Дракон которого никто не видел

Когда-то давно...

Он был драконом. Не просто драконом, а одним из Древних, чья сила рождала легенды. Но в эпоху Великой Раскола он совершил непростительное — предал свой род, чтобы спасти гибнущее эльфийское поселение. Разгневанные сородичи не убили его. Они наложили Проклятие Разделения: навеки заточили его сущность в хрупкую человеческую оболочку, лишив истинной формы и большей части силы. Имя его было стёрто из памяти мира, а голос отнят, чтобы он не мог никому поведать свою правду.Война закончилась. Драконы исчезли, и он остался один — вечный скиталец, последний из своего рода, несущий груз вины перед теми, кого больше нет.

Глава 1.Так проходит вечность

Я не помню, сколько лет уже играю в карты с этим стариком.

Тысячу зим назад люди падали ниц, едва заслышав шум моих крыльев. Теперь я сижу в душной хибаре, сжимая в пальцах потрёпанные карты, а дед орёт на меня, как на воришку:

— Эй, Барсик, ты что, мухлюешь?!

Я бы мог спалить его бороду и всю чертову деревню одним выдохом. Но вместо этого лишь вздыхаю и подбрасываю ему ещё одну монету.

Так проходит моя вечность.

Дед не видит разницы между мной и дворовым котом. Для него я — просто «Барсик», бездомный дурачок, которого он пригрел. Скоро он начнёт рассказывать ту самую историю, которую я слышал миллион раз — про свою молодость, про жену, про то, как «раньше трава была зеленее». Потом захрапит в кресле, а я буду смотреть в окно, где луна висит так же высоко, как и в те времена, когда драконам ещё поклонялись.

Но сегодня вечер прерывается.

Дверь с треском распахивается, впуская порыв ледяного ветра. На пороге — девица с задранным носиком.

— Дедуля, ты меня не ждал? А я приехала! — её голос звенит, как надтреснутый колокольчик. — Думала, как тут мой старичок поживает!

Потом её взгляд падает на меня.

— А это ещё что за проходимец?

Дед даже не поворачивается, лишь хмыкает:

— Опять уволили?

— Ну, дедуль, не начинай...

— Сколько в этот раз? Пять лет? Долго для тебя. Я уж думал, ты померла на задании.

— Ты невыносим, старик!

Я наблюдаю. Дерзкая. Наглая. Совершенно несносная.

Сразу видно — семейное.

— Ну, рассказывай, за что на этот раз? — дед щурится, разливая по кружкам что-то, что он гордо называет «вином».

Девушка плюхается на лавку, отбрасывая со лба прядь чёрных волос.

— Не за что, а за кого.

— Ага. — дед хмыкает. — Опять принца?

— Он сам напросился! — она скрещивает руки. — Устроил проверку магов, а когда я доказала, что его амулет — подделка, обозвал меня выскочкой. Ну, я и... напомнила ему, чем закончился последний турнир, где он «победил». Всем же известно, что его соперника отравили.

Дед вздыхает так, будто это уже тысячный раз.

— И что, прямо при дворе?

— При всём дворе. — её глаза сверкают. — Но это не главное. Главное — я была права. Амулет и правда оказался фальшивкой.

— И что, тебя за правду выгнали? — дед качает головой.

— Нет. Меня выгнали за то, что я сказала: «Если королевству нужны лжецы вместо волшебников, то скоро оно падёт». Дословно.

Дед закрывает лицо ладонью.

Вот и всё. Теперь она останется здесь. Надолго.

Я смотрю на неё исподлобья. Сильная. Дерзкая. Опасная.

Если она волшебница, то рано или поздно почувствует мою природу. И тогда...

Но нет. Она даже не смотрит в мою сторону. Для неё я — просто тень в углу, жалкий «Барсик», ничтожный человек, которого дед по какой-то прихоти держит рядом.

Может, так и лучше.

Дед вздыхает и ставит перед ней кружку.

— Ладно. Значит, теперь ты тут.

— Ненадолго! — она фыркает. — Как только этот шум уляжется, я найду себе новое место. В столице полно глупцов, но есть и те, кто ценит настоящих специалистов.

Ненадолго...

Я почти радуюсь.

Но тут дед кашляет в кулак и говорит то, от чего у меня сжимаются когти под кожей:

— Тогда возьмёшь Барсика с собой.

Тишина.

Девушка медленно поворачивает голову в мою сторону.

— ...Что?

— В столице тебя ещё долго жаловать не будут, — дед хлопает кружкой по столу, — а вот здесь делов — в невпроворот. В соседнем поселении маги-оборотни прохода не дают. К нам торговцы уже перестали ходить. Надо бы тебе разобраться.

Девушка закатывает глаза.

— Дед, это всё ладно... А что это за «Барсик»? Ты совсем с ума сошёл, старый?

— Ты давай старшим не дерзи! — дед стучит костяшками по столу. — Ничему тебя родители не научили, выросла на мою голову, а я теперь страдаю! Думаешь, я вас, нахлебников, всю жизнь тут кормить буду? Это не перевалочная база!

Он тычет пальцем в мою сторону.

— Барсик — хороший. Вон какой здоровый! Подсобит тебе, а ты с ним монеткой поделишься.

Девушка медленно поворачивается ко мне. Её взгляд скользит по моей тощей фигуре, задерживается на выцветшей рубахе и потрёпанных сапогах.

— Тебя что, реально Барсик зовут?

Я открываю рот, пытаюсь произнести своё имя — но язык не поворачивается. Будто кто-то сжал горло.

— Да нет, просто...

Голос срывается. Проклятие.

Девушка фыркает и поворачивается к деду.

— «Здоровый»? Да он хиляк! Не сегодня-завтра помрёт!

— Да ты погляди! — дед упрямо тянет меня за рукав. — Он бравый. Молчаливый, правда, но хорошо играет в карты. Мухлюет только, засранец.

— Эй, дед! — я наконец выдавливаю из себя возмущение. — Если ты всё через три секунды забываешь, это не значит, что я мухлюю!

Девушка поднимает бровь.

— Ну ты погляди на него, — дед довольно хлопает меня по плечу. — Дерзкий какой! Пусть с тобой проветрится. Может, начнёт уважать тех, кто его кормит.

Я смотрю на девушку. Она смотрит на меня.

Тишина.

Потом она вздыхает, откидывается на спинку лавки и говорит то, от чего у меня сжимается желудок:

— Ладно. Пусть тащит мои вещи.

— Я не слуга! Я вообще-то...

Голос срывается. Опять. Я сжимаю кулаки, но слова застревают в горле, как всегда. Проклятие.

— Ты лентяй! — дед стучит по столу, будто это окончательный приговор. — Твои эти лапища — они же ни на что не приспособлены! Я даже работу придумать для тебя не могу!

Девушка резко поворачивается:

— Лапища?!

Её взгляд прилипает к моим рукам. Я невольно прячу их под стол.

— Да не в лапищах дело! — дед машет рукой. — Ты на него посмотри — куда его возьмут? А на мою пенсию я уже его не прокармливаю. Поэтому — давай, пойдешь с внучкой.

Он кивает в её сторону:

— Девка, конечно, несносная, но талантливая. Ты там ей подсоби. Она же с людьми говорить вообще не умеет — куда ни придёт, отовсюду её гонят.