Друм

Глава 1. Гава

Тумор хоть и называют мусоркой для людей со способностями, но выглядит он величественно, внушительно. Шпили и башни стремятся вверх, словно стараются прорезать облака, чтобы сбежать от непутевых людей в замок великанов. Оценить, насколько внутри неожиданно солидно, первокурсники успели во время экскурсии по территории университета: коридоры широкие и размашистые, пол устелен большими черно-коричневой плитками в шахматном порядке. Деревянные оконные рамы кажутся старыми, из-за чего зимой морозный ветер будет свистеть и хрустеть, словно играя на музыкальном инструменте. Многие лестничные пролеты узкие и темные, где некоторые ступеньки разной высоты, а на стенах все еще прикручены настенные канделябры со свечами. Запах воска и старой древесины, смешиваясь с мелодией скрипучей лестницы, дают четкую картину того, как здание выглядело еще двести лет назад. Юные студенты удивляются, как тут все еще не начался пожар, но старшие прекрасно знают: здесь горело, и не один раз. Только студенты со способностью манипулирования водой могли спасти «пролеты времени», и то нехотя. Их заставляли, грозили им штрафом за бездействие. Главные лестницы отличаются своим изяществом – лакированные перила из темного дерева, каменные ступени. Но самое главное и привлекательное – витражи, огромные темно-синие стеклянные мозаики.

— Университет был основан в 1865 году, — монотонно бормотал преподаватель, мистер Листер, который проводил экскурсию первокурсникам. Видно, что ему самому не доставляет удовольствия рассказывать одно и тоже из года в год. — Изначально здесь должна была обучаться молодежь из знатных семей с каждого уголка мира. Переломным моментом стало проклятие от человека, который первый получил способности.

Кое где стояли Античные статуи, начиная Венерой Милосской и заканчивая умирающим галлом. Все они все были разбросаны по первому этажу университета, словно руководство пыталось сделать вид утонченности и изыска. Но выглядело все несуразно.

Большинство аудиторий были просторными и светлыми, способными вместить несколько потоков. Многоярусные парты, трибуны для выступающих, огромные доски на всю стену, хотя такой размер практически никогда не был функционален. И никаких проекторов. Кроме таких современных и комфортных аудиторий были помещения и поменьше, которые вновь напоминали о возрасте университета. В основном они находились на последнем этаже, поэтому где-то протекали трубы, где-то – крыша. Если нижние аудитории служили для хорошей картинки, то верхние – непосредственно для обучения. Если попадется стул без заноз и который не шатается – это значит, что его забрали с этажей ниже. Но самое главное это то, что во всех аудиториях, и даже в коридоре, стоял затхлый запах.

«Пахнет как тогда, когда в бабушкином доме я впервые спускался в подвал, чтобы попытаться починить электрический щиток. Может и хорошо, что бабушка остановила меня и вызвала нормальных чинил. А то умер бы...» — Гава прожигал взглядом пол, витая далеко в мыслях. Он давно перестал слушать преподавателя. Уже давно наскучило бродить по университету, а ведь здесь каким-то образом надо проучиться еще четыре года. Так еще и бок о бок с незнакомыми людьми, ходя на лекции к неприятным преподавателям.

Гава не может дать им другого описания. Вот, просто неприятные. Наверно, еще и противные. Некомпетентные, если попытаться найти более умное словно. Никто ведь не хочет всерьез учить таких отпрысков. И зачем они здесь? Неужели заставили? Никто бы по своей воле не устроился сюда. Наверно, это учителя и преподаватели, которых уволили с прошлого места работы за многочисленные косяки и провинности. Эта теория выглядит логично, особенно если обращать внимание на отношение этих преподавателей к студентам: бросают брезгливые взгляды, игнорируют. Скорее всего еще и плохо учат.

С третьего этажа преподаватель повел студентов вниз в библиотеку. Гаве казалось, что именно это доставляет экскурсоводу удовольствие – водить всех с одного этажа на другой, как пес гоняет овец туда-сюда. От такой нагрузки Гаве стало тяжелее дышать: сказывается сидячий образ жизни. Как бы не хотелось прогуливать пары физкультуры, но ответственность, словно проклятие, висит на душе.

— А эта университетская библиотека, — Преподаватель даже ожил, как только привел сюда студентов.

Библиотека... фирменный запах старых книг, в котором иногда мелькает еле уловимая нотка новой бумаги. Задней стены не видно – помещение кажется бесконечным. Стеллажи с книгами устремляются вверх. Они настолько высокие, что возле каждого стоит лестница. Они же, на удивление, новые. Видимо, никто не хочет, чтобы студенты и преподаватели так бездарно получали травмы. Книги, книги, книги. Они на полках, на полу, на столах. Здесь есть абсолютно любая литература: от научной и классики до девчачьих журнальчиков и желтой прессы. Сначала казалось, что университет не сможет достаточно пополнить копилку знаний, но библиотека доказывает обратное.

— Знаете, я не хочу вам рассказывать долгую и нудную историю этого места. — Преподаватель оперся на стол библиотекаря, повернувшись к студентам лицом. Сам же библиотекарь, который до этого спокойно сидел и пил чай, недовольно ткнул уголком книги спину мистера Листера, отчего тот встал. Даже Гава, на удивление, немного заинтересовался, что же тот хочет рассказать. Он перевел взгляд с пыльного пола на человека, который с придыханием рассказывает про библиотеку: — В университете есть одна единственная легенда, и она связана именно с этим местом. Говорят, что глубокой ночью библиотека и вправду становится бесконечной. Если зайти сюда, то двери наглухо захлопнутся, поэтому ты либо не выйдешь, либо сможет выбраться только к утру. Но таких случаев еще никогда не было.

Глава 2. Изольд

Пальцы медленно пытаются скользить по бетонной поверхности, но шероховатость материала не дает это делать в полной мере. Как низко и нахально создавать скульптуры из этого материала. Но, с другой стороны, кто бы захотел привозить в университет для сверхъестественных отбросов качественные мраморные статуи?

Подушечки пальцев неспешно перемещаются от плавных изгибов на животе до тканевых складок. Какая же это безвкусная подделка легендарной скульптуры «Венеры Милосской». Если оригинальная версия, которая находится в Лувре, была создана из холодного мрамора в сотых годах до нашей эры, то эта пародия на античность – года три-четыре назад из дешевого бетона, который начал сыпаться и неприятно перекатываться между пальцев. Хоть Изольд всегда и ходит в черных шелковых перчатках, но как жалко