Памяти моего друга Гоши Буренина
посвящается
ГЛАВА 1. ГОША
Эту историю я собирался начать такими словами: «Гоша Рябинин, обыкновенный русоволосый мальчишка двенадцати лет от роду...»
Собирался, но передумал. Вернее, задумался.
Ведь если писать по правде (а только по правде и стоит писать), то Гоша вовсе не был обыкновенным мальчишкой хотя бы потому, что ОБЫКНОВЕННЫХ мальчишек и девчонок в природе просто не существует. Каждый мальчишка и каждая девчонка — необыкновенны. И все они необыкновенны по-своему.
Это уже потом, вырастая, они превращаются в обыкновенных дяденек и тетенек, очень озабоченных своими взрослыми проблемами, да и то, ежели как следует копнуть, в душах этих взрослых и скучных дяденек и тетенек можно обнаружить остатки того НЕОБЫКНОВЕННОГО, которое живет в них с детства.
Так что, поразмыслив, я решил убрать слово «необыкновенный», дабы не путаться в терминах, и все-таки начать.
Начинаю.
Гоша Рябинин, русоволосый и кареглазый двенадцатилетний мальчишка, жил со своими родителями и старшим братом в старинном русском городе... ну, допустим, Звягине.
Вы скажете, что такого города на карте нет, а я в ответ на это спрошу вас: «На какой именно карте, милостивые государи?» А? То-то. Вот вы и попались, потому что карты — они разные бывают и... Но мы отвлеклись.
Как я уже упоминал, Гоша Рябинин жил со своими родителями и старшим братом Володей в городе Звягине.
Мама у Гоши была учительницей истории и работала в школе, а папа — офицер российской армии — командовал воинской частью, расположенной... впрочем, давайте не будем об этом распространяться, чтобы ненароком не выдать военную тайну. Скажем только, что Гошин папа имел чин подполковника и, как многие офицеры, часто менял место службы (разумеется, не по собственной прихоти, а по приказу начальства). Так что город Звягин не был Гоше родным городом — семья Рябининых переехала сюда полтора года назад с Дальнего Востока, где тогда еще майор Рябинин служил... тьфу ты, господи, опять военная тайна!
Полтора года — целая вечность для двенадцатилетнего мальчишки, который всю свою жизнь переезжает с места на место, и Гоша, привыкший к самостоятельности, успел хорошо изучить город Звягин и полюбить его неброскую красоту.
Вообще-то в свидетельстве о рождении Гоша был записан как Игорь, но родители и старший брат с самого раннего младенчества звали его Гошей, к чему он привык и новым знакомым всегда Гошей и представлялся.
Той ранней осенью, когда началась вся эта история, Гоша пошел в восьмой класс, то есть на самом деле в седьмой по счету, но восьмой по названию (чего не могут понять до сих пор ни Гоша, ни его родители, ни учителя, ни даже ваш покорный слуга, а только дяди и тети из Министерства образования России).
Почему в восьмой, спросите вы, когда, судя по количеству прожитых лет, он вроде бы должен идти в седьмой?
Объясняю.
Дело в том, что Гоша был в некотором роде вундеркиндом, но вундеркиндом особенным, вовсе не похожим на то замученное науками несчастное создание с не по-мальчишески серьезными глазами за толстыми стеклами очков, которое привычно рисует нам наше воображение при слове «вундеркинд». Вовсе нет. Во-первых, Гоша не носил очков по той простой причине, что обладал отличным зрением, и ни чтение книг с фонариком под одеялом, ни компьютерные игры, ни телевизор не смогли пока его зрение испортить. Во-вторых, Гоша хотя и «перепрыгнул» прошедшим летом из пятого класса в седьмой и слыл среди друзей и знакомых мальчишкой сообразительным, начитанным и даже где-то гениальным, но назвать его эдаким юным вариантом Паганеля из жюльверновских «Детей капитана Гранта» мы бы поостереглись. Как и большинство мальчишек своего возраста, Гоша Рябинин гонял с друзьями в футбол и хоккей, любил плавать и нырять, кататься на лыжах, ловить рыбу... да что там говорить! — он даже (только не рассказывайте его родителям, ладно?) научил мальчишек со своего двора играть в теперь уже почти забытую, но увлекательнейшую «расшибалочку», в которую, как известно, играют от века исключительно на деньги. Бывало также, что являлся он домой в не очень чистой одежде, а то и с синяком под глазом и исцарапанными кулаками.
Нет, драчуном Гоша вовсе не был, но и в обиду себя никому не давал и, хотя не очень вышел ростом и силой, отличался ловкостью и быстротой в движениях, великолепной реакцией и знанием некоторых очень полезных приемов русского боя, которым научился у своих друзей-солдат.
К вышесказанному можно добавить, что в свои двенадцать лет Гоша умел водить автомобиль, бронетранспортер и боевую машину пехоты, а также неплохо стрелял почти изо всех видов стрелкового оружия.
