«Кир, я беременна».
«Кир, у нас с тобой будет ребёнок!» – подбираю слова, как сообщить любимому потрясающее известие.
Для меня это самая радостная и самая долгожданная новость, и сообщать её нужно не по телефону, а глядя глаза в глаза. Вот только сделать это я смогу ещё не скоро. Кир уехал на вахту и вернётся только через два месяца.
Целых два месяца!
Можно, конечно, сообщить по видеосвязи. Но это совсем не то. Хочется прикосновений, объятий, прижаться к мужской груди, чтобы слышать, как бьётся его сердце, а твоё звучит в унисон. Только всего этого видеосвязь, к сожалению, дать не может.
И самое обидное, что я даже позвонить ему сейчас не могу! Время рабочее, и Кир всегда отключает свой телефон. Поэтому придётся ждать до вечера, а мне хочется здесь и сейчас! Хотя бы просто услышать его голос.
Вот и получается, что поделиться своей радостью мне не с кем. Можно, конечно, рассказать Алле. Она точно порадуется вместе со мной. Но я считаю, что самым первым эту новость должен узнать Кир.
Идея поехать к любимому рождается внезапно.
А что? Жёны декабристов, вон, тоже поехали за своими мужьями. В нашу Сибирь, между прочим!
Правда, мы с Киром не женаты. Но торопить или настаивать на браке даже в своём положении я не буду. Да, не буду!
Не скажу, что мне совсем уж не хочется замуж. Хочется! Ещё как хочется! Но также хочется, чтобы инициатива в этом вопросе исходила от мужчины. Я и сама могу многое сделать, но в вопросе брака я старомодна.
А вот сидеть и ждать, пока Кир вернётся, я не буду. Если гора не идёт к Магомету, то тогда мы идём к вам! Точнее, едем к Киру.
Сказано – сделано.
Меня ещё со школы всегда называли безбашенной, обосновывая тем, что если Малышкиной (а Вика Малышкина – это я), что-то взбредёт в голову, то это уже оттуда ничем не выцарапаешь. Да, я стараюсь добиваться поставленной цели, но только не абы как, а продумывая все детали. Поэтому я не безбашенная, а целеустремлённая, пусть и небольшими причудами.
Поэтому первым делом, я ищу билеты.
Быстрее, конечно, на самолёте. Но прямых рейсов нет, как и авиабилетов на ближайшие две недели. Мне везёт, что получается купить место на поезд. Правда, плацкарт. И в один конец. Но, что есть. Обратно, я очень надеюсь, мы поедем с Киром вместе. Хотя я, наверное, готова даже остаться с ним. Работать, как показала ограничительная практика при ковиде, прекрасно можно и на удалёнке.
Наверное, нужно было предупредить Кира о своём приезде, но я решила, что пусть сюрприз будет настоящим сюрпризом. Тем более, что я приезжаю в субботу, и Кир должен быть дома.
Сложнее всего оказалось с адресом. Ведь точного адреса у меня нет. А если спрашивать у Блинова, то сюрприз перестанет быть таковым. Я знаю только, что Кир снимает всегда одну и ту же квартиру.
Приходится потратить прилично времени, но в телефонной галерее я нахожу снимок, где видно название улицы и номер дома. Именно этот снимок я и показываю таксисту.
– Улица Антонова? Так это вам в посёлок Восточный надо, – объясняет мне немолодой дядечка нерусской национальности.
– Посёлок?
Кир ничего не говорил мне про посёлок. Да и на его фотографиях обычная панельная пятиэтажка.
Прикидываю по нашим меркам, сколько времени мне придётся добираться до этого самого посёлка. А я устала. В поезде хоть ничего и не делаешь, но дорога всё равно утомляет.
– И сколько до него ехать? – спрашиваю, готовая услышать час, а то и больше.
– Минут двадцать пять, может, тридцать.
Через полчаса выхожу из такси и осматриваю местность. Я здесь ни разу не была, но многое знакомо по рассказам и видео Кира. Вон дерево, которое разломало после бури. А вон та качель, на которой Кир качался как ребёнок.
Опускаюсь на скамеечку, решая, как лучше поступить. Ведь номер квартиры, которую снимает Кир, я не знаю. Достаю телефон, думая, что делать дальше.
– Папа, папа! У меня получилось! – до меня доносится радостный детский голос. И я невольно поворачиваюсь в ту сторону, где мальчик лет пяти-шести самостоятельно катится на новом двухколёсном велосипеде.
Скоро и у нас родится малыш. А когда он подрастёт, Кир будет тоже учить его кататься на велосипеде. Мы вместе будем учить. Как одна большая семья.
От представленной картинки нашего будущего начинает щипать в глазах. Настоящая семья – это всё, о чём я только мечтаю.
И словно из будущего я слышу голос Кира:
– Ты молодец, Артём…
Но это невозможно!
Обычная похвала, прозвучавшая таким знакомым голосом, заставляет посмотреть на того, кто её произнёс.
И я чувствую, как внутри всё медленно начинает умирать.
К остановившемуся мальчику подходит Кир. Мой Кир! В этом не может быть ошибки! Он помогает развернуть велосипед в обратную сторону и, поддерживая его за велосипедное седло, чуть подталкивает. И отпускает, когда Артём сам ловит равновесие.
На этот раз ребёнок проезжает чуть дальше.
– Ты видел? Видел? – кричит с восторгом.
– Видел.
И я тоже видела… Пожалуй, я видела то, что не должна была увидеть. Ведь Кир никогда не говорил мне, что у него есть сын…
Нужно встать, подойти и высказать Блинову, какой он предатель. Предатель и лжец! Бросить ему это прямо в лицо! А потом развернуться и уйти. Но я не могу заставить себя сдвинуться с места.
Артём падает, и Кир спешит поднять его. Он отряхивает ему штанишки, и приседает перед сыном на корточки. В ушах шумит, и я не слышу, что он ему говорит. Но то, как он держит ребёнка за руки, как смотрит ему в лицо, и то, как мальчик обнимает отца за шею, говорит сильнее любых слов.
К ним подходит невысокая женщина. Кто она? Жена? Или просто мать Артёма?
Впрочем, в этом нет никакой разницы. Я никогда не смогу забрать у ребёнка его отца. Не смогу разрушить чужую семью, чтобы создать свою. На чужом несчастье своего счастья не построишь.
– Кир, а ты кого хочешь? Мальчика или девочку?
– Обоих.
– Правда?
– Ну, конечно.
Ложь. Всё ложь! Подлая, циничная, гнусная ложь!
Непрошенные слёзы сами катятся по щекам, пока я еду в такси. Я не хочу плакать из-за предателя, но ничего не могу поделать с жалостью к самой себе. В своих глазах я выгляжу жалкой, глупой и доверчивой дурой.
Меня всегда удивляла наивность, когда женщины не замечали измен своих благоверных. Но я никогда не думала, что сама наступлю на эти извечные грабли!
Кир приезжал с вахты таким голодным в сексуальном плане, что я потом неделю не могла нормально ходить. Именно эта его страсть заставляла думать, что там (точнее, здесь) у него никого нет.
Но как же жестоко я ошиблась!
Дура!
За окном мелькает незнакомый пейзаж: новый город, верхушки гор, виднеющиеся в дали. Но уже ничто не привлекает моего внимания. И то, с каким воодушевлением я ехала сюда, диаметрально противоположно тому, что я чувствую сейчас.
Что ж, свой урок я усвоила. Жизнь – хороший учитель. Объясняет доходчиво.
Выхожу из такси и смотрю на здание железнодорожного вокзала. Кажется, я бью все рекорды на самую короткую поездку. Шумно выдыхаю и качу свой чемоданчик по шершавому асфальту.
Мне кажется, что даже колёсики перешептываются между собой, обсуждая, какая я дура. И в лицах встречных людей я тоже вижу эту жалость.
«Ещё одна». – Я словно слышу их мысли.
Упрямо задираю подбородок, глотаю солёные слёзы и сжимаю губы.
Не дождётесь!
Решительно направляюсь к кассе.
– Девушка, мне нужно уехать. Сегодня. Как можно скорее, – протягиваю свой паспорт.
– Билетов на сегодня нет, – получаю ответ.
Так и подмывает спросить: «Совсем нет?», но я заставляю себя сдержаться. Я готова ехать даже в тамбуре, лишь бы только увеличить расстояние между собой и предателем.
– Посмотрите, пожалуйста, куда есть?
Кассир в форме сотрудника вокзала награждает меня выразительным взглядом.
– Девушка, поймите, мне нужно уехать и желательно прямо сейчас. Куда – не имеет значения. Хоть на Луну.
Глупо? Очень. Но главное – убраться отсюда как можно быстрее. Хотя я сама не понимаю, к чему такая спешка. Словно находиться в одном городе с Блиновым мне невыносимо тесно. Душно, тесно, противно.
В общем, не знаю, как у неё получилось, но я держу в руках заветный проездной документ. Без пересадки (а говорила, что билетов нет!), но только через четырнадцать часов.
Чертыхаюсь про себя, что зря наговорила на кассиршу, потому что во времени отправления (по-местному) стоит завтрашнее число.
Остаётся найти способ, как убить это самое время. Хоть отправляйся вперёд по шпалам, а поезд пусть подберёт меня по дороге.
В итоге, умывшись в туалете и кое-как приведя себя в порядок, я сдаю свой скромный багаж в камеру хранения и, сидя в зале ожидания, листаю в ленте предлагаемые туры. Не скажу, что горю особым желанием осматривать местные достопримечательности, но сидеть в здании вокзала и скулить от жалости к себе я тоже не собираюсь.
Просмотрев, что предлагают местные экскурсоводы, понимаю, что на дневные я уже опоздала. Остаётся только автобусная экскурсия по вечернему городу. Но до неё ещё целых пять часов. Достаточно долго, особенно если учесть, что терпением я не обладаю. Совсем. Мне нужно двигаться и что-то делать, чем-то занять себя, иначе я просто сойду с ума.
Нахожу по карте ближайшее кафе. Завтрак в поезде я пропустила, решив, что завтракать мы будем вместе с Киром. Есть не хочется совершенно, но малыш, что растёт во мне, не должен страдать из-за моей потери аппетита.
Просматривая меню бурятской кухни, к своему немалому удивлению, нахожу суп с таким неприличным названием, что произнести вслух нужно осмелиться. И несмотря на то, что моя ситуация никак не располагает к смеху, я начинаю смеяться. Пусть тихо и прикрывая рот рукой, но безудержно.
Только я могу приехать за две тысячи километров, чтобы узнать, из чего готовится суп с очень неприличным названием.
От супа я отказалась. Но за то не без удовольствия попробовала местные буузы. Даже хотела посчитать защипы на тесте, которых должно быть ровно тридцать три, но сбилась и бросила это занятие.
Мой поздний завтрак немного улучшает настроение и придаёт силы. Плакать уже не хочется. И поскольку я никуда не спешу, то медленно пью ароматный чай и бесцельно смотрю в окно, размышляя о странностях жизни. Ведь если бы не моя придурковатая натура, я так и жила бы в неведении. Ждала каждый раз, когда Кир вернётся из командировки, и, наверное, так и не дождалась от него предложения руки и сердца. Поскольку рука уже занята, а вместо сердца у него не гранитный камушек, а целый булыжник.
Негромкая мелодия и вибрация прерывают мои философские мысли. Опускаю на стол почти пустую чашку, которую обнимала двумя руками, и долго смотрю на улыбающееся лицо Блинова на экране телефона и, словно насмехающуюся надо мной, надпись «Любимый».
Рука по привычке сама тянется к экрану, чтобы принять звонок, но зависает в нерешительности.
Принять? И что я ему скажу? Что теперь знаю всё? Или, наоборот, сделать вид, что ничего не знаю, и вести себя как обычно? Только как обычно у меня уже не получится, и в итоге я просто разревусь, как сопливая дурочка.
Не принять? Но тогда я не узнаю, зачем он звонит. Может, как раз для того, чтобы сказать мне о своей жене и ребёнке. И я снова буду реветь. Но по крайней мере будут стоять все точки.
«Не все». – Горько подсказывает подсознание, намекая о крошечной частичке, что растёт у меня под сердцем.
О ней тоже нужно сказать.
Или не нужно? Он же мне ничего не сказал о своём сыне. Почему я должна говорить?
«Потому что это тоже его ребёнок». – Моральная ответственность противно давит на совесть.
И я сдаюсь. Сказать о беременности надо.
Но как Кир поступит, когда узнает? Скажет, что у него уже есть сын и мой ему не нужен? Или станет по очереди приезжать к каждому? Вахтовый папа и муж на две семьи? От этой мысли дико хочется что-то разбить. Желательно смазливую морду Блинова, чтобы больше на неё никто не повёлся, как повелась я. Но я обещала маме, что драться больше никогда не буду. Поэтому пусть живёт.
Решение приходит само. Я скажу Киру о ребёнке. Только не сейчас. Потом. Но Блинова к нему не подпущу. Он не будет иметь к нему никакого отношения. Вахтовый папа моему малышу не нужен. Лучше никакой, чем такой.
Получается, я сама лишаю своего ребёнка отцовской любви. Но огрызки ему не нужны.
Как же горько. Больно, горько и обидно. И непрошенная слеза предательски снова катится по щеке.
Хочу домой. Замотаться в любимый плед и больше никого не впускать ни в свою жизнь, ни в своё сердце. Но я сижу в кафе, в чужом городе, а любимый плед остался в квартире Блинова.
Мелодия прекращается, экран медленно гаснет, но я продолжаю смотреть на чёрный прямоугольник, уже жалея, что не ответила. А может, это и к лучшему? Пока я раздумывала, как поступить, судьба сама распорядилась, как будет лучше.
Вот только сам Блинов на этот счёт думает иначе, и мой телефон снова оживает, отсвечивая на экране его красивой физиономией и той же надписью.
Вот что мне помешало сразу ввести этого лжеца в чёрный список? Но нет же! Надо было сидеть и собирать слезинки в чайную чашку. Злюсь на саму себя за мягкотелость и себе назло принимаю вызов.
– Алло?
– Привет, котёнок, – звучит таким родным и любимым голосом, что мне кажется, что это совсем другой Кир, а не тот, которого чужой мальчик назвал папой. – Не спишь? Что делаешь?
