Достоинство

Перед рассветом

- Ну и где они? - недовольно окликнул меня мужчина среднего роста, с виднеющейся сединой на висках, намечающимся пузиком и кобурой с пистолетом подмышкой. Одет он был в тёмно-синюю рубашку и брюки со стрелками, на ногах - видавшие виды мужские туфли. Откровенно говоря, из нас двоих на сотрудника полиции куда больше похожа я, одетая в камуфляжные штаны, берцы и чёрную майку. Какое счастье, если б так оно и было.

Как бы мне ни хотелось ответить в рифму, я только подняла на мужчину уставшие глаза и пожала плечами. Понятия не имею, где эти самые "они" - мои усыновители, забравшие меня из детского дома только ради повышенных пособий и льгот на детей-сирот. Бросила взгляд на старенькие металлические часы, откровенно болтающиеся на моём худом запястье левой руки, но никакого откровения в дате не случилось: я прекрасно знала, что сегодня десятое число девятого месяца в году.

Без контекста эта информация не имеет никакого смысла, но я в этом контексте жила, и даже лучше, чем хорошо, понимала, что никто за мной не приедет и вызволять из ментовки не станет - опекуны в синем угаре и пробудут в нём ещё дней десять, пока бабло из пособия не закончится. Потом ещё дней пять будут занимать по соседям и собутыльникам, а там придёт пенсия по недееспособности, раздадут долги, а на остальное опять в синеву, и так по кругу. Впрочем, меня это уже не колышет - теперь моя дорожка в детский дом, ибо когда истекут три часа, а за мной так никто и не приедет, инспектор по делам несовершеннолетних будет иметь полное право оформлять документы на изъятие меня из неблагополучной семьи. Блеск.

- Зовут тебя как? - я не поднимаю глаз от тех самых потёртых мужских ботинок, всё равно обладателя узнала по голосу, да и не так уж и много народу было в отделе - половина первого ночи.

- Мой паспорт у дежурного, - я мотнула головой в неопределённом направлении и зарылась пальцами в волосы.

- О вежливости ты не слышала, да? - хмыкнул опер и присел рядом на типовые перфорированные стулья блевотного белого цвета, кривые сварочные швы на которых никто и никогда даже не трудился спрятать, поэтому смотрелись они типа как потёки краски, хотя такие стулья в жизни никто не красил, а под высокой температурой затягивали в плёнку. Какая же хрень в голову лезет, боже. - Опечатка в паспорте?

- Имя есть такое, - буркнула я, уже привычно объясняясь за выбор моих родителей перед людьми старшего поколения, которым режет слух любое имя, отличное от стандартного набора Тамар, Ольг, Татьян и Галин. - Как Милена, только Милана. Мама шибко творческая, всегда хотела ребёнка необычно назвать.

- Понятно, - вздохнул оперуполномоченный. - И чё твоя необычная за тобой никак не доедет? Ну, или отец?

- Эти - не родители, а усыновители, - поправила я и рефлекторно перебрала бусины браслета на правой руке. - Бухают. Если и приедут, то только сами в наручниках и под белы рученьки с вашими коллегами.

- А чё раньше не сказала? - лениво хмыкнул оперуполномоченный.

- Сегодня вы меня в детский дом или приёмник уже не запихаете, - пожала плечами я. - Здесь лучше.

Мужчина скептически оглядел унылый пейзаж районного отделения полиции, а после вперил в меня недоверчивый взгляд, но я была неумолима - криво усмехнулась в ответ, снова пожала плечами и уставилась в стену. Ровно напротив меня на две трети покрашенную в зелёный цвет стену прикрывал щит синего цвета, в кармашках которого были спрятаны типовые бланки, а к стулу под этим стендом была привязана ручка простой бечёвкой и скотчем. Всё это освещали тусклые жёлтые лампочки, не дающие необходимого количества света, но зато прячущие откровенно несвежий ремонт: жаждущий пощады старый линолеум и островки серой штукатурки на верхней трети стен. Уныло, не спорю. Но в детских домах хуже, точно говорю.

- Пошли, - тяжело вздохнул мужчина, поднялся и пошёл по коридору вглубь здания.

