Дракон проснулся

Глава 1. Преданность и предательство

1

— Ты непристойная! — шептал я, наклоняясь к её виску, запечатлев на смуглой до неприличия коже тёмный поцелуй. Я видел, чувствовал второй сущностью, как в том месте, где чёрного завитка волос коснулись мои губы, вспыхнул огненный цветок.

— Мне больно, — дёрнулась она, но из моих объятий выскользнуть тяжело. Особенно если я того не желаю.

— Терпи, тебе же всегда нравилось ходить по краю, ваше высочество.

Я вёл в танце легко, непринуждённо, мы едва касались ногами паркета. Все взгляды были прикованы к нам, красивой паре, разлучённой перед самой свадьбой. Теперь она отдана другому, я — свободен. Дракон всегда свободен, иначе это не дракон, а ручной зверёк.

И всё же наши тайные отношения меня тревожили, как беспокоили мореплавателя раскаты далёкого грома. Ещё море спокойно, ещё горизонт чист, но вот-вот это изменится. К худшему.

Драконы всегда предчувствуют беду. И в тот раз, как всегда, это ощущение скорого наступления зимы меня не подвело.

Всё произошло пару лет назад, и ныне мы тщетно делали вид, что давно охладели и лишь поддерживаем куртуазную игру ради приличий. Так положено в высшем свете: настоящие любовники на людях предстают равнодушными друг к другу, мы же, напротив, стараемся флиртовать на грани неприличия, чтобы потешить сановников его величества и жадных до сплетен придворных дам.

— Он вызовет тебя на дуэль и умрёт за меня, — улыбнулась моя красавица-принцесса из далёких земель с ледяным спокойствием, так не шедшим к её пылкому нраву.

Пусть за глаза её называли “ящеркой” за юркость движений, острый взгляд и кожу, тронутую солнцем больше, чем того позволяла чистота крови, я и в этом видел особый знак. Ящерица и дракон — существа одной масти. Нам не требовалось слов, чтобы понимать друг друга.

Вот сейчас в стальных глазах моей принцессы вспыхнул интерес. Она обожала, когда ради неё лилась кровь, хотя и знала, что никому из ныне живущих не дано убить дракона.

— За два года супружества тебе уже надоел муж? Я тебя понимаю, сановитость никак не знак хорошего любовника, говорят, его высочество женат на политике, а уж красавица она или нет, ему без разницы.

Я говорил и улыбался, словно отвешивал комплименты, хотя видел, что слова ранят. Принцесса обязана быть красивой и счастливой.

Мы кружились все быстрее, сейчас она пожалуется на головную боль и упадёт в обморок, чтобы мои руки обвили её тонкий стан. Дабы я подхватил её хрупкое тело, сотканное из паутинок в волшебном лесу, и быстро отнёс к оттоманке в углу. Она положит руки мне на плечи и, не открывая глаз, произнесёт его имя.

Захочет вернуть ту боль, которую я ей оставил два года назад.

Керик Морихен, лорд Высшей печати, его высочество, ставший таковым лишь благодаря женитьбе на дочери короля, появится нескоро. Он не интересуется той женщиной, которую должен был осчастливить я.

Это мирило меня с действительностью. Если бы они полюбили друг друга, я бы сжёг дотла их обоих.

— Я устала, мне дурно, — сердито остановилась она и оттолкнула, положа руку себе на лоб. К ней тут же подбежали личные фрейлины, чтобы помочь госпоже, и сегодня она приняла их помощь так скоро, словно была обычным человеком. Слабой женщиной, выданной замуж против её воли, по приказу его величества, Аелиса Второго.

— Благодарю за танец, Геранта. Ваше высочество. Надеюсь, скоро вы придёте в себя.

Я поклонился глубже обычного, будто смущённый своей дерзостью, ведь я назвал её по имени. Я больше не имел на это права. А она могла позвать меня, когда угодно, и знала, что я прилечу с первым порывом ветра.

Никто бы в целом королевстве не устоял против таких пронзительных серебряных глаз, как у моей принцессы Геранты, и хоть внешне она была едва ли признанной красавицей из-за примеси восточной крови, я всё равно считал ей раскосые глаза прекрасными, а маленький пухлый рот — источником своей душевной боли.

Солёным, как новомодная карамель.

Никто за все время моей жизни, а я жил дольше обычных смертных, не возбуждал во мне такого острого желания обладать обычной женщиной. Впрочем, Геранта не совсем обычна: говорили, что её мать — опальная королева соседней страны — была той ещё ведьмой. И дочь кое-чему обучила.

Хотя, должно быть, это слухи: ни она, ни я ничего не могли поделать с желанием короля выдать замуж принцессу, приходившуюся ему двоюродной племянницей, за сына своего верноподданного и полезного во всех отношениях сановника.

И я продолжал желать её. Только её, всецело, не напоказ, а на самом деле. Она была бы лучшим сокровищем моей берлоги, моего логова, которое я соорудил в родовом замке на Остром Пике.

Туда я и хотел унести её, покатать на широкой спине, как когда-то обещал, чтобы и она увидела, что небо прекраснее земной тверди, потому что там царит истинный дух свободы. Там нет никаких королей с их мелочными желаниями.

Но все эти мечты, а Драконы умеют грезить о будущем, пошли прахом. Красота мира померкла, даже моя сокровищница больше не блистала как раньше. Геранта вышла замуж за старшего сына рода Морихен, чьи отцы всегда считались на одну ступень по знатности и богатству ниже королей Вечного мира.

Знатные рода всегда жаждут объединиться, это правильно.

— Она больше не твоя, Дэниел.

Молчаливый советник короля по вопросам внутренней политики, его Тайное око, подошёл неслышно. Но он всё всегда видел и запоминал, работа у него такая. Потому как если сам незнатен достаточно, чтобы грешить, надо ловить тех, кому это позволено. И докладывать королю или Совету так, будто речь шла не о супружеской измене, а о государственной.

— Я знаю, милорд Рикон.

Внешность у Второго Советника была неприметной, как и положено. Низкорослый человек с жидкой бородкой и большими грустными глазами совсем не казался ни опасным, ни особо проницательным, но личина часто бывает обманчива.

— Благодарите наследника, что вам позволили вернуться ко двору. Если бы не венценосный мальчик, прозябать вам в Остром Пике до конца вашей долгой жизни. Кстати, сколько вам сейчас?

Глава 2. Настоящее. Пробуждение

1

Сначала появился запах. Знакомый, приторный, с прохладцей, с мятными нотками, словно берёшь в рот леденец и разгрызаешь его, добираясь до сладкой тягучей начинки.

Так пахла она. Геранта.

Я узнал бы её запах везде. Я мог бы воскреснуть, только учуяв его рядом. В этот раз так и произошло.

Прошлое возвращало меня к себе постепенно, подкидывая образы то улыбающейся Геранты, протягивающей ко мне изящные тонкие руки, то плачущей принцессы, на лице которой возникала гримаса боли, и я целовал её онемевшие от холода пальцы, согревая их жаром своего дыхания.

