Друг отца. Его запретная девочка

Глава 1

— Открывай, сука! — орёт отчим, колотя по двери кулаком так, что она жалобно скулит на петлях.

Я сжимаюсь на кровати, натянув на себя плед, словно тонкая ткань может спасти меня от его злобы, от запаха перегара, сигарет и дешёвого одеколона, которыми он вечно воняет.

Мама плачет на кухне, снова. Её всхлипы постоянный фон моей жизни, как тиканье часов или тихий гул работающего холодильника. Что-то настолько привычное, что уже не трогает и не раздражает, а становится нормой...

С тех пор как она вышла замуж за Виталия, это стало её нормой: плакать, просить за него прощения, умолять его не пить, а потом винить во всем меня.

Это всё как-то чертовски быстро меняется. От жалобного: "ты моя любимая девочка", до полных ненависти слов через полчаса: "сама виновата, жопу джинсами обтянула, а Виталя мужик..."

И дальше уже идут слова, от которых мне хочется до крови тереть кожу мочалкой в душе. Смыть его взгляды, его намёки, которые он считает смешными, а я — омерзительными. Мама словно не слышит. Или не хочет слышать.

Я смотрю в пол, в потёртый линолеум, покрытый пятнами, которые уже не отмыть. Меня тошнит — от страха, от усталости, от самой себя. Мне восемнадцать, но я чувствую себя старухой, чья жизнь уже кончилась.

Днём я таскаю коробки на складе, где потные мужики орут и пялятся, а ночью зубрю учебники, потому что если я не сдам экзамены, не поступлю в университет, не получу общежитие, я останусь в этой дыре навсегда. И так год пропустила. Но больше нельзя тянуть.

Потому что еще немного и произойдет непоправимое. Отчим переступит черту. Поэтому я остаюсь допоздна на работе, лишь бы не возвращаться домой раньше десяти.

— Лизка, не выходи! — визжит мама из кухни. — Он с ума сошёл сегодня!

Я знаю, что она боится. Но что мне делать? Сидеть в этой комнате, как мышь в норе? Терпеть его домогательства?

Однажды он зашёл, когда я спала. Стоял в темноте, тяжело дышал, удовлетворял себя… Я проснулась, закричала, а он только ухмыльнулся: «Ты уже совсем взрослая, Лиза. Сиськи такие аппетитные, и жопа… У тебя парень-то есть?»

С тех пор я сплю с ножом под подушкой. Не для него — для себя. Если он перейдёт... я не знаю, что сделаю.

А вчера он приполз в мою комнату, швырнул на стол грязную купюру в пятьсот рублей и пробормотал: «Купи себе прокладок и тушь, раз ты теперь баба».

Я не взяла деньги. Они так лежат на стол. Мама все видела, но промолчала. Как всегда...

Стук усиливается. Дверь дрожит, как моё сердце.

— Твою мать! Открывай! Я ее выбью нахрен! — орёт он, и вдруг, глухой, тяжёлый удар.

Виталя пинает дверь, и я слышу, как дерево трещит. Вжимаюсь в спинку кровати. Плед сползает, но я даже не пытаюсь его поднять. Меня трясёт.

Мама бросается к нему, я слышу её шаги, её крик:

— Виталя, пожалуйста, не надо! — она умоляет, всхлипывает. Он рычит, отталкивает её, и что-то падает — звон стекла. Ещё одна чашка. Третья за неделю. У нас почти не осталось посуды.

— Похер мне твои слёзы! — рявкает он. — Эта сучка думает, что может мне перечить? Я её научу!

Я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать слёзы, но они текут, горячие, солёные, по щекам. Моя комната — моё убежище, но и оно не спасает. Маленькая, с обшарпанными обоями, пропахшая сыростью и страхом.

Здесь я прячу свои учебники, свои мечты, свои слёзы. Я хочу кричать, бежать, исчезнуть, но бежать некуда. Мать давно порвала связи с роднёй, с друзьями. В полиции мне сказали: «Нет изнасилования — нет дела». Бесплатные ночлежки? Я видела, что там творится. Лучше здесь, чем там. Или нет?

Я мечтаю об университете, об общежитии, о комнате, где нет его. Но для этого нужны деньги, а все мои сбережения жалкие копейки, которых хватит разве что на полмесяца аренды. Я устала. Устала работать, прятаться, слушать их скандалы, терпеть его. Устала быть никем.

— Лиза! — его голос становится тише, но от этого ещё страшнее, как затишье перед бурей. — Последний раз говорю. Открывай, или я вышибу эту чёртову дверь!

Я стараюсь выровнять дыхание. В голове крутится: «Куда бежать? Кому звонить?»

Родной отец ушёл, когда я только родилась, и с тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. Бабушка умерла, оставив квартиру, в которой мы сейчас и живем.

Вдруг раздаётся звонок в дверь. Резкий, пронзительный, он режет тишину, как нож. Я резко выпрямляюсь, плед падает на пол.

Отчим замолкает. Все замирают. Поздно. Почти полночь. Кто это может быть? Соседи? Они никогда не вмешиваются, сколько бы он ни орал. Полиция? Маловероятно.

Звонок повторяется, настойчивый, требовательный.

— Кто там ещё? — рычит отчим, и я слышу, как он шатается к двери.

Приоткрываю свою дверь, наблюдаю за ним через щель. Он дёргает замок, распахивает дверь, и… раздаётся глухой удар. Резкий звук. Отчим отлетает назад, валится на пол в коридоре, держась за нос, из которого течёт кровь. В глазах его страх и бешенство.

— Блять… — шипит он, — сука…

Я замираю, не понимая, что происходит, а в дверном проёме появляется тёмная фигура.

— Где она?

Глава 2

Я замираю, вцепившись в ручку покрепче, не в силах отвести взгляд от фигуры в дверном проёме. Мужчина, который только что ворвался в нашу квартиру, выглядит так, будто сошёл с обложки глянцевого журнала.

Высокий, широкоплечий, он стоит, слегка наклонив голову, и его тёмный костюм сидит на нём идеально, подчёркивая каждый мускул. Кожа его покрыта замысловатыми татуировками, которые виднеются из-под расстёгнутого ворота рубашки, добавляя ему опасного, почти хищного шарма.

Тёмные волосы, чуть взъерошенные, а пронзительно-голубые глаза, словно лёд, но с искрами, которые заставляют моё сердце замереть. Этот лоск, эта уверенность, эта аура власти — всё в нём кричит о деньгах, о силе, об огромном жизненном опыте, о мире, который мне никогда не был доступен.

Я не могу отвести взгляд, хотя страх всё ещё сжимает горло. Кто он? Почему он здесь?

Мама бросается к Виталию, который всё ещё сидит на полу, держась за разбитый нос. Она причитает, её голос дрожит:

— Виталечка, ты как? Господи, что же это…

Она пытается вытереть кровь с его лица рукавом, но он грубо отталкивает её, чуть не сбив с ног.

— Пошла отсюда! — рычит отчим, поднимаясь на ноги.

Все в красных капиллярах глаза его бегают, и я вижу, как он трусит перед этим мужчиной. Виталя всегда казался мне огромным, угрожающим, но сейчас он выглядит жалко, как побитая собака. Он тычет пальцем в незнакомца, корча из себя храброго мужика.

— Какого хрена тебе надо? Я сейчас полицию вызову, понял?

— Хоть ОМОН, — холодно отвечает мужчина. Голос у него низкий, обволакивающий, с хрипотцой, в которой сквозит опасная усмешка. — Мне нужна Кайгородцева Елизавета. Где она?

Не верю своим ушам. Он… ищет меня?

Моё имя в его устах звучит как-то иначе. Твёрдо, властно, но с ноткой уважения, от которой внутри всё сжимается.

Заставляю себя выйти из комнаты. В своей старой футболке и потёртых джинсах, чувствуя себя ещё более жалкой на фоне его лоска.

— Это… я, — голос срывается от волнения.

Наши взгляды встречаются впервые, и воздух между нами словно заряжается электричеством. Его глаза скользят по мне медленно, оценивающе. Сердце мое падает куда-то в живот и жар заливает щёки. Дыхание сбивается.

Не могу отвести от него глаз, хотя всё внутри кричит, что это опасно, что он — опасность.

— Собирайся, — заявляет он безапелляционно. — Мы уходим.

Глава 3

— Она никуда не пойдёт, ты кто вообще такой?! Что за хрень? Нинка, чё стоишь? Ментов вызывай! — мгновенно вспыхивает Виталя.

Мама вздрагивает, растерянно озирается, будто не понимает, кого слушать, но в итоге привычно поддакивает ему, хватаясь за телефон:

— Да-да, правильно! Вломился посреди ночи. Кулаками машет. Девочку нашу куда-то увезти хочет...

На мужчину это не производит никакого эффекта.

— Я здесь по личной просьбе Андрея Тихомирова, — чуть приподнимает он бровь и говорит холодно, глядя прямо на мою маму.

Тишина.

У мамы подкашиваются ноги. Телефон падает из руки на пол. Она бледнеет, губы у нее дрожат.

— Этого… не может быть... — шепчет она в неверии.

Я же стою, как вкопанная, ничего не понимая. Кто такой этот Андрей Тихомиров? Почему мама так отреагировала? Мужчина поворачивается ко мне.

— Ну? Собирайся. Хотя… с другой стороны, зачем тебе что-то тащить из этой дыры? Так даже быстрее будет. Поехали, — нетерпеливо поторапливает он меня.

Я стою, не двигаясь. Мир плывёт.

— Да кто вы такой? Куда мы едем? И кто такой Андрей Тихомиров? — выпаливаю я, голос дрожит от смесь страха и любопытства.

Мама опускается на табурет, прижимая руки к лицу. Она больше не плачет, смотри в одну точку, будто пытается переварить услышанное.

— Это… это твой биологический отец, Лиза… — практически беззвучно выдавливает из себя мама.

Шок пронзает меня, как удар током. Отец? Тот, кого она всегда называла трусом, который бросил нас, который, по её словам, давно помер? Я качаю головой, пытаясь осмыслить:

— Почему тогда он сам не приехал? Где он был столько лет? Зачем я ему сейчас?

Мужчина делает шаг ко мне, его присутствие заполняет всё пространство вокруг.

— Ответы на все вопросы — по дороге.

Я оглядываюсь. Эта квартира, как тюрьма. Потрёпанные стены, запах перегара, слёзы мамы, приставания Виталия — всё давит, как бетонная плита. Мысль, что этот мужчина уйдёт, а я останусь здесь навсегда, пугает меня до дрожи. Я не хочу оставаться. Не могу.

Беру телефон, закидываю в сумку пару вещей, джинсы, зарядку, нижнее бельё. Быстро достаю из-под подушки заначку, жалкие купюры, скопленные за месяцы, и бросаю туда же.

Мама влетает в комнату, хватает меня за руку:

— Лиза, не надо, подожди! Я… я говорила, что он нас бросил… что он умер… Но… я просто не сказала ему, что была беременна…

Голова гудит. Слова не укладываются в сознании.

— Ты… всё это время лгала мне? — шепчу я.

Она тянет ко мне руки:

— Я хотела тебя защитить, Лизочка, я… он тогда не хотел детей, я не знала, как…

Я уже не слушаю. Виталя из коридора вдруг снова влезает в разговор, будто всё происходящее не имеет к нему отношения:

— Ну раз всё так, может, по рюмашке? За знакомство, так сказать!

— Нет. — доносится до меня холодный ответ мужчины. — Я бы тебе даже руки бы не пожал. Не то что за один стол садиться.

— Лиза! Не делай этого! Он тебя увезёт, и ты даже не знаешь, куда! Ты не знаешь, кто он! Это опасно, — причитает мама, пытаясь отобрать у меня сумку.

— Это здесь оставаться опасно, — дергаю ручки со всей силы на себя. — Очнись, мама. Посмотри, как мы живем. Я из комнаты своей выйти боюсь, у меня нож под подушкой. Он же меня изнасилует, а ты сделаешь вид, что ничего не слышишь. Уж лучше в неизвестность, чем здесь с вами оставаться. Тогда ты сможешь честно всем сказать, что не знаешь, как это произошло и что отговаривала меня, а не то, что ты была соучастницей!

Мне больше не страшно. Мне впервые… легко дышать.

Я делаю шаг к двери, чувствуя, как сердце колотится в груди. Сумка болтается на плече, ноги дрожат, но я иду. Выхожу из квартиры следом за этим мужчиной, оставляя позади всё. Совершенно не зная, что ждет меня впереди. Но очень надеясь, что будущее не будет ко мне жестоко.

Приглашаю вас с новинку нашего литмоба!

Опекун. Я тебе (не) позволю

Дина Лазарева, Ирма Шер

https://litnet.com/shrt/l9K8

Визуал

Как автор, я часто представляю своих персонажей с яркими, живыми образами, которые оживают в воображении читателя. Лиза и Марк — центральные фигуры этой истории, и их внешность отражает их внутренний мир, контрасты их судеб и неизбежное притяжение. Вот как я вижу их перед собой, когда пишу их сцены.

Я вижу Лизу как хрупкую, но стойкую девушку с длинными светлыми волосами, струящимися по плечам, словно мягкий шелк, слегка спутанный от ветра и суеты её жизни. Глаза у нее тёмно-карие, глубокие, с лёгкой тенью усталости, но в них горит искра, которая говорит о скрытой силе и надежде. Кожа бледная, с едва заметными веснушками на щеках, подчёркивающими её молодость. В ней таится смесь робости и решимости, как будто она готова выстоять любой шторм, даже если сама в этом сомневается.

Марк предстаёт передо мной как мужчина, чья внешность кричит о власти и тайнах. У него тёмные волосы, аккуратно подстриженные, но с лёгкой небрежностью, которая добавляет ему дикого обаяния. Голубые глаза острые, как лезвие, с холодным блеском, но в глубине таится тепло, которое он редко показывает. На шее и руках виднеются замысловатые татуировки, чёрные линии которых переплетаются, намекая на его сложное прошлое. Вещи в темных оттенках, идеально сидящие, подчёркивают его широкие плечи и атлетическое телосложение, а лоск в его облике — от дорогих часов до уверенной походки — говорит о мире, где он полноправный хозяин.

Глава 4

Ночной воздух бодрит. После духоты квартиры он кажется ледяным, свежим, как глоток свободы.

У тротуара стоит огромная чёрная машина. Глянцевая, массивная, как броневик, с тонированными стёклами и хромированными деталями, поблёскивающими в темноте.

Двигатель работает почти беззвучно, лишь гулко урчит, как хищник, готовый сорваться с места, и от этого звука по спине пробегает дрожь.

У пассажирской двери нас встречает ещё один мужчина. Хмурый, с квадратной челюстью и отсутствием эмоций на лице. Взгляд у него колючий. А чёрная водолазка подчёркивает суровую осанку.

Он молча кивает сопровождающему меня мужчине и открывает заднюю дверь с лёгким щелчком, который эхом разносится в ночной тишине. Я машинально крепче сжимаю ремень сумки на плече, чувствуя, как дрожь подбирается к горлу.

