны. Смотрела на них с завистью. Честно сказать, завидовать можно было любому роду с привязкой. В них властвовали страсть и любовь, мужчины боготворили сакиа, а жёны плавились от малейших касаний мужей. Можно было согласиться на брак без влечения, ломать себя и делить постель с холодными ганзалеонцами, не получая искренней нежности, и надеяться на скорую беременность. Я не смогла себя перебороть, уговаривала, но не смогла.
Сегодня по плану была проверка забронированных комнат на готовность принять завтра временных жильцов. После трудоустройства, заботу о проживании возьмут на себя наниматели, но пока это было моей обязанностью, создать комфорт и заботиться обо всём необходимом.
Комнаты нам предоставили светлые, с большими окнами и весёлыми занавесками. В каждой спальне стояло по две кровати, шкаф и комод. Такие же условия требовались и от работодателя. Прошло время серых комнат, голых стен и холодного пола. Клуб жёстко контролировал соблюдение контрактов, а с Дариоллой портить отношения никто не хотел.
Обойдя жилой фонд, поехала в кафе, обеспечивающее девушек горячей, здоровой пищей. С ним мы сотрудничали давно, доверяя качеству и компетенции. Утвердили меню на десять дней, время подачи блюд, количество порций и сроки оплаты. С прокатом аэромобилей связалась по планшету. Ехать к ним не было сил. Уговаривала себя, что ещё сутки, и будет полегче. Аукционом займутся родители, составлением и рассылкой анкет постоянные члены клуба, а я искупаюсь в новостях с Земли, заряжу свою батарейку любопытства и буду ждать следующий прилёт девушек.
Зелёные глаза не отпускали всю ночь, вскрывая сердце, выворачивая душу. Они смотрели из темноты, не отрываясь, преследуя, разгоняя кровь. Казалось, я чувствовала дыхание, опаляющее кожу, касающееся лица. Из сна вырвал будильник, заставляя рассеяться темноте, подгоняя новый день, требуя активных действий.
Последние штрихи приготовлений к встрече, заполонившие весь день. Лишь поздним вечером в усталый мозг врезался мамин голос.
— Таларри, ты готова? Пора, — её звонок натянул пружину совести внутри.
— Ещё чуть-чуть, — уговаривала себя, спускаясь к аэромобилю. — Последний рывок. Встречу, размещу и спать.
Во взлётном терминале пришлось провести всю ночь. Прилёт транспортника задерживался, о чём я узнала, только прибыв в терминал. Время задержки уточнить никто не мог, пришлось оставаться в холодных стальных стенах, кутаясь в плед, выданный заботливым служащим. Паренёк приносил горячий чай, уговаривал перекусить, предлагал устроиться в комнате отдыха.
Конечно, он знал, что я дочь Дариоллы, а отсутствие брачного кристалла на груди кричало, что я и есть та сумасшедшая рыжая хранительница, отказавшая не одной тысяче мужчин, чем разжигала звериный азарт привлечь, покорить, заклеймить. Его не обошло это желание. В каждом взгляде, с каждым словом я ловила импульсы жажды, но привычка давить звериную сущность и не обращать внимание на попытки сблизиться, сделали своё дело. Его забота не трогала, болтовня раздражала, от усталости кусок не лез в горло, а отяжелевшие глаза в какой-то момент моргнули, закрылись и забыли открыться.
Вывел из кратковременного сна шум. Вой сирены, грохот, писк приборов, голоса. Не сразу вспомнила, где нахожусь, сидела, усиленно моргая и тряся головой. В проёме затемнённой, стеклянной двери наткнулась на спелую зелень глаз, в открытую изучающих меня от кончиков пальцев до серых глаз. Казалось, я нахожусь всё в том же сне, пугающем и одновременно затягивающем. Зажмурилась, тряхнула головой, морок рассеялся, но сканирующий взгляд не отпускал.
— Госпожа Зардо, ваш груз прилетел, — голос служащего буквально отодрал от гипнотизирующей зелени, переведя внимание на себя, давая возможность вздохнуть, набрать в лёгкие густого кислорода.
— Выгружаем по спискам? — буркнули зелёные глаза, бросив планшет на стойку.
Поднялась с дивана, направляясь к стойке. Ватные ноги то ли онемели со сна, то ли ослабли от гипноза. Глазами зацепилась за планшет, небрежно валяющийся на металлической поверхности. Так и шла на неуверенных ногах, удерживая взглядом ориентир, хватаясь, как за якорь, не позволяющий кануть в глубине.
— По спискам, — пискнула я, еле сдерживая пучки сияния, прожигающие внутренности.
Страшно было увидеть радугу цветов, соответствующую страху, стыду, растерянности, злости. Всё это требовало выпустить наружу, снести в пыль парочку стен, сжать стойку в металлический узел. Давно меня так не распирало, скорее всего сказывалось переутомление и недосып.
