Их встреча была неизбежна, и она непременно случилась. Вот только Сонька уже повзрослевшая и самодостаточная. «Склеила свое разбитое вдребезги сердце, малышка? Собрала по кускам?»
А Данис...? Способно ли его ледяное сердце на чувства? И будет ли он наказан за свою бессердечность?...
СОФИ
Мне хочется улыбаться. Глупо и широко. А еще снова и снова вдыхать аромат кориандра, сандала и табака. «Эгоист». Этот запах впитался в ткань его белоснежной рубашки, за ворот которой я так упрямо цепляюсь. И в кожу его тоже впитался.
И в меня.
Впитался насквозь.
Я наощупь нахожу грубые губы. Целую. Кусаю.
Нутро плавится от порочных желаний. Нежную кожу лица щиплет от колкой, грубой щетины.
Да! Да! Это он! Он мой мужчина! Я это инстинктами чувствую! Какая логика?! Какие доводы здравого смысла?! Пошли они к чертовой матери, когда есть то самое животное, изнуряющее чувство внутри.
Чувство жажды по человеку.
И мне его хочется пить голодно, ненасытно.
Его влажный язык проникает в мой рот. Скользит по зубам. Заставляет губы дрожать.
Его влажный язык…
Стоп…
Его влажный язык…
Слишком влажный.
И на грудь что-то так сильно давит.
Я хмурюсь, стараясь утихомирить жгучее, прожорливое чувство внизу живота - погоди. Что-то не так.
Поцелуй становится совсем не таким, каким быть обязан у двух, горящих друг другом, людей.
Я жалобно хмурюсь, ведь мое «сознательное» уже взяло верх над «бессознательным». Дало сигнал к пробуждению.
– Ба-ани-и-ис! – дую губы, обидевшись на него. Ссаживаю с себя атакующего щенка.
Но двухмесячный настойчивый бигль со свисающими ушами и неумелым желанием меня облизать, так просто не намерен сдаваться. До последнего тянет мокрый длинный язык.
– Ну ты и… Блин, такой сон не дал досмотреть, – ворчливо переворачиваюсь на другой бок.
А Бани в это время, весело виляя хвостом, перемахивает через меня и снова принимается признаваться в любви телячьими ласками.
– Ладно, ладно, – зажмуриваюсь сильнее, – еще пару минут, хорошо? – Кладу руки под голову, – сейчас мы доцелуемся только… БЛИН! А который час?!
Подскакиваю на мягкой кровати немного пружиня. Хватаюсь за телефон.
– Епрст, Банис! – беру щенка на руки, целуя его. – Ты моя умница! Спасибо, что разбудил!
Настойчивой трели будильника я, как обычно, не слышала.
– Знаю, знаю, с тобой надо погулять, чтобы ты сделал свои делишки, – тараторю сварливо, натягивая длинное вечернее платье. Оно еще со вчерашнего дня ждет своего звездного часа, одиноко вися на дверце гардеробного шкафа. – Но я жутко опаздываю, родной! – извиняюсь перед своим подопечным. – Я кому-нибудь позвоню. Улю попрошу с тобой погулять, хорошо? Ты ведь не обидишься, правда?
Наспех сыплю Банису корм. Наливаю в миску свежей воды, вчерашнюю этот господин пить просто отказывается. Несусь чистить зубы. Споласкиваю лицо холодной водой и подкрашиваю ресницы.
Вот же растяпа. Умудриться проспать в такой важный день!
Уже в такси пытаюсь уложить волосы, доводя внешний вид до приемлемого человеческого.
– Где ты была?! Ты что, проспала?! – набрасывается на меня Ингрид, стоит только переступить порог галереи.
– Ой, мамочки, – прикладываю руку к дребезжащему сердцу. В галерее рабочие носятся как муравьишки - трудяги. Туда-сюда на спинах огромные картины таскают. – Эту на южную стену! – отдает Ингрид указы. – Так, через час уже открываемся, – она придирчиво глядит на меня. Волосы поправляет. Губы поджимает с долей справедливого скептицизма. – Соня. Ну Со-оня. Такой важный день. Твоя первая выставка в родном городе.
– В следующий раз вообще спать не буду ложиться, чтоб не проспать! – совершенно искренне ее уверяю.
Больше, чем я сама сейчас ругаю себя, не способен никто. Взывать к моей совести бесполезно - она вообще еще не проснулась.
– Ладно, – заминает девушка тему. – Это все потом. Скажи мне, – почти насильно мое тело разворачивают к центральной стене. – Я решила ее в самый центр. Ты не против?
По моей спине растягивается вереница мурашек.
«Она» - это картина. Мой «Поцелуй»
Картина, где сконцентрированы все эмоции к одному единственному мужчине.
Холодеют ладошки.
С тех пор как полотно появилось на свет, я старалась на него не смотреть. Просто отдала его Ингрид.
На картине мужчина и женщина.
Нет. Не я и Он. Просто абстрактная пара. Их губы соприкасаются. Взгляды плавятся. Тела тянутся навстречу друг другу, будто поддаваясь магнитам, вшитым в грудины.
Они бесстрашно несут свои души в самое жерло, не боясь оставить вместо себя горстку жалкого пепла.
– Я думала… – выдыхаю, – Ингрид, я считала, что ее вообще здесь не будет. Ну, или повесить ее во второй зал… Хотя бы…
Слышу, как она закатывает глаза.
– Милая, ты поехала крышей? Эта картина - твой бриллиант! Какие тона! Какая экспрессия! Сколько страсти! Эмоций! Нет, ты просто не можешь прятать ее от своих поклонников! Они возненавидят тебя.
Разглаживаю пальцами переносицу. Поднимаю вверх руки.
– Ладно, окей. – Все равно никто меня и Его на этом полотне не узнает.
Это же просто… картина. Искусство. Кому есть дело до того, что я чувствовала, пока писала ее?
– Ты заработаешь на ней состояние, – обнимает меня Ингрид за плечи.
И мне хочется привычно ответить: «Да кому это нужно?»
Но я себя останавливаю.
Нужно.
Чуть меньше года назад Ингрид совершенно случайно попала в клуб «Небеса». Со мной она связалась уже на следующий день, и попросила показать ей остальные работы.
Потом рассказала, что живет и работает в Венгрии, и предложила сотрудничество.
Ингрид продюсер, и, учитывая, сколько выставок она смогла мне организовать за последние месяцы - довольно успешный.
Мы успели открыться в лучшей галерее Берлина, съездили в Прагу, произвели фурор в Лондоне, и покорили всех критиков в искушенном искусством Париже.
СОФИ
– Янош Грос, – протягивает Ян Данису руку.
Отчего-то в моем горле образуется ком. Пытаюсь его проглотить, пока наблюдаю, как мужские ладони соприкасаются в крепком рукопожатии.
Рука Даниса сверху ложится.
– Данис Асадов. – Представляется он.
Мне будто бы стыдно должно быть за то, что я позволила себе идти дальше.
Не зациклилась (Ха-ха, не зациклилась?) на наших с ним больных и неправильных отношениях. Которые и отношениями то можно назвать лишь под ударной дозой наивности.
Мужчины задерживают рукопожатие на секунду дольше, чем того требуют нормы приличия.
В этом Дан виноват. Он пристально смотрит в глаза моему жениху, будто пытаясь считать его мысли.
И только после этого отпускает, переводя бездонные зеленые изумруды своего взгляда на мои пальцы.
Находит кольцо с большим сверкающим бриллиантом.
Нет. В его глазах нет вопросов. Нет огорчения.
Там нет вообще ничего. Они же, к чертям, не читаемы.
О чем ты, Софи? Это ведь Данис. С чего вдруг ему огорчаться твоим отношениям?
Коротко и безучастно мне улыбается.
– Поздравляю с открытием, – предпочитая проигнорировать факт моей помолвки, произносит Асадов. Еще раз поднимает выше бокал, как бы чокаясь.
И, не прощаясь, уходит.
Я смотрю в его спину, пока Дан окончательно не теряется среди посетителей.
Мысленно благодарю за то, что пришел.
А еще говорю искреннее «спасибо» за то, что однажды помог моему творчеству прорасти до масштабов искусства.
Неловко обнимаю его, может быть…
Признаюсь, что скучала.
В общем, делаю ровно все то, что делала в своей голове уже раза 304 (Ну вы поняли. Конечно, навскидку.)
Но и в этот раз - мысленно.
– Это был кто? – голос Яноша с легким акцентом будто за шкирку вытаскивает меня на поверхность реальности. Заставляет снова дышать.
Я вздрагиваю, тут же к нему прижимаясь. Понимаю, что жениха Дану представила. А вот жениху Дана просто забыла.
– Это хороший друг папы! – говорю торопливо. Надеюсь, Ян не заметил оплошности. С моей стороны это было верхом бестактности. – Я сегодня так сильно нервничаю…
– Ничего, малышка, – Янош обнимает меня, оглядывая гостей. – Кажется, все проходит отлично.
Я соглашаюсь.
С Яном меня познакомила Ингрид. Он тоже из Венгрии. Ее одноклассник. Ингрид посчитала, что мы отлично друг другу подходим.
Конечно, так все и вышло. Это же Ингрид.
Я перемещаю пальцы в ладонь жениха, чувствуя как кольцо врезается в кожу.
Это неправильно. Неправильно, что я до сих пор думаю о другом.
Я ведь Яна люблю. Мы идеально друг другу подходим. Лучше просто придумать нельзя.
В 29 он уже построил собственный бизнес, владеет крупным золотодобывающим производством. Он красивый, умный, высокий.
И лишь отдаленно напоминает мне Даниса лет десять назад.
Янош уверенный, добрый, надежный! Мой золотой мальчик! И относится ко мне как к принцессе!
Наши отношения развивались стремительно. Через неделю знакомства я уже в его объятиях просыпалась, а через три месяца - Янош надевал мне на палец кольцо.
– Твой отец еще не пришел? – интересуется Ян, заставляя меня спохватиться.
Мысли в голове буквально за хвосты приходится вылавливать, и обратно заталкивать. Куда побежали?
– Должен был, – растерянно озираюсь. – Может, задерживается…
– Кажется, я видел его машину у входа.
– Правда? Тогда странно, что он до сих пор меня не нашел…
Но, стоило мне только произнести эти слова, как папа появился словно из-под земли.
Родные покатые плечи, обтянутые тканью делового костюма, чуть выше - полностью поседевшая голова. Мне все еще непривычно видеть его таким… Постаревшим.
И каждый раз в груди что-то колет и пружиной сжимается.
– Папуля, – я тепло его обнимаю, – я так рада видеть тебя.
– Ну-у, – ворчливо отстраняет меня от себя, – всего-то день не виделись.
Это правда. Вчера мы ужинали вместе. А за неделю до этого, когда мы с Яношем прилетели, состоялось их официальное знакомство.
Папа Яна одобрил. Был очень рад нашей помолвке. И вообще, казалось, был за меня искренне счастлив.
– Ну что, удалец? – отец шутливо похлопал Яноша по плечу. – Смотри, какую звездочку себе отхватил, а?
– Сам своему счастью не верю, – засмеялся Ян. – Тут сегодня просто аншлаг.
– И не говори-ка, сынок, – с гордостью покачав головой, отозвался отец. – И это все к моей дочке пришли. А я всегда знал, что у нее большое будущее.
– Ну вы меня засмущали… – тихо вставила я.
Но мужчины на мои слова не обращали никакого внимания. Продолжали хвалить полотна на стенах, и, специально громче чем следует, говорили, что свою популярность я получила абсолютно заслуженно.
Отец побыл с нами недолго. Увидев старых знакомых в толпе, предпочел удалиться, обняв меня напоследок.
– Пап, завтра сходишь... со мной…? – осторожно ему прошептала.
Опустил взгляд на секунду теряясь. Знаю, что ему дается это не просто.
– Конечно, – согласился, предпочитая не показывать слабость.
– Тогда я утром заеду?
– Заезжай, родная. Буду ждать. Пашке позвоню. Может, с нами поедет. Хоть там все вместе побудем. Теперь…
Папа ушел, а я отвернулась, быстро смахивая слезы рукой.
Теперь только там мы и сможем все вместе побыть.
***
– Я поднимусь? – Янош заглушил двигатель, паркуя машину возле моей старой квартиры.
Арендовать новую, пока я в разъездах, было невыгодно. И в конце концов отец настоял, чтобы я отказалась от этой глупой затеи.
Да и наши с папой разногласия потеряли уже всякий смысл, после того, что случилось.
Так что я перевезла вещи обратно.
Зато оказалось, что моя солнечная Улька живет буквально в паре домов. Теперь мы не просто подруги, но еще и соседи.
– Я немного устала, – признаюсь откровенно, сжимая его теплую руку. – Но, если ты хочешь, конечно.
СОФИ
– Привет, мам… – храбрюсь. Но голос все же ломается, съезжая в дребезжащие ноты. – Мы вот с папой к тебе…
Отец стоит сзади. Сжимает мое плечо.
Ничего не говорит. Только вздыхает.
Сажусь на скамейку, оглядывая кованую белую оградку и ровный газон. И фото мамы на памятнике.
Мамы не стало через месяц, после того, как они вернулись из Германии. Я лишь потом узнала, для чего они вообще туда ездили. Отец рассказал. Про то, что болезнь обнаружили поздно. Что от химии мама категорически отказалась. Вполне в ее стиле. «Лучше умереть счастливой, чем жить в мучениях» – сказала однажды.
Жаль, что я узнала обо всем слишком поздно. Когда уже любая терапия была бы бессильна.
Может быть, узнай я хоть чуточку раньше… Смогла бы ее уговорить, упросить попробовать всё… Лишь бы…
Может быть…
Но время назад не вернешь.
Поначалу на отца очень злилась. Как он мог не сказать?! Как он от нас с братом мог такое скрывать? А потом не до обид уже стало.
Папа буквально себя потерял. Посерел. Постарел. Когда мамы не стало - два раза за месяц в больнице с сердцем лежал.
Мне тогда нужно было на первую выставку уезжать. Но я готова была все отменить, лишь бы ему стало лучше. Он сам меня уговорил. Настоял.
Именно тогда произнес слова, которые я больше всего хотела услышать:
– Родители уйдут. Рано или поздно. Но главное, чтобы вы жили дальше. Судьбу свою строили. И счастливы были. Это единственное, что вы нам с мамой должны.
Я расплакалась, как пятиклассница, прикрывая руками лицо и громко хлюпая носом. Как же я ждала этих слов от отца. Всю свою жизнь. Но сказаны они были в такое темное время.
Дождалась, пока папу выпишут. И на свой страх и риск покинула город.
Когда пару дней выдавалось свободных - сразу билеты брала и летела домой его навестить.
Но отец сильный мужчина. Несмотря на такую потерю, продолжил жить дальше. Без былого азарта в глазах. Без прежней радости в голосе. Кажется, его даже бизнес уже особо не интересует… Но он старается. Вижу. Старается делать вид, что все хорошо.