Конечно, вы скажете, что Гоша Рябинин имел преимущество перед теми мальчишками и девчонками, которые родились и всю жизнь живут в одном городе или, скажем, поселке и родители которых не военные, а, наоборот, строители, ученые или, допустим, врачи. Вы скажете так и будете, несомненно, правы. Но лишь отчасти. Потому что все или почти все в этой жизни зависит от самого человека. И если человек ленив и нелюбознателен, а, самое главное, таковым и хочет оставаться, но тут уже ничем не поможешь.
Гоша же отсутствием любознательности вовсе не страдал и даже, прямо скажем, наоборот, был человеком любопытным, а зачастую и чересчур любопытным. Именно его любопытство и... Но все по порядку.
В то сентябрьское теплое субботнее утро Гоша Рябинин выбрался из дому довольно рано, намереваясь зайти к своему другу Саше Уваровой, чтобы вместе с ней отправиться за город в отцовскую воинскую часть, где их ожидала масса интереснейших дел.
Да, да, вы не ошиблись. Саша Уварова была самой что ни на есть настоящей девчонкой, обладательницей массы симпатичных веснушек, копны густых, цвета спелой пшеницы, волос и звонкого голоса.
Такие девчонки, как Сашка Уварова, или, как звали ее друзья, Шурка, время от времени попадаются в мальчишеских компаниях по всей нашей необъятной Родине, да и по всему миру тоже.
Не скажу, что количество их велико по сравнению с обычными девочками, но все же их достаточно много для того, чтобы это стало заметно нам с вами.
Эти девчонки всегда предпочитают (во всяком случае, в детстве) мужской мир миру женскому: ненавидят играть в куклы, любят футбол, замечательно лазают по деревьям, дерутся, мало обращают внимания на свою внешность, умеют стрелять из рогатки и вообще — как говорится, свои парни в доску. Они даже зачастую большие пацаны, чем сами пацаны (это оттого, что им постоянно приходится доказывать окружающим свою мальчишескую сущность).
Именно такой и была Сашка Уварова, а попросту Шурка, именно поэтому Гошка Рябинин считал ее своим другом, а к ОБЫЧНЫМ девчонкам он относился не слишком уважительно, считая их существами взбалмошными и никчемными. «Может быть, когда они вырастают и превращаются в девушек и женщин, то становятся другими?» — часто размышлял он и, не находя ответа, переключал мысли на что-нибудь более понятное и полезное.
Итак, Гоша шел привычной дорогой, находясь в прекрасном расположении духа, ибо, во-первых, старший брат освободил его сегодня от обязанности пылесосить комнаты, взяв сей труд на себя, а во-вторых, откуда взяться плохому настроению, если вовсю светит солнце, впереди два нескончаемых выходных дня и тебе двенадцать лет?
Сокращая путь, Гошка нырнул в знакомый проходной двор, обогнул мусорные баки, вышел к детской площадке и тут, возле песочницы, заметил маленькую девочку, которая, опустив голову, тихонько плакала.
Если бы она плакала громко или рядом играли бы другие дети, то Гоша, пожалуй, прошел бы мимо — дело житейское, разберутся, но девочка стояла совсем одна возле песочницы и плакала тихо, не напоказ.
Гоша замедлил ход и остановился. Он, как уже говорилось, не очень любил девчонок, но эта была совсем еще кроха — лет пять, не больше...
Он обошел ребенка вокруг, сел перед ним на корточки и строгим голосом сказал:
— Ну, в чем дело?
Девочка подняла голову, поглядела на Гошу громадными, полными соленых слез голубыми глазами и пролепетала:
— К-котик!
— Что?
— Мой ко-тик... — и, всхлипнув, опять опустила голову.
— Эй, погоди, перестань реветь, — решительно вмешался Гоша. — Объясни ты толком, что случилось. Какой котик? Кошка, что ли?
— Да-а...
— И что с ней?
— Она убежала, — сообщила кроха и, вытирая ладошкой слезы, с надеждой спросила: — Ты ее найдешь?
— Н-не знаю, — засомневался Гоша, который уже начал жалеть, что вмешался в это дело. — Твоя, что ли, кошка?
— Моя, — девочка уже не плакала — она видела в Гоше своего спасителя. — Я вынесла ее из дома погулять, а она убежала от меня по дереву вон туда, на чердак, — и малышка показала пальцем, куда именно убежала свободолюбивая кошка.
Гоша посмотрел. Напротив детской площадки громоздился очень старый трехэтажный дом из потемневшего от времени кирпича. Дом имел явно нежилой вид — многие окна зияли пустыми глазницами, а двери подъездов и оконные проемы первого этажа были заколочены толстыми досками.