— Пошли, — рыкающие глаза сгребли планшет и направились к открытому проёму.
С трудом оторвала взгляд от ориентира, развернулась и засеменила за ним. Идя по длинным коридорам, пришла немного в себя, подняла глаза и упёрлась в широкую спину. Прошлась вверх до мощной шеи, коротко стриженного затылка, растрёпанных на макушке чёрных волос. Высокий, метра два. Конечно, по ганзалеонским меркам среднего роста, чуть суше, но достаточно широк в спине, обтянутой белой футболкой, длинные, загорелые руки с перекатывающимися мышцами, крепкие бёдра с упругими ягодицами. Дальше взгляд опуститься не успел, упругие ягодицы резко остановились, и я врезалась лицом в каменную спину.
— Ой, — всё, что смогла произнести, отскакивая и шмякаясь на попу.
Отбитый копчик даже не заметила, как и задравшуюся до трусиков юбку. Так и пялилась в область паха, оказавшегося на уровне глаз, пока загорелая лапа не подтянула меня за шкирку и не поставила на ноги. Треск платья надрывно кричал: «Очнись! не веди себя, как дура!» Но в поле зрения попала мускулистая грудь, и я зависла на ней.
— Девочка, ты читать, хоть умеешь? — с издёвкой спросила грудь.
Заставила глаза подняться, задев волевой подбородок, поджатые губы, прямой нос, широкие скулы, насыщенные зеленью глаза. В сердце кольнуло, потом кончился воздух, или его стало слишком много, распирая грудную клетку, ноги подкосились, пришлось вцепиться в мужскую футболку, язык онемел и распух, а тело отразило розовое сияние с всполохами жёлтого и голубого.
— Девочка, ты читать, хоть умеешь? — эти слова медленно, но верно отрезвляли. Не такой уж этот хам и красивый! Подумаешь, зелёные глаза и крепкое, подтянутое тело! У нас на Ганзалеоне этих крепких, подтянутых тел завались!
Розовое сияние заиграло всеми спектрами красного, отталкивая земного придурка в стену. Впечатавшись в железную обшивку, придурок сполз на пол, непонимающе смотря на меня.
— Я умею не только читать, малыш, — огрызнулась в ответ. — Вставай, веди к девушкам! Не собираюсь торчать здесь с тобой весь день!
Он встал, прошёлся по волосам пятернёй, мельком посмотрел в мою сторону, развернулся и пошёл вперёд. По правую стену длинного, узкого коридора располагалось множество дверей. Подойдя к первой, мужчина ввёл код, и дверь задвинулась в стену, открыв большое помещение, пропахшее потом. Девушки сидели и лежали на голом полу. Я никогда не входила с тётей внутрь корабля и не видела, в каких условиях перевозят людей, всегда встречала их уже на выходе с терминала, рассаживая по аэромобилям. Такое скотское отношение меня завело окончательно. Повернувшись к виновнику дурного настроения, сжала кулаки и, брызгая бешенством, шагнула на него. Шаг, ещё, ткнула пальцем в стальную грудь.
— Это живые люди! Женщины! — на каждом слове тыкала в него пальцем. — А вы их, как скот, перевозите! Вы! Вы!
Запас слов кончился. Стояла, глотала воздух, сдерживаясь, чтобы не наброситься на груду мышц с кулаками. В какой-то момент показалось, что в зелёных глазах промелькнули стыд и сожаление. Присмотревшись, поняла — показалось.
— Меня зовут Таларри Зардо! — развернулась к измученным перелётом девушкам. — Я буду заниматься вашим размещением и трудоустройством! Я называю фамилии, вы выходите и по восемь человек садитесь в аэромобили у входа!
Девушки закивали, загалдели и приготовились вступить в новую жизнь. Та же процедура прошла у оставшихся восьми помещений, в которых перевозили «живой товар». Погрузка заняла пару часов. Всё это время ловила на себе зелёный, раздражённый взгляд и делала вид, что не замечаю всяких хамов. Отмечаясь в получении груза, бросила взгляд на фамилию капитана – Александр Крафт. Теперь у зеленоглазого придурка появилось имя.
Убедившись, что все заняли в транспорте места, села в первый аэромобиль и посмотрела на вход терминала. Капитан стоял в проёме, расставив ноги и сложив руки на груди, провожал меня внимательным взглядом, возможно, выругался и скрылся из зоны видимости.
Размещением занялись приехавшие на помощь члены клуба, отпустив меня отдыхать. Решила отчитаться маме о проделанной работе и обнаружила, что оставила в терминале планшет. Жутко хотелось принять ванну и лечь спать, но планшет нужно было вернуть. Слишком много там нужной информации по последней партии землянок.
