Вика
– Мам, а папа скоро придет?
Дочка подбегает ко мне, оставив друзей с аниматорами, и в нетерпении даже пританцовывает, заглядывая мне в лицо с надеждой.
– Скоро, солнышко, он сейчас на работе. Но как освободится, обязательно придет и принесет тебе подарок.
Я присаживаюсь на корточки и стараюсь выдавить из себя улыбку, хотя мне совершенно не до веселья. Марк даже не предупредил, задержится ли на работе, а теперь не берет трубку. Абонент не в сети, вот и всё, что я слышу каждый раз, когда пытаюсь до него дозвониться.
– Не нужен мне подарок! – кричит Марта и топает ногой. – Мне папа нужен!
Она пыхтит и убегает в сторону качелей, к своей подружке Лере, дочери моей подруги Кати, которая стоит рядом и подбадривает меня.
– Может, случилось что у него, Вик? На Марка не похоже это, он ведь никогда ни один день рождения дочери не пропускал.
– В том-то и дело, что теперь всё по-другому, – вздыхаю я и присаживаюсь за стол, устав стоять.
В последнее время я чувствую себя заложницей большого дома, где мы с дочкой постоянно одни. Марк всё время пропадает на работе, ведь на носу у него слияние с конкурирующей адвокатской конторой, так что я уже и не помню, когда в последний раз мы проводили наши традиционные семейные вечера втроем.
Конечно, Марк всегда, еще с университета, где учился на юридическом факультете, показывал выдающиеся результаты.
Так что я никогда не сомневалась, что он далеко пойдет.
Он дает право им гордиться. Сам всего добился, построил карьеру.
Вместе с партнером открыл адвокатскую контору с его именем на табличке.
Адвокатская контора “Одинцов и партнеры” добилась отличных результатов, заимела обширный список клиентов, а после того, как основной партнер Марка эмигрировал, муж владел компанией единолично, а когда ему удалось добиться согласия конкурирующей фирмы на слияние, всё свое свободное время он проводит на работе.
Я не препятствую, ведь это его детище, его мечта, но сегодня он обещал быть дома. Сегодня ведь день рождения нашей единственной дочери Марты, которая не поймет, если отец не придет и не поздравит ее с ее четырехлетием.
– Мне кажется, у него другая женщина, – выдыхаю я и признаюсь Кате, как на духу.
Она сама сейчас переживает не лучшие времена из-за предстоящего развода, а я впервые решаюсь рассказать ей о том, что меня беспокоит.
– Есть какие-то доказательства? Может, он и правда работает?
– Мы не спим в одной кровати уже месяц. Точнее, он приходит домой поздно, когда я уже сплю, а уходит рано, пока я еще не проснулась. А я встаю рано, надо ведь Марту в садик отводить. Так что мне кажется, что у него точно кто-то появился.
Я всхлипываю и смотрю на свое отражение.
После родов я поправилась до восьмидесяти килограмм, а при росте в сто шестьдесят смотрелась и вовсе бочкой, что уверенности в себе мне никак не прибавляло. Тогда либидо Марка и упало, ударив по моей самооценке. Конечно, он уверял меня, что всё это мои комплексы в голове, и что выгляжу я прекрасно, и любит он меня в любом облике и при любом весе, но я ведь чувствовала, что былая близость пропала, какие бы слова Марк не подбирал, чтобы подбодрить. Его действия говорили сами за себя.
Из-за стресса и переживаний, связанных с отдалением супруга, в последнее время я сильно схуднула, но вот отражение в зеркале меня по-прежнему не радует.
Я всё равно сомневаюсь в себе, особенно когда муж практически не появляется дома, а на вопросы, когда освободится, чтобы уделить время семье, лишь отмахивается, раздражаясь с каждым днем всё сильнее.
– Вик, не плачь, Марта увидит, – говорит мне Катя и поглаживает по спине. – Может, ты не так всё поняла? Он ведь не Фил, чтобы двойную жизнь вести. Наверняка это временные трудности на работе. Как закончится это его слияние, так всё и вернется на круги своя. Вы ведь всегда были для нас примером счастливой семьи.
Я хмыкаю и молчу, так как сказать на это нечего. Это ведь всего лишь фасад – то, что другие видят извне и принимают за чистую монету. В реальности же сегодня день рождения моей дочери, а ее отец и мой муж так и не появляется на празднике, ставит на первое место в своей жизни работу.
Уже вечером, когда все гости расходятся, а Марта вся в слезах уходит к себе, хлопает входная дверь. Давно пора спать, но в этот раз я решила дождаться мужа и серьезно с ним поговорить.
– Ты почему не спишь, родная?
Как только он видит меня на кухне, куда заходит попить, хмурится, а я подмечаю, что он и правда выглядит уставшим и изможденным. Даже, кажется, похудел, и на секунду в сердце колет из-за жалости к его насыщенному графику, но я одергиваю себя, напоминая, что в первую очередь он отец нашей дочери, а уже потом успешный юрист и владелец юридической компании.
– Жду тебя. Почему ты трубку не брал? Я весь день тебе звонила, – говорю я с обидой в голосе и едва не всхлипываю. Прикусываю щеку, стараясь удержать в себе слезы, иначе никакого серьезного разговора не получится.
– У меня личный телефон разрядился, у нас весь день шли переговоры. Почему на рабочий смартфон не позвонила?
Он хмурится, а я качаю головой, чувствуя, как в груди расползается обида.
– Ты ведь его сменил, а мне новый не сказал. Ты обещал, что сегодня будешь дома пораньше, Марк.
Мой голос звенит от напряжения, а я сама стискиваю ладони в кулаки, хотя держать себя в руках сложно. От накопившихся обид за последние недели хочется кричать во всё горло и реветь, выплескивая эмоции, но я не могу себе этого позволить.
– В следующую субботу я весь твой, Вик, обещаю.
– Мне не нужны твои обещания, Марк, как и следующая суббота. Два раза день рождения с разницей в неделю не бывает. Марта прождала тебя весь день, ее праздник испорчен, ведь родной отец даже не удосужился курьера с подарком прислать, не то что прийти самому!
Я повышаю голос и вскакиваю со стула, но когда Марк пытается прижать меня к себе, отталкиваю, не в силах слышать его извинения.