– Жаль Пашка не смог с нами поехать, – сокрушался отец, когда мы шли по аккуратной дорожке от кладбища.
– Жаль, – подтвердила. – Но у него же все хорошо? – брата с тех пор, как вернулась, видела мельком.
– Сам удивляюсь, – откровенничает папа со мной, беря под руку. – С тех пор, как мамы не стало, он так… Изменился. За голову что-ли взялся. Повзрослел. Днями и ночами в офисе пропадает.
– А твоей гостиницей все еще занимается Данис? – уточняю, и сама не пойму зачем это делаю.
Слышала, что Асадов до сих пор ведет основные дела. Наверное, папе и правда непросто, раз он попросил друга продолжить.
– Данис там редко бывает. У него и своих забот выше крыши. В основном уже все на Пашке. Дана я попросил контролировать. Так, как-то, спокойнее…
Я киваю, подходя ближе к машине.
– Я праздновать не буду, – говорю папе тихо. – Но вечером посидим немного в кафе с Яном и Улей. Ты тоже приходи, если хочешь. И Пашку бери. Я буду вам рада.
Папа смотрит в смятении. Вижу, что не знает, как отказать. Для него сейчас любые радостные события - ножом по сердцу. Потому что с мамой разделить их не может.
– Пашке передам, конечно, – трясет головой. – Но сам не приду, извини уж старика. Да и что мне там с молодежью делать, – улыбается виновато.
Внутри роется доля смятений.
Может, ну его? Отменить все, пока не поздно еще? Сколько у меня их еще будет, этих дней рождения?
Но вспоминаю уговоры Ули, и не решаюсь рубить с горяча. Хотя настроения праздновать нет никакого.
Подхожу к отцу ближе и обнимаю его:
– Я не обижаюсь, – говорю тихо-тихо, – но все равно буду ждать. Па, я тебя очень люблю.
Отец тоже меня обнимает. Голову немного склоняет, упираясь лбом в мой. Глаза прикрывает.
Так мы и стоим пару долгих минут.
Делим безутешную скорбь.
– С днем рождения, маленькая, – поздравляет отец еще раз напоследок. – Ты уж прости, что без вечеринок в этом году.
Киваю. Я все понимаю. Все понимаю.
Машу рукой, пока его большой черный джип не скрывается за поворотом, и сама держу курс по направлению к дому.
СОФИ
В «Укроп» я прихожу первая, хотя искренне полагала, что все уже собрались. Хмуро гляжу на часы. Половина девятого.
Имениннице опоздать на полчаса еще позволительно, а вот гостям…
Приветливая официантка провожает меня за нужный столик и приносит меню.
– Я жду друзей, – отзываюсь смущенно, – закажу, когда они подойдут.
Добродушно кивает, но по своей инициативе приносит бокал шампанского и пирожное. С праздником поздравляет. Вероятно, когда Янош бронировал столик, предупредил.
Так и сижу одна, с наполовину выпитым бокалом шампанского и нетронутой сладкой нугой на блюдце, еще двадцать минут.
Оглядываюсь по сторонам. За соседним столиком влюбленная пара. Милуются, что-то шепчут друг другу. Чуть подальше большая компания девочек. Тоже косятся на меня.
Чувствую себя еще более глупо.
– Извините, а столик на восемь был забронирован? – ловлю все ту же официантку.
Она сбегает, чтобы все уточнить. Но подтверждает, когда возвращается.
Долго копошусь в сумке, чтобы отыскать телефон. Часы отбивают начало десятого. Вижу четыре пропущенных от Ули и сообщение Яноша. Сначала читаю его:
«Малышка, я так виноват. Но мне еще хуже. Температура. Все болит адски. Пришлось ехать в больницу. Повеселись там с подругой за нас обоих. Прости. Я тебя очень люблю. Твой Баклажан»
И уже почти нажимаю кнопку дозвона, чтобы справиться о его самочувствии, и, может, привести какие лекарства, как мобильник раздается очередным звонком от подруги.
– Сонька, блин, только не обижайся! Я умоляю! – начинает причитать Уля в трубку, – напарница ногу сломала, а подменить некому. Меня вызвали. Я уже как только съехать не пыталась, вообще ни в какую. Обиделась, да…?
– Уль, – улыбаюсь устало. И жестом прошу счет у официантки. – Это же работа. На что обижаться?
– Уф-ф! – выдыхает та облегченно. – В следующий раз мы с тобой так оторвемся! Клянусь всем, чем хочешь! Надо только выходного дождаться! А вообще, норм даже, да? Будет у тебя с твоим принцем романтик сегодня!
– Мхм, – подтверждаю.
Еще пару минут Уля что-то беззаботно лепечет, а потом сообщает, что уже добралась до отеля, и приступает к работе.
Счет мне не приносят, сообщая, что угощение - подарок от заведения. Плачу за него чаевыми, и быстро подобрав сумочку, спешу убраться отсюда. За это время на меня там разве что самый ленивый с любопытством не покосился.
Пашке звоню по дороге. Брат скомкано поздравляет, но сообщает что по уши занят работой.
Зависаю над сенсорной кнопкой, чтоб набрать номер Яна. А потом убираю мобильник в карман.
Просто тихо и немного устало иду еще пару кварталов до дома.
Мне одиноко и горько с утра.
Не хватает мамули, и привычного папиного сильного взгляда.
И Пашку, и Улю, и даже Яноша я понимаю, и осуждать не берусь.
Но сейчас, прямо вот в этот момент, мне хочется немного тепла и заботы. Может быть, я неисправимая эгоистка. Может быть, инфантильная дура, и не ценю то, что есть.
Но в данный момент сил противиться этому зудящему чувству внутри просто нет.
Я думаю, что нужно на ночь выгулять Баниса, чтобы он не напрудил на коврик в прихожей. Что завтра на свет появится очередная картина, больная и грустная, в серо-синих тонах, где я изображу этот день.
Где-то фоном, на уровне подсознания, изумрудный взгляд продолжает мелькать...
Вот бы можно было мысли о ком-то просто выключить. Или стереть себе память. Уверена, многие люди бы хорошо заплатили, додумайся ученые как избавить их от локальных воспоминаний.
И я гадаю, согласилась ли бы на добровольную амнезию? Просто проснуться и понять, что Его не было никогда. Что под сердцем уже не болит. Что душу не тянет тоской.
Это все… каково?
Щелк. Пальцы сами собой оттягивают на запястье резинку.
Иду по тротуару, беспечно болтая сумкой в руке. Смотрю на темные кроны деревьев, свисающих над аллеей.
А когда поворачиваю за угол дома, где скрыт мой подъезд, сумка падет прямо на землю.
Я растерянно ее поднимаю, не сводя глаз с черной глянцевой Ауди, припаркованной у меня под окнами. Кусая губы, читаю ее номера. Сомнений не остается, но я продолжаю стоять в тени дома, и понятия не имею, почему так боюсь выходить.
Он здесь. Данис здесь. Прямо сейчас. Его машина возле моего дома. Не просто же так? Он приехал ко мне? Или здесь живет еще кто-то знакомый?
Может, он нашел себе новую девушку, и мы с ней соседки?
А может, просто проезжал мимо, и…
И что, Софи? Решил остановиться, чтобы шнурки завязать?
Я взмахиваю волосами, смотря прямо перед собой. Делю шаг чуть быстрее, и не глядя на черный автомобиль, прохожу мимо него.
Слышу, как открывается дверца.
– Софи… – говорит Дан, и в его голосе я читаю улыбку.
Оборачиваюсь. Удивленно гляжу:
– Данис? А что ты тут делаешь? – он ведь не видел, как я робела в тени минуту назад?
Асадов огибает машину. Опирается бедрами о капот. Улыбается, как всегда, слишком самоуверенно. Подхожу к нему ближе.
И только в этот момент Дан распахивает пассажирскую дверцу.
Там, на сиденьи, лежит роскошный букет белых роз. Аромат от них тут же проникает в мое обоняние. Оседает в рассудке, позволяя свыкнуться с мыслью: «Дан хочет подарить мне цветы». Шокирующей мыслью, надо заметить.
– Это…? – смотрю на букет, потом на него.
– С днем рождения, крошка Софи, – вот так, запросто, говорит, будто между нами и не было десяти месяцев. А еще будто не было того вечера в номере.
Но, черт побери, как же приятно, что хоть один человек сегодня смог выделить время меня навестить и даже букет цветов подарить…
Для приличия, пару минут я мысленно воюю с собой. Одна часть говорит отказаться от подношений и гордо вздернув нос, укрыться в квартире. Вторая уже растекается в блаженной благодарной улыбке.
Второй я сегодня склонна доверять больше, несмотря на ее безрассудство.
СОФИ
– Выглядишь хорошо, – замечает Асадов.
Смотрю на него, искусав изнутри все щеки.
– Спасибо, – шепчу, и снова ныряю носом в цветы. Неловко все как-то. – А ты, как всегда, не стареешь, – пытаюсь неуклюже шутить.
– Софи, – он тормозит после произнесенного имени, и это заставляет занервничать. Щурит пронзительные глаза. – Ты прости. За то, что между нами случилось тогда.
Я на инстинктах делаю вдохи. Глубокие, ненасытные. Будто еще чуть-чуть и доступ к кислороду мне окончательно перекроют.
– Не за что извиняться, – кладу букет на колени, но лучше б держала. Теперь неосознанно заламываю пальцы рук, и Дан это видит. Видит, как нервничаю. А я не хочу, чтоб он видел. – Было и было, – пожимаю плечом. – Подумаешь. Все уже в прошлом давно, – улыбаюсь, и, по-моему, выходит даже естественно.
Немного оторопев от моей безмятежности, Асадов кладет руку на руль. Смотрит прямо перед собой.
– И по поводу твоей мамы…
– Не надо, – выдыхаю я резко.
Не сейчас. Не в этот момент.
Почему-то мне кажется, что именно здесь и сейчас я способна расплакаться, если мы начнем о ней говорить.
Дан помедлил немного, но все же продолжил:
– Я не хотел от тебя что-то скрывать. Наверное, стоило рассказать. Но твой отец попросил не делать этого.
Отвернулась к окну, пряча глаза.
– Я бы могла все исправить, Дан.
Я бы могла ее уговорить на лечение, если бы знала.
Но мне никто ничего не сказал.
Никто.
Даже Данис.
Он помедлил с ответом. Но блуждал по мне взглядом. Я это ощущала, даже не видя. То плечо обожжет хлесткой плетью, то кожу бедра в том месте, где платье выше положенного приподнялось.
Это всё его взгляды. Короткие. Почти мимолётные. Он, наверное, думает, что незаметные.
Но ни на одного мужчину на этой планете я больше не способна так реагировать.
Не способна чувствовать кого-то еще, даже не прикасаясь.
– Наверное, сейчас я бы поступил по-другому, – откровенно признается Асадов, – но тогда я считал, что делаю правильно, не говоря тебе ничего.
Я сглатываю тягучий ком в горле. Слезы уже собрались в уголках глаз, грозясь испортить первый за вечер приятный момент.
Поворачиваюсь, ловя его взгляд.
Улыбаюсь истерично немного.
– Я же сказала. Не надо.
Не спешит улыбнуться в ответ. Смотрит серьезно, будто пытаясь впитать каждую из эмоций, которую замечает во мне.
– Мне пора, если честно, – натянуто признаюсь.
– Проводить? – Отзывается запросто, и это царапает. Не предлагает еще посидеть. Не огорчается от того, что я собираюсь уйти.
Значит, и правда приезжал извиниться?
А на что я надеялась?
Что он кинется в ноги и начнет клясться в любви? Конечно же, нет.
А, даже если и начал бы, я бы остановила сама. У меня Янош есть. Я его ценю и люблю. И не собираюсь рушить наши идеальные отношения из-за призраков прошлого, вдруг представших передо мной воплоти.
– Не надо провожать, – ерзаю на сиденьи, – мне… пора.
– Беги, Софи, – по-доброму говорит. Скользит взглядом по моим рукам, обнимающим огромный букет. Останавливает его на кольце. – Не поздравил с помолвкой, – замечает слегка отстраненно. Снова смотрит в глаза: – Я рад за тебя. Надеюсь, ты будешь счастлива.
Ну отчего?! Отчего эти простые, непритязательные пожелания счастья так меня ранят?!
Почему мне так сильно хочется, чтобы ему было хоть немножко не все равно?!
И со злости, мне хочется закричать, что я буду! Обязательно буду! И счастлива! И любима! И что у нас будет самая лучшая свадьба! А потом я рожу Яношу кучу детей! И мы будем самой крепкой семьей на всем белом свете! Будем всем друг с другом делиться, а по выходным смотреть Нетфликс в одинаковых пижамах!
И мы никогда! Никогда не будем делать больно друг другу! И он меня будет ценить! И любить! И на других даже не вздумает посмотреть! И про запас у него не будет припрятана Ханна-Лана-Монтана или еще какая-нибудь супер модель!
Но, вместо этого, я почему-то начинаю оправдываться...
– У меня там… собака… Погулять нужно с ним, – негромко произношу. Ощущение, будто я обязана ему сейчас объяснить, что не к жениху так спешу. А всего лишь к щенку.
Дан отстраненно кивает. Кажется, ему на это совершенно плевать.
– В общем, – прикусываю язык. – Спасибо за цветы еще раз. Но мне правда пора.
Я не жду, пока он попрощается. Лишь скольжу взглядом по плечу, обтянутому тканью темного пиджака. По уголку белоснежной рубашки. По подбородку.
А выше посмотреть не решаюсь.
Посмотреть выше - это значит зайти на небезопасную глубину.
И опять подвергнуть себя риску утонуть в глубине его глаз.
Уже, когда почти выхожу из машины, Асадов меня окликает. Приходится нагнуться, заглядывая в салон через опущенное стекло.
– Ты одна собралась гулять в такое время? – Интересуется он.
– Да, но… – я трясу головой, озираясь по сторонам. – Да ладно, я каждый день в это время выгуливаю его. Ничего, – безмятежно улыбаюсь и сказать больше нечего.
Наш диалог полностью себя исчерпал.
Я киваю ему напоследок. И скрываюсь в подъезде.
Достаю лучшую вазу для роз. Ставлю их на кухонный остров. По центру.
Треплю Баниса по макушке, беря его на руки, пока издалека наблюдаю, как восхитительно выглядит этот букет.
Бани старательно вылизывает мою щеку и шею, давая понять как скучал.
– Вот так значит любят, да? – Прижимаю его к себе крепче. – Ты прав, дружок. Ты прав.
И решительно вынимаю из вазы цветы, отправляя их прямиком в мусорное ведро.
Не раздумывая, отправляюсь на улицу, нацепив Банису поводок, который он совершенно не любит.