Сижу. Злюсь.
– С тобой разговариваю.
– Прости, не хотел тебя будить. Так соскучился, что не посмотрел на время.
Я видела, как ты соскучился. И как развлекаешься. Видимо, тоже от скуки.
– Я не спала.
– Да? – удивляется Кир, зная, что рано вставать не мой конёк. Это здесь уже почти обед, а у нас ещё утро. – Работаешь?
– Нет. Просто сегодня пришлось очень рано встать, – произношу с горькой усмешкой.
Чтобы узнать, какой ты лжец и предатель.
Утро получилось очень нравоучительным.
– Что с голосом? Ты не простыла?
– Нет.
– Точно?
От проявления такой заботы начинает тошнить.
– Точно.
– Чем тогда занималась?
Смотрела, как ты учишь кататься на велосипеде своего сына.
Всё. Больше я не могу. Медленно опускаю телефон, глотая горькие слёзы. Через динамики слышу, как Кир зовёт меня, ругая плохую сотовую связь. Только связь абсолютно ни в чём не виновата.
Отключаю звонок и сразу же вношу номер Блинова в чёрный список. Юридически я ему никто и ничего не должна. Даже не гражданская жена, а всего лишь обычная любовница. Вахтовая сожительница.
Типичная дура!
Но как же всё-таки больно.
Не знаю, сколько проходит времени. Я бесцельно смотрю в окно, за которым продолжается жизнь. А здесь, в этом кафе, где я сижу, она остановилась. Застыла во времени. И мне нужно выйти, чтобы продолжить жить дальше, но я продолжаю сидеть, не в состоянии заставить себя сдвинуться с места.
– Алло, здравствуйте. Я звонил вам по поводу квартиры, – доносится со спины до боли знакомым голосом.
Посетителей в кафе не так много, но они есть. Или теперь Блинов мне будет везде мерещиться?
Без особого любопытства бросаю взгляд через плечо, чтобы посмотреть на говорящего, и резко отворачиваюсь обратно. Вжимаю голову в плечи и опускаю лицо, желая исчезнуть или провалиться сквозь землю, лишь бы меня не заметили.
И вообще! Какого лешего Блинов забыл в том же кафе, что и я?
Кир, не замечая, проходит мимо меня и садится через несколько столиков. Взглядом прожигаю мужскую спину, пока в груди свирепствует настоящий ураган, разрушающий остатки того, что ещё теплилось между нами. Вот только обломки кораблекрушения наших отношений не тонут, а острыми краями врезаются в самое сердце.
Вот он, предатель и обманщик. Совсем рядом.
Нас разделяют буквально каких-то пять-шесть метров. Это так мало, но в то же время – это так много. Потому что в них целая пропасть, которая разверзлась между нами.
Мне ничего не стоит просто окликнуть Блинова. Или пройти эти несчастные восемь-десять шагов и залепить ему такую пощёчину, чтобы искры посыпались из бесстыжих глаз. Только легче от этого мне не станет.
А может, это не Кир? А просто как две капли воды похожий на него человек или брат-близнец? Моё женское эго никак не хочет смириться и предпринимает слабую попытку найти хоть какое-то оправдание тому, что я видела.
«Папа, папа! У меня получилось!» – Детский радостный крик до сих пор звучит у меня в ушах.
Папа…
В глазах снова начинает противно щипать, и я до боли сжимаю переносицу. Предатель не увидит моих слёз. Я не буду показывать, как мне больно.
Для смелости набираю полные лёгкие воздуха и медленно поднимаюсь с места.
Не такой я представляла нашу встречу.
«А сбылось это», – словно злорадствуя шелестит внутренний голос, насмехаясь.
Выпрямляю спину и плечи и делаю шаг, но он получается очень маленьким. И мало того, что он совершенно не сокращает расстояние, так меня чуть не сбивает с ног ворвавшаяся в кафе дама. Даже не остановившись, небрежно бросает мне слова извинений, пролетает мимо и плюхается за столик к Блинову, опередив меня.
Застываю в немом оцепенении. А это ещё кто? Ещё одна «любимая женщина»?
– Вот ты где, Кир Всеволодович? – дамочка накидывается на Блинова и подаётся всем телом вперёд, навалившись грудью на столик. И, судя по её воинственному настрою, не чай она пришла сюда пить.
Лица Кира я не вижу, но могу на что угодно поспорить, что сейчас он прикрыл глаза и двумя пальцами сжал себе переносицу. Этот жест я переняла у него.
– Значит, ты для себя всё решил? А о Вере ты подумал? А об Артёме? Или они больше ничего не значат? Стали не нужны, и их можно вычеркнуть? Выкинуть как ненужный элемент
Значит, Вера…
– Яна, мы с Верой уже давно всё обсудили, – спокойно отвечает Кир. – Давно, – невозмутимо припечатывает сверху.
Даже если сейчас в это кафе прилетит метеорит, Кир всё равно останется совершенно спокойным. В этом он весь. Как бы я не возмущалась, как бы не негодовала, не кричала, Кир всегда оставался невозмутимым и сдерживал мой взрывной характер. Своим спокойствием он остужал моё бушующее пламя, не давая перерасти ему в катастрофу.
– Так обсудили, что она там рыдает, а ты тут спокойно чаи попиваешь? Или к своей полюбовнице собрался? Только, знаешь, что?! Я не Вера. Я молча смотреть, как страдает моя сестра не буду! Я найду твою любовь, – ядовито выплёвывает слово, – и выскажу ей всё! Мордой натыкаю, если не поймёт с первого слова.
– Яна, успокойся.
– Успокоиться? Когда ты ради какой-то шалавы бросаешь жену с ребёнком?! Нет, Кир. Я не успокоюсь. И свою сестру в обиду не дам. Вера столько для тебя сделала! И вот она твоя благодарность?! Или забыть всё успел?
– Я ничего не забыл.
– Тогда почему ты заставляешь её страдать? Ведь вы хорошо жили, пока не появилась она. Или у неё там мёдом намазано?
Да нет. Ничем у меня не намазано. Но подходить сейчас к Блинову не стоит. Эта ненормальная в стороне не останется и сидеть спокойно не будет. В драку полезет.
А с драками я завязала уже лет как двадцать. Да и рисковать своим ребёнком я ни за что не буду. Пусть Блинов сам разбирается со своими родственниками.
Мысленно посылаю ему «счастливо оставаться». Задерживаться в кафе больше не просто нет смысла, а даже опасно.
Оставляю под полупустой чашкой чаевые и выхожу на улицу. Ёжусь от неприятного пронизывающегося ветра и сильнее запахиваю на себе кардиган.
– Пибип! – громкий возглас просит посторониться, и я отхожу, пропуская гонщика с букетиком черёмухи на электросамокате.
А ведь мы так и познакомились… Кир сорвал мне веточку черёмухи…
Отгоняю прочь эти воспоминания и зачем-то оборачиваюсь, чтобы ещё раз посмотреть на кафе. Оказывается, меня угораздило остановиться как раз напротив столика, за которым сидел Кир. И через прозрачное стекло я натыкаюсь на взгляд Блинова.
Кир
Уезжать на работу в этот раз было намного сложнее. Словно что-то держало и не хотело отпускать. Предупреждало, что не нужно этого делать. Останавливало.
Хотя кого я обманываю. Вот та, что, сама того не желая, держит и не отпускает. Стоит в одной рубашке, накинутой на голое тело и едва прикрывающей соблазнительные прелести своей хозяйки, оставляя лишь стройные ноги для любования.
Скрестив руки на груди, Вика небрежно опирается спиной на стену и всем своим видом старается изобразить полное безразличие.
Маленькая врушка.
Я знаю, что это не так. Не только потому, что буквально полчаса назад эти самые ноги лежали на моих плечах, а я ловил приглушённые стоны наслаждения их хозяйки. Но ещё и потому, что её тоже тянет ко мне. Мы не хотели этого, но что-то само связало нас, притянуло, как две заблудшие души, которые, наконец, нашли друг друга.
А может, это я сам стараюсь убедить себя в этом.
Снова и снова окидываю взглядом Викторию. Девушку, совершенно случайно ворвавшуюся в мою жизнь. Но, несмотря на то, что я не имею никакого права на эти отношения, я не могу заставить себя отказаться от этой женщины. И то, что казалось мимолётной интрижкой, обычным влечением, которое возникает между мужчиной и женщиной и у которого нет будущего, неожиданно переросло в глубокое сильное чувство.
И дело даже не в том, что Вика моложе Веры или чем-то лучше. Нет. Дело в том, что рядом с ней я словно снова вдохнул полной грудью, и у меня проснулся интерес к жизни. Я словно начал жить заново благодаря этой девчонке, её взрывному характеру и неугомонной натуре. Ворвавшись ранней весной, она взбаламутило то болото, в котором я жил в последнее время, разбудила от спячки, встряхнула и исчезла. Как белка, стащившая прямо из-под носа единственный бутерброд, которая забралась на самую верхушку и смотрит, как ты, вопреки здравому смыслу, карабкаешься за ней, рискуя свернуть свою шею.
Казалось бы, любая девушка к этому возрасту уже должна остепениться и стать более рассудительной в своём поведении. Но это совершенно не относится к Виктории. И что-то мне подсказывает, что даже в свои восемьдесят она не изменится.
– Кир, ты опоздаешь, – напоминает о времени Вика.
Я знаю. До самолёта остаётся всего ничего, и я сильно рискую, стоя как последний дурак. Но и уйти не могу.
– Ты даже не поцелуешь? – оттягиваю наше расставание.
Я и сам могу получить её поцелуй. Но мне хочется, чтобы она сама это сделала. Обвила шею руками и поцеловала…
– Не-а, – мотает головой эта вредина.
– Будешь ждать? – Этот вопрос я задаю каждый раз, когда вынужден уехать. И каждый раз Вика беспечно отвечает:
– Нет.
Честно и без лишних обещаний. Что неимоверно злит. Хочется услышать прямо противоположное, но я сам не сделал ничего, чтобы заслужить её «да», и не имею никаких прав требовать от неё ни верности, ни честности, ни даже любви. Мне каждый раз кажется, что пока меня не будет, найдётся другой, более решительный и неотступный, а главное – свободный, который навсегда заберёт её у меня.
Тяну Вику за рубашку и притягиваю к себе. Поддаётся и оказывается рядом. Дурею от её запаха кожи и нашего секса. Жадно смотрю в её глаза, в которых давно утонул, не надеясь на спасение.
– А я всё равно вернусь, – шепчу ей в лицо. Хочу добавить, что больше никогда не уеду, но она всё равно не поверит.
Краду её поцелуй, и… вышвыриваю себя за дверь. Прежде, чем что-то требовать, нужно самому что-то дать. А я пока только беру. Краду как вор её любовь, её тело, её всю.
***
Равнодушно жду, пока самолёт медленно ползёт на место остановки. Будь моя воля, остался бы сидеть на месте и никуда не выходил.
Я с самого начала невзлюбил это место. Ни климат, ни погоду, ни местность. И если раньше достаточно весомым аргументом было своевременное пополнение карты два раза в месяц, ради которого можно закрыть глаза на всё остальное, то сейчас даже это не греет.
Отключаю авиарежим и тут же получаю сообщение от Веры:
«Мы в аэропорту».
Тяжело выдыхаю, чертыхаясь про себя. Сколько раз просил её не встречать меня. Но это совершенно не помогает. Ещё и пацану режим сбивает.
Успеваю немного успокоиться, когда вхожу в здание. В пустом зале замечаю Веру с сыном.
– Папа! – Артём вырывается и бежит ко мне.
Ловлю его на руки.
– Привет, герой!
– Привет, пап! – Мою шею обвивают детские ручки.
Опускаю его на ноги и приседаю перед ним на корточки.
– Тём, мы же мужики! – учу его сдержанности, протягивая руку.
Пожимает. Прикольный пацан растёт.
– Вот так лучше.
– А ты меня на велосипеде кататься научишь? – сшибает слёту.
Вот прям чувствуется «забота» матери. Что делать. Что говорить…
– Конечно, научу. Обещал же.
– А ты подарки привёз?
– Привёз.
Можно и дальше сидеть на корточках, но это всё равно не спасёт от встречи с Верой.
– Здравствуй, Вера. – Поднимаюсь и здороваюсь с супругой.
Встречаемся глазами.
– Здравствуй, Кир, – произносит с натянутой улыбкой. Ищет на моём лице ответы. Тянется поцеловать.
– Это лишнее, Вер, – замечаю тихо.
Целовать, когда ещё не остыл после секса с другой, гнусно. Какие бы ни были у нас отношения с Верой, такого она не заслуживает.
Делает вид, что ничего не произошло.
– Ты домой? – спрашивает робко и замирает в ожидании ответа.
Домой… Больше всего я бы хотел сейчас вернуться домой. Но он не здесь…
– Да.
Теперь придётся заехать. Ты ведь только ради этого притащила пацана в аэропорт ночью. Да, Вера?
– Тёмке подарки отдать нужно. Да, Тём?
– Да.
Беру детскую ручку в свою и иду с ним на выход.
Вера догоняет.
– А потом?
– Ты знаешь ответ, Вера.
– Значит, ничего не изменилось, – поникнув, опускает голову.
Не изменилось. Оставляю без комментариев, переключаясь на Артёма.
– Ну? Как дела, герой? Маму слушаешься?
– Слушаюсь, – сообщает гордо.
– Точно?
Важно кивает и зевает.
Спать ему нужно. Но Вера использует ребёнка, зная, что Тёмке я никогда не откажу.
И если бы не он, я бы сразу поехал на съёмную квартиру. Но теперь придётся заезжать домой…
Вот только он так и не стал мне настоящим домом.
– Проходи, – суетится Вера, стараясь быстрее разуть Артёма. – Я сейчас ужин разогрею.
– Не нужно.
Застывает на месте. Медленно оборачивается, обнимая себя руками.
– Почему?
– Я не голоден.
– Пап, пап, покажи, что ты мне привёз? – просит Артём, сонно хлопая глазами.
Спать ребёнку нужно, а не по аэропортам по ночам кататься! С укором смотрю на Веру. Отворачивается. Понимает, что не права.
– Давай, сначала вымоем руки и переоденемся. Тём, есть будешь?
Мотает головой в разные стороны. С едой у нас вечная война.