Эта машина, эти незнакомые мне люди, всё настолько не похоже на мою жизнь, что я на миг замираю, не решаясь сесть в салон.

Бросаю растерянный взгляд на свой дом и понимаю, что туда точно не хочу. Поэтому все же сажусь, опускаясь на мягкие кожаные сиденья, которые оказываются тёплыми, словно машина ждала меня.

Салон пахнет кожей и чем-то мужественным, насыщенным, словно дорогим парфюмом, с нотами дерева и специй. Внутри машины абсолютная тишина, как в вакууме, лишь едва слышно гудит двигатель, убаюкивая нервы.

Мой ночной «спаситель» садится рядом, его плечо почти касается моего, и прикрывает за собой дверь. Авто трогается, и я чувствую, как мир за окном начинает растворяться в тёмной пелене ночи.

Краем глаза наблюдаю за ним. Он не смотрит на меня, просто что-то печатает в телефоне, пальцы уверенно скользят по экрану, а лицо остаётся серьёзным, с лёгкой морщинкой между бровей. Но я чувствую его напряжённое внимание, оно висит в воздухе, как невидимая нить. В конце концов, он убирает телефон, кладёт его на колено и поворачивается ко мне, его голубые глаза встречаются с моими.

— Меня зовут Марк, — произносит он приглушенно.

Это имя ему очень подходит, а еще оно звучит опасно красиво, как и он сам, с его татуировками и властной осанкой.

Я киваю, не зная, зачем, но внутри что-то ёкает. Хочу представиться в ответ, но во время одергиваю себя. Он же и так знает мое имя.

— Мы едем к твоему отцу. Как ты уже поняла. Он мой старый друг и партнёр. Только недавно он узнал о твоём существовании. До этого момента он не имел ни малейшего понятия, что у него есть дочь.

— Но… зачем я ему? — хмурюсь, рассматривая лицо Марка, как вспыхивают огнем его глаза, стоит им поймать отблески фонарей.

Мужчина отводит взгляд на дорогу, как будто собирается с мыслями. Потом смотрит мне прямо в глаза, его голос становится мягче.

— У Андрея серьёзные проблемы со здоровьем. Врачи говорят, что нужна операция, сложная, рискованная. Шансы — ничтожные. Он это знает. И готовится к худшему.

Я замираю, в груди всё сжимается, как будто кто-то сдавил лёгкие.

— За свою жизнь он создал целую империю. Заводы, компании, инвестиции, недвижимость — десятки городов. Но он никогда не был женат. Детей не заводил. Всю жизнь вкладывал в дело. И только сейчас, перед возможной смертью, он… впервые задумался, кому всё это останется.

Марк на секунду отворачивается, и я замечаю, как его челюсть напрягается, будто он сам не до конца верит в то, что говорит.

— Он не хочет, чтобы всё, чего он добился, досталось алчным совладельцам или просто ушло в никуда. Он хочет, чтобы его дело продолжил его человек. Наследник. И когда мы начали искать… выяснилось, что есть ты. Одна. Единственная.

— Но… — я чуть не шепчу, голос срывается, — вы даже не уверены, что я его дочь…

— Потому и потребуется ДНК-тест, — спокойно отвечает Марк, его взгляд не отрывается от моего лица. — Но если подтвердится, что ты — его кровь… он готов отдать тебе всё. Обучить. Подготовить. Представить всем официально. Ты станешь его наследницей, если захочешь.

Я вжимаюсь в кресло, не зная, как дышать. Это звучит как сказка, как чужая жизнь, которую кто-то на мгновение положил мне в руки, а потом, возможно, заберёт. Мои пальцы сжимают ремень сумки, внутри которой лежат жалкие вещи и заначка, как напоминание о том, откуда я пришла.

— Но почему он сам не приехал? — спрашиваю тихо, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.

Столько лет я мечтала об отце, представляла его, но никогда, даже в моих смелых фантазиях, он не был... так богат. А здесь, я вроде обрела близкого человека, но у нас так мало времени, чтобы узнать друг друга. Да и что если я не его дочь? Если это ошибка? В родной дом я точно не вернусь. Уж лучше скитаться, чем туда...

Марк же все это время смотрит на меня долгим, напряжённым взглядом,будто пытается прочесть мои мысли.

— Потому что он не хочет быть абсолютно уверенным в том, что раскрывает свою тайну и пускает в свой дом именно близкого человека, а не самозванку. Поэтому сперва я все проверю, а уже после вы с ним встретитесь. Андрей не любит показывать никому свою уязвимость. Даже мне.

Машина мчится в ночь, и впервые за долгое время мне хочется, чтобы дорога не заканчивалась. За окном мелькают огни города, а я пытаюсь осознать услышанное. Поверить в реальность происходящего.

Друг отца. Сломанные принципы

Дана Герман, Катерина Коротеева

https://litnet.com/shrt/lllM

Глава 5

Вскоре дорога выводит нас к частному терминалу, и я замираю, глядя на этот новый мир. Снаружи всё кажется вырезанным из другой реальности: стеклянные фасады, отражающие холодный свет прожекторов, охрана в строгих чёрных костюмах, ровные линии архитектуры, белый свет фар дорогих автомобилей, припаркованных вдоль терминала.

Мне хочется спрятаться, укрыться от этого чужого лоска, но я иду рядом с Марком, будто в параллельной жизни, где я не Лиза с потёртой сумкой, а какая-то значимая фигура.

Мы поднимаемся по трапу небольшого, но роскошного самолёта, который поражает даже не роскошью, а тишиной и личным пространством.

Это не аэропорт, где люди толкаются и проверяют посадочные талоны. Нет, это словно вылет из другой вселенной.

Через двадцать минут мы уже поднимаемся в небо на борту частного лайнера, и я чувствую, как желудок сжимается от взлёта и от всего, что происходит.

Салон оформлен в светло-бежевых тонах, мягкие кресла, которые можно раскладывать в кровати, выглядят такими удобными, что я боюсь к ним прикоснуться. На столике перед нами хрустальные бокалы, отражающие приглушённое, интимное освещение, а в воздухе витает лёгкий аромат свежесваренного кофе и дорогих духов.

Всё слишком идеальное, как будто я случайно угодила в сон богачки. Я почти не дышу, боясь испортить что-то из этих дорогих вещей, которые хочется трогать и одновременно страшно трогать. Я сажусь у окна, всё ещё сжимая сумку, как спасательный круг. Марк располагается рядом.

Слишком близко.

Кожа на руках тут же покрывается мурашками, как будто моя нервная система решила ожить после долгой комы. Он откидывается назад, перекидывает одну ногу на другую, и его движения плавные, уверенные.

Я замечаю, как татуировки на его шее и груди проступают из-под расстёгнутого ворота рубашки, и от этого зрелища внутри что-то сжимается. Он достаёт бутылку вина из встроенного мини-бара и два бокала, ставя их на столик с лёгким звоном.

— Расслабься, — хрипло бросает Марк и моё сердце начинает биться чаще. — Первый раз, что ли, летишь?

Он улыбается уголками губ. Не тепло. Не дружелюбно. Уверенно. Голубые глаза искрятся в приглушенном свете, и я чувствую, как жар заливает щёки.

Неуверенно киваю, не беря бокал. Как-то раньше не приходилось летать на самолёте. Я вообще дальше нашей области ни разу не выбиралась.

— Да… первый, — шепчу я, и мой голос звучит тише, чем хотелось бы.

Взгляд мужчины скользит по моим коленям, запястьям, шее, и я чувствую себя словно под рентгеном.

Грудь вздымается чаще, дыхание становится резче. Он это замечает, и уголок его губ приподнимается ещё больше. От этого становится жарче, будто температура в салоне поднялась на несколько градусов.

— Ты всё ещё думаешь, что я тебя похитил? — тихо спрашивает Марк, глядя на меня и слегка склонив голову. От его глубокого голоса, с этой лёгкой хрипотцой, по спине бегут мурашки.

— Я… — слова застревают в горле. — Я просто не до конца верю в реальность происходящего…

— Почему? — его бровь слегка приподнимается, и он поворачивается ко мне полностью. Его рука, на подлокотнике, слишком близко к моей. В его глазах вспыхивает интерес, и я чувствую, как моё тело напрягается, но не от страха, а от чего-то другого.

— Всё так… красиво. И необычно, — выдыхаю я, кусая губу, чтобы скрыть волнение. — Я всегда мечтала узнать своего отца, но даже представить не могла, что всё будет вот так…

Он усмехается, и его пальцы чуть сдвигаются ближе. Почти касаются моей кожи. Так, что кожу начинает покалывать, будто электростатика живёт между нами. И я ловлю себя на неправильной, пугающей меня мысли, что хочу, чтобы он всё-таки коснулся меня.

— Если ДНК подтвердит твоё родство с Андреем, то ты сама не заметишь, как быстро к этому привыкнешь, — бросает он, обводя пальцем пространство вокруг нас. Голос его при этом становится ниже, мягче, обволакивающим. — Начнёшь кривиться из-за недостаточно свежих устриц и устраивать скандалы из-за неторопливости персонала. К хорошему всегда быстро привыкаешь. И даже такие милые, скромные девочки портятся и становятся плохими… Лиза, — он тянет моё имя, как будто пробует его на вкус.

Я отвожу взгляд, но ощущаю, как он смотрит прямо на шею, на вырез моей футболки, точно замечает на моё учащённое дыхание. Всё тело горит, будто я вспыхиваю изнутри. Это не страх. Это будоражащий жар, которого я раньше не знала.

— Это не про меня… — шепчу я, но мой голос звучит неубедительно даже для меня самой.

Он откидывается на спинку, медленно наливает вино в свой бокал, делая глоток, не отрывая взгляда от меня.

— Время покажет, — хмыкает Марк. — Отдохни. У нас много дел впереди.

Я поворачиваю голову к иллюминатору, где ночное небо переливается звёздами, и в отражении вижу, как он пьёт вино, глядя всё так же на меня. Не на облака. Не на небо. Только на меня...

Его взгляд обжигает. И я теперь уже не знаю, от чего дрожу сильнее — от страха… или от предвкушения.

Брат жениха. Запрет на любовь

Лера Корсика

https://litnet.com/shrt/lhgZ

Глава 6

Полёт проходит в напряжённой тишине, и я стараюсь сосредоточиться на звёздах за иллюминатором, но присутствие Марка рядом ощущается почти физически.

Наконец самолёт начинает снижаться, и мы приземляемся на рассвете. Небо окрашено в жемчужно-розовый, влажный асфальт блестит после ночного дождя, отражая первые лучи солнца.

Сквозь стекло иллюминатора я вижу, как суетятся сотрудники частного терминала, будто весь мир крутится только вокруг нас.

Внутри меня нарастает смесь восторга и страха. Я впервые в столице, и она кажется мне огромной, живой, пугающе прекрасной.

Марк подаёт мне мой паспорт, который я передала ему в машине для регистрации на рейс, и я машинально беру его, чувствуя, как его пальцы слегка касаются моих.

Электричество между нами всё ещё не улеглось, оно витает в воздухе, неуловимое, тягучее, как липкий мёд, и от этого прикосновения моё сердце сбивается с ритма.

Я смотрю на него, пытаясь скрыть волнение, но его голубые глаза встречаются с моими и жар заливает щёки.

На взлётной полосе нас уже ждёт ещё одна дорогая машина. Чёрный седан с затонированными окнами, глянцевый и мощный, как танк. Хмурый водитель стоит у двери, рядом с ним ещё двое мужчин в одинаковых костюмах, с одинаковыми серьёзными лицами.

Я сажусь на заднее сиденье, и снова всё вокруг кажется не моим. Мы едем по пустым улицам столицы, мимо чистых фасадов и безлюдных улиц, и каждый новый поворот открывает мне мир, где всё говорит: здесь другие правила, другой воздух, другая жизнь. Внутри меня растёт ощущение, что я попала в сказку.

— Куда мы едем? — робко спрашиваю у Марка.

— В клинику, — просматривая что-то в телефоне, отозвался он.

— А почему мы не могли сделать этот анализ у нас в городе? — спрашиваю осторожно, сжимая ручку сумки и тем самым пытаясь унять нервозность. — Зачем весь этот перелёт, эти траты? Это же… безумие какое-то.

Марк даже не смотрит на меня. Его профиль остаётся спокойным, но в тоне чувствуется лёгкая насмешка:

— Андрей доверяет только одной клинике. Там своё оборудование, свои специалисты, максимальная конфиденциальность. — а после он выдыхает, словно объясняет очевидные вещи маленькому ребенку. — И поверь, Лиза, деньги — это последнее, что его волнует сейчас.

Машина останавливается у входа в стеклянное здание. Двери открываются автоматически и мы оказываемся в пустом, стерильном коридоре, в которой даже звук моих шагов кажется мне неуместным.

Я чувствую себя маленькой, потерянной, как ребёнок, попавший в чужой взрослый мир. Меня встречают врачи, сдержанно, вежливо. Они берут образцы для анализа, делают фото паспорта, и всё происходит мягко, ненавязчиво.

Пока ожидаем результаты, Марк предлагает:

— Пойдём позавтракаем.

И я соглашаюсь, так как в животе ничего не было со вчерашнего дня. Мы направляемся в здание напротив. В ресторан при отеле.

Здесь всё блестит, как будто натёрто вручную: хрустальные люстры отбрасывают мягкий свет, белоснежные скатерти лежат идеально ровно, серебряные приборы сверкают, как зеркала.

Персонал — безукоризнен, в чёрных костюмах и белых перчатках, они двигаются бесшумно, как тени. Я же чувствую себя максимально нелепо. Джинсы, старая футболка, растрёпанные волосы после сна.

Посетителей в такое время ещё нет, и тишину нарушает лишь шорох шагов официантов. Я ловлю их взгляды. Не открытые, но скользкие, оценивающие, как на бродячую собаку, случайно зашедшую в отель. Хочется поднять руки, прикрыться, раствориться, но я заставляю себя идти следом за Марком. Сердце колотится, пальцы дрожат, и я ощущаю себя голой под их молчаливым осуждением.

Мы садимся за столик у окна, и я стараюсь не смотреть на своё отражение в стекле. Растрёпанная, неуместная среди этого великолепия. Марк, в отличие от меня, чувствует себя абсолютно комфортно, будто дома.

Он спокоен, расслаблен, его рубашка чуть расстёгнута, открывая татуировки, а движения уверены, как у самого настоящего хозяина жизни. Он смотрит в меню, слегка нахмурившись, а я не могу сосредоточиться на словах. Буквы плывут перед глазами, и я чувствую себя ещё более потерянной.

— Всё в порядке? — спрашивает он, отрываясь от меню, и его голос заставляет меня вздрогнуть.

— Да, — быстро отвечаю, но голос выдаёт меня. — Просто… мне неловко. Как будто я не должна быть здесь.