Геранта не выносила холода, она была восточным экзотическим цветком, юркой ящерицей, греющейся под пламенем Дракона и не боящейся сгореть. Это была её главная ошибка.

Я открыл глаза в кромешную тьму с полным осознанием, что отныне моя жизнь будет посвящена ей. Мести.

Я отдохнул, я был готов действовать немедленно, но в моих жилах текла особая кровь. Как говорил мой внезапно растворившийся в предрассветном тумане отец: «Ты не только взял от Драконов огонь, извергаемый из пасти, в твоих жилах течёт лёд, потому ты можешь ждать подходящего момента годами. Если бы короли знали тебя лучше, они бы боялись куда больше твоей тени, чем моего появления».

Но сейчас я был не готов ожидать годами того, что находится так близко. Её запах манил, звал меня за собой, он чувствовался так явно, словно Геранта была неподалёку. Кто знает, сколько прошло времени с того момента, как войска Аелита Второго шли к Острому Пику, чтобы разрушить мой замок и забрать мои сокровища?

Сколько бы ни прошло, но все уже обо мне позабыли, такова магия Драконов. Спящий ящер, а мы можем засыпать только в зверином обличье, хранит туман, забирающий память у случайных и неслучайных прохожих, попадающих в его невидимые лапы.

Я встряхнул могучей головой, словно в уши затекла вода, возвратил себе способность чувствовать тело и громко фыркнул. Из ноздрей выстрелил пар, значит, всё в порядке, огонь в груди работает, я готов встретить обидчиков и покарать их по древнему закону.

Стряхнуть с себя большие камни, под которыми когда-то я себя похоронил, было столь же нетрудно, как ребёнку разрушить деревянные кубики. Я взмыл в пропахший гарью и разрушением воздух, пока не выдавая себя рёвом. Геранта была в воздухе, высоко в небе, я знал, где она прячется, и был готов этим воспользоваться.

Возможно, это мне снится. Даже наверняка, потому что люди не могут подниматься в воздух без помощи Дракона.

Небо принадлежит птицам и нам. Нам даже больше, мы питаемся лунным светом, ночное светило куёт нам броню, отражающую его лучи от холодной чешуи и возвращающий ночному миру ту магию, которую он щедро проливает с небес.

Сны Дракона — её часть. Они питают мою силу, позволяя жить без еды и питья. Спать и видеть сны.

Иногда сны так похожи на реальность, но мой не был таковым. Разве в настоящем, даже если прошло лет сто, что маловероятно, моя магия не может окутать окрестности туманом на столь долгий срок, по небу летают огромные пузатые птицы размером с одно крыло моего замка?

Разве они пыхтят словно Драконы? Вероятно, это сила Геранты, её коварный привет, пытающийся разбить мою магию, ползёт сейчас по небу, так похожий на сигару!

Взмах крыльев, второй, и вот я уже различаю полоски на его огромном пузыре, под которым прячется маленькое брюшко с десятком глазков. Кажется, все они смотрят на меня, я чувствую ужас огромного существа, таращившегося круглыми маленькими отверстиями, я ощущаю его страх, помноженный на ужас сотни существ в его брюхе. Внутри него заточена и она, Геранта.

Её запах исходит из нутра сигары, но я не чувствую её присутствия. Впрочем, во сне законы реального мира бесполезны, здесь имеют значения только намерения, только намёки.

Я больше не собираюсь играть в её игры, думать о том, что она хотела мне сказать, достаточно лишь одного — Геранта желала моей смерти или пленения, что намного хуже. Рождённому летать нельзя надолго зарываться под землёй!

Если Геранта думает, что с помощью своих восточных амулетов сможет пробить мою защиту, то я сейчас покажу ей, чего стою на самом деле!

Я собрал силы и дохнул огнём. Долго, протяжно, с рёвом, которые слышали даже Боги в Небесных чертогах! Небо принадлежит птицам и Драконам. Только им и нам, не ведьмам и их коварным иллюзиям.

Сигару охватил огонь, она издала протяжный свист, похожий на последний выдох раненого существа, и устремилась вниз на крыльях попутного ветра, словно лист, сорванный с дерева. В неспокойные воды Смирного моря.

Я подлетел ближе и послал ещё одну струю огня. Негоже магическому амулету исчезать вот так, послав последний привет своей создательнице. Пусть Геранта гадает, куда он делся!

Её запах больше не тревожил мой беспокойный ум. Теперь я остался наедине с ночью и весенним ветром. В воздухе разлились первые робкие попытки природы пробудиться. Дракону хорошо просыпаться весной. Это прибавит мне сил.

Я издал последний гортанный крик, покружил над морем, следя, чтобы от амулета Геранты ничего не осталось и направился дальше. В сторону моря.

Пусть это сон, но он укрепит меня и даст силы к настоящему пробуждению. Если я так легко смог уничтожить шпиона Геранты, то и с ней самой справлюсь. Но моя месть не будет такой молниеносной, как этот маленький акт воздаяния.

Я почти проснулся. Я почти готов к настоящей борьбе.

2

Ниара

— Госпожа Ниара, вы просили разбудить вас на рассвете! — вырвал меня из пелены огненного кошмара плаксивый, но твёрдый голос Берты, верной служанки и фрейлины в одном флаконе, которая единственная знала, кто я и почему живу под чужим именем.

Слава богам, она научилась не называть меня «ваше высочество»! Да и какая я принцесса, если в очереди на престол Сангратоса пятая, а то и шестая!

— Встаю, Берта! Спасибо, но ты бываешь несносна!

Я разлепила глаза и быстро села в постели, взъерошив пальцами непослушные локоны. Голова всегда чесалась по утрам, потому что заклятье удлинения волос, которым я пользовалась, чтобы не позорить королевский род своей инаковостью, оказывало подобный эффект. Хорошо ещё, что я была ведьмой и не приходилось посвящать в такие дела придворных магов.

Глава 3. Новый друг хуже старых двух

1

— Великий господин, мы рады приветствовать ваше возвращение! Мы ждали и готовились, — худощавый старик, одетый в смешное по фасону, полинялое ночное платье, отделился от кучки кланяющихся мужчин невзрачной наружности и непонятного возраста.

— Кто вы такие? — спросил я строго, хотя мой внешний вид, должно быть, не соответствовал грозным словам.

Весь в пыли, щурящийся от яркого света факелов, направленных в лицо, в старом изорванном платье, в котором очнулся и которое прилипло к моему телу после превращения из зверя в человека, как вторая кожа, я представлял собой, должно быть, не менее жалкое зрелище, чем те, кто вышел меня встречать.

И чувствовал себя преотвратительно, как и выглядел: жалким осколком прошлого, выползшим из давно позабытой дыры. Даже туман, моя защита от непрошенных глаз, сделался жидким и похожим на рваные обноски нищего, с которыми тот никак не хочет расстаться.

— Отвечай, старик, иначе испепелю на месте и спрошу со следующего! — прикрикнул я на дрожащего человека, не смевшего поднять на меня глаз.

