Доставка для нечисти

Глава 1. Самый обычный понедельник

Я ненавидела этот город. Особенно в понедельник утром, когда после выходных Зареченск выглядел еще более облезлым и невыспавшимся, чем обычно. Бледное солнце тонуло в лужах, оставленных ночным дождем, а мой «Логан» 2008 года выпуска фыркал и кашлял, будто умолял вернуться под одеяло.

— Ксюха, тебе на Костылина тринадцать, — дядя Витя швырнул мне в руки теплый пакет, от которого пахло чесноком и жареным мясом. — Без лука, смотри не перепутай.

Я взглянула на адрес и застонала.

— Опять в этот проклятый квартал? Да там же даже не улица, а просто направление!

— Ты же у нас самая стойкая, — дядя Витя хлопнул меня по плечу с силой, от которой мой телефон в левой руке едва не взлетел в воздух.

Плевать. Главное доставить, урвать чаевые и дожить до конца смены.

Перед тем как тронуться, машинально глянула в зеркало. Типичное лицо провинциальной курьерши: блеклые брови (утренний макияж так и остался только в планах), нос, усыпанный веснушками, и фиолетовые тени под глазами. Волосы, собранные в небрежный хвост, торчали, словно испуганное животное. «Хотя бы маску можно не надевать», — мелькнуло в голове воспоминание о пандемийном кошмаре. Правой рукой засунула пакет с шаурмой в курьерский короб с надписью «Быстрый ёж».

Навигатор издевательски бубнил:
— Через триста метров поверните направо... если, конечно, найдете там дорогу.

Костылина, 13 оказалась пятиэтажкой, явно пережившей лучшие дни давным-давно. Облупившаяся краска, разбитые фонари и ощущение, будто последний ремонт здесь делали при Брежневе, когда мир еще верил в светлое будущее. Я нажала кнопку звонка у крайней двери на первом этаже.

Дверь открыл мужчина лет пятидесяти: высокий и сутулый, с проседью в короткой стрижке. Его лицо было изрезано морщинами, словно невидимыми когтями провели по коже, оставившими за собой глубокие борозды — особенно выделялись складки вокруг рта. На клиенте болтались застиранные тренировочные штаны, и растянутая футболка с выцветшей надписью «Спартак — чемпион!» (что в нашем городе, где даже футбольного поля не было, выглядело особенно абсурдно).

— Доставка? — его голос напомнил скрип несмазанных петель.

— Да. Шаурма без лука, как просили. — Я протянула пакет, и в этот момент заметила его руки. Пальцы были неестественно длинными, с утолщенными суставами, а ногти желтоватыми, изогнутыми, больше напоминающими когти старого волка.

— Соус отдельно? — пробурчал он, ковыряя в пакете этими самыми «ногтями».

— Конечно. Только... — я показала подбородком на табличку на двери: «ЛУК НЕ ПРЕДЛАГАТЬ» — вам точно без лука?

Мужчина фыркнул, и его ноздри странно раздулись:

— Аллергия, девочка. Съем луковицу — и всю ночь потом чешусь, шерсть лезет... — он вдруг спохватился и поправился: — То есть сыпь! Сыпь, конечно же.

Он шлепнул мне в ладонь мокрые купюры — будто их только что вытащили изо рта. Я сглотнула тошнотворный комок и сунула деньги в карман, не глядя.

— Приятного аппетита.

— Ага. — Дверь уже начала закрываться, когда он неожиданно добавил, — И не ходи в четвертый подъезд. Там... ммм... трубы меняют.

Щелчок замка прозвучал как предупреждение.

Я медленно шла к машине, спину леденило странное предчувствие. Как будто кто-то наблюдал за мной из-за занавесок. В этот момент из подъезда №4 донесся протяжный металлический скрежет, точь-в-точь как точильный камень о косу.

«Воображение, — ткнула ключом в замок зажигания, — просто старая проводка». Но почему-то трижды перекрестилась, прежде чем завести двигатель.

Я щелкнула дворниками, смахивая с лобового стекла назойливую морось, и двинулась по разбитой дороге, заставляя «Логан» подпрыгивать на колдобинах. Старый автомобиль вздыхал и скрипел всеми швами, будто ворчал: «Ну вот, опять эти русские горки».

Вновь глянула в зеркало заднего вида, задумчиво разглядывая собственный лоб. Двадцать шесть лет. По всем канонам — молодость, горизонты, перспективы. Только в Зареченске все горизонты заканчиваются у городской черты, перетекая в такой же серый, только более крупный Приреченск. География безысходности.

После школы покорно отучилась на бухгалтера, ведь мамина мантра про «надёжную профессию» звучала как приговор. Надёжность оказалась железобетонной: все места в местных конторах намертво заняты одними и теми же тётками, которые скорее превратятся в музейные экспонаты, чем уступят свои кресла. А соседний город требовал «девушку с трёхлетним опытом», классический замкнутый круг: чтобы получить работу, нужно уже где-то работать. Так я и стала курьером.

Первые месяцы грызло чувство унижения. Одноклассницы блистали в запрещённограмме кольцами на безымянных пальцах и пухлыми младенцами, а я развозила по обшарпанным кварталам еду для тех, у кого жизнь сложилась не так красочно. Потом пришло равнодушие — по крайней мере, мне не приходилось восемь часов в день сидеть в душном офисе под взглядом начальницы, от которой пахло дешёвыми духами из Летуаль и несбывшимися надеждами.

Моя однушка в пятиэтажной хрущёвке на окраине — наследство бабушки, последний подарок. Утренний будильник — соседский петух (да, в городе есть и такие сюрпризы). Вечерняя колыбельная — матерные диалоги через стенку. Романтика по-зареченски.