Вика
Меня будят поцелуи. Нежный в губы, более чувственный – в шею. Как давно этого не было. Наверное, только в самом начале наших отношений, когда из нас перла романтика. Запах кофе щекочет ноздри. Меня овевает терпкий, горьковатый аромат парфюма мужа, который забирается словно внутрь меня и пробуждает робкую женственность. Открываю глаза, сталкиваясь с расплавленным серебром глаз моего мужа. Он смотрит так, словно я самое желанное блюдо на свете.
Разве так может смотреть изменник и предатель?
И сразу толчок в грудь, сердце сжимается болезненным спазмом, внутри – буря.
Вспоминаю вчерашний день. Свои переживания. Подозрения. Страхи.
И развратные фото другой женщины в телефоне мужа.
– Прости, любимая, я уснул в кресле у Марты в спальне, читал ей на ночь сказку, она долго не засыпала, – Марк, уже в белой рубашке, обтягивающей его сильные плечи, готовый к выходу, стоит в нашей спальне, на тумбочке красуется поднос с чашкой кофе.
Я не понимаю. Кофе в постель? Похоже на подкуп. Он подмазаться хочет?
Как те самые виноватые мужья, у которых рыльце в пушку, и они задаривают жену подарками, чтобы ничего не заподозрила?
– Я проспала, – бормочу, слепо шаря по кровати руками.
Я всю ночь вертелась в одинокой супружеской постели и закопала в одеяле телефон.
– Ничего страшного. Я собрал Марту и завезу ее в детский сад сам.
Ну чудо, а не муж…
Хмурюсь, Марк подносит мне кружку, я машинально отпиваю терпкого напитка.
И вроде всё как всегда, обычный будний день, а напряжение так и витает в воздухе, моя обида оседает на языке горьким осадком, из горла так и рвутся невысказанные претензии. Но Марк не зря работает адвокатом. Он умеет лавировать, предвосхищать выпады противника, он так может задурить голову, что ты и не поймешь, что тебя обвели вокруг пальца.
И я раньше восхищалась этими его качествами. А сейчас эти качества повернулись против меня.
– Прости, милая, я вчера правда должен был любыми путями тебе позвонить. Мой косяк. Извини. Подарок я хотел подарить Марте лично, а не отправлять с курьером. Вообще не люблю курьерские доставки, они часто теряются. А то, что пропустил ее день рождения, плохо. Я же не отрицаю. Так что в выходные пойдем на аттракционы. Семейный отдых, как мы любим, верно? Это в субботу. А в воскресенье давай сдадим Марту моим родителям и проведем день только вдвоем. Я соскучился.
Обезоружил.
Всё учел.
Я бы сказала, даже пересластил пилюлю.
Киваю. Что я еще могу сказать? Мой муж самый лучший, он всё предусмотрел. Ни убавить, ни прибавить. И упрекнуть его больше не в чем.
Натянуто улыбаюсь, мышцы лица сводит, губы дрожат.
И продолжаю притворяться, что всё прекрасно, что вокруг летают розовые феечки с крыльями и бегают единороги. Притворяюсь, что ничего не изменилось.
Жалкая Вика, которая купилась на чашку кофе, утренний поцелуй и воздушные обещания. А что получила та, другая? Другая женщина, которая шлет ему якобы случайные фотографии? Два раза ха-ха! Знаю я эту “случайность”.
Но предъявить мне Марку нечего, и я пью кофе и рассматриваю его.
Стараюсь это делать словно бы чужими глазами. Беспринципной женщины, которая польстилась на чужого, женатого мужчину. Неужели есть в этом какой-то смак? Льстит самолюбию, когда воруешь чужое? Когда побеждаешь соперницу?
Когда думаешь, что та домашняя клуша его недостойна.
А я и правда в последнее время превратилась в клушу, засиделась дома. Но это потому, что мне нездоровится: слабость, тремор рук, я постоянно навожу порядок дома, готовлю, убираю, стираю, всё сама, без домработницы. Всем готовлю отдельно – мы с Мартой на правильном питании, ведь она, как и я, склонна к полноте. Обе ходим с ней на спорт, я в бассейн, а она – на гимнастику и в музыкальную школу.
Я постоянно занята, времени на себя нет.
Но свободными вечерами я хочу проводить время с мужем, а он пропадает на работе.
Неужели он кого-то нашел? Спит с той самой партнершей?
Ему приятно мараться о другую?
Смешно! Конечно, приятно! Пикантно, наверное.
Запретные удовольствия, тайные встречи. Повышает самооценку, льстит эго.
Тошнота подступает к горлу, как только я представляю, как муж мне изменяет. Как он целует другую, мнет ее пышное тело, тяжело дышит, прижимая ее к себе.
Делает то, чего так долго не было у нас. Неужели с ней ему нравится больше?
Наверняка она смелее, чем я, более открытая, откровенная, развязная, у нее нет комплексов полной девочки, которая стесняется своего тела.
Наверняка Марку с ней лучше.
А я? Зачем тогда нужна я?
Я думала, мы счастливы. Гордилась тем, какой у меня муж – сильный, умный, красивый. Я же, когда мы познакомились, поверить не могла, что такой, как Марк Одинцов, староста группы, сын крупного бизнесмена, влюбился в такую простушку, как я. Да еще и полную. Он добивался меня полгода. Пока я не поверила, что он правда любит и настроен серьезно.
Счастливые пять лет брата, дом – полная чаша, лапочка-дочка – неужели этому пришел конец?
Как бы этот кофе не пошел у меня обратно.
Отставляю кружку, встречаю взгляд Марка, он смотрит пристально, с вопросом во взгляде.
– Всё в порядке?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– Ты странно смотришь. Злишься на меня?
Я должна была бы сказать, что злюсь. Высказать ему всё как на духу. Но что-то внутри меня заставляло прятаться в ракушку, как только становилось страшно, больно. Я всегда пряталась, потому что боялась позора и прямого конфликта.
А что, если он скажет, что у него есть другая?
А что, если я предъявлю ему претензии, а он заявит, что изменил мне?
Попросит развод. Уйдет. Я его потеряю. Как же я без него? Я не смогу без него, не выдержу, умру. Лучше молчать, подождать, присмотреться, правда же?
Да и что я могу его предъявить? Случайно увиденные фотографии?
Вика
– Ты о чем?
