Дракон и его девушка

Глава 1

- Дана, Дана, скорее!

Лаймон бежал, размахивая руками, спотыкаясь, - глаза вытаращены, волосы взъерошены. Внутри мгновенно все замерзло и оборвалось. Вскочив со скамеечки, я опрокинула корзину, ягоды рассыпались.

- Альдор?

- Да!

Я подобрала подол и помчалась за братом к дому.

Только бы успеть. Зачем только вообще ушла? Надо было оставаться с ним. Но еще утром ничего не предвещало конца. Конечно, все мы знали, что дни дракона сочтены, что его время пришло, но каждое утро молили высшие силы: пожалуйста, только не сегодня, хотя бы еще один день. Так трудно проститься с тем, кого любишь.

Проснувшись, Альдор вышел во двор, потом выпил молока и вернулся на свою лежанку. Я сидела рядом и вязала Лаймону теплые чулки, но мама попросила набрать ягод на варенье.

- Иди, Дана, - Альдор дотронулся лапой до моей руки. – Я подремлю.

Наклонившись, я поцеловала его в нос, взяла корзину и вышла в сад. День был жарким и душным, на горизонте, предвещая грозу, собирались лиловые тучи. Я пыталась отвлечь себя мыслями о всяких приятных пустяках, вроде нового платья или соседа Циприана, но на душе было тяжело. И когда прибежал Лаймон, мне сразу стало ясно, что случилось.

Альдор лежал с закрытыми глазами, дыша тяжело и редко. Синие крылья и гребень побелели, и означало, что надежды больше нет, счет пошел на минуты. Я успела – попрощаться.

Мама рыдала в голос, отец тоже был расстроен, хотя больше из-за того, что горе у нас. Мужчины никогда не были связаны с драконами так сильно, как женщины. Даже Лаймон, который любил Альдора, все же признавал: он – мой. Точнее, наш с мамой. Она нашла драконье яйцо и растила детеныша, а тот, когда повзрослел, стал нянькой ее детям – мне и Лаймону. И теперь все должно было повториться. Так уж повелось в нашем городе с древних времен: сначала девочки заботятся о драконах, а те потом нянчат их детей.

- Не плачь, Нирана, - тихо сказал Альдор, приоткрыв глаза. – Все так, как должно быть. Все мы рождаемся и умираем. Встретимся в другом мире. Мне пора.

Первым к нему подошел отец, поцеловал в лоб и уступил место Лаймону. Тот, судорожно всхлипывая, обнял дракона, после чего пришла наша с мамой очередь. Попрощавшись с Альдором, мы сели рядом и держали его за лапы до самого последнего вздоха.

- Вот и все, - прошептала мама, вытирая слезы.

Я понимала, что она плачет не только по своему любимцу, но и о себе тоже. С той минуты, когда умирал первый дракон девочки, ее называли девушкой, независимо от того, сколько ей было лет: десять или двадцать. Когда умирал второй, женщина становилась… нет, не старухой, конечно, но считалось, что ее молодость уже прошла. Маме исполнилось тридцать пять, и наверняка ей было больно от того, что три возраста из пяти уже позади. Оба ее дракона ушли в иной мир, а дочь больше не была ребенком. Конечно, у нее оставался шестилетний Лаймон, но сыновья всегда жили своей мужской жизнью, больше тяготея к отцам.

- Тебе повезло, Дана, - сказал отец, когда, накрыв Альдора покрывалом, мы вышли из комнаты. Утром нам предстояло похоронить его на драконьем кладбище за лесом.

- Повезло? – с недоумением переспросила я.

- Не придется ждать следующего лета, чтобы отправиться за яйцом. Солнцеворот через неделю. Только не забудь записаться в магистрате.

Повезло… Я предпочла бы, чтобы Альдор не умирал. Никогда. А раз уж это невозможно – не искать ему замены. Но кого интересовали мои желания? Ни один мужчина Хайдельборна не возьмет в жены девушку без дракона. Если по какой-либо трагической случайности погибал питомец замужней женщины, это было горем. Но если его лишалась девушка, ей советовали покинуть город и поискать счастья в других краях.

Раз в год, в день весеннего равноденствия, все достигшие зрелости драконы собирались на большой поляне за рекой. Туда же прилетали самки, жившие стаями на севере, и выбирали себе пару. Затем они копали в песчаном обрыве норки и откладывали по одному яйцу, после чего снова улетали. В день летнего солнцеворота все девочки, ставшие в этом году девушками, шли на речку за драконьими яйцами. Забирать из нор можно было только зеленые. В желтых росли перелетные самки-кочевницы, которые, в отличие от самцов, никогда не становились домашними. Через три месяца из яиц, и в речном песке, и в гнездах из сена, вылуплялись детеныши. Если в семье было несколько дочерей, то и драконов, разумеется, столько же – у каждой свой.

Девушка давала питомцу имя и заботилась о нем, пока не выходила замуж. После этого они менялись ролями: теперь уже дракон становился ее помощником во всех делах, а когда появлялись дети, брал на себя большую часть хлопот как нянька и защитник, друг и воспитатель.