— Мы хранители Ордена Огня, — распрямился он, сверкнув тёмными очами, но вмиг присмирев, поймав мой взгляд. — Мы ждали вашего возвращения в Сангратос, как было предсказано старыми манускриптами.

Недослушав высокопарных речей от явно нездорового человека я снова оглянулся на разлом, из которого только что вышел. Боги, я всё-таки проснулся окончательно! Как бы ни была искусна Геранта, ей не под силу соткать такой подробный сон со множеством деталей.

— А, огнепоклонники! За те несколько лет, что я спал, ваши ряды поредели, а члены Ордена пообтрепались! — не смог я сдержать насмешку. Эти фанатики, верящие, что однажды мир Драконов возродится в былом могуществе, и тень его падёт на верных слуг, вызывали лишь жалость, смешанную с презрением.

Так смотришь на безумца, верящего в бред своей хвори.

Я встречался с некоторыми из фанатиков: это были на редкость напыщенные богатые болваны, любившие украшать себя драгоценностями, как женщины с дурновкусием в крови.

Словно если ты станешь любить золото, как Дракон, то невольно приобретёшь его силу. Людское заблуждение: это не золото даёт нам власть, оно лишь отражает нашу магию, впитывает в себя её излишек и бережёт до поры до времени, чтобы вернуть взятое на хранение в трудный час.

Поэтому Дракон всегда ищет золота и драгоценных камней. А вовсе не из-за того, чтобы всё разом напялить на себя как придворный шут!

— Великий господин, нас отправили те, кто с нетерпением ждал вашего пробуждения! И они будут счастливы, что при жизни удостоились чести лицезреть вас!

Витиеватые речи слуги поднадоели. Я был голоден, зол и от того нетерпелив

— Сперва мне понадобится новое платье. И ванна.

— Конечно, господин, изволите ехать с нами, здесь недалеко, но придётся пройти пешком, потому что повозка не пройдёт сквозь заколдованный туман.

— Отлично! Давно пора размяться! Кстати, а как вы все прошли сюда?

— У нас есть ваши амулеты, с ними мы сильнее и прозорливее! — старик растянул тонкие губы в довольной ухмылке и достал старинную золотую монету, висевшую на шнурке на впалой груди, чтобы тут же показать мне её с таким трепетом, словно она стоило целое состояние.

Я сразу узнал своё наследство, тогда Драконы чеканили монету с особым знаком. Интересно будет узнать, каким образом эти прощелыги завладели частью моего фамильного богатства! Я крепко запечатал вход в сокровищницу, смертный не мог проникнуть в неё.

— Тогда идём, — приказал я, и толпа облегчённо вздохнула, разогнув наконец спины. Старик самолично шёл впереди, не забывая оглядываться и почтительно склонять голову, но вскоре пешая прогулка завершилась. Мы вынырнули из тумана прямо на Главный Тракт, проходящий через всё королевство.

Первое, что я заметил, были длинноногие чёрные фонари, светящиеся ровным белым светом. Такой отблеск давали магические шары, но никто бы не стал растрачивать силы на поддержание их сияния в такой глуши! Для этого и всего штата придворных магов с отделениями по всем округам королевства не хватит!

Я только хотел было подойти ближе, потому что спрашивать у компании худо одетых сопровождающих не собирался, как заметил, что из-за поворота резво выкатил чёрный закрытый экипаж, запряжённый четвёркой справных коней. Я хоть и не любитель этих красивых, но своенравных животных, а и то заметил в них признаки валхирийской породы. Такими конями мог обладать только очень богатый человек!

За чёрными занавесями на окнах было не разглядеть того, кто внутри, но вскоре я и так окажусь с ним лицом к лицу!

Старик и компания из пяти оборванцев поклонились ещё ниже и с витиеватыми фразами выразили надежду на светлые времена, а когда я прервал их, чтобы сесть в экипаж, дверцу которого уже открыл расторопный слуга, стоящий на козлах позади кареты, они разом пали ниц передо мной, как перед божеством.

Я всегда считал этих фанатиков безумными мечтателями, но сейчас у меня не было другого выхода, кроме как довериться им. До моего поверенного в делах, господина Цетхема, живущего в столице и держащего небольшой банк только для моих сбережений, надо было ещё добраться.

В довольно просторном экипаже царила полутемень: прикрученные к потолку лампы давали тусклый свет, позволяющий только разглядеть, что на бархатную спинку скамьи откинулся грузный господин в дорогом шерстяном сюртуке. Его шея была обвязана таким же цветом шёлковым платком, натянутом до самого подбородка.

— Добро пожаловать, Великий господин! — пробасил он, едва сдерживая кашель. Так вот откуда этот сладковатый смолистый запах: кардамон, смешанный с солодкой и свинцовым сахаром! Значит, мой спутник страдает от лёгочной болезни в весьма запущенной форме. Умирает, можно сказать.

— Благодарю за столь быстрое сопровождение! Мне и вправду пора было просыпаться! — я даже улыбнулся, и мой оппонент снял цилиндр и потянулся, чтобы прикрутить лампу над головой, дабы дать мне возможность рассмотреть его.

Глава 4. Имя говорит само за себя

1

— Милорды, рада приветствовать вас в «Чертополохе». Надеюсь, вам понравится у нас, — произнесла миниатюрная светловолосая дева с кроткой улыбкой на розовых губах. Настоящая роза Сангратоса, так похожая на ту, кого я когда-то отверг, и всё же другая.

Она не боялась смотреть в глаза, даже искала моего взгляда. Такая дерзость всегда мне нравилась.

Это не Исиндора, что уже радует.

— Моя племянница, Дэниел, Оливия Лаветт, — произнёс хозяин, едва мы вошли в просторный особняк в центре Вронхиля, огороженный высоким каменным забором. Вмиг стряхнул с себя меланхоличность и обречённый вид, да и кашлять стал гораздо меньше. Теперь о чахотке, точившей его изнутри, напоминал лишь лихорадочный румянец на щеках. — Дорогая, наш гость устал с дороги.

— Рада с вами познакомиться, милорд. Это большая честь для нашего дома и лично для меня, — Оливия, рыжеволосая, статная, с веснушками, разбросанными по щекам, и пристальным взглядом пронзительно-голубых глаз, грациозно присела в глубоком реверансе, словно я был особой королевской крови.

И манеры, манеры у неё безупречно-старомодны. Мы поладим.

Слуги, вышедшие приветствовать хозяев, поклонились ещё ниже. Сейчас они разбредутся по комнатам, встретятся на черновой части дома или кухне и примутся обсуждать моё появление. А вскоре о нём узнают в городе, потом и в столице.

Конечно, долго весть о моём пробуждении не скрыть, но я надеялся выиграть время. Заметив, что я нахмурился, дева поспешила уверить, что счастлива познакомиться с влиятельным родственником, прибывшим из-за границы.

— Надеюсь, вы не оставите наш дом своим покровительством.

— А что получу взамен? — спросил я тихо, подавая ей руку, чтобы помочь встать.