Мы гуляем по темной аллее, и Бану конечно же хочется наматывать круги именно возле разбитого фонаря, в том месте, где темнее всего.
Ежусь немного от вечерней прохлады. Оглядываясь по сторонам, замечаю, как черная Ауди все еще тут…
СОФИ
– Как ты? – я жалобно выпячиваю нижнюю губу, заглядывая в светло-голубые глаза Яноша. Сейчас они покрылись красной сосудистой сеткой и стали гораздо тусклее обычного.
Он распахивает дверь съемной квартиры, в которой остановился, и жестом приглашает меня пройти внутрь. Паркую Баниса на коврике в прихожей. Затем снимаю с него поводок и отпускаю исследовать эти хоромы.
Здесь я была всего пару раз, и то мельком. Обычно мы проводим вечера у меня. Там все же более обуючено, чем в голых безжизненных стенах арендованного жилья. Но на совместную жизнь мы с женихом договорились лишь после свадьбы.
Оба хотим, чтоб все было правильно.
– Горло, – поясняет Ян, морщась и обхватывая шею рукой.
Деловито киваю, осматривая больного на предмет иных признаков ОРЗ. И принимаюсь за распаковку пакета. Выгружаю на кухонный стол спреи, сиропы, таблетки. Гору фруктов и четыре коробки свежего сока. Это все я купила только что, по дороге.
Понятия не имею, как дотащила. Но сделать это было просто необходимо. Так я чувствую себя менее виноватой за то, что вчера позволила себе всю ночь напролет думать о другом человеке и любоваться на букет, подаренный им…
– Просторно здесь, – отмечаю все прелести съемной квартиры. На кухне большое видовое окно, смотрящее прямо на море. В квартире много воздуха и пространства. Да и в целом интерьер довольно приятный. – Вот умеешь ты, – подшучиваю над ним, пока Янош через силу пьет сладкий сироп. – Даже арендованное жилье на несколько недель, и то со вкусом подобрал.
– Это не я, – отзывается, подходя ближе и обнимая меня со спины, – это агент.
– М-м-м. А я уже было решила, что у тебя идеальный вкус.
– Так он идеальный, – жених нежно убирает мои волосы с шеи и оставляет на коже дорожку из поцелуев. – Иначе, я бы не выбрал самую красивую девушку в мире.
Я глупо хихикаю, уворачиваясь от нежностей.
– Ты же болеешь! У тебя постельный режим!
– О-очень постельный, – рычит Янош, подхватывая меня и обездвиживая. Несет на кровать, а я брыкаюсь и хохочу.
Но в спальне настроение резко меняется, становясь интимным и будоражащим. Мы долго целуемся, по пути снимая друг с друга одежду. Его домашние брюки и поло мне легко поддаются. А вот мое летнее платье с тысячей мелких пуговок предпочитает держать оборону. В конце концов Янош психует и просто стаскивает его через голову.
«А Асадов бы разорвал» – безбожно проносится у меня в голове и я столбенею с задранными руками, пока Ян возится с платьем.
Какого... дьявола?!
Нет. Мысли о Данисе в моей голове вовсе не редкие гости.
Но ведь ЭТО уже никуда не годится. Я начала сравнивать с ним жениха, чего раньше старалась категорически не допускать.
Что дальше то будет? Заведу их имена в два столбца и буду собирать плюсы и минусы?
Стиснув зубы, принимаюсь хлестать себя по запястью резинкой. Янош наконец заканчивает воевать с моим платьем и удивленно наблюдает за действием.
– Что ты делаешь?
Поперхнувшись, понимаю, что не всем подобные телодвижения ясны и понятны.
– Остужаюсь, – нервно смеюсь. – Слишком… – обмахиваю щеки рукой, – завелась слишком сильно.
Одна бровь жениха с удивлением ползет вверх. Но он предпочитает не комментировать. Приникает губами к ложбинке на моем декольте. Кусает и тянет ткань кружевного тонкого бюста.
«Асадов бы все это сорвал, к чертовой матери» – бунтует противный тоненький голосок в моей голове.
А ну, цыц! Дезертир! Я Яна люблю! Что еще за Асадов?! И слышать про него не хочу!
«Слышать, может, и не хочешь. А вот его самого очень даже хочешь. И намного больше, чем любимого жениха…»
Я разочарованно делаю губами «П-ф-ф»
Янош отрывается от поцелуев, и поднимает глаза на меня.
– Что случилось? Тебе не нравится?
Кусаю губу. Бегаю взглядом. А потом сама набрасываюсь на парня, садясь на него сверху, словно наездница.
– О-у, – играет бровями.
Но мне уже не до игр. Мне просто необходимо немедленно заняться с ним сексом, чтобы доказать противному голосу в голове, что своего жениха я хочу! Еще как!
Торопливо сдвигая перешеек трусов, беру его член, раскатываю по нему латекс, и вставляю сама. Такое поведение для меня не типично, поэтому Янош немного теряется.
Сдергиваю с себя бюст, отшвырнув его в сторону. Выгибаю спину, совершая движения. Кладу свои ладони в ладони любимого.
Мы подаемся навстречу друг другу синхронно, словно давно разучили движения. Никакой неловкости или заминок.
Янош наблюдает, как вздымается и падает моя грудь. Иногда приподнимается, чтобы впиться губами в соски. Иногда разрывает наш контакт рук, чтобы переместить их на бедра.
Но чаще всего мы смотрим друг другу в глаза.
Я делаю так с самого нашего первого раза. Мне важно смотреть Яну в глаза, потому что если я свои закрываю…
Если я свои закрываю…
Яркие картинки из прошлого тут же начинают вспыхивать в голове, как кадры из киноленты.
Его сильные руки на моих бедрах. Его голодные поцелуи. Дан брал меня сзади. Жадно и ненасытно. Будто глотал кислород, находясь под водой.
А я впитывала любимый запах сандала и табака. Отдавалась ему целиком, без остатка, подарив всю себя.
Наш секс был особенный, сколько бы Дан не пытался это скрывать, я видела, как затронула его самое глубокие струны. Как мы играли на чувствах друг друга взахлеб.
Как страстно друг друга желали.
И я все еще помню, с каким неистовым упоением он насаживал меня на своей член снова и снова в том гостиничном номере…
Психую сама на себя, и тут же распахиваю глаза, возвращаясь в реальность.
СОФИ
Останавливаю движения.
– Что-то не так? – заботливо интересуется Ян.
– Ничего… Нет… Давай… Давай попробуем… сзади?
Жених смотрит на меня с подозрением, будто мысли мои способен подслушать. И я краснею до кончиков ногтей на ногах.
– Что? – Свожу жалобно брови. – Разве мы не должны вносить разнообразие?
Удивительно, какую игру затеяло мое подсознание.
Точно зная, что именно мне необходимо, чтобы достигнуть разрядки, оно готово на многое. Даже меня пытается обмануть, приговаривая, что «в этом нет ничего такого…»
Подобная поза для нас непривычна, но Ян не отказывает.
– Нет, нет, – верчу головой, когда он пытается уложить меня на кровать.
Смотрит с вопросом.
Я поднимаюсь на ноги, и тяну его руку. Совершенно серьезно заглядываю в глаза.
Встаю возле стенки. Наши тела близко, плотно прижаты друг к другу. Я чувствую, как член жениха упирается мне чуть ниже пупка.
Разворачиваюсь, оттопыривая для него ягодицы.
Янош проводит рукой. Не говорит ничего. И за это я ему благодарна. Какие-нибудь нелепые комментарии, типа «М-м-м, ты хочешь вот так?» были бы сейчас совсем неуместны.
Входит в меня после долгих прелюдий, исследовав пальцами лоно.
Но, когда входит… Теряюсь.
Теряюсь в запретных желаниях. В порочных эмоциях. В воспоминаниях, о которых не должна сейчас думать…
«Дан… Дан… Дан…» – синхронно стучит в моей голове в ритм сердца и шлепков голых тел друг о друга.
Янош финиширует первым, содрогаясь конвульсией, но знает, что я до сих пор не получила то, что хотела.
Зажимает у стенки, не позволяя мне двинуться с места. Одну руку кладет на возбужденную грудь, вторую перемещает на клитор. Водит пальцами. Но слишком нежно и ласково.
Я хватаю его за запястье, чуть тормозя. Кладу свои пальцы сверху и довожу дело до конца, наконец позволив телу выплеснуть волны энергии.
– Любимая… – шепчет Янош в запале, когда мы оба тяжело, часто дышим.
В моей голове противный тоненький голос продолжает что-то пищать.
«Ну и что? Ну и что, что мне приходится время от времени подсказывать жениху, как правильно с моим телом следует обращаться? Это же совершенно нормально! Никто мое тело лучше меня знать не может!» – мысленно шиплю я в ответ.
Но он обрывает меня коротким и нерушим:
«Не может? Уверена...?»
***
Я кладу голову на его грудь, водя пальцем по коже.
– Что думаешь? Может, стоит расширить список гостей? Места еще есть.
Янош часто моргает, пытаясь не провалиться в дремоту. Сцеживает зевок.
– Не знаю, заяц, – чмокает меня в макушку. – Если для тебя это важно. У меня все, кого пригласил, точно будут. Родители уже через пару дней приедут сюда.
Я рассеянно понимаю, что до нашей свадьбы осталось не так много времени. Странно, что я совсем не испытываю никакого мандража. Невеста ведь должна волноваться?
– А ты переживаешь? – весело заглядываю ему в глаза, но… уныло хмыкаю, заметив, что Янош уснул.
Встаю с кровати, и босая, на цыпочках передвигаюсь по спальне, выискивая белье.
Когда одеваюсь, исчезаю на кухне. Это совершенно нормально, что он сейчас спит. Он болеет. Ему нужен реальный постельный режим.
Но почему-то на душе так тоскливо.
Будто меня снова бросили, получив то, что хотели…
Растираю запястье после очередного удара, и наливаю себе кружку крепкого кофе. С недавних пор я стала пить его только крепким, без добавок и сахара.
Так любил он.
Щелк.
Я параноик.
– Бан, – уныло тяну, когда пес плетется на кухню. Видно, тоже вздремнул, а я его разбудила. Сегодня в этой квартире просто сонное царство… – Пойдем погуляем? – услышав знакомое слово, он дружелюбно принялся намахивать спиралькой-хвостом.
Под «прогулкой» я имела в виду поход в самый роскошный свадебный бутик города… Ведь выбор платья я умудрилась оттянуть до последнего. Но Банису знать об этом вовсе обязательно. Мальчики обычно не в восторге от шоппинга.
Уля сегодня работает, поэтому я набрала Ингрид, узнать не сможет ли девушка составить мне приятную компанию и стать соратником в таком сложном деле.
Та, на мое удивление, согласилась, отложив дела в галерее, и уже через полчаса мы встретились в центре.
СОФИ
– Матерь божья, сними ты эти ужасные очки, – сетует Ингрид, тыкая пальцем в стильные мужские Рей Баны на моем носу. – Они же даже не унисекс. И вообще не подходят тебе.
– Да? А мне нравятся! – смеюсь я задорно, и с гордостью их поправляю.
Никто ведь не знает, что эти очки я стащила у Даниса в наш «идеальный» единственный день.
Теперь это мой любимый аксессуар. Но Ингрид их невзлюбила. Может, не зря?
– Так, так… – она многозначительно потирает ладони, когда мы заходим в бутик. И даже руки слегка разминает, будто собирается с кем-то бороться. Кто знает, может и придется вступить в схватку с другими невестами за «то самое» платье.
Но в бутике оказывается на редкость не людно. Царит приятная атмосфера спокойствия и необходимой прохлады.
– Здесь можете отдохнуть. Вот тут у нас новая коллекция. Шампанского? – услужливо предлагает милашка консультант. Забирает у меня из рук Баниса и усаживает его в отдельное кресло. – Я присмотрю за ним, пока вы будете примерять, – оповещает меня.
– Вы ему нравитесь, – замечаю, как Бан довольно виляет хвостом. Ну еще бы. Ему такой сервис точно пришелся по вкусу.
***
– О.МОЙ.БОГ! – открывает Ингрид рот, когда я примерно в сотый раз покидаю примерочную. Были и простые «Ого» и «Вау» и даже «Великолепно». Но вот такого восторга в глазах еще не было.
Я неуверенно шлепаю к подиуму, чтобы рассмотреть себя в зеркале.
Подруга подскакивает на ноги, отложив бокал в сторону. Принимается хлопотать, поправляя складки на юбке.
– Это оно? Оно? Ну Соня, скажи, что тебе нравится! Оно же… – прикладывает ладошку к груди. – Тебе так идет!
Внутри что-то живо трепещет.
Смотрю на себя в этом платье, и ощущаю тот самый мандраж, которого еще пару часов назад не было и в помине.
– Оно… – тихо произношу.
Глаза вдруг начинают слезиться.
Ингрид умиляется замечая. А я радуюсь, что она приняла это за слезы восторга.
Нет. Платье прекрасное. И правда «то самое». Роскошный атласный корсет без бретелек. Пышная юбка, делающая из меня фарфоровую статуэтку. Шелковая лента на талии.
Но я… Я будто этому платью не подхожу.
Я будто вообще ни одному платью не подхожу. Не подхожу роли невесты.
Я чувствую себя грязной, после того, что сделала утром.
Я не должна была думать о Нем, когда занималась любовью со своим женихом.
Я не должна была вчера брать цветы и тем более садиться в машину.
Я не должна даже резинку эту носить и тешить ненормальные наклонности причинять себе боль. Похоже, мой психолог был слегка не в себе, когда посоветовал это.
– О-оу, – с упоением вертит меня в разные стороны Ингрид, получше разглядывая. – Куколка, ты такая красивая.
Даже Бан ей поддакивает, радостно тявкая.
– Ин, – нерешительно заглядываю подруге в глаза. – Мы ведь с Яношем не торопимся, правда?
– Торопитесь? Да ты что?! Более гармоничной пары я в жизни не видела! Вы же так друг другу подходите! Вы как две детальки одного целого!
Я слушаю ее, старательно кивая после каждого слова.
Вот именно. Вот именно!
Мы друг другу подходим. Мы как детальки.
К чему эти сомнения, Соф?
– Я просто думаю, – до последнего пытаюсь оправдать свой мандраж. – Папа сейчас абсолютно не в форме. Конечно, он не имеет ничего против свадьбы. И даже за. Но, может… Стоило подождать? Еще ведь и года не прошло, как мамы не стало…
Рассеянно наблюдаю за Ингрид, пока она продолжает все что-то поправлять на этом чертовом платье.
– Ну брось, – беззаботно отмахивается. – Здесь слишком странные традиции. Не нужно… Ой… – она медленно вскидывает глаза и замирает.
А затем обнимает меня.