Я помнила Альдора столько же, сколько и себя, он всегда был рядом, присматривал, играл со мной, отвечал на тысячи моих вопросов, позже учил читать. Забравшись к нему на спину, я поудобнее устраивалась в седле, и он взлетал над улицами. Иногда мы отправлялись в сад, где дети играли, а драконы общались между собой, но я больше любила прогулки за город, над лесами и полями.

- Ты всегда будешь со мной? – спрашивала я, обнимая Альдора за шею.

- Нет, Дана, - вздыхал он. – Мы живем недолго. Уже очень скоро нам придется расстаться. Я отправлюсь в иной мир, а ты будешь растить другого дракона – для своих детей.

Глава 2

Праздник закончился поздно, и меня встретил отец. Мы шли по улицам, и я думала, стоит ли рассказать ему об угрозах Карии. Привычки ябедничать у меня не было, но стычка с ней на реке и правда могла быть опасной.

Драконицы откладывали яйца в обрыве высокого берега, выкапывая норки и засыпая их потом песком. Он полз под ногами, и надо было быть очень осторожными, чтобы найти яйцо и не упасть вниз. На моей памяти там никто не погиб, но из уст в уста передавали страшные истории о девушке, которая сорвалась и сломала шею. И о другой – упавшей и воду и утонувшей.

И все же я промолчала, решив, что постараюсь держаться от Нарии подальше. Народу там будет не меньше, чем на празднике, она не осмелится затеять драку при всех. Просто отец, узнав о том, что мне кто-то угрожает, пошел бы, вопреки всем правилам и обычаям, со мной. И куда бы я потом девалась от насмешек?

Мама разбудила меня до рассвета, накормила завтраком, проследила, какую одежду я выбираю.

- Платье надевай такое, чтобы можно было подобрать подол к поясу. А туфли – чтобы легко снять, вытряхнуть песок и надеть. Иначе потом не дойдешь до дома, сотрешь ноги. И платок обязательно на голову.

Еды никакой она мне с собой не дала, сказала, что все равно все будет в песке, а вот бутылку воды в корзину положила.

- Только потом обязательно ее вытащи, чтобы не повредить яйцо. И вот что. Смотри внимательно под ноги. Помнишь, я тебе говорила? Под норкой песок немного осевший – лункой. Как увидишь, спустись чуть ниже. Верх осторожно сними лопаткой, а дальше – руками. Если яйцо желтое, зарой обратно.

- А если зеленых на всех не хватит? – спросила я с тайной надеждой.

- Нет, Дана, такого не может быть. Яиц всегда гораздо больше, чем тех, кому они нужны. Из оставшихся, которые не найдут, осенью тоже вылупятся драконы. Самки соберутся в одну стаю и будут кочевать, самцы – в другую, они отправляются на север и живут в горной долине, где нет людей. Ну все, тебе пора.

Вся семья вышла проводить меня за ворота, и я как-то очень остро поняла вдруг, что хоть они и волнуются, но дело это только мое. Альдор принадлежал в первую очередь маме, потом мне и лишь немного Лаймону. Новый дракон должен был стать лишь моим – до тех пор, пока не появятся мои дети.

У моста уже собрались девушки – все в платьях с широкими юбками, с корзинами, наполненными сеном. Тот самый чиновник, который записывал меня в магистрате, провел перекличку, сверяясь по списку, все ли пришли.

- Слушайте внимательно, девушки! – закончив, он свернул лист и обвел нас строгим взглядом. – Сейчас вы спускаетесь по этой тропинке под мост и идете вдоль берега до песчаного обрыва. Одна за другой. Как только последняя дойдет туда, можете подниматься и искать. Никто никому не мешает, не толкается. Все обязаны соблюдать осторожность и внимательно смотреть под ноги. Места и яиц хватит всем. Как искать, вам должны были рассказать дома. Если попадется желтое яйцо, осторожно закапываете обратно и ставите метку. Как только находите зеленое, кладете в корзину, спускаетесь на тропу и подходите ко мне получить свидетельство. Все поняли? Тогда вперед.

Чтобы мы разошлись по обрыву равномерно и не мешали друг другу, отпускали нас на тропу по одной, с промежутками. Я оказалась где-то в середине, Кария на три человека дальше, за мной. Слишком близко, и это тревожило. Оставалось надеяться на то, что она не подберется ко ближе и не осмелится причинить вред при других. При всей своей наглости Кария была трусливой и предпочитала пакостить исподтишка.

Оказавшись на узкой полоске травы у самой воды, я поняла, что добыть яйцо дракона сложнее, чем казалось. Обрыв хоть и не отвесный, но высокий и довольно крутой, уцепиться не за что. Дождей не было больше недели, песок сверху хорошо просох и осыпался под ногами. Два раза я съезжала вниз, сделав несколько шагов, но потом приноровилась ставить ступни боком. Хуже всего было то, что осыпавшийся песок скрывал драконьи норки. Я не боялась наступить на яйцо, они лежали глубоко, но вот лунок, которые обозначали их местонахождение, было не видно.