Дерзость, но хозяин дома, казалось, не только не спешил меня остановить или иным образом выразить недовольство, но и поощрял племянницу в её смелости.

— Всё, что пожелаете, милорд, — она также, как и дядя, выразительно вздёрнула брови и улыбнулась, даря вполне понятное для искушённого мужчины обещание.

— Я пожелаю горячую ванну, новую одежду и обед. А потом посмотрим.

Притворюсь, что не понял намёков. Исиндора, как я её помнил, была слишком застенчива для открытого разговора, поддаваясь на мои провокации только в минуты отчаяния, Оливия же, как мне показалось, сделана из другого теста. Или воспитана в ином духе.

Возможно, мы пообщаемся позже в более интимной обстановке.

— Я пришлю к вам слугу, — Лаветт дал знак племяннице, и та с обворожительной улыбкой отступила на шаг, не сводя с меня восхищённого взгляда. — Разумеется, мы дадим вам время прийти в себя, господин, но чем раньше поговорим, тем будет лучше для всех. Дела, и мои, и ваши, не терпят отлагательств.

Я кивнул, не поворачивая головы.

— После обеда.

Пусть не думает, что я воспринимаю его дом, как спасение. Да, Лаветт или как там его, помог мне, но в столице у меня остались влиятельные сторонники. Как только доберусь до содержимого банковской ячейке в отделении господина Цетхема, смогу сам выбирать, с кем заключать союзы, и на каких условиях.

Молчаливый слуга в чёрной ливрее, весьма свободного кроя, на мой взгляд, проводил наверх, где мне отвели три комнаты в южном крыле. Я ступал по мягкому ковру, устилающему пол, бросал взгляды на картины, развешанные по стенам, и был удивлён.

Ни одного портрета предка, которыми так гордились все знатные или не слишком благородные господа, здесь же, кроме одного невинного пейзажа, были весьма фривольные сюжеты.

Например, рогатый демон, пожирающий младенцев, чьи матери сами протягивали ему их ещё живые тела. Или безголовый мужчина, одетый как благородный, садился за стол, снимал крышку с тарелки, выставленной перед ним, а вместо еды обнаружил собственную голову, таращившуюся на него в немом исступлении.

Мерзость, одним словом. Не припомню, чтобы такое разрешалась малевать да ещё выставлять напоказ!

— Что за мазня? — спросил я громко, не ожидая ответа. Но слуга обернулся и с невозмутимым поклоном пояснил:

— Это всё работы леди Оливии. Она закончила художественные курсы. Это ранние, вскоре леди покажет вам более совершенную технику.

— Не сомневаюсь, — пробормотал я, а про себя подумал:

«Надеюсь, к тому времени меня здесь уже не будет».

Больше я ни о чём не спрашивал. Усталость накатывалась мягкими волнами, убаюкивая любопытство и желание язвить. Мне бы сейчас тёплую ванну, что-нибудь крепкое для успокоения нервов, и что-то мясное, жирное, с поджаркой для утоления голода.

Спать я пока не хотел, достаточно тех лет, которые мои враги прожили в сытой уверенности, что их злодейство сошло с рук. Сначала я покараю Геранту, или оставить её напоследок?

Решу после. Геранта — её муж — король, без которого приказ не был бы отдан —и сын той, кого я некогда любил.

— Всё готово, милорд, — внутри апартаментов меня ожидала дрожащая дева, от которой пахло созревшей для погибели невинностью. Этот запах для Дракона почти так же привлекателен, как и аромат золота.

Дитя не по возрасту, а по манере держаться, одетая в бежевые тона дома Лаветт, не смела поднять на меня глаз. Белолица, худа телом, с изящными маленькими запястьями и ступнями, которые могли бы принадлежать аристократке, а не горничной.

— Я приготовила ванну, — выдохнула она, когда я приблизился и снял с нею чепец. Тёмные волны густых волос упали на лицо и закрыли тонкую шею девы, не делавшей попыток выразить неодобрение.

Орден Огня хорошо выучил её. Две вещи могли вернуть Дракону силу быстрее прочего: его золото и девственница, добровольно принёсшая себя в дар.

— Зачем ты здесь?

Посмотрим, насколько хорошо Орден читал древние тексты! Для принесения девы в дар существовал ритуал, только соблюдение которого обеспечивало нужный эффект.

— Чтобы предать себя огню, — дева ожила и вскинула на меня тёмные глаза. Когда наши взгляды встретились, она затрепетала, но продолжала смотреть с затаённым страхом и примешанным к нему восхищением.

Глава 5. Первая встреча

1

— Такое будущее просто не должно существовать!

Я стоял у здания банка, некогда принадлежащего моему поверенному банкиру Цетхему, о чём и гласила новенькая вывеска, но всем существом, обострённым обонянием чуял, что весенний ветер, накрывший столицу, принёс дурные вести.

Это было здание на первом этаже огромного дома, упирающегося тонким шпилем в хмурое небо. Через стёкла, натёртые до блеска, я смотрел на мир суетящихся людей, одетый фривольнее и двигающихся быстрее, чем в моём прошлом. Вдруг смертные решили, что их дела стоят того, чтобы отринуть страх смерти, и принялись сновать с такими сосредоточенными лицами, как если бы вдруг обрели бессмертие.

Раньше в банки ходили только те, у кого уже не хватало места для драгоценностей в собственном особняке. Избранные, принадлежащие к высшему кругу, хотя я и тогда не понимал, зачем людям камни, которые переживут их смертные тела? Дамы даже не надевали некоторые драгоценности при жизни.

А нынче люди поклонялись не только золоту, но раскрашенным бумажкам, которые легко спрятать в карман. Привычки торгашей захватили мир.

Я ворчал, смотрел на новенькие часы на цепочке, подаренные лордом Лаветт, и всё ждал, когда иллюзия развеется.

Но она стойко возвращала меня к мысли, что всё изменилось, кроме меня. Я почтенный осколок прошлого.

Я тот, кто помнит мир иным, каким он никогда больше не будет, и я один страдаю по ушедшему покою и простору.

На чистых улицах, по которым теперь редко стучали копыта лошадей, но всё чаще оставляли следы колёса фыркающих самоходных экипажей, стало столь тесно, будто все муравьи вылезли из дома и принялись мельтешить туда-сюда безо всякой понятной даже им цели. Огромные витрины магазинов привлекали мотыльков, у которых не хватит денег, чтобы купить выставленное в них.

Люди заполонили мир, от их обилия и громкого говора, сливающегося в гул, кружилась голова. Захотелось снова заснуть, чтобы проснуться в своём прошлом, где всё непросто и одновременно весьма однозначно.

— Это богатые кварталы, нищие ютятся южнее, там всё, как вы привыкли: грязь, серость и отчаяние.

Лаветт был в превосходном настроении. Он отомстил мне за всё разом, но хотя частично я признал его правоту, не мог поверить в главное: Геранта мертва так давно, что уже и кости истлели в семейном склепе, куда мы наведались сразу по прибытии.