Рядом с домом росла мощная древняя липа, по стволу которой, а затем по длинной крепкой ветке, нависшей прямо над крышей, кошка, видимо, и перебралась вначале на крышу, а уже потом и на чердак.
— А в этом доме, что, никто не живет? — спросил Гоша. Дом заинтересовал его своим видом, тем более что раньше он как-то не обращал на него внимания. Ведь, согласитесь, в любом заброшенном доме живет своя тайна.
— Никто, — подтвердила девочка. — Его собираются взорвать.
— Как это? — поразился Гоша.
— Ты что, маленький? Не знаешь, как дома взрывают? Взорвут, а потом построят новый. У меня папа — строитель, он мне рассказывал.
— Поня-атно, — протянул Гоша. С каждой секундой дом притягивал его все больше. Подумать только — дом скоро снесут, и никто никогда не узнает, что на его чердаке был клад золотых монет царской чеканки, или валялись в каком-нибудь невзрачном сундуке под толстым слоем липкой пыли старинные книги в кожаных переплетах, или... да мало ли что можно найти на чердаке старого дома, если, конечно, хорошенько поискать! Опять же, девочку жалко.
— От мамы влетит, — как бы в подтверждение его мыслей, убежденно сообщила кроха. — Она мне кошку на улицу выносить запретила, потому что кошка еще маленькая, а я не послушалась.
— А где мама-то?
— В магазин пошла, — вздохнула девочка, — скоро вернется.
— Ладно, — решился Гоша, — какого она хоть цвета, кошка твоя?
— Рыжая. Ты правда ее найдешь?
— Попробую. А ты не плачь, хорошо? И жди маму.
— Хорошо, — пообещал ребенок. — Ты на дерево полезешь? Кошка по дереву на чердак убежала.
— Что ж, придется и мне по дереву, — притворно вздохнул Гоша и внимательно оглядел липу, заранее оценивая предстоящий путь наверх.
До крыши он добрался довольно быстро — редкий мальчишка не умеет лазить по деревьям, Гоша же в этом деле был большим специалистом.
Листы старого, проржавевшего кровельного железа прогибались и гремели под его кроссовками, но он легко добрался до чердачного окна и заглянул в теплый пыльный полумрак.
«Сначала сам разведаю, потом Шурку позову, если что интересное обнаружу», — подумал Гоша и ловко влез в окно.
Вы когда-нибудь бывали на чердаках больших и старых домов? Удивительные ощущения испытываешь там. Лично мне почему-то всегда казалось, что эти чердаки больше всего похожи на трюмы парусных кораблей, выброшенных морем на берег и давно оставленных своей командой. Не знаю, откуда взялось это сравнение. Может быть, оттого, что сразу за палубой начинается небо, так же, как оно начинается сразу за крышей?
Некоторое время Гоша лежал на животе, в полном изумлении разглядывая зеленую густую траву у своего лица. Трава ощутимо пахла. Прямо перед его носом лакированная божья коровка вскарабкалась по тоненькому стебельку наверх, расправила крылышки и бесшумно отправилась в свой невысокий полет. Гоша приподнял голову, провожая ее глазами, и увидел в двадцати шагах перед собой край того самого леса, который он минуту назад разглядывал на картине.
— Где это я? — обескураженно осведомился у лесной опушки Гоша и поднялся на ноги.
— Великий Мастер! — громко воскликнул кто-то сбоку. — Пусть мне никогда больше не ковать железа, если это не Окно!
Гошка мгновенно развернулся на голос и тут же наткнулся взглядом на маленького человечка с румяным лицом и густой рыжей аккуратно подстриженной бородой.
Человечек был облачен в пятнистый камуфляжный комбинезон и обут в мягкие остроносые сапоги. На его крупной голове ловко сидела бейсбольная кепка с длинным козырьком. Ростом человечек был почти с Гошку, но гораздо шире в плечах, а закатанные до локтей рукава комбинезона обнажали толстые мускулистые руки, поросшие густыми светлыми волосами.
— Э-э... здравствуйте, — счел нужным поздороваться Гошка. — Вы... вы кто?
— Я? — человечек весело оглядел мальчишку. — Я — гном Рамсей, к вашим услугам, если вы, разумеется, в них, то бишь услугах, нуждаетесь, что проблематично, поскольку явились вы через Окно. А люди, умеющие проходить через Окна, насколько мне известно, ни в чьих услугах обычно не нуждаются. Даже наоборот. Они сами зачастую эти услуги оказывают. Хотя... я вижу, что вы еще ребенок, а все человеческие дети, за редким исключением, через Окна проходить умеют.
Шестым чувством человека, прочитавшего на своем веку множество сказок и всевозможной фантастики, Гоша сообразил, что смертельно обидит человечка, если выскажет хотя бы тень сомнения относительно его, Рамсея, принадлежности к славному и гордому гномьему племени. И еще он сразу почему-то понял, что не спит и не грезит наяву, а действительно каким-то невероятным образом провалился сквозь волшебную картину на чердаке в этот мир, где, оказывается, просто так разгуливают гномы...