Время шло. Поднявшееся над деревьями солнце припекало голову. Сильно хотелось пить, а воды в бутылке осталось меньше половины. Набившийся в туфли песок тер ноги, и вытряхивать его было бесполезно: он тут же набирался снова. В двух норках оказались желтые яйца, и я потратила немало времени, чтобы зарыть их обратно и отметить места клочком сена. Девушки одна за другой радостно вскрикивали, укладывали свои находки в корзины и спускались вниз.

- Нашла! – взвизгнула Марита, оказавшаяся моей соседкой справа.

- Поздравляю! – от души сказала я: мы хоть и не дружили, но она мне нравилась.

Пристроив яйцо в корзину, Марита спустилась вниз. Я поднялась еще немного и заметила неосыпавшуюся лунку. Смахнула сухой песок и начала копать, то и дело измеряя глубину рукояткой. Драконьи лопатки специально делали такой длины, чтобы можно было мерить ямку. Как только зайдет целиком – дальше осторожно руками, лишь бы не зацепить яйцо.

Это лежало глубже, чем два предыдущих. Я увлеклась и не обращала внимания ни на что вокруг, поэтому обернулась лишь тогда, когда на песок упала тень. И в то же мгновение от резкого толчка полетела вниз.

Я отчаянно пыталась зацепиться за что-то, но песок обваливался, осыпался подо мной, набивался в нос и в рот, летел в глаза. Чем больше я пыталась задержать падение, тем быстрее съезжала вниз. Удар о твердую землю – и меня охватил ледяной холод воды, в которую окунулась с головой: у этого берега было глубоко. Вынырнув, я откашлялась, промыла от песка глаза и кое-как выбралась на тропу.

Глава 3

Остаток лета промелькнул незаметно. Я по-прежнему тосковала по Альдору, особенно по утрам, когда просыпалась и вспоминала, что его больше нет. Но со временем горе стало постепенно превращаться в светлую грусть. Я перебирала в памяти всякие забавные случаи из нашей с ним жизни и даже улыбалась, хотя раньше от любой мысли о нем на глаза наворачивались слезы. Мне стало казаться, что он не умер, а улетел в далекую страну, где мы когда-нибудь встретимся. Ведь он так и сказал маме: увидимся в другом мире.

А еще я понемногу привыкала к мысли о том, что у меня будет крохотный беспомощный дракончик, за которым придется ухаживать, как за новорожденным младенцем. Впрочем, драконы росли быстро. Уже через месяц они понемногу учились летать, а к концу третьего свободно говорили. Годовалый дракон по развитию напоминал пятилетнего ребенка, а к трем годам становился совсем взрослым и уже сам мог присматривать за малышами. Именно поэтому возраст замужества для девушки определялся возрастом ее дракона: ему на момент свадьбы должно было быть не меньше двух лет.

Мама научила меня, как правильно обтирать яйцо влажной тряпкой и осматривать, нет ли на нем трещин или каких-нибудь подозрительных пятен. Делать это надо было раз в день, а потом снова укутывать сеном. Иногда я осторожно прикладывала ухо к яйцу, как к маминому животу, когда она ждала Лаймона, но так ничего и не услышала.

В конце лета умер дракон Циприана, точнее, его матери. Нелла Виала и моя мать были подругами, а их драконы – ровесниками.

- Если бы у меня была сестра, - сказал он на следующий день после похорон, на будущий год у нас появился бы детеныш. – Но у меня только брат.

Мы сидели на заборе между нашими участками и грызли молодые орехи, от едкой кожуры которых немели губы.

- Нет, - я сняла с его подбородка прилипший кусочек скорлупы. – Если бы у тебя была сестра, это был бы ее дракон, не твой. Придется подождать, пока не женишься. А сейчас, если хочешь, приходи к нам, когда появится Готрис. Осталось уже недолго.

- Спасибо, Дана, - он дотянулся и поцеловал меня в щеку.

От неожиданности я чуть не свалилась с ограды, но Циприан придержал за талию. Кажется, он сам испугался своей смелости, потому что покраснел и отодвинулся. А я…

Это было так странно. Я никогда не думала о Циприане как о парне, в которого можно влюбиться. Мы играли вместе с раннего детства, я всегда относилась к нему как к другу, если не как к брату. И даже не заметила, когда долговязый нескладный мальчишка превратился в очень интересного юношу, хотя и знала, что другие девушки заглядываются на него – взять ту же Карию.

Это было странно – и неожиданно приятно.

- Скажи, ты все еще хочешь в столицу? – спросила я.

Циприан давно говорил, что собирается уехать из Хайдельборна. Обычно в родительском доме после женитьбы оставался старший сын, а младшим приходилось искать другое жилье. Наши семьи были достаточно зажиточными, но ни мы, ни соседи не могли позволить себе строительство еще одного дома. Девушкам было проще, они либо переходили в дом мужа, либо оставались вместе со своим драконом на иждивении старшего брата. У Дабберов старшим сыном был Май, а Циприан лет с десяти мечтал о жизни в Неглисе.