Нахмуренный лоб Марка выдает недоумение, он не выглядит испуганным, как должен предатель. Глаза не бегают, даже мускул на лице не дернется. Что это? Умение держать себя в руках или он правда ни в чем не виновен?
– Я видела Гольденбергов в интернете, – сообщаю и слежу за его реакцией, говоря: – Элеонора Гольденберг – красивая женщина.
Марк прищуривается, словно от него ускользает суть беседы. В проницательности ему не откажешь, и вряд ли он не понимает намек.
– При чем тут ее красота? Меня это не волнует, – звучит твердо и уверенно, – меня интересуют только ее качества как партнера. И то, что их фирма больше не ставит мне палки в колеса и не отнимает лучшие контракты.
На самом деле так и было. Как только Гольденберги приехали в Россию из Швейцарии, так сразу захотели монополизировать рынок и захапать себе всю клиентуру. Так что слияние – это наилучший выход. Правда, я не знаю, каким образом они об этом договорились. Единственное, что мне известно, так это то, что Марк считает это победой. Он много сделал для того, чтобы его бизнес не потопили.
Перед слиянием Марк стал слишком много работать, уставать.
Постоянно висел на телефоне, не вникал в разговоры дома, забывал то, что я ему говорила. Уделял мало внимания мне и дочери. Он погряз в работе. Приходил загруженный, усталый, нервный, наша интимная жизнь прекратилась.
Женщина всегда чувствует, когда ей изменяют.
И я очень боялась измены. Боялась потерять Марка и нашу семью.
Он не давал повода, что самое интересное.
Но я всё равно переживала. Тем более, что обе мои подруги развелись.
И обе – из-за измены. Их мужья не прошли испытания верностью.
Сначала Ульяне изменил Давид, они долго воевали, но она всё равно получила развод. Потом Катя узнала, что ее Филипп скрывал семью – женщину и ребенка.
Естественно, я стала задумываться, а не повторю ли судьбу подруг.
– Так ты выбрала, что наденешь? – Марк продолжает ждать ответа, пока я тону в своих страхах, не в силах выбраться на поверхность.
– Выбрала, – киваю и порываюсь встать с постели, муж откидывает одеяло и ловит меня в свои объятия.
У меня дыхание сбивается, дышать тяжело, сердце ухает вниз.
Почему чувства всегда так обостряются, когда ты боишься потери?
Марк, такой привычный, надежный, домашний, вдруг кажется чужаком, вызывающим страх. Я замираю и вытягиваюсь струной, вставая на цыпочки. Он подцепляет подбородок пальцами и ласкает его. Обегает глазами мое лицо, концентрируется на губах. Я трепещу в его руках, а скромная девочка внутри меня пытается вырваться из плена комплексов.
Может быть, надо стать более откровенной, чтобы бороться за мужа?
Или я уже проиграла?
– Я правда соскучился, – шепчет, обнимает меня, – ты стала такая аппетитная, я едва держусь…
– Марк, – лихорадочно шепчу, отпихиваю его, – Марта же может зайти.
Он нервно отдергивается, смотрит с затаенной обидой, плечи напрягаются.
– Марта уже большая девочка и спит отдельно.
Открываю рот.
– То есть это я виновата, что мы не спим?
– А кто еще? Ты спала с ней, пока она была маленькая, но сейчас-то в чем проблема?
– Ты слишком поздно приходишь, я устаю, хочу спать, – начинаю вдруг оправдываться.
Марк передергивает плечами.
– Ты всегда хочешь спать, но ради мужа могла бы и ночью проснуться. Или прийти ко мне утром. Могла бы проявить инициативу. Так делают любящие жены. Ладно, сейчас не до того, – косясь на часы, Марк коротко целует меня и уходит из спальни.
Через пятнадцать минут, выйдя из душа, я выглядываю в окно, провожая взглядом отъезжающую машину, в которой едут Марк и Марта. Так непривычно, что я проспала. Не собрала ее в садик, не отвезла. Чувствую себя плохой матерью, хотя тут же выдаю себе контраргумент на тему того, что Марк тоже отвечает за Марту и нет ничего страшного в том, что он отвезет ее в садик лично.
Бывало же, что лежала в больнице, он как-то справлялся, хоть и с помощью свекрови. Морщусь при мыслях о ней. Алевтина Дмитриевна относится ко мне нормально, мы не конфликтуем, однако от мелких претензий меня это не спасает. Она обожает Марка. Единственный сын, да еще какой. Конечно же, родители Марка будут присутствовать на слиянии. Мне не хочется туда идти, настроение ни к черту, слова мужа так и бьют набатом в голове: любящие жены так не делают. Неужели я плохо стараюсь? Муж обвиняет меня в холодности и поэтому пошел налево?
Полдня провожу в сборах, а под вечер звонит муж:
– Цыпленок, заехать за тобой не успею, из офиса сразу на фуршет. Так что закажи такси...
Голос его звучит немного раздраженно, он будто куда-то спешит, и мне становится неприятно, но я понимаю, что он и правда занят. Еще и это обращение. Цыпленок. Помню, несколько лет назад, когда я снова проиграла в борьбе с лишними килограммами, встала на весы и всплеснула руками.
– Боже! К черту эту яичную диету. Я скоро начну нести яйца, как жирная курица!
Марк тогда подошел ко мне, обнял, проговорил ласковым шепотом.
– Какая же ты курица? Ты цыпленок. И я тебя люблю со всеми твоими килограммами.
Кручусь перед зеркалом в гардеробной, сетуя на жизненную несправедливость.
Похудеть-то я похудела, зато грудь и задница ушли вместе с лишним весом. Ну, это мне так кажется. Муж почему-то считает меня аппетитной. Но, может, он мне льстит?
От невеселых мыслей отвлекает дверной звонок, который мелодичным переливом добирается до второго этажа.
Не представляю, кто бы это мог быть.
Запахиваю на себе халат и спускаюсь вниз, чтобы открыть калитку на воротах. Жду, пока незваный гость доберется до двери, и открываю дверь. На пороге курьер с двумя коробками. Одна плоская и длинная, другая квадратная.
Вика
– Добрый вечер, срочная доставка для вас, – говорит тощий паренек в желтой куртке.
– Вы уверены, что это для меня? Я ничего не жду.
– Адрес точно ваш, – сверяется с документами, – я отсюда из города ехал.