И тут у Гошки аж дух перехватило от нестерпимого интереса к происходящему, но он не потерял самообладания (что значит гарнизонная закалка!), а вежливо сказал:
— Очень приятно познакомиться, господин Рамсей. Меня зовут Гоша.
Вы, конечно, уже обратили внимание, что, несмотря на всю свою кажущуюся безалаберность и неуемное мальчишеское любопытство, Гоша Рябинин в критических ситуациях умел вести себя крайне осмотрительно и быстро соображал что к чему.
Вот и сейчас, прежде чем продолжить разговор с невесть откуда взявшимся сказочным персонажем (согласитесь, что уж кто-кто, а гном — самый что ни на есть сказочный персонаж), Гошка быстро и внимательно огляделся по сторонам, чтобы определить, где же он все-таки находится.
Находился он на большой поляне, окруженной, как и положено всякой порядочной поляне, густым лесом.
Здесь хозяйничало лето, и Гошка с удовольствием вдыхал крепко настоянный на разнообразнейших травах и цветах лесной воздух. Вообще-то, поляна как поляна — ничего особенного. Гошка повидал подобных полян десятки. Единственное, чем она отличалась от похожих полян в лесах под Звягином или в любых иных русских лесах, было то, что ровно на ее середине рос могучий, в несколько обхватов дуб, — да и то, ежели хорошенько поискать, то таких полян с дубами посередине много найдется.
Но краски! Какие здесь краски!
Создавалось впечатление, что раньше Гошка смотрел на окружающий мир сквозь немного грязноватое и запыленное стекло, а теперь это стекло чисто протерли тряпкой.
— Значит, Гоша, — констатировал гном и почесал крепкими пальцами грудь под комбинезоном. — И какое же дело привело вас, уважаемый Гоша, в наши негостеприимные края?
— Почему же негостеприимные? — удивился Гошка. — По-моему, у вас тут неплохо. Солнышко, вон, светит, птички поют. Мне пока нравится.
— Это пока, — многозначительно сказал Рамсей. — Пока вы находитесь наедине с природой, которая, как известно, не мыслит категориями добра и зла, если вообще мыслит, в нашем понимании этого слова...
— А вы? — перебил философствующего гнома Гоша. — Вы разве не мыслите этими... категориями добра и зла?
— Я?!
Рамсей насупился и вдруг рассмеялся звонким заливистым смехом.
— Да, действительно, причисляя себя к носителям разума, причем к тем носителям, которые преимущественно выступают на стороне добра, я не могу и не хочу отказать вам в гостеприимстве. Если вы, уважаемый Гоша, соблаговолите последовать со мной под сень этого чудного леса, где у меня припрятана моя поклажа, то я сочту за честь угостить вас глотком-другим доброго эля и со вниманием выслушать все то, что вы сочтете нужным мне сообщить. Тем более что вас явно послала в наш мир сама Судьба. Великий Мастер! Так вот оно где, последнее Окно! А наши-то вместе с эльфами все Хроники перерыли — все без толку...
— Я с превеликим удовольствием последую за вами, господин Рамсей, — чуть поклонился Гоша, обнаруживая знакомство с хорошими манерами и невольно подлаживаясь под вычурную речь гнома, — однако должен сообщить, что я еще, в общем-то, мальчик, а детям спиртное противопоказано.
— Спиртное! — фыркнул гном и, подхватив Гошу под руку, повлек его к лесу. — Спиртное! Кто вам сказал, вернее, откуда вы взяли, что я собираюсь предложить вам спиртное? Запомните, уважаемый Гоша, что гномы спиртное практически не пьют — это чисто человеческая привычка, а эль, приготовленный нами, хоть и веселит сердце и согревает душу, но при этом не содержит ни капли того самого спиртного, о котором вы изволите говорить. От него не бывает похмелья, и его можно и нужно употреблять всем, включая грудных младенцев, как человечьих, так и гномьих. Да любой пьяница-человек душу бы заложил за этот напиток, но секрет его приготовления известен только нам, гномам, и производим его мы в ограниченных количествах, что связано как с технологией приготовления, так и со множеством иных факторов, о коих мы сейчас говорить не будем. Прошу садиться, я сейчас!
Сказать, что Гошка Рябинин испугался — это ничего не сказать. Да и кто бы на его месте не испугался! Однако справедливости ради надо заметить, что испуг не помешал ему применить, когда его связывали, пару-тройку хитрых уловок, разработанных еще летом во время бесконечной игры в «индейцев» и «ковбоев».