– Кир, ты бы поел, – настаивает Вера. – Может, и он с тобой за компанию съел что-нибудь. Я шулэн сварила…
Вера вкусно готовит.
– Спасибо, – отказываюсь, вспоминая свой прошлый приезд, когда я сообщил Вере о Виктории и о том, что собираюсь жить на рабочей квартире.
– Я ничего не добавляла, Кир. – Отводит глаза. – Можешь мне поверить, – неуверенно поднимает взгляд.
Хочется верить. Но проверять не рискну. Наученный.
– Пап, а ты останешься дома? – Тёмка повисает на моей руке. – Пожалуйста.
Нет. Ночевать я не останусь. Я уложу его спать и поеду на квартиру. Как делал всегда.
Выразительно смотрю на Веру, но та снова опускает взгляд.
– Пойдём посмотрим подарки, – зову Артёма в детскую. – И кому-то уже давно пора спать.
Получив желаемое, Артём засыпает очень быстро. Практически мгновенно. Прижимая к себе большого динозавра, чему-то улыбается во сне.
Поправляю одеяло и выхожу из детской, прикрывая за собой дверь.
Было бы намного проще, если бы Вера ушла к себе. Но нет. Она стоит на страже, как стойкий оловянный солдатик. Молчит. Смотрит на меня затравленным взглядом.
– Мне пора.
– Кир, – останавливает, вцепившись в руку. – Ночь уже. Куда ты поедешь? Останься. Тебе же отсюда ближе будет. Поспишь лишние полчаса… А так, пока доедешь, там и вставать скоро.
Всё верно. Только…
– Мне не пришлось бы сейчас никуда ехать, если бы ты не приехала в аэропорт.
Вера снова опускает взгляд и нервно кусает губы.
– Я не могла не приехать, Кир. Я хотела тебя увидеть. И Артём тоже. Он очень скучает по тебе, – давит на слабое место.
Несмотря ни на что, Артёма я люблю.
– К нему я приехал бы завтра.
– А так он увидел тебя уже сегодня и заснул счастливым, – режет по живому.
Вера попросила меня не говорить пока ничего Артёму. Она пообещала, что сама ему всё скажет уже после развода.
Вот только с мёртвой точки мы так и не сдвинулись.
Каждый день, как брат-близнец, один похож на другой. С той лишь разницей, что меняются числа в календаре. Но Вера умудряется найти тысяча сто причин, чтобы не подавать заявление. То она проспала, то не смогла, то чувствовала себя плохо, у неё кружилась голова, и она боялась, что упадёт. На мой вопрос, почему она не вызвала врача или скорую, отмахнулась, сказав, что полежала, и всё прошло. Чудо просто! Само взяло и прошло! Но проходило и время. Поэтому я сказал, что в субботу в суд мы поедем вместе.
В первую субботу, когда я приехал рано утром, меня ждал сюрприз. Яна, старшая сестра Веры, вдруг решила прийти в гости ни свет ни заря.
– Ой, Кир, я забыла тебе сказать, чтобы ты купил риса. – Вера удивляет своей бурной деятельностью, едва я подхожу к квартире.
Под дверью она что ли караулила?
– Риса? Зачем?
Мы вчера с Артёмом ходили в супермаркет и купили абсолютно всё! И рис там точно был. Так же как и гречка, и фасоль, и ещё, бог знает что, лишь бы Вера не придумала очередную проблему, что в доме чего-то не хватает.
– На плов, – произносит громко и добавляет совсем тихо: – Кир, я не говорила Яне, что ты не живёшь дома. Сказала, что ты ушёл в магазин за рисом. Пожалуйста, Кир… – складывает руки в умоляющем жесте. – Я не хочу пока, чтобы она знала.
Яна гостит целый день, словно сёстры не виделись лет десять, а не живут в соседних домах. И подачу заявления приходится отложить до следующей субботы, потому что среди недели Вере опять некогда.
На этот раз гостей нет, но теперь приглашают в гости нас. Причём вместе. Приходится ответить отказом, и Вера начинает плакать.
Забираю Артёма, и мы идём с ним кататься на велосипеде. Даю ей и себе время, чтобы успокоиться. Не захочет идти со мной, пойду сам.
Примерно через час выходит Вера и с траурным выражением лица сообщает, что мы можем пойти в суд, но Артёма нужно завести к дедушке и бабушке.
Соглашаюсь, но судя по тому, как нас пытаются оставить, у меня закрадывается подозрение, что вся родня уже давно в курсе, а меня просто держат за дурака, чтобы отклонить неизбежное. Стою у порога и остаюсь непреклонным.
– Неужели тебе было сложно уступить один раз? – выговаривает мне Вера, стоит нам выйти на улицу. – Что они о нас подумают?
На самом деле родители Веры хорошие люди, и они уверены, что их дочь вышла замуж по большой любви. Как в сказке. Встретились, полюбили и жили долго и счастливо.
Только сказка превращается в семейную драму, когда мы приходим за Артёмом. На вопрос матери, куда мы ходили, вместо Веры отвечаю я, что мы подали на развод.
Вера в ужасе смотрит на меня и начинает рыдать. Пока мать успокаивает её, выхожу на балкон с отцом Веры.
Минут пять проходит в немой тишине.
– Она что-то сделала не так? – спрашивает мужчина. – Что? Скажи. И моя дочь исправится.
– Дело не в вашей дочери, а во мне. Я не люблю её. Никогда не любил.
– Хм, – звучит после непродолжительной паузы. – Заставить любить человека сложно. А как же Артём?
– От него я не отказываюсь.
– Хм. А ты уверен, что не торопишься? Между супругами бывают охлаждения. Но можно всё решить, не прибегая к разводу.
– Мы живём раздельно уже восемь месяцев.
– Сколько? – спрашивает и сам же отвечает: – Много. Но Вера ничего не говорила.
– Вера всё это время умело делала видимость, что у нас всё хорошо.
И это злит! Потому что мне она говорила совсем другое. Она всё понимает и сделает всё сама, но ей нужно немного времени, чтобы успокоиться.
Вот только это время она использовала совсем по-другому.
– Не осуждай её. Она женщина. Любая женщина будет бороться за свою семью.
Только семья у нас так и не получилась.
– Я поговорю с дочерью. Но знай, если ты откажешься от сына…
Отказываться от Тёмки я не буду.
Вот только, как сообщить о нём Вике?
Вспоминаю нашу первую встречу. Так по-дурацки всё вышло. Я искал одного человека, а нашёл её. Обратился за помощью чисто случайно и помог ей сорвать несколько веточек черёмухи. Пока она пыталась хоть чем-то помочь, мы разговорились. И три часа пролетели как один миг. Тогда я едва не опоздал на самолёт…
«Ты уже в аэропорту?» – приходит сообщение Веры.
Время пролетело так незаметно, что вылет совершенно вылетел из головы.
– Что-то случилось? – спрашивает девушка.
– У меня через два часа самолёт, – открыто признаюсь совершенно незнакомому человеку.
– Но вы же не успеете!
– Не успею.
Смиряюсь с неизбежным.
– А знаете, что? Я вас отвезу! – ошеломляет своей живой решительностью.
Хватает меня за руку и тянет за собой.
Благодаря ей и тому, что рейс задержался на полчаса, я не опоздал. Мы даже успели посмеяться, в каком темпе нам пришлось добираться. А звуки автомобильных сигналов, что летели нам в спину, вспоминаются до сих пор.
– А вы видели ошалелое лицо того дядечки, когда мы вперёд него стартанули на светофоре?
Ещё бы я не видел. Вот только «дядечка» этот примерно моего возраста. Наверное, в её глазах я тоже выглядел «дядечкой».
Тогда я впервые почувствовал, что жизнь проходит. Проходит мимо, утекая сквозь пальцы. Серо, уныло, незаметно. А эта случайная встреча, как неожиданный взрыв.
Весь полёт я вспоминал свою новую знакомую, у которой даже не спросил имя. А зачем, если мы больше никогда не встретимся? Но девушка с букетиком черёмухи в руках запала в душу.
Захожу в комнату, где живым изваянием застыла Вера.
– Мне нужно идти, – предупреждаю жену, но та не реагирует.
Замечательно! Только оставлять пацана с невменяемой матерью я не стану.
– Мне Артёма забирать с собой, или ты за ним посмотришь?
Вздрагивает. Поворачивается в мою сторону. Смотрит невидимым взглядом.
– Посмотрю.
– Посмотри, пожалуйста, – произношу с нажимом и выхожу.
Надеюсь, Вера быстрее «придёт в себя», когда я уйду. Перед родителями «страдать» не станет.
– Ну? Пока, герой, – приседаю на корточки перед Тёмкой.
– Ты уже уходишь?
– Мне нужно кое-что сделать.
– А ещё придёшь?
– Конечно, приду.
Не смогу не прийти. Поднимаюсь и натыкаюсь на осуждающий взгляд тёщи.
– Присмотрите за Артёмом, – прошу женщину.
Сильнее сжимает губы, молча буравя меня насквозь.
Немые все стали?
– Вы посмотрите? – начинаю раздражаться.
– Посмотрят, конечно. Куда они денутся, – отвечает вместо жены отец Веры. – Мы сами за собой посмотрим. Да, Тём?
Нормальный мужик. Настоящий дед.
– Да.
– Как называются тесть и тёща одним словом?
– Кровопийцы, – пошутил кто-то из мужиков на работе.
Ржали тогда все. Вот только сейчас я чувствую себя именно так. Будто из меня вытянули все жизненные силы. А ведь родителей Веры кровопийцами не назовёшь. Точнее, тесть точно не подходит в эту категорию, а вот с женской стороной там всё намного сложнее.
Это мне ещё сегодня повезло, что я не столкнулся с Яной, старшей сестрой Веры. Та молчать бы точно не стала.
Выхожу из дома, глубоко вдыхая свежий воздух. Тянусь в карман за телефоном, чтобы позвонить, но замечаю знакомый автомобиль, который приветливо подмигивает мне своими фарами. Оставляю телефон на месте и иду к машине.
– Давно стоишь? – спрашиваю знакомого, которого попросил забрать меня к определённому времени.
– Минут десять.
– Надо было сразу позвонить, как подъехал.
– Да, ладно. Десять минут погоды не делают. Как сам? Живой?
– Частично, – отвечаю уклончиво.
О своих личных сложностях я не распространяюсь. Городок маленький. На одном конце чихнёшь, с другого – «будь здоров» скажут.
– Частично, это уже тоже хорошо, – насмехается Горин. – Куда?
– Давай, на Привокзальную.
– Как скажете, шеф.
Прошу высадить меня немного раньше. Хочу пройтись. А ещё мне нужно позвонить Вике. Получить свою «таблетку» ото всего. Но без лишних ушей и свидетелей.
Слушаю долгие гудки, но моя вредина не спешит принимать звонок.
«Абонент не отвечает. Перезвоните позже», – слушаю механический голос.
Я не могу позже! Позже я умру, если не услышу её голос.
Набираю номер ещё раз.
– Алло? – разливается бальзамом по всему телу.
Спасла!
– Привет, котёнок. – Плыву, как юнец, от её голоса. – Не спишь? Что делаешь?
– С тобой разговариваю.
Настораживает ровный тон без всяких эмоций. Что-то случилось? Смотрю на часы и чертыхаюсь.
– Прости, не хотел тебя будить. Так соскучился, что не посмотрел на время.
Это я жаворонок, а Вика – сова. Мой любимый совёнок.
– Я не спала.
Вот как? В голове со скоростью света пролетает миллион вопросов. Но я чувствую её напряжение. Заболела? Вика никогда не станет жаловаться.
– Да? И что делаешь? Работаешь?
– Нет. Просто сегодня пришлось очень рано встать.
Ещё одна неожиданность.
– Что с голосом? Ты не простыла?
– Нет.
– Точно?
– Точно.
– Чем тогда занималась? – пытаюсь разговорить, но в телефоне повисает тишина. – Алло? Вика? Ты меня слышишь? Грёбаная связь! Алло?
Короткие гудки сообщают, что чёртова связь прервалась. Звоню снова.
«Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети».
Мрак! Как же бесит, когда ты зависишь от качества мобильной связи.
Злюсь, что не удалось нормально поговорить и выяснить, что у неё произошло. В том, что что-то случилось, я уверен. Снова набираю, но результат тот же.
Разрядилась батарея? Не хочет разговаривать? Заболела? Или, не дай бог, что-то серьёзное, и она не хочет об этом говорить? Что, чёрт возьми, случилось?!
Решаю перезвонить чуть позже и набираю номер риэлтора. Взгляд натыкается на кафе. А ведь я сегодня ещё не завтракал.
Вхожу в кафе. Посетителей немного, и я взглядом выбираю себе место.
– Алло, – доносится в трубке.
– Алло, здравствуйте. Я звонил вам по поводу квартиры.
Иду к свободному столику, сажусь на мягкий стул, обтянутый коричневым кожзаменителем, и ловлю себя на том, что что-то не так.
– Одну минуточку. «Повисите». Я сейчас уточню, – просит девушка на другом конце связи.
– Да-да, конечно, – отвечаю на автомате, пытаясь понять, что меня насторожило.
Вроде всё как обычно. Но в то же время не так.
Не так. Потому что я не успел поговорить с Викой. Мне её не хватило. Поэтому и не так. Вика стала моим наркотиком.
Стоп! Вика… Это явно связано с ней. Но что? Пытаюсь установить связь. Вдыхаю и замираю. Снова вдыхаю.
Запах… Да, точно. Это запах! Когда я входил, я точно поймал знакомый запах. Сейчас я его почти не чувствую, но…
Обычно в кафе пахнет свежесваренным кофе, выпечкой, или какой-нибудь другой едой. Но я улавливаю присутствие и другого аромата. Свежести, цитруса. Аромат лета, любви и… Вики.
Возникает неудержимое желание развернуться и рассмотреть посетителей.
Но бред же! Вика не может быть здесь. Просто кто-то пользуется такой же туалетной водой. Или же я окончательно свихнулся, и мне везде мерещится та, что ни на минуту не даёт о себе забыть.
– Алло?
– Да-да, я слушаю, – возвращаюсь к разговору.
– Всё готово. Вам нужно подписать договор, и вы сможете забрать ключи.
– Когда? – сгораю от нетерпения перебраться на новое место.