Оливия вызвалась сопровождать меня. Её ноздри затрепетали от предвкушения, даже лицо заострилось, стоило очутиться в местах упокоения.

Я не был на этом кладбище так давно, что сразу почувствовал, что время повернулось вспять. Вспомнил, как мы сидели на этой скамейке с Герантой, как предавались мечтам, что когда-то она сбросит оковы чужой фамилии и примет мою.

— Или будем жить открыто, во грехе, — смеялась она, обращаясь не то ко мне, не то к статуе гипсового ангела, простирающего руки над низкими оградками.

И вот теперь я спускался по каменным ступеням в семейный склеп Морихен, чтобы убедиться в самом главном.

Впрочем, в сердце я уже понимал правду, но никак не мог смириться. В склепе пахло пылью, забытой смертью, не злобной старухой, забирающей молодых во цвете лет, а доброй Богиней, уводящих детей в подземное вечнозелёное царство.

«Ни боли, ни страха, ни желания», — было написано на табличке, за которой спала Геранта. Я прикоснулся к холодному камню, мысленно взывая к ответу. Если ты жива, то отзовись! Если существуешь где-то на земле, я найду тебя и причиню страдания, но ответом мне была могильная тишина.

Геранта вне моей досягаемости, она ушла, и эта правда вдруг обрушилась на меня со всей своей жестокой окончательностью. Я ослеп и потерял всё, ради чего жил. Ну в самом деле, не ради же мнимого величия Драконов!

— Я последний в своём роде? В Сангратосе есть ещё Драконы?

Ответ я знал и без неё.

— Нет, господин, — тихо ответила Оливия, застывшая сцепив руки впереди, на последней ступеньке. Она не смела войти в склеп, я чувствовал, что здесь ей вдруг сделалос не по себе, как всякому подлинному живому.

— А за Смирным морем? В других сторонах?

Я не оборачивался, всё ещё держа руку на табличке с её именем, но думал уже о другом.

— Один или два, это глубокие старики, не оставившие потомства. Драконы почти мертвы. Сейчас по небу летают птицы и дирижабли, — вздохнула Оливия, и в её голосе я уловил сдержанное желание выйти на свежий воздух.

Я позволил ей эту малость, потому что в склепе, где хранились только кости, но не души, мне было мало отрады. Я хотел заставить Геранту страдать, но ведь не только её! Если есть подземное царство мёртвых, во что лично я не верил, то пусть посмотрит на этот мир и поймёт, что бессильна что-то изменить. А я в силе!

— Прощай, маленькая юркая ящерица! — прошептал я и отринул руку, чтобы тут же подать её живой спутнице. В голубых глазах промелькнул испуг, но она не отступила. Исиндора, помнится, в подобной ситуации сбежала от меня.

— Дирижабли. Что это такое? Что за летающие гады? — приступил я к расспросам сразу после того, как сторож со страшным скрипом затворил кладбищенские ворота. Уверен, этот жуткий звук оставлен специально, наводить ужас на живущих, будто мёртвые кричат им вслед: «Вы ещё вернётесь и уже не уйдёте».

— Простите, господин, думаю, вы видели один. И даже уничтожили, — Оливия держалась бойко, но в глаза смотреть избегала. Помнила, чем закончилась наша с её дядей схватка в экипаже по пути в столицу.

— И всё же я не знаю, что это.

— Я не сильна в инженерном деле, но достану книжку, где описывается принцип их действия.

Я кивнул и замолчал, позволяя Оливии и дальше цепляться за мой локоть, прибавил шаг, снова забавляясь тем, что девушка едва поспевает за мной. Возвращение к прошлому придавали сил, я словно вспоминал, кто я и зачем.

— А мои документы, когда они будут готовы?

Я был нетерпелив и засыпал своих поклонников вопросами, потому что пока они были единственные, кто мог на них ответить. Разумеется, сначала я попытался найти ответы сам, ездил по столице, даже пешком ходил и не заблудился только благодаря своему звериному чутью: те улицы, проспекты, площади, которые я помнил, больше не существовали или изменились так, что я начал чувствовать себя крысой в лабиринте.

Глава 6. Танцы для леди

1

Ниара

Я продолжала сидеть безо всякой мысли в голове даже тогда, когда званый вечер почтил своим присутствием его величество. Встала, присела в реверансе, машинально улыбалась, получив комплимент кузена:

— Вы сегодня какая-то необычная, Ниара! Я слышал, что сокровищница Двуликого меняет дев, но не думал, что она затронет струны в вашей душе.

— Благодарю, ваше величество, у меня теперь много времени на раздумья, и я счастлива, что приношу пользу там, где нужнее.

— Превосходно, — пробормотал король и подёрнул плечом, как делал всякий раз, когда нервничал. О его судорогах было известно всем придворным, но мы делали вид, что их не замечаем.

Бедняга-кузен, рождённый от сифилитика, унаследовал от отца нервический темперамент, а от матери склонность в каждом сказанном слове подозревать издёвку. Я помнила его тонким подростком высокого роста, он боялся заговорить со всяким, кто поднимал голову, дабы взглянуть в лицо наследника.

После мы не виделись. Кузен постоянно хворал, а его мать старалась оградить единственного сына от всякого дурного или просто любопытного взгляда. Теперь же, когда он стал королём, ему приходилось бывать на людях чаще, чем виделось в самых дурных кошмарах.

Король превратился в высокого, темноволосого мужчину, на лице которого застыло выражение испуга и неприязни. Он был бы привлекателен, если бы не верхняя губа, расщеплённая надвое.

Думаю, король страдал от косых взглядов в свою сторону, и тем сильнее ненавидел всех, кто пытался попасться ему на глаза.

— Побудьте с нами, ваше величество, — улыбалась его мать и старалась вести себя как можно естественнее, чем ещё более отталкивала короля.

— У меня много дел, — бросал он в сторону, когда положенные этикетом четверть часа истекали.

Стоило его сутулой фигуре исчезнуть за позолоченными дверьми, как по залу проносился общий вздох облегчения. Смех, музыка и радость снова возвращались к людям, и лишь королева Клотильда хмурилась чаще и становилась невыносимо-раздражительной.

Я это заметила в одно мгновение, но сторонние печали и раньше не затрагивали мою душу, а теперь и подавно. Я старалась избавиться от ощущения, что исполняю чужую волю.

Король ещё не покинул нас, но уже искал повода удалиться, будто для этого ему вообще требовался повод. Если бы могли поговорить по душам, я бы сказала: «Вы король, вы можете править так, как того пожелаете, и даже если сожжёте эту землю дотла, никто не посмеет роптать на ваше право. Не позволяйте матери править вами. Не позволяйте никому поднимать головы».

Но мы почти не разговаривали. А кокон вокруг всё закручивался и становился плотнее, вскоре мне было уже сложно дышать. Я не знала, что тому причиной, но чувствовала на себе взгляд этого странного господина, сидевшего за столом по левую руку от Оливии Лаветт и улыбающегося её жеманству.

Мне же становилось то жарко, то холодно. Вероятно, всему виной проклятый алмаз, нашёптывающий: «Имя есть всё».