Я не ожидала снова встретить там капитана, надеялась по-быстрому забрать потеряшку и добраться до кровати. Хотя, кого я обманываю? Пока добиралась до терминала, мысли возвращались к зелёным глазам и мускулистому телу. Входила в дверь с замиранием сердца. С чего оно замедляло бег, а потом срывалось в галоп? Не хотела знать, не хотела думать.
Он сидел на том же диване, на котором я провела прошлую ночь, и спал. Застыла в проёме, рассматривая его. Расслабленное лицо выглядело ранимым, из-за пухлых губ, которые Александр поджимал, когда злился, складка на лбу разгладилась, делая его моложе на несколько лет, грудь мерно покачивалась в такт дыхания. Он был красив более нежной земной красотой, без резких, угловатых черт, присущих мужчинам Ганзалеона. Руки чесались от желания подойти и провести по щеке, покрытой лёгкой щетиной.
— Нравлюсь? — тишину разрезал хриплый голос.
Подпрыгнула от неожиданности, почувствовав себя глупенькой девочкой, подсматривающей за взрослыми дядями в душе. Но я же не маленькая девочка. Мне двадцать четыре. Я взрослая женщина. Я не буду краснеть из-за какого-то землянина.
— Нравишься настолько, насколько может нравиться человек, перевозивший своих же землянок, как скот, — задрала кверху подбородок, пряча смущение за спесью.
— Дура! — он подлетел ко мне, вбивая в стену и хватая за горло. — Это грузовой корабль, а не комфортабельный лайнер! Меня наняли перевезти груз с Земли и забрать взамен груз с Ганзалеона!
— Сам дурак! — попыталась вырваться, но хватка у него была стальная. — Мог создать им условия лучше!
— Я и так отдал им все боксы, отказавшись забирать ещё один груз! — его перекошенное злостью лицо нависало в паре сантиметров от моего. — Я сделал всё возможное, чтобы облегчить им перелёт!
Мы прожигали друг друга ненавидящими взглядами, а затем он впился мне в губы, сминая, сжирая, накрывая огненной волной. Не помню, когда обвила его шею руками. Может, в момент укуса нижней губы, может, когда жадный язык ворвался ко мне в рот, тараня преграды и утверждаясь в своём праве. Тело сотрясало от нового чувства, от скручивающихся эмоций. Тепло побежало по кровотоку, вырываясь сиреневыми лучами, окутывая страстью наши тела.
Всё это слишком быстро закончилось. Мужчина оторвался, отскочил, оставив меня в растерянности и с огненным, пульсирующим сгустком внизу живота.
— Не подходи ко мне! — гаркнул он, тыча пальцем в моё лицо. — Держись подальше! Идиотка… — последнее слово он выплюнул, исчезая в тёмном коридоре, бросая меня одну.
В горле запершило от обиды, глаза защипало от стремящихся наружу слёз, дыхание забилось, отказываясь проходить в лёгкие. Мне нужно было срочно вырваться на воздух. На выходе вспомнила причину приезда сюда, перегнулась через стойку, схватила планшет и сорвалась к аэромобилю. Дыхание медленно возвращалось вместе с прорвавшими плотину слезами. Комок, сдавивший грудь, рассасываться не собирался, расползаясь тяжестью по всему телу.
— Ты просто устала, перетрудилась, — успокаивала себя, размазывая сопли по щекам. — Сон лечит, сон лечит. Поспишь, и завтра всё будет как прежде.
С трудом доползла до своей комнаты, упала на кровать и провалилась в сон.
Тяжёлое дыхание, горячие руки, скользящие по покрытой испариной спине, спускающиеся к бёдрам, обхватывающие ягодицы, притирающие вплотную к крепкому телу. Губы, ловящие и проглатывающие стоны, вылетающие от каждого движения внутри. Зелёные глаза, впитывающие все эмоции, пробегающие по лицу.
— Зандал! Это был всего лишь один поцелуй, — застонала, зарываясь с головой в одеяло. — Даже не поцелуй, а недоразумение. Замуж тебе, Таларри, надо. Замуж. Чтобы всякая дурь не снилась.
Душ не смог прогнать смятение после ночных видений, за завтраком задумчиво ковырялась в тарелке, пытаясь сконцентрироваться на разговорах родителей.
— Милая, сегодня немного задержимся. Отгружаем крупную партию кристаллов на землю, — папа Стар виновато посмотрел на маму, боясь расстроить её. — Постараемся освободиться быстрее.
— Стар, не переживай, мне есть чем заняться, — улыбнулась мама. — Освободитесь, заберёте меня из клуба?
— Малыш, может, не будешь перенапрягаться и сидеть в клубе? — папа Шаад стянул маму со стула, перетащив себе на колени. — В твоём положении надо больше отдыхать.
— Благодаря вам, я постоянно в таком положении, — с сарказмом процедила в ответ. — Мне всю жизнь дома сидеть?