– Прости, милая. Конечно же, это совершенно нормально, что ты грустишь по своей матери. Я не имела в виду, что тебе не стоит этого делать. Просто… Хотела сказать, что твоя жизнь продолжается. Уверена, твоя мама была бы очень рада, что ты хочешь быть счастливой и выйти за любимого человека.
– Ты думаешь, я все делаю правильно…?
– Конечно. Конечно, моя алмазная девочка, – подтрунивает Ингрид. Так она начала меня называть, когда я ей впервые показала работы. «Ты алмаз, София. Пока еще не ограненный. Но мы над этим будем работать».
Не знаю, что послужило причиной. Быть может то, что Ингрид старше меня и в ней я больше вижу наставницу, чем подругу. А может, мне просто очень сильно хотелось сейчас это почувствовать.
Но, стоя там, посреди бутика в неудобном платье, и обнимая ее, я вдруг подумала, что мама обняла бы меня сейчас точно так же. И даже на секундочку я смогла представить ее вместо Ингрид.
СОФИ
Платье куплено. С моего счета списана круглая сумма. Напротив последнего пункта подготовки к самому важному дню можно смело ставить зеленую галочку.
Но смута внутри до сих пор не дает мне покоя.
По дороге домой, я захожу в летнее кафе, занимаю место под навесом, и, усадив рядом Баниса, заказываю бокал дорогого вина и десерт.
Сейчас моя жизнь в корне отличается от той, что была еще год назад. Я уже не могу позволить себе веселиться бездумно, или тратить время впустую. Я всегда занята. У меня всегда куча дел. Много работы.
Но сегодня мне хочется хоть на мгновение представить, что этого нет.
Что мне вновь 18. Что мама жива, а на днях отец закатит очередную грандиозную вечеринку в нашем особняке. Что ближайшие мои месяцы не расписаны выставками, а в перерывах между ними я не сдаю экзамены в универе, закрывая хвосты.
Сегодня я вновь беззаботная крошка Софи. Эгоистичная и немного дурная. Та, которая может позволить себе поцеловать лучшего друга отца.
Поэтому терпкое вино я пью с наслаждением, смакуя каждый глоток и любуясь на закатное солнце, которое вот-вот спрячет бока за горизонтом в конце этой дороги.
– Соня? –слышу, как меня окликает знакомый девичий голос.
Вздрагиваю, выныривая из глубины своих мыслей, и оборачиваюсь. Бан, пригретый на солнышке, тоже подрывается, озираясь по сторонам.
– Нина! – радостно, но немного растерянно восклицаю.
Ох, как же много все-таки изменилось с тех пор, когда мы с ней близко общались…
Я поднимаюсь со стула, обнимая подругу. Она только пришла и разместилась за соседним столом.
– Ты одна? – я киваю на свой столик. – Давай ко мне? Поболтаем.
Но Нина неуверенно мнется.
– Я Марту жду, – признается она.
И мы обе смолкаем.
С Мартой у меня отношения достаточно напряженные, а всему виной…
– Соня…? – тихо разносится за спиной, и я, тут же налепив на губы самую дружественную улыбку, поворачиваюсь к Марте лицом.
Обнимаю ее, и, ради вежливости, она не отстраняется, и даже обнимает в ответ.
– Девочки, я носик припудрить, – тут же ретируется Нино, подхватывая сумочку и галопом несясь в туалет. Тактичности не занимать. Понимает, что нам с Мартой нужно поговорить.
– Присядешь? – приглашаю подругу за столик. – На пару минут. Я хочу тебе все объяснить.
Марта раздумывает, но не дольше секунды. Решительно тряхнув головой, садится на стул.
Я виновато ей улыбаюсь.
– Ну… – нерешительно начинаю. – Как ты?
Поднимает взгляд, подернутый туманом не доброй иронии.
– Ладно, ты права, – понимаю этот посыл без объяснений. – Я тебя понимаю… Теперь понимаю. – Я вешаю голову, с тяжестью осознавая, какую боль приходилось испытывать Марте в то время, когда единственная подруга не смогла даже минутки найти, чтобы ей позвонить. Так я была занята своим разбитым сердцем… Глаза щиплет, а нос закладывает в момент.
Порывом, я хватаю девушку за руку. Сжимаю ладошку.
– Марта, милая, ты прости. Я должна была раньше это сказать! Мне жаль! Очень жаль! Понимаю, что ни одни слова сейчас уже ничего не исправят. Но, я ведь тогда просто не знала. А, если бы знала… А потом ты даже на звонки не отвечала уже…
– Я была немного занята, – усмехается Марта, но в этой усмешке столько печали… – Маму хоронила.
Внутри меня все переворачивается от этих слов. Чувствую, как лицо кривится спазмами. Зажмуриваюсь, выдавливая влагу, которая делает картинку мира размытой.
– Марта… – шепчу.
– Да ладно, – отмахивается она, – Кто старое помянет. Правда же? Я ведь тебе тоже даже не позвонила, когда твоя мама… – Мы обе даже дышать перестали, глядя друг другу в глаза. – Но мне… – она разочарованно покачала головой. – Мне просто не до этого было. Ты уж прости. Без Нины вон вообще не знаю, как бы все это пережила.
Я впитываю каждое ее слово, часто кивая.
– Вы сдружились, да?
– Мхм, – подтверждает.
Я пыталась ей дозвониться тогда. После той ночи. И даже домой приезжала, но никто не открыл. Да и какая бы из меня была моральная помощь, когда я сама после ночи в гостинице себя по кускам собирала. А потом все так закрутилось… Болезнь мамы. Ингрид и выставки.
Нина тоже перестала звонить.
А у меня… То ли времени не хватало набрать ее номер. То ли совести.
Улыбаюсь Марте, утирая мокрые щеки.
– Я так рада, что у тебя все в порядке сейчас.
На эмоциях обнимаю ее. Так мы сидим, пока не возвращается Нина.
– О, мир налажен? Можно снимать каску? – шутит она. Мы все немного неловко смеемся, а потом я, подхватив Баниса, перемещаюсь за соседний столик.
– Девочки, – свожу брови на переносице и только сейчас понимаю, как же мне их не хватало. – Мне столько вам нужно всего рассказать…
СОФИ
– Помогите! Спасите! Что же выделаете?! Ироды! – истошно воплю, истерично брыкаясь.
Но мое тело плотно прижато двумя широкими мужскими плечами, а на голове какой-то мешок!
А еще мы едем куда-то!
Нет, нет. Я не попала в другую реальность. Просто все в моей жизни складывалось слишком уж хорошо! А я не ценила! Вот боженька и послал мне кару небесную!
– Клянусь, клянусь, – шепчу лихорадочно, даже не понимая, что говорю это вслух. – Я буду любить своего жениха, и больше никогда не посмотрю на другого. И работу свою я обожаю. Ну ты же знаешь. Пусть меня отпустят. Пусть только отпустят. Клянусь всем, чем хочешь… Хочешь, я буду в церковь теперь каждую неделю ходить? А на благотворительность я и так много даю. Ты хочешь больше? – пытаюсь торговаться с невидимым собеседником.
Слышу, как музыка в машине в это время стихает. А с обеих сторон от меня раздаются еле сдерживаемые смешки.
– Да как вы смеете потешаться?! – воплю возмущенно.
– Коль, может, скажем? У девчонки щас будет инфаркт. Нам такие спецэффекты вроде бы не заказывали, – произносит низкий мужской баритон, обладатель которого находится справа.
– Ну блин. Тогда и сюрприза не будет. А это обязательное условие, – раздумывает вслух «левый».
– Сюрприза?! Какого, к чертям собачим, сюрприза?! Вы похитили меня средь бела дня! Да я…! Да вы…! – от возмущения я почти задыхаюсь. Ну кто так делает, вообще? Какие-то похитители у меня несуразные. Нет бы, подкараулить, пока я Банисом ночью гуляю, к примеру. Но воровать человека по пути в магазин за молоком - это уже перебор!
– Ладно, – картинно вздыхает баритон, – не волнуйтесь вы так. Нам вас заказали.
Я громко истерично стону.
– Нет, нет, нет. У меня есть деньги! Сколько они вам заплатили?! Я дам больше, только отпустите!
Старательно верчу головой, пытаясь сквозь мешковину увидеть хоть что-то.
– Да не в том смысле заказали, – гогочет мужчина в ответ. Аккуратно приподнимает мешок, а я пугливо оглядываюсь, сдувая с лица прилипшие пряди волос.
Мужчина тянется в нагрудный карман пиджака, а у меня от ужаса глаза выходят за пределы орбит. Он сейчас пушку достанет и прикончит меня прямо тут?
Но габаритный амбал достает красненькое удостоверение. Открывает его, водя у меня перед носом.
– Все должно было быть натурально, но что-то вы слишком нервная. Да и ребята, походу, перестарались… – он посылает красноречивый взгляд водителю. Это он меня в мешок одевал и в машину заталкивал!
Я щурюсь, стараясь разглядеть, что за инстанция числится в корочке. Это у кого же есть полномочия приличных девушек красть?!
– Праздничное агентство «33 удовольствия»…? – читаю с неверием. – Вы издеваетесь? – Рычу, поочередно окидывая взглядом бессовестных мужиков. – Руки мне развяжите! Немедленно!
– Не положено… Надо доставить вас так, будто это было реальное похищение.
– Кому доставить?! – от злости я почти подпрыгиваю на сидении машины, будто оно припекает. – Кто этот бред заказал?! Всё! Я отказываюсь! Остановите машину!
– Так девушка и заказала, – глупо пожимает плечами амбал. – Я уж не знаю кто она вам. Имя у нее еще такое интересное… – он щелкает пальцами, припоминая. – А, и разговаривает с акцентом.
– И-и-ингрид… – тяну я, обреченно роняя голову на спинку сиденья.
– Да, да! Точно! – радуется амбал. Идиот.
– Выпустите меня… – стону успокаиваясь. Слава богу, что это не настоящее похищение.
Но, дьявол, как Ингрид в голову такое взбрело?! И главное, зачем оно туда ей взбрело?!
– Извините, нам деньги заплатили. Мы выполняем, – беззаботно лыбится мужчина, и сдвигает мешок на прежнее место, лишая обзора.
Смиренно сижу весь остаток пути, и только агрессивно и очень злобно дышу. Пусть слышат, что я все равно не в восторге от их компании тут!
– Ну вот, приехали. Выходим, выходим, – ведут меня под руки. – Так, тут ступенька. Вы осторожней. Ножку поднимаем. Ага, – а когда меня заводят в какое-то помещение, амбал тихо умоляюще шепчет: – Вы уж, пожалуйста, удивление изобразите. А то, мало ли, заказчик деньги обратно попросит.
Мой мысленный фейспалм перебивает любые другие эмоции.
Слышу, как бугаи уходят. Но мешок с меня никто снимать не спешит. В помещении прохладно. Какие-то звуки и тихая приятная музыка.
Ну Ингрид. Я тебе устрою…
Резко раздаются звуки хлопушек. В это же время музыка врубается на полную громкость. Кто-то сзади меня сдергивает мешок и освобождает запястья.
– Сюрпри-и-и-из! – недружным хором выкрикивают девчонки.
Часто моргаю.
Меня привезли в «Небеса». Это заведение я не способна перепутать с другим, потому что была тут тысячу раз. Когда-то владелец этого клуба купил мою картину, и взял ее за основу своего интерьера. Теперь в каждом уголке модного клуба есть частичка меня. И я лично принимала участие в создании интерьера.
– Ингрид! – я хмуро смотрю на нее, не обращая внимания на радостные лица девчонок. Тут и Марта с Нино, Уля, и еще пара - тройка моих старых знакомых.
И сама виновница торжества, ой, то есть, моего похищения, стоит прямо передо мной и самодовольно хлопает своими ладошками.
– Что?! – шлепает глазами она.
– Какого черта мне мешок на голову нацепили и в машину засунули?! Что это все такое, вообще?!
– Твой девичник… – часто моргает она. – А, кстати, да. Что это был за мешок?
– Это я у тебя хотела спросить! – я упираю руки в бока. – Ты зачем заказала мое похищение?!
– Похищение? – она невинно оглядывается по сторонам, будто ищет у остальных подтверждение, что ей не послышалось. – Но я не заказывала похищение. Я заказала твою доставку. Таинственную и очень деликатную. Мальчики наверное меня неправильно поняли…
О-о-о.
Я закрываю руками глаза.
– «Мальчики» наверное тебя неправильно поняли, потому что ты опять все напутала?! – рычу на нее, но уже без прежней агрессии. У Ингрид такое бывает, она слишком плохо знает язык, чтобы достоверно доносить информацию. Как-то раз Ингрид попросила рабочего в галерее убить картину, вместо того, чтобы попросить ее убрать. – Ладно, – вскидываю ладони вверх. – Черт! Нет, Ингрид! Не ладно! Я чуть в штаны не наложила, твою ж мать!
СОФИ
Крепкие поджарые парни выходят на сцену, стреляя глазами.
Краснею, а потом и вовсе зажмуриваюсь.
Девочки начинают улюлюкать так пошло, будто мужчин первый раз в жизни увидели. Шикаю на них. Посылаю Ингрид красноречивые взгляды.
– Ну ты ханжа! – обвиняет в ответ и заставляет выпить еще бокал.
Смиренно пью, ничего не поделаешь – на меня напирают.
– Это последние деньки твоей свободной жизни, моя девочка! – пьяненько обнимает меня. – Отрывайся по полной! Потом будет нельзя! – машет пальчиком мне перед носом.
Стриптизеры тем временем вытворяют на сцене акробатические пируэты.
Я делаю вид, что разглядываю их костюмы пожарных. Но взгляд то и дело спускается на внушительные бугорки на ширинках и на гладкие мышцы пресса.
А прессов тут сразу восемь! И все, как один, хороши! Аж глаза разбегаются!
Ну а что? Я же все-таки девушка! Хочется поглазеть! Тем более, что в перспективе я всю жизнь должна буду смотреть на пресс Яноша. Я ведь «один раз и навсегда» собираюсь.
Нет, пресс у Яноша тоже хорош. Он себя в форме держит. Но эти ребята…
А еще лучше пресс Даниса… Ай! Щелк по запястью.
Парни начинают расстегивать брюки, а я ерзаю на стуле неловко. Поправляю ободочек с короной. То и дело кошусь на девчонок. Им все по вкусу!
Перед глазами начинает мелькать карусель из пошлых мужских серебристых стринг… Раз стринги… Два стринги… Три, пять. И вот, кажется, что их уже вовсе не 8, а целых 16…
Первый раз вижу мужчин в стрингах.
Оказывается, их задницы тоже неплохо к подобному приспособлены.
Один из стриптизеров спрыгивает со сцены, приземляется аккурат рядом со мной. Вжимаюсь в спинку стула, боясь даже дышать. Смотрю на него исподлобья.
Но парень во всю улыбается, оголяя ряд белоснежных зубов. Подхватывает мой стул. ВМЕСТЕ СО МНОЙ! И ставит на сцену!
