Дракон-полиглот, или Мой сожитель — древнее чудовище

Пролог: Пепел библиотеки

Пламя не щадило ничего. Оно пожирало вековые манускрипты, испепеляло резные деревянные стеллажи, лизало сапфировые колонны свода, оставляя на них черные, дымящиеся подпалины. Воздух, некогда напоенный ароматом древней кожи, ладана и знания, был густ и ядовит — визгливый коктейль из гари, горящего пергамента и боли.

Аррион, чьи лапы с грохотом, заглушаемым ревом огня, вдавливались в раскаленный мрамор пола, не видел пламени. Он чувствовал его. Каждый язык огня был иглой, вонзающейся в его сознание, каждый треск рушащейся балки — стоном умирающего друга. Его библиотека, его мир, его жизнь — всё обращалось в пепел.

Вокруг, в клубах дыма, мелькали тени. Не тени пламени, а быстрые, безжалостные силуэты в латах из обсидиана и стали. Охотники. Они не кричали, не произносили боевых кличей. Их работа была тихой, методичной, как чума. Они не просто убивали драконов. Они вырезали им сердца, источники магии, оставляя после себя лишь пустые оболочки, холоднее камня.

Ранение на плече, куда впился отравленный гарпун, пылало адским огнем, но физическая боль была ничтожна по сравнению с болью душевной. Он видел, как пал старый Хранитель Кельдор, прикрыв своим телом вход в Сокровищницу Грамматики. Видел, как юная Ариэль, едва научившаяся складывать руны в песню, была пронзена копьем, и её светлая, певучая магия разорвалась и угасла, словно хрустальный колокольчик.

Нет. Нет времени для скорби. Только скорость. Или смерть.

Его зрение, обостренное до предела драконьей природой, выхватывало из хаоса не свитки — их было не спасти. Оно находило артефакты. Камни Знания, в которые были вплетены самыми первыми Хранителями основы всех языков, математики, звёздных карт. Они были небольшими, холодными на ощупь, но в них бился пульс всей его цивилизации.

Один. Камень Истока, излучавший тихую, ровную ноту, фундамент всех лингвистических конструкций. Аррион схватил его когтистой лапой, бережно, словно птенца, и швырнул в кожаный мешок, висевший у него на шее.

Два. Сердце Памяти, мерцающий обсидиан, хранящий летописи великих переселений. Он лежал среди обломков алтаря. Гарпун просвистел в сантиметрах от головы Арриона, когда он наклонялся за ним.

Три. Око Пространства, позволявший находить пути между мирами. Он всё ещё парил под самым сводом, в центре энергетического вихря, созданного агонией библиотеки. До него было невозможно дотянуться.

«Ар-Рионн'акх!» — его Истинное Имя, полное и гордое, прозвучало в его сознании, как удар хлыста. Это был мысленный приказ старейшины. «Уходи! Ты — последний. Знание должно жить!»

Гнев, древний и яростный, поднялся в нем. Он был воином. Он должен был сражаться, должен был умереть здесь, с оскаленными зубами, а не бежать, как побитый щенок, унося в мешке осколки былого величия.

Но он был Хранителем. И долг оказался сильнее ярости.

С оглушительным ревом, в котором смешались вся его боль, отчаяние и непоколебимая воля, он взмыл вверх. Раскалённый воздух бурлил под его мощными крыльями, раздувая пламя до белого каления. Он пробился сквозь огненный смерч, его чешуя, черная, как сама ночь, трескалась и плавилась. Он протянул лапу — и коготь едва зацепил холодную поверхность Ока Пространства. Артефакт с резкой болью впился в плоть, но он не отпустил его, швырнув в ту же сокровищницу-мешок.

Оглянулся на последнее мгновение. Величественный зал, где он провел столетия в изучении и медитации, рушился. Огненные балки падали вниз, погребая под собой и драконов, и охотников. Это был конец. Последний аккорд великой симфонии его народа, обращенный в грохот и треск. Он видел, как плавится золото заклинаний на стенах, как чернеют и рассыпаются в прах фрески, повествующие о рождении звезд. Он видел гибель памяти, и это было больнее, чем любая рана.