— Любимая, не волнуйся. Шаад шутит, — папа Даян сделал попытку отобрать жену, но получил по рукам. — Собственник хренов. Отдай жену.
— Обойдёшься, — заржал папа Шаад. — Руки не доросли.
Они так и спорили весь завтрак, а я процеживала папины слова про погрузку кристаллов. Сегодня его загрузят, и он улетит. Скорее всего больше я его не увижу. Тоска затянула в мутную серость, настроение сдулось до нуля, в сердце защемило и заскреблось. Глупая. Расквасилась. Он землянин. У него другой менталитет, другой образ жизни. На Земле, двадцать лет, как мужчины имеют по пять жён. Он ни за что не согласиться делить сакиа. Мозг выдавал доказательства абсурдным мыслям, а глупое сердце кричало – беги к нему, ты его потеряешь!
Весь день я пыталась занять себя, не думать, не мучаться в сложном выборе. Помощь на кухне привела к порезанным пальцам, разборка шкафов к бардаку в комнате, работа по списку прибывших к удалению данных по нескольким девушкам. Из рук валилось всё, оставляя пустоту, в голове вертелось от дум, распирая мозг. Поцелуй вывел из равновесия. Стоило зажмуриться, как всплывали зелёные глаза и жаркий сон. В животе скручивалось желание, потребность прикоснуться и поцеловать рвала грудь. Не найдя успокоения дома, отправилась в город побродить по магазинам. Городская суета проплыла мимо незамеченной, магазинная тишина раздражала до сжатых кулаков.
Бесполезные метания по городу, попытка отвлечься, растянуть время, закончились полным крахом. Истерзанная, растерянная очнулась у входа в терминал. Ночь уже раскинула свои лапы, утопив в темноте город. Судя по тишине, погрузка закончилась, и страх потерять навсегда заскрёб когтями в груди.
— Корабль землян улетел?! — ворвалась в зал терминала и врезалась в стойку.
— Нет, — оторопело ответил служащий, нажимая какие-то кнопки на панели. Сегодня за стойкой стоял незнакомый мужчина, не понимающий, что может связывать меня и землян.
— Меня зовут Таларри Зардо. Я забирала груз с Земли, в суматохе забыла данные на девушек и подписи в отгрузочных документах, — врала на ходу, не желая выглядеть полной дурой. — Можете проводить к капитану?
— Они готовятся к отлёту. Давайте я вызову капитана сюда? — он лениво потянулся к планшету.
— Нет! — запротестовала я. — Не будем отвлекать капитана от дел. Проводите меня на корабль.
Мужчина вздохнул, вышел из-за стойки и направился в знакомый коридор. Мне казалось, он идёт слишком медленно, но торопить его не решилась, послушно шла за ним, боясь отстать. На корабле властвовала рабочая суета. Люди готовились к отлёту, проверяли системы, механизмы, загруженный товар, провизию, шутили и смеялись. На нас не обращали внимания, все были заняты своим делом. Длинными, узкими коридорам мы продвигались в сердце металлического монстра, не добро смотрящего на меня. С каждым шагом моя уверенность сползала в пятки, прячась и скуля от страха. Зачем я здесь? Зачем я пришла туда, где меня не хотят видеть? «Не подходи ко мне! Держись подальше! Идиотка…» — в последний момент резанули слова, щедро подкинутые памятью. Собралась развернуться и сбежать в привычную жизнь, наполненную безопасностью и заботой родных, но не успела.
Открытая дверь, он на диване с закрытыми глазами, потягивающий прозрачную, коричневую жидкость из пузатого бокала, и весь мир, оставшийся где-то там, за моей спиной, на окраине восприятия.
— Капитан, к вам госпожа Зардо, — взорвал тишину голос сопровождающего меня ганзалеонца.
Удивлённый взгляд, приподнятая бровь, слишком резко взлетевшая вверх, поджатые губы, скрывающие милую пухлость с небольшой ямочкой посередине, отросшая щетина, придающая лицу брутальный вид. Я смело шагнула в помещение, отпуская кивком сопровождающего, осмотрела обстановку, подавляя нервозность и дрожь в руках. Диван серого цвета делил помещение на две зоны. Письменный стол, удобное кресло, журнальный столик перед диваном объединяли в себе кабинет и зону отдыха. В углу спряталась кровать, покрытая серым, матовым покрывалом, на котором заблудилось несколько складочек. Тумбочка рядом ломилась от непонятных моему разуму предметов, возможно, важных для землян, а точнее для одного землянина, застывшего на диване и готовящегося к броску.
— Зачем пришла, Рыжая? — усталый голос отдавал обречённостью.
Не так я рисовала в голове нашу встречу. Спасибо, что не вышвырнул, как нашкодившего котёнка за шкирку. Рыжей даже назвал, прям как братья, когда я их бесила в детстве.