Пожалев паренька, который из города ехал в наш элитный поселок, быстро расписываюсь в его документах, забираю коробки и отпускаю его.
Что бы это могло быть?
Открываю коробки с настороженностью и опаской. С удивлением обнаруживаю в одной платье, белье и чулки, а в другой – туфли.
И записку:
“Надень это, любимая. Хочу, чтобы ты блистала рядом со мной.
Твой М”.
Снова смотрю на часы, мероприятие начнется в шесть, а сейчас уже пять. Если я буду переодеваться, то точно опоздаю. Но это подарок Марка, моего мужа, и он хочет, чтобы я сегодня предстала перед его друзьями и партнерами именно в этом платье. Странное неприятное чувство царапает внутри. Как-то это всё странно. Не похоже на Марка, да и он знает мои вкусы. Знает, что я не люблю броские, яркие вещи, вечно прячась за балахонистой одеждой. Похудела я недавно и еще не привыкла к своему внешнему виду. Надеть в принципе облегающее платье для меня большой шаг.
То, что он прислал, слишком экстравагантно, вызывающе. Блистать в подобном можно разве что в кабаре на сцене, а не на пафосном мероприятии.
Оглядываю себя в большом зеркале в гостиной, распахивая халат.
Разве я плохо выгляжу? Я выбрала черное платье с гипюровой вставкой на груди. Скромное, красивое, нарядное. Черный цвет стройнит.
Маленькое черное платье – это классика, беспроигрышный вариант.
А Марк хочет, чтобы я надела это?
Держу в руках платье золотого цвета с тонкими лямочками и открытым декольте. Бирка престижного бренда говорит о том, что платье модное и безумно дорогое. И всё в нем хорошо, кроме того, что оно мне не подходит.
Слишком смело, вызывающе, откровенно.
Пытаюсь представить его на себе, прикладываю к телу и смотрюсь в зеркало.
Времени думать у меня особенно нет. Но мысли всё равно носятся как бешеные.
Марк подумал, что черное платье – это скучно?
Он хочет видеть меня в более фривольном виде?
Почему не предупредил заранее? Почему прислал курьера?
Платье, белье, туфли, чулки – муж так старался, а я?
Неужели буду упрямиться и приду в том, что выбрала сама?
Я не должна подвести Марка. Так что придется пойти ему навстречу.
Жутко волнуюсь, натягиваю на себе золотое безобразие и звоню подруге по видеосвязи, Катя берет трубку.
– Привет, Катюш, мне срочно нужна твоя помощь.
– Что случилось?
– Сегодня слияние, празднуем в ресторане, я выбрала черное платье, но Марк внезапно прислал золотое. Вот, смотри, тебе не кажется, что я в нем похожа на гусеницу? – нервно провожу руками по складкам, стараясь встать так, чтобы в экране отражалась я в полный рост.
– Так это же последняя коллекция “Прада”! Стоит бешеных денег. Марк молодец. Не знала, что он у тебя шарит в моде.
– Но ты не сказала, как оно на мне.
– Непривычно, но тебе идет. Тебе не надо прятать свою фигуру, Вик. Ты что, зря худела?
– Оно слишком в облипку, короткое, да еще и грудь навыворот, – говорю и пытаюсь съежиться, спрятаться, как в ракушку, где так удобно, тихо и комфортно, подальше от злых людских глаз.
– Ты себя недооцениваешь. Выглядишь шикарно. Если Марк выбрал это платье, значит, в нем надо и идти. Да, немного смелее, чем ты привыкла носить, но тебе правда идет.
***
– Почему ты опоздала? – летит обвинение мне в лицо, едва я вхожу в зал ресторана и, вся запыхавшаяся, нахожу Марка. Его лицо искажено злобой и недовольством. – И что на тебе надето? – смотрит на меня растерянно, а я…
А я чувствую себя Золушкой, которая услышала судьбоносный отсчет часов.
Карета скоро превратится в тыкву, лошади – в мышей, кучер – в крысу.
А мое прекрасное, чудесное, соблазнительное платье станет лохмотьями.
Именно так и смотрит муж – словно я надела какие-то грязные обноски, а вовсе не модное обтягивающее платье, которое он выбрал собственноручно!
– Ты… ты прислал мне его сам… – бормочу, ежась на месте, дергаю подол вниз.
Материал платья создает статическое электричество с капроном чулок.
Оно липнет к ним и топорщится, я чувствую себя еще более неловко.
На лице мужа отражается недоумение, и совсем не похоже, что он перестал злиться.
– Ладно, Вика, пойдем, – берет меня за руку и тянет в центр зала, – познакомлю тебя с нашими новыми партнерами.
Неловкость сковывает шаг, но я семеню за ним в ужасно узкой юбке, а каблуки на туфлях на размер больше разъезжаются в стороны. Честно сказать, и платье, и белье, и чулки – на размер меньше. Всё, что прислал муж, не соответствует размеру.
И я, которая втиснулась во всё это, став похожая на золотую гусеницу, с проснувшимися заново комплексами, иду за ним – и во мне нарастает злость.
Что за фигня?
Он сам всё это прислал, сам хотел меня видеть в этом наряде, а теперь злится, что я опоздала из-за переодевания, и хочет, чтобы я всем тут мило улыбалась?
– Элеонора, Лев Давидович, – подходит к представительной паре, узнаю в них супругов Гольденбергов, – это моя жена Вика. Вика, это наши новые партнеры.
– Очень приятно, Виктория, наслышан, – Лев Давидович, пышнотелый лысый старикан, берет мою руку и целует ее. У него красное лицо, болезненный вид и вообще одышка.
А вот его супруга…
Она гораздо моложе. Статная, красивая, роскошная.
Впивается колким взглядом мне в глаза, потом оглядывает платье, уголок рта ее дергается, будто она сдерживает улыбку, а потом она выпрямляется, демонстрируя хорошо сохранившуюся фигуру. Неплохо для ее возраста. Видно, что ей лет сорок, а то и больше. Выглядит хорошо, но всё же заметно, если присмотреться, что она уже не девушка.
Старше меня, старше Марка.
Марк никак не комментирует неуместную фразу этой Элеоноры, а уж ее муж хохочет вместе с ней. Только мне как будто становится неприятно от ее намеков. Может, она и не имела в виду ничего такого, что я навоображала, но в этот момент она похлопала по груди Марка, отчего у меня в груди всё запылало, и я сжала ладони в кулаки.