Но для него — начало.

С ещё одним гарпуном, вонзившимся ему в бедро, он выбил огромное витражное окно, изображавшее карту звёздных путей. Стекло, синее и золотое, рассыпалось миллиардом осколков, словно сама вселенная разлеталась на части. Холодный ночной воздух обжег его легкие, смешавшись с дымом и пеплом. С последними силами он набрал высоту, уходя от адского света горящей цитадели в спасительный мрак.

Он летел, не зная куда, ведомый лишь инстинктом выживания. Кровь струилась по его боку, яд с гарпуна пожирал его изнутри, а в ушах стоял оглушительный звенящий звук — звук тишины, наступившей после гибели мира. Тишины, в которой больше не слышно ни шепота мудрецов, ни шелеста страниц, ни песни созвездий.

Он сжал в лапе мешок с тремя камнями. Они были холодны и тяжелы. В них не было утешения. В них не было надежды. В них был лишь долг. Долг, тяжелее горы, и одиночество, холоднее межзвездной пустоты.

«Я — Аррион, последний Хранитель Клана Черных Драконов, — прошептал он в ночь, и слова его были не звуком, а клятвой, выжженной в самой душе. — Пока я жив, знание не умрет. Я сохраню его. Я найду путь. Даже если этот путь будет лежать через века тьмы и чужие миры».

И он летел, оставляя за собой дымный шлейф своей погибшей жизни, одинокий, раненый зверь, несущий в себе всю мудрость и всю скорбь исчезнувшей расы. Охота началась. И он был теперь и охотником, и добычей, и библиотекой, и её единственным читателем. Впереди была лишь ночь, а в его сердце — три холодных камня, которые были ему и могилой, и колыбелью.

Глава 1: Объявление о соседе

Три чашки кофе, выпитые с утра, больше не делали своего. Они превратились в липкую, кислую тяжесть на дне желудка и в лёгкое, навязчивое дрожание кончиков пальцев, лежавших на клавиатуре. Варя смотрела на экран, где в документе под устрашающим названием «Диссертация_Черновик_Варя_ФИНАЛ_правка_новый_2» мерцал курсор. Он замер в конце фразы: «...что, в свою очередь, позволяет нам предположить наличие неочевидной грамматической кальки в аккадских текстах периода...».

Периода чего? Мысль упрямо уползала, как сытый уж, не желая шевелиться и выдавать ни капли нового смысла. Она знала, что должна. Дедлайн по подаче первой главы научному руководителю, профессору Орлову, висел над ней дамокловым мечом, скованным из папок с распечатками и чувства вины. Но мозг, перегруженный лингвистическими схемами, парадигмами спряжений и таблицами исключений, бастовал.

Она откинулась на спинку стула, заставив его жалобно скрипнуть, и провела рукой по лицу. Комната, она же гостиная, она же спальня, она же кабинет, давила на неё. Однокомнатная квартирка в панельной многоэтажке, доставшаяся по завещанию от бабушки, была завалена книгами. Они лежали стопками на полу, выстраивались в шеренги на подоконнике, пожирали пространство на обеденном столе, который давно не видел еды. Пахло старой бумагой, пылью и лёгким, едва уловимым ароматом отчаяния аспиранта на грани нервного срыва.

Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. Не звонок, а настоящий раскат грома, нарушающий благоговейную, наполненную умственным трудом тишину. Варя нахмурилась. Она не ждала никого. Курьеры обычно звонили заранее, а друзей... Друзей у неё, если честно, почти не было. Вернее, был один. Единственный.

Она подошла к двери, встала на цыпочки и посмотрела в глазок. Искажённое широкоугольной линзой, но до боли знакомое лицо Лёши Белова расплылось в улыбку.