Я пищу, часто дышу. То ли от смущения, то ли от страха.
Но уже через мгновение стриптизеры начинают водить вокруг меня хоровод! И перед моими глазами оказывается то самое место! Восемь тех самых мест!
Ой, голова закружилась…
Остановив дикий танец, трое из них пристроились сзади. Теперь с полной отдачей трутся о мою спину. Еще двое упали мне в ноги, гладя голени и ступни в туфлях. Остальные по бокам. А последний встал напротив меня, еще чуть-чуть и усядется на колени!
Но парень крепко стоит на ногах, и лишь пугает внушительными размерами. Хватает меня за запястья, заставляя водрузить ладошки прямо на его голый зад!
Сос! Сос! Я еще никогда в жизни не была так растеряна!
Но парни оказались профи, и дело свое выполняют без сучка и задоринки. Двигаются синхронно, не обращая на мою панику никакого внимания.
В какой-то момент все они начинают имитировать секс, интенсивно и резко шевеля бедрами. Понятия не имею, как не падаю в обморок от волны жгучего тестостерона, восьмикратно помноженной на горячих парней…
Отработав меня по полной программе, освобождают. Усаживают обратно за столик, переключаясь на девочек. Те крайне довольны. Суют им деньги в серебристые стринги, и пританцовывают, хватая все от момента.
Я выдыхаю. Пью бокал за бокалом, пока потрясение от увиденного не отпускает меня окончательно…
– Ну нет, больше никогда… – бормочу себе под нос, косясь на невозмутимую Ингрид.
***
Время индивидуальной аренды клуба подходит к концу, но мы решаем остаться. Общее настроение - боевое и праздничное. Хочется самой взобраться на сцену и тоже соблазнить кого-нибудь пошлыми танцами.
Какой это по счету бокал?
Эй! Где там мои стриптизеры!? Ку-ку, мальчики, куда же вы спрятались? Я даже шею вытягиваю, глупо хихикая, и пытаюсь заглянуть немного за сцену.
Но горячие парни давно уже покинули клуб, и сюда начали подтягиваться первые посетители. Спустя двадцать минут помещение заполонили разговоры, смех и громкая музыка.
– Вот это народу у меня на девичнике, – весело присвистываю, а девчонки хохочут.
Мы переселяемся в вип, чтобы не толкаться в толпе, и заказываем еще бутылку шампанского. Седьмую… Восьмую по счету?
– Мне надо… – я щурюсь, потому что перед глазами все тихонько плывет и двоится, – я схожу в туалет, – толкаю Нину и Марту. – Пойдете?
Но девочки не хотят, и я шествую туда в одиночестве. Старательно держусь за перила, когда спускаюсь на первый этаж. Переставляю ноги в туфлях (черт меня дернул их надеть в магазин), упрямо преодолеваю препятствие за препятствием, пока не получаю удар в плечо от какого-то невежливого мужлана.
Распахиваю глаза, подворачивая каблук. Ступеньки последние, но если я сейчас упаду, то растянусь на паркетном полу!
Однако, координация сегодня мне не соратник. Она испарилась вместе с трезвым рассудком.
Поэтому я задорно лечу вперед, пытаясь ухватиться за воздух. Зажмуриваюсь. Пищу. И уже представляю, как на собственной свадьбе иду под венец с разбитым лицом…
Но приземляюсь прямо в объятия крепкого тела.
Я понимаю это не сразу.
Сначала в ноздри бьет аромат сандала и табака.
Потом мои ягодицы чувствуют его руки.
А через миг все внутри заполняется энергетикой, которую я не способна перепутать ни с чем.
«Ну вот. Опять» – снова проносится в мыслях.
Падать в его сильные руки - это, похоже, традиция. Ритуал, который перед свадьбой я обязана была провернуть еще хоть разок…
СОФИ
Пальцы дрожат, и я неосознанно изо всех сил сжимаю ими ткань на плечах пиджака.
И мне так не хочется открывать глаза и снова оказываться в реальности. Реальности, где Он может стать миражом.
Я, как в том сне, тяну сладкую негу из ощущений, которые собираются где-то внизу живота. Там концентрируется обжигающий комок оголенных эмоций. А потом они электротоком проносятся по моим венам. Достигают своего апогея, когда над моим ухом разносится хриплое:
– Софи…
Это он! Это он!
Я улыбаюсь, как дура, вдыхая запах его одежды, кожи, парфюма. Стой, Дан. Дай еще чуть-чуть подышать, прежде, чем я извинюсь, а ты отпустишь меня. И мы разойдемся в разные стороны, сделав вид, что ничего не случилось.
Но глаза открыть все же приходится. В следующий раз он повторяет мое имя гораздо настойчивей. Наверное, побоялся, что я тут уснула, сладко устроившись у него на предплечье.
– Данис, – голос, как обычно при виде него, дребезжит хрустальными нотками.
Мы смотрим друг другу в глаза, и мне кажется, что он улыбается. Но в полумраке ночного клуба сложно достоверно распознать отражаемые эмоции.
Асадов все же отпускает меня. Отстраняет, придерживая за руку. Желает убедиться, что я стою на ногах.
– Я не пьяная, – в оправдание верчу головой, – просто тот бугай меня толкнул. Вот я и… – развожу руки в сторону.
– Ничего, – легко отзывается он, продолжая смотреть. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Закусываю губу.
– Выглядишь уставшей, – поясняет Асадов.
Ох, как мне хочется броситься ему в этот момент на шею. Поцеловать! Закричать!
Да! Да! Я устала! Безумно устала делать вид, что ты в моей жизни лишь эпизод! Устала таить в себе ворох чувств и эмоций! Устала строить картинку идеальной жизни с идеальным женихом, когда думаю по ночам о тебе!
Но я этого не делаю.
Убеждаю себя, что эти мысли хмельные. А завтра, когда я проснусь, я вновь буду любить и обожать своего жениха. Своего идеального жениха!
– Я в порядке, – отступаю на шаг. – Со мной все хорошо. У меня здесь девичник.
При упоминании торжества, Дан поднимает голову вверх. Оглядывает девчонок. Я тоже смотрю в зону вип, и вижу, как Ингрид поедает Асадова взглядом.
У-у-у, хищница! Того и гляди, когти выпустит!
– Ты не проводишь меня подышать? – Хватаю его под руку, и тащу за собой.
Ох уж мне эта ревность. Я ведь и прав на него не имею. Но, если Ингрид решит с Данисом познакомиться (а она это может. Да запросто!) и, хуже того, начнет при мне с ним флиртовать, я же, просто-напросто, двинусь.
Так что лучше развести амплитуды этих боеголовок в разные стороны, чтобы они ни в коем случае не пересеклись, не дай бог. Никогда.
Дан удивляется напору с моей стороны, но идет. Туалет мы минуем, я и забыла, что мне туда нужно.
Оказываемся на улице, и отходим чуть дальше от толпы собравшегося возле входа народа.
Дан достает сигарету. Подкуривает. Продолжает смотреть на меня.
А я в это время наблюдаю, как его губы касаются сигаретного фильтра, и во рту слюна собирается.
Невозможно описать те эмоции, что я ощущаю, когда нахожусь рядом с ним. Это что-то неосязаемое, волшебное, мистическое, потустороннее даже.
Я просто ощущаю его частью себя.
И, если представить, что Даниса не существует, то и части меня тоже не существует. Большой, и очень важной части…
– А мне, – я провожу языком по пересохшим губам. – Можно мне тоже? – Киваю на пачку сигарет, торчащую из кармана его пиджака.
Не раздумывая, он качает головой в отрицании. На лице нет улыбки, а взгляд остается серьезен.
– Почему? – Удивляюсь невинно.
– Тебя кто угодно может травить этой дрянью. Но я этого делать не буду, – отзывается скупо, не спеша бросаться в подробности.
Что это? Такая своеобразная забота с его стороны? Ну не пожадничал же он мне одной сигареты, ведь правда?
Но моя настойчивость не знает границ… Решив мне отказать, он раззадорил интерес еще больше.
Поэтому я делаю решительный шаг, оказываясь к ним лицом к лицу. Часто дышу, опускаю взгляд ниже, на макушку пачки.
Вскидываю руку, пытаюсь выудить ее из кармана, но Дан перехватывает меня за запястье.
Я замираю. Дыхание перестает даваться легко и привычно. Камнем в легких повисает волнение.
Этот момент ощущается слишком интимным. И плевать я хотела, что ничего «такого» Данис не делает. Просто останавливает меня.
Я вскидываю глаза, позволяя себе захлебнуться в изумрудных всполохах в глубине темных глаз. Зрачки Асадова расширяются, и через миг цвета глаз уже разглядеть невозможно. Они становятся черными.
Данис медленно отводит мою руку в сторону, но пальцы с запястья не убирает. Не отрывая пристальных глаз, тушит сигаретный окурок. А потом проводит пальцами мне по щеке.
И я тлею от этих прикосновений, так окурок под его дорогими ботинками…
– Какая же ты еще маленькая, крошка Софи… – произносит, а мне кажется, что он хочет сказать совершенно другое.
СОФИ
Трусь щекой о его ладонь, словно кошка, скучающая по хозяину. Его пальцы пахнут сигаретами. Никогда табачный запах еще не вызывал у меня столько приятных ассоциаций.
– Ты пьяная, – говорит сладко. По-доброму.
И я киваю, а сама думаю, что сейчас мне наплевать. Пусть хоть последней алкоголичкой считает, главное, чтобы руку не убирал.
Но он убрал.
А мне пришлось открыть глаза, чтобы снова очутиться в реальности, и понять - я и Данис Асадов никогда не пресечемся.
Такие, как он, просто не созданы для таких, как я.
Таким как он интересны, наверное, взрослые успешные женщины. Они способны будут его зацепить.
А я маленькая и глупая. До сих пор готовая верить в любовь. Даже после того, как он поступил.
Ведь на таких «не клюют». Такие мужчин не цепляют. Таких трахают, а потом молча выходят из номера, унося с собой разбитое сердце и осколки души.
– Софи, поедем, – он кивает в сторону автомобиля, убирая руки в карман. – Отвезу тебя домой.
Я с грустью смотрю на дверь клуба.
А потом вновь на него.
Да. Я хочу. Поехать с ним. А потом попросить проводить до квартиры.
Но оба мы знаем, что поездка закончится просто поездкой. И ничего между нами не будет. Ни я не позволю. Ни он.
И в каком бы тумане не блуждал сейчас мозг, я все еще здраво осознаю – у меня есть мой Янош. Я ни за что его не предам. Ни за что не смогу так поступить.
– Соня?! – раздается возмущенный голос жениха у меня за спиной. И в первое мгновение мне кажется, что начались слуховые галлюцинации. Ну откуда Янош должен здесь взяться?
Однако, и Асадов внимательно смотрит мне за плечо. Только тогда понимаю, что не послышалось.
Подбираюсь в момент. Выпрямляю спину, но растерянное выражение на лице скрыть все же, не удается.
Я медленно поворачиваюсь. Смотрю, как Янош покидает такси, но водителя не отпускает. Подходит к нам ближе.
– Соня, что здесь происходит? – смотрит на меня строго, как отец иногда - когда я шкодила мелкая.
Прочищаю горло покашливанием.
– Ян, это… Данис, помнишь? Я…
– Я помню, – обрывает жених. Голос простуженный, сиплый. – Почему мне звонила Ингрид и сказала, что ты на ногах не стоишь? Это правда? Что ты вообще делаешь в клубе?
Я робею от его натиска. И мне безумно неприятно, что все это происходит при Данисе. Оборачиваюсь к Асадову. Он смотрит на меня безучастно. Не собирается вмешиваться, и сказать, например, что со мной все хорошо, и я не такая пьяная, как подумал жених.
– Данис, – нервно ему улыбаюсь, – ты прости.
Он кивает, понимая без слов.
– Мне пора, – сухо кидает. И, скользнув каким-то необыкновенно грустным взглядом по мне, идет прочь.
– Сонь, я не понимаю, что происходит, – требует объяснений жених.
Ежусь, виновато смотря на него. Пожимаю плечами.
– У меня девичник.
– А почему ты мне не сказала? Это что, какой-то глобальный секрет?
– Я же не знала, – смеюсь я неловко, – когда меня похищали, не дали позвонить.
– Похищали?! – шокировано требует разъяснений.
Я машу рукой, мол «пустяки», силясь хоть как-то его успокоить.
– Дан, это шутка была, – смеюсь я нелепо.
А потом замолкаю.
Внутри все звенит.
Я смотрю в глаза жениху, медленно, очень медленно осознавая, что назвала его другим именем. Именем, которое беспрерывно крутится у меня в голове.
Янош молчит. На миг в его взгляде вспыхивает агрессия, но он с ней справляется. Берет себя в руки.
– Едем домой, ты сегодня перебрала, – глухо цедит, хватая меня под локоть.
– Там сумочка, – пищу, но каблуки уже стучат по асфальту.
– Ингрид завтра завезет.
Я хлопаю себя по карманам, убеждаюсь, что телефон на месте, а ключи в сумке.
– Но как я домой попаду?
– Поедем ко мне.
– Мне нужно бы выспаться. И Банис там один… Может, ты попросишь кого-нибудь вынести?
– Сонь, я устал. Я и так потащился сюда больной и разбитый. Мне некогда просить кого-то принести твои вещи.
Я как-то истерично улыбаюсь спине жениха. Но в машину сажусь.
А противный тоненький голос твердит:
«Данис решил эту проблему за пару секунд. Ты помнишь, Софи?»
СОФИ
В такси я всю дорогу смотрю в окно. Беспрерывно.
За стеклом мелькают ночные огни, длинная трасса, свет окон домов и необъятная тишина.
Но все это расплывается перед моими глазами, потому что из них текут слезы. Я утираю щеки тыльной стороной ладони и шмыгаю носом.
Вот бы знать, от чего я плачу сейчас. От чего на душе будто дюжина кошек с самыми острыми коготками?
Мне стыдно перед Яношем за то, что называла его Даном. И плохо от взгляда Дана, который тот подарил напоследок. Там быдло столько печали и грусти.
А еще я злюсь на Ингрид за ее на Асадова взгляды. За это чертово похищение, и за то, что она Яношу позвонила.
И мне хочется кричать на весь белый свет, что я уже взрослая. Хватит! Прекратите меня опекать!
Но никто в это не способен поверить, потому что я не верю сама.
– Почему ты ничего не сказал мне? – тихо спрашиваю, не оборачиваясь к жениху.
Он сидит рядом. Громко вздыхает.
– О чем не сказал?
– Когда я назвала тебя другим именем.
– Ты просто пьяная. Я все понимаю.
– Ты всегда все понимаешь… – с грустной усмешкой констатирую факт. Мои идеальный понимающий Янош. И почему-то прямо сейчас, в этот момент, его идеальность начинает меня раздражать.