В рабочей квартире не позвонишь по видеосвязи своей девушке.
Виктория
Говорят, черёмуха покровительница влюблённых. Но, если верить легенде, то всё совсем как раз наоборот.
Узнав об измене жениха, девушка, не вынеся подлого предательства, превратилась в черёмуху. Её сердце заледенело от горя, и всё вокруг стало холодным.
Именно поэтому, когда цветёт черёмуха, весной холодает.
Не думаю, что всё это правда. Народ любит придумывать всякие небылицы, в которые потом верит. Но черёмуха в цвету действительно напоминает невесту. Обманутую невесту.
Что ж, нужно отдать Блинову должное, он меня не обманывал в прямом смысле этого слова, но только потому, что я сама его ни о чём не спрашивала. Представляю, как он был этому рад. Ведь между «не сказать» и «солгать» есть разница. Лгать ему не пришлось, потому что не нужно было отвечать на неудобные вопросы. А сам он, видимо, просто забыл, что уже женат.
Бывает.
Мне не видно выражения лица Кира, но я уверена, что он тоже смотрит на меня. Узнает? Или сделает вид, что мы не знакомы? Впрочем, какая теперь разница?
Может, стоит помахать ему рукой? Или послать на прощание воздушный поцелуй?
Я бы прежняя так и сделала. Но во мне что-то сломалось, надломилось, и дурачиться не хочется. Ничего не хочется.
Надо просто развернуться и уйти. Перелистнуть эту страницу жизни и продолжить жить дальше.
Но как же сложно заставить себя это сделать!
Господи, и почему ты сделал нас такими дурами? За что заставляешь страдать?
Хотя ответ очевиден. Страдаем мы исключительно из-за своей глупой наивности и доверчивости. Вот кто, спрашивается, заставлял меня влюбляться в Кира? Вот именно – никто! Я сама влюбилась. Влюбилась в того, с которым была знакома каких-то несчастных три часа. Я ведь даже имени его не знала. И не знала, увижу ли его когда-нибудь снова.
Но продолжала думать о нём каждый день. Представляла, как он живёт, кем работает. Думает обо мне, или успел забыть? И сотни вариантов нашей встречи… Которая могла никогда не случиться.
И я это понимала.
Но всё равно, каждый раз, возвращаясь домой, моё сердце замирало в надежде, что я увижу его. Но надежда рассыпалась, когда я видела, что меня никто не ждёт.
Ну не дурочка ли? Ведь не настолько я наивна, чтобы верить в сказки. Но то состояние окрыляло.
Дни шли, но мой неизвестный принц так и не появлялся. В какой-то момент я запретила себе думать о нём. И вот тогда, когда я практически о нём забыла, он вернулся. Стоял под черёмухой, как раз напротив того места, где я всегда ставлю машину. И ждал.
Я же не верила, что это правда. Мне казалось, что если я выйду, то он исчезнет. Поэтому я сидела в машине, не в состоянии сдвинуться с места, и смотрела на него через лобовое стекло.
Сейчас нас тоже разделяет стекло…
Тогда Кир подошёл сам и помог мне выйти из машины. Мы гуляли до самого утра, никак не могли наговориться, даже не заметив, как прошла ночь. Но расставаться не хотелось. А утром мне пришлось ехать на работу на такси.
Сейчас всё иначе. Там он был «свободен», а здесь… Здесь рядом с ним сидит живое напоминание о его настоящем социальном статусе и нетерпеливо теребит за рукав, пытаясь привлечь к себе внимание.
Ветер приносит аромат черёмухи, словно предупреждает: «Не верь, Вика».
Я и сама уже не верю.
«Прощай, Кир».
Мысленно посылаю воздушный поцелуй и мажу взглядом мимо, отводя его. Словно мы незнакомы. Через застывшие в глазах непрошенные слёзы смотрю на проезжавшие мимо машины и перехожу на другую сторону.
Дорога становится той самой границей, разделяющей мою прошлую жизнь и настоящую. Но я сделала это. Оставила всё на той стороне и уверенно зашагала вперёд. Сначала медленно, но с каждым шагом всё увереннее и увереннее, увеличивая расстояние.
Пока меня кто-то не хватает за руку, резко разворачивая к себе.
– Вика, стой, – звучит с надрывом, сбивая моё дыхание.
Сердце ускоряет свой ритм и бьётся, как пойманная в клетку птица. Медленно поднимаю взгляд, встречаясь с невероятно красивыми мужскими глазами, которые я так любила, и, наверное, всё ещё люблю. Которые всегда смотрели на меня с такой нежностью, что я забывала обо всём на свете. Но сейчас в этих глазах вместо нежности плещется боль.
Это так странно. Ещё вчера я была уверена, что еду к тому, с кем меня навсегда связала судьба, а сегодня смотрю в глаза совершенно чужому человеку. Чужому в прямом смысле этого слова. Ведь Кир – чужой муж и чужой отец. А я… Я как та слепая, которой в раскрытую ладонь вместо хлеба положили обломок кирпича.
Кир молчит. Я тоже. Мимо нас проходят люди. Мир не остановился. Он продолжает жить своей жизнью. А мой мир разбился. Разлетелся на мелкие кусочки.
Хочется закричать: «За что ты так со мной?!» Но я не могу. Ком застревает в горле, и я не могу вымолвить ни слова.
Ищу ответ в глазах Блинова. Но не вижу его.
Тогда зачем догонял? Зачем останавливал?
Зачем вообще пришёл ко мне, зная, что женат?!
Меня разрывает на части от такой ужасной, мерзкой безнравственности.
Как же хочется его ударить. Залепить хорошую пощёчину. Чтобы запомнил. Бросить в лицо всё то, что кипит у меня в груди. Но какой в этом смысл? Упрекать в том, чего не было? Ведь мне сразу отвели роль обычной содержанки, ничего не обещая взамен.
Пытаюсь уйти.
– Вика, постой, – снова останавливает Кир.
– Зачем?
– Я не знал, что ты… здесь.
– Я тоже многое не знала. Но теперь знаю. Всё. Отпусти.
Перевожу взгляд на свою руку, которую он продолжает держать. Кожа, где касаются его пальцы, горит, как от ожога.
– Не всё. Нам нужно поговорить.
– Правда? И ты только сейчас собрался поговорить? А если бы я не приехала, то ты продолжал бы молчать? Так?
– Нет. Я собирался тебе всё сказать.
– Долго же ты собирался.
Только ни черта Блинов не собирался! Даже сейчас он стоит как воды в рот набрал!
– А-а, – растягиваю междометие. – Я поняла. Это такой удобный предлог, чтобы свалить от надоевшей жены? Молодец, Кир. Ловко. И от жёнушки ушёл, и от сына ушёл… А лиса его ам… и съела.
Я на грани истерики. Ещё чуть-чуть, и меня окончательно сорвёт со всех тормозов. Удивительно, что я ещё как-то до этого сумела сдержать себя, а не высказала Блинову ещё там, в его дворе. Меня остановил мальчик. Его сын. Я просто не захотела пугать ребёнка.
– Вика, перестань. Пожалуйста.
Обычно это срабатывало. Но не сейчас.
– Не перестану, – цежу, зло глядя в глаза.
– Куда ты собралась?
– А кто ты такой, чтобы перед тобой отчитываться?
– Вика!
Сильнее сжимает мою руку.
– Мне больно!
– Прости.
Ослабляет хватку, и я вырываю свою руку.
– Не смей ко мне прикасаться, – шиплю на Блинова тихим криком, готовая вцепиться в его лицо, если он ещё раз ко мне прикоснётся.
Я уже второй раз ловлю себя на мысли, что мне ужасно хочется испортить его смазливую физиономию!
– Вика…
– И имя моё забудь!
– Вика, пожалуйста…
– Пожалуйста? – всё-таки срываюсь. – Я тебе верила. А ты? И как оно, Кир, после меня к жене под крылышко? Совесть не мучает? Хотя какая там совесть… – бросаю пренебрежительно.
Хочу задеть сильнее, но делаю больнее только себе.
– Вика… – Из мужской груди вырывается стон.
– Что? Не нравится правда? Ещё скажи, что я всё не так поняла. Молчишь? Какой же ты всё-таки подлец, Блинов. Ты лгал не только мне, но и своей жене, и своему сыну!
С полным разочарованием смотрю в такие любимые и такие бесстыжие глаза.
– Вика, успокойся и дай мне всё объяснить. Да, я виноват, что не сказал тебе о том, что женат.
– Серьёзно? Всего лишь «я виноват, что не сказал»? Нет, Кир. Ты не просто виноват, ты – подлый, грязный лжец и предатель. Видеть тебя больше не могу. И слышать не хочу.
На меня нападает странная, совершенно несвойственная мне апатия.
– Возвращайся к своей жене и своему сыну. А меня забудь. И имя моё забудь. Всё забудь.
Отступаю назад, отшатываясь. Но замечаю приближающуюся воинственную родственницу Кира. Мне приходится подойти вплотную к Блинову, чтобы меня никто не смог услышать.
– И больше никогда… Слышишь? Никогда не смей ко мне приближаться. Клянусь, если я ещё раз увижу тебя, спущу с лестницы. А теперь всё. Прощай. Вон, конвой твой приближается. Прямо по адресу доставит.
К нам подходит ненормальная, решившая, судя по подслушанному мною разговору, что это я причина раздора. Да если бы я знала, что он женат, близко бы к себе не подпустила!
– Кир, кто это женщина? – Яна сверкает глазами, разглядывая меня с ног до головы.
– Никто, – отвечаю вместо Блинова. – Мужчина обознался.
Отхожу на два шага назад, разворачиваюсь и ухожу прочь, стараясь не перейти на бег.
– Кир, кто это такая? – ревёт на всю улицу эта истеричка.
– Ты всё слышала, Яна. Я обознался, – доносится до меня.
Всего лишь обознался…
Кир
С болью, разрывающей душу и тело на части, смотрю вслед уходящей Виктории. Каждый её шаг не просто увеличивает расстояние между нами, а как стук молотка вбивает гвозди в крышку моего гроба. Я вживую чувствую, как её теряю.
Моя душа змейкой летит за Викторией, покидая замершее на месте тело, которое просто снова умрёт без неё.
Но я не хочу! Не хочу, будучи живым, чувствовать себя трупом. Мне катастрофически необходимо догнать Вику и остановить. Вот только слушать сейчас она меня не станет. Я бы и сам не стал этого делать, будь на её месте. В её глазах я лжец и предатель, коим и являюсь на самом деле. И всё, что бы я сейчас не сказал, сделает только хуже.
Я столько раз порывался признаться, сказать ей правду в тайной надежде, что она поймёт. Но я уверен, что она ни за что бы не подпустила к себе, зная, что я женат. Связан узами брака.
Я до безумия боялся её потерять.
И всё-таки потерял.
Хотел обхитрить судьбу? Обхитрил, вырвав у неё крошечный кусочек рая. Она словно подразнила меня, показала, какой может быть жизнь, и жестоко отобрала. И в итоге вышло ещё хуже. А ту горькую правду, от которой я так старался уберечь Вику, она узнала сама.
Страшно представить, что она сейчас чувствует.
«Вика… Как же так? Почему ты не сказала, что собираешься приехать?» – кричит душа, заставляя моё сердце обливаться кровью. Мою грудь словно сжимает стальными тисками.
– Кир, кто это такая? – Вопрос Яны, как ушат ледяной воды, прерывает мучительные терзания, и меня бросает в леденящий душу холод.
Яна… Чтоб ей провалиться на этом самом месте! Эту ненормальную ни за что нельзя подпустить к Вике.
Яна не станет церемониться ни в выражениях, ни в поступках.
Вика слишком близко от этой сумасшедшей, которой не составит труда ещё больше унизить её, обвинив в том, о чём до сегодняшнего дня она даже не подозревала.
Отвожу взгляд от Виктории и впиваюсь в лицо сестры Веры.
– Ты всё слышала, Яна. Я обознался, – заявляю, глядя ей в глаза.
«Слышишь?! Я обознался!» – кричу, мысленно заклиная эту стерву мне поверить.
Только это ни черта не помогают.
– Я тебе не верю. Это она! – попадает точно в цель. – Ты привёз её с собой?! – переходит на визг.
Только я никогда не сделал бы этого, чтобы не подставлять Вику под такой удар.
– Кого? – тщетно пытаюсь исправить ситуацию.
– Не прикидывайся дураком, Кир! Ты привёз с собой эту шлюху, чтобы опозорить мою сестру на весь город?
– Ты сейчас сама позоришь свою сестру.
Яна похожа на разъярённого быка, перед носом которого помахали красной тряпкой.
– Ты об этом пожалеешь, – как настоящая змея шипит сестра Веры.
– Я уже давно жалею, что до сих пор терплю всё ваше семейство.
– Ах, ты!!! – брызжет гневом Яна. Но вместо того, чтобы обрушить своё бешенство на меня, она озирается по сторонам. – Где она?! – ревёт раненым бизоном на всю улицу, но никого не видит. – Куда она делась?!
Только пока эта ненормальная соображала, Вика успела сесть в машину, и как раз сейчас проезжает мимо нас.
Запоминаю регистрационный номер и чуть дальше вижу автомобиль Якова.
– Тебе померещилось, – отвечаю Яне. – Лечиться не пробовала? Пора. А-то запустишь.
Хотя бешенство не лечится. Тут сразу усыплять надо.
Обхожу родственницу и сажусь в подъехавшую машину.
– Ты куда?! – Яна хватается за дверцу, не давая мне её закрыть.
– Эй, дамочка! Уберите руки от моей «ласточки», – встревает Яша.
– Я сейчас твоей ласточке крылья поотрываю!
– Слышь, дура? Отвали, пока я не вышел. Хоть одна царапина будет, хрен расплатишься. – До Горина быстро доходит, что вежливость не всегда бывает понятна.
Яков при своей массе и без гнева страшен. И Яне приходится отпустить несчастную дверцу.
– Охренеть! – возмущается Яков, когда мы отъезжаем. – Такую на цепи держать надо. А ещё лучше в клетке с колючей проволокой.
– Держали. Вырвалась, – усмехаюсь. – Спасибо, Яш. Выручил.
– Спасибо не успокаивает. Я думал, она мне дверь вырвет. Куда? – спрашивает направление.