Марк изучающе смотрит на меня. Его глаза медленно, внимательно скользят по моему лицу. Щёки мои моментально вспыхивают, жар распространяется по телу, смешиваясь с неловкостью. В этом тяжелом, обволакивающем взгляде мужчины только что-то тёмное, притягательное.

— Расправь плечи и перестань думать о том, что думают о тебе другие, — с легкой нотой недовольства произносит он.

Молчание повисает между нами, и я ощущаю, как напряжение сгущается, как легкий ток, пробегающий по коже. Он медленно проводит пальцем по краю бокала, и этот простой жест почему-то заставляет меня всей сжаться.

— Ты очень красивая, — говорит он, чуть тише, и его голос опускается до шёпота, от которого по спине пробегает дрожь. — Лучше и чище, чем любой здесь присутствующий. Гораздо.

Я не знаю, что ответить. Хочется отвернуться, и одновременно приблизиться к нему, утонуть в этом взгляде, понять, кто он на самом деле. Почему он так на меня действует? Официант приносит кофе, и я ему в этот момент очень благодарна за подаренную передышку. Но Марк берёт чашку, делает глоток и вдруг произносит:

— Хочешь знать, что я подумал, когда увидел тебя в первый раз?

Я замираю, сердце бьётся где-то в горле.

— Что ты — нежный цветок, который умудрился прорости на помойке, — продолжает он, и его глаза не отрываются от моих. — В тебе есть стать, очарование и сила духа, о которых ты, похоже, пока не подозреваешь. Но придётся отращивать броню, Лиза. Ты идёшь в мир, где каждый захочет от тебя чего-то. Они будут фальшиво улыбаться тебе в глаза, набиваться в друзья, восхищаться, но и они же первые, кто с радостью вонзит тебе нож в спину. Так что плевать, кто и что думает. Главное, кто ты есть на самом деле. Хоть в дорогих тряпках, хоть в китайских джинсах. Человека определяют не шмотки.

Глава 7

Сердце у меня колотится где-то в горле, а тепло его пальцев на моей руке оставляет след, от которого по телу разливается дрожь.

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, мой телефон вибрирует. Сообщение от клиники. Марк замечает это, его взгляд становится серьезным, и он кивает мне, словно давая разрешение открыть.

Руки дрожат, когда я читаю: результаты ДНК готовы. Кровное родство с Андреем Тихомировым подтверждено на 99,9%.

Смотрю, и ничего не чувствую. Ни восторга, ни облегчения. Просто… растерянность. Всё это — по-настоящему.

Мой отец, которого я никогда не знала, теперь реальность, которая переворачивает мою жизнь. Внутри меня пустота, смешанная с лёгким трепетом. Я не знаю, что ждёт впереди, но это уже точно будет не та жизнь, что была вчера.

— Поздравляю, — говорит скупо Марк, откидываясь на спинку своего кресла. — Хотя, признаться, я и не сомневался.

— Почему? — шепчу я, чувствуя, как голос дрожит от напряжения.

Он чуть прищуривается, улыбка в уголках губ едва уловимая, но в его голубых глазах мелькает что-то тёплое.

— У тебя его взгляд. Такой же прямой, твёрдый. И схожие черты лица. Ты точно его дочь, Лиза. Без вариантов.

Его слова оседают где-то глубоко внутри меня, и я пытаюсь их осмыслить. Похожа на отца?

Я никогда не видела его, даже на фото, но мысль о том, что во мне есть что-то от него, вызывает странное чувство гордости...

Позавтракав мы снова едем. Теперь уже за город, к особняку. За окном проносятся лесополосы, ровные шоссе, пригородные элитные поселения с высокими заборами и ухоженными садами.

Солнце поднимается выше, его свет заливает пейзаж, и время приближается к девяти утра. Я не задаю лишних вопросов. Я просто смотрю, как меняется мир за стеклом, и тихо, внутри, пытаюсь привыкнуть к мысли: у меня есть отец.

Мы въезжаем на территорию особняка через массивные ворота, которые открываются с лёгким гулом. По периметру охрана в чёрных костюмах, камеры, глухой забор с колючей проволокой наверху.

Всё говорит о том, что это место крепость, а не дом. Сам особняк белый, современный, с зеркальными фасадами и крышей, уходящей в плоскую горизонталь. Его архитектура строгая, но со вкусом. Огромные окна отражают утреннее небо, а вход украшен мраморными колоннами. Мы выходим из машины, и свежий воздух наполняет лёгкие, пахнет скошенной травой и цветами.

Марк ведёт меня вдоль лужайки, ухоженной до миллиметра. Газон будто выстриженный под линейку, по краям него клумбы с белыми розами, их лепестки слегка дрожат на ветру.

Впереди — огромная белоснежная беседка, почти как сцена в театре, с лёгкими шторами, колышущимися на ветру. И в ней сидят две женщины, похожие, как под копирку.

Обе в идеально сидящих платьях: одна — в небесно-голубом, с глубоким вырезом, вторая — в телесном, облегающем, как вторая кожа. Их волосы до талии, чёрные, как у фарфоровых кукол, гладкие, искусственно глянцевые, струятся по плечам.

Лица с одинаковыми надутыми ботоксом губами, высокими скулами, без возраста и без индивидуальности, как будто их создали в одном салоне красоты.

Та, которая в голубом платье, кормит с ладони крохотную белую собачку, которая с аппетитом грызёт кусочек ветчины, её розовый язычок мелькает между острыми зубками. Вторая даже не отрывает глаз от телефона, лениво прокручивая ленту, пока мы не подходим ближе.

Стоит нам войти в беседку, как обе женщины синхронно поднимают глаза. На их лица сразу натягиваются вежливые, фальшивые улыбки, но в глазах ни тепла, ни участия, только скользящее презрение.

Я чувствую, как их взгляды ощупывают меня. Мои потёртые джинсы, старую футболку, растрёпанные волосы. Они смотрят на меня, как на что-то чужеродное, что случайно попало в их идеальный мир.

— Это она? — хлопая ресницами, спрашивает та, что с собачкой. Она даже не смотрит на меня, вопрос адресован Марку, как будто я — вещь, не заслуживающая внимания.

Он только кивает и, не отвечая, устраивается за столом с небрежной грацией, жестом приглашая меня сесть рядом.

Я поджимаю губы, медленно опускаюсь на стул, чувствуя, как внутри всё сжимается. Не понимаю, кто эти женщины, зачем я здесь, и почему от их взглядов хочется свернуться в комок.

И вдруг — удар в самое сердце.

Вторая, оторвавшись от телефона, мурлыча, наклоняется к Марку, касается его руки длинными ногтями, покрытыми блестящим лаком:

— Как прошёл полёт, любимый?

Мои глаза медленно поднимаются на неё. Любимый?

Горечь подкатывает к горлу, и я чувствую, как внутри всё рушится. Ревность, острая и жгучая, сжимает грудь, и я не могу отвести взгляд от её руки, лежащей на его плече.

Сводный соблазн для мажора

Рита Адамова

https://litnet.com/shrt/lDga

Глава 8

Марк отстраняется от её руки почти незаметным движением и отвечает сухо, без намёка на ту теплоту, с которой она к нему обратилась:

— Нормально.

Он слегка поворачивается ко мне, не глядя больше на женщину, и спокойно добавляет:

— Лиза, познакомься. Это — Карина и Ника. А это, как вы уже поняли, — его взгляд задерживается на мне чуть дольше, чем нужно, и в его голубых глазах мелькает что-то тёплое, почти поддерживающее, — Елизавета. Дочь Андрея.

Карина и Ника почти восторженно кивают, их губы растягиваются в одинаковых улыбках, но я чувствую фальшь в каждом движении, в каждом взгляде, скользящем по мне, как по товару.

Я опускаю глаза на свои руки, сжимаю пальцы в замок и мысленно ругаю себя. Я не имею никакого права ревновать. Да я знаю его меньше суток! Но от этого в груди не становится легче. Отчего-то хочется исчезнуть. Или закричать.

Глубоко вдыхаю, стараясь успокоиться, но сердце всё равно колотится, а внутри бурлит смесь обиды и стыда.

Я пытаюсь напомнить себе, что Марк мне чужой человек, что у меня нет причин чувствовать эту боль, но его присутствие, его взгляд, его голос — всё это действует на меня, как яд, медленно отравляя мои мысли.

Не могу перестать думать о том, как он смотрел на меня в самолёте, как его пальцы касались моей руки, и как легко он отмахнулся от Ники, словно она для него ничего не значит. Но что, если это не так?

В этот момент в беседке мгновенно меняется атмосфера. На пороге появляется мужчина в дорогом тёмном костюме, сдержанный, уверенный, с прямой спиной и взглядом, от которого становится неуютно.

Его седые виски подчёркивают строгие черты лица, а серые, колючие глаза впиваются в меня, как рентген. Он не отрывает от меня взгляда, не улыбается, просто смотрит долго, пристально, будто пытается прочитать всё сразу: мои мысли, мой характер, моё прошлое.

Я вжимаюсь в спинку стула, не в силах выдержать этот взгляд. Его присутствие подавляет, и я чувствую себя маленькой, уязвимой, как будто он видит меня насквозь. Мои пальцы сжимают край скатерти и я пытаюсь скрыть волнение.

— Андрюша! — вдруг оживляется Карина, резко вскакивает, сбрасывая с колен бедную собачку, которая тихо пискнув, приземляется на пол.

Крохотное животное, растерянно тявкнув, прячется под стол, её белая шерсть мелькает в тени. Карина бросается к мужчине с фальшивым восторгом, заглядывая ему в лицо, её голос становится приторно-сладким:

— Я заказала всё, как ты любишь, твои круассаны, кофе с миндальным молоком, мёд из акации…

— Сядь, не мельтеши, — отрезает он резко холодным тоном.

В голосе его нет ни малейшего намёка на мягкость, и Карина мгновенно замолкает, её улыбка гаснет, как свеча на ветру. Она почти усаживается по команде, опустив глаза, и даже собака, словно понимая настроение хозяина, тихо отползает дальше под стол, поскуливая. Молчание на мгновение становится густым и вязким, и я чувствую, как напряжение сгущается вокруг.

Он подходит ближе, всё так же смотря только на меня. Его шаги размеренные, уверенные, и я невольно задерживаю дыхание.

— Ну здравствуй, Лиза, — голос мужчины звучит неожиданно тепло, несмотря на его суровый вид. — Ты такая… красивая. И взрослая. Не верится, что столько лет прошло.

Я не знаю, что ответить. Меня будто скручивает изнутри. Это он. Мой отец. Андрей Тихомиров. Человек, которого я никогда лично не знала и считала опустившимся и погибшим человеком.

А теперь он стоит передо мной живой, реальный, и что-то внутри отказывается в это верить. Его слова, такие простые, но они бьют прямо в сердце. Я чувствую, как слёзы подступают к глазам, но я моргаю, стараясь их сдержать. Не хочу, чтобы он видел мою слабость.

— Спасибо, — наконец выдавливаю я, но голос срывается, выдавая моё волнение.

Андрей поворачивается к Марку, который всё это время молча наблюдал за нами, и кивает ему с лёгкой благодарностью.

— Спасибо, Марик. Ты, как всегда, всё сделал безупречно.

— Не за что, — спокойно отвечает тот, делая глоток кофе.

Невольно ловлю его взгляд, и он едва заметно кивает. Спокойно. Поддерживающе. Это даёт мне крохотную искру уверенности, но я всё равно чувствую себя потерянной.

Андрей снова смотрит на меня и, кивнув в сторону дома, говорит:

— Пойдём. Нам нужно поговорить. Наедине.

Я встаю, чувствуя, как ноги предательски подгибаются, и иду за «отцом», оставляя за спиной Марка, Карину и Нику. Их взгляды прожигают мне спину. Я чувствую презрение, зависть и раздражение девушек, но стараюсь не оборачиваться.

Сейчас меня ждёт разговор, которого я боялась и будто бы ждала всю жизнь.

Мы уходим из беседки, и я слышу, как Карина шепчет что-то Нике, но их слова тонут в утреннем шуме ветра. Я сосредотачиваюсь на шагах Андрея, на его широкой спине, и пытаюсь подготовить себя к тому, что будет дальше.

Невеста брата. Желаю тебя

Ника Лето

https://litnet.com/shrt/llrf

Глава 9

Мы идём по длинному коридору особняка, и каждый шаг отдаётся громким стуком в моих ушах. Белые стены, с графичными панелями, украшенные картинами в тонких рамах. Мраморные полы, хрустальные вазы, все кричит о вкусе хозяина.

Андрей идёт медленно, руки за спиной, осанка военная, и я чувствую себя рядом с ним как школьница перед директором. Но его присутствие странно умиротворяет. В нём есть сила, которая внушает доверие, несмотря на всю мою растерянность.

Он останавливается у распахнутых дверей в просторную библиотеку. Потолки здесь высокие, массивные книжные полки тянутся до самого верха, запах кожи и дерева наполняет воздух, смешиваясь с лёгким ароматом старых страниц.

В центре комнаты расположен камин, потрескивающий мягким огнём, а рядом стоят два кожаных кресла.

— Проходи, — говорит он, указывая на одно из кресел у камина.

Кресло мягкое, но я сажусь на самый краешек, не осмеливаясь расслабиться. Андрей опирается на каминную полку, смотрит задумчиво на огонь.

Его силуэт вырисовывается на фоне пляшущих языков пламени, и я вижу, как он собирается с мыслями, словно взвешивая каждое слово.

— Твоя мать... Оля. Мы познакомились в восемнадцать лет. Лето, мы вожатые в детском лагере. Безденежье, романтика. Я тогда был сопливым юнцом, без связей, из деревни. Она казалась мне чудом. Красивая, улыбчивая. И я влюбился с первого взгляда. Как дурак.

Он на секунду усмехается, но в этой усмешке — грусть, и я вижу, как его пальцы сжимаются на полке.

— Это было недолгое знакомство, всего несколько недель, но я тогда был молод, амбициозен, и меня тянуло в столицу. Я хотел покорять её, строить свою жизнь, свою империю. И я уехал, оставив её позади. Мы не поддерживали связь, и я даже не знал, что она была беременна. Она скрыла от меня факт твоего рождения. Не знаю, почему — может, не хотела, чтобы я вмешивался, может, боялась, что я не приму. Но я узнал о тебе только недавно, когда начал искать… — он замолкает, его взгляд становится отстранённым, словно он возвращается в те годы.

Я слушаю, и внутри меня растёт ком. Моя мать никогда не рассказывала мне о нём ничего хорошего, только то, что он бросил её, что он был никчёмным, что скорее всего он сдох где-то под забором. Но теперь я слышу другую версию истории, и это заставляет меня чувствовать себя ещё более потерянной.