Сжала зубы, привыкнув сдерживать себя и не показывать людям своих эмоций. Особенно плохих. Больше всего ненавижу в себе это качество, ведь другие никогда не думают о чужих чувствах, включая мои, и сразу говорят, если им не нравится что-то в твоем поведении или обращении с ними.
Я же терплю, сцепив зубы, и не знаю, как мне следует реагировать. Мама у меня всегда была молчуньей, так что я переняла ее поведение, из-за чего Марк периодически делал мне замечания и злился, если я не ставила на место наглецов.
Вот только что я сделаю, как могу переделать себя? Это он может подобрать сто пятьсот слов, чтобы заставить чувствовать собеседника не в своей тарелке. Я же теряюсь и не могу и двух слов связать. Придумываю их после, когда они уже неуместны и вызовут лишь недоумение.
Пока я копаюсь в себе, сдерживая гнев и негодование, Гольденберги и Марк продолжают активно обсуждать слияние. Оперируют терминами, которые мне хоть и понятны, но картина в целом вырисовывается для меня не так, как ее видят они, собаку съевшие в адвокатском бизнесе.
– В перспективе монополия одного холдинга принесет нам дивиденды куда более рентабельные, чем грызня двух крупняков на одной маленькой территории, – со знающим видом заявляет Лев, приобнимая свою жену за талию.
На секунду мне кажется, что в какой-то момент Элеонора морщится, пытается сбросить его руку, но затем поглаживает его кисть и улыбается. Словно мне всё это показалось. Возникает неприятное чувство, что я заглянула к ним в спальню, и от этого становится неловко, так что я отвожу взгляд, разглядывая остальных гостей ресторана.
Узнаю нескольких наиболее успешных юристов, которые работают в команде Марка, и киваю им в ответ на их приветствия и салюты бокалами с шампанским.
Я замечаю, что многие стоят неподалеку и с заинтересованным видом прислушиваются, создавая видимость собственных разговоров. Многие желают оказаться на моем месте, в кругу успешных владельцев юридических фирм, быть в центре событий и нововведений, и я чувствую себя самозванкой, пробравшейся в высшее общество.
Нет, я не глупа и даже сама помогала мужу с бухгалтерскими отчетами и платежами, так как это моя сфера, в которой я как рыба в воде, но я отдаю себе отчет в том, что юридическая тематика – всё равно не мой конек. Не вызывает такого интереса, каким горят глаза той же Элеоноры.
– Думаю, через годик-другой выйдем на федеральный уровень, я уже начала прощупывать почву через Бердихину, она отвечает за предвыборную кампанию Шувалова на пост депутата следующего созыва в Госдуму и обещает нам поддержку, – заявляет она, когда я снова мыслями возвращаюсь в разговор, чтобы совсем не отвлечься.
Вдруг Марк захочет что-то потом обсудить, вот только с горечью приходится признать, что он давно этого не делал. С тех пор, как началось их слияние.
Я кидаю взгляд на мужа, который внимательно вслушивается в ее планы, а затем снова кидает косой хмурый взгляд на меня. Я в очередной раз поправляю платье, которое теперь мне кажется излишне откровенным, и мне кажется, что почти все смотрят на меня и чуть ли не показывают пальцем.
Рука Марка, лежащая на моей талии, сжимается сильнее, когда взгляд Льва Гольденберга падает на мое декольте, и я едва не вскрикиваю от хватки мужа. И чего он злится? Он ведь сам прислал мне это платье, должен был понимать, что оно откровенное. Теперь заверения Кати, что оно мне идет, не кажутся мне правдой. Я ощущаю себя эдакой гусеницей, которой не суждено превратиться в бабочку.
– Что мы всё о бизнесе да о бизнесе, – громко заявляет Элеонора и вдруг опускает взгляд на меня. С ее ростом я наверняка кажусь ей гномихой. – Давайте поговорим о чем-нибудь, что будет интересно и жене Марка. Виктория, а вы чем занимаетесь?
На мгновение мне кажется, что ее взгляд излишне хищный, и она, словно барракуда, выжидает, куда бы укусить, какая часть моего тела наиболее сочная.
– Я…
Мой голос звучит слишком хрипло с непривычки, и я теряюсь, не ожидая, что она переведет всё внимание на меня.
– Вика – бухгалтер в декрете, – отвечает за меня Марк.
– Правда? – удивляется Лев Давидович и с интересом оглядывает меня, отчего мне хочется натянуть ткань платья до подбородка. – Я подумал, что вы дизайнер. Платье у вас красивое. Отличный вкус, уж я в этом знаю толк. Мой отец в свое время основал дом моды в Париже, так что в душе я эстет.
– Это, скорее, комплимент Марку, – улыбаюсь я и немного расслабляюсь.
Во взгляде и словах Льва Давидовича нет ни грамма похоти, только интерес ценителя прекрасного.
– Мне? – вздергивает бровь Марк, словно не понимает моего намека.
Мы переглядываемся, и я не понимаю, почему он мрачнеет.
– Вы простите меня, Виктория, не хотела ставить вас с Марком в неловкое положение. Это я прислала вам платье через курьера. Уж очень мне хотелось вас порадовать, но я побоялась, что вы откажетесь, если я подпишусь своим именем. Мы ведь знакомы только заочно, – признается вдруг Элеонора, и я холодею.
Лев Давидович хвалит жену за ее отзывчивость и великолепный вкус, а я настораживаюсь и превращаюсь в сплошной комок нервов.
Наши взгляды с Элеонорой скрещиваются в воздухе, и она демонстрирует благожелательность. Я благодарю ее за такой щедрый подарок, и хоть она и пытается показать, что всё сделала из лучших побуждений, но меня не отпускает мысль, что здесь что-то не так.
Когда начинается официальное торжество, и на сцену приглашают приглашенных ведущих, мы с Марком отходим в сторону, и даже воздух между нами электризуется. Он подталкивает меня к колонне, чтобы нас никто не мог увидеть, и разворачивает меня к себе. И вид у него не благостный. Он явно в плохом расположении духа.
– Это платье мне подарила Элеонора Гольденберг, – говорю я снова, когда Марк ничего не отвечает. Не понимает будто, что меня обижает его реакция.
