- А ты ничего.
Дракон оглядел меня с ног до головы.
Желтые глаза прожгли насквозь. Зрачки сузились, превратились в черные острия. В человеческом обличье мой собеседник выглядел не менее жутко, чем в истинной животной ипостаси.
- В каком это смысле? – спросила я и попятилась.
Пол башни ожег ступни холодом. Свадебные туфли с подошвой из тонюсенькой кожи совсем не грели.
- Я думал, будет овца или корова. Обычно их в жертву приносят.
Дракон обошел меня по кругу. Принюхался. Затрепетали ноздри на красивом, но холодном лице. В его выражении не было и капли человеческого тепла или понимания.
Ни грамма сочувствия.
Я уже поняла, какую допустила ошибку. Но что мне было делать? Избежать свадьбы с Дорнаном я желала более всего на свете, а за такие желания часто приходится платить…
- В жертву? - Меж лопаток сбежал ручеек холодного пота. – Я думала, что приношу в жертву богине дары…
- Дары? – перебил меня дракон и расхохотался. Эхо его голоса прокатилось под сводами башни, искаженное и пугающее. – Неужели ты думаешь, что жалкая горсть орехов и ягод – это дары, достойные великой Осенней Матери? И даже золото - та жалкая побрякушка, оставленная тобою на алтаре – это не достойный дар.
Мне стало больно, ведь «побрякушкой» был мамин браслет – единственное, что осталось у меня в память о ней. Самая дорогая на свете вещь.
И я отдала ее!
- Я принесла в жертву самое ценное, что у меня было, - сказала я дракону, чувствуя, как в груди поднимается волна возмущения.
- Правильно. – Мой похититель прищурил глаза. В его безжизненном взгляде промелькнуло лукавство. Кажется, ему нравилось издеваться надо мной. – Все правильно! Ты принесла в жертву самое дорогое, что у тебя есть – саму себя.
- Пожалуйста, Осенняя Мать… - Я положила на гладкий камень горсть орехов, глянцевые каштаны, алые рябиновые ягоды. – Прими мои дары и помоги мне. Даруй избавление…
Это заброшенное место я отыскала случайно. Осенней Богине в Таргаре давно никто не поклонялся. Благородные тэры и тэрьи ходили в храм Одинокого Бога, однако, простой люд еще помнил четверку старых божеств, как бы с ними ни боролись. Простолюдины проводили свои ритуалы втайне – дома, когда никто не видит, или глубоко в лесных чащах.
Про этот старый алтарь мне рассказала Тива – моя служанка. Она узнала про него от своей бабки, но сама лично в глаза не видела… Все же она дала мне надежду. Последнюю.
Чтобы найти древний камень, затерянный в лесу, мне пришлось перелопатить мамину библиотеку и отыскать ее дневник с записями и картой дремучего леса, окружающего наш замок. И главная загвоздка заключалась в том, что я не должна была себя выдать, ведь если отец узнает про мамину тайную комнату, он запрет мне туда ходить, а книги…
Боюсь, все научные и магические книги он и вовсе уничтожит. Колдовство ведь не поощряется, а мама…
Мама была колдуньей. Теперь я это знаю. Потому что перед тем, как исчезнуть, она подарила мне ключ от своей библиотеки и оставила записку, в которой просила простить ее и никогда не предавать себя…
- Тэрья Лина! Тэрья Лина! – раздался из-за деревьев тонкий голосок верной Тивы. Она выбежала на поляну и опустилась возле меня на колени. – Отец и жених ищут вас. Скорее…
Над кронами древних дубов и ясеней пронеслась надрывная песнь. Отозвались ей из чащи собаки.
Охотничий рог отца я узнала безошибочно. И звучал он совсем близко. Нельзя выдать место…
Бросив последний полный надежды взгляд на свои нехитрые приношения, я подхватила подол и поспешила за Тивой. В последний миг вернулась, передумав.
- Куда же вы, тэрья? – испугалась служанка. – Если вас тут найдут…
- Я сейчас.
