Другой мир Миры

Глава 1

Мира сидела на полу в тонкой серой пижаме с зелёным человечком, пристально вглядываясь в экран старого ноута со Столпами Творения на заставке. Навечно подключенный к розетке провод был единственной нитью, связывающей её с дочерью, точнее с памятью о ней.

Уже два месяца. Два страшных долгих месяца прошли со дня похорон Софи. Каждый вечер Мира садилась на пол напротив ноута и начинала подбирать пароль — каждый раз безуспешно.

«Моя маленькая принцесса, что взбрело в твою очаровательную голову на этот раз? Я перебрала тысячу вариантов… — тонкими пальцами с обгрызанными в кровь ногтями Мира нажимала кнопки на клавиатуре. — И кто надоумил тебя менять пароль каждый месяц? Ну, мы, конечно, знаем, кто… Ах, Софи, Софи… Ты вся в своего отца…»

Мира поднялась с пола, размяла затёкшие ноги и подошла к окну. Она взяла одну из недокуренных сигарет, которые стройным рядом лежали на подоконнике, чиркнув спичкой, прикурила и глубоко затянулась.

Всё вокруг было серым: и небо, и деревья, и улица, на которую Мира смотрела из комнаты на девятом этаже. Безмолвный, гигантский аквариум, где она оказалась два месяца назад.

Мира выпустила струйку серого дыма, затянулась ещё раз, так глубоко, что сигарета обожгла пальцы, и бросила окурок в чашку с недопитым кофе. Пш-ш-ш…

Повалил снег. Хлопья белыми птицами бились в стекло.

Хлоп. Хлоп.

В комнате стемнело. Мира стояла у окна босая: коленям было тепло от батареи, а пальцы на ногах мёрзли.

Хлоп. Хлоп.

— Мам, а ты знаешь, что мы потомки звёзд? — Софи забралась с ногами на подоконник и мечтательно вздохнула.

— Мне привычнее думать, что мы потомки обезьян. Или, в лучшем случае, Адама и Евы, — Мира провела ладонями по светлым распущенным волосам дочери и машинально начала заплетать их в косу.

— Мы все сделаны из пыли умирающих звёзд. И обезьяны тоже… — девочка подышала на оконное стекло и пальцем что-то написала на английском. — Когда мне исполнится восемнадцать, я сделаю тату. Вот эту фразу из песни Moby.

— Тату? Принцесса Софи хочет испортить свою прекрасную розовую кожу? — Мира скривила губы и дёрнула дочь за косичку. — Нет, только не это! Тебе не исполнится восемнадцать. Ты навсегда останешься моей маленькой девочкой!

— Мам, ну хватит! Я не маленькая — мне уже тринадцать. И через пять лет я буду делать всё, что захочу! — Софи показала язык и выставила перед собой левую руку. — Вот здесь будет тату, на пульсе…

Хлоп. Хлоп.

Мира поднесла запястье к губам и поцеловала чёрную татуировку — «We are all made of stars», фразу из песни Moby. Она сделала её на сороковой день после той страшной аварии, зайдя в случайный тату-салон по дороге с кладбища.

Снег прекратился. Ночное небо, расшитое звёздным бисером, лежало на крышах спящих высоток. Мира села на подоконник, подогнув под себя замёрзшие ступни, и прижалась лбом к холодному стеклу.

— Тебе не исполнится восемнадцать… Тебе не исполнится восемнадцать… — беззвучно срывалось с её губ. — Тебе не исполнится… Зачем… Зачем я тогда это сказала?..

Мира ударила кулаками по стеклу. Потом ещё раз. И ещё. Вскочила на ноги и с силой распахнула створку окна. Мощный порыв колючего ветра ворвался внутрь, едва не столкнув её на пол. Мира пошатнулась и снова подалась вперёд.

— Мам, не дари мне на Новый год ерунду. Лучше деньги, — Софи сняла с полки увесистую жестяную копилку и радостно ею потрясла. — Почти полная! Папа тоже обещал вложиться. Сегодня мы с ним едем смотреть телескопы. К Новому году уже накоплю!