Мне не оставалось ничего, кроме как пойти за ним, потому что в каком-то смысле этот полицейский решал мою судьбу, по крайней мере, в ближайшую ночь точно. Как правило, инспектор по делам несовершеннолетних - это строгий пятидневщик, и сидеть мне тут до самого утра. Остаётся только надеяться, что у них тут кроме стандартного обезьянника есть ещё и КПЗ, в котором содержатся совершеннолетние после предъявления обвинения, но до перевода в СИЗО, и, быть может, мне разрешат там поспать.

В кабинете мы остаёмся вдвоём, хотя рабочих мест тут четыре, однако лампа горит только над дальним правым от входа столом, и облупившейся старушке освещать помещение помогает только фонарь над двором отдела, свет которого просачивается сквозь старые советские занавески с кружевным нижним краем. Когда-то, наверное, они даже были белыми, но многочисленные попытки отстирать их от желтизны времени, солнца и табака, так и остались безуспешными. Да и вся обстановка здесь была точно такой же унылой, как и в коридоре, что, впрочем, целиком и полностью соответствовало роду и характеру заведения.

Оперуполномоченный, чьего имени я не запомнила, согнулся около тумбы, стоящей за единственным освещённым столом, и жёлтый свет оттуда подсказал мне, что внутри прячутся не тяжёлые кипы документов, а дешёвый китайский чайник и маленький холодильник буквально на две полочки безо всякой холодильной камеры. Мужчина жестом показал мне сдвинуть бумаги в сторону и выложил на освободившееся пространство ингредиенты для нехитрого перекуса: недорогая колбаса, сыр, над которым ни у кого не дрогнет рука повесить табличку "без заменителей молочного жира", серый хлеб и маленькая пачка дешёвого майонеза. О взяточничестве здесь если и знали, то только понаслышке, да обхохатываясь над синими информационными щитами с формулировкой "противоборство коррупции".

Несмотря на то, что еда была самой простой, я всё равно шумно сглотнула голодную слюну, на что оперуполномоченный только усмехнулся себе под нос, но комментировать не стал. Такая работа, как у него, вообще отучает много говорить не по делу, а может он сам по себе просто человек немногословный и работа просто усугубила ситуацию. Неважно. Скорее всего, сегодня я вижу его в первый и последний раз, что толку размышлять над сутью личности этого мужчины?

Снова здесь

И вот, я снова здесь. Ну, вернее, это совсем другой детский дом, и, если честно, даже не такой отвратный, каким был предыдущий: здесь был даже куда более приятный контингент, да и хотя бы сделан ремонт - на башку не сыплются куски штукатурки, а во дворе можно гулять, не опасаясь найти стопой ржавый гвоздь, но факт остаётся фактом. В нашей группе к компашке старших я особо ни к кому не лезла, знала, что первое время они будут ко мне присматриваться и на контакт тоже будут выходить сами, ну просто потому что здесь заведено, что приставал никто не любит, а Алёнка, - с которой нас к моей большой удаче поселили в один детский дом, - уже вполне обосновалась в негласной подгруппе младших и даже почти обзавелась подружками.

Хотя, лукавлю. Никакой удачей здесь и не пахло, просто мой аленький цветочек закатил в приёмнике такую грандиозную истерику, мол, без Милы никуда не поеду, что местным распорядителям бала ничего не оставалось, только переоформить нам документы в одно заведение, благо, места были. Да и то, меня взяли только на условии, что ныть и жаловаться я не буду, потому что особенно лишних денег у маленького детского дома нет, и клянчить здесь что-то - только действовать взрослым на нервы. Ныть и клянчить я так и так привычки не имела, а теперь ещё и карман грела пенсия по потере кормильца, благо, что статья моего отца предполагала лишение родительских прав, а мама признана недееспособной, и теперь деньги приходили на мою собственную карту, а не отправлялись на счёт этих гоблинов.

- ...девочка очень сложная, - слышу я из-за закрытой двери в кабинет директора и недоумённо оборачиваюсь на воспитателя, сопроводившего меня сюда прямиком из столовой. - Да и Алёнка, хоть и привязана к ней, но кровными родственниками они не являются и под рекомендацию не разделять братьев и сестёр не попадают. Я бы, на вашем месте, несколько раз подумала.

- Тебе шапку подарить? - привычно одёрнул меня мужчина, являющийся по совместительству ещё и нашим тренером, и на этом основании имеющий крайне скверный характер. - Смотрю, уши мёрзнут.