— Я сказал держаться от меня подальше! — звон разбитого стекла оглушил комнату. — Но ты, как светлячок, тянешься на свет, летишь на огонь! Я не свет! Я – долбанный огонь, который сожрёт тебя, не задумываясь!
Он приближался, а я смотрела, как мартышка на удава, и не могла пошевелиться. Он медленно обошёл меня по кругу, осматривая с ног до головы, а я всё стояла, напитываясь страхом и возбуждением.
Александр
Чёрт! Зачем я полетел на эту планету?! Она всегда была для меня закрыта, я жёстко отказывался от любого предложения в сторону Ганзалеона. Этот груз пришлось взять в ответ на угрозы закрыть доступ в космос для моего корабля. За пятнадцать лет я сросся с темнотой вселенной, не представлял лишения смысла жизни. Планета вскрыла детские нарыва, напомнила, как я лишился семьи.
Мне было шесть, когда сестёр вывели из дома, а мама рвала волосы на голове и выла. Неделю просидел у окна, ожидая, что сёстры вернутся, слушая мамины всхлипы и проклятия отца. Потом мама затихла. С того дня я не услышал от неё ни одного звука. Отец ударился в алкоголь, перестал возвращаться домой, а мать медленно угасала, молча, в тишине. Два года я наблюдал за прозрачным телом, передвигающимся по дому на автомате, два года я слушал пьяные крики отца, призывающие мать проснуться. Она не спала. Она умирала. Ложась спать, надеялась не проснуться, и не проснулась однажды, оставив меня в тишине.
В тот день я просидел тихо на кухне, дожидаясь, когда она встанет и приготовит завтрак. К обеду зашёл к ней в спальню, увидев остывшее тело. Она улыбалась. Спустя два года, она улыбалась. Её улыбка на восковом лице до сих пор стояла перед глазами. Отец протрезвел и вернулся на полгода. Вернулся не ко мне, вернулся к оплакиванию мамы. Он перестал пить, перестал работать, перестал жить. Неделями сидел в тёмной спальне и проклинал Ганзалеон. Через полгода он повесился в спальне, где провёл самые счастливые годы в своей жизни, пока она не разбилась.
Меня забрала старшая сестра. Спасибо ей, конечно, что не отправила в детский дом, но муж у неё был полное дерьмо. Шесть лет он изводил сестру за пригретого ублюдка, жрущего его хлеб. Шесть лет я терпел удары исподтишка и слёзы сестры. В четырнадцать поступил в звёздную академию и с радостью покинул ненавистный дом.
В академии пришлось отвоёвывать свою свободу силой, злостью и кулаками. Синяки не сходили с лица, а костяшки рук не успевали заживать. Но я вырвался из этой клоаки, стал лучшим на курсе и в двадцать три управлял кораблём. Лучшие годы моей жизни. Я молод, красив, покоряю просторы вселенной и женщин своей и чужих планет. Уже и не помню, сколько баб перетрахал, пытаясь забыть искорёженное детство и восковую улыбку матери. Все мысли вертелись только на конце члена, удовлетворяя похоть. Единственная цель, к которой я шёл много лет, сбылась в тридцать лет. Собственный корабль и возможность выбирать груз и направление самостоятельно.
И вот к чему привела меня возможность выбора. Я лежу, смотрю на рыжую копну волос, рассыпанных по подушке и тонкой, белой спине с россыпью бледных веснушек на плечах. Зачем она ворвалась в мою жизнь? Зачем я её поцеловал? Таларри. Она порвала мою душу на части, наполнила собой и снова порвала. Не стал бриться, боясь смыть её сладкий запах, пытался вспомнить слёзы сестёр и матери, чтобы возненавидеть, но закрывал глаза и видел взгляд цвета стали в обрамлении тёмного кольца, чувствовал запах, оставленный на щетине её губами, искал в себе силы улететь и больше не возвращаться.
Всё бы закончилось на этих видениях, но она появилась на пороге спальни. Глупая девчонка. Наивная и глупая. Хотел её запугать, отвадить, наговорил грубости. Но она стояла, не шевелилась, молчала, распыляя мой гнев. Не выдержал, сорвался, решил наказать. От гнева очнулся, прорвав девственную плеву. Боялся пошевелиться, проклиная себя и эту планету. Тепло плоти сводило с ума. Какая она узкая и горячая. Каждой веной на члене чувствовал её пульсацию и сдался. Не мог насытиться поцелуями, как путник в пустыни, добравшийся до воды. От свечения исходило радостное тепло, обволакивая безграничной нежностью. Таких ощущений не испытывал никогда, такой оргазм убивал своей силой, смещая центр мировоззрения. Таларри вывернула меня наизнанку, заклеймила, поработила.