- Быть может, я найду работу в королевском дворце, - говорил он.

- А потом в тебя влюбится принцесса, ты женишься на ней и станешь королем, - подхватывала я.

- Не говори глупости, Дана, - смеялся Циприан. – У короля Эдара нет дочерей, у него только один сын, да и тот неизлечимо болен.

- Тогда, может быть, ты ему понравишься, и он тебя усыновит. Как же без наследника?

Разумеется, я говорила все это не всерьез, мы просто дурачились, представляя, как Циприан станет королем и будет править Гринордой.

- Первым делом я издам указ, чтобы всем детям разрешалось ходить в школу по желанию, а в день рождения чтобы выдавали бесплатные сладости, - придумывал Циприан.

- Да. И новое платье, - добавляла я.

Смех смехом, но мы давно свыклись с мыслью, что рано или поздно Циприан покинет Хайдельборн. Весной он окончил школу и мог сразу отправиться в Неглис, но почему-то не торопился.

- Не знаю, Дана, - голос звучал растерянно. – Я вроде бы все для себя решил, а сейчас… не знаю.

Неужели… из-за меня?

От этой мысли стало страшно – но как-то сладко страшно.

- Ну… ведь тебя же никто не гонит, пока Май не женился.

- Май сказал родителям, что не хочет торговать шерстью. Он мечтает стать капитаном корабля. Ну или хотя бы моряком для начала. Вчера они опять ругались весь вечер. Отец запретил, но если Май сбежит из дома, значит, мне точно придется остаться.

И как-то вдруг само собой подумалось, что, наверно, я даже буду рада, если Май сбежит. Нет, ну ведь правда, мечты должны сбываться. Но тогда не сбудется мечта Циприана.

Нет, я просто не хочу об этом думать. Разве меня это касается? Я, конечно, буду скучать, если он уедет в столицу, но это же его жизнь, ему и решать.

И все же вечером, лежа в постели, я вспоминала, как Циприан поцеловал меня, а потом подхватил, чтобы не упала, и улыбалась. И вдруг поняла, что хотела бы этого снова. Нет, не так. Чтобы он поцеловал меня по-настоящему, как мужчины целуют женщин. От этой мысли бросило в жар, хотя в конце лета ночи уже стали прохладными.

Глава 4

И вот наконец время пришло. В сам день осеннего равноденствия и на неделю после него все девушки, дождавшиеся рождения своего дракона, получали освобождение от школьных занятий. И хотя детеныши обычно вылуплялись из яиц ночью, я уже с раннего утра не могла найти себе места.

- Дана, не волнуйся ты так, - уговаривала мама. – Все будет хорошо.

Ну как же я могла не волноваться? Ведь на свет должен был появиться тот, кто в ближайшие двадцать лет будет рядом со мной и с моими детьми. Тот, кто станет им другом, защитником и воспитателем.

Я приготовила миску и мягкие тряпки, чтобы вымыть и обтереть Готриса после рождения, бутылочки с сосками – для молока и воды, двадцать раз осмотрела яйцо в гнезде. На нем уже появилось несколько наклевок: у драконов не было особого зуба, как у птиц, но они скребли скорлупу изнутри когтями. Теперь оставалось только ждать.

- Утром придет чиновник из магистрата, - сказала мама. – Он должен удостовериться, что дракон родился и что с ним все в порядке. Ты дашь ему свое свидетельство, и он впишет дату и имя.

- А что может быть не в порядке? – испугалась я. – Дракон может умереть? Или родиться больным?

- Дана, все бывает. Я знала девушку, у ее дракона не было крыльев. Не думай об этом. Думай о том, что все будет хорошо. Еще несколько часов – и у тебя появится питомец. В первое время будешь нужна ему, как мать новорожденному младенцу.

Легко сказать «не думай»! Как я могла не думать об этом? А солнце, как назло, не торопилось к закату, словно прилипло на небе. И стрелки часов едва шевелились. Я сидела на лежанке рядом с гнездом и пыталась читать, но не понимала смысла прочитанного.

Наконец стемнело. Я даже ужинать не пошла, попросила маму принести мне чего-нибудь в комнату. Страшно было отойти и пропустить все самое важное. Отец и Лаймон заглядывали время от времени узнать, нет ли новостей, но потом ушли спать, и мы остались с мамой вдвоем. Она вязала, сидя в кресле, а я бродила по комнате из угла в угол, то и дело подходя к гнезду.

- Дана, у меня уже в глазах мелькает, - глядя в мою сторону, мама покачала головой. – Посиди. А лучше приляг и подремли. Неизвестно, когда сможешь лечь спать. Вдруг он только к утру вылупится. Я тебя разбужу.

Прилечь поспать? Да ни за что!

То и дело мне мерещился тихий писк, я подбегала к лежанке со светильником, оглядывала яйцо, но каждый раз тревога оказывалась ложной.