— Жизнь в столице закрутила меня, — продолжает Андрей, его голос становится тише. — Я строил бизнес, поднимался с нуля, ошибался, падал, вставал снова. За эти годы у меня не было ни времени, ни желания заводить семью. Я был женат на своей работе, на своей империи. И кроме тебя, у меня нет других детей. Никого. — он делает паузу, глядя мне прямо в глаза. — Я не могу сказать, что сейчас испытываю к тебе настоящую любовь, Лиза. Мы с тобой чужие, и в этом есть моя вина. Но я рад, что твоя мать не сделала тогда аборт. Рад, что ты есть.

В его словах честность, которая заставляет меня уважать его, даже если внутри всё сжимается от неловкости. Я киваю, не в силах вымолвить ни слова, и он продолжает:

— Я хочу, чтобы ты встала у руля моей компании. Ты — моя кровь, и я верю, что ты сможешь. У меня нет времени ждать, пока ты получишь высшее образование. Хотя это было бы идеально, пойди ты по профилю менеджмент, экономика или корпоративное право. Поэтому лучшие из моих людей будут обучать тебя. Частные наставники, практика, кейсы, встречи. Прямо на месте, с завтрашнего дня.

Я глотаю воздух, будто он закончился в комнате. В голове шумит, и я пытаюсь представить себя в этом мире, среди деловых встреч, контрактов, цифр. Это кажется невозможным. Компания? Обучение?

— Вы это... серьезно? — спрашиваю я, и мой голос дрожит от удивления.

— Не тыкай мне больше, пожалуйста, — кривится Андрей. — Серьезнее не бывает. У меня слишком мало времени до операции. И так дотянул. И исход ее может быть любым. Я лично готов ко всему. Но я не отдам просто так кому-то чужому все то, что строил своим потом и кровью. Ни государству. Ни хищным конкурентам.

Он гладит подбородок, бросает взгляд в окно.

— Чтобы избежать слухов и падения котировок, ты не будешь сразу представлена как дочь. Мы начнём с того, что ты станешь личным помощником Марка. Он равноправный акционер и генеральный директор, и я доверяю ему, как себе. Это позволит тебе войти в курс дела, не вызывая слухов. Мы объявим тебя моей наследницей, когда придёт время.

Я моргаю, не веря своим ушам.

— Завтра утром вы поедете в главный офис. А пока отдыхай, осваивайся. Твоя комната готова.

Он делает паузу и смотрит пристально, его взгляд проникает в самую глубину моей души.

— Вопросы есть?

Моё сердце стучит в висках. Я чувствую, как дрожат пальцы, как в груди бушует ураган — страх, азарт, ожидание. Тысячи вопросов кружатся в голове: что будет, если я не справлюсь? Как мне работать с Марком, когда я даже смотреть ему в глаза не могу спокойно? Смогу ли я стать той, кем хочет видеть меня Андрей?

Властный брат моего жениха

Мила Рейне

https://litnet.com/shrt/9aMC

Глава 10

Я глубоко вдыхаю. Вопросы действительно есть. Один из них самый важный.

— А если… если у меня ничего не получится? — выдавливаю тихо из себя. Голос срывается, но я не могу не озвучить свои страхи. — Если я подведу вас... тебя?

— Значит, подведёшь, — пожимает Андрей равнодушно плечами. — И что с того? Ошибки делают все. Даже я, и не раз. Главное — не сдаваться. И не врать себе. А всё остальное можно исправить, научить, исправить снова. Мне не нужна идеальная кукла, мне нужен живой человек, готовый учиться.

Он говорит это без пафоса, буднично, но я чувствую себя растерянно. Разве можно так легкомысленно относиться к делу всей своей жизни, вверяя его в руки неопытной девчонки. Или я чего-то не понимаю? И в нынешнее время даже обезьяну можно обучить и посадить во главе компании?

— А как долго мне жить в вашем доме? — добавляю я, осторожно подбирая слова.

Андрей слегка улыбается, уголки его губ поднимаются в едва заметной, почти печальной улыбке.

— Это не мой дом, Лиза. А наш. Останешься на столько, насколько потребуется. Встанешь на ноги, захочешь уехать я препятствовать не буду. Но я надеюсь, что ты останешься. Мне нужно, чтобы ты была рядом.

Киваю в задумчивости, до конца не понимая, как относиться к его словам. Она звучат слишком... идеально. Но, возможно, я зря ищу подвох, ведь пока ничто не представляло для меня опасности и не ставило в неловкое положение. Андрей идет к двери, давая понять, что разговор окончен.

— Иди, осваивайся. Тебя проводят.

Он распахивает дверь и в комнату входит женщина в строгом костюме, с собранными в пучок седыми волосами и лицом, на котором не отражается ни одна эмоция. Она что же все это время там стояла и ждала, пока мы поговорим?..

— Это Галина, — представляет он мне женщину. — Она будет помогать тебе во всем.

Та, словно в подтверждении его слов, учтиво кивает. Это так странно... Я как-то привыкла, сама заботится о себе. Без чьей либо помощи.

Галина, тем временем, молча указывает мне следовать за ней, и мы идём в другое крыло особняка. Женщина не говорит ни слова, только указывает рукой, куда сворачивать. Мы поднимаемся по широкой лестнице, и она останавливается у двери, распахивая её с лёгким поклоном.

Это моя комната?..

Она ведь, как из журнала. Просторная, с панорамными окнами на сад, где среди ухоженных аллей цветут розы и фонтаны блестят под солнцем. Большая кровать с бархатным изголовьем, белоснежное постельное бельё, резной письменный стол. В углу дверь в отдельную гардеробную.

Я с замиранием осматриваюсь. В воздухе приятно пахнет свежими цветами, которые стоят в вазе на столе…

— Ванная — за той дверью, — сухо впервые говорит Галина и исчезает, прежде чем я успеваю поблагодарить.

О-о-о, ванная у меня, прямо как у героинь зарубежных фильмов. Белый мрамор, золотистые детали, тёплый пол, огромная ванна, примерно размерами с мою бывшую комнату.

— Офигеть... — только и могу выдавить из себя. — Кто-нибудь, ущипнете меня.

Я реально чувствую себя Золушкой. Разве так бывает?!

Запускаю воду, добавляю ароматную пену и торопливо скидываю с себя вещи. С удовольствием погружаюсь прямо с головой. Горячая вода смывает напряжение.

Я закрываю глаза, позволяя себе расслабиться, чувствуя, как тело тяжелеет от усталости и новых эмоций.

Понимаю, что не готова идти вниз, сталкиваться с Кариой и Никой. От их фальшивых улыбок тошно, а возможно все дело в Марке...

Галина возвращается через час, я уже полулежу на кровати, закутанная в махровый халат и листаю каналы на плазме. Мне не требуется что-то ей говорить, она понимает без слов мое нежелание спускаться на обед.

Спустя минут пятнадцать она приносит мне поднос с едой: нежный крем-суп с ароматом трюфелей, несколько миниатюрных тарталеток с лососем, минеральная вода в хрустальном бокале и кусочек пирога с ягодами, украшенный свежей мятой.

Боже... Всё так красиво подано, что рука сама тянется к телефону. Мне нужно это сфотографировать на память. Для них это все может быть и привычно, но для меня это просто шедевр!

С аппетитом ем, поглядывая в окно на сад. Оттуда доносится приглушенный женский смех. И из-за этого я начинаю чувствовать себя чужой. Это их привычный мир, со своими правилами. А я здесь, как не в своей тарелки. Для меня все происходящее самое настоящее чудо.

Поэтому к ужину я тоже не спускаюсь. И снова Галина приносит еду мне в комнату. На этот раз — стейк средней прожарки с золотистой корочкой, салат с лососем и авокадо, поданный на белой тарелке с изящным узором, и бокал гранатового сока, который искрится в свете лампы.

Сидя на подоконнике, открываю ноутбук. Он был здесь на письменном столе. Новый, лёгкий, с тонким корпусом из металла. Галина сказала, что он мой. Вот так просто...

Экран загорается мягким светом и я ввожу в поисковике: Андрей Тихомиров.

Сотни ссылок. Интервью. Финансовые обзоры. Лента новостей.

Акционер группы компаний “АЛМАЗ” — многопрофильного холдинг, охватывающего энергетику, строительство, IT, логистику, телекоммуникации и аграрный сектор.

Десятки дочерних предприятий. Центральный офис в столице, филиалы — по всей стране. Я читаю о масштабных проектах, даже про благотворительные инициативы. Он основал фонд для поддержки детских домов и школ в регионах.

Фото мелькают одно за другим. На них Андрей то на фоне новой электростанции, то в кабинете с глобусом, то на какой-то конференции, пожимает руки влиятельным людям.

И везде у него один и тот же холодный, сосредоточенный взгляд, излучающий власть и непоколебимость.

“Один из самых закрытых и влиятельных предпринимателей страны” — так его описывают в одном из аналитических журналов. Нигде ни слова про личную жизнь. Ни слухов, ни скандалов. Глухая каменная стена.

Я долго смотрю на эти снимки и вдруг ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы этот влиятельный человек гордился мною. Чтобы, когда все узнали, что я его дочь, восхищались именно моими достижениями, а не думали, что все мне досталось только благодаря отцу.

Глава 11

Утром меня будит лёгкий стук в дверь. Галина входит с подносом, на котором стоит завтрак. За ней заходит хмурый плечистый мужчина в костюме. Он несет несколько коробок.

— Это для вас, — говорит она сухо. — Одежда, обувь, косметика. Водитель будет ждать вас через час.

Я киваю, всё ещё сонная, и открываю коробки, как только они уходят. Внутри элегантный костюм. Чёрные брюки с высокой посадкой, белая тончайшая блузка и пиджак, подчёркивающий фигуру.

Туфли на невысоком каблуке, чёрные, из мягкой кожи, сидят как влитые. В другой коробке косметика от люксовых брендов, о которых я только слышала.

Привожу себя в порядок, наношу лёгкий макияж, собираю волосы в аккуратный пучок и смотрю в зеркало. Передо мной стоит не та Лиза, которая работала на складе, не доедала и не досыпала, а бизнес-леди...

Я спускаюсь вниз, где меня ждёт водитель. Он галантно открывает дверь чёрного седана, и я сажусь на заднее сиденье, чувствуя, как сердце снова начинает учащенно колотиться.

Машина плавно трогается, и я смотрю в окно, где особняк медленно исчезает из виду. Впереди меня ждёт офис “АЛМАЗ” и Марк...

Седан скользит по улицам столицы, и я с удивлением наблюдаю, как город оживает: шум машин, спешащие люди, сверкающие небоскрёбы, отражающие утреннее солнце. Через полчаса мы подъезжаем к небоскрёбу из стекла и стали, уходящему в небо.

Его зеркальные панели отражают солнце и город вокруг, будто само здание отделено от реальности и парит над суетой улиц.

У главного входа расположились строгие охранники, элегантные женщины в форменных костюмах с безупречными улыбками и поток людей, спешащих внутрь с планшетами и кофейными стаканами.

Машина притормаживает у крыльца, и водитель выходит первым, открывая мне дверь. Я выхожу, расправляю плечи и стараюсь не показывать, как мне неловко и страшно.

Дыхание сбивается. Сейчас я войду в мир, где нет места ошибкам. Где важны только деньги, власть, контроль.

В холле здания мраморные полы, отполированные до зеркального блеска, фонтаны с журчащей водой, золотистые панели, создающие ощущение роскоши.

Пространство гудит дорогим шёпотом успеха, и я слышу приглушённые разговоры, стук каблуков и звон лёгких шагов.

За ресепшном из чёрного стекла стоит женщина с идеальной укладкой и поставленным голосом.

— Доброе утро. Вас уже ожидают. Лифт направо, 35-й этаж, — говорит она, даже не спрашивая моего имени. Заранее зная, кто я.

Киваю, ощущая, как взгляд её скользит по мне с лёгким любопытством, и направляюсь к лифту. Двери мягко закрываются, и я поднимаюсь, ощущая, как желудок сжимается от накатывающей паники.

На 35-м этаже меня встречает высокая блондинка, в сером платье футляре и с планшетом в руках. Она не улыбается, не задаёт вопросов, просто разворачивается и идёт вперёд.

Следую за ней, проходя по коридору с матовыми стеклянными стенами. За ними — переговорные, кабинеты, залы, где мелькают мужчины и женщины в деловых костюмах, как вырезки из бизнес-журнала.

Атмосфера пропитана напряжением и амбициями, и я чувствую себя не в своей тарелке, несмотря на новый костюм и макияж. Девушка останавливается у дверей с табличкой "М. Е. Воронцов".

— Марк Евгеньевич ждёт вас, — говорит она и исчезает, оставляя меня наедине с моим волнением.

Стою секунду, собираюсь с духом, и только потом толкаю дверь.

Кабинет у него просторный, с панорамными окнами на город. Тонкий свет льётся снаружи, очерчивая его фигуру у окна. Он стоит спиной ко мне. Рукава белоснежной рубашки засучены до локтей, обнажая сильные предплечья с лёгким загаром. Спина напряжённая, чётко очерченная под тканью, и я невольно задерживаю дыхание, чувствуя, как сердце сбивается с ритма.

Дочь друга. Запретная. Моя.

Татьяна Каневская

https://litnet.com/shrt/992U

Глава 12

— Закрой дверь, — отдает Марк приказ низким, хрипловатым голосом, который вибрирует в воздухе, пробираясь под кожу, как тёплый ток.

Я молча выполняю, и щелчок замка звучит громче, чем я ожидала, отзываясь эхом в моей груди, где сердце бешено колотится, словно пытаясь вырваться.

Он разворачивается, и его медленный, тяжелый, пропитанный чем-то диким и неукротимым взгляд наконец встречается с моим. В его глазах нет ни удивления, ни приветствия, только оценка.

Его взор скользят по мне с томительной неспешностью. От лица, где локоны слегка выбились из пучка, вниз по шеи, задерживаясь там, где пульс бьётся под тонкой кожей, затем по линии талии, где ткань костюма обрисовывает каждый изгиб, и ниже, к бёдрам.

Жар заливает мою кожу, поднимаясь волнами, и я сжимаю руки, пытаясь скрыть дрожь, которая выдаёт моё возбуждение, но он видит всё. Мой трепет, мою слабость...

— Не ожидал, что ты согласишься начать так рано, — произносит Марк, делая пару шагов ближе, и его голос обволакивает меня, как бархат, пропитанный грехом. Расстояние между нами сокращается, воздух заряжается электричеством, и я ощущаю тепло его тела, его присутствие, которое притягивает, как магнит. — Думал, будешь долго собираться с духом.

— Зачем же оттягивать неизбежное, — отвечаю уверенно, хотя внутри всё трепещет под его взглядом, как натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего касания.

Марк хмыкает, уголки его губ приподнимаются в лёгкой насмешке, но в этой улыбке скрыта опасность. Он останавливается совсем рядом. Так близко, что я ощущаю жар его тела, его запах, тёмный, тёплый, с глубокими нотами мускуса и древесины, который кружит голову и затуманивает разум.

Взгляд его замирает на моих губах, оставляя там след, как горячий ветер, и я чувствую, как они сами приоткрываются, поддаваясь этому невидимому давлению.