Как же глупо! Тебе достался лучший мужчина на свете! Он с тебя пылинки сдувает! Бережет твои нервы, не собираясь трепать их по пустякам!
Но эти аргументы мое нутро отбивает как мячики от пинг-понга.
Потому что идеальный для меня вовсе не Янош…
В конце концов парень сдается. Притягивает меня к себе, обнимая за плечи.
– Ну? Чего ты хнычешь? – смеется. – Все же хорошо. Поехали баиньки, моя пьяная крошка.
Это слово бьет электрическим током. Я почти задыхаюсь, когда слышу его. И рыдания вырываются из груди острыми спазмами.
Я действую на инстинктах. Утыкаюсь Яношу в грудь и плачу навзрыд.
Плачу по другому мужчине на плече у своего жениха.
Когда мы заходим в квартиру, Янош сбрасывает одежду и ныряет под одеяло. Сажусь на край кровати, робко исследуя его взглядом.
Оборачивается. Кладет руки под голову.
– Так и будешь всю ночь сидеть?
Я вздыхаю, повесив голову.
– Янош, – спрашиваю пугливо. – А ты уверен? Уверен, что хочешь жениться на мне?
В квартире повисает гробовое молчание. И только наше дыхание его нарушает. Решаюсь поднять на парня глаза. В темноте ночи его кожа кажется иссиня - бледной.
– Соня, что с тобой происходит? – спрашивает жених, хмуро сводя брови на переносице. Садится в кровати, обхватывая колени руками.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю… Наверное, тебе не нужно обращать внимание… Я просто… пьяная.
– Это я вижу. А еще вижу, что ты о чем-то думаешь постоянно, – он поднимается на ноги, и прямо так, в одних плавках, распахивает окно. Достает откуда-то сигареты. Подкуривает.
Я округляю глаза.
– Эй, это что? Ты же не куришь.
Ян усмехается, но я вижу лишь как дергаются его голые плечи.
– Ты не одна волнуешься перед свадьбой, Сонь.
Кусаю губы почти что до крови.
– Ты заметил, да? –жалобно говорю.
– Я многое замечаю. Ты даже не догадываешься, как много. Например, – на секунду он замолкает, а мое сердце под тканью одежды грохочет почти оглушающе. – Например, как ты сегодня смотрела на этого мужчину. И тогда. Тогда в галерее. У вас что-то было?
"Этот мужчина" - без сомнений, Асадов.
Я стискиваю руками край простыни и даже не замечаю. Въедаюсь взглядом в голую спину своего жениха, боясь хоть слово из себя выдавить.
– Ян, ты… – хватаю ртом воздух. – Нет, нет. Ты все неправильно понял. Это не… то.
Он резко ко мне оборачивается, сверкая глазами.
– Сонь, мне наплевать, что там у тебя до меня было. Наплевать, сколько их было. Я ведь не идиот. Понимаю, что ты красивая девушка. И скорее всего…
– Что значит, «сколько их было»…? – шепчу, – ты что, считаешь, я тут с каждым встречным спала…?
Со злостью тушит окурок прямо о подоконник, и растирает руками лицо.
– Ответь. Кем ты меня считаешь вообще? Может, я в твоих глазах какая-то слишком… доступная?
– Ну со мной же ты практически сразу…
Я подрываюсь, глуша спазмы в груди.
– Ты меня шлюхой считаешь?!
– Да, Сонь, блядь! Нет!
Вздрагиваю от резкого тона. Янош ловит меня в объятия и тянет к себе, но я выбиваюсь.
– Какого, блин, черта?! Как ты смеешь такое мне говорить?!
– Все! Успокойся! Я не то имел в виду! Я просто хотел сказать, что меня это никак не волнует.
– Нет! Нет! Это волнует меня, – истерично шепчу, зачем-то отбивая кулаки о его каменную грудь. Из глаз сыпятся слезы градом. Мне так обидно и больно! Я совсем не ожидала услышать подобного! Может быть завтра я проснусь, и пойму, что все это было лишь пьяной истерикой.
Но сегодня, сейчас, мне невыносимо находиться с ним рядом.
Я вырываюсь из тесных объятий. Психую. Утираю мокрые щеки.
– Можешь, пожалуйста, огласить весь список, пока я за тебя не вышла! А то, оказывается, я и не знаю, кем меня считает жених!!!
Закатывает глаза раздраженно, а я поднимаю вверх руки.
– Всё. Нет. Я не хочу продолжать этот разговор. Я вызываю такси, – достаю телефон, открывая нужное приложение.
Жду, что он начнет меня останавливать. Но Янош не спешит это делать. Просто спокойно наблюдает, как я натягиваю туфли обратно.
– Ну куда ты поедешь в таком состоянии? У тебя даже ключей от дома нет. Ночь на дворе.
– Поеду в клуб. Заберу ключи и домой, – агрессивно на него огрызаюсь. – Завтра поговорим.
Янош вздыхает.
– Ну, завтра, так завтра.
Без участия смотрит мне в спину, когда я закрываю за собой дверь.
Внутри все дребезжит.
Даже не остановил.
Не остановил.
Отпустил.
Одну отпустил.
Стараюсь ровно дышать, но пульс шкалит так, что эхо отбивает в висках.
Я не понимаю, почему ищу любую зацепку, чтобы на него разозлиться.
СОФИ
«Ты в порядке?» – это короткое сообщение первое, что я вижу, когда следующим утром продираю глаза.
Голова трещит так, будто в нее забрался маньяк и теперь со сладострастием орудует там бензопилой.
Я прикладываю ладони к виску. Моргаю, пялясь в экран телефона. Еще раз.
«Ты в порядке?»
А в имени отправителя значится: Данис Асадов.
Сглатываю сухую слюну.
Читаю еще раз. А потом снова. И снова.
Немного заторможено следую в душ, положив телефон на край раковины. Быстро споласкиваюсь прохладной водой. А выйдя, даже забываю обернуться полотенцем, чтобы снова посмотреть на экран телефона.
«Ты в порядке?» – вновь гласит мой мобильник.
Нет, сообщение никуда не пропало. Оно мне не приводилось. Не показалось. И имя абонента осталось все то же, я ни с кем его не перепутала.
Дан мне написал.
Дан.
Мне.
Написал!
Трясущимися мокрыми пальцами отбиваю по клавишам:
«Все хорошо, спасибо, что побеспокоился»
Удаляю.
«Да, все в порядке. А ты как?»
Снова стираю.
«Мне стыдно, за что, что было вчера…»
А мне действительно стыдно?
Буквы исчезают, спеша быть замененными следующими.
«Я не ожидала, что ты напишешь»
«Ты правда обо мне беспокоишься?»
«Дан, я люблю тебя!!!»
Ничего из этого я не отправляю. Делаю пару медленных вдохов и выдохов. Натягиваю махровый халат, сажусь на выступ ванны, и медленно, букву за буковкой, набираю:
«Давай увидимся? Через полчаса буду в Укропе»
Отправлено.
Проходит секунда. Вторая. На третью напротив моего сообщения загораются две синие галки.
Начинаю носиться по ванной, мечась из угла в угол, когда вижу, что Данис печатает что-то в ответ.
Печатает долго! Целых десять минут, порождая на моей голове несколько седых волосков!
Я, конечно, преувеличиваю… Прошла от силы, минута, когда я получила короткое:
«Хорошо»
Господи! Зачем я все это делаю?
Я скидываю халат, начиная торопливо расчесывать мокрые волосы. Движения получаются хаотичными и слегка истеричными. Руки трясутся.
Мы просто увидимся. Я ведь знаю, что ничего не будет. Я клянусь себе в этом. Я не позволю. Даже если он захочет. Но он не захочет. Он же знает, что я выхожу замуж на днях.
Но вдруг, если захочет, то я… Нет. Не захочет.
Мы просто поговорим. Немного совсем. Мне рядом с ним легче дышать. Я подышу и уйду. Уйду в новую счастливую жизнь. Навсегда. И больше никогда себе не позволю думать о нем. Никогда-никогда.
Спустя ровно 30 минут я вхожу в кафе на дрожащих ногах. Он уже там. Я видела его машину у входа.
Шарю глазами по залу и нахожу его сразу. Медлю пару секунд, набираясь решительности.
– Дан, – улыбаясь, присаживаюсь напротив.
И он улыбается тоже. Расслабленно смотрит, откинувшись на спинку мягкого кресла. Одна рука свободно лежит на столе.
– Не стал заказывать без тебя, – вместо приветствия говорит.
Я волнуюсь безумно. Надеюсь, это заметно не сильно. Тоже стараюсь держаться расслабленно.
– Почему ты написал? – срывается с языка. Вот так сразу. Возьму быка за рога. А может, у него ко мне дело какое? А я тут нафантазировала себе.
Дан усмехается, заставляя меня наблюдать, как дергаются его красивые губы в улыбке.
– Было странно? – прямо спрашивает меня.
Трясу головой.
– Да, если честно.
– Мне и самому было странно. В переписках с девушками я был ас, когда в десятом классе учился.
Ловлю каждое его слово, но все же настаиваю:
– И все-таки?
Он отводит глаза. Крутит меню. Вновь возвращает мне взгляд.
– Хотел знать в порядке ли ты. Есть предложение, Софи.
Сижу с замирающим сердцем, и лишь пальцы ног в босоножках от волнения поджимаю.
– Устроим пикник? – запросто предлагает, будто говорит о чем-то обыденном. Будто мы вот так каждый день с ним встречаемся и организуем совместный досуг. – Как тогда.
«Как тогда» уже не получится. Потому что «тогда» у нашей истории был один шанс на продолжение. А сейчас у нее есть шанс лишь на воспоминания.
Мне ведь это не нужно.
Мне не нужно было предлагать ему встретиться. Сюда приходить. И пикник этот тоже не нужен. И как тогда мне не нужно.
Зачем мне Дан в моей идеальной жизни? Еще раз с ним переспать, чтобы Яноша потерять? Чтобы потерять моего идеального Яноша?!
А на большее с Даном рассчитывать даже не стоит. И, помимо всех многочисленных «но», которые нас разделяют, главным остается отец.
Я могла пойти ему наперекор раньше. Когда видела в папе нерушимую силу, которой хотелось дать отпор и протест.
А сейчас, когда мамы не стало, я вижу в нем лишь старика. Больного. И до боли несчастного.
Хочешь разбить своему отцу сердце, Софи?! Ну давай. Дерзай, девочка. Что тебя останавливает?!
Нет.
Никуда я с тобой не пойду. И писать мне тоже больше не надо. И смотреть так не вздумай. Так, будто чувствуешь что-то ко мне!
Не смей давать мне очередную надежду!
Не будет у нас с тобой пикника! И продолжения тоже не будет!
– Давай, – я робко киваю и смазано улыбаюсь. – Конечно, почему нет?
СОФИ
Мы перемахиваем через тот самый забор, весело шлепаем по тропинке болтая о пустяках, несем на пляж большую корзину с едой, которую упаковали в кафе.
Даже друг на друга не смотрим, старательно делая вид, что ничего запретного не происходит.
Получается.
Дан стягивает с себя брендовую спортивную олимпийку, оставаясь в черной футболке. Кладет ее на песок, позволяя мне сесть. И сам приземляется рядом.
Достаю из шопера солнечные очки. Цепляю их на нос.
Смотрит внимательно.
– Красивые очки.
– Правда? – удивленно веду одной бровью. – Никому не нравятся. А мне да.
А еще нравится, когда ты так улыбаешься. Как сейчас, например, – это я говорю ему мысленно.
– У них просто нет вкуса, – произносит Данис шутливо, разворачивая бумагу с огромного бургера. Передает его в мои руки, а следом втыкает соломинку в стакан с газировкой. – Тебе идут, Софи.
Гордясь собой, откусываю огромный кусок пышной булки.
– М-м-м… – вымученно стону, – господи, спасибо, что ты сотворил бургеры!
Данис смеется.
– Вообще-то, их изобрел Отто Куазе и компания Вайт Кастл.
– Правда? –спрашиваю, не пережевывая.
– Не уверен, – смеется, – по другим данным это был Луи Лессинг.
Я закатываю глаза.
– Боже, откуда ты все это знаешь? –риторически спрашиваю, потягивая сладкую газировку. Дан наблюдает, как мои губы обхватывают соломинку и предпочитает оставить мой вопрос без ответа.
Мы секунду смотрим друг другу в глаза, а потом я быстро отвожу свои в сторону.
Нет. Таких моментов нельзя допускать.
– Дан, знаешь, – смотря за горизонт, говорю, – я спасибо тебе хотела сказать. За то, что однажды помог мне. С картиной. Ты помнишь? Ведь без этого ничего бы не было…
Кладу подбородок на колени и обхватаю себя руками. Смотрю за горизонт. Наслаждаюсь легким ласковым ветерком и шумом любимого моря.
– Ты не должна меня за это благодарить… – отзывается через паузу. – Для меня это был пустяк. Но я рад, что это тебе помогло.
– Не представляю, чем бы я сейчас занималась, если бы… Наверное, работала бы у папы в гостинице. Но ведь это же совсем не мое. Как я могла даже думать об этом? – задумчиво разговариваю то ли с собой, то ли с ним.
– Это нормально. Я тоже свой путь не сразу нашел.
Резко к нему оборачиваюсь, с задором глядя:
– А как ты понял, что хочешь создать свое дело?
– Твой отец мне помог. Наверное, он не рассказывал, но наша дружба началась, когда я на него работал. Поэтому я многим ему обязан.
Я ошарашено выдыхаю.
– Правда…? – представить Даниса в наемном труде мне невозможно.
– А ты думала, я сразу, как школу закончил, стал крутым бизнесменом? – смеется Асадов.
– Если честно, так я и думала.
– Ты идеализируешь меня, Софи, – после этих слов он пристально смотрит мне прямо в глаза, давая понять, что смысл фразы гораздо обширнее того, о чем мы сейчас говорим.
И я мысленно с ним соглашаюсь. И правда, идеализирую. Возможно настоящий Данис совсем не такой, каким я его себе представляю. Возможно, он совершал в жизни плохие поступки. С кем-то был груб. С кем-то бездушен. Может быть, когда-то был потерян, подавлен, и совсем не казался сильным и всемогущим, каким я его вижу сейчас.
Но даже это понимание не отталкивает меня. Наоборот, начинает казаться, что за этот разговор мы стали чуточку ближе. И я проникла вглубь Даниса Асадова чуточку глубже.
Мы долго с ним разговариваем о пустяках. И так же долго молчим о самом важном.
Сидим на пляже до вечера. Смотрим, как солнце медленно клонится к горизонту, окрашивая ребристое море в оранжевые тона.
– Хорошо, что ты предложила увидеться, – срывается с его губ.
Затаив дыхание, тихо произношу:
– Хорошо? Почему? – смотреть не решаюсь. Мы оба делаем вид, что увлечены красивым закатом.