Часы на башне магистрата пробили трижды, когда я подошла к яйцу в очередной раз и увидела тонкую трещину между двумя наклевками.

- Мама! – закричала я. – Смотри!

- Да, - подтвердила она, подойдя к лежанке. – Уже совсем скоро.

Теперь я не отходила от гнезда, а сидела, затаив дыхание, рядом и смотрела на яйцо. Трещина становилась все больше, рядом побежала еще одна, похожая на молнию. Писк – тоненький, едва слышный – вот теперь мне это не послышалось. Яйцо слегка подрагивало, и вдруг кусочек скорлупы между двумя трещинами отвалился, затем еще один. Я протянула руку, чтобы помочь дракону выбраться, но мама меня остановила:

- Нет, Дана, ни в коем случае. Он должен это сделать сам. Подожди еще немного.

Под скорлупой, там, где она отвалилась, оказалась тоненькая зеленоватая пленка, скрывающая детеныша. Готрис шевелился под ней, трещины появлялись одна за другой, все новые мелкие осколки падали на сено. И вот с тихим треском половина скорлупы отвалилась, дракон разорвал пленку – и я увидела его.

Крохотное темно-зеленое существо сидело в гнезде, пищало и мелко дрожало. И хотя я знала, что надо делать, все равно растерялась.

- Ну же, Дана, - улыбнулась мама. – Это твой Готрис.

- Здравствуй, - я осторожно погладила его по спинке. – Мама, а почему у него такие крылья?

Крылья действительно были странными – не как у дракона, а как у пчелы или мухи. Они росли из двух круглых выпуклостей на спине.

- Так и должно быть, - успокоила мама. – Где-то через месяц прорежутся полностью, и тогда он сможет летать. Сейчас я принесу воды, а ты прибери за ним.

Пока мама ходила на кухню, я убрала из гнезда скорлупу, сняла с детеныша остатки пленки и посадила его в миску. Мама поливала Готриса теплой водой из кувшина, а я осторожно обтирала тряпочкой. Дракон жмурился от удовольствия и тихо попискивал. Я улыбалась во весь рот – пока случайно не посмотрела на маму и не увидела, что та хмурится.

- Мама, что такое? – словно холодным ветром потянуло.

- Готрис! – позвала она, и тот повернул голову.

Поводив пальцем перед его мордочкой, мама тяжело вздохнула, взяла светильник и поднесла к самым глазам дракона.

- Мама?

- Держи, - она отдала мне светильник, достала Готриса из миски и, обернув сухой тряпкой, промокнула воду с чешуи. – Дана… мне очень жаль, но… он слепой.

- Что? – я не поверила своим ушам. – Как? Но ведь он же смотрит на меня, когда я зову. У него глаза открыты.

- Нет. То есть открыты, конечно, но не видят. Он поворачивает голову на звук. Он должен был следить за моим пальцем перед глазами. А зрачки на ярком свету всегда сужаются. У него – нет.

Глава 5

На учебу девушек, у которых только что появились драконы, обычно смотрели сквозь пальцы, но мне не хотелось быть хуже других, поэтому по вечерам я читала Готрису то, что надо было выучить. Он сидел у меня на коленях и, как казалось, внимательно слушал, иногда подталкивая носом под локоть. Ему уже исполнился месяц, у него полностью прорезались крылья, и он даже пытался взлетать.

- Мама, как они вообще этому учатся? – спрашивала я, беспокоясь о том, что слепой дракон может наткнуться на что-то и покалечиться.

- Диких учат драконицы, домашние – сами. Видимо, в них это заложено с рождения, - отвечала она. – Но вот как будет учиться Готрис… даже не знаю. Наверно, тебе придется помогать ему. Где-нибудь в поле, например. Подсказывать, куда можно лететь, куда нет.

Поскольку драконья жизнь намного короче человеческой, растут и взрослеют они гораздо быстрее. За месяц Готрис стал больше втрое и уже перерос свое гнездо, поэтому я его убрала. Теперь дракон спал на лежанке, поджав под себя лапы и спрятав голову под крыло. Он понимал если не все, что ему говорили, то очень многое, различал нас по голосам, понемногу начинал говорить сам, скрипуче и не слишком внятно. А еще его уже не надо было поить молоком из бутылочки, он пил сам, держа лапами широкую «драконью» кружку. Я варила кашу и овощи с мелко нарезанным мясом, но больше всего Готрис любил варенье. Дай ему волю, наверно, ел бы только его, но мама не разрешала больше нескольких ложек в день.

- Мало того что слепой, так еще и беззубый будет, - ворчала она.

Кстати, слепота вовсе не мешала Готрису осваиваться с миром. Когда он только начал выбираться из гнезда и бродить по комнате, натыкался на все подряд, но очень быстро то ли запомнил, где что находится, то ли стал как-то чувствовать на своем пути препятствия. С недельного возраста я выносила, а потом и выводила его во двор, где в самом дальнем уголке за кустами у драконов издавна было свое место для естественных надобностей. Очень скоро Готрис стал ходить туда сам. Сначала он скулил по-щенячьи у двери, чтобы я его выпустила, потом научился просить: «Дана, открой».