— С чего тогда начнём, Лиза?

Моё имя из его уст звучит слишком интимно, слишком лично, скользя по моим нервам, как ласковое прикосновение, и я чувствую, как лицо горит от смущения, смешанного с влечением, которое я не могу подавить.

Не отвечаю. Молчу, потому что боюсь сказать что-то не то — да и потому, что сама не знаю, как справиться с этим огнём внутри. Он наклоняется чуть ближе, чуть поддавшись вперёд, его дыхание ласкает мою кожу, но Марк не касается меня, оставляя между нами тонкую, пульсирующую полоску воздуха, которая только усиливает напряжение.

— Смотри на меня, — произносит Марк глубоким и манящим шепотом, и в его голосе — вызов, от которого моё дыхание сбивается, а тело откликается неконтролируемым трепетом.

Повинуюсь. В глубине его взгляда клубится что-то запретное и опасное... Неужели?... Желание, скрытое за маской контроля? И эта мысль заставляет моё сердце биться быстрее, как будто оно знает, что мы с ним ходим по краю.

— Правило первое, — вкрадчиво говорит Марк и его голос опускается ниже, становясь почти гипнотическим. — Здесь ты моя помощница. Никаких “дочерей”, никаких фамильярностей. Ни в офисе, ни в переписке, ни в переговорах. Я — твой руководитель. Поняла?

Киваю, не в силах оторваться от его глаз, чувствуя, как его присутствие заполняет всё пространство вокруг.

— Правило второе. Ты не ломаешься. Не ноешь. Не бегаешь к Андрею жаловаться. Всё, что происходит в этом кабинете, остаётся только здесь. Я отвечаю за тебя. Это значит, что если ты облажаешься — я тоже. Если ты быстро войдёшь в курс дела — это мой плюс. Мы связаны. Неразрывно.

Он делает полшага назад, но взгляд мой не отпускает.

— И правило третье, Лиза. Никогда не говори «у меня не получится» или «я не смогу». Вообще забудь эти слова.

Сердце теперь колотится где-то в горле, и я не могу сказать ни слова, чувствуя, как его взгляд скользит по моим губам. Его глаза темнеют, чуть сужаются, и я вижу, как его грудь поднимается в медленном, глубоким вдохе, как будто он тоже борется с возбуждением, которое угадывается в напряжении его тела.

— Я бы ещё и слово «нет» посоветовал убрать, но… Ты вообще меня слушаешь? — спрашивает он, и в его тоне проскальзывает что-то игривое, почти провокационное.

Хмурюсь, разрывая наш зрительный контакт, и облизнув губы — этот жест выходит невольно, но его глаза следят за движением моего языка, — выпаливаю хрипло:

— Да, конечно. Я постараюсь…

Марк улыбается. Едва заметно. Насмешливо.

— Значит, начнём.

Он отходит к столу и достаёт планшет. Запускает его, и моментально становится собранным и холодным, как будто только что между нами ничего не было.

— Сегодня — вводная по структуре холдинга. Нужно, чтобы ты чётко понимала, чем мы занимаемся. Через неделю будут переговоры с новым партнёром. Ты будешь присутствовать. И ты должна будешь уже не просто хлопать глазами, но и понимать, о чём идёт речь. Так что работы много, а времени мало.

Марк кидает мне папку, и я ловлю её, чувствуя, как руки дрожат. Он это замечает, но не комментирует, лишь слегка прищуривается, и в этом взгляде не только наслаждение моей реакцией, но и что-то тёмное. Обещание, которое заставляет моё тело гореть.

Нельзя же так быстро переключаться?! Эти эмоциональные горки — от напряжения к страсти и обратно — выбивают меня из колеи.

Напряжение между нами, тем временем, никуда не рассеивается. Оно затаивается, пульсируя в каждом его слове, в каждом движении. И этот офис теперь полностью его территория, где я должна не только выстоять, но и научиться играть по его правилам, балансируя на тонкой грани между долгом и желанием.

Друг отца. Его искушение

Мари Дион, Ольга Вейцер

https://litnet.com/shrt/9VxB

Глава 13

Они называют это офисом, но для меня это поле мин, где каждый шаг — риск, каждый взгляд — вызов.

Атмосфера пропитана ожиданием, каждый звук требует от меня быть взрослой, собранной, бесстрашной, идеальным винтиком в этом сверкающем механизме власти.

Я сижу за столом Марка, сжимая папку с документами, которые будто тают перед глазами, превращаясь в неразборчивую кашу цифр и терминов. Мой разум цепляется за строки, но мысли ускользают, захваченные его присутствием, которое заполняет кабинет, как плотный туман, оставляя мне лишь узкий клочок воздуха для дыхания.

Сердце бьётся где-то в горле, пальцы нервно сжимают ручку, и я чувствую, как жар его близости пробирается под кожу, несмотря на все попытки сохранить лицо.

Он движется по комнате, как пантера, вышедшая на охоту — грациозный, но смертельно опасный. Его шаги мягкие, когда он ходит по кабинету и диктует резкие, отрывистые фразы в телефон.

Каждое его движение словно вызов, пропитанное властью, от которой невозможно отвести взгляд. Чёрная рубашка с засученными рукавами обтягивает его плечи, подчёркивая игру мускулов на предплечьях, а когда он наклоняется над столом, ткань натягивается на спине, рисуя контуры его тела.

Я ловлю себя на том, как слежу за ним, как мои глаза цепляются за каждый изгиб, и это заставляет моё дыхание сбиваться. Воздух вибрирует, когда он проходит мимо, и его парфюма сжимаются лёгкие.

Я не должна так реагировать, но моё тело предаёт меня, откликаясь жаром, который яростно подавляю, хотя он лишь разгорается сильнее.

Его голос, как прикосновение, грубое, уверенное, проникающее под кожу с каждой нотой. Он отдаёт распоряжения секретарю, обсуждает сделки, и в этом деловом тоне таится низкая хрипотца, которая скользит по моим нервам, вызывая мурашки, словно электрический разряд.

Я злюсь на себя за то, как моё тело откликается. И я представляю, как его сильные пальцы скользят по моей шее, оставляя теплые следы, как сильные руки сжимают мою талию. Эти образы вспыхивают против моей воли. Я честно отгоняю их, но они возвращаются раз за разом...

Внезапно Марк останавливается прямо за моей спиной. Его тень накрывает бумаги, и воздух становится тяжёлым, густым от напряжения.

— Ты хоть понимаешь, что читаешь? — его голос звучит слишком близко, тёплое дыхание касается моих волос, и я вздрагиваю, ощущая, как мурашки бегут вниз по позвоночнику

Резко разворачиваюсь, и он возвышается надо мной, заслоняя свет своей мощной фигурой. В его глазах горит вызов и интерес, которые буквально поджигают мой пульс.

— Да, — выдыхаю хрипло.

— Докажи, — бросает он, резко садясь на край стола, так близко, что его колено почти моей руки, посылая электрический импульс через ткань костюма. Он наклоняется, и его лицо оказывается в опасной близости, а запах мускуса обволакивает меня, становясь почти осязаемым. — Расскажи мне, как устроена структура дочерних предприятий в секторе логистики. Без подглядывания.

— Эм... Ты хочешь проверить меня? — отвожу взгляд, стараясь скрыть смущение.

— А ты думала, как будет? Льготный вход по родству? — его глаза сверкают, в них мелькает тёмная насмешка, и я вижу, как напрягается его челюсть. — Это бизнес, детка. Здесь жрут сдабых.

Я сглатываю, горло сжимается, и я лихорадочно пытаюсь вспомнить — цепочки логистики, филиалы, цифры, мелькавшие в отчётах.

Слова вырываются с трудом, прерывисто, но я держусь, чувствуя, как его взгляд жжёт меня, не отрываясь от моего лица, не скользя по бумагам, а сосредоточившись только на мне. Когда я заканчиваю, он молчит, и эта тишина давит, ускоряя мой пульс до предела.

Тогда он наклоняется ещё ближе и его голос превращается в шёпот, низкий и вибрирующий, от которого моё тело напрягается, как струна.

— Не идеально. Но не глупо. Уже есть с чем работать.

Я чувствую, как между нами натягивается невидимая нить, как будто пространство между нами заряжено электричеством. Он смотрит в мои глаза слишком долго, и я вижу, как его зрачки расширяются, как его дыхание становится чуть глубже.

Взгляд Марка опускается на мои губы, и мой язык машинально касается нижней. Его глаза темнеют, и я замечаю, как его пальцы на столе сжимаются, как будто он сдерживает себя.

Момент растягивается, его теплое дыхание смешивается с моим, и я ощущаю, как моё тело тянется к нему, несмотря на все запреты.

Его присутствие, как магнит, притягивающий меня, заставляющий забывать о правилах, о том, кто мы друг другу. Губы Марка приоткрываются, челюсть напрягается, и эта борьба внутри него только разжигает мой жар, разливающийся по венам.

Внезапно он отстраняется, резко, как будто обжигаясь, и его голос возвращается к деловому тону, но в нём дрожит что-то неконтролируемое.

— Хватит на сегодня. Завтра продолжим. Иди отдохни, Лиза.

Я киваю, встаю, чувствуя, как ноги и ноги подкашиваются от остаточного напряжения. Выхожу из кабинета, оставляя за дверью этого мужчину, из-за которого возбуждение до сих пор разливается по телу горячей волной. Наваждение какое-то...

Отец жениха. Запретное влечение

Мира Спарк, Рита Святая

https://litnet.com/shrt/9trf

Глава 14

На следующее утро я снова сижу за массивным столом Марка в его просторном кабинете. Солнечные лучи пробиваются сквозь высокие окна, но мне не до них. Я стараюсь изо всех сил сосредоточиться на разложенных передо мной документах, но мой разум упорно возвращается к вчерашнему напряжённому моменту, к его взгляду, к его прикосновениям. Мысли вихрем кружатся в голове, мешая сконцентрироваться.

Внезапно его голос, низкий и размеренный, резко прерывает мои беспорядочные размышления, заставляя вздрогнуть.

— Ты читаешь? — спрашивает Марк, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. Его пальцы уверенно скользят по клавишам, печатая что-то, но в голосе проскальзывает лёгкий, почти игривый вызов, который почему-то заставляет моё сердце предательски дрогнуть.

— Читаю, — вру я, стараясь придать своему голосу напускную уверенность.

С демонстративной небрежностью я переворачиваю страницу, хотя внутри всё сжимается от липкого страха быть разоблачённой. Я ощущаю, как его присутствие снова начинает давить на меня, обволакивая со всех сторон.

Он усмехается. Звук почти неслышен, но эта низкая, чуть насмешливая усмешка отзывается во мне, как лёгкий удар, моментально пробуждая вчерашнее, ещё не остывшее напряжение.

— Тогда скажи, какие активы вынесли за скобки консолидации, — тон Марка становится чуть резче, и я ощущаю, как он внимательно наблюдает за мной, даже не глядя в мою сторону.

Я моргаю, пытаясь сфокусироваться. Сердце пропускает удар, а паника на мгновение сковывает меня, словно облили ледяной водой.

— Эм… аграрный сектор? — неосторожно вырывается у меня. В ту же секунду я понимаю, что совершила ужасную ошибку. Жар мгновенно приливает к лицу, а его молчание становится ещё более тяжёлым и гнетущим.

Марк отрывает взгляд от экрана. Поднимает глаза на меня.

Он смотрит. Долго. Ни единой эмоции, ни намёка на реакцию не мелькает на его лице. Просто... смотрит, и этот взгляд, как тончайшее, острое лезвие, медленно скользящее по моим щекам, опускаясь к шее, а затем ниже, туда, где плотная ткань моего костюма обтягивает грудь.

Я чувствую, как по всему позвоночнику проходит обжигающий жар, как щёки вспыхивают предательским румянцем, а руки становятся чужими, непослушными. Я крепче сжимаю папку в руках, пытаясь скрыть мелкую, нервную дрожь, что сотрясает всё тело.

— Серьёзно? — наконец бросает он, нарушая звенящую тишину. В его тоне ядовитая смесь сарказма и чего-то тёмного, почти опасного, что заставляет меня напрячься.

Я открываю рот, чтобы хоть что-то выдавить в ответ, оправдаться, но он уже встаёт и подходит к окну. Поворачивается спиной ко мне, и я вижу, как напрягаются мышцы под его рубашкой, как ткань натягивается на его широких плечах, когда он расправляет их, словно хищник перед броском.

— Подойди, — приказывает он, и в его голосе появляется странная, обволакивающая мягкость, почти... играющая, словно он откровенно наслаждается моей растерянностью и нерешительностью.

Я замираю на месте, чувствуя, как колени предательски слабеют.

— Зачем? — мой голос дрожит, выдавая не только панику, но и нечто тревожное, что я не осмеливаюсь даже назвать.

— Ты не понимаешь, — его голос становится ещё мягче, почти интимным, с лёгкой, соблазнительной хрипотцой, которая заставляет моё дыхание сбиться. — Значит, покажу на пальцах. Подойди.

Я неторопливо встаю. Каждый стук моих каблуков по полированному паркету отзывается эхом где-то глубоко в груди. Я подхожу медленно, будто каждый шаг — это настоящее сражение с самой собой, с внутренним сопротивлением.

Марк стоит у огромной стеклянной стены, за которой город разливается под слепящим солнцем. Огромный, гудящий, полный бурлящей жизни и скрытых опасностей. Его руки покоятся в карманах брюк, рубашка натянута на мощных плечах, спина идеально ровная, как будто вырезанная. Я отчётливо вижу, как напрягаются его мышцы под тонкой тканью.

Он поворачивает голову чуть-чуть, и его взгляд мгновенно ловит мой и не отпускает, удерживая, словно невидимая, но крепкая цепь.

— Видишь город внизу? — Марк слегка кивает в сторону грандиозной панорамы, открывающейся за стеклом, и его голос опускается ниже, становясь почти интимным шёпотом. — Деньги, власть, контракты, люди, которые улыбаются тебе, пока ты на вершине, и вонзают нож в спину, как только споткнёшься. Каждый второй тут актёр. Или охотник. Или вор. Иногда всё сразу.

Он делает короткую, но напряжённую паузу, и я чувствую, как напряжение между нами нарастает, как воздух вокруг становится тяжёлым и почти осязаемым. Затем он чуть склоняется ко мне, и расстояние между нами сокращается до опасной, невыносимой черты.

Я ощущаю исходящее от него тепло, его уникальный запах. Его рука медленно, словно давая мне последний шанс отступить, поднимается. И вдруг касается моей руки. Легко. Неожиданно.

Его тёплые, сильные пальцы, осторожно скользят по внутренней стороне моего запястья, где тонкая кожа и бешеный пульс выдают моё возбуждение. Я замираю, сердце падает куда-то в живот, и я чувствую, как его прикосновение обжигает, словно электрический разряд, пробегающий по всем венам.

— Ты вся дрожишь, — тихо шепчет он, почти в самое ухо, его голос словно вибрирует, и я ощущаю, как его тёплое дыхание касается моей шеи, вызывая волну мурашек. — От страха… или от того, что тебя тянет ко мне?