Под рукавом теплого платья из сиреневой шерсти блеснул мамин браслет. Тусклое золото, украшенное символами небесных светил - чередующихся лун и звезд - нагрелось о кожу и будто приросло к ней. Такое родное… Но мне нужно было задобрить Осеннюю Мать чем-то стоящим. Вряд ли найденные наспех орехи и ягоды могли действительно впечатлить ее.
- Но… это же от вашей матушки… - Бездонные глаза Тивы стали круглыми. – Последняя память…
- Тэр Дорнан все равно не позволит мне забрать его и носить. Скажет – ведьмовское. Проклятое. Черное. - Стащив браслет с руки, я вернулась к алтарю и быстро положила его между рябиновой гроздью и аккуратной кучкой фундука. Подумав, на всякий случай прикрыла все упавшими с дуба листьями. – Вот так. А теперь идем.
Конь отца стоял за деревьями, совсем рядом. Огромный, как скала. Чуть поодаль грыз удила огненно рыжий жеребец тэра Дорнана Трейна. Отец и жених спешились возле тонкого ледяного водопада, змеей сползающего со скалы.
- Лина! А мы тебя чуть не потеряли! – воскликнул отец, как всегда бодрый и радостный. – Где ты была?
Он всегда обожал осенние охоты и следующие за ними пышные застолья, когда урожая и зверья еще много. Когда можно позволять себе праздники хоть каждый день.
- Искала поляну с розовыми амарантами, - соврала я на ходу. – Очень хотелось на них взглянуть.
Сказала и осеклась, встретившись глазами с Дорнаном. Он смотрел на меня с недовольством и высокомерием, как на провинившуюся прислугу.
- Юной деве не пристало шататься по лесу одной, - отчитал строгим тоном. – Это неприлично.
Я опустила глаза, промолчала в ответ. Спорить было нельзя – себе дороже.
Под ногами ветер шевельнул сухие листья.
Легкий ветерок осени… А в сердце буря! Я поглядывала из-под опущенных век на Дорнана и думала, что не хочу подавать ему руки перед алтарем. Не желаю, чтобы он нес меня из храма, сажал рядом с собой за свадебным столом, прикасался, целовал…
И ночью…
О том, что у нас будет брачная ночь, даже подумать было жутко. Ведь жених не рождал в моей душе ни нотки симпатии, ни отголоска того сладостного чувства, которое люди зовут влюбленностью.
Бабочки в животе…
Внутри меня сейчас лишь мертвые осенние листья, сухие и колючие. И все тело сводит от каждой мысли про будущую жизнь в роли покорной и бессловесной жены тэра Дорнана Трейна. Он будет делать со мной все, что захочет. Он из тех мужчин, что считают женщин своею собственностью и ставят вровень со скамейкой или плошкой – с безжизненной домашней утварью, нужной лишь для того, чтобы использовать по назначению…
О назначении этом не хотелось и думать!
Тива привела мою кобылу и придержала стремя, помогая взобраться в седло. Отец вновь протрубил в рог, призывая собак. Тэр Дорнан запрыгнул на своего жеребца. С седельного крюка свисали связанные за лапы тушки добытых кроликов и фазанов.
- Погода портится, - сообщил отец. – А в замке нас ждет сытный ужин… - Он хлопнул по шее рыжего скакуна будущего зятя. – Добрый конь.
- Привезен с востока и стоит своих денег, - не без гордости объявил жених.
А я грустно отметила про себя, что в плане любви даже с этим конем никогда рядом не встану. Его мой муж будет любить и ценить гораздо больше.
Я не придумала все это, нет! Мой страх рос и подпитывался словами и планами на будущее самого Дорнана. Он не скрывал отношения ко мне. Он вполне искренне говорил, что запрет меня в женских покоях с горстью служанок и не позволит ездить верхом. Не позволит гулять по лесу и заводить подруг. Не позволит читать книги – ведь это так опасно и разрушительно для неокрепшего разума молодой жены!
Он говорил все это не мне, но при мне. А я слышала, слушала и ужасалась. Я смотрела на начатый холст, стоящий на мольберте в моей комнате и понимала, что эта картина станет последней, которую я напишу в своей жизни. Да и самой жизни больше не будет – останется лишь существование, пустое и тоскливое, не имеющее никакого смысла.
И все же была у меня одна надежда.