У нас с ним сложились свои маленькие ритуалы. Например, вернувшись со двора в дом, Готрис стоял и терпеливо ждал, когда я оботру его лапы сначала влажной тряпкой, потом сухой.

- Может, сшить ему башмаки? – как-то предложил отец.

У нашей семьи на протяжении трех поколений был большой магазин, где продавали готовую обувь. Там же несколько сапожников шили сапоги, башмаки и туфли на заказ. Наверняка смогли бы обуть и дракона, но тот наотрез отказался.

Каждый будний день Готрис ждал меня из школы. Мама говорила, что он то ли каким-то внутренним чутьем узнает время, то ли слух у него настолько острый, но он слышал мои шаги еще до того, как я подходила к воротам. Так или иначе, дракон встречал меня на пороге и терся о мои ноги, как большой зеленый кот, цеплялся когтями за юбку, требуя, чтобы взяла его на руки.

- Скоро ты станешь таким огромным, - смеялась я, - что тебя будет не поднять.

Ну а пока Готрис любил сидеть на моих коленях, хотя от тяжести у меня быстро затекали ноги.

- Знаешь, у младенцев бывает такое время, когда они могут засунуть в рот палец ноги, - как-то сказала мама.

- И что? – не поняла я.

- То, что это очень мило и трогательно, но очень быстро проходит. Точно так же и с драконами. Они растут еще быстрее, чем дети. Поэтому любуйся на Готриса, радуйся каждой мелочи и запоминай. Детей может быть несколько, а вот другого дракона у тебя уже не будет.

Она была права: дракона не будет не только у меня, но и у моей дочери – потому что она сама вряд ли появится на свет. Я все еще не смирилась и старалась об этом не думать – хотя не всегда получалось. Иногда очень даже думалось.

Мне было непонятно, почему мужчины не женятся на девушках без драконов или с больными драконами. Ведь запрета на это нет. Неужели дело только в том, что некому заботиться о детях? Но ведь в других городах женщины прекрасно справляются с этим сами.

- Я не знаю, Дана, - вздыхала мама, когда я спрашивала ее об этом. – В Хайдельборне так было всегда. Считается, что если в семье нет дракона, это к несчастью.

- Высшие силы, как глупо.

- Может быть, и так. Но не нами придумано, не нам и отменять. Ничто не появляется на пустом месте. Наверно, когда-то этому было объяснение, но потом все забылось.

Иногда я даже немного завидовала Карии, которая, не дожидаясь окончания учебного года, уехала в Неглис. Когда Готрис состарится и умрет, мне будет столько же, сколько маме сейчас. Не старуха, но уже далеко не молодая женщина. Кому я тогда буду нужна? Разве что какому-нибудь вдовцу, да и то не здесь.

Если становилось совсем грустно, я позволяла себе немного помечтать. Вот если бы Циприан уехал в столицу и взял нас с Готрисом с собой… Кто сказал, что драконы могут жить только в Хайдельборне?

Мы виделись теперь не так часто: Циприан работал в лавке отца, пока его старший брат помогал в мастерской дубить и выделывать кожи. Май никак не мог решиться, остаться ему дома или все же податься к морю и поступить на флот, тем самым держал и Циприана.

- Хоть бы он уже определился наконец, - жаловался тот, когда мы гуляли по берегу реки.

Если выпадала возможность, он встречал меня после школы, и мы шли дальней дорогой, чтобы хоть немного поболтать. Ну да, больше между нами ничего не происходило. Тот поцелуй на заборе так и остался единственным, хотя теперь я смотрела на Циприана другими глазами. Но… может быть, его тоже останавливала слепота Готриса? Не хотел давать мне напрасных надежд? Неужели он такой же, как все? Легче было думать, что я просто не привлекаю его как девушка.

Глава 6

- Дана, Готрис опять пытался летать в комнате и чуть не упал в печь, - пожаловалась мама, когда я вернулась из школы. – Объясни ему, что дома этого делать нельзя, и поучи уже.

- Легко сказать, поучи, - проворчала я, пытаясь отцепить его когти от своей юбки. – Я что, дракониха? Нормальные драконы учатся сами.

- Я ненормальный? – обиженно спросил Готрис.

- Ты нормальный, но ничего не видишь. Поэтому не знаешь, куда можно лететь, а куда нет. В доме слишком мало места. Пусть Лаймон тебе пока почитает, а я поем, и мы с тобой пойдем в поле.

Альдор успел научить Лаймона, и тот с удовольствием читал Готрису все подряд, пока меня не было, а дракон с не меньшим удовольствием слушал, найдя в этом замену другим занятиям, обычным для малышей. Слепота не позволяла ему, например, играть с мячиком и прочими игрушками и сильно осложняла изучение окружающего мира, которое у него в основном шло на ощупь. Только смотри, как бы не схватил что-нибудь опасное.