Я не отвечаю. Просто не могу. Мой разум кричит остановиться, бежать, но тело тянется к нему, как мотылёк к пламени, и я чувствую, как губы сами приоткрываются, как дыхание становится неровным, прерывистым.

Марк поворачивается ко мне лицом, его глаза — ледяные снаружи, но с неистовым жаром в глубине, — удерживают меня, словно гипноз. Его взгляд медленно скользит по моему лицу, на мгновение задерживаясь на губах, и я вижу, как его грудь поднимается в медленном, глубоком вдохе, как напрягается его челюсть.

— Это плохо, Лиза. Очень плохо. Потому что потом тебе будет больно, — его слова звучат как предупреждение, но в них скрыт огонь, который лишь сильнее подогревает и без того зашкаливающее напряжение.

Глава 15

Они ждали меня. Это я понимаю сразу, как только захожу в стеклянную переговорную на 27-м этаже. Комната, полностью окружённая прозрачными стенами, кажется настоящей ловушкой, где каждый мой шаг на виду, под пристальным вниманием.

Там их трое: женщины — каждая элегантная, безупречная, с кожей, отполированной до блеска, и манерами, которые буквально кричат о деньгах. Их парфюм — тяжёлый, удушающий, с навязчивыми нотами жасмина и пачули, он висит в воздухе на грани тошноты, лишь усиливая гнетущее ощущение, что я попала в самое логово хищниц.

Они не поднимаются мне навстречу, не произносят ни слова приветствия. Только оборачиваются. Синхронно. Как будто по невидимой команде, их движения были отрепетированы до мельчайших деталей, словно в театре, где мне отведена лишь роль случайной статистки.

Секретарь Марка, Елена, всё ещё стоящая рядом, кивает на открытую зону с лакированными столами и прозрачными стеклянными перегородками. Она шепчет, чуть слышно, с лёгким намёком на снисхождение, которое меня раздражает:

— Вот здесь все ключевые. Особо обратите внимание на Наталью Львовну. И на Ирину. Остальные — по настроению.

«Наталья Львовна» — это стройная женщина лет сорока с идеально прямой спиной и гладким каре, обрамляющим лицо с резкими, хищными чертами. Её маникюр цвета «спелая вишня» поблёскивает под ярким светом люстры.

Она даже не поднимает глаз, когда я вхожу, лишь медленно отрывает взгляд от планшета, когда я прохожу мимо. Её глаза скользят по мне от туфель до лица оценивая, меряя, словно я товар на рынке, и я чувствую себя абсолютно голой под этим пронзительным взглядом. В ней всё, как остро отточенное лезвие, от её безупречной осанки до холодной улыбки.

— Здравствуйте, — киваю я, чувствуя, как моя спина буквально горит под её взглядом, и мой голос звучит тише, чем я хотела.

— Так это вы и есть наша новенькая? — её слова звучат как диагноз, вынесенный с лёгким, едва скрываемым презрением. Она улыбается, но глаза остаются холодными, словно маска, не отражая ни капли тепла или дружелюбия. — Говорят, личный помощник Волкова?

Я киваю, с усилием удерживая спокойствие и не давая эмоциям взять верх.

— Да.

— Угу, — она поворачивается к остальным, и её движение грациозно, но с едва заметной, колкой насмешкой. — Вот, коллеги. Очередная «личная инициатива» Марка Евгеньевича. Последний раз, помнится, это была француженка, помнишь, Ира? Как ее звали? Мишель?

— Та, у которой декольте до пупка было и диплом маркетолога из соцсетей? — подключается Ирина, сухощёкая брюнетка с холодными глазами, которые сверкают, как лёд под солнцем. Её голос резкий, с лёгкой, почти неприкрытой язвительностью, и она откидывается на стуле, небрежно скрещивая ноги в дорогих туфлях. — Помню. В офисе продержалась две недели. Потом ушла «по личным».

Все смеются. Не громко, не вызывающе, но достаточно, чтобы мне захотелось провалиться сквозь пол. Я мгновенно понимаю, что для них я не полноценный сотрудник. А всего лишь декорация. Временная. Какая-то любовница, выставленная напоказ, как модный аксессуар, который очень скоро заменят.

— Ну ничего, — добавляет Наталья Львовна, словно ласково, но её тон пропитан едким сарказмом. — У тебя хотя бы русское имя. Это уже плюс. Марку всегда нравились «славянские лица».

Она наклоняет голову, её взгляд скользит по моей фигуре, на мгновение задерживаясь на изгибе талии, и я чувствую себя, словно меня рассматривают под микроскопом.

Блондинка — третья в их трио, с идеально уложенными волосами и манерами, которые кричат о самодовольстве, усаживается на край стола, закидывая ногу на ногу с такой грацией, будто позирует для фотосессии. Её юбка чуть приподнимается, открывая стройные ноги, и она улыбается, но эта улыбка больше похожа на оскал акулы.

— Но мы не осуждаем тебя, милая. Ни в коем случае. Кто как может, так и пробивается.

— Главное — вовремя делать массаж начальству, — подхватывает Ирина, и все хихикают, их голоса сливаются в мелодичный, но жестокий хор. Я чувствую, как жар поднимается к щекам, и сжимаю кулаки, чтобы скрыть предательскую дрожь.

— А ты давно… с ним? — спрашивает блондинка, и её вопрос звучит бестактно. Её глаза блестят, ожидая моей реакции, словно охотник, вынюхивающий слабость в своей жертве. — Или только начала?

Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как внутри закипает что-то новое, и с усилием улыбаюсь, стараясь сохранить лицо:

— Если ты имеешь в виду рабочие отношения, то да. Пару дней как приступила.

— Ах, какая скромница, — шепчет блондинка, её голос пропитан ядом, и она обменивается многозначительными взглядами с остальными. — Прямо как Марку нравится.

Смех снова. Женский. Уверенный. Жестокий. Он отскакивает от стеклянных стен, усиливая ощущение, что я нахожусь в клетке, полной змей. Каждая из них — опытная, выдрессированная, опасная.

Они видят во мне не угрозу, не равную, а временную игрушку Марка — любовницу, которую он скоро выбросит, как использованную карту из колоды.

Но я не собираюсь пятиться. Внутри что-то щёлкает, и я чувствую стальной стержень, который не даёт мне опустить глаза.

— Я здесь не для того, чтобы нравиться. Ни вам, ни Марку, — говорю я ровно, удивляясь, откуда во мне взялась эта храбрость. — Я пришла учиться. Работать. И если кто-то видит во мне угрозу — что ж, наверное, не зря.

Тишина накрывает комнату, словно тяжёлое одеяло, заглушая все звуки. Они смотрят на меня, их глаза сузились, оценивая, переосмысливая мою дерзость. И тут Наталья Львовна усмехается, её губы кривятся в лёгкой, почти детской насмешке.

— Смело. Хотя я бы на твоём месте… не делала ставки на покровительство. Марк долго ни на ком не задерживается. Видела его прошлых «помощниц» — все красивы, все умны, и все исчезли, как только он терял к ним интерес.

Её слова врезаются в меня, как иглы, и я чувствую, как сомнения начинают точить ту хрупкую уверенность, которую я только что обрела.

Глава 16

Я выхожу из переговорной, сжимая зубы так сильно, что, кажется, вот-вот треснет челюсть. Щёки горят, словно меня отхлестали по лицу, а руки дрожат от злости, которую я отчаянно пытаюсь сдержать. В груди — та самая знакомая пустота. Она появляется, когда тебя унижают публично, красиво, без единого мата.

Я не плачу. Не дождутся. Ни за что.

Коридор холодный, стеклянный, зеркальный. Каждый шаг отдается эхом. Отражение в витрине напротив будто смотрит на меня свысока: девчонка в костюме, который она ещё не успела обжить, слишком в нём неловкая. Чужая среди своих. Пыльная провинция на фоне столичного глянца, где каждая деталь кричит о цене и статусе. Меня тошнит от этого.

— Эй! — негромкий голос догоняет меня в повороте, пробиваясь сквозь звон в ушах.

Я резко оборачиваюсь. Меня почти догнала невысокая девушка. Её волосы гладко зачёсаны в низкий хвост, на ней серый кардиган и простые туфли без каблука. Ни капли гламура, никакой показухи, ни малейшего намека на претензию. На фоне всех этих золочёных вампирш она выглядит, как… нормальный человек. Это почти шокирует.

Она останавливается прямо передо мной, чуть смущенно улыбаясь.

— Привет. Я видела, как они на тебя набросились. Жесть, конечно. Ты… нормально? — её голос звучит тихо, но в нём столько искренней заботы, что я на секунду теряюсь. Впервые за этот день кто-то обращается ко мне без скрытого подтекста, без яда.

— Более или менее, — говорю я, с трудом удерживая голос в пределах вежливости. Казалось, ещё секунда, и я сорвусь, расплещу всю ту злость, что клокотала внутри. — Спасибо.

Она кивает, её улыбка почти по-дружески тёплая, без тени насмешки.

— Меня Алина зовут. Я стажируюсь в юротделе. Второй месяц, — она произносит это спокойно, с лёгкой, почти неуловимой усмешкой. — Вижу всё, слышу всё. Просто не всегда лезу.

Я удивлённо моргаю. Такой откровенности здесь, в этом террариуме, от неё я точно не ожидала.

— И ты не из… клуба гламурных фиф? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю себя остановить.

Она хмыкает, закатывая глаза.

— Не-е-е. Я из другой лиги. Мы в «подвале». Те, кто реально работает, а не считает шаги Марка и не запоминает, с кем он обедал в понедельник. И с кем, уж простите, он спал во вторник.

Секундная пауза, наполненная лёгким, но ощутимым напряжением. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание.

— Хочешь, познакомлю с нормальными людьми? — продолжает Алина, и её тон становится чуть серьёзнее, доверительнее. — Мы обедаем в другом месте. Без лакированных змеиных улыбок и высокомерных взглядов. Там, где можно просто есть и не думать, что тебя сейчас заживо сожрут.

Я моргаю, не веря в происходящее.

— Ты серьёзно? — выдыхаю я, и мой голос почти шепчет.

— Абсолютно, — в её глазах мелькает озорной огонёк, и это наконец-то ослабляет стальной обруч на моей груди. — Не бойся, у нас не корпоративная секта. Обычные ребята. Один из айтишников умеет подражать голосу Натальи Львовны. Его за это почти уволили, но теперь мы не начинаем обед без его фирменного: «Погоняй кофе, кролик!» — сказанного её голосом, да так, что дрожь пробирает.

Я не сдерживаюсь — хрипло смеюсь. Этот звук вырывается из меня сам, почти без моего участия, и я чувствую, как он спасает. Он ломает что-то внутри, что уже собиралось стать обидой, комплексом, страхом, загнать меня в угол.

— Алина, ты богиня. Веди, — говорю я, всё ещё улыбаясь.

Алина радостно хмыкает.

— С удовольствием. Но ты правда держалась круто. Видела, как у Натальи челюсть подвисла? Такое редко бывает. У них там, кажется, вся нижняя треть лица на контракте с брендом "Гордость и Предубеждение", — она подмигивает, и в её глазах мелькает озорство. — Или "Пластик и Высокомерие", если уж совсем честно.

Мы сворачиваем к лестнице, и я впервые за этот день чувствую: может, я и не совсем своя в этом мире, но, возможно, это и к лучшему. Быть «своей» в их мире мне совершенно не хочется.

«Подвал» оказался вовсе не подвалом — просто кафетерий на втором техническом этаже, в стороне от основного ресторанного зала. Простая плитка, деревянные столы, аппараты с водой и дешёвым кофе. Никакой претенциозности, никакого золота и стекла.

Но главное — атмосфера. Она не лощёная. Не натянутая. Она живая. И это ощущается как настоящий оазис посреди стеклянной пустыни.

— Вот они, наши светочи юриспруденции и креативного хаоса, — усмехается Алина, ведя меня к угловому столу.

Там уже сидит трое ребят. Один в толстовке с капюшоном, другой в клетчатой рубашке, третий — с зелёными наушниками на шее. На вид они вообще не офисный контингент, скорее студенты, сбежавшие с лекции. Но в глазах у каждого — ум, ирония и лёгкая чертовщина.

— Это Лиза, — говорит Алина, обращаясь к ним. — Новенькая. С самых верхов.

— А мы — самые низа, — мгновенно подхватывает тот, что в толстовке. На его лице мелькает озорная усмешка. — Так и живём: вы сверху спускаетесь к нам по лестнице, чтобы узнать, где настоящая еда и нормальные люди, не поражённые офисным снобизмом.

Он протягивает руку, и я пожимаю её, ощущая крепкое рукопожатие.

— Саня. Айти. Умею: чинить, сносить, доводить до истерики бухгалтеров. И, по совместительству, подражать Наталье Львовне, — он подмигивает, и я чувствую, как губы трогает улыбка.

— Ты умеешь их доводить даже не включая компьютер, — добавляет парень в клетчатой рубашке, смеясь. — Костя. Финансовая аналитика, но из тех, кто считает кофе — не отложенной роскошью, а топливом для выживания.

— Я Ромчик, — кивает третий, тот, что в наушниках, которые он теперь стянул на шею. — Маркетинг. Делаю логотипы, слайды и вид, что всё по стратегии.

Мы садимся. Мне пододвигают поднос, протягивают приборы, и, как будто по щелчку, напряжение, копившееся с утра, начинает таять. Разговор льётся сам по себе — про глупые правки в презентациях, про начальников, которые забывают пароли, про то, как вчера Костя чуть не послал клиента, не выключив микрофон в Zoom.

Глава 17

Горло сжимается, точно в тисках. Ладони мгновенно становятся мокрыми, и по позвоночнику пробегает предательская дрожь, от которой едва ли можно спрятаться. Я отвожу взгляд от Марка — резко, почти виновато, словно пойманная на месте преступления школьница. Но почему? Почему я вообще чувствую вину?

Он ничего мне не должен. Ни капли. Этот холодный, отстранённый, невероятно притягательный мужчина, который умудряется вызывать во мне бурю эмоций одним своим присутствием, не имеет на меня никаких прав. У него женщины. Их много. Это ведь очевидно. Он же Марк Волков. Кака выяснилось, за каждым его шагом тянется шлейф разбитых сердец и мимолётных интрижек.

Он друг моего отца. Должен быть мне как дядя. Чёрт, да он, по идее, вообще не должен вызывать во мне ничего, кроме уважения к другу семьи. Но при этом… он…

Он — самодовольный, закрытый, вечно контролирующий всё и вся мужчина. Его чувства, если они вообще есть, прячутся под слоями сдержанности и сарказма, как под толстым панцирем. Он мастерски держит дистанцию, создавая вокруг себя ауру неприступности, которая, черт возьми, только усиливает его притягательность.