Правила игры были предельно простыми, но довольно жесткими, а именно: если ты попался в руки «противника», то с тобой этот самый «противник» мог поступить двояко. Во-первых, обменять на точно такого же пленника или оружие (луки, рогатки, деревянные мечи и китайские пневматические пистолеты), а во-вторых, например, привязать тебя к дереву в каком-нибудь уединенном месте на несколько часов.
Гошка играл на стороне «индейцев», и почти все лето ему удавалось ускользать из хитроумных засад коварных «ковбоев», более того — он сам устраивал засады, в которые неоднократно попадались одинокие «ковбои».
Но однажды ему не повезло — не удалось убежать, и он был пойман и надежно привязан к дереву на окраине города в таком месте, где люди ходят редко.
Тогда его через пару часов освободили свои же (кто-то из мелкой ребятни видел, как его поймали, и шепнул «индейцам»). И Гошка целую неделю ежедневно просил старшего брата Володю связывать его веревками по рукам и ногам, а потом старался из этих пут самостоятельно освободиться.
Когда в начале второй недели ему удалось распутаться всего за пятнадцать минут, брат восхищенно сказал: «Ну ты — Гудини!» и признал, что крепче и хитрее связать Гошку он уже не в силах. «А кто такой Гудини?» — спросил Гошка, и брат рассказал ему о знаменитом американском иллюзионисте-фокуснике и акробате начала века, который буквально творил чудеса со своим телом.
Связанного по рукам и ногам Гудини сажали в мешок, мешок завязывали и бросали в реку — Гудини выбирался.
Его клали в гроб. Гроб заколачивали и закапывали — Гарри Гудини выбирался.
Его голого запирали в тюремной камере и связанного бросали под лед — он выбирался.
Он выбирался отовсюду, но это было его профессией, а Гошка Рябинин вовсе не был фокусником — он был просто двенадцатилетним мальчишкой, который сейчас, весь опутанный жесткими веревками, с мешком на голове, валялся на твердых досках какой-то неимоверно тряской повозки, которая катилась куда-то по отвратительной дороге, влекомая, судя по стуку копыт, лошадьми.
«Только без паники. Только без паники», — неустанно повторял про себя Гошка. Он уже понял, что здесь, в повозке, освободиться не получится — при первой же попытке чей-то сапог чувствительно въехал ему по ребрам, и Гошка притих. Однако, расслабив мышцы, он почувствовал, что если его оставят одного, то ему потребуется минут десять, не больше, чтобы сбросить путы.
Вообще-то все, что произошло с Гошкой Рябининым за последний час, воспринималось им пока не очень серьезно, даже несмотря на грубое с ним, Гошкой, обращение неведомых похитителей. События воспринимались им сейчас как некий очень реальный и ужасно интересный сон, который хоть и не очень порой приятен, но все же, несомненно, заслуживает того, чтобы его досмотреть до конца.
Но сон, там, или не сон, а играть в любые игры Гошка привык по всем правилам. Поэтому он успокоился, сосредоточился и стал прикидывать, с какой приблизительно скоростью движется повозка.
Судя по тряске, размышлял он, лошади идут не шагом. Но и не галопом. Значит, рысью. Это сколько же будет в час километров? Ну, допустим, двенадцать-пятнадцать... Сколько мы уже едем? От силы — полчаса, то есть прошли километров шесть-семь. Интересно, долго еще?
Оказалось, не очень долго.
Вскоре повозка выкатилась на — судя по звуку и характеру тряски — мощеную дорогу, лошади прибавили рыси, затем колеса коротко прокатились по какому-то явно деревянному настилу, и повозка остановилась.
Гошку рывком поставили на ноги, стащили на землю и куда-то повели.
По тому, как подсвеченная розовым темнота перед глазами сменилась уже темнотой полной, а воздух стал более прохладен и по-иному зазвучали шаги, пленник понял, что попал в помещение.
Так. Вот и лестница. Винтовая... Ох, какие высокие ступеньки! А длинная, черт...
Но и этот, показавшийся уже бесконечным, подъем закончился. Явственно лязгнуло железо... засов? И от сильного толчка в спину Гошка полетел на каменный пол.
Умение падать — одно из основных умений футбольного вратаря.
Гошка Рябинин частенько стоял в воротах и благодаря своей отменной реакции, а также поистине кошачьей ловкости и прыгучести быстро снискал славу лучшего голкипера школы. Так что падать он умел и теперь вовремя успел втянуть голову, подставить плечо и перекатился на спину.
Захлопнулась дверь, снова загремело и заскрежетало железо; чьи-то тяжелые шаги удалились вниз по лестнице. Так. Вот теперь можно и приступить...
Сначала удалось распутать руки, и Гошка немедленно сорвал с головы осточертевший мешок.
Ага.
Круглая комната — метров эдак пять в поперечнике. Каменный, как он уже успел убедиться, пол и каменные же, грубой кладки стены. Узкие окна-бойницы без стекол. А вот и Рамсей лежит связанный и с мешком на голове.