– Прямо давай. Машинку одну догнать нужно.
Стараюсь не выпустить из виду серебристый Ниссан, в который села Вика.
– Нужно, значит, догоним. Разве ж это проблема!
Догнать не проблема. Как и найти нужную машину тоже не составит большого труда. Проблема в том, что я не знаю, что буду делать, когда снова увижу Вику. Посмотрю ей в глаза. Ведь сейчас мне также нечего ей предложить, а подачки она принимать не станет. Я вообще не уверен, что она захочет со мной разговаривать. И будет в этом права.
– Да уж, – тянет Горин, когда я без особых подробностей объясняю ему сложившуюся ситуацию и озвучиваю ему своё предложение. – Ладно. Сделаю всё, что смогу.
Приблизиться к Вике самому у меня не хватает даже не наглости или самоуверенности, меня останавливает уважение к её чувствам и теплящаяся надежда всё исправить. Показаться ей на глаза сейчас – снова напомнить о своём предательстве.
Хотя она и так не скоро забудет.
Виктория выходит на Центральной улице и некоторое время стоит, словно потерявшись. Одна в чужом, совершенно незнакомом городе. Ветер играет с её волосами и обнимает стройную фигурку. А мне остаётся только завидовать, что ему это позволено. А мне – нет. Она кутается в свой кардиган, обнимая себя руками. Такая хрупкая, такая уязвимая и абсолютно беззащитная. Такая близкая и такая недоступная одновременно.
С трудом подавляю в себе желание подойти, закрыть, защитить ото всего. Только, боюсь, я самый последний человек, от которого сейчас Вика станет принимать помощь. Да и примет ли её вообще? Отрицательный ответ на этот вопрос пугает меня больше всего. Стараюсь не думать об этом, иначе я просто сойду с ума.
Для начала мне нужно исправить всё то, что я до сих пор не сделал. И меня снова отбрасывает назад, когда я только вернулся обратно, ещё не подозревая, как кардинально изменится моя жизнь после той случайной встречи.
***
– Вера, нам нужно поговорить?
– О чём?
– О нас.
– Я слушаю тебя, Кир, – отвечает с готовностью Вера, явно не подозревая, какой удар я собираюсь ей нанести.
– Ты ни в чём не виновата, Вера.
– О чём ты, Кир?
– Я хочу развестись.
Вера закусывает губу и старается держать спину ровно.
– У тебя кто-то есть? – спрашивает и задерживает дыхание.
– Нет.
– Тогда почему?
– Так будет лучше нам обоим…
Честнее точно.
Получив от Горина сообщение, что он привёз Вику на вокзал, я с трудом подавляю в себе желание, кинуться вслед за ней. Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. К тому же я не дам гарантии, что Вера не следит за каждым моим шагом. Не хочу ещё больше подставлять Вику под удар.
– Уехала она, – докладывает Горин уже во второй раз.
Первый раз он звонил ещё с вокзала, а сейчас мы сидим на небольшой кухне моей новой съёмной квартиры.
Его слова звучат глухо, да и сам я будто не здесь. Я весь там, в вагоне поезда, где сидит Вика. Не знаю как, но я словно вижу её. Её сжатую фигурку и любимое грустное лицо, которое отражается в стекле.
– Ты узнал куда?
– Домой твоя Вика поехала.
– Спасибо, Гор.
– Да было бы за что.
– Она ничего не говорила?
– Нет. Молчала в основном. И как я ни старался, разговорить не получилось. В общем, все два с половиной часа, пока мы ехали до Байкала, говорил только я. О, кстати, – вспоминает и лезет за телефоном. – На, глянь. Фотоотчёт. Старался снимать, чтобы она не видела. Хочешь – сохрани. Если не нужно, я удалю.
Открываю галерею. Перекинув себе снимки, где есть Вика, удаляю эти файлы, и возвращаю смартфон Горину.
– В принципе всё. Времени было немного. Она постояла, и мы поехали назад, чтобы успеть на поезд. Обратно она или уснула, или сделала вид, что спит. А может, просто устала от моей болтовни. Ну, я и не стал мешать. Спит человек, пусть спит.
– Она точно домой поехала?
– Точно. Я у проводницы спросил. Еле выпытал. Уговаривать пришлось. Я такую историю слезливую сочинил, что сам едва не прослезился! Нормально всё будет. Я попросил, чтобы присмотрели за ней. Хорош, киснуть, Кир. Не умер же никто.
Поднимаю взгляд на Горина.
– Ничего непоправимого не бывает, – продолжает меня «лечить». – Это когда на два метра закопали, вот тогда сложно. А у вас ещё всё впереди. Наверстаете.
Мне бы его уверенность.
– Боюсь, что Вика не простит предательства.
– Простит, не простит… Ты ещё на кофейной гуще погадай. Кстати! А кофе у тебя есть? Умираю, хочу кофе.
Показываю на кофеварку.
– Ты будешь?
На дворе ночь. Но я и без кофе вряд ли сегодня засну.
Даю отмашку, что буду.
Горин хозяйничает в шкафчиках, пытаясь найти кофе. Что-то находит. Открывает баночку, и осторожно подносит к носу. Нюхает уже смелее.
– М-м-м, – одобрительно мычит. – Недурно. Ещё бы нарезочки… Жрать хочу.
– В холодильнике.
Я что-то покупал. Чтобы было. Но про кофе не подумал. Не до него было.
– М-м-м… А жизнь-то налаживается!
Яков, не церемонясь, достаёт на стол всё, что есть.
– Захочешь вернуть свою Вику – вернёшь. Но сначала развестись бы, по-хорошему, надо. И вообще! Если у вас всё серьёзно было, какого хрена ты так тянул? – не переставая жевать, спрашивает с наездом. – А то и жене, получается, изменял. И девчонке голову морочил. Не по-мужски это. Кир, ну детский сад же! Честное слово!
– Гор, никому я голову не морочил. Ещё до отношений с Викой я сказал Вере, что хочу уйти. Она выслушала, поняла, согласилась. Единственное, она попросила дать ей время. Она успокоится и сама подаст на развод. Уезжал я с чистой совестью, думая, что свободен.
– И что Вера? Передумала? Или ты не интересовался?
– Да почему?! – срываюсь. – Интересовался, конечно. Она сказала, что подала на развод.
– Не понял? – Горин перестаёт жевать. – В каком смысле?
– В прямом. Вера подала на развод, как и обещала. А когда я вернулся, выяснилось, что она отказалась от иска.
– Это как так? – Яков напрочь забывает о своём голоде.
– А вот так. Иск отозван, суд признаёт перемирие супругов и закрывает дело.
– Ну… – Горин таращится на меня широко раскрытыми глазами, настолько ошалев, что пропускает крепкое слово.
Я и сам был примерно в таком же шоке. Если не больше.
– Что сказать? Грамотно тебя «развели», – усмехается, придя в себя. – Не подкопаешься.
Не то слово. Развели как последнего лоха. Даже спорить не буду.
– Только я не пойму, а Вере-то зачем такое «счастье»?
– Да хрен её знает. Она спросила, есть ли у меня кто-то. Я ответил, что у меня никого нет и не было. На тот момент, я вообще не думал о Вике. Я даже не знал, встретимся мы с ней ещё когда-нибудь или нет. Но она показала, какой может быть жизнь. А жить, как я жил раньше, я больше не захотел. Но мой ответ Вера поняла по-своему.
– Она подумала, что раз у тебя никого нет, то ещё не всё потеряно, и всё ещё можно вернуть?
– Видимо, так. Только возвращать было совершенно нечего. И… у меня уже была Вика.
– Красивую партию они разыграли там «наверху». – Отставляет в сторону пустую чашку и тычет пальцем в потолок Горин. – А ты тут мучайся. Мне только не понятно, почему ты Вике сразу ничего не сказал?
– Не знаю. Хотел сказать потом, когда буду официально свободен. Я ведь был уверен, что уезжаю свободным. Оставалось лишь уладить юридическую формальность. У меня даже мысли не возникало, что Вера может так себя повести.
– А потом? Что мешало тебе сказать потом?
– А потом я просто не смог. Ты сам представь, как отреагирует девушка, если ты ей скажешь, что женат?
Яков молчит. Согласен, что для некоторых дам жена совсем не проблема. Но не для Вики.
– Ладно, Кир. Ты можешь хоть до утра мозговать, а мне домой пора. Поспать немного не помешает. – Яков начинает собираться.
– Гор, спасибо, что выручил.
– Свои люди. Сочтёмся. На свадьбу со своей Клубничкой позвать не забудь. – Горин ободряюще хлопает меня по плечу. – Ну? – ждёт ответа.
– Обязательно позову, – усмехаюсь.
Вот только я совсем не разделяю его уверенности.
– Ну всё. Смотри мне, – пеняет. – Ты обещал. Придётся держать слово.
Придётся. Я ничего не имею против, но дело ведь не только во мне…
Вика, Вика… Что же я натворил?
В этот момент раздаётся телефонный звонок.
– Ого! Кто это тебе звонит в такое время? Второй час ночи…
Здесь вариантов не так много. И один из них точно исключается, потому что Вика, я уверен, звонить теперь мне не станет. Совсем. Остаётся только Вера.
– Слушаю, – принимаю вызов от жены.
– Кир, ты не спишь?
Вот что за привычка задавать идиотские вопросы? Если ответил, значит, как минимум, уже не сплю.
– Что ты хотела?
– У Тёмы болит живот, Кир. Сильно.
Смотрю на Горина, взглядом прося подождать. Но он и так уже никуда не уходит.
– Что он ел?
– Ничего особенного. Всё как обычно.
– Ты скорую вызвала?
– Нет…
Тихо матерюсь про себя. Твою ж мать, Вера! Ты, вообще, мать или кто?!
– А чего ты ждёшь? – ору на эту ненормальную. Вместо того, чтобы вызвать скорую, она звонит мне! Идиотка!
– Кир, может не надо скорую? Давай, ты просто приедешь? Может, само пройдёт?
«Она совсем дура?» – взглядом спрашивает Яков, слыша наш разговор, и качает головой.
– А если не пройдёт? Вызови скорую, Вера! – рычу в трубку, отключаю звонок и хватаю барсетку с ключами и документами.
– Яш? – молча прошу помочь ещё раз. Слов на происходящее у меня нет.
– Да поехали уже.
Киваю «спасибо» и сам вызываю бригаду скорой помощи, потому что далеко не факт, что Вера это сделает.
Дороги пустые, и мы доезжаем к дому за каких-то десять минут. Однако скорая уже здесь.
Ветром поднимаюсь на третий этаж и влетаю в квартиру, оценивая обстановку.
Вера, сжавшись, стоит в стороне, чтобы не мешать медикам. Сложив ладони лодочкой, она прикрывает ими рот и нос.
По её словам Артём весь день был здоров, а как пришли домой, начал жаловаться на сильные боли в животе.
– Что ты ему давала? – спрашиваю Веру.
– Ничего…
Вот только с «ничего» живот заболеть не может!
Смотрю на происходящий ужас и не верю, что Артём мог заболеть ни с того ни с сего! Явно не уследили или чем-то не тем накормили.
– Мальчика нужно везти в больницу, – звучат сухие слова.
– Не-е-ет! Я не хочу-у-у! – Вера заходится в рыданиях.
– Мамочка, прекратите вой! – фельдшер повышает на неё голос. – У вас ребёнок на грани, а вы истерики устраиваете.
– Я напишу отказ!
– Пишите. Я не приму его.
– Вы не имеете права!
– Имею. Есть подозрения на аппендицит.
– Никакого отказа не будет. – Ставлю точку, пригвождая Веру на месте взглядом. – Я отец мальчика.
– Хоть кто-то адекватный, – выдыхает фельдшер.
Артём хочет спать, но корчится от боли. Он так измучен, что находится в полубессознательном состоянии.
– Всё будет хорошо, – успокаиваю его и касаюсь губами лба. Губы обжигает.
Ещё и температура!
– Пап, меня сейчас стошнит.
– Дай ведёрко, – прошу Веру, но она мечется, больше мешая. – Живо! – рявкаю, злясь на её абсолютную бесполезность.
Метания Артёма, вой сирены, скулёж Веры сливаются в один сплошной кошмар.
– Кир… – подходит Вера, когда Артём оказывается в надёжных руках медиков.
От мысли, что не позвони мне, Вера бы так и не вызвала скорую, я готов своими руками придушить эту женщину. Как можно рисковать здоровьем своего ребёнка?!
– Вера, лучше отойди от меня, – предупреждаю её.
Я повёлся на её слёзы, когда она упрашивала меня, не подавать самому заявление на развод. Обещала, что она подаст сама и больше не станет забирать иск. Тянула, ссылаясь, то на одно, то на другое, просила дать ей время. И я, как последний дурак, ей верил. Понимал, что ей непросто. Жалел, давая ей возможность сделать так, как она просила.
Но сейчас, когда речь идёт о здоровье Артёма, никакие слёзы не помогут.
Вера не отходит ни на шаг, раздражая не только своим убитым видом, но и просто присутствием.
Меня не просто трясёт, я настолько зол, что могу не сдержаться. От греха подальше, сам отхожу в сторону.
Телефон оживает в кармане.
– Да, Гор?
– Что там у вас?
– В больнице ещё. Диагноз не подтвердился. Сделают промывание, и пару дней придётся полежать.
– Ясно. Ты ещё там?
– Да. Дождусь, когда Тёмку переведут в палату. А ты чего не спишь?
– Да что-то перебил сон. Я тут вот что подумал… А не могла твоя Вика приезжать к Янжиме?
– К кому? – переспрашиваю и отхожу ещё дальше от Веры.
Не хочу, чтобы она слышала.
– Не к кому, а куда, невежда. Виктория могла приехать, чтобы поклониться Лику Богини Янжимы.
– Ты сейчас серьёзно?
– Вполне.
Вспоминаю, что мне известно об этом месте.
Лик Богини Янжимы – одна из местных достопримечательностей, привлекающая не только туристов, но и паломников. Святое, необыкновенное место, как считают очень многие. Оно лечит души людей, мысли приобретают ясность, человеку даются силы для преодоления трудностей.
– Зачем?
– Кир, это место силы. И потом Янжима – покровительница всех женщин и плодородия. К ней едут женщины со всего света, в надежде, что потом смогут забеременеть.