Мама была права, Готрису стоило научиться летать до снега. Если отложить до весны, неизвестно, сможет ли он вообще это сделать. А так будет хотя бы понемногу, под моим присмотром, летать во дворе.

Быстро пообедав, я дождалась, пока Лаймон дочитает какую-то нравоучительную историю, и мы с Готрисом вышли из дома. На днях ему должно было исполниться два месяца, и хотя из-за слепоты он оставался довольно неуклюжим, в движениях уже начала проглядывать будущая грация сильного, красивого дракона. Младенческая мутно-зеленая чешуя постепенно менялась на ярко-изумрудную, хвост украсился острыми шипами. Я уже с трудом брала его на руки, еще немного – и не смогу поднять. И куда девался крохотный детеныш, который только что помещался у меня в ладонях? Два месяца пролетели как один день, и я с ужасом думала, что так же быстро, наверно, пролетят и двадцать лет.

Осень в этом году выдалась затяжная. Дни стояли ясные и теплые, но по ночам основательно подмораживало, и утром все блестело от инея. Листья с деревьев почти облетели, природа, затаившись, ждала первого снега. Все знали: как только улетят драконы, наступит зима. И это было правдой – они словно чуяли близкий снег.

Через двор до самых ворот Готрис прошел быстро и уверенно, а когда мы вышли на улицу, попросил:

- Иди вперед, Дана.

Я думала, что буду подсказывать ему, где нужно быть осторожнее, где повернуть, но он держался на два шага позади, а если я останавливалась, чтобы перекинуться с кем-то парой слов, садился на мостовую и терпеливо ждал, когда пойдем дальше. Разумеется, все на нашей улице знали, что у меня слепой дракон, но мало кто его видел, поэтому до окраины города мы дошли нескоро.

За мостом мы свернули не налево – на Драконью поляну над обрывом, а направо – к полю, где летом пасли коров. Отойдя подальше от дороги, я погладила Готриса по спине.

- Ну вот, здесь можно летать. Я буду тебе подсказывать.

- Зачем? – он выпустил из носа тонкую струйку дыма. Огненные языки у него еще не получались, а дым – вполне.

- Чтобы ты не улетел слишком высоко или далеко. Ты ведь не видишь. Мама сказала, сегодня чуть не упал в печь.

- Не успел повернуть. Мало места. Я знаю, где надо.

- Как? – не поверила я.

- Просто знаю.

Он удивлял меня не впервые. И тем, что начал говорить гораздо раньше положенного, пусть и самыми простыми фразами. И своей понятливостью не возрасту. И этим чутьем, которое, похоже, в чем-то заменяло ему зрение. Да и мама с удивлением говорила, что он развивается гораздо быстрее Альдора.

Впрочем, летать Готрис, конечно, еще только учился. Поднимался с земли тяжело и неуверенно, держался в воздухе неровно, покачивался из стороны в сторону. Иногда у него высоко задирался хвост, иногда, наоборот, перевешивал, и я боялась, что он упадет носом или задом в землю. Однако с каждой новой попыткой получалось все лучше, и действительно не было нужды как-то сдерживать его или давать советы. Я только подбадривала и говорила, что все получается замечательно.

Наконец дракон устал, опустился на землю рядом со мной и прилег на жухлую траву. Присев на корточки, я гладила его по спине, радуясь так, словно сама училась летать – и у меня получилось.

- Что это? – насторожившись, Готрис поднял голову.

Со стороны Драконьей поляны доносились звуки, похожие на крики перелетных птиц. Прикрыв глаза от солнца, я смотрела, как в воздух поднялись сначала взрослые драконы, потом молодые. Сбившись в плотную кучу, затем они выстроились широким клином. Взрослые окружили их кольцом, и матерый вожак повел стаю к северу.

- Драконы, - вздохнула я. – Летят в горную долину. Вот и зима пришла.

Готрис повернул голову в ту сторону, где таял в небе драконий клин, словно провожая их взглядом.

- Почему мне нельзя?

- Потому что ты живешь дома. С нами, - горло сжало, и я с трудом проглотила тугой комок. – Со мной. А у них никого нет. А ты бы хотел? С ними?

- Не знаю, - не сразу ответил он. – Но хорошо, что с тобой. Хорошо, когда кто-то есть.

- Хочешь еще полетать? – я проглотила непрошеные слезы. – Может, уже завтра выпадет снег, станет холодно.

- Устал, - пожаловался Готрис. – Крылья.

Глава 7

Тишину нарушало лишь потрескиванье поленьев в камине. Мне вдруг захотелось развернуться и убежать. Куда-нибудь далеко за реку, за лес. Найти брошенную медвежью берлогу и забиться в нее.

- Я не совсем понял, - отец положил книгу на стол, посмотрел на Циприана, на меня. – Вы хотите пожениться? У вас есть особая причина?

Жаром залило с ног до головы. Наверно, даже спина покраснела. Особой причиной – единственной, по которой девушке разрешали выйти замуж до того, как ее дракону исполнится два года, называли беременность.