Но при этом он явно что-то чувствует. Я вижу это в его глазах, когда он смотрит на меня слишком долго, в том, как его дыхание меняется, когда я стою рядом. Это не просто рабочий интерес. Это что-то дикое, неконтролируемое, почти животное, которое прорывается сквозь его отточенный фасад. И ведёт себя он как чёртова собака на сене: сам не берёт, но и другим не даёт, расставляя невидимые капканы и ловушки.

Меня это бесит. До зубовного скрежета, до дрожи в кончиках пальцев. Это бесит меня больше всего. И в то же время… возбуждает.

— Саня, — говорю я, поднимая взгляд и встречаясь с его тёплыми глазами. Внутри меня всё ещё кипит от злости на Марка, но теперь эта злость смешивается с неким ожесточённым вызовом. Я стараюсь выровнять дыхание, чтобы голос не дрогнул. — Я с удовольствием. Давай номер.

Он смотрит на меня с лёгким удивлением, но мгновенно расплывается в улыбке. В его глазах мелькает искорка понимания, и это придаёт мне сил.

— Конечно, — отвечает он, поднимая руку, в которой зажат телефон.

Мы обмениваемся телефонами, наши пальцы мимолётно соприкасаются, и в этот самый момент, словно по сигналу, в комнату входит Марк.

Точнее, он не входит — он вторгается. Его присутствие — это не просто появление человека, это мощная, почти физическая волна, от которой меня снова бросает в жар, а кровь приливает к щекам. Его шаги чёткие, уверенные, чеканящие ритм, и когда он оказывается рядом, все мгновенно замирают. Разговор обрывается на полуслове, смех застывает в воздухе.

Атмосфера беззаботности и лёгкости, которую мы только что создали, рушится, как карточный домик, рассыпаясь в пыль под его тяжёлым взглядом.

— Добрый день, Марк Евгеньевич, — первым нарушает оглушительную тишину Костя. Его голос звучит на удивление спокойно, но я чувствую, как напряжение растекается по всему кафетерию. Остальные вслед за ним кивают, кто-то поспешно встаёт, словно по невидимой команде. Все чувствуют его власть, его гнев.

— Лиза, ко мне в кабинет, — произносит он резко.

Никакого "пожалуйста", никакого "если не занята" — он даже не притворяется. Просто приказывает, как будто я его личная собственность, а не свободный человек.

Саня рядом чуть дёргается, будто собирается что-то сказать, вступиться за меня, но я опережаю его, бросая короткий, решительный взгляд.

— Всё нормально. До вечера, — говорю тихо и в моих глазах читается неподдельная благодарность за его готовность помочь.

Потом разворачиваюсь. Голова высоко, спина прямая. Каждый шаг отзывается глухим эхом в коридоре, и я чувствую, как Саня и Алина обмениваются обеспокоенными взглядами за моей спиной.

Мы входим в кабинет. Дверь за нами закрывается с глухим щелчком, отрезая нас от остального мира. Марк оборачивается ко мне. Свет из панорамных окон очерчивает его силуэт, превращая его в тёмную, грозную тень.

— Тебе не стоит общаться с такими, как этот айтишник, — говорит он, скрестив руки на груди, его тон резкий, почти приказной, как удар хлыста. В его глазах горит холодное предупреждение.

Я демонстративно скрещиваю руки на груди, повторяя его позу, словно зеркало. Мой голос звучит чуть тише, чем хотелось бы.— Странно. Это ведь ты сам говорил вникнуть в работу компании, Марк Евгеньевич. А скажи, кто, по-твоему, лучше всех знает, как устроена система? Люди из ресторанов и переговорных? Или те, кто каждый день чинит её изнутри, кто разбирается в каждой гайке и винтике?

Он прищуривается. Взгляд становится опасным, но я не отвожу глаз. В этот момент я не чувствую страха, только чистую, обжигающую ярость.

— Снизу не видно всей картины, — отрезает он, его голос жёсткий, как кремень.

— Зато сверху не видно, где течёт, — парирую я, делая шаг к нему, чувствуя, как вновь закипает кровь, как адреналин пульсирует в висках. — Без директоров всё будет работать. Временно — но будет. Без их отчётов, ужинов и галстуков, без их пафосных речей.

Я делаю ещё один шаг, сокращая расстояние между нами. Он не отступает. Воздух между нами становится наэлектризованным, тяжёлым, почти осязаемым. Я чувствую его запах — дорогой парфюм, смешанный с тем диким, мужским ароматом, который сводит меня с ума.

— А вот без башковитого айтишника, который знает, где у тебя что виснет, где база данных тормозит, а где система сдаст на критических нагрузках — всё рухнет в момент. И тогда ни один твой директор не спасёт ситуацию. Вот кто по-настоящему незаменим, Марк.

Молчание. Оно давит, оглушает. Между нами пульсирует напряжение, будто воздух сгущается до предела. Он делает шаг навстречу мне, его взгляд прикован к моему лицу. Я вижу, как ходит его челюсть, как медленно подрагивает мускул на шее — признак внутренней борьбы, которую он так тщательно скрывает.

— Возвращайся к работе, — бросает он, его голос звучит сухо. — Я уезжаю. У меня встреча.

Глава 18

Мне так и не хватает духа рассказать правду.

Как можно бросить ему в лицо, что я дочь того самого Тихомирова, о чьей болезни он только что так откровенно говорил? Это разрушило бы всё доверие, которое между нами только начило строиться. Поэтому я продолжаю играть свою роль.

Мы гуляем ещё немного, обсуждая мир за пределами корпоративных джунглей. Он рассказывает о своей мечте открыть небольшую студию по разработке игр, о своей семье, о забавных случаях из жизни айтишников. А я?

Я говорю скупо, обтекаемо. Рассказываю, что приехала из области, поступила учиться в столице, и что за "особые заслуги" (какая ирония!) меня пригласил сам Марк Евгеньевич на стажировку. Ложь чистой воды, но ничего лучше я не придумываю. Каждое слово даётся с трудом, как будто я физически ощущаю тяжесть этой лжи на языке.

— Спасибо, что согласилась провести этот вечер со мной. Мне было очень приятно, — говорит он, когда мы прощаемся у входа в метро.

Его улыбка тёплая, искренняя. Он явно считает меня просто "своей", той, кто не строит из себя ничего. И это жжёт.

— И мне, — выдавливаю я, протягивая руку для короткого, дружеского пожатия.

На мгновение мне хочется просто обнять его и выложить всё, но я сдерживаюсь.

Я спешу домой к отцу. Информация, которую я узнала от Саши, не дает мне покоя, и я не могу ждать, чтобы поделиться ею с Андреем. Дорога кажется бесконечной, и к тому моменту, как я подъезжаю к дому, сердце колотится от предвкушения и тревоги.

Таксист высаживает меня у массивных кованых ворот нашего дома. Я прохожу через просторный холл, и звуки голосов, звон бокалов доносятся с террасы, где, как правило, отец проводит вечера. Я нахмуриваюсь. Обычно он не устраивает приёмы в будние дни.

Когда я появляюсь на террасе, залитой мягким светом и наполненной дорогим ароматом сигар и женского парфюма, первое, что я вижу – это своего отца. Он сидит в плетеном кресле, держа в руке бокал шампанского, рядом с ним восседает Ника, в облегающем шёлковом платье. А вокруг них – пара высокомерных, богатых людей, которых я никогда раньше не видела. Они в шикарных нарядах, их смех звучит слишком громко, слишком искусственно, а движения выверены до миллиметра.

Они пьют шампанское и что-то весело обсуждают, их голоса сливаются в беззаботный хор, который внезапно обрывается стоит мне появиться.

Андрей замечает меня и его лицо на секунду мрачнеет, как будто моё появление нарушило что-то важное. Но он быстро натягивает тёплую улыбку и поднимается.

— А вот и моя Лиза! — произносит он, протягивая руку и приглашая меня присоединиться. — Доченька, познакомься, это наши партнёры, Марина и Владимир Смирновы. А это Лиза. Моя дочь.

Я киваю, приветствуя их, чувствуя, как на меня наваливается весь груз дня. Всё это лощёное, фальшивое веселье кажется невыносимым после живого общения с Саней. Я улыбаюсь сквозь силу, стараясь не выдать своего беспокойства, и тихонько наклоняюсь к отцу, когда он слегка приобнимает меня.

— Мне нужно с тобой поговорить. Всего пара минут. Очень срочно, — шепчу я, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально непринуждённо, хотя внутри меня всё горит от нетерпения. Я не могу больше молчать. Эта информация слишком важна.

Напряжение в его лице вновь промелькивает, но он тут же берёт себя в руки.

— Конечно, милая. Пройдём в кабинет, — отвечает он, и его улыбка кажется чуть натянутой.

Мы заходим в кабинет отца. Дверь за нами закрывается с тихим, но каким-то окончательным щелчком, отрезая нас от натянутого веселья на террасе.

Андрей движется к своему массивному столу, но не садится. Вместо этого он останавливается, повернувшись ко мне, и его взгляд становится серьёзным, внимательным. Слишком внимательным.

Я начинаю говорить, сбивчиво, торопясь выложить всё. Рассказываю о словах Сани, о "пропавшем с горизонта" Тихомирове – даже само это звучит дико, ведь я говорю о своём отце. О проблемах на складе в Питере, о конфликте с азиатским партнёром, о буксующей логистике. Мой голос дрожит от напряжения, когда я произношу слова Кости о непонятных бюджетах.

— Кто-то наверху жирует, — повторяю я, и в этот момент мне кажется, что смотрю не на отца, а на кого-то чужого. И, наконец, о возможном заговоре против Марка.

Отец слушает молча, его лицо непроницаемо. Лишь лёгкое движение желвака на его скуле выдаёт внутреннее напряжение. Когда я заканчиваю, в кабинете повисает звенящая тишина. Он смотрит на меня, и в его глазах читается что-то, что заставляет меня сжаться.

— Откуда ты это знаешь? — наконец спрашивает он.

Его голос негромкий, но в нём слышится сталь. Это не просто вопрос, это проверка. И что-то в его тоне, в этом взгляде, мгновенно заставляет меня солгать. Подсознание кричит: не раскрывай карты, не говори о Сане, не выдавай источника.

— Ой, да это… просто офисные сплетни, — говорю я, стараясь звучать как можно более небрежно. — Ну, знаешь, как бывает на обеде, все что-то обсуждают. Я просто подслушала. В переговорной, где все сотрудники обедают.

Он кивает, задумчиво, словно анализируя каждое моё слово. Его взгляд скользит по моему лицу, и мне кажется, что он видит насквозь.

Затем он поворачивается, медленно, с достоинством, и идёт к окну.

— Всё это глупости, Лиза, — произносит он, его голос становится ледяным. — Пустой трёп, который плодят бездельники. Не обращай внимания на это. Ты пришла сюда с конкретной целью, так иди к ней.

Он поворачивается ко мне. Его глаза смотрят прямо в мои, и в них нет ни тени от прежней теплоты. Только холодный, жёсткий приказ.

— Но язык тебе лучше держать за зубами, — добавляет он, понизив голос. — Чтобы не плодить ненужные пересуды. В мире бизнеса болтливость карается строго.

Он так смотрит, и так говорит, что у меня холод по спине пробегает, настоящий, пронизывающий до костей. Я понимаю. Понимаю, что всё, что я узнала от Сани, – это чистая правда.

И слова отца – это не просто совет, а скрытая угроза. Мне лучше подумать о запасном плане. Потому что, кажется, я попала в игру гораздо более опасную, чем предполагала, и я не уверена, что Андрей Тихомиров на моей стороне.

Глава 19

Я лежу в своей комнате, уставившись в потолок, где тени от луны рисуют причудливые узоры. Сон не идёт — мысли кружатся, как воронка, утягивая меня в омут разговора с Андреем.

Мне и раньше, даже в мыслях, было тяжело назвать его «отцом», а теперь это слово кажется мне чужим, почти оскорбительным. Этот человек, который должен был стать мне родным, явно скрывает от меня правду, играет свою игру, и в его глазах нет ни капли тёплых чувств ко мне. Я была такой наивной дурой, размечтавшейся о близости с ним, о том, что он примет меня как дочь. Теперь я вижу только холодный расчёт, и это ранит глубже, чем я могла представить.

Мысль о том, чтобы открыть правду Марку, мелькает в голове, но я тут же отбрасываю её. Они друзья, и, скорее всего, Марк в курсе всего, что творится. А если я расскажу ему, он, не задумываясь, сдаст меня Андрею, чтобы сохранить свои интересы.

Сбежать? Куда? И что, если меня найдут? Это опасно, и, скорее всего, только ухудшит моё положение. Я переворачиваюсь на бок, сжимая подушку, и чувствую, как тревога сжимает грудь. Ночью я так и не засыпаю, лишь проваливаюсь в лёгкую дремоту, полную тревожных обрывков снов.

Утро встречает меня разбитой, с тяжестью в теле и мутной головой. Я собираюсь на работу, чувствуя себя как после долгого боя. В офисе Марка нет. Его стол пуст, и это странно успокаивает.

Я подхожу к окну на 35-м этаже, глядя на хмурое небо, за которым льёт дождь. Капли стекают по стеклу, словно слёзы, и мне вдруг становится всё равно — читать документы, вникать в работу компании. Энергия ушла, оставив только усталость и смятение.

К обеду я не выдерживаю. Желудок сводит, но дело не в голоде. Мне нужно что-то делать. Я иду к ребятам в кафетерий. Мне нужно узнать как можно больше. Эта информация – мой единственный шанс понять, что происходит, и где моё место в этой паутине.

Саня, Алина, Костя и Ромчик уже сидят за нашим угловым столом. Я присоединяюсь к ним, стараясь выглядеть расслабленной, но внутри меня всё напряжено до предела. Под предлогом "погружения в корпоративную культуру" я, будто невзначай, начинаю выспрашивать у них про компанию. Про её структуру, про текущие проекты, про людей.

— А Смирновы — это кто вообще? — спрашиваю я с нарочитым равнодушием, небрежно ковыряя вилкой остывшую пасту на подносе. Внутри меня всё сжимается от предчувствия. — Просто фамилия мелькнула где-то, любопытно стало. Они у нас тут кто? Инвесторы, партнёры?

На секунду за столом наступает короткая, почти неловкая пауза. Костя с Алинкой переглядываются, а Саня лишь криво усмехается.

— Ага, ты как в первый день, Лиз, — фыркает Костя, качая головой. — Такие вещи надо бы знать ещё на этапе входа в здание, когда тебе вводный инструктаж по конкурентам читают!

— Так я же девочка из области, — отвечаю я с невинной, почти детской улыбкой, стараясь максимально правдоподобно изобразить свою «провинциальность». — Я вообще сюда случайно попала. Мне бы кто объяснил, где тут у вас бухгалтерия, а где Смирновы. Ну, или хотя бы что-нибудь, кроме того, где туалеты и кофемашина.

Они смеются, и я присоединяюсь к ним, хотя внутри меня всё напряжено до предела. Но я замечаю, как у Сани взгляд становится чуть серьёзнее, его улыбка исчезает.