Если я немедленно не предприму что-либо, то погибну. Или превращусь в ледяную статую.

— Ваше величество, — шепнула я королю, милостиво усадившему меня рядом с собой, только бы очутиться подальше от матери. — Вы по-прежнему прекрасно танцуете?

Неучтиво и глупо, но я знала Рафаэля, я единственная видела в нём того застенчивого и неуверенного в себе юношу, для которого было легче умереть, чем не оправдать возложенные на него ожидания.

— К чему вы это?

Он удивлённо поднял брови.

— Пригласите меня на танец, вам никто не посмеет перечить, — прошептала я и посмотрела королю в глаза. Неучтиво, рискованно, где это видано, чтобы вдова, особенно невенчанная, посмела открывать первый танец! Но я надеялась не только на удачу!

А на то, что своенравная магия, поселившаяся в моей крови с рождения, придёт на помощь. И, как ни странно, это произошло.

Я почуяла источник другой силы и потянулась к ней как кролик за удавом. Та магия была настолько мощной по сравнению со всем, с чем я соприкасалась ранее, что я испытала непреодолимое желание немедленно отпустить свою силу на волю и позволить ей взять над собой контроль.

Глупо, опасно. Я видела, как расширились зрачки кузена-короля, как он не может отвести от меня взгляда, чувствовала его страх и неспособность сопротивляться. На это способны немногие, но у короля своя магия, прилипающая к избраннику Богов в момент коронации. Однако сейчас она была для меня не прочнее печенья, крошащегося в руках.

Я разминала его в пальцах, ощущая каждую частичку, они цеплялись за кожу, но я трудилась изо всех сил, чтобы стереть их в пыль, не обращая внимание на раны, причиняемые защитной магией. Крошка превратилась в стекло, царапая мой барьер защиты. Хорошо, что я выпустила силу наружу, иначе бы уже сейчас порадовала королеву-мать своим беспамятством.

— Вы всё можете, ваше величество, — язык заплетался, мне стало сложно ухватить нить разговора, ещё немного — и упаду в черноту.

И каждый раз, как я была готова это сделать, чья-то невидимая рука поддерживала меня, толкая в спину и заставляя выныривать на поверхность липкой воды.

— Вы спасёте меня, один только вы, — закончила я и опустила глаза.

Глава 7. "Я тоже подчиняюсь року"

1

Ниара

Сразу после званого ужина я вернулась в сокровищницу, где Берта встретила меня бокалом тёплого молока с мёдом.

От напитка пахло детством, няня всегда поила нас им, когда на улице было слишком сыро. И использовала бытовую магию.

Нынче же Берта была непревзойдённой мастерицей: даже в наших стылых комнатах она умудрялась поддерживать тепло и прогоняла темноту одним-единственным магическим шаром, который с её подачи медленно плыл под потолком, как заведённое светило.

И ещё Берта ни о чём не спрашивала, если видела, что я не в настроении отвечать. Мне повезло с молочной сестрой, я часто думала о том, что родиться принцессой не такая уж удача, если кроме долга в твоей семье для старшей дочери не нашлось ни капли теплоты.

— Вы вся горите!

— Принеси холодной воды, я умоюсь.

Холод вернул меня к жизни, я снова почувствовала, что сердце бьётся ровно, а голова проясняется. И даже когда наклонилась над тазом с водой, не расстроилась, что глаза снова наполнились Тьмой. Сегодня моя магия проснулась, я приоткрыла дверь, позволив ей заглянуть в реальный мир, и мне это понравилось.

Всё было так, как я того хотела. Кроме одного, того странного милорда, связанного с семейством Лаветт, но презирающего их едва ли не больше меня.

— Не дёргайтесь, моя госпожа, что вы так нахмурились?! Мне сказали, что вы танцевали на балу, да ещё как! Все смотрели только на вас! Его величество был столь добр, что не оставил вас сидеть возле старой королевы!

— Тише ты! — шикнула я. — Лучше почеши гребнем голову, от заклинания смены волос кожа постоянно зудит, терпеть нет сил. И мне давно пора спать.

Я смотрела в небольшое зеркало, которое держала в руках, и впервые задумалась о том, что все эти мороки: цвет волос более светлый, чем мне пристало, цвет глаз, вполне обычный, чтобы никто не шарахался от моего взгляда, даже слова, покорные и такие, чтобы никто не заподозрил во мне ведьму, всё это напрасно.

Натуру не скроешь, лёд не растопить пламенем затухающего костра.

— Может, мне перестать красить волосы? — спросила я, когда Берта заботливо подоткнула одеяло, словно я и впрямь была её неразумной младшей сестрой. Вот уже и лоб мой пощупала, не горячка ли!

Я была благодарна ей и за то, что будучи по праву мужа аристократкой, она всё равно ухаживала за мной. И возражала, когда я заводила разговор о том, что ей пора жить в соответствии со своим статусом.

— Ниара, вы красивы и так! — залепетала она, пряча глаза и стараясь направит мои мысли в другое русло: — Мне рассказывали, тут слухи лезут в любые щели, как вы изящно танцевали. Теперь никто не посмеет назвать вас «невенчанной вдовой», пусть год пройдёт, увидите, сколько блестящих юношей станут присылать вам букеты белых роз!

Берта говорила, и глаза её горели, будто речь шла о ней самой. Я лежала тихонько и слушала её рассказы-мечты, а потом тихо произнесла:

— Я позабочусь о тебе, дам хорошие отступные, даже если матушка будет против, отец мне разрешит. Он давно кладёт на моё имя кое-какую весомую монету в банк. И ты сможешь жить отдельно от постылого мужа.

Берта остановилась и быстро заморгала. А потом плаксивым голосом принялась рассуждать о том, что всё это неразумно: и давать деньги слугам, так от богатства ничего не останется, лучше бы я подарила ей какую безделушку, например, скромное колечко на память, и будет, а уж доверять банкам — металлическим коробкам, и вовсе не след.

И что долг жены бояться мужа, даже если он дурак и пьяница.

Я слушала, вяло возражала, в потом провалилась в чёрное раскалённое болото, где трудно дышать, но выглянуть на поверхность ещё страшнее. Там царил живой огонь!

Он рвался ко мне на руки, а я пряталась за каменными стенами, пытаясь заложить дверь драгоценными камнями от пола до потолка. Камни шипели в моих руках, меняли цвет, блестели так, что больно было смотреть, я делала работу наспех, только бы не пустить огонь внутрь.

И всё же он пришёл сверху, откуда я его не ждала. «На мне твой запах», «имя есть всё».

Я сразу догадалась, как мне укрыться. Надо сменить имя, порвать, что связывало меня с прошлым, затеряться среди обычных людей, прожить жизнь так, чтобы никто не догадался, кто скрывается под толстой вуалью и каменным забором. Жить в подземелье, в добровольном заточении.

Или однажды встретить огонь лицом к лицу и сгореть заживо.

— Она в лихорадке, — говорили голоса над моей головой.

— Положение серьёзное.