— И зачем такой прелестной девочке телескоп? — Мира пожала плечами. — Я в тринадцать мечтала о платьях…

— А я мечтаю увидеть чёрную дыру, мам, — Софи поставила копилку на стол. — А если повезёт, то и найти жизнь на других планетах.

— У меня в доме завёлся старичок-учёный, — подойдя к дочери, Мира принялась снова заплетать ей косу. — Придётся, наверное, ещё одну девочку родить… Только бы она любила платья, как я.

Софи дёрнула головой.

— Мам, я подстригу волосы. Надоели косы!

Очередной резкий порыв ветра ударил по худому телу, и она упала на пол. Так и лежала, подтянув колени к груди, пока отрывистое дыхание не восстановилось.

Когда стало нестерпимо холодно, Мира поднялась, со злостью захлопнула окно и опустилась на корточки рядом с батареей.

— Опять не смогла… — обветренные губы едва шевелились. — Жалкая… Жалкая…

Напротив окна до сих пор висело огромное зеркало. Мира не решалась снять его, хотя вынесла из комнаты почти всё, кроме маленького дивана и старого ноута Софи с изображением Столпов Творения на заставке.

Уже два месяца зеркало было завешено огромным чёрным шарфом, больше похожем на плед, нежели на вещь, которую можно носить на шее. И о чём она думала, когда покупала его за приличные деньги? Как будто кто-то специально приволок её в магазин и всучил ей этот нелепый шарф, бери, мол, а то зеркало после смерти дочери нечем будет прикрыть.

Слабое тепло батареи не согревало. Зубы стучали, в ушах появилась боль. Нужно замотаться в чёртов шарф.

Мира на коленях проползла мимо ноута, светящегося холодно-голубым, и встала на ноги у зеркала на серой бетонной стене. Обои с розовыми цветами, похожие на нежную тонкую кожу, Мира содрала в первую же ночь после похорон Софи.

Шарф. Нужно протянуть руку и снять с зеркала этот огромный, как чёрная дыра в центре Вселенной, шарф. Мире стало страшно. Ноги задрожали. Она два месяца не смотрела на себя в зеркало. Кого она там «»увидит?

Вновь повалил снег. Хлоп. Хлоп.

Мира стояла. Шарф висел.

— Мам, папа уже внизу. Я пошла, — Софи накинула на плечи джинсовку. — Передать от тебя привет?

— От меня не нужно ничего передавать, — Мира поправила волосы дочери, вынув их из под воротника куртки. — До восемнадцати я запрещаю тебе их стричь!

Глава 2

В кабинете с серыми стенам, увешанными чёрно-белыми фотографиями каких-то учёных мужей, два человека молча смотрели друг на друга. На больших круглых часах с римскими цифрами монотонно передвигалась стрелка, деликатно намекая на то, что молчание затянулось.

— Попробуем поговорить? — спросил мужчина в голубых джинсах и тонкой чёрной водолазке.

Человек напротив неуверенно кивнул и сбросил капюшон чёрного худи, под которым он прятался уже третий приём.

— Хороший знак. Теперь я вижу ваше лицо, значит можем, наконец, познакомиться, — психолог привстал с кожаного кресла, тёмно-зелёного, с высокой спинкой, украшенного золотыми пуговицами, и протянул собеседнику руку. Кресло выбивалось из серо-белой палитры кабинета, словно выпало из другого измерения.

— Можно, я буду называть вас Стивом? — быстро спросил мужчина в чёрном худи, проигнорировав дружелюбно протянутую ладонь, опустил глаза и схватился пальцами за капюшон, будто снова хотел укрыться в его спасительной глубине..

— Стивом? Можно… Если вам так удобнее… Но почему именно Стивом?