— Открывай, учёный светило! Несу провиант и душевное тепло! — донёсся из-за двери его голос.

Варя с облегчением повернула замки. Дверь открылась, и в квартиру вкатился, словно свежий, шумный ветер, её лучший и, по сути, единственный друг. Лёша был её полной противоположностью: высокий, дородный, в мешковатой толстовке с капюшоном, на которой был изображён пиксельный единорог, и в выцветших джинсах. В одной руке он держал увесистый пластиковый пакет, откуда доносился бодрящий запах свежей выпечки, в другой — ноутбук.

— Чтоб тебя, — беззлобно выдохнула Варя, пропуская его. — Я же сказала, что сегодня мне нельзя отвлекаться. У меня... ну, ты знаешь.

— Знаю, знаю. «Диссер, горит, мир рушится». Слышал эту песню. — Лёша прошёлся взглядом по книжным завалам и покачал головой. — Варь, тут жить нельзя. Тут можно только медленно сходить с ума, погребённым заживо под завалами знаний. У тебя пыль на пыли и пылью погоняет. Где ты спишь-то, кстати?

— На диване, — буркнула Варя, указывая на бесформенный предмет, на две трети скрытый под стопками журналов и распечаток. — А ты не заходи, тогда и не увидишь.

— Нельзя так, — с искренней болью в голосе произнёс Лёша, расчищая место на столе для своего ноутбука и пакета. — Человек — существо социальное. Ему нужно общение, пища, сон. А ты у себя в этой берлоге только древними аккадцами питаешься. На, держи, ещё тёплый.

Он протянул ей бумажный пакет. Варя заглянула внутрь. Пахучая, с хрустящей корочкой ватрушка с творогом. Желудок предательски заурчал, напоминая, что с утра она ограничилась тремя чашками кофе и сухим печеньем. Она сдалась, взяла ватрушку и откусила большой кусок. Сладость, жир, тепло... Это было блаженство. Простое, примитивное, но такое необходимое.

— Спасибо, — пробормотала она с набитым ртом.

— Не за что. А теперь садись и слушай голос разума, — Лёша уже раскрыл ноутбук, и экран ожил, показывая браузер с десятком открытых вкладок. — Мы сегодня решаем твой жилищный вопрос. Окончательно и бесповоротно.

Варя поморщилась. Это была их старая, как мир, тема для споров.

— Лёш, ещё раз... Я не могу. Аренда тут бешеная, одна я не потяну. А снимать что-то ещё дальше от университета... я буду по четыре часа в день в транспорте торчать. У меня нет на это времени.

— Именно поэтому, — Лёша ударил пальцем по столу для пущей убедительности, — тебе нужен сосед. Съемщик. Человек, который будет делить с тобой эту самую бешеную аренду и, возможно, наведёт тут какой-никакой порядок.

— Сосед, — с нескрываемым скепсисом повторила Варя. — В однокомнатной квартире? Это как? Делить диван? Или мне в ванной спать?

— А ты не заметила, — Лёша обвёл рукой комнату, — что у тебя тут, по сути, уже две комнаты? Смотри.

Он встал и начал расхаживать, жестикулируя.

— Вот эта часть, от дивана до кухни — гостиная. А вот эта, — он указал на застеклённую лоджию, заваленную книгами так, что за стеклом почти ничего не было видно, — идеальное место для спальни. Ставим туда раскладушку, ширму какую-нибудь, небольшой шкаф — и вот тебе личное пространство. Всё гениальное — просто.

— На лоджии? Зимой? Я замёрзну, как академик в царской России.

— Купишь обогреватель. Это дешевле, чем доплачивать за отдельную квартиру. Варя, я серьёзно. Ты не представляешь, сколько я уже просмотрел объявлений. Люди ищут себе варианты. И я нашёл... кое-что интересное.

Он повернул ноутбук к ней. На экране было открыто объявление на одном из популярных сайтов по аренде.