Закатив глаза, я коротко постучала, дождалась разрешения и вошла в кабинет директора. Уютное местечко, ну, как по меркам советского быта: большой рабочий стол с аппендиксом для посетителей, из самого дешёвого дсп, какой только нашёлся на мебельном производстве, что, с помощью таких вот подачек, походу, уходит от налогов; ковёр, затёртый ногами тысяч провинившихся воспитанников, а также меценатов, будущих родителей и опекунов; стены покрашены в какой-то серо-голубой оттенок, но это заметно только под потолком, потому что всё пространство по периметру заставлено шкафами с непрозрачными дверцами и кое где облупившимся покрытием. Разумеется, госпожой всей этой красоты была самая типическая из типических директриса, полная возрастная женщина с пергидрольным, завитым в мелкую кудряшку хвостом на затылке и зелёными тенями под нависшими веками, само собой, кутающаяся в платок с изображением ни то пионов, ни то гортензий - я в цветах мало чего смыслю.

- Вызывали, - спокойно констатирую я, коротко скользнув глазами по двоим будущим опекунам или усыновителям кого-нибудь маленького и хорошенького из нашего детского дома, и судя по всему, взор их пал именно на мою Алёнку.

Они тоже были практически самыми типическими. Оба средних лет, у женщины красивые черты лица, очень добрая приветливая улыбка и в ушах покачиваются серёжки в виде завитых спиралек, - у меня есть похожие, но я их не ношу, - она стройная и одета в светлое кашемировое пальто с изящными замшевыми полусапожками на невысоком каблучке, а мужчина в чёрном пальто, с гладко выбритым лицом, - оно мне показалось очень знакомым, - умными глазами за стёклами очков и снисходительно относящийся к энтузиазму жены. От этой благостности было тошно и хотелось скрипеть зубами, но я понимала, что мой собственный плохой опыт не должен отражаться на этих людях, - тот факт, что я видела таких пар даже несколько десятков, но они никогда не обращали на меня своё внимание, не имел никакого отношения к тому, что эта благостная семейка хочет забрать Алёнку. Во мне достаточно достоинства, чтобы желать сестре только самого лучшего, и попасть в такую семью, особенно сейчас, когда её психика ещё не травмирована местными порядками, - это лучший исход из возможных.

- Милана, добрый день, - улыбнулась мне женщина и я даже очень постаралась чтобы моя ответная улыбка не выглядела озлобленной или издевательской. Как будто я не знаю, что они мне сейчас скажут. Спасибо, я и без них в курсе, что в моём возрасте уже не забирают в семью. - Присаживайся.

- Здравствуйте, - кивнула я, не став лукавить и называть этот день добрым, ну, потому что для меня он таковым не являлся. Мужчина, как и положено, молча мне кивнул, но было наитие, что на пыль под глазами он бы посмотрел с куда более оживлённым выражением глаз, чем на меня.

- Милан, понимаешь, в чём дело, - вздохнула директриса, пока я с самым скучным лицом дожидалась, какие слова взрослые подберут на этот раз, чтобы сообщить мне, что я остаюсь здесь, - видишь ли...

- Вы хотите забрать Алёнку, но в гробу видали шестнадцатилетний придаток к ней? - повернулась я к будущим опекунам своей младшей сестры. - Понимаю, никаких проблем.

- Не надо так грубо, - мягко попросила женщина. - Милан, понимаешь, у нас сын восемнадцати лет и если начнутся конфликты...

- Я. Понимаю. - раздельно отчеканила я. - Таких не забирают, я в курсе. И буду только рада, если Алёнке представится возможность расти в нормальной полноценной семье. Если разрешите нам хотя бы иногда видеться по выходным, буду вообще счастлива. Впрочем, если вы или психолог сочтёте, что без меня ей будет проще адаптироваться к семье и забыть обо всём этом кошмаре, то так тому и быть.

Я сцепила пальцы в замок, сложила руки на бедро закинутой на ногу ноги и покрепче сжала зубы, сохраняя самое спокойное выражение лица, как будто мне совсем-совсем не обидно. Тем более, что это практически так и есть. Да и на этот раз мне, можно сказать, повезло: этот детский дом был небольшим, здесь было всего около пятидесяти детей, не было прям уж совсем откровенной жести, да и воспитатели создавали впечатление более-менее адекватных людей, которые не просто хотят, чтобы мы дотянули до выпуска и не двинули кони, чтобы не отвечать за нас головой, а действительно пытаются сделать из нас хотя бы подобие нормальных людей. В целом, до восемнадцати можно и тут перекантоваться, а там что-нибудь придумаю.