— Вы похожи на Джобса, как две капли воды. Только очков не хватает… — мужчина сделал несколько глубоких вдохов и вытер рукавом испарину на лбу. — Великий Джобс…

— Я не замечал особого сходства, разве что любовь к джинсам и водолазкам. Договорились, называйте меня Стив. А как мне обращаться к вам? Леонард?

— Леон. Леонардом меня звала только мама. Странная была женщина, — Леон закатил глаза. — Большая почитательница таланта да Винчи… А я не оправдал её надежд.

— Красивое имя. Леонард.

— Леон мне нравится больше. Как тот киллер из фильма Бессона. А она… Алиса… Была моей маленькой Матильдой, — Леон замолчал и закрыл ладонями лицо. Тяжёлая тишина снова заполнила кабинет.

— Расскажите о ней.

— Она ушла в понедельник… Тринадцатого марта… — Леон едва смог выдавить эти слова и затем опустил глаза. Его плечи мелко затряслись. Он плакал тихо, без единого звука. Так плачут те, чьё горе уже выело всю их душу.

— Она взяла мешки с мусором… Один с пластиком… Другой с бумагой… — Леон говорил очень медленно, словно его речь поставили на тормоз. — Ночью сортированный мусор забирает машина… Мусор всегда выносил я… Но тот день жутко меня вымотал. Я просил её оставить мусор на балконе… — Леон поднял глаза на Стива. — Я просил её… Оставить… Этот грёбанный мусор на балконе… Вы мне верите?

— Конечно, верю.

— Она ушла с этими долбанными мешками. В тёплой розовой пижаме… С кроличьими ушами на капюшоне, — слова стали быстрее срываться с губ Леона, как будто он отпустил тормоз и начал разгон. — Я подарил ей эту пижаму на Рождество. Она любит дурацкие шмотки. У неё полный шкаф такой несуразицы!

Уголки его губ чуть поднялись, но подобие улыбки быстро исчезло с измученного лица.

— Она любит или она любила? В каком времени мне говорить о ней?! — закричал Леон. — Господи! Дай мне знать, что с ней случилось! Где она? Живая или мёртвая?

— Если вам хочется кричать — кричите!

— Как же я виноват! Господи! Мусор всегда выносил я! А в тот раз…

— Вы не виноваты. Вам нужно это понять.

— Стив, мне нужно признаться вам в чём-то страшном. — Леон перешёл на шёпот, немного подался вперёд и оглянулся на дверь, словно хотел убедиться, что их не подслушивают. — Если бы её… Алису… Нашли мёртвой, то я бы обрадовался.

Психолог молчал, не отводя взгляда.

— Вот, видите, вам и сказать нечего. Я виноват. И вы тоже так считаете. — Леон резким движением накинул на голову капюшон худи.

Минутная стрелка обогнула круг, глухим боем часов известив об окончании мучений Леона. Он тут же вскочил и, не попрощавшись, бросился к выходу.

— Жду вас на следующей неделе!

— Да пошёл ты! — сквозь зубы процедил Леон и изо всех сил хлопнул дверью.

Он быстро шёл по припорошенной редким снегом улице, порой переходя на бег, подгоняемый единственным желанием, как можно скорее добраться домой и закрыться на все замки от этого мира. Мира, в котором средь бела дня пропадали люди. Из-под капюшона Леон старался смотреть только вниз, на грязно-серый асфальт. Ведь, как только он поднимал глаза, среди прохожих ему мерещилась Алиса, в розовой тёплой пижаме с кроличьими ушами, и становилось трудно дышать. Сердце отбойным молотком громыхало в груди, вместе с кровью разгоняя по телу нестерпимую тяжесть вины.

Вот и спасительный подъезд блевотно-жёлтой пятиэтажки. Восемь ступеней вверх, затем ещё восемь. Замёрзшей рукой Леон извлёк из кармана ключ с дурацким брелком-сердечком. Дурацкие вещи… Это всё, что осталось от Алисы.