Бежать! Быстрее и подальше! Бежать, пока она меня не сломала, пока я не стал жидкой лужицей у её ног! Долго не думал. Оделся, завернув разомлевшее от секса тело в покрывало, отнёс в пустую комнату терминала, положил на диван и отдал приказ взлетать. Да! Я поступил, как сволочь! Единственное оправдание – спасал свою жизнь! Тусклую после Рыжей, лишённую ярких красок, но свою! Слишком много у меня забрала эта сволочная планета! Слишком мало осталось у меня, чтобы лишиться и этого!
Первый раз улетал, тоскливо провожая взглядом удаляющуюся точку. Первый раз цедил из бокала шток, сидя на капитанском мостике, гоня воспоминания прочь. Мои руки пахли ей, смешиваясь с парами алкоголя. Моё тело пропиталось её умопомрачительным запахом. Её вкус помнит мой рот, цедящий шток, смывающий память.
Ничего. Вернусь на Землю, завалюсь на неделю к Галине. Её умелые руки и губы вытравят Рыжую из памяти, сотрут ласки, прикосновения, поцелуи. Закрыл глаза, представляя, как Галя обхватывает член губами, щекочет языком набухшую головку, всасывает в рот сантиметр за сантиметром, пока не упрётся в горло, мычит, вибрируя связками по всей длине. Расслабился, улыбка расползлась на лице, пока у Галины не порыжели волосы и не посерели глаза. Млять! Мой член заглатывает Таларри, с любовью смотря в лицо, постанывая и светясь, окутывая теплом и нежностью. Так хорошо не было с Галиной. Так хорошо не было ни с кем. Чуть не кончил от минета в мечтах. Нельзя закрывать глаза. Нельзя, пока не доберусь до Гали, пока она не вытравит Таларри.
Три недели страстного секса во сне. Три недели поглощения литрами штока. Моё настроение срывалось на команде. Столько дрочить не приходилось даже в пубертатном периоде. К концу перелёта меня всё бесило, команда сторонилась, алкогольные пары не выветривались.
К Галине нагрянул грязный, небритый, злой. Надо было видеть её оторопелые глаза. Отмокая в ванне, попивал вино и причмокивал, предвкушая разрядку и избавление от мучительных видений. Женщина ждала в соблазнительном неглиже и с бокалом красного вина. Рубиновая капля на пару секунд задержалась в уголке губ и медленно поползла по подбородку, слетев на увесистую грудь. Галина была очень красивой. Высокая с длинными ногами, большой грудью и покатыми бёдрами. Чёрные волосы волнами спадали по спине, а глаза цвета крепкого кофе смотрели в душу, затягивая в ад.
Не помнила, как вернулась домой, но сутки прорыдала в подушку. Боль, обида и унижение разрывали душу в клочья. Мама лежала рядом, уткнувшись животом в спину и поглаживая по спине. Чего-то говорила, но в склизкую серость её слова не доходили. Вскоре она замолчала и просто обнимала, успокаивая разбитое сердце. Так прошёл день, за ним второй. Слёзы высохли, пришла апатия, безразличие к внешнему миру. Через неделю опустошение переросло в ненависть. Стояла в душе стирала щёткой мечты и ненавидела его, человека, вытершего об меня ноги. Тёрла с усилием, со стоном, слезами и криками. Ненависть росла с каждым движением жёсткой щетины, погружая сердце в черноту. Проклинала капитана, моля богов уничтожить его жизнь. Легче не стало, но боль отступила, оставив тоскливую пустоту.
Теперь я готова была жить, если существование без чувств можно было назвать жизнью. К столу спустилась с широкой улыбкой. Не важно, что мышцы лица сводило от усилий, главное – я улыбалась, скрывая озлобленную, чёрную душу. Вся семья была в сборе и обеспокоенно смотрела на меня.
— Всё хорошо, семья! Я вернулась! — радостно воскликнула, садясь за стол. Кто бы знал, как тяжело было поддерживать мнимую радость, растягивать губы в улыбке и участвовать в общей беседе.
Потребность свернуться в клубок и спрятаться, боролась с нежеланием расстраивать сразу пятерых беременных женщин. Я потерплю, со временем приду в норму, забуду зелёные глаза и буду счастливой.
Как проще занять день и провести заморозку мыслей? Работа. Ей я заняла время с утра до поздней ночи. Аукцион пропустила, безмозгло пялясь в потолок, но работы остался непочатый край. Девушек обустроили, отправили по разным городам, но через две недели ждали новый прилёт. Удалось погрузиться в приятную суету, но каждую ночь грудь распирало от боли, сердце истекало тоской, а ненависть утекала сквозь пальцы, как мелкий песок.