Хоть Катя и уверила меня, что это шикарное платье мне к лицу, после того как Марк остался недоволен моим внешним видом, мне хочется забиться в какую-нибудь нору и спрятаться там, залечить новообразованные раны.
– Зачем она вообще это сделала? – спрашиваю у него с горечью в голосе и взгляде. – Еще и твоим именем подписалась. Унизить хотела?
Мое мнение отчасти связано с тем, что эта Элеонора не понравилась мне с первого взгляда. Есть в ней что-то хищное и опасное, что заставляет меня относиться к ней с настороженностью, а теперь еще и это платье. Неуместный подарок со стороны малознакомой женщины, если честно.
– Не знаю, Вика, но ты ведь знаешь мою нелюбовь к курьерам и самого меня. Мы, в конце концов, с тобой женаты, ты могла бы догадаться, что я не стал бы дарить тебе такое откровенное платье.
Он снова морщится, оглядывая меня сверху вниз, и я едва держусь, чтобы не прикрыть себя руками.
– Спасибо за комплимент, Марк, – не выдерживаю я и всхлипываю. Быстро привожу эмоции в порядок, чтобы позорно не расплакаться на таком мероприятии.
– Платье тебе идет, Вика, – цедит он сквозь зубы, заметив, видимо, как я расстроена его реакцией. – Но оно для тебя слишком яркое и открытое.
Несмотря на попытку мужа приободрить меня, он был прав, когда уточнил, что я должна его слишком хорошо знать. Он врет и не может этого скрыть. Становится зябко, но у меня нет накидки, а просить пиджак у Марка не хочу. Это будет означать мою капитуляцию и признание его правоты.
Пусть я и сама понимаю, как опростоволосилась, надев этот чужой подарок, но мне не нравится, что Марк смотрит на меня таким гневным взглядом, так что признавать, что я зря надела платье, не хочу.
Поджав губы, отворачиваюсь, не в силах смотреть ему в глаза. Деваться нам обоим с мероприятия некуда, как бы сильно я ни хотела уйти. Вот только представив снисходительную улыбку Элеоноры Гольденберг, когда она увидит, как я позорно улепетываю с корпоратива по случаю слияния, всё желание уйти пропадает.
– Ничего уже не исправить, так что идем обратно к Гольденбергам, мне еще кое-что нужно обсудить со Львом.
Идти мне никуда не хочется, но я пересиливаю себя и сжимаю зубы. Очередные разговоры о бизнесе немного утомляют, но я списываю свое плохое настроение на то, что первоначальное благоприятное впечатление от платья, которое я считала подарком Марка, портится окончательно. Теперь этот подарок кажется мне троянским конем, но я никак не могу понять, где зарыт подвох.
Сейчас мне как никогда не хватает рядом подруг, с которыми я могла бы посоветоваться. Вот только я до того не привыкла выносить сор из избы, что каждый раз прикусываю губу, не говоря им лишнего. Мы с Марком по итогу помиримся, а впечатление о нем перед подругами испорчу.
Элеонора, к счастью, больше не переводит разговор на меня, но я замечаю на себе ее странные взгляды, которым не могу дать определение.
Муж не отходит от меня ни на шаг, и в этот момент нас замечает один из фотографов. Подходит и начинает делать снимки. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, так как левая сторона у меня не фотогеничная, даже выпрямляюсь, когда понимаю, что фотографии неизбежны.
Марк встает рядом, кладет мне руку на талию и улыбается голливудской широкой улыбкой на камеру, в то время как я никак не могу расслабиться. Мне кажется, что фотограф выбирает какой-то неудачный ракурс, в котором у меня будут короткие ноги и большая голова, но он ведь профессионал, наверное, знает, что делает.
Я слегка дергаю плечом, пытаясь расслабиться, но выходит неестественно.
– Я пришлю потом тебе снимки, Марк, как обычно, – улыбается моему мужу Элеонора, когда Лев отвлекается на одного сотрудника, который подошел, чтобы спросить что-то чрезвычайно важное, судя по его выражению лица.
– Буду благодарен, Нора.
Как только я слышу это странное короткое прозвище, меня как током прошибает.
Нора…
Элеонора Леонидовна…
Нора Леонидовна…
“Надеюсь, жена ничего не заподозрила?”
То сообщение, которое я прочла в телефоне мужа, снова всплывает в голове, бьется там набатом и не желает больше оттуда уходить. Ни о чем другом я думать больше не могу. Наблюдаю за этой уверенной в себе женщиной и наконец подмечаю, что она постоянно, не отрываясь, смотрит на Марка. На мужа кидает лишь иногда мимолетные раздраженные взгляды, словно хочет, чтобы он исчез и перестал ее лапать.
Марк же, до того увлеченный разговором с ней, отпускает меня и подходит к ней вплотную. Слишком близко, как для обычных бизнес-партнеров.
Меня трясет, и я неловко стою рядом, не зная, куда себя деть. Не устраивать же скандал на людях. Чувствую себя глупой неповоротливой гусыней на фоне Элеоноры, которая не только выглядит уверенно, но и ведет себя так, словно привыкла быть в центре внимания. Оно ее не беспокоит, она черпает из него силы и энергию, в отличие от меня. Ощущая на себе чужие липкие взгляды, я хочу оказаться как можно дальше отсюда, а лучше дома.
Так что когда официальная часть корпоратива заканчивается и следом начинается обычная пьянка для сотрудников, и Марк наконец ведет меня к выходу, я уже не чувствую себя такой же воодушевленной, как вначале. Настроение безнадежно испорчено, а я желаю поскорее остаться с мужем наедине. Он обязан ответить на мои вопросы.
Напоследок Элеонора приобнимает меня, вызывая у меня неприязнь, затем лезет к моему мужу и целует его в щеку, что мне категорически не нравится. Словно ставит на нем метку, говоря его законной жене, то есть мне, что у него в жизни появилась другая женщина. Та, кто вцепится и не отступит.
Умом я понимаю, что она замужняя, но меня трясет от ревности, скручивает внутренности от агонии и бессильного гнева, который пока не нашел выхода.
– Выкинь это платье. Ты в нем похожа на девицу легкого поведения, – первым говорит Марк, когда мы отъезжаем от ресторана на приличное расстояние. – Почти все мужики пялились на тебя, глаз оторвать не могли! Оно слишком фривольное, не в твоем стиле.