— Безнадёжно? Я бы не делала столь окончательных прогнозов, миледи, — голос настоятельницы был на удивление спокойным. — Ваша дочь удивит нас всех. Алмаз Катринии меняет судьбу.

Один из камней, которыми я огораживалась от живого огня, откололся от прочих и упал в мои руки. Это был он. Тот самый говорящий камень, благодаря которому я попала на званый вечер.

Вдруг потянуло прохладой. Мне казалось, я всё ещё танцую с тем странным мужчиной, и он влечёт меня к открытому окну. Я пытаюсь вырваться, но он крепко сжимает мои руки, наклоняется и говорит, глядя в глаза:

— Я не привязываюсь к вещам. Возьмите, это вас укрепит.

Я смотрю ему в глаза, и мне становится так холодно, что начинаю дрожать. Он крепче сжимает мои ладони, я чувствую холод камня, и, как ни странно, внутренний жар отступает.

В глазах проясняется, я лежу в постели в собственной комнате в сокровищнице Двуликого. У окна, выходящего в сад, за которым всё больше раскрывается весна со всеми ещё неяркими красками и мягкими запахами, зовущими выйти на воздух и присесть на лавку, стоит Берта и, прижав руки к лицу, негромко всхлипывает.

— Вы любите драгоценности, Ниара, значит, они любят вас, — голос мужчины заставил меня посмотреть на него.

— Вы? Здесь?

— Я, — кивнул лорд Рикон и накрыл мои руки своими. — Когда вы поправитесь, я напишу вам.

Голова начала кружиться, и я принялась медленно падать в огненное болото, продолжая сжимать в руке «вечерний изумруд». Но болота я не достигла, вскоре падение замедлилось, и я просто заснула. Впервые за много ночей.

Глава 8. В плену Тьмы

1

Ниара

Я вернулась к работе в сокровищнице совсем не той, кем была до болезни. Во внешности произошли перемены, и я оправдывала их тем, что магия, хранившая мой истинный облик под печатью ранее, больше не действовала.

Главная храмовница сказала на это:

— Мы не станем тратить казну сокровищницы на ваше преображение. Значит, так решил Двуликий, да хранит вас его благой лик!

— Он тоже был черноволосым, — улыбнулась я, вполне довольная ходом разговора.

На том и порешили.

В новом, огромном и пышно украшенном золотом зале я занялась учётом именных драгоценных камней. Мне выделили для описи королевскую сокровищницу, вернее, ту её часть, которая состояла из драгоценных тиар или фамильных каменьев, обрамлённых в металл.

Работа проходила под чутким руководством казначея.

Однажды он стукнул меня палкой по руке, когда я задумалась, глядя на рубиновое ожерелье — подарок к свадьбе для королевы-матери от её свекрови.

— Это вещь ценная, не лапай её долго! — прошепелявил этот гнусавый тип и снова обрушил палку на мои руки. Больно почти не было, скорее унизительно, но я не смела протестовать в открытую: меня могли отстранить от сокровищницы и запереть в «Шипастой розе», пока не помру с тоски по свежему воздуху.

Домой не примут, бежать бесполезно, да я и не хотела. Опять попытаются выдать замуж, нет, я твёрдо была намерена ухватить судьбу за крыло и делать то, что хочу.

— Она не настоящая, — ответила я, потирая пальцы, и положила ожерелье на маленький столик с лампой и лупой. — Вот этот камень, и этот, да и тот — все фальшивки!

— Не выдумывай! — фыркнул старик и проковылял к столу, чтобы убедиться самому, что я дурёха и неумеха. И совсем не разбираюсь в каменьях, он это с самого начала твердил вполголоса, а с тех пор как я попала в немилость королевы Клотильды, а то и громко вслух.

Я только стояла, скрестив руки на груди, черноволосая, с глазами, наполненными Тьмой, в которую боялись заглядывать прочие послушницы. Пусть проверяет, я чую подлоги. Центральный, самый крупный рубин был фальшивкой ещё до того, как я к нему прикоснулась, а значит, остальным туда же дорога. Будут знать, как меня обижать.

Казначей долго изучал ожерелье, а потом повернулся ко мне с растерянным лицом приговорённого к казни, не ожидавшего столь сурового приговора, схватил за рукав и потащил в угол, то и дело оглядываясь на закрытую дверь.

— Никому не говори, слышишь! Я сам доложу по форме, а там, упаси Двуликий, тут его крылатый демон покажется младенцем, ну, ты поняла?

Его лицо посекундно искажалось судорогой, будто у механической куклы сломалась важная пружина, и я кивнула, желая предотвратить дальнейшее разрушение. Казначей был неприятным человеком, как все скупцы, но его благодарность могла пригодиться.

— Иди там посмотри, не заметишь ещё что? И говори только мне, не Главной храмовнице, ни тем более её прислужницам-кошкам!

Снова кивнула и вернулась к работе, пряча усмешку. Я знаю, что мой Дар несёт не только благо, но и проклятие, как Дар любой ведьмы. Наконец, я могу принять его, впустить в душу, не боясь запачкаться, потому что то, что гуляет по крови уже имеет печать Тьмы.

Чувствовала же, что придёт день, когда я полностью стану той, кого так опасалась моя мать, едва взглянув в лицо первенца. Мало того, девочка, так ещё и ведьма, как её сумасшедшая прабабка!

Сейчас я не стану об этом думать. «Я тоже подчиняюсь року», — говорил камень, принесённый в подарок от малознакомого мужчины. Я отправила изумруд назад, но он вернулся ко мне с припиской: «Он теперь слушается и разговаривает только с вами, моя принцесса».

И неожиданно для себя обрадовалась. Камни манили меня, а древние драгоценности могли усилить Дар, что они и сделали.

— Я должна поработать с самыми редкими и изысканными камнями, в этом зале есть такие, я чувствую. Вдруг среди них тоже затесались стекляшки? — я говорила ровно, но под конец сдалась и сделала упор на последнем слове.

Казначей нахмурился, но стоило упомянуть, что обвинят его, а мне, особе королевской крови, пусть и порченной, всё сойдёт с рук, он поник и согласился.

Не знаю, о чём договорился с королевой-матерью, та не позвала меня к себе, не сделала этого и Главная храмовница, но я добилась своей цели. Равно как и того, что отныне я имела право выходить в город раз в неделю, чем обычно пользовалась в обществе Берты, потому как одной знатной даме ходить неприлично, даже если всю дорогу путешествуешь в карете.

Каждое воскресенье после утренней молитвы в Храме Двуликого я отправлялась навестить родителей, потому что больше идти было некуда. Предприняла как-то безрассудную прогулку по проспекту Верного стража, но везде и всюду, даже надвинув шляпку на глаза и загородившись летним зонтиком от дурных глаз, я чувствовала неотступный взгляд.

Иногда я видела его в толпе, человека, мужчину, с которым едва была знакома, он делал вид, что не узнавал меня. Тогда вопреки предостережением Берты я переходила на другую сторону моста, чтобы спросить: «Зачем вы преследуете меня?» Однако было уже поздно: милорд Рикон исчезал среди гуляющих людей, с которыми приходилось раскланиваться и обмениваться любезностями.