Он вошёл в квартиру, запер дверь и, наконец, снял капюшон. В маленьком квадратном коридоре пахло сладкими духами — уходя из дома, Леон брызгал из флакона, который Алиса держала на полке у зеркала, чтобы по возвращению ощутить её присутствие. Каждый раз надеясь, что Алиса сидит на их любимом, местами протёртом диване, в нелепой розовой пижаме. Но… Нет. Её снова нет.

Леон завалился на диван и лежал неподвижно, пока не стемнело. Живот сводило от голода, но в холодильнике уже пару дней было пусто. После последнего похода в магазин, когда ему отчётливо привиделась Алиса, и он напал с объятиями на незнакомую женщину, ходить за продуктами стало страшно.

Он вытащил из-под дивана серебристый MacBook, засунул в уши наушники и, шумно выдохнув, начал что-то быстро набирать, бегая длинными ровными пальцами по клавиатуре, словно по клавишам пианино.

— Леонард, давай-ка с начала. Баха нужно играть с чувством! Растворяться в этой божественной музыке! — Екатерина Андреевна разочарованно всплеснула руками. — Твой тёзка Да Винчи музицировал на органе не хуже, чем владел кистью! А ты даже пианино освоить толком не можешь.

Тяжёлой походкой, едва переставляя больные ноги, она подошла к сыну и хлопнула его ладонью по спине.

— Сядь ровно! Что за поза простолюдина?

Леонард сжал зубы и вытянулся, как струна. Ему уже восемнадцать, а ей кажется, что он всё ещё ребёнок!

Глава 3

Последнее серое утро уходящего года застало Миру на маленьком диване в позе трупа, со сложенными на груди руками, укрытую чёрным шарфом. Живот провалился. Сегодня всё-таки придётся выйти в магазин — тощее тело не желало покидать этот мир и порой слишком настойчиво требовало еды.

Мира села. Подождала несколько мгновений, пока чёрные мушки, роящиеся перед глазами, рассеются.

«Что это было вчера? Я нашла пароль? Или очередной бредовый сон? — вопросы в голове завертелись, как в воронке. — Кто-то сказал, что Софи жива? Бред… Точно. Опять бред…»

Она медленно, чтобы снова не слетелись мушки, поднялась, обошла комнату в поисках недокуренной сигареты, и, найдя на подоконнике ещё годный окурок, затянулась, глядя в серое безрадостное небо, будто наспех слепленное из стекловаты. Колкие зимние тучи месяцами висели над городом, не давая жителям надежды на тепло.

Софи была для Миры всем — центром их маленькой солнечной системы, продолжительность жизни которой, как минимум, пять миллиардов лет. Но внезапно солнце погасло. Нелепо. Преждевременно. Система разрушилась.

Первый Новый год без Софи. Первый Новый год без солнца. Мира прислонилась лбом к оконному стеклу и закрыла глаза. Её губы чуть заметно шевелились в привычной молитве какому-нибудь богу. Она просила смерти. Официальной смерти. Внутри Мира уже была мертва.

И вдруг по крепко сомкнутым векам скользнул тонкий луч — словно кто-то нежно прикоснулся пальцем. Мира раскрыла глаза.

В небе, сквозь тонны серой стекловаты облаков, пробивалась робкая золотая улыбка.

— Софи, солнышко… — прошептала Мира и прижала ладони к стеклу, пытаясь ощутить едва уловимое тепло.— Я знала, что ты вернёшься… И вчера это был не бред!

Она бросилась к ноуту, случайно зацепив ногой провод, которым он, как артерией, был соединён с розеткой. Экран погас. Связь оборвалась.

— Нет! Не-е-ет! — Мира заорала так, что у неё потемнело в глазах. — Не смей сдохнуть! Не смей!

Рука молниеносно схватила провод и с силой воткнула его обратно в розетку. Глаза в упор смотрели на чёрный экран, не подающий признаков жизни.