– Я уезжаю, Соф, – признается, вешая между нами тяжелую неприятную паузу.
Не знаю, что вводит меня в больший ступор сейчас. То, что он сказал. Или то, как впервые назвал. Ведь я всегда была только «Софи». Почему-то это было так важно…
Смотрю на солнце. Притворяюсь что слезы на глазах выступили именно от него.
– Уезжаешь...? Надолго? Когда?
– Надолго. Навсегда вообще-то, – его голос хрипит и ломается на этих словах. – Через несколько дней.
А у меня внутри все болит.
И так горько. Будто у меня забирают самое ценное. Самое дорогое.
Ну к чему эта горечь? К чему эта грусть? Я ведь и так знала, что все у нас кончено. Что ничего больше не будет. Не было шанса. Ни одного. Даже самого крохотного.
И все равно реальность свалилась на голову грохочущим небом.
Дан уезжает. Надолго. Навсегда. И я больше его никогда не увижу.
Мы никогда вот так больше не встретимся и не пойдем на пикник. А когда я в очередной раз споткнусь и где-нибудь упаду, он меня уже не поймает.
А еще я никогда не смогу посмотреть в его изумрудные глаза.
И никогда не вдохну запах сандала и табака. Ведь это только его аромат. С примесью запаха кожи, желания и порока. Этот аромат уникальный.
Как и сам Данис Асадов.
– Не грусти… – шепчет он, тихонько прикасаясь ко мне. Ласково кладет ладонь на мою спину и тут же ее убирает.
Я не вижу его лица, потому что Дан сидит сзади. Но чувствую, что говорить это ему было так же больно, как и мне слышать.
СОФИ
– Я не буду говорить, что мне жаль. Хорошо? – смеюсь, тряхнув волосами. Быстро поднимаюсь на ноги и тяну его за руку. – Пойдем купаться?
– Заболеть не боишься?
– Я закаленная!
Безобразно… Бесстыдно стаскиваю с себя легкое летнее платье, оставаясь перед ним в нижнем белье.
Даю еще миг посмотреть.
И он это делает.
Смотрит. Скользит острым взглядом по моим губам. Спускается ниже, к ложбинке груди. Чертит по талии, перемещаясь к бедрам, ногам.
– Идем, Дан. Ты что, боишься со мной искупаться? – подначиваю его, пока внутри все рушится. Душа ревет больным зверем.
А я улыбаюсь и даже смеюсь. Оказывается, это не сложно. Когда внутри все поломано в хлам, изобразить абсолютно любую эмоцию проще простого.
– Идем, – соглашается. Быстро скидывает с себя футболку и брюки, оставаясь лишь в черных плавках.
Мы заходим в воду неспешно.
Провожу рукой по глади воды, в которой отражается вечернее небо. Беру Дана за руку. Он сжимает мою ладонь крепко-крепко.
А когда заходим на глубину, останавливаемся.
Минуту, а может быть целую вечность, смотрим друг другу в глаза. И его взгляд глубже этого моря.
Глубже всех морей вместе взятых.
– Данис… – я выдыхаю, но он меня останавливает, решительно покачав головой.
– Не надо, Софи. Не говори этого.
Опускаю глаза.
– Откуда ты знаешь, что я хотела сказать?
– Чувствую так.
И хочется бросить ему в лицо грубое: «Ты разве умеешь?»
Но вместо этого я лишь горько ему ухмыляюсь.
Если бы Данис умел, он бы не ушел из того номера. Не ушел бы. И сейчас бы не уезжал.
Но Данис чувствовать не умеет. И ты это прекрасно понимаешь, Софи. Поэтому он ушел. И из номера. И из моей жизни навсегда уйти собирается.
А этот вечер захотел только, чтоб попрощаться.
В носу предательски щиплет.
– Я не хочу, чтоб ты уезжал, – с обвинением говорю. Чувствую себя ребенком сейчас, которому показали самую лучшую на свете игрушку, и тут же ее отобрали. Это ведь вселенское горе. Как я буду без Даниса?
Я могу еще год, да хоть десять лет, разъезжать по выставкам мира, но всегда буду знать, что, вернувшись, домой, могу случайно с ним встретиться. Что мы улыбнемся друг другу и обязательно парой фраз перекинемся.
А сейчас… Сейчас меня лишили и этих жалких крошек надежды.
Он подходит чуть ближе, когда из моих глаз капают первые слезы.
Обнимает, притягивая к себе. Гладит по волосам.
Мне кажется что тут, на глубине, мы будто отрезаны от всего мира. Никто нас никогда не найдет. Вот бы навечно остаться здесь. С ним.
– Тише, крошка… – шепчет он хрипло. – Не плачь.
И я прижимаюсь к его груди и плачу сильнее.
– Невестам нельзя плакать. Ты ведь это знаешь, – с горечью говорит.
Я начинаю рыдать. Ну как же он не понимает?! Как же не понимает…
Хватаюсь за его шею руками. Тяну к себе ближе. Глотаю любимый аромат и медленно умираю.
– Дан, Данис… – словно пятилетка хлюпаю носом. – Не надо…
Он обхватывает мои скулы руками. Заставляет посмотреть на него.
– Будешь самой счастливой, Софи. И самой прекрасной невестой.
Сердце внутри ломается вдребезги. Осколки больно ранят изнанку, и я истекаю кровью и избитыми до смерти чувствами.
– Когда твоя свадьба, крошка? – улыбается через силу и спрашивает.
Кусаю губы до крови.
– Через три дня, – шепчу сквозь спазмы рыданий.
– Тогда можешь еще немного поплакать. За три дня опухшие глазки точно пройдут, – утирает большими пальцами градины слез.
Мне хочется ударить его. За эти ласковые слова. И за эту жестокость, которую он ими сейчас причиняет.
Дан. Дан. Данис Асадов.
Мы стоим так долго и жадно обнимая друг друга, час, а может быть вечность.
Нет. Не целуемся.
Просто дышим друг другом.
Но приходит время, когда на землю спускаются сумерки. Море становится слишком холодным, и тело зябко ведет.
– Идем. Иначе ты точно заболеешь.
А мне хочется заболеть.
Но я послушно плетусь за ним сзади. Мы одеваемся, и возвращаемся в город.
Дан не предлагает довезти меня на машине. Провожает пешком.
Останавливается возле подъезда.
– Выспись сегодня, хорошо? – смотрит на меня нежно, будто на ребенка глядит.
Трясу головой.
– Конечно, – легко отвечаю, хоть и знаю, что впереди меня ждет бессонная ночь.
– Беги, – говорит, а сам продолжает стоять близко - близко.
И я снова киваю с ним соглашаясь. Да, мне пора уходить. Мне пора.
Но так хочется превратить эти мгновения в вечность. Растянуть их. Заставить остановиться.
Не знаю, где нахожу силы сделать один шаг назад. А сделав его, останавливаюсь.
– Я буду скучать по тебе всю свою жизнь, Данис Асадов, – улыбаюсь, сквозь слезы - предатели. – Но ты и так это знаешь.
Он мягко мне улыбается.
– Знаю, крошка Софи.
Мужественно киваю и развернувшись, иду.
Не оборачивайся. Нельзя оборачиваться.
Спиной его тяжелый взгляд ощущаю, пока не зарывается дверь подъезда, надежно и навсегда укрывая меня от глаз этого человека.
– Вот и все, – тихо шепчу, съезжая по двери своей квартиры. Банис радостно влияет хвостом при виде меня, а потом, будто почуяв неладное, притихает.
Садится рядышком и жалобно смотрит.
Треплю его по макушке.
– Эта история кончилась, Бани. Пора его отпустить, – беру щенка на руки и прижимаю к себе. Как хорошо, что рядом сейчас есть хоть кто-то, с кем можно безутешно плакать всю ночь напролет. И Бани не сочтет меня маленькой или глупой за эту слабость. Продолжит любить, как и раньше.
От автора: ничего еще не кончено ©
СОФИ
– Маленькая моя, какая же ты красивая, – отец заходит в номер отеля. Замирает в дверях.
И я застываю, смотря на него через отражение зеркала.
– Господи… – вполголоса говорит. – Мама бы была так счастлива за тебя.
На этих словах глаза увлажняются. Отец подходит ближе ко мне, встает за спиной, кладет руки на плечи. Я накрываю одну из них своей ладошкой.
– Ты ведь в порядке, правда? – спрашиваю его.
Папа хочет меня обнять, но останавливается, боясь испортить макияж и прическу.
– Конечно, моя хорошая. Я в порядке. Сегодня твой день. Не беспокойся ни о чем другом.
– Но ты… – начиная кусать губу, тоже себя останавливаю. Помада размажется. – Тебя не задевает это… веселье? Сегодня все такие счастливые, будто каждый в лотерею с утра успел выиграть, – грустно шучу. – Ты должен знать, что я тоже весь день о ней думаю. И мне ее тоже не хватает. Сильнее всего на свете.
Отец мягко кивает, не спуская с губ доброжелательную улыбку.
Я поднимаюсь со стула и мы усаживаемся на диванчики по центру роскошного президентского номера. Двигаться в платье не просто, поэтому я стараюсь совершать самый минимум необходимых движений.
Отец с блеском в глазах разглядывает меня. Сегодня на меня смотрят именно так все подряд.
А я каждый раз ловлю себя на мысли, что хотела бы, чтобы Дан увидел меня. Такую красивую. Сильную. Взрослую. И конечно, счастливую.
Невесту в идеальном свадебном платье, вступающую в свою новую идеальную жизнь.
Но, на свадьбу я его, конечно же, не пригласила. Это ведь было бы совершенно неправильно по отношению к Яношу. И, наверное, по отношению к нам с Данисом тоже.
– Пап… – приглушенно шепчу, – у тебя не было сомнений, когда ты на маме женился, да?
Отец улыбается, а на его глазах проступают сентиментальные слезы.
– Милая моя, мы с твоей матерью не идеальны. И не были никогда. Но всегда старались быть для вас лучшими. Вы наши дети. Это нормально, что изнанку брака мы вам не показывали. Но, поверь, было всякое… И сомнения тоже. Это ведь нормально. Сомневаться.
– Но как тогда понять, что делаешь правильный выбор? – я уныло свела брови на переносице и сделала безрадостное лицо.
– Просто почувствовать, – папа все же подошел ближе ко мне и обнял. – Слушай свое сердце, доченька. Оно тебе подскажет, как сделать правильно.
Тряхнув головой, я согласилась с отцом.
Он сказал именно то, что я хотела услышать.
Слушать сердце. Ведь так я и делаю? Мое сердце мне говорит, что Янош идеальный мужчина. Он умный, добрый, заботливый, все время к чему-то стремится и умеет меня рассмешить. Что еще надо? Я точно знаю, что через год, или два не пожалею о сделанном выборе.
Знаю, что с ним мне будет надежно.
А сердцу не придется больше ни о чем беспокоиться.
– Спасибо, па, – я поправляю волосы, выбившиеся из идеальной укладки, и целую отца в морщинистую щеку.
– Я даже немного волнуюсь, – признается со смехом. – Не растянуться бы там по дороге, пока веду тебя до алтаря. Ноги уже не те.
Я тоже хихикаю, пообещав ему, что отправлю ребят проверить ковровую дорожку, по которой мы сегодня пройдем.
Саму церемонию было решено провести на берегу моря, на территории, прилегающей к отелю отца. Мне показалось это отличной идеей. Выглядит романтично, и, кажется, соответствует стилю нашей с Яношем пары.
А для основной части праздника на пляже подготовлен большой навес, украшенный теплыми огоньками, свисающими до самой земли.
Я надеюсь, что не будет дождя, хотя и на такой случай у нас подготовлен зал внутри отеля.
Моя идеальная свадьба. Моя идеальная жизнь.
Жизнь, без старых воспоминаний.
Я не стала спрашивать у отца, уехал ли Дан. И, если да, то куда и зачем. Ни к чему мне все это знать. Это ведь меня не касается.
А может быть, я просто боюсь, что папа ответит: «Дан все еще здесь» и тогда я буду ждать его. Ждать до последнего, даже точно зная, что он не придет.
– Ладно, малышка, – вздыхает отец. – Пойду проверю твоего жениха. Родители у него, кстати, очень приятные люди. У отца хватка хорошая, деловая. Надеюсь, и сын в него.
Я растягиваю губы в улыбке, радуясь, что папа одобрил даже родителей Яноша. Они и в правду хорошие люди. Мама преподаватель классической музыки, и иногда сама выступает в известнейшей филармонии. Очень утонченная женщина, любящая искусство. А отец бизнесмен, поэтому я не удивлена, что с моим папой они быстро нашли общий язык.
Мы прощаемся, но ненадолго. Отец дает последние наставления и еще раз говорит, какая я сегодня красивая.
Но побыть одной хоть секунду мне сегодня не суждено. В дверь номера барабанят уже через миг.
– Сонька-а-а… – восхищенно тянет Нино. – Ой, божечки. Какая ты кошечка в этом платье.
Она разглядывает меня со всех сторон, а я кручусь, позволяя подруге себя похвалить.
– Стоит наверное… – присвистывает она.
– Целое состояние, – глупо хихикаю. – А где Марта? Она же пришла?
– Да, но сказала, что подниматься не будет. Не хочет тревожить тебя. Даже меня пыталась отговорить.
Я рассекаю воздух рукой.
– Глупости какие. У меня сегодня все равно тут проходной двор. С самого утра стилисты и визажисты. Потом родители Яноша заходили. Потом я Ингрид два часа выпроводить пыталась. Папа. И ты вот, – я по-доброму заказываю глаза. – Тебе я, если честно, рада больше всего.
Нино делает сентиментальную мордочку и бежит ко мне обниматься.
– Я так за тебя рада, Сонька. Такие вы с Яношем молодцы! Такие красивые, такие счастливые, такие… – пищит она восхищенно.
– Идеальные… – заканчиваю я за нее, а внутри все сжимается.
Я сажусь на краешек большой мягкой кровати. Смотрю на носки белоснежных матовых туфель.
Нина тихонечко рядом садится. Берет меня за руку, заглядывает в лицо.
– Сонька, у тебя случилось чего?
Поднимаю на нее подернутые влагой глаза.
СОФИ
– Конечно, милая, – заверяет меня Нино, вся превращаясь в один большой слуховой аппарат, – конечно, ты можешь мне все рассказать. Я могила, – для убедительности она даже красноречиво рассекает воздух и рукой показывает, как готова зашить себе рот.
– Все это, конечно, глупости. Но я… – выдыхаю, плечи ползут вниз, корсет платья начинает безбожно сдавливать грудь, – я не уверена, что все делаю правильно. Не уверена, что мне стоит выходить за Яноша замуж. Не уверена, что люблю его. И еще… Есть другой… мужчина. Он старше меня. И его… – на последнем дыхании я закрываю руками лицо, начиная натурально рыдать. – Ох, как бы я хотела его не любить! Как бы хотела...!