— Ублюдки!! — тут же заорал гном, как только Гошка стянул с его головы мешок. — Порождения гиены и шакала!! Низкие твари и предатели! Ну, погодите, как только...
— Тише! Тише, господин гном! Здесь их нет. Это я, Гоша!
— Гоша? И верно — Гоша! — Рамсей захлопал ресницами и радостно уставился на Гошку своими ярко-зелеными глазами. — А тебя что, не связали разве?
— Связали. Да только я уже выкрутился. Погодите, не вертитесь, я развяжу вам руки.
— Верткий мальчик, — с одобрением пробормотал гном и добавил: — Тебе не кажется, что после эдакой передряги нам пора перейти на «ты»?
— Вы, по-моему, уже перешли, — дипломатично улыбнулся Гоша.
— Да! И предлагаю тебе незамедлительно последовать моему примеру. Теперь мы с тобой почти друзья, ну, если еще и не друзья, то боевые товарищи — это точно. А боевым товарищам обращаться друг к другу на «вы» как-то не очень... а? Ох, спасибо, дальше я сам... Тем более, — продолжал Рамсей, самостоятельно распутывая ноги, — что мы, подгорные гномы, живем на-а-много дольше людей, а я, по гномьим меркам, еще очень молод.
- Я же говорил!! — завопил Рамсей, до которого, наконец, дошло. — Я же говорил, что ты специалист по выпутыванию! Точно! Мы свяжем наши веревки в одну, привяжем ее к дверному кольцу и спустимся из бойницы на этаж ниже. Оттуда — на лестницу... Замок я немного знаю — попробуем выбраться. Другого выхода у нас все равно нет, и до вечера нам ждать никак нельзя — в любой момент могут появиться злыдни... — проговаривая все это, Рамсей быстро соединил крепким узлом две веревки в одну и привязал ее к толстому железному кольцу в двери, после чего вскарабкался в бойницу и осторожно выглянул наружу.
Стены крепостной башни были очень толстые, и гном, улегшись в проеме бойницы, поместился там почти полностью — только ноги в сапогах торчали перед Гошиным носом.
Осматривался Рамсей довольно долго.
— Ну, что там, ты скоро? — не выдержал Гошка и подергал гнома за ногу.
— Сейчас...
Ноги зашевелились, подтянулись, и Рамсей сел в бойнице, почесывая бороду.
— Значит, так, — веско сказал он. — Мы во внешней башне, и это хорошо — никто не заметит, как мы спускаемся. По лестнице мы попадем на крепостную стену, а там я знаю одно местечко, где можно слезть, — стена сильно выщерблена. Будешь делать, как я, понял?
Гошка молча кивнул головой.
— Тогда — вперед. Сначала я, а потом ты. Главное, чтобы в нижней комнате никого не оказалось. Если подергаю за веревку, значит, можно, а если не подергаю, значит, судьба у нас такая, — Рамсей, швырнув вниз веревку, исчез за краем бойницы.
Гошка тут же вслед за ним залез в проем и быстро огляделся. Он увидел внизу луг и лес, который начинался сразу за лугом и тянулся до самого горизонта...
Впрочем, рассматривать окрестности было особенно некогда — веревка задергалась, как живая. Гошка ухватился за нее обеими руками и с опаской посмотрел вниз.
Дух перехватило.
Он всегда побаивался высоты, но сейчас страх должен был уйти.
Хорошо, что веревка оказалась достаточно толстой и шершавой, а уж ловкости Гошке было не занимать — через несколько секунд он уже ухватился за крепкую руку гнома, и Рамсей втянул его в точно такую же бойницу, как та, что они покинули.
— Дверь открыта, слава Великому Мастеру. Бежим! — торопливо шепнул гном.
Они выскочили на узкую винтовую лестницу, торопливо сбежали по ней вниз, и гном, осторожно приоткрыв дверь, ведущую на крепостную стену, выглянул наружу.
— Никого, — сообщил он, втягивая голову обратно. — В любую минуту, конечно, может показаться стража, но нам ничего не остается делать, кроме как рисковать. Помни главное: я — первый, ты — за мной. Если начнется драка, не лезь, а беги назад и вниз по лестнице, а дальше — по обстоятельствам. Я попробую их задержать.
— Я тебя не брошу, — мотнул головой Гошка.
— Не дури, — строго поглядел на него гном. — Делай, как я сказал. Если удастся вырваться, то иди лесом на север, к холмам. Встретишь гномов — расскажешь им все. Ну, за мной!
Верх крепостной стены был похож на неширокий коридор без потолка и со сквозными проемами в стенах по обеим сторонам. Слева в этих самых проемах мелькали какие-то крыши и башенки, но Гошке некогда было разглядывать архитектурные красоты замка Дарт — от Рамсея бы не отстать. Гном — даром, что не слишком длинноногий — бежал быстро, бешено работая на ходу локтями. Вдруг он резко затормозил, вглядываясь в одному ему ведомые приметы стены, и Гошка чуть не налетел на него сзади.