- Нет, - с трудом выдавила я. – Нет никакой причины. Мы не собираемся жениться – сейчас. Циприан уезжает, я хочу поехать с ним. С Готрисом, конечно. Вы же понимаете, здесь меня никто не возьмет в жены.

Родители переглянулись.

- Хотелось бы услышать что-то от тебя, Циприан, - сухо сказала мама. – Мне казалось, об этом должен спрашивать мужчина. Хотя… вы еще дети оба.

Теперь покраснел уже он, до самой макушки, которая малиново полыхнула сквозь светлые волосы. И сказал, тяжело сглотнув:

- Я… люблю Дану. Если вы позволите ей уехать со мной, обещаю о ней заботиться. Пока мы не сможем пожениться. И потом, конечно. И о Готрисе тоже.

- Ты всерьез думаешь, что мы разрешим несовершеннолетней дочери уехать с парнем и жить с ним без заключения брака? – нахмурился отец.

- Мы можем жить не вместе, - пробормотала я и тут же поняла, насколько глупо это прозвучало.

- Дана, ты сама-то в это веришь? – покачала головой мама. – А потом вдруг появится особая причина, но Циприан решит, что еще слишком молод, чтобы жениться и стать отцом. И ты останешься одна – с ребенком и со слепым драконом. В чужом городе, без помощи и поддержки.

- Мама!

- Нелла Нирана!

Мы с Циприаном выкрикнули это одновременно, но мама остановила нас жестом.

- Если вы считаете себя взрослыми, давайте и говорить будем по-взрослому. Когда мужчина и женщина любят друг друга и живут в одном доме, они рано или поздно окажутся и в одной постели. А от этого – надеюсь, вам известно – бывают дети. Объясните, зачем надо уезжать? Ты можешь жить у бабушки Даны, Циприан.

- Я предлагала, - сконфуженно сказала я, глядя себе под ноги.

- Значит, все дело в слухах и сплетнях? Стыдно жениться на девушке с больным драконом?

- Не только, - возразил Циприан. – Я хочу добиться чего-то на новом месте. Не как работник у своего брата.

- Вот как? – отец приподнял брови. – Это похвально. Но сейчас на этом самом новом месте тебя никто не ждет. А ты собираешься тащить туда девчонку, которая даже школу не закончила, и слепого драконьего щенка. Поэтому наш ответ – нет.

- Отец!

- Подожди, Дана, дай договорить. Сейчас – нет. И даже чтобы мыслей не было убежать без разрешения. Через год ты окончишь школу, Готрис подрастет. Если к этому времени Циприан найдет подходящее жилье и работу, позволяющую обеспечивать вас обоих и дракона, и ваше желание быть вместе не пропадет, мы дадим разрешение. Я сам привезу тебя с Готрисом в Неглис. Ну а там, если что, разрешение на брак получите сами.

- Год… - разочарованно протянула я.

- Это не так уж много, Дана, - поддержала отца мама. – Не настолько много, чтобы убить чувства. Разлука для любви – как ветер для костра. Маленький задует, большой – наоборот, раздует сильнее. Если год для вас непомерно долго, вы потом скажете спасибо, что мы не позволили тебе уехать сейчас. Вы еще слишком юные, в этом возрасте все так быстро меняется.

Циприан попрощался и ушел. Мне не хотелось оставаться с родителями, возможно, отвечать на какие-то вопросы, выслушивать советы и наставления. Заглянув в свою комнату, где Лаймон читал Готрису очередную нравоучительную книгу, я вышла на крыльцо, присела на ступеньку.

Слезы по-прежнему плескались где-то на поверхности. И все же странным образом я испытывала не только разочарование, но и облегчение, потому что поняла: уехать из родного города сейчас или даже через месяц не готова. Хоть и считалось, что девушка, у которой появился свой дракон, становится взрослой, я этого еще не почувствовала. А ведь он мог появиться у меня и в десять лет, как у бабушки: это был нижний предел возраста, когда можно отправиться за яйцом.

Я представила, как мы с втроем приезжаем в Неглис, где, по словам отца, нас никто не ждет, бродим по улицам, пытаясь найти комнату. Потом Циприан день за днем ищет работу, а деньги тают, как снег под весенним солнцем… И хорошо еще, если он действительно будет искать, а не ждать, пока работа найдется сама.

Как ни грустно было расставаться с Циприаном, я все же согласилась с тем, что родители приняли мудрое решение. Если он действительно захочет, чтобы я приехала к нему, а потом стала его женой, будет стараться обеспечить нам с Готрисом достойное существование. Ну а если нет, если наши чувства не переживут этой разлуки, чего же они тогда стоят?

Впрочем, было кое-что еще. Да, я была влюблена в Циприана, но пока не успела вжиться в эту влюбленность, прорасти в нее. Все получилось слишком быстро, это пугало. Он всегда был для меня лишь другом, и только этим летом я начала испытывать к нему что-то большее – но еще по-детски несмелое. Ну вот никак не получалось представить себе «взрослые» отношения с ним, хотя, разумеется, я знала, как это все происходит.