В эту поставку, помимо женщин для работы, прилетал более ценный груз. Двенадцать девушек, пройдя генетический отбор, летели стать сакиа. Их заселяли в наш дом для лучшей адаптации и вхождения в мир Ганзалеона. У работающих девушек был контракт на пять лет с правом продления, у предполагаемых гиян договор подписывался на год, с гарантией более ранней отправки, если кто-то не сможет найти свою привязанность к семье. За двадцать лет таких ситуаций не случалось, но приходилось учитывать все варианты.
До встречи с капитаном, не понимала этих женщин. Зачем лететь на незнакомую планету в поиске счастья, когда есть свои мужчины, которые ближе к сердцу и телу? Не понимала… Сейчас не знала, как жить без сердца, без любви.
Я хваталась за всё, запрашивала и обрабатывала данные, бронировала номера, готовила комнаты в доме, рассылала приглашения на ожидаемый аукцион, заказывала униформу, наряды для гиян, обсуждала меню и закупку продуктов. Крутилась как белка в колесе, забыв о себе и своих проблемах.
Время бежало, приближая поездку на терминал. Я знала, что Алекс не прилетит, но, заходя в зал, сердце кольнуло надеждой. У стойки стоял капитан корабля, высокий, крепкий, но не он. Еле сдержала слёзы. Обида снова навалилась, пригибая к полу, запуская сердце в галоп, погружая под толщу воды.
— С вами всё в порядке? Вам не хорошо? — прорвался сквозь гул участливый голос. Мужчина резво подскочил, приобнял за талию и потянул к дивану. — Воды?
— Да. Если не трудно, — пробубнила, усаживаясь на мягкую поверхность.
Холодная вода успокаивала, сердце возвращалось в норму, навалилась усталость, но я должна была встать.
— Ваш корабль доставил девушек? — голос снова набирал силу.
— Мой, — улыбнулся капитан, маякнув ямочками на щеках.
— Я Таларри Зардо. Приехала за ними, — задержалась на открытой улыбке и прозрачных, голубых глазах.
— Марк Торан. Капитан космического корабля. К вашим услугам, — от него исходили тепло, забота и уверенность.
— Проводите меня к девушкам, — встала с дивана, отставив стакан.
Условия перевозки женщин оказались ещё хуже, чем в предыдущем рейсе. Они устало лежали, облокотившись головами на ноги соседок. Давить на совесть капитана не было сил. Захотелось быстрее перевезти их в комфортные условия и забыть спёртый запах грязных тел и пота.
По списку распределила девушек по аэромобилям, отправив большую часть в гостиницу, а ценную домой. В гостинице их ждали активистки клуба, а дома вся забота оказалась на мне. Измученные долгим перелётом, потрёпанные скотскими условиями, они засыпали на ходу, не обращая внимание на красоты города. От еды отказались все, мечтательно глядя на диваны в гостиной. Проводив по комнатам, оставила их отдыхать, а сама поплелась на кухню, проверить готовность поваров к гостям. Одно крыло дома полностью отдали под гостевые спальни, имеющие все удобства и общую столовую, в которой девушек никто не беспокоил.
Накопленная усталость дала о себе знать. Первый раз за эти недели я провалилась в темноту без снов, тоски и тяжести. Кажется, я медленно, но верно излечивалась от своего недуга, или он переходил в стадию хронический, вялотекущий без резких обострений.
Заселённые к нам девушки стали выползать из комнат только утром. Завтрак мы с мамой решили провести с ними. На мамин живот смотрели, не скрывая зависти и восхищения. Задавали много вопросов про жизнь на Ганзалеоне.
— Как относятся мужчины к женщинам? — спросила блондинка Софья. Её потухшие при перелёте глаза, светились от любопытства. — Слишком мало информации мы получили дома.
— Они стараются влюбить в себя девушку, ухаживают, заботятся, — мечтательно произнесла мама. — Очень помогает сыворотка. Она влияет на начальную привязанность.
— Что меняется в отношениях, когда женщина беременеет? — поинтересовалась блондинка Вика.
— Тогда уже влюбляются мужчины, раз и навсегда, — мама улыбнулась. — Сакиа становится смыслом жизни для них. Потерять сакиа равносильно смерти.
— Почему вы решили попытаться стать сакиа? — не удержалась я от встречного вопроса.
— У всех нас причина одна. С новым законом мужчина может взять пять жён. При этом, чаще всего у них потребительское отношение к супругам. Убери, постирай, приготовь, заработай денег. Лучше быть любимой сакиа у трёх мужчин, чем пятой уборщицей у одного, — тёмненькая Элина так рьяно выплёвывала речь, что мне стало жалко всех женщин на Земле. Их любить и боготворить надо, а не пятым придатком делать.
После завтрака с девушками и с охраной отправились чистить пёрышки, приводить себя в порядок и заказать пошив нарядов на банкет. Как и тёте Веронике, девушкам предоставлялось по несколько семей, подходящих им генетически, знакомство с которыми готовилось на банкете через три дня.