— По-моему, здесь, — выдохнул Рамсей, заглядывая вниз. — Точно, здесь. Теперь гляди, как полезу я, и делай так же.
Некоторое время Гошка внимательно наблюдал за Рамсеем, который быстро спускался, ловко цепляясь за выступы и выщерблины старой крепостной стены, и полез следом.
По-видимому, в этом месте когда-то были ворота, которые потом быстро и не очень аккуратно заложили гораздо более мелкими камнями, чем те, какие использовались при первоначальной кладке стены, — во всяком случае, для рук и ног здесь вовремя находились удобные выступы и зацепки, так что Рамсей и Гоша вскоре спрыгнули в невысокую густую траву и огляделись.
Никого.
Только луг и лес впереди.
— Кстати, а где же ров? — спохватился Гошка, до которого вдруг дошло, что замку чего-то не хватает.
— Да он уже лет пятьсот, как засыпан, — отер потный лоб Рамсей. — Воевать-то не с кем было — зачем он? Только мешал. А против пришлых этих злыдней никакие рвы все равно бы не помогли. Тихо... Слышишь?
Гошка прислушался.
Откуда-то далеко из-за леса доносился едва различимый, но постепенно усиливающийся гул. Гошка вопросительно глянул на гнома и увидел, что тот сильно побледнел, а зеленые глаза ярче засверкали под светлыми бровями.
— Это они! — выдохнул Рамсей. — Злыдни! Бежим!!
И гном рванул с места к лесу, как камень, выпущенный из хорошей рогатки.
Гошка не заставил себя ждать.
Они едва успели влететь под спасительную тень деревьев, как загудело уже прямо над их головами.
Рамсей упал за густой куст боярышника и нетерпеливо похлопал по земле рядом с собой.
Гошка поспешно плюхнулся на живот.
— Смотри, — одними губами произнес гном и слегка раздвинул ветви боярышника. — Да не на стену, вверх смотри!
Гошка послушно глянул и обомлел.
Прямо над замком зависли два огромных, никогда ранее им не виданных летательных аппарата.
Больше всего они напоминали чудовищных размеров персиковые косточки — та же форма и такая же шероховато-ребристая поверхность. И на этой поверхности не было заметно никаких иллюминаторов и люков, а также крыльев, дюз или несущих винтов, то есть совершенно непонятно было, как эти громадины держатся в воздухе. И только тусклый сероватый блеск неизвестного металла на солнце да низкий мощный гул указывали на то, что сделаны эти «косточки» разумными существами и двигатели внутри все же имеются.
— Что это? — спросил ошеломленный Гошка у Рамсея.
— Летающие машины злыдней, — мрачно ответил тот. — Внутри — сами хозяева со своими «железяками» или без оных — не знаю. Сейчас приземлятся, им доложат о поимке человека и гнома, они тут же обнаружат, что нас в наличии не имеется и... как ты думаешь, что тогда начнется?
Рамсей и Гошка как по команде вздернули головы вверх и слегка присели от неожиданности.
С камня колокольцами пролился смех. Смеялась очень красивая — как показалось Гоше — девушка, лет семнадцати-восемнадцати на вид. Одетая в длинное до пят платье простого покроя, она стояла на вершине гранитной глыбы, уперев руки в бока. По ее плечам щедро разметались густые волосы цвета молодого липового меда, а за спиной мерцали... Гошка вначале не поверил собственным глазам и даже потряс головой... точно, это были крылья! Самые настоящие крылья. С белоснежными перьями.
— Здравствуй, Равина, — сухо сказал гном. — И чего это ты тут делаешь?
— Тебя ищу, — усмехнулось неведомое прекрасное существо, сверкнув отличными зубами.
— Ну, нашла, — буркнул гном. — Что дальше? И почему, кстати, заклятие не действует?
— Почему заклятие не действует, я не знаю. Скорее всего, его просто поменяли из соображений секретности, а нас с тобой в известность поставить не успели. — Равина взмахнула крыльями и, придержав платье, очутилась на траве. — А что дальше... Эльфы скликают Большой Совет. Тебе, Рамсей, повезло, что я увидела сверху, как на вас напали. К замку, сам понимаешь, я не полетела — вдруг там злыдни со своими летающими машинами, но разведчика я послала... — Равина вытянула руку, и ей на ладонь села крупная черно-белая сорока.
— Умничка моя, — ласково сказала сороке крылатая девушка и пальцем погладила птицу по голове. — Она вот мне и рассказала, что вам быстро удалось бежать. Я тут же сообразила, что ты подашься сюда... И вот мы встретились!
— Так, — сказал гном и яростно почесал бороду. — Большой Совет, значит... А когда?