— Смирновы — это конкуренты, — говорит он наконец, его голос звучит низко, почти сдержанно. — Старые, жирные акулы. Компанию «РегионТранс» знаешь? Это их вотчина. Когда-то их хотели полностью вытеснить с рынка, устроили настоящую войну, но в итоге те зацепились за один из логистических хабов и до сих пор торгуются за влияние. У нас и у них всё время напряжёнка, настоящая холодная война, но официально — якобы партнёрство. Типа, «рукопожатия на публике, но ножи под столом».

— Типа «вы нам не мешаете, и мы вам тоже», — подхватывает Ромчик, и в его голосе слышится цинизм. — Но в кулуарах говорят, что они Волкова недолюбливают. Очень. Прямо зуб на него точат, как на личного врага.

Я чувствую, как моё сердце сжимается. Это не просто слухи, это подтверждение моих самых худших опасений.

— Почему? — продолжаю я, делая вид, что удивлена, хотя внутри меня всё горит.

— Потому что он отжал у них один контракт лет шесть назад, — отвечает Саня, и в его голосе сквозит неприкрытое уважение. — Жёстко, красиво и без шансов. Марк тогда только стал коммерческим директором и показал, кто в доме хозяин. Он их просто раздавил. С тех пор... Ну, скажем, в одном лифте они друг с другом не поедут без риска для жизни. Между ними настоящая ледяная война.

Я киваю, откидываясь на спинку стула и делая глоток воды. Снаружи всё выглядит как обычный дружеский обед, лёгкий и непринуждённый. Но внутри у меня пульсирует ледяное осознание, которое пронзает до костей: если Смирновы — прямые конкуренты Марка, если они его ненавидят, то что, чёрт возьми, они делают на террасе дома Андрея? Почему он их принимал, как старых друзей? Почему называл их "партнёрами", рассыпаясь в любезностях? Зачем?

Такая стратегия? Но ведь Смирновы же не дураки... И почему бы тогда не рассказать о планах? Чем я могла бы помешать?!

Мозг лихорадочно перебирает варианты, и ни один из них не сулит ничего хорошего. Он играет в очень грязную игру. Мой отец, которого я считала своей защитой, оказался в центре опасной интриги.

Я смеюсь в ответ на очередную шутку Кости, пытаясь сохранить фасад беззаботности. Но внутри у меня тяжёлый, давящий камень. Я улыбаюсь, но мне страшно.

Весь день Марка так и нет в офисе. И остаток дня проходит в мыслях и сомнениях.

Поздним вечером я брожу по своей комнате, словно зверь в клетке. Я прокручиваю в голове слова Сани, слова Андрея, его холодный взгляд. Вся моя жизнь, казалось, превратилась в клубок лжи и недомолвок. Я больше не могу так.

И в этот момент, когда отчаяние почти захлёстывает меня, приходит ясность. Это не я должна метаться и прятаться. Это они что-то затеяли. А я? Я здесь, в самом эпицентре, и у меня есть только один способ понять, что происходит на самом деле.

Глава 20

Отбросив полотенце, я натягиваю первое, что попадается под руку – тёмные джинсы и свободную толстовку. Никаких каблуков, никакого макияжа. Сейчас не до того.

Я бесшумно спускаюсь по лестнице. Слава богам, все в доме спят. Ни звука. Ни скрипа. Огромный дом погружён в сон, и это даёт мне секундную передышку, прежде чем нырнуть в неизвестность. Выскальзываю на улицу, и ночной воздух обволакивает меня прохладой.

У ворот стоит шикарная, тёмная машина, поглощающая свет фонарей. Она выглядит хищно и мощно, точно зверь, готовый к броску. Дверца со стороны пассажира распахивается, и я, не раздумывая, сажусь внутрь. Марк уже ждёт. Он сидит за рулём, его лицо скрыто в полумраке, но я чувствую его напряжённую фигуру, его сильную ауру, которая заполняет тесное пространство салона.

В ту же секунду, как я захлопываю дверь, машина срывается с места. Резкий рывок вжимает меня в сиденье. Тишина. Глухая, тяжёлая. Только шум шин по мокрому асфальту. Эта тишина давит, усиливая мою неловкость. Мне кажется, я слышу стук собственного сердца.

— Почему ты приехал? — наконец выдавливаю я, мой голос звучит чуть сипло.

Он не сразу отвечает. Его взгляд устремлён на дорогу. Профиль его лица кажется ещё более резким и неприступным в свете мелькающих фонарей.

— Серьёзные вещи не обсуждают по телефону, Лиза, — наконец произносит он, его голос глубокий, но спокойный. — Тем более такие. У стен есть уши. Везде. В вашем доме, в офисе…

Я киваю, чувствуя, как мороз пробегает по коже. Он прав. Он всегда прав. И это одновременно бесит и притягивает.

Значит, Марк считает мой звонок серьёзным. Настолько, что приехал среди ночи. От этой мысли по телу разливается волна предвкушения, смешанного с тревожным возбуждением.

Мы едем довольно долго, и я не осмеливаюсь больше задавать вопросы, позволяя ему вести. Я чувствую, как напряжение в воздухе между нами растёт с каждой минутой. Настолько сильно, что от него начинает слегка кружиться голова.

Наконец машина тормозит у высокого современного здания. Он глушит двигатель. Мы поднимаемся на лифте на самый верхний этаж, где находится его пентхаус. Двери бесшумно скользят в стороны, открывая просторное, минималистичное пространство. Огромные окна выходят на ночной город, залитый огнями. И я вижу, что у квартиры есть выход на крышу. Обалдеть...

Марк проходит вперёд, включает мягкий свет, который заливает гостиную тёплым золотистым сиянием. Он поворачивается ко мне.

— Вино? — приподнимает он бровь. — Или предпочитаешь что-то покрепче?

Мой взгляд скользит по его фигуре, по напряжённой линии плеч, по тому, как он стоит, наполняя собой пространство...

Он же ждет ответа! Отказывать сейчас глупо, да и вино мне не помешает.

— Вино, пожалуйста, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Я подхожу к дивану, обтянутому тёмной кожей, и присаживаюсь, чувствуя, как мягкие подушки обволакивают меня. Неловко оглядываюсь по сторонам, пытаясь рассмотреть детали его холостяцкого логова. Стильно, дорого.

Марк возвращается через мгновение, в руках у него два бокала на тонких ножках, наполненные красным вином. Он протягивает один мне, наши пальцы соприкасаются, и по коже пробегает лёгкий электрический разряд. Его взгляд задерживается на мне дольше, чем нужно, прежде чем он отходит и садится напротив, в кресло.

— Итак, — начинает он, делая глоток вина, его глаза внимательно изучают моё лицо. — О чём ты хотела поговорить? Ты сказала, что это срочно.

Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Вся моя храбрость, казалось, испарилась в этой уютной, но такой чужой атмосфере. Но пути назад нет.

— Я… я узнала кое-что о компании, — начинаю я, стараясь не выдать дрожь в голосе. — О её текущем положении. И о твоём… положении.

Марк только поднимает бровь, не говоря ни слова, но его взгляд становится ещё более пристальным, требовательным. Это подстёгивает меня. И я выкладываю ему все.

По мере моего рассказа его челюсть слегка напрягается, но он по-прежнему молчит, давая мне выговориться. Его спокойствие пугает и одновременно даёт мне смелость продолжать.

— И ещё… — я делаю паузу, собираясь с духом, — ходили слухи, что кое-кто из совета директоров хочет тебя сместить. Или, по крайней мере, подставить. И эти Смирновы… они ведь наши конкуренты, так? Но почему-то они были вчера у Андрея дома. И он принимал их, как… как близких партнёров. Я не понимаю, Марк. Что происходит?

Марк допивает вино, ставит бокал на низкий столик и наклоняется вперёд, его взгляд пронзает меня насквозь.

— Я… — он начинает говорить, но замолкает, словно подбирая слова. Его челюсть напрягается, а глаза темнеют. — Ситуация, как ты её описываешь… это полное дерьмо, Лиза.

Он явно знал большую часть того, что я рассказала. В его глазах мелькает нечто похожее на холодную ярость. Это не та реакция, которую я ожидала. Я думала, он отмахнётся, скажет, что это глупости. Но он... он выглядит по-настоящему рассерженным.

— Тебе пора выходить из игры, — резко произносит он, его голос жёсткий, как сталь.

Я непонимающе хлопаю ресницами. Как это – выходить?

— Как? — выдавливаю я. — Как это – выходить? А как же ты? Что с тобой будет?

Глава 21

Марк не отвечает сразу. Он откидывается в кресле, бросая взгляд на бокал, будто в нём может найти нужные слова. Потом на меня. Внимательно. Холодно. Будто впервые по-настоящему смотрит. Будто решает — кто я? Враг или обычная пешка?

— Ты за меня волнуешься? — его голос звучит низко, без тени иронии, скорее с лёгким изумлением. — Забавно. Потому что всё это время я был почти уверен, что ты с ним заодно.

Я замираю. Словно мне ударили под дых.

— Что?.. — выдыхаю, но он уже продолжает.

— Я думал, ты — часть плана. Свежая, милая мордашка, которой дали роль. Посадили рядом, чтобы наблюдала, что-то выведала… Или хотя бы отвлекала.

Он говорит спокойно, почти отстранённо. Словно обсуждает не меня, а какую-то чужую девчонку.

— Получается, — он делает короткую паузу, — тебя вообще не должно было здесь быть, Лиза. Ни в компании. Ни рядом со мной.

Грудь сжимает. Меня будто облили ледяной водой. Я стискиваю зубы, пытаясь держать лицо, но голос всё равно предательски дрожит:

— То есть… всё это время ты просто считал, что я… что я шпионка? Что я специально приставлена к тебе…?

Марк смотрит прямо, не отводя взгляда.

— Я обязан был так думать. Это не о доверии, Лиза. Это о выживании. Андрей не тот человек, который приводит в свой дом милых провинциалок ради альтруизма. Даже если она его дочь. У него на каждого свой расчёт.

Молчание повисает между нами. Густое. Давящее.

— А теперь? — выдавливаю. — Теперь ты веришь, что я не с ним? Что я не предательница?

Марк делает глубокий, протяжный вдох, словно пытаясь подавить раздражение, которое клокочет в нём. Его взгляд становится темнее, и в нём мелькает что-то, что я не могу понять – гнев, разочарование, или что-то ещё.

— Теперь я вижу, что Андрей тебя использует, — его голос становится тяжелее, в нём слышится сталь. — Ты даже не подозревала, насколько глубоко увязла, правда? Он ввёл тебя в игру вслепую, и это… это меня совсем не радует.

— Но зачем я ему? Что вообще происходит? — в моём голосе звучит отчаяние, почти мольба. Я выжата. До последней капли. Меня бросает то в жар, то в холод. Все вокруг что-то знают, что-то скрывают, все играют в партии, о правилах которых я даже не догадываюсь.

Марк смотрит на меня. Долго. Его взгляд темнеет, как небо перед бурей, и в нём на миг вспыхивает нечто похожее на сожаление. Но эта искра гаснет так быстро, что я почти уверена — мне показалось.

— Понимаешь, Лиза… есть вещи, которые тебе лучше пока не знать.

Он отводит взгляд, как будто собирается с силами, прежде чем продолжить:

— Не потому, что ты глупая. И не потому, что я тебе не доверяю, — снова смотрит прямо в меня. В его голосе больше нет стали, только тихая усталость. — А потому что, если ты узнаешь всё, дороги назад уже не будет. Ни для тебя. Ни для меня.

Я вцепляюсь пальцами в бокал, и только тогда понимаю, как сильно дрожат мои руки. От страха? От ярости? От бессилия? От того, что я ничего не контролирую, а мне даже не объясняют, во что я ввязалась.

— Значит, ты всё равно не собираешься посвящать меня ни во что? — спрашиваю почти шёпотом, но в голосе колкая обида, подступающая злость. — Даже после всего, что я сделала? После того, как пришла к тебе среди ночи, рискуя всем?

Он усмехается. Коротко, криво. Это даже не усмешка, а скорее, рефлекс боли. Нечто между смехом и разочарованием.

— Ты не понимаешь, что ты только что сделала, — произносит он и наклоняется чуть ближе, опираясь локтями на колени. Его голос меняется. Становится тише, ниже. — Ты дала мне кусок пазла, которого мне не хватало. Теперь я знаю, что ты не играешь против меня. И это многое меняет.

Я резко поднимаю глаза.

— Но этого недостаточно, да? — перебиваю. — Я всё равно остаюсь вне твоей игры?

— Да, — отвечает он жестко. — И это трезвый расчёт. Я хочу, чтобы ты была вне линии огня. По крайней мере, насколько это сейчас возможно. Твоя безопасность… важна.

Я откидываюсь на спинку дивана, в горле встаёт ком. Его слова звучат как забота, но внутри всё сжимается: а вдруг я просто его удобная пешка? Бережно отложенная до нужного хода? Я смотрю на него внимательно. Он будто считывает мои мысли, потому что в его глазах мелькает резкая тень. Не раздражение, нет. Что-то похожее на боль.

Он вдруг меняется. Совсем незначительно, но этого достаточно, чтобы внутри всё сжалось. Его лицо смягчается, но не теряет мужественности. Челюсть Марка расслабляется, но остаётся напряжённой, как у бойца, привыкшего держать удары до последнего.

Его фигура, мощная и угрожающе спокойная, будто сбрасывает с себя броню — не физическую, а ту, что носится годами: костюм из самоконтроля, сарказма и холодной отстранённости.

Это похоже на момент, когда хищник перестаёт рычать, не потому что приручён, а потому что ты единственный, перед кем он может быть собой.

— Пойдём на крышу, — негромко предлагает он. — Достали эти дела. Хочу просто с тобой время провести.

Я удивлённо смотрю на него, но подчиняюсь негласному зову, поднимаясь со своего места и следуя за ним.

Марк открывает массивную стеклянную дверь, и мы выходим на большую террасу. Свежий, озоновый аромат наполняет лёгкие. Ночной город раскинулся внизу, мерцая миллионами огней, словно рассыпанное по бархату чёрного неба ожерелье.

Он включает мягкий, приглушённый свет, который создаёт интимное золотистое сияние вокруг нас. Мы садимся в глубокие, невероятно удобные кресла, из которых открывается захватывающий вид.

И впервые за всё время его губы трогает лёгкая, почти мальчишеская улыбка, которая мгновенно смягчает его суровый облик.

— Иногда надо просто выключить голову.

Он переводит взгляд с города на меня, и в его глазах читается что-то такое, от чего по телу пробегает электрический разряд. Это приглашение, от которого воздух между нами начинает искрить.

— Давай забудем про всё хотя бы на час.

Я киваю, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает, растворяясь в ночной прохладе. Его близость, его взгляд, эта неожиданная мягкость в его обычно стальном голосе – всё это окутывает меня, затягивая в воронку обжигающего сексуального напряжения.