Волнение мужа выдает только тоненькая жилка на виске. Она пульсирует, пока он молча читает сообщение. С каменным лицом. Пальцы сжимают пластик телефона, брови хмурятся, потом он смахивает сообщение и смотрит на меня.
Взгляд спокойный, нейтральный, ничего не выражает.
Кажется, что он прочел погодную сводку, а не сообщение от Норы.
И я не знаю, что это значит.
То ли то, что проблема яйца выеденного не стоит.
То ли то, что Марк – непревзойденный актер, который сейчас играет верного мужа.
– Что это такое? – спрашивает он глухо и передает мне телефон, возвращая свое внимание дороге.
Беру его слабой рукой, сглатывая от волнения, а от напряжения меня морозит.
– А ты что? Не видишь? Сообщение от твоей Норы!
Выпалив это имя, ударяюсь спиной о сиденье, прикрываю глаза, но потом снова смотрю на Марка в желании уловить правду в его взгляде.
Я так хочу увидеть там удивление, отрицание, но вижу лишь, как напрягается его челюсть. На лице маска безразличия и крохотный отблеск досады.
– Что значит моей? – чеканит он слова, не отрывая от меня недовольного взгляда. – Что ты себе придумала, Вика?
– Марк, смотри на дорогу, – отвечаю вместо того, чтобы наброситься с новыми претензиями.
Оттого, что мы ругаемся во время его вождения, я чувствую еще большую скованность, чем если бы мы делали это дома, в спокойной обстановке.
Мне и так неловко, да и неприятно обсуждать всё это!
А надо еще думать о том, чтобы не отвлекать Марка. Не довести нас до аварии.
Он кивает, посылает легкую благодарную улыбку. И всё свое внимание сосредотачивает на дороге. От него перестает веять ощутимым холодом.
А я спрашиваю саму себя, неужели не могла дождаться, пока мы доедем до дома?
Вот надо было бы мне ругаться прямо в дороге!
Предъявлять это сообщение, совать ему под нос, трясти перед ним телефоном, выставлять себя идиоткой.
Больше всего Марк не любит, когда я пристаю к нему с необоснованными претензиями. Он говорит, что я сбиваю его настрой. А ему очень важно настроиться перед судами, перед важными процессами, подумать в одиночестве.
Работа у него ответственная, я всё понимаю!
Но сейчас этой работы стало еще больше. Так много, что на меня просто не хватает времени. У Марка ни на что уже нет времени. Но ладно это, я готова была потерпеть, готова была войти в его положение, переждать этот сложный период.
Но разве нормально, когда деловой партнер посылает такие фривольные сообщения? Разве он бы на моем месте вел себя иначе? Что бы сделал Марк, если бы мой знакомый прислал мне такое же сообщение?
Да прямо бы спросил, что это такое! Я бы ответила правду. А правда заключается в том, что я бы никогда не обманула его.
Это не про меня, не про нас, у нас идеальная семья.
Или…
Неужели он обманывает меня? Неужели связался с Норой и сейчас водит меня за нос?
Думаю обо всем этом, прикусив губу, не хочу разговаривать во время езды, не хочу отвлекать Марка, упрямо молчу, развернувшись к нему боком, демонстрирую молчаливый профиль. И таким образом показываю, что мы поговорим дома, он тоже молчит, негласно со мной соглашается.
Марк уже въехал в наш поселок, и мы подъезжаем к дому, осталось всего ничего. Сейчас мы зайдем домой и спокойно поговорим, разберемся. Обсудим всё, что случилось. Мы выясним, что происходит между ним и Норой, зачем она послала это платье. И как нам быть с тем, что он слишком много работает. Будет ли когда-то просвет. Будет же?
Наконец Марк глушит мотор. Мы возле дома, но почему-то не сговариваясь остаемся на своих местах, не спешим выйти из машины.
Он слегка поворачивается ко мне корпусом и протягивает руку.
– Дай мне телефон.
Отдаю ему его экраном вверх, разблокировав сообщение.
Он снова смотрит на него, читает. Как будто ждет, что там что-то поменяется. А может быть, подбирает слова, чтобы оправдаться? Это довольно сложно, потому что сообщение недвусмысленное. Внимательно слежу за мимикой и эмоциями мужа, но снова терплю фиаско. Он умеет прятать эмоции. И мне нравилось, что он такой сдержанный, спокойный, но я не думала, что однажды это станет проблемой.
– Я понял, это сообщение было не мне, – невозмутимо отвечает муж и устало трет переносицу, откидываясь на спинку сиденья.
– Что? – язык еле шевелится, когда я переспрашиваю.
Не знаю, чего я ждала, но только не этих нелепых объяснений.
Нора перепутала абонентов?
Случайно отправила сообщение не тому человеку? Он думает, я в это поверю?
– Подожди, подожди, ты хочешь сказать, что Элеонора отправила сообщение не тебе?
– А ты утверждаешь обратное?
Он смотрит на меня в упор, и в его глазах кристальная искренность, а еще недоумение по поводу того, что я заподозрила его в связи с Элеонорой.
– Получается, Элеонора отправила сообщение какому-то любовнику?
– А что тебя удивляет?
– Ты серьезно, Марк? Что меня удивляет? У нее есть любовник!
– Если даже она имеет десять любовников, это никак меня не касается, у нас только деловые отношения. Ее муж немолод, а у нее есть потребности. Если ты понимаешь, о чем я.
Я чувствую себя полной дурой, причем в полном смысле. То ли я дура потому, что придумала себе всякую чушь насчет связи Марка с этой женщиной. То ли он делает из меня дуру, обманывая меня на голубом глазу.
– Хорошо. Допустим, ты прав, и это не наше дело. Даже если это сообщение отправлено не тебе, тогда зачем же она прислала мне платье и сказала, что мы будем семьей?
– Может, просто хочет наладить отношения? Она пытается быть вежливой. С платьем ошиблась, но с кем не бывает.
– Ты ее оправдываешь? – сиплю. – Она сделала из меня посмешище.
– Вряд ли она хотела этого. Тебе просто не следовало надевать его, вот и всё. Ты могла позвонить мне, уточнить, присылал ли я тебе платье. Да и просто подумать, что дресс-код более строгий. Но ты решила прийти в этом золотом недоразумении, – показывает он на платье и морщится, – в один из самых важных для меня дней.