— Сегодня на закате.
— А где? В Укромном Месте?
— Там.
— Вообще-то я не член Совета, — пробормотал Рамсей.
— Гном! — сдвинула соболиные брови Равина. — Кончай придуряться! Неужели ты думаешь, что мы, вилы, не имеем глаз? Ведь ясно, что твой спутник — оттуда, с Первой Земли. Это значит, что он прошел сквозь последнее Окно и... Да что мы тут стоим-то! Вот-вот вас хватятся в замке, и тогда даже мои крылья не спасут! Вы готовы?
— Эх! — притворно вздохнул Рамсей. — Терпеть не могу путешествовать по воздуху. Одно утешает, что в твоих объятиях, Равина. Я готов. Гоша, подойди, пожалуйста, к этой деве юной и дай себя обнять. Видишь ли, ей придется нести нас по воздуху.
— Не бойся, мальчик, — одарила Гошку улыбкой Равина. — Я — вила Равина, а не какая-нибудь там русалка или, упаси Великий Мастер, кикимора. Вам, людям, нечего меня опасаться.
— А я вовсе и не опасаюсь, — севшим вдруг голосом пробормотал Гошка и, чувствуя, что начинает отчего-то краснеть, шагнул вперед.
Чудная девушка обхватила его левой рукой за спину и крепко прижала к себе. Другой рукой она притянула гнома.
— Обнимите меня за шею и держитесь!
Гошка почувствовал, что ноги его отрываются от земли... и вот уже они скользят по воздуху над самыми верхушками деревьев.
То ли от небывалого ощущения бесшумного полета (с самолетом никакого сравнения быть не может!), то ли от близости прелестного разгоряченного девичьего лица и какого-то необыкновенно чистого запаха, шедшего от пушистых волос Равины, но сердце Гошкино билось в груди, как пневматический молоток в руках дорожного рабочего.
Спиной он ощущал что-то мягкое, теплое и в то же время упругое, и от этого сердце стучало еще быстрее, хотя, казалось бы, быстрее и невозможно.
Скорость полета была довольно велика — ветер так и свистел в ушах, — однако летели невысоко.
— Выше нельзя — могут заметить. А так нас не видно на фоне деревьев, — пояснила Равина и, задыхаясь, добавила: — Я дотащу вас... до реки, а там... попробуем открыть... другой вход... под землю. По воздуху... опасно. И тяжелые вы...
— А далеко еще? — решился спросить Гошка.
Равина промолчала, сберегая дыхание, — ей приходилось выполнять очень тяжелую работу.
Река открылась внезапно.
На левом, дальнем от них берегу леса уже не было, — насколько хватало взгляда, простиралась до горизонта равнина с разбросанными там и сям купами деревьев.
Равина резко пошла вниз.
Мелькнули перед глазами золотистые стволы сосен, затем каменный срез обрыва... и вот уже Гошка ощутил под ногами мелкую гальку речного берега.
— Уф-ф! — облегченно выдохнула Равина, переводя дух. — Ручки мои рученьки, крылья мои крылышки. Вот уж не думала, что придется мне когда-нибудь гномов по воздуху таскать! Человека-то еще куда ни шло, особенно, конечно, если он мужчина, — и она шутливо толкнула Гошку крутым бедром.
Гошка с ужасом почувствовал, что опять краснеет.
— Ладно тебе, Равина, парню голову кружить, — сверкнул зеленым глазом гном. — Сначала ты меня по воздуху, теперь я тебя под землей. Но, надо признать, на место ты точно вышла — молодец! — с этими словами Рамсей подбежал к скалистому обрыву, положил на каменную стенку руки и, опустив голову, пробормотал слова заклинания.
Тонкая трещина зазмеилась по скале. Часть шероховатой гранитной поверхности дрогнула и бесшумно скользнула вбок, открывая взору темный провал пещеры.
Гошка почувствовал, что ноги его отрываются от земли... и вот уже они скользят по воздуху над самыми верхушками деревьев.
— Ура! — звонко крикнула Равина. — Сработало! — и, чуть наклонившись, звонко чмокнула Гошку в щеку горячими губами.
— Равина! — укоризненно покачал головой гном. — Я же тебя просил...
— А ты не ревнуй, не ревнуй, Рамсей! — расхохоталась озорница. — Может, мальчик мне понравился! Ты же знаешь, что мы, вилы, к людям мужского пола неравнодушны, — и она легким движением взъерошила Гошкины волосы. — Не смущайся, Гошенька, я подожду, пока ты вырастешь. Или другого кого найду.
— А вы... а ты откуда знаешь мое имя? — сумел вытолкнуть из себя Гоша.
— Имя? Да ведь Рамсей тебя по имени называл, вот я и запомнила.
— Ладно, — вмешался Рамсей, — пошли. Путь неблизкий.