Я бы посмеялся над Гориным на эту тему, если бы речь не шла о Вике. Она и правда мечтала о ребёнке. Нередко шутила, что готова залететь от первого встречного…
Неужели она и правда решила посетить это святое место, чтобы забеременеть? Получить дар от Богини. Дар замужества и материнства… И, если это так, то можно быть уверенным, что Вика обязательно выйдет замуж, и у неё будет ребёнок. Вот только боюсь, что она не станет ждать, пока я получу развод, чтобы она смогла исполнить своё желание.
Виктория
На вокзал я приезжаю за час до прибытия поезда.
От нечего делать бесцельно смотрю в темноту за окном, но моё внимание привлекает девочка. А по тому, как мама всё время пытается угомонить своего непоседливого ребёнка, то Ева (её слишком часто окликают по имени) чем-то напоминает меня саму.
Я росла такой же живой, любопытной и неугомонной. Сидеть на одном месте для меня было ну очень сложно. И когда мою маму спрашивали о втором ребёнке, она всегда отвечала, что я ей заменяю четверых.
Объявляют прибытие поезда, и я с удивлением отмечаю, что с Евой мы едем не только в одном поезде, но и в одном вагоне.
– А ты с нами поедешь? – спрашивает девчушка, когда мы садимся в вагон.
– Да.
Вагон один, значит, поедем вместе.
– Красивая, – замечает, глядя на белого плюшевого тюленчика – байкальскую нерпу, игрушку, которую я держу в руках.
– Её зовут Пуся.
– Пуся? – хихикает малышка, забавно вытаращившись.
Вообще-то, как я успела просветиться, это латинское название байкальских нерп (Pusa sibirica), но мне понравилось просто Пуся.
Игрушку мне подарил мой случайный гид на память о поездке на Байкал. На самом деле Яков (так представился мужчина) очень старался, чтобы у меня остались хорошие впечатления об этом действительно уникальном месте на карте нашей страны. И он нисколько не виноват в том, что я не смогла насладиться и оценить силу и красоту местности в полную силу. Хотя я была поражена величием и ширью водной глади великого озера.
– Виктория, я так и не сумел вас развеселить. Вот, возьмите на память. Это наш символ – байкальская нерпа. – Мужчина протягивает мне детскую игрушку.
Такую забавную, что на неё нельзя смотреть без умиления.
– Яков, ну зачем?
– Считайте, что это входит в оплату экскурсии.
Стоит заметить, что оплата моей индивидуальной экскурсии оказалась не такой большой, как я подумала в самом начале, когда подошедший мужчина предложил мне свои услуги. Я даже хотела отказаться. Мало ли, что ему нужно? Но потом согласилась. Провести время всё равно как-то было нужно.
Узнав, что до отправления моего поезда мы точно успеем вернуться, я выбрала поездку на Байкал. Всё-таки быть рядом и не увидеть его – это совсем глупо.
– Держи, – протягиваю Пусю Еве, когда выясняется, что мы будем ехать в одном отделении плацкартного купе.
– Это мне? – удивляется.
– Тебе.
– Ма-ам, мне тётя игрушку дала. Можно, я с ней поиграю?
На вопросительный взгляд женщины киваю, что это так.
– Ева, завтра поиграешь, а сейчас нужно спать.
– Тётя, а можно я с ней посплю?
– Конечно, можно, – разрешаю, собираясь залезть наверх.
– А ты там спать будешь?
– Да.
– Мам, я тоже наверху хочу.
– Нет, Ева. Нельзя.
– Почему?
– Потому что это не наше место.
– Почему не наше?
Детский лепет убаюкивает, и я не замечаю, как проваливаюсь в спасительный сон.
Просыпаюсь от звука проходящего мимо поезда. Открывать глаза, как и возвращаться в неприглядную реальность, совсем не хочется, и я просто лежу, стараясь ни о чём не думать.
Несмотря на раннее утро, мои соседи уже не спят. И, судя по звукам, многие уже проснулись. Вагон плацкартный. Но выбирать особо-то было не из чего. Точнее, совершенно не из чего. Хорошо, что хоть какое-то место досталось.
Всё, на что меня вчера хватило, это закинуть свои вещи, расстелить постельное бельё и отключиться, совершенно забыв про ужин. И сейчас мой желудок предательски напоминает об этом.
– Тише, Ева, не шуми. Тётю разбудишь, – шикает на свою дочку мама.
Вторая верхняя полка уже пуста, значит, речь идёт обо мне.
– Я не шумлю, – бурчит Ева. – Я с Пусей играю. Тихонечко. Мам, а когда другая тётя проснётся?
Я вчера не особо обратила внимание, но заметила, что в вагоне преобладающее большинство – женщины.
– Ева! – шикает на неё мама строгим шёпотом.
– Я уже не сплю, – поворачиваюсь к попутчикам. Мне ужасно хочется лечь на живот, но я очень боюсь, что могу как-то навредить своему малышу. – Доброе утро.
– Ева… Вот видишь. Ты тётю разбудила.
– Нет. Я сама проснулась. Привет! – улыбаюсь малышке. – Меня Вика зовут.
– А меня Ева… – Показывает мне Пусю, прижимая её к своему личику. Они даже чем-то похожи. Обе такие милые.
– Я знаю, – улыбаюсь.
– Ещё бы. Весь вокзал вчера узнал, как тебя зовут, – журит её мама, но строгости или раздражения в её голосе я не слышу. – Виктория, вы чай будете?
– Спасибо. Не откажусь.
– Тогда спускайтесь к нам, – предлагает.
Ева тут же двигается, показывая на место рядом с собой.
Горячий вкусный чай, тёплая компания отогревают, и я практически забываю о неприятном сюрпризе, который преподнесла мне судьба. Всё-таки я сделала правильно, что поехала. А результат, каким бы он ни был, есть результат.
– Вика, а вы тоже к Янжиме ездили? – спрашивает меня Екатерина, мама Евы.
– Нет, – не понимаю, о ком она говорит.
– А я вот, второй раз приезжала. Поблагодарить за своё чудо, – с нежностью смотрит на дочку.
Понимаю, что я ничего не понимаю. И Екатерина рассказывает свою историю, как она уже отчаялась забеременеть и случайно узнала о сакральном камне Янжимы. Место её покорило, и домой она вернулась с уверенностью, что Богиня исполнит её желание. А через семь месяцев узнала, что беременна.
– В основном сюда едут женщины с просьбой о замужестве и рождении детей. Вот я и подумала, что вы тоже ездили за этим.
– Не совсем. Я даже не знала, что есть такое место.
Хотя… Даже если бы и знала, то всё равно ничего не стала просить. Ведь чтобы дать мне, богине пришлось бы забрать у той женщины и Артёма… А я этого не хочу.
– Ох, как жаль… – сетует.
Не думаю, что место обладает такими силами, что может исправить то, что натворили сами люди. Свои ошибки исправлять нужно самим.
Мама Евы оказывается не единственной в вагоне, кто ездил к Лику Богини Янжимы.
К нашему разговору присоединяются сначала две женщины с боковых мест, потом дамы из соседнего купе, услышав наш разговор, тоже подсаживаются рядом. Мне приходится перебраться на свою полку, потому что мест на всех не хватает.
Женщины делятся своими поистине удивительными историями и историями своих знакомых, которые никак по-другому не назовёшь, как только чудом. Кто-то после посещения Янжимы смог найти свою судьбу и создать семью. Конечно, можно сказать, что это произошло само собой. Но в основном к Янжиме за помощью едут те, кто совсем отчаялся завести ребёнка. И когда наступает беременность, то остаётся только развести руками и признать, что это настоящее чудо.
Слушая попутчиц, я так прониклась, будто сама прикоснулась к настоящему чуду. И на какой-то момент выпала из реальности, представляя, как сложилась бы моя судьба, если бы я раньше узнала об этом удивительном месте.
Скорее всего, я бы просто не поверила, что такое может быть. Если ведущие репродуктологи оказываются беспомощны, а посещение Храма и сакрального Камня Янжимы творит чудеса, излечивая бесплодие, то поверить в такое очень сложно. Но сейчас я своими глазами вижу доказательства того, что такое возможно. Достаточно посмотреть на Еву – неугомонное подтверждение этого самого чуда.
Значит, эта поездка нужна была ещё и для этого?
Наверное, многие слышали, что на нашей Земле есть такие места, которые наполнены живительной силой. Они питаются энергией солнца, земли, воды, воздуха – всего того, без чего невозможна жизнь на планете. А ведь солнце, земля, вода, воздух есть почти везде. Но мало кто может почувствовать их силу.
Потому что в мегаполисах человек сам, своими руками заглушает эти источники силы, забетонировав их в асфальт или застроив высотками. Силы природы не могут пробиться через электромагнитные поля, соты сотовой связи, прочие радиоволны и микроволновые излучения.
Я чувствую себя Алисой в стране Чудес. Словно попала в другую, параллельную реальность. Раньше я никогда не задумывалась ни о чём подобном. Всё, что меня интересовало, настолько приземлённо, что сейчас кажется слишком низменным. Работа и устройство личной жизни. Именно этому я посвящала каждый день своей жизни. И, если бы не моё спонтанное решение поехать к Киру, я так бы и жила дальше в полном неведении. Но эта поездка всё изменила. На многое открыла глаза.
Если посмотреть на мою ситуацию с этой стороны, то получается, что встреча с Блиновым была нужна лишь для того, чтобы я смогла забеременеть. Исполнить только часть того, о чём я так отчаянно мечтала.
Вот уж точно, «всё чудесатее и чудесатее»[1].
– А ещё, девочки, брат моего мужа поехал на родину своего отца, – доносится до моего слуха. – Так он потом сам не поверил, когда через четыре месяца ему пришло приглашение на повышение по службе.
– Да, я тоже такое слышала, – вступает в разговор Екатерина. – Если не получается подняться по карьерной лестнице, то нужно посетить родину отца, а если хочешь обрести настоящую любовь и найти свою судьбу, то родину матери.
– Всё правильно. Потому что место, где начался род, хранит силу рода, родовую память – всё то, что заложено изначально в ДНК. Память рода закодирована на генетическом уровне и имеет огромное влияние на то, как сложится жизнь человека. Те, кто теряет эту связь, оказываются беззащитными перед силами этого мира, уязвимыми.
– А если я живу как раз там, где родилась моя мама? – спрашивает девушка, которая, по её словам, приезжала просить Янжиму о замужестве. – Но ни я, ни сестра никак не можем выйти замуж?
– Значит, вам нужно самим начать всё сначала, а не жить на всём готовом. Это вас и «держит».
Дальше я не слушаю. Снова ухожу в свои мысли.
Я ведь тоже ни разу не была на родине своей мамы. Она очень мало рассказывала о своей семье. Не любила. Да и я не особо интересовалась. Я знаю лишь, что мама родилась в небольшой деревушке в Кировской области. Что у неё была родная сестра, с которой они почему-то совсем не общались, и которая даже не приехала на похороны, хотя папа точно сообщил ей о маминой смерти.
Я давно хотела съездить на родину мамы, но всё не получалось. Мешало то одно, то другое. Да и ехать в неизвестность тоже пугало. За то сейчас у меня появляется жгучее желание сделать это. Меня словно что-то тянет туда. Зовёт.
Мысль становится настолько навязчивой, что я больше ни о чём другом не думаю. Кир, его предательство – всё отходит на задний план. Да и какой смысл о нём думать? У него своя жизнь, а у меня теперь своя. Я немаленькая девочка и прекрасно понимаю, что справляться со всем мне придётся самой. Так почему бы не начать с того, чтобы посетить земли своих предков и ощутить, какова она – сила рода? Даже если всё это выдумки и сказки для взрослых девочек, желание не пропадает. Тем более, обретать никакую любовь, ни настоящую, ни фальшивую, я точно не собираюсь. Хватило. А вот посмотреть новые места лишним точно не будет.
Зная себя, я не успокоюсь, пока не исполню задуманное. К тому же сейчас у меня есть время, а потом, когда родится малыш, ехать куда-то с ним будет намного сложнее.
С билетами до Кирова оказывается намного проще.
Я снова стою на железнодорожном вокзале, вдыхая его специфический запах солярки и креозота.
– Вика, давай ты никуда не поедешь, – пытается остановить меня Алла.
– Я не могу. Мне нужно съездить.
– Зачем?
– Я приеду и всё-всё расскажу. Обещаю.
Алла не верит, что я вернусь. Но у меня нет цели уехать, чтобы никто не нашёл.
«Тем более искать меня никто не будет», – царапает в душе, но я стараюсь отогнать непрошенные мысли о Кире.
Он остался там, в другой Вселенной, поэтому жалеть не о чем.
– Вика, ты уверена, что тебе нужна эта поездка? Тебе сейчас нужно думать не только о себе, но и о ребёнке. – Алла не теряет надежды меня образумить.
Кир
– Тёма, обещай мне, что ты будешь есть только вымытые ягоды и фрукты. Хорошо вымытые.
– Угу, – кивает.
– Тёма…
Он выглядит очень слабым, но я всё равно настаиваю, дать мне слово. У нас с ним есть маленький уговор – выполнять свои обещания.
– Хорошо, пап. Я буду всегда-всегда мыть руки и больше никогда не буду есть ничего грязного.
Надеюсь, этот урок он больше не станет повторять.
– Спасибо. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, пап, – слабо улыбается Артём.
Взъерошиваю ему волосы и поворачиваюсь к Вере. Взглядом прошу её выйти из палаты и плотно закрываю за нами дверь. Ребёнку ни к чему слышать разговоры взрослых.
– Ничего не хочешь сказать?
– Кир, я ничего не делала, – уверяет меня жена.
Однако, судя по её виноватому взгляду, она явно знала, что что-то не так. Знала и ничего не сделала, рискуя здоровьем своего ребёнка!
– Не делала? А кто дал ему виноград и молоко?
Я до сих пор в шоке! Мало того, что сейчас совсем не сезон для винограда, а привозят не пойми что. Так ещё, как выяснилось, его «забыли» помыть! Вздутие живота само по себе малоприятно, а кишечная инфекция грозит серьёзными осложнениями. Для взрослого человека такой «букет» перенести не просто. Что тогда говорить про ребёнка?