Я было пытаюсь уговорить мужа остаться дома, так как уже вечер и поздно, и кто вообще работает после корпоратива, но он меня не слушает. Настаивает на том, что у него много работы, отложить ее он никак не может.
– Милая, надо немного потерпеть, и скоро я буду проводить все вечера дома.
Он правда именно это и обещает, а я…
А мне плакать хочется из-за того, что он снова ставит работу превыше семьи, но я, как обычно, сглатываю и опускаю взгляд в пол. Не хочу показывать ему, насколько сильно меня подкашивает его поведение, сжимаю зубы, признаваясь себе в том, что ревную его. И от этого чувствую себя жалкой.
– Кто еще будет с тобой работать? Элеонора? – выпаливаю я как раз перед его уходом, а затем прикусываю губу, коря себя за то, что снова раздуваю скандал.
Пусть Марку и кажется, что мы всё обсудили и он сказал всё, что хотел. Только вот я не чувствую, что наш разговор окончен.
Меня никак не отпускает одна мысль.
А что, если Элеонора хитрит?
И все слова Марка, что у нее есть более молодой любовник, всего лишь отмазка?
В груди всё равно сжимается от нехорошего предчувствия, но я не могу сказать об этом мужу, так как интуицию и предчувствие он считает ерундой.
Марк практичный, четкий, правильный и разумный. Он мыслит совершенно другими категориями, в рамках терминов и законов, руководствуется логикой, в отличие от меня. Я всегда это знала и понимала, что мы разные, так как я живу эмоциями, в то время как он старается мыслить трезво.
– Вик, не начинай. Я и правда буду только работать. Я понимаю, что ты обижена на Элеонору за этот фокус с платьем, я тоже недоволен и выскажу ей при случае, но ты ведь доверяешь мне?
Марк оборачивается и смотрит мне прямо в глаза, слишком проникновенно, чтобы я могла отвернуться от ответа. Слова застревают у меня в горле, и я сглатываю, но не могу сказать, что боюсь того, что наша семья, которую считают идеальной даже мои подруги, может оказаться всего лишь пшиком.
Киваю, не в силах что-либо сказать, а затем Марк уходит. Мне же остается только смотреть ему вслед.
Когда я остаюсь наедине с самой собой, переживания, которые я старалась не демонстрировать напрямую, снова одолевают меня, и, войдя в дом, я ненадолго присаживаюсь на кушетку, стараясь перевести дыхание.
Взгляд невольно падает на отражение в зеркале, и я морщусь.
Когда я сижу, на животе и по бокам появляются складки, которые слишком уж сильно выделяются под обтягивающей тканью.
Я становлюсь, казалось бы, похожей на поросенка, и мне становится противно от самой себя.
Выпрямляюсь во весь рост, кручусь перед зеркалом, пытаясь понять, действительно ли плохо на мне сидит это платье.
Встаю и передом, и боком, и спиной к отражению, но именно в этом зеркале кажется, что я не такая толстая, как выглядела на мероприятии. Но с горечью признаю, что дома, скорее всего, выгляжу совсем по-другому, чем в ресторане, при других людях.
Здесь я чувствую себя, как в крепости, а там как в степи, где меня в любой момент могут заклевать стервятники.
Марк уверяет, что Элеонора его совершенно не интересует, как и он ее, но я никак не могу избавиться от мысли, что на ее фоне выгляжу неопрятной толстухой, у которой совершенно нет вкуса.
Невольно представляю, как бы она сама смотрелась в подобном платье, и вынужденно признаю, что оно бы ей пошло. Она выглядела бы в нем как голливудская дива, а уж с ее талантом подать себя и уверенностью в себе, всё внимание было бы приковано к ней.
В какой-то момент начинают болеть ноги, так как так долго ходить на каблуках я уже отвыкла, так что приходится снять их и пойти на кухню, чтобы налить себе воды. У меня пересохло горло, и как только я более-менее привожу свои эмоции в порядок, звоню Кате, которая не отказалась меня выручить и забрала сегодня дочку из садика. Благо, что ее Лера и моя Марта отлично ладят друг с другом.
Катя живет неподалеку, поэтому вскоре приходит с детьми. Их приход как нельзя кстати, так как мне кажется, что если я снова останусь одна, то просто съем себя, утону в сомнениях и переживаниях. Мое состояние подруга прекрасно замечает, поэтому отправляет детей поиграть в гостиную перед телевизором, сама же остается со мной на кухне.
– Что-то на тебе совсем лица нет, Вика.
Она озабоченно покачивает головой, и ее беспокойство снова пробуждает во мне слезы, которые я еле сдерживаю. Не хочу расклеиваться, так как совсем начну жалеть себя и ненавидеть свое тело.
Я каждый день стараюсь проговаривать перед зеркалом, что люблю себя и свое тело, но, по правде говоря, с тех пор, как я поправилась, мое отражение совершенно мне не нравится.
– Скажи, Кать, это платье и правда смотрится на мне ужасно? Я похожа в нем на поросенка? На коротышку?
Я так и не переоделась, так что встаю со стула и оказываюсь перед подругой. Вглядываюсь в ее глаза, чтобы понять, пытается ли она мне льстить, но выражение ее лица ясно говорит о том, что она не лукавит и не врет.
– Оно тебе идет, Вика. Ты очень сильно похудела, но при этом у тебя остались пышные формы: бедра и грудь, так что платье прекрасно подчеркивает их. Единственное, его портишь ты сама.
– Я уродина?
– Господи, конечно же, нет. Просто ты как-то держишься неуверенно, словно тебя заставили его надеть. Вся сутулишься, горбишься, одергиваешь ткань. Надеюсь, на мероприятии ты держалась уверенно?
Я мрачнею, когда слышу вердикт Кати, понимаю, что в ресторане я, наверное, выглядела еще хуже. Неудивительно, что Марку не понравилось это платье. Он решил, что дело в нем.
– Просто платье слишком открытое, я не привыкла такие носить Даже Марк сказал, что оно слишком откровенное и не подходило к случаю.
Обычно я не откровенничаю и не рассказываю подробности наших проблем с мужем, но сегодня чувствую, что не сумею справиться с мнением мужа самой. Немного неприятно, что он не мог меня поддержать, но я оправдываю его тем, что он тоже хочет видеть во мне уверенную в себе красотку, а не затюканную неуверенную домохозяйку.