Чувствую, как Нина теплой ладошкой гладит меня по спине. Что-то тихо приговаривает, пытается успокоить. Как ни странно, это мне помогает. Ощущение, что кто-то рядом, и что этот кто-то не стал меня осуждать и стыдить.
Утираю слезы, подхватив со столика бумажный платок. Придется опять вызывать визажистов и исправлять макияж.
– Полегче? – с сочувствием спрашивает подруга.
– Угу, – трясу головой.
– Сонь, ты ведь про Даниса говорила? – вдруг произносит она, и я цепенею. Медленно к ней поворачиваюсь, чтобы удостовериться, что не послышалось.
Но на губах Нины теплая дружеская улыбка. И она точно имела в виду именно Асадова. Других Данисов в нашем окружении нет.
– Нин, откуда ты…? – пялюсь на нее ошарашено.
– Ну что думаешь, не заметно это было, когда вы болтали у бассейна в прошлом году? А в клубе? Ты сама, что ли не видела какими он на тебя глазами смотрел? Да и ты хороша…. Влюбленную девушку не так сложно вычислить, – давит смешинку. – Прости, но для меня это правда было… – плечиком передергивает игриво. – Очевидно.
– О, черт… – я снова закрываю лицо, но уже от стыда.
– Ну чего ты?
– Он лучший друг папы! И ему 39! Он на 20 лет меня старше! Мы совершенно из разных миров!
– Ну и что, Сонь?
– Как это ну и что?! Как ну что?! Я не должна к нему ничего подобного чувствовать! О-о-о, Нина-а-а-а… – стону, – ты же не знаешь… Мы переспали в прошлом году…
Нина смеется.
– Да я уже поняла. Между вами так искрило, вряд ли вы б удержались.
Бью ее в плечо кулачком.
– Хватит надо мной потешаться, – бурчу. – Что мне делать-то теперь?
– Я вообще не понимаю, зачем ты за Яноша выйти решила, – задумчиво отвечает она. – Нет, дело, конечно, твое. Но ты ведь не можешь не замечать, что с ним так не искрит…
– Зато мы идеальная пара. Ведь идеальная…? – с надеждой смотрю. Почти умоляю ее подтвердить.
– Идеальная, – деловито кивает. – Но ты долбанная перфекционистка, Сонька. К тому же с глубоким синдромом отличницы. А пора бы было принять, что не любое желание должно иметь безукоризненный образ. Иногда, мы хотим чего-то аморального, грязного, запретного, стыдного. И это совершенно нормально. И иногда тот, кто кажется идеальным, нам вовсе не нужен. А мы все держимся, держимся за него, боясь отпустить. И запрещаем даже себе признаваться, чего на самом деле хотим.
Я сглатываю, часто моргая. Глаза девушки улыбаются, но выглядит она абсолютно серьезно.
– Знала бы я раньше, что ты чертов психолог… – тяну недоуменно.
Нина хихикает, и треплет меня по плечу.
– Давай, Софа, решайся, есть еще дорога назад, – но, стоит ей только закончить мысль, как в дверь резко стучат. А потом, не дожидаясь ответа, распахивают.
Мы с Нино подскакиваем с кровати, когда видим Яноша. Его озадаченный взгляд проходится сначала по Нине, потом перемещается на меня.
– Эй…! – с обвинением смотрю на него, и прячусь за спину подруги. – Ты же не должен меня видеть до свадьбы! Это плохая примета!
Но Янош серьезен, как никогда и на мои слова не обращает никакого внимания. Он нервно сглатывает, потом произносит:
– Соня, мы можем поговорить? Это важно.
Я в полной растерянности, но Нина все берет в свои руки. Кладет руки мне на плечо, заглядывает в глаза, как бы без слов говоря: «Давай, это шанс все прояснить и не наделать ошибок»
– Я вас оставлю, – вежливо улыбается Яношу и вышмыгивает за дверь.
СОФИ
– Ян, – для приличия я все-таки стаскиваю с кровати шелковые покрывало и укутываюсь в него. – Что случилось?
Парень неловко переминается с одной ноги на другую, но при этом не спускает с меня пристальных глаз.
– Соня, – подходит чуть ближе, проникновенно беря меня за руку. – У нас ведь все хорошо? Между нами. Все хорошо? Сонь, ты что, плакала? – замечает на щеках подтеки от туши.
Я быстро тру руками лицо, пытаясь скрыть следы своей драмы.
– Не обращай внимания, – нервно смеюсь. – Просто разнервничалась. Бывает. Сегодня мне можно.
Он глотает каждое слово. Часто кивает. Смотрит с тревогой.
– С чего ты взял, что что-то не так?
Жених прикрывает глаза и трет пальцами переносицу.
– Мне показалось, что после той ссоры между нами что-то не так. Что-то изменилось. Я просто пришел сказать, что люблю тебя, Сонь. И мне жаль, что я тебя отпустил одну. Но я болел. Я так плохо думал.
– Соображал, – поправляю его с мягкой улыбкой.
Вообще, это правда. За три дня мы с Яношем почти что не виделись. И даже толком не разговаривали. Навалилось все сразу, и прощание с Данисом, и огромное количество финальных подготовок к этому дню. Меня дергали по каждому поводу, и выяснять отношения с женихом хотелось меньше всего. А о той ссоре… Да я уже и забыла о ней, если честно… Несмотря на просчет, Янош в моих глазах все равно остался идеальным мужчиной.
Но… Нина поселила у меня в голове здравую мысль. Не каждый идеал нам действительно нужен. Есть что-то, что нам просто-напросто не подходит, каким бы ни было идеальным…
Я сажусь на кровать, смотря парню в глаза. Внутри все рвется на части.
А Янош… Он глядит в ответ так, будто вся его жизнь от моих слов может зависеть.
– Я люблю тебя, Сонь, – говорит, и я мысленно ору больным зверем. – Ты ведь меня тоже любишь?
Сжимает ладонь. Я кусаю губу, окончательно прощаясь со своим макияжем.
– Янош, я… – дышу часто-часто, будто воздуха не хватает. – Да... Я люблю. Конечно, люблю.
Он выдыхает с нескрываемым облегчением.
Не могу. Не могу вот так, глядя в глаза, ответить ему, что не люблю! Да я и сама не уверена, что это действительно так! Я люблю Яноша! Просто… как-то не так… Не так, как мужчину. А скорее, как человека. Мне нравится, какой он ответственный и благородный. Как рассудителен, как он меня любит и ценит!
И, ведь даже, если я его брошу прямо сейчас, это не означает, что у нас что-то получится с Данисом.
Что мне делать потом? Когда в моей жизни вообще не останется ни того, ни другого? У разбитого корыта сидеть?!
– Ладно, малышка, – Янош чмокает меня в нос и поднимется, – я пойду. Прости, что отвлек тебя, – у самой двери он оборачивается и улыбается. – Мне просто надо было услышать. Что ты любишь меня. И что у нас все хорошо.
Я глупо киваю, смотря ему в след, пока закрывается дверь.
А затем подскакиваю к окну, распахиваю его, и перевесившись через подоконник, дышу. Часто и глубоко. В номере душно. Мне плохо. Мне жмет это платье! Я хочу сдернуть его, но не позволяю себе этого сделать.
Уже через миг снова слышу, как открывается дверь. Наверное, Янош что-то забыл.
Я зажмуриваюсь, мысленно умоляя его уйти прочь.
Потому что я на грани истерики.
Потому что из глаз уже сыпятся новые слезы.
Потому что все это уже не смогу ему объяснить. А он поймет не так обязательно!
Мои руки до побелевших костяшек вцепляются в край подоконника. Голова идет кругом. В мыслях плывут грязные бензиновые разводы.
Я будто вот-вот в обморок грохнусь. Нос щиплет. Глаза щиплет тоже, но от поплывшего макияжа.
Хороша будет невеста! С красными, опухшими глазищами! Да какая я, к дьяволу, идеальная?!
– Пожалуйста, – шепчу не оборачиваясь. – Все хорошо. Все хорошо. Я клянусь. Но мне надо побыть немного одной.
Понятия не имею, как удается сделать голос более менее ровным. Я почти не соображаю, что говорю. В голове стучит одна мысль: «Не надо все рушить. Не надо рубить с горяча. Янош хороший. Он не виноват, что ты такая дура»
Но в ответ я слышу голос вовсе не жениха.
Бархатное, чуть хриплое «Софи…» почти лишает меня рассудка в этот момент.
Данис...
СОФИ
Напрочь лишаюсь дыхания. А заодно и остатков мыслей, что роились мухами в голове.
Распахиваю глаза, выпрямляясь. Смотрю в пустоту.
Нет. Нет.
Это не может быть Данис. Мне просто послышалось. Показалось.
Он бы сюда не пришел. Не сегодня.
За спиной слышатся тяжелые звуки шагов. И каждый из них гремит в моих висках оглушающим эхом. Первый, второй, третий, четвертый.
«Не Данис» останавливается у меня за спиной.
Делаю вдох. И, когда в нос бьет запах сандала и табака, приходится признаться себе - не обозналась.
Медленно оборачиваюсь.
Асадов, как всегда, выглядит идеально. Глубокий зеленый взгляд обрамляют черные густые ресницы. На скулах щетина. Ниже белоснежный ворот рубашки, распахнутый настежь пиджак.
И я по инерции отступаю. Хочу отодвинуться, потому что он стоит слишком близко. Но отступать мне сейчас некуда. Если только бросаться в распахнутое окно. На секунду я даже всерьез допускаю такой вариант.
Дан смотрит спокойно, но напряженно.
– Ч-что ты… – шепчу, а губы не слушаются. Дрожат. – Что ты здесь делаешь…? Я-я… – мотаю головой, боясь поверить в то, что он действительно здесь, – я-я не приглашала тебя…
Он в ответ так давит взглядом, что я начинаю улавливать всю тупость собственного вопроса. Данис Асадов пришел ко мне. Пришел целенаправленно. Именно сейчас. В этот день. Чтобы…
Чтобы что?
– Дан! – срываю голос в истерику. Смотрю на него так, будто хочу обвинить во всех смертных грехах. Отчасти, так это и есть.
Зачем?! Зачем он пришел?! Все разрушить?! Он ведь знает! Все знает! Знает, как я слаба перед ним! Знает, какую имеет надо мной власть! Неужели он хочет так со мной поступить?! Снова взять то, что ему захотелось, попутно лишая меня шанса на счастье, а потом просто выйти из номера, бездушно закрыв дверь за собой?!
Нет.
Нет. Нет. Нет. Нет.
Я ему не позволю!
И сейчас, именно в этот момент, мысли о возможности бросить Яноша у алтаря, кажутся мне до абсурда смешными! Как я могла задуматься о таком?!
Ну неужели?! Неужели, этот бесчувственный мужчина стоит хотя бы мизинца моего идеального Яна? Он никогда в жизни не будет ко мне так же заботлив и нежен! Никогда в жизни не подумает о чувствах других! И снова, еще сотню раз, растопчет меня, забывая о том, что перед ним живой человек и однажды он может сломаться! Окончательно! Навсегда!
Я отпускаю пальцы, до этого сжимающие покрывало. Шелковая ткань падает мне прямо под ноги.
Поднимаю голову выше, смело принимая взгляд Даниса и твердо произношу:
– Уходи. Ты должен уйти.
Асадов проходится взглядом по моему белоснежному, и теперь слегка измятому платью. Останавливает его на груди, которая часто вздымается от волнительных вдохов.
Кожу от его взглядов будто рассекает пламенной плетью.
Данис продолжает молчать, и это молчание весит целую тонну. Давит на мои плечи, прогибает и душит.
Из последних сил заставляю спину держаться прямой, да настолько, будто собственноручно загнала туда металлический штырь взамен позвоночника.
Но в конце - концов не выдерживаю.
Лицо мое искажается спазмами. Губы дрожат. А перед глазами все расплывается.
Я в отчаянии толкаю его прямо в грудь.
– Уходи! – Кричу, не контролируя гнев.
Мне так больно и так обидно, что он готов отобрать у меня то, что я по крупицам выстраивала! По маленьким кускам свою жизнь собирала после того, как он меня раздавил!
Ведь он может все отобрать! И он знает, что может! Где же его мнимое благородство? Почему его сейчас нет и в помине?!
От моего удара Асадов немного отшатывается. На миг прикрывает глаза. А когда открывает их вновь - в зеленых изумрудах плещется столько тоски и отчаяния, что по моей спине холод идет.
– Нет, – трясу я своей головой, хватая искрящийся воздух. – Нет, нет, нет, – заливаясь слезами, стону. У него не получится. Не получится снова меня обмануть. Не получится снова дать веру в то, что Данис Асадов способен что-то почувствовать!
Но… уже поздно. Вся моя сущность ловит каждый момент этого больного, темного взгляда. И в каждой моей клеточке он отзывается пониманием. Больно саднит по израненной, рваной душе. Кричит о том, что знает эти чувства так хорошо, как никто.
Прочь! Прочь из этого номера! Прочь из моей жизни и головы!
Все это я кричу ему мысленно, потому что вслух больше ни слова произнести не могу. Меня будто сковал паралич, и лишь мысли лихорадочно мечутся, находя выход в горячих слезах.
Я отчаянно, почти обессилено, вскидываю дрожание руки, и снова толкаю его.
Умолю, кричу и сиплю:
– Уходи… Уходи, Данис… Прошу!
Но, вместо того, чтобы выполнить просьбу, он перехватывает меня за запястья. Место, где наша кожа соприкасается, начинает палить, будто его кипятком обварили. И я почти физически чувствую, как оттуда по телу разливает яд. Ползет мелкой сеткой по коже, вскоре забирая всё без остатка.
Отравляющая ядовитая ртуть, которая меня поразила, носит редкое имя и способна разрубить на куски все нутро. Проникать в каждую клетку так глубоко, что ты никогда уже не излечишься.
Данис грубо дергает меня ближе к себе.
Упираюсь, кладя руки на его грудь. Под пальцами хрустящая ткань выглаженной рубашки, напряженные мышцы и оголтелое сердце, будто он только что пробежал марафон.
Мучительно больно к нему прикасаться. Мучительно больно не иметь возможности этого делать.
И запах его снова проникает под кожу. И сам Данис давно уже там. Внутри меня. Стал моей частью. И от этого не избавиться, как бы я ни пыталась.
– Зачем…?! – Обреченно шепчу, зажмуриваясь от слез. – Ну зачем?! Уходи…!
Он до боли сжимает пальцами мой подбородок, резко дергая его вверх. Заставляет посмотреть на него.
– Я никуда не уйду. Даже если потом ты будешь меня ненавидеть.
Он не дает мне шанса ответить. Вновь возразить. Не дает больше шанса его оттолкнуть, потому что держит так сильно, будто сковывая железными прутьями.