Столица — огромный мир, в котором нельзя уединиться, если ты достаточно богата и знатна.

Так было раза два, и на третий я не решилась испытывать судьбу. Пугало то, что я уже ожидала увидеть в толпе этого человека и была бы расстроена, если бы он не появился.

Что мне за дело до жениха Оливии Лаветт, выписавшей его из провинции, чтобы наконец выйти замуж хоть за кого-нибудь? Все знали, что она не совсем здорова, и дело вовсе не в телесной немочи.

Первым летним днём я отправилась в родной дом. Возвращалась, словно восстала из могилы, и теперь не была уверена в том, что мне будут рады.

Мама ахнула и кинулась звать сестёр, те стайкой испуганных институток высыпали в гостиную и таращились на меня во все глаза.

Глава 9. Зверь из древних сказок

1

Ниара

«Сокровищница зверя устраивалась в каменном гроте или логове. Он сносил туда все диковинки, которые мог найти, чтобы в темноте, освещаемой лишь блеском золота, единолично наслаждаться мерцанием Древних каменьев, что нашёптывали ему свои тайны. Толкали на преступления и делали зверя ещё сильнее и кровожаднее».

Берта читала книгу легенд и сказок с такой интонацией, что впечатлительные девы должны были падать в обморок от страха.

— Тебе не надоело? — лениво отозвалась я, обмахиваясь маленьким ручным веером. Магический шар над нашими головами вздрогнул и моргнул, словно сам только что очнулся от дрёмы, навеянной сказкой.

— А я говорю вам, это ещё моя матушка повторяла, а ей ваша бабка рассказывала: Древние камни — зло!

Я бросила быстрый взгляд на дорожную сумочку, на дне которой лежал изумруд.

— И крылатый демон тоже, — фыркнула я, вспоминая напутствия Главной храмовницы. Эта дама ради проводов облачилась в белую хламиду и была похожа на оракула, предсказывающего смерть. С таким лицом, на котором не дрогнул ни один мускул, только на смерть и провожать!

— Не говорите так, госпожа, а то беду накликаете! —прошептала Берта и наконец отложила толстую пыльную книгу, на которую я косилась не без опаски.

Читать я любила, у моего отца обширная библиотека, но больше всего в ней отводилось место для научных трудов, написанных так, что и ребёнок бы смог разобраться. Про крылатых демонов, насылаемых на нечестивцев Двуликим, это к моей матушке, вот уж кто любительница сказок и древних проклятий!

— И как, по-твоему, это сокровище можно сохранить в тайне? — засмеялась я, желая отвлечь Берту. Бедняга даже при небывалой жаре в конце весны куталась в толстую накидку.

Есть люди, которым нравится наслушаться мрачных историй и дрожать в темноте, специально не включая свет. Берта была одной из них и на все мои размышления находила контраргумент. Этим она мне и нравилась: с такой служанкой-подругой-сестрой было забавно упражняться в логике, отец хвалил меня и говорил, что именно так формируется независимость суждений.

А мать возводила глаза в потолку и холодно замечала: «Проверенный способ остаться старой девой!»

— Ну сама посуди, да тут бы от мародёров отбоя не было!

— Снова вы невнимательно слушали, ваше высочество, — язвительно заметила Берта, а когда поймала мой взгляд, стушевалась и пробормотала: — Там про туман писали. Такой плотный, будто каждый, кто в него попадает, выходит из тумана в полном забытьи.

— И чудовищу не надоело сидеть на сундуках в полном одиночестве? — подмигнула я.

— Зверю, — поправила Берта с видом оскорблённой, но готовой претерпеть муки добродетели.

— Оно и понятно, тут озвереешь!

Я больше не могла сдерживаться и захохотала в полный голос. Чем дальше уезжаешь от дома, от столицы, тем воздух становится чище, а мысли свободнее. На душе теплее.

— Мы увидим море, уже стоит поблагодарить Богов за такой подарок!

— Рядом с морем зверь и строит логово, — кивнула моя аристократичная служанка и поджала губы.

Спорить с фанатично настроенной Бертой надоело, у меня была наготове тема поинтереснее.

— А с господином «Тыквенным супом» ты уже обсуждала зверя? — спросила я и добилась-таки своего. Берта фыркнула с нарочито презрительным видом и уткнулась в книгу.

Остаток дня мы проделали в молчании, за это мне следовало поблагодарить родственника казначея, которого тот направил для описи найденных каменьев. Если они вообще представляют ценность.

Слухи о найденных Древних камнях всплывали с завидной регулярностью, каждый округ хотел удостоиться подобной чести и получить статус «Поставщика сокровищницы Двуликого», что обеспечивало приток любопытных в провинцию и авантюристов всех мастей.

Да вот слухи эти зачастую оказывались талантливой мистификацией. Берут драгоценный камень средней руки и с помощью артефактов и заклинаний придадут ему вид Древнего, то есть наложат паутинку, благодаря которой он откликается на специальные пробы, а когда срок минет, обретает прежний вид. Пустышки, стоящей чуть дороже, чем стекляшки бесприданниц.

Но на этот раз казначей потирал руки и был уверен, что всё это взаправду. Предания связывали округ Вронхиль с таинственным местом древней силы, но что за сила такая, внятно никто ответить не мог. Легенда на то и седая, чтобы наводить тень на плетень и не отвечать прямо ни на один вопрос.

И вот уже через два дня наша кавалькада, состоящая из четырёх экипажей, достигла главного города округа. Использовали Портал, но всё равно пришлось останавливаться на ночлег неподалёку.

Лошади фыркали и противились ступать в темноте, да и постоялый двор на границе округов был столь просторным и освобождённым от лишних посетителей, что все только вздохнули свободнее, когда наш предводитель — опытный служака из тех, про кого говорят «око видит, когда зубы заговаривают» — дал приказ квартироваться.

Ужинала я в своей комнате, хотя видела, что Берте не терпится присоединиться к компании внизу. Там родственник казначея, начинавший знакомство с вопроса: «Вы любите тыквенный суп?», потому что был ярым поборником новомодного течения — вегетарианства, смешил всех историями о том, как его сослуживцы по полку, где выдалось проходить службу ещё до того, как нашёлся богатый родственник, пытались на спор скормить ему сырое мясо или рыбу.

Рассказывал, разумеется, для мужчин, потому как из женщин были только я, Берта и прислужница матери-настоятельницы.

Седая маленькая дама с ясным взглядом и крепкими крупными зубами, которые она обнажала всякий раз, когда улыбалась, а улыбалась она каждому, оказалась вполне способной переносить тяготы долгого пути и выглядела всегда свежо и опрятно даже без помощи прислуги.

Обычно дамы сторонились мужчин, прислужница, госпожа Мольсен, качала головой, когда мы обедали вместе, но этим вечером я решила позволить Берте спуститься и составить ей компанию за соседним столиком с мужчинами. Видела, как ей того хочется.