— Прошу. Умоляю… — Мира перешла на шёпот, судорожно шевеля вилку провода, пытаясь найти соединение. — Бог, если ты есть… Ты же есть… Хоть я и злюсь на тебя. Очень-очень сильно… Но ты не можешь забрать у меня последнее…

Розетка шумно заискрила. Та-ра-рам… Получив по проводу живительное электричество, ноут волшебным образом воскрес. Та-ра-рам. Заставка со Столпами Творения засветилась бело-голубым.

— Спасибо, Бог. Теперь я злюсь чуть меньше… — выдохнула Мира, опустилась на пол и нежно провела ладонью по клавиатуре.

Утро плавно перетекало в день, а Мира так и сидела на полу у ноута, подтянув к себе колени и положив на них голову, — в такой позе пустой желудок ныл немного меньше. Сообщение с адресом не пришло. Но уйти — даже просто за едой — значило бы упустить шанс. А она не могла позволить себе упустить последнее.

Нервы начинали сдавать. Тупо ждать, глядя на экран, стало невыносимо, пальцы сами потянулись к клавиатуре.

Schrödinger's cat:

Эй, ты обещал адрес

Schrödinger's cat:

сообщение удалено

Schrödinger's cat:

Привет. Пришлёшь адрес?

Schrödinger's cat:

сообщение удалено

Schrödinger's cat:

ЭЭЭЭЙЙЙЙ!! Я ХОЧУ УВИДЕТЬ ДОЧЬ!!!!!

Мира безмолвно кричала буквами на мониторе. Зачем неизвестный решил поиздеваться над ней? Неужели ему кажется забавным, швырнуть безутешной матери надежду, как кость оголодавшей собаке, а после пытаться её отобрать?

Она со злостью захлопнула ноут.

— Да пошёл ты! Софи мертва! И встретится с ней я смогу только, когда сама сдохну! — Она вскочила, схватила со спинки дивана спортивные штаны и начала одеваться.

Сегодня тридцать первое декабря, нужно успеть до закрытия в магазин — купить сигарет, пару бутылок шампанского, чтобы нажраться до беспамятства и вывалиться на хрен из окна, а то по трезвости никак не выходит.

Мира схватила чёрный пуховик с капюшоном, накинула его на плечи и снова подскочила к ноуту.

Schrödinger's cat:

ПОШЁЛ ТЫ! СЛЫШИШЬ?! Я И БЕЗ ТЕБЯ ЕЁ НАЙДУ!

И только она собралась выйти из квартиры, как раздался жалобный звук мессенджера.

STALKER:

не найдешь

Спина Миры покрылась холодным потом, ноги подкосились, и она опустилась на пол, сбросив с плеч пуховик.

Schrödinger's cat:

НАЙДУ!

STALKER:

не-а.

Schrödinger's cat:

А ТЫ ОТКУДА ЗНАЕШЬ? КТО ТЫ ВООБЩЕ???

STALKER:

если прекратишь орать, то расскажу тебе одну маленькую тайну

Мира глубоко вдохнула, досчитала до десяти, но злость от того, что кто-то по ту сторону экрана играет с ней, как кот полудохлой мышью, не желала отступать. Машинально засунула в рот большой палец, пытаясь обнаружить остаток ногтя, — не вышло, сгрызено качественно, под ноль. Языком нащупала выступающий заусенец, передними зубами подцепила его и резко рванула — спасительная боль! Мира ощутила на языке солоноватый вкус крови, злость постепенно отступила. Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Schrödinger's cat:

Прости. Погорячилась. Ты можешь сказать, где она?

STALKER:

она рядом. Но нужно пройти путь.

Schrödinger's cat:

КАКОЙ??

Снова накрывала злость, откуда он узнал про окно? Мира один за одним облизывала пальцы в поисках заусенцев.

STALKER:

я могу проводить. Только вы должны слушаться.

Schrödinger's cat:

КТО МЫ-Ы-Ы???

STALKER: узнаешь. У старого здания маслозавода. Вы должны встретиться до конца этого года. И стать одним целым. Это первое задание «Слияние душ и тел».