– Кир, неужели ты считаешь, что я способна причинить вред своему сыну?
Впиваюсь взглядом в лицо женщины.
– Ты это сделала, Вера.
– Кир, я клянусь, что ничего не знала!
– Но при этом, видя, как ему плохо, ты не хотела везти его в больницу?
Вера отводит взгляд.
– Когда ты научилась лгать, Вера?
– Кир, прости. Это не я…
– А кто?
– Это всё Яна. – Вера поднимает голову и глядит на меня молящими глазами.
С полным разочарование смотрю на жену.
– Ты ведь знала, что она что-то задумала, и позволила ей это сделать, – приходит догадка.
По-другому её отказ от госпитализации не объясняется. Скорее всего Вера действительно не знала, что задумала Яна, но испугалась, что анализы всё покажут, и тогда могут возникнуть проблемы. Серьёзные проблемы!
В груди бушует такое негодование, что я еле сдерживаюсь.
– Яна бы ничего такого не сделала… – начинает и осекается под моим тяжёлым взглядом.
Зря Вера начала оправдывать свою сестру!
– Чтобы я близко не видел эту ненормальную рядом с Артёмом. Поняла? Если только я узнаю, что ты подпустила её, я заберу его.
Сейчас я не шучу. Я на грани.
– Кир, пожалуйста! – в мольбе цепляется за меня руками.
– Я всё сказал.
Убираю её руки.
– Кир…
– Иди к ребёнку, Вера, – цежу сквозь зубы и ухожу прочь. Не могу больше её видеть и слышать.
Медикам пришлось побороться, чтобы стабилизировать его состояние. Про то, как ребёнок измучился, и говорить не стоит. Лишь к утру Артём смог забыться сном и не просыпался весь день, не реагируя ни на что.
Единственный плюс из всего этого кошмара, теперь Вера не станет препятствовать в разводе. Но такая цена моей свободы мне не нужна.
Выхожу из больницы и большими шагами направляюсь к машине Гора.
– Ну, что там? – интересуется Яков, которого я попросил забрать меня с работы, чтобы успеть навестить Артёма.
– Тёмке лучше.
– Это хорошо. А жена что?
Жена… Обычное слово режет по живому.
– Не спрашивай, – прошу.
– Понял, – закрывает тему. – Теперь куда?
– Не знаю я, Яш. Давай, домой.
– Домой или на съёмную квартиру? – уточняет.
– На съёмную, конечно.
Возвращаться пожить дома, как просила Вера, я не собираюсь ни под каким предлогом.
– Тебе ничего не приходило? – спрашиваю с робкой надеждой.
А вдруг?
– Ты про Клубничку?
– Да.
Про кого же ещё?
Прошло меньше суток, как Вика уехала, а мне кажется, что целая вечность. Мне просто катастрофически не хватает её. Меня ломает так, что выразить словами это невозможно.
– Так рано ещё. Не приехала она. Как приедет, так и напишут. Надеюсь, что напишут.
Согласен, рано. Вике ехать ещё как минимум сутки. Но мне нужно знать, как она, и что с ней.
Хотя бы просто знать…
– А ты случайно номер телефона проводницы не взял?
– Нет. А зачем? Я же ей свой дал.
– Не знаю. Чтобы спросить можно было. Я бы денег заплатил даже…
Яков награждает меня таким выразительным взглядом. Только на меня он не действует. Мне и без того тошно.
– Вот давай ты горячку пороть не будешь, а?
Легко ему говорить. А я как муха, запутавшаяся в паутине, не могу из неё вырваться.
Развод – самое меньшее, что меня держит. Ведь ещё остаётся Артём… Ему тоже придётся как-то объяснить, почему я не буду больше жить с ними. А после случившегося я не уверен, что его вообще можно оставлять с матерью. И Вика… Сможет ли она меня понять и простить?
– Гор, останови здесь, – прошу.
– Ты же не хотел домой, – хмурится Яков, перестраиваясь в другой ряд, чтобы припарковаться.
Домой я не собираюсь. А вот навестить бабушку с дедом и предупредить их на будущее не помешает. Не хочу думать, что им тоже совсем плевать на своего внука.
Разговор выходит тяжёлым. Тесть не верит, что его дочери на такое способны. Тёща сидит, не проронив ни слова. А вот Яны, которую мне бы очень хотелось придушить собственными руками, нет.
Эта стерва знала, что Тёмка не откажется от винограда. Да и какой ребёнок отказался бы?
Меня раздирает дикое желание её саму накормить этим виноградом и шлифануть прокисшим молоком, чтобы она на себе испытала все «прелести», что достались Артёму.
Не успеваю доехать до съёмной квартиры, как телефон разрывается входящим звонком.
– Слушаю.
– Зачем ты это сделал? – раздаются рыдания в трубке.
– Что именно?
– Зачем ты рассказал всё родителям? – упрекает меня Вера. – Неужели нельзя было этого не делать?
– Почему?
***
Почему-то угроза действует сильнее любых слов.
– Кир, пожалуйста, выслушай меня, – продолжает цепляться Вера. Трясёт головой, словно скидывает морок, и поднимает на меня свой взгляд. – Я не знаю, что со мной происходит. Когда ты сказал, что собираешься развестись, для меня это было… как гром среди ясного неба. Я понимаю, что насильно мил не будешь, но мы были вместе пять лет. Пять лет, Кир! Я… Мне сложно тебя отпустить.
– И поэтому ты решила издеваться над ребёнком?
– Да нет же! Всё не так, – раскаивается Вера. – Я бы никогда не причинила ему вреда. Ты ведь знаешь, что он для меня всё… Как и ты…
– Только то, что Артём сейчас там, – показываю на дверь палаты, – говорит об обратном.
Про себя я молчу.
– Это всё Яна, Кир, – уверяет меня Вера и взглядом умоляет ей поверить.
Вот только за последнее время я вопреки всему столько раз относился с пониманием ко всем её просьбам, шёл на уступки, лишь бы ей не было так тяжело, и что в итоге? А в итоге я получал совсем противоположное – ложь и отговорки, не говоря уже про всё остальное. Поэтому поверить ещё раз мне очень сложно.
Но, с другой стороны, я не только не исключаю вмешательства Яны, а практически на все сто процентов уверен, что все эти идеи, чтобы избежать развода, подкинула Вере её сестрица.
Но ведь и своя голова должна быть на плечах!
– С каких пор ты стала слушать свою сестру, Вера?
– Я не знаю. Она… – Вера нервно кусает губы. – Я… Я совсем запуталась, Кир. Яна убедила меня, если я буду сидеть сложа руки, то ты уйдёшь. Насовсем… А если я постараюсь, то смогу тебя вернуть. Я не хотела тебя терять. И не хочу, – произносит еле слышным голосом.
– Хорошо же ты «постаралась», Вера.
Хорошо хоть на цепь не догадалась посадить. Чтобы уже наверняка никуда не делся.
– Я ей сказала, что не дам ничего делать с Артёмом. Я ведь подумала…
– Что она собирается его отравить? – продолжаю я, когда она замолкает.
– Да. Но Яна ответила, что у меня слишком больная фантазия. А у детей очень часто болит животик…
Это у этой стервы слишком богатая фантазия. Только направлена она совсем не туда, куда нужно.
– Вера, твоя сестра накормила его хрен знает чем! – срываюсь. – А ты – мать! Но ты позволила это сделать.
– Артём сам ел. Его никто не заставлял.
– Конечно, сам! Ещё бы! Какой ребёнок откажется от винограда? А то, что он не самого лучшего качества и грязный, об этом ты не подумала?
– Кир, виноград был мытый.
– Хреново тогда он был вымыт.
Хоть убейте, не могу принять и простить произошедшее.
– В любом случае, как только увидела, что Тёмке плохо, ты должна была сразу вызвать скорую, а не звонить мне, Вера!
– Я испугалась.
Это просто звездец!
– Ты не за Артёма испугалась, а за сестру свою дурную!
– Кир, пожалуйста, прости меня.
– Я уже сказал, чтобы этой ненормальной рядом с Артёмом я не видел.
– Хорошо, – обещает.
Только мне от её обещания не становится легче.
– Кир, можно тебя ещё кое о чём спросить?
– Что именно?
– Что ты собираешься делать?
Когда? Сейчас? Через минуту или через три года? Я до того взвинчен, что агрюсь на любую мелочь.
– Что именно тебя интересует? – сдерживаю порыв, чтобы не нагрубить.
– По поводу развода…
Опять двадцать пять!
– И что по его поводу? – уточняю на всякий случай. – Кажется, мы обсудили этот вопрос и оба подали заявления. Что опять не так?
– Я подумала… – начинает Вера и замолкает.
Вот эта её манера, тянуть дохлого кота за хвост, просто убивает!
– Что ты подумала, Вера? – с нажимом задаю вопрос.
– Кир, не сердись, пожалуйста. Но Яна сказала…
Опять эта Яна! Чтоб ей провалиться!
– Что она тебе сказала? – рычу.
– Что эта девушка… Виктория… Она приезжала к тебе. И вы с ней поссорились… – Вера сама того не подозревая с маниакальным усердием давит на самое больное место.
Какая же эта Яна сообразительная.
– И что?
– Я подумала, что раз вы поссорились, то, может… – поднимает на меня взгляд.
– Не может, – отрезаю. – Во-первых, я собирался развестись до того, как появилась Вика.
– Но, Кир, если она ушла от тебя, зачем тогда рушить нашу семью?
– Потому что это не семья, Вера. А сожительство. Семья – это когда мужчина и женщина любят друг друга, понимают и ради друг друга готовы на всё.
– Кир, я на всё готова ради тебя.
– Не ради меня, Вера. А ради себя. Себя! Я лишь предмет твоего желания. У нас не семья, Вера, а иллюзия. Мираж, за которым ты пытаешься угнаться.
– Значит, ты не изменишь своего решения?
– Нет, Вера.
– А если она тебя не простит?
Виктория
Адрес тётки я примерно знала, а номер её телефона у папы выпытать не получилось. Он сказал, что давно удалил его. Ничем он мне не помог, но при этом выслушать от него пришлось достаточно. И то, что мать неспроста не общалась с сестрой, и то, что тётка не потрудилась ответить на его сообщение, и что я собралась даже не на «деревню к дедушке», а к чёрту на кулички. Может, именно поэтому образ маминой сестры у меня ассоциируется с чёртом?
Папа оказался категорически против моей поездки. Но здесь, пожалуй, впервые за всё время мне помогла его новая жена, с которой у меня никак не получается найти общий язык. Наверное, потому, что папа после смерти мамы слишком быстро решил жениться. А может, ещё и потому, что его жена всего лишь на четыре года меня старше.
– Боря, хочет она ехать в эту Тмутаракань, пусть едет.
– А если она… потеряется? Там места, знаешь, какие?
Но это мачеху не особо заботило. Потеряюсь – одной головной болью меньше. А головную боль доставлять я умею.
Киров встречает меня проливным дождём. Но непогода не пугает. Наоборот. После двухдневного заключения в вагоне хочется свежести и простора.
Эта поездка разительно отличалась от предыдущей. Я заметно устала, вымоталась и чуть не умерла от скуки. Читать, как и смотреть фильмы, мне быстро надоело.
Моими соседями по купе стала семейная пара, немного моложе возраста моих родителей. Мужчина, может, и не прочь был поболтать и поддержать беседу, но вот жена постоянно его одёргивала, когда тот проявлял ко мне чересчур повышенное внимание. Поэтому я исключила общение, насколько позволяла вежливость.
Сижу в кафе и смотрю, как льёт дождь. Погода словно решила заняться генеральной уборкой и тщательно вымыть город от пыли.
Уличные вазоны с цветами и подвесные кашпо переполнены водой. Но это не особо беспокоит небесного садовника и он продолжает заливать город. Ливнёвки не справляются, и по дорогам текут настоящие реки.
Когда я говорила Алле, что меня встретят, я имела в виду, машину, которая отвезёт меня до посёлка. Как оказалось, обычный транспорт туда не ходит. Никакой. И можно добраться только на личном автотранспорте или попутках. Сейчас, в век интернета и сотовой связи, договориться с местными жителями не такая большая проблема. Что, собственно, я и сделала. Главное, чтобы эта самая связь ловила.
Я приехала утром и планировала посмотреть немного город, поэтому до назначенного времени довольно прилично. Только из-за дождя от прогулки кажется придётся отказаться.
Нахожу в телефоне контакт Матвея и пишу, что я уже на месте, и, если у него получится забрать меня пораньше, то будет очень неплохо.
Матвей перезванивает сразу же.
– Пораньше не получится, я не так давно выехал. Но я постараюсь ускориться.
До посёлка двести семьдесят шесть километров. По времени поездка занимает примерно четыре часа. Но это по сухой дороге.
– Матвей, не торопись, пожалуйста.
Я лучше подожду, чем из-за меня с ним может что-то случиться.
Номер Матвея я нашла по объявлению, когда искала возможные варианты, как добраться до нужного мне места. Когда я объяснила, куда мне нужно, то была очень удивлена, что он не только хорошо знаком с моей тётей, но и приходится ей сыном.
Так я познакомилась со своим младшим двоюродным братом, о котором даже не подозревала. А ещё, как выяснилось, у меня есть две сестры Мелания и Снежана. Но они живут одна в Москве, другая – в самом Кирове.
На мой вопрос, можно ли будет снять номер, Матвей так смеялся, что, бедный, икать начал. И обещал к моему приезду подготовить мне «люкс».
***
– В натуре, наша! Ну, здравствуй, сестрёнка, – после нескромного разглядывания приветствует меня молодой долговязый парень, которому на вид никак не дашь двадцать четыре года.
Протягиваю руку, чтобы поздороваться, но этот переросток сгребает меня в свои медвежьи объятия. Силён, парниша. А по нему не скажешь.
– А ты что такая мелкая? Или вас там в городе не кормят?
Этому герою я едва достаю до плеча.
– Нормально кормят.
– Так тебе в детстве морковку есть больше надо было, – подшучивает. – То ли дело я? – красуется, выпячивая грудь.
Чудик.
Судя по его росту и весу, то на одной морковке он и вырос.
– Так ты правда ничего не знала?
– Нет.
– Прикольно.
Вот только ни черта прикольно не выходит, и судьба преподносит мне ещё один сюрприз. Может, хватит уже?