Отдохнувшие невесты перемещались по городу с весёлым щебетом, привлекая к себе очень много внимания. Они сполна получили порции томных взглядов и вежливых обхаживаний мужчин. Настроение девушек росло на глазах, в отличии от моего, опускающегося ниже плинтуса. Слова Элины не отпускали, заставляя анализировать случившееся со мной.
Даже если бы Александр не сбежал, что он мог мне дать? Быть пятой женой там, мыть кастрюли? Не думаю, что землянин согласится быть третьим мужем здесь. Не тому я подарила своё сердце. Ох, не тому.
— Дамы, позвольте выказать Вам почтение, — из раздумий вывел знакомый голос.
Передо мной стоял капитан Марк, демонстрируя ямочки на щеках. Тёмно-каштановые волосы были стянуты в хвост, а серая футболка плотно сидела, очерчивая мускулистую грудь. Девочки пожирали его глазами, а я думала об отношении земных мужчин к женщинам.
— Таларри, это правда, что Ваша мама является Дариоллой, а Вы одна из первых ганзалеонок, родившихся за восемьсот лет?
— Я четвёртая, появившаяся на Ганзалеоне, — улыбнулась на интерес капитана.
— Как же так получилось, что ни один ганзалеонец не похитил Ваше прекрасное сердце? У ваших мужчин такой генофонд. Даже земные женщины готовы проделать трудный путь ради них.
— Всё очень просто. Моё сердце не замирает и не скачет в галоп, когда я смотрю на наших мужчин, — мечтательно закатила глаза.
— Может, Вы просто смотрите не на тех мужчин? — взял мою руку и коснулся долгим поцелуем.
Но почему я не встретила его раньше Александра? Почему чувствую себя виноватой от того, что заледенелое сердце погружается в тепло?
— Возможно, — выдернула, задержавшуюся до неприличия руку. — К сожалению, не на всех мужчин можно смотреть.
— Могу я пригласить Вас на ужин? — вопрос поставил в тупик. У нас не приняты предварительные ухаживания за женщинами. Девушка выбирает род, и они практически сразу начинают жить вместе. Ходят на ужины, развлекательные прогулки и мероприятия. При этом живут и спят вместе, узнавая друг друга и развивая привязку.
— Мы совсем не знаем друг друга, — вежливо осадила его прыть. — У нас не принято девушкам встречаться с мужчинами, не относящимися к её семье.
— Тогда как у меня появится шанс сблизиться с Вами, если мы не будем общаться? — он расстроенно смотрел на меня в надежде, что я придумаю выход.
— Вы здесь надолго, Марк?
— Завтра вылет, но я обязательно вернусь со следующим грузом.
— Найдите меня, когда вернётесь, — я направилась к выходу, не проверяя, успевают ли за мной девушки. Вылетев на улицу, остановилась только на стоянке аэромобилей.
Зандал! Что же я творю? Не успела отряхнуться от одной земной особи, как засматриваюсь на другую. Какая гарантия, что он другой? Может, он также воспользуется мной и сбежит? Насколько крепко моё сердце? Выдержит ли оно второе предательство?
Острая боль пронзила грудь, расползаясь под лопатки, обвивая позвонки. Резкая нехватка воздуха, серая пелена в глазах, лёгкое головокружение. Я держалась за гладкую, нагревшуюся солнцем крышу мобиля и отгоняла обвиняющий зелёный взгляд. Где проходит грань между ревностью, стыдом и предрасположенность сердца делится на три. Я родилась, воспитывалась, росла в семье, где мама любила троих мужей. Я живу в мире, где сакиа получают любовь, нежность и заботу от троих мужчин.
Девушки взахлеб обсуждали Марка и с интересом поглядывали на меня. Любопытство открыто читалось на лицах, а я стояла и боялась неудобных вопросов. И они посыпались, как из рога изобилия.
— А капитан оказывается душка! — воскликнула Алиса, тряхнув рыжей, кудрявой копной. — И взгляд у него на тебя голодный.
— Кажется, он не против серьёзных отношений, — поддержала Наталья, улыбнувшись пухлыми губами. — У вас разрешены браки с земными мужчинами?
— А как быть с недостающими мужьями? — Вика закусила кончик ногтя. — Их ищет девушка, родители, первый муж или совместно?
— А можно создавать смешанный союз из мужчин разной расы? — Екатерина не осталась в стороне, затягивая чёрный, высокий хвост и приглаживая растрепавшуюся чёлку.
— Передаётся ли долголетие земному мужчине при союзе с ганзалеонкой? — Софья оставалась серьёзной, изучая моё оторопелое лицо.
— Земные мужчины не могут быть душками! — рявкнула в разошедшуюся толпу. — И их голодный взгляд не означает серьёзных намерений!