Я подпрыгиваю на очередной кочке и интуитивно придерживаю руками живот, что не ускользает от внимания Матвея.
– Ты в положении что ли? – догадывается приобретённый буквально час назад брат.
– Угу, – не вижу смысла скрывать.
– Угу, – передразнивает. – А сразу сказать не судьба? – меняется весь. Выпрямляет спину и весь подбирается, крепче сжимает руль.
– А это что-то бы изменило?
– Конечно!
– Не полез бы обниматься? – не могу не поддеть.
– Тьфу ты! Причём здесь обниматься? Вёз бы аккуратнее, чтобы ребёнка не растрясти.
Матвей на самом деле снижает скорость, и меня уже не так сильно мотыляет по салону. Дорога грунтовая, и трясёт на ней так, что можно запросто родить.
– Да мы и сами толком ничего не знали, – продолжает он. – Пока ты не объявилась.
– Так может ты мне скажешь?
– Не могу. Мамка наказала ничего не говорить. А-то ещё передумаешь и не поедешь. Она сама тебе всё расскажет. Ждёт она тебя. Давно ждёт, – добавляет Матвей после паузы.
– А почему не позвонили?
– Звонила она. Вот только отец твой разговаривать с ней не стал.
Впиваюсь взглядом в Матвея.
– Но мне он говорил, что это она ничего не ответила ему. И на похороны мамы не приехала.
– Не сообщал ей никто, потому и не приехала. Пока твоя мама сама не пришла и не сказала…
От его слов я чувствую, как на голове начинают шевелиться волосы. Я так чётко представляю эту картинку, будто вижу её своими глазами…
В груди начинает щемить. Кому верить – непонятно.
Отворачиваюсь к окну и смотрю на густой тёмный лес. Он словно зовёт, манит к себе, протягивая свои ветви, как руки.
– Красивый…
– Красивый, – соглашается Матвей, подозрительно хмыкнув.
Вот чего он хмыкает? Лес не человек, обмануть не может.
– А с лесом тоже что-то не так? – спрашиваю совершенно без задней мысли.
– Он живой.
– Серьёзно? А я думала искусственных берез с ёлками понатыкали.
– Ты не поняла. Он на самом деле живой.
То, с какой интонацией произносит Матвей слово, заставляет призадуматься.
– Объяснишь?
– А что тут объяснять? Ты ведь в гости ходишь?
– Хожу. Иногда, – добавляю. А то подумает ещё, что у меня это клиническое, и я поэтому к ним в гости напросилась.
– Так и здесь. Идёшь в лес, как в гости. И уже от настроения хозяина зависит, примут тебя с радушием и гостинцами одарят, или же не приветят. А бывает, если он не в духе, так и выбраться не сможешь.
– Кто не в духе?
– А я ж откуда знаю? Хозяин леса. Леший. – Матвей небрежно пожимает плечами.
Ох, ничего себе! Я что, в сказку попала? В Кирове у них Кикиморы, здесь – Леший.
Вот только Матвей слишком молод, чтобы придумывать такие байки. И вообще как-то странно, что делает молодой неглупый парень в этой глуши?
– Не смотри на меня так. У Мелки муж так пропал в позапрошлом году.
Мелка – это Мелания.
– Так она же в Москве, ты говорил?
Сестра, значит, в столице живёт. Что мешает ей забрать туда мать с братом?
– Это сейчас она совсем в Москву перебралась. А так у них тут дом пустой остался.
– И как он пропал? Муж в смысле.
Раньше я ни за что бы не поверила в такие сказки. Но после услышанных рассказов про Лик Богини Янжимы, не просто верится, а хочется чего-то такого же. Необычного.
Пока я ждала Матвея, то успела прочитать про Вятских Кикиморок, которые, если верить легенде, жили и озорничали на Кикиморской горе. Удача, Любовь, Семья, Здоровье, Богатство, Искренность, Яркость – семь весёлых сестёр. Теперь их бронзовые фигурки установлены в разных частях города, и считается большой удачей наткнуться на фигурку Кикиморки случайно.
Поэтому мне очень любопытно, что могло случиться с мужем Мелании.
– Поссорились они с Мелкой. «Уйду, – говорит Влад, – в лес. Пусть Леший меня заберёт». И ушёл. Так и не вернулся.
– Совсем?
– Совсем.
– И вы его не искали? – спрашиваю, немного опешив. Я-то наивно думала, что, наоборот, закончится всё хорошо.
– Чего ж не искали? Искали. Каждую кочку обошли. Как в воду канул. Ладно, его самого звери могли сожрать, а ружьё куда делось? Ни вещей не нашли, ни следов.
Снова поворачиваюсь к Матвею.
– Ты специально меня напугать хочешь?
– Я не пугаю, а говорю, как есть. Сто раз подумай, если вдруг в лес потянет. У нас места глухие, болотистые. Народу много теряется. Даже те пропадают, которые каждую тропку, каждый кустик знают. А вот не угодили чем-то духу леса, и всё, закружил он их.
– Что значит закружил?
– Это когда ходишь кругами, а выйти из леса не можешь.
– А ты? Ты тоже в лес не ходишь?
– Как не хожу? Хожу, конечно. Одним огородом сыт не будешь. А лес, он кормит.
А мне так про морковку заливал. Сказочник!
Дорога снова начинает трясти. Один раз машину ведёт юзом, но Матвей справляется с управлением.
– И как часто ты возишь людей? – спрашиваю, когда движение выравнивается.
– Нечасто. К нам редко кто заезжает. Свои, если только. Или… Твою ж, мать! – ругается Матвей и выкручивает руль.
Машина резко виляет в сторону.
– Идиот! Куда под колёса лезешь? Обкурился что ли? – ругается на припустившего в сторону леса зайца.
И я своими глазами вижу, что значит выражение «только пятки сверкают».
– Прикольно, – тихо смеюсь.
– Я чуть не сбил этого балбеса, а ей прикольно!
– Не сердись. Я зайцев только в зоопарке видела. Он такой… зайка, – имею в виду милого пушистика.
– Балбес он ушастый! Добегается, шалопай длинноухий. У нас тут такой зоопарк, что только оглядываться успевай.
– Чтобы не сбить?
– Чтобы не сожрали! – поучает Матвей.
Пока мы добираемся до места, я узнаю столько историй, будто прочитала большую книгу сказок, причём с живыми картинками. Вот только истории в ней не всегда со счастливым концом.
Посёлок, где родилась моя мама, не такой уж и маленький. Здесь есть культурный центр, больница, школа, детский сад и даже местный стадион. Странно, что до сих пор сюда не ходит никакой транспорт. Как сказал Матвей, это не рентабельно. Но за то для местных есть какая-никакая подработка.
Мы проезжаем от центра посёлка через речку, и Матвей сворачивает на самую крайнюю улицу. Моё сердце замирает, когда он останавливается возле новых ворот, у которых в простом ситцевом платье и накинутой на плечи вязаной пушистой розовой кофте стоит женщина. Мне приходится моргнуть, потому что мне кажется, что это мама. Но присмотревшись, я вижу другие черты лица.
– Приехали, – сообщает Матвей, но я не могу сдвинутся с места.
Он открывает мою дверцу, и я неуверенно опускаю одну ногу на землю, совершенно забыв про элегантность, этикет и прочие манеры. И только потом опускаю вторую. Выхожу из машины и ловлю ощущения.
Я стою на земле, где бегала босиком моя мама. Вдыхаю воздух, наполняя им лёгкие. И он кажется мне другим. Не таким, к которому я привыкла.
Пахнем влажной землёй, лесом, травами, дождём и ещё чем-то неуловимым, но таким родным, что хочется вдохнуть как можно глубже и напитать каждую клеточку.
После того, что мне довелось услышать, даже в простом чувствуется что-то необычное.
По затёкшему от долгой поездки телу пробегают импульсы, но мне кажется, что это энергия этого места окутывает мои ноги и поднимается вверх по венам.
– Принимай гостью, мам. Доставил в целости и сохранности, – докладывает Матвей.
Кир
– Ты решил уволиться?
– Да, Яш.
Не могу здесь больше находиться. Мечусь, как пойманный зверь в клетке, зверея от безысходности.
На самом деле меня ломает не просто потому, что я здесь, а потому, что Вика там. А я абсолютно ничего о ней не знаю. Это неведение не просто убивает, оно медленно отравляет каждую клеточку. Мне кажется, что я просто сойду с ума, если прямо сейчас ничего не сделаю, чтобы хотя бы её увидеть.
Да и потом, жить, наполовину проводя время в другом городе, я больше не хочу.
– Не стану давать советы. Судить не моё. Пока не наденешь чужую шкуру на себя, не поймёшь. Но, Кир, у тебя пацан. С ним как? Видеть сына раз в год, не самый лучший вариант.
– Не знаю я, как, – качаю головой.
Меня буквально разрывает на части. Здесь меня держит только Артём, а сердцем и душой я весь там, под ветвями раскидистой черёмухи, что растёт возле Викиного дома.
– Ладно. Вижу, что своё решение ты уже принял. С разводом что? Снова оставишь на супругу?
– Нет. Вера обещала, что будет сама просить, чтобы нас развели. Но верить её обещаниям больше не хочу. Хватило. В любом случае на время заседаний я буду здесь.
– Ясно. Когда собираешься ехать?
– Хоть сейчас готов. Жду, когда подпишут моё заявление.
– А ты не торопишься с увольнением? Может, не стоило рубить сразу все концы? Всё-таки деньги неплохие. Где такие ещё найдёшь?
– Найду. Что-нибудь придумаю.
Мне кажется, я и так опоздал. До сих пор корю себя за то, что тогда дал Вике уйти. Сам отпустил её.
– Ох, непросто тебе будет, Кир, уговорить эту строптивицу.
Непросто. Это я и сам знаю. Но ждать я больше не могу.
***
– Это мне? – спрашивает Артём, неуверенно беря из моих рук новый смартфон.
– Тебе.
– Теперь у меня будет свой телефон? Настоящий?
– Да.
Давно хотел купить ему, но Вера была категорически против, аргументируя тем, что Артём ещё мал. А если засядет в «телефон», то от него больше ничего не добьёшься.
– Кру-у-то! – детские глаза загораются живым блеском.
– Кир, не рановато ему такие игрушки? – замечает Вера, всем своим видом показывая своё недовольство.
– Нет. Я хочу, чтобы он был всегда со мной на связи.
– Вы прекрасно можете поговорить через мой телефон.
Разумеется. Куда же без Веры.
– А теперь у него есть свой. И он сам может позвонить мне в любое время, когда захочет. Да, Тём? – спрашиваю и получаю утвердительный кивок.
И главное, без свидетелей. Но этого я не произношу вслух.
– Ты уезжаешь? – словно почувствовав, настораживается Вера.
– Да.
– Когда?
– Скоро, – уклоняюсь от прямого ответа.
Чем меньше Вера будет знать о моих планах, тем лучше.
До вылета остаётся несколько часов, и их я решаю провести вместе с Артёмом. Объясняю основные функции на телефоне, но Тёмка уже и сам почти всё знает.
– Не забывай заряжать.
– Пап, я же немаленький.
Ерошу его волосы.
– Раз не маленький, значит кому-то пора учить буквы.
– Ну, пап… – начинает с возмущением, но замолкает, начиная сопеть.
– Да-да, Тём. Пора. Как ты будешь знать, кто звонит, если не умеешь читать?
Быстрый набор я ему включил. Но надо же как-то простимулировать.
– А я поставлю твою фотку, – легко находит решение проблемы.
Сообразительный не возрасту.
– Это жульничество.
– Не-а, – довольный собой качает головой.
– В общем так. Никаких отмазок. Обещай мне, что будешь заниматься.
Молчит.
– Тёма…
– Ладно. Буду, – бурчит. – А ты скоро приедешь?
– Скоро.
Суд пропускать я не собираюсь.
– Кир… – начинает Вера, но замолкает.
Всю её «песню» я хорошо знаю: «До предварительного слушания осталось всего несколько дней. Зачем туда-сюда мотаться, когда это время можно провести с ребёнком. Он и так меня не видит…».
Мысленно тороплю самолёт лететь быстрее. Пожалуй, впервые, сколько летаю, я не жду, когда все выйдут из салона, а сам выхожу в числе первых. Я знаю, что всё равно придётся ждать, но мне просто необходимо хотя бы стоять на одной земле и дышать одним воздухом с Викой.
Вызываю такси и называю её адрес. Глупо? Возможно. Но мне катастрофически необходимо увидеть её. Вот только меня встречают закрытые двери. А слой пыли на капоте Викиной Весты говорит о том, что её хозяйка уже давно не садилась за руль.
И что это может значить? Думать о том, что с Викой что-то случилось, не хочется. Но неприятный холодок пробегает по спине.
– Эй, мужик! А ну, отойди от машины! – сверху доносится строгий голос. – Имей в виду, я тебя сфотографировала.
– Здравствуйте, – здороваюсь с Викиной соседкой, поднимая голову в надежде, что меня узнают.
– А, это ты, Кир?
– Да. Вы не знаете, где Вика?
– Так уехала она.
– Давно?
– Да давненько уже. Недели полторы, наверное, будет, как.
Срок приличный. Но, по крайней мере, то, что машина стоит во дворе, говорит о том, что хозяйка должна вернуться.
– А куда?
– А вот этого она не сказала… Постой. Я чего-то не поняла? А ты сам что, не знаешь? – включает детектива.
Усиленно вспоминаю, как зовут женщину. И, хоть убейте, не помню.
– Можно, я поднимусь?
– Ну, поднимись. Чего уж… – разрешает из явного любопытства.
Приходится рассказать лишь половину правды, что мы с Викой поссорились, и она на мои звонки не отвечает.
– Ох, не знаю, чем и помочь тебе.
– Она никакие контакты вам не оставляла?
– Нет. Ключи вот от машины своей оставила. Если сигнализация верещать будет, чтобы отключить. О! Чего же я туплю-то? Я ей сейчас позвоню и всё узнаю, – оживляется женщина. – Куда это наша красотка сбежать решила…
– Только не говорите, что это мне нужно.
– Да что я, совсем из ума выжила?! Аллё? Вика? Да, это тётя Маша. Вика, детка, тут мужик какой-то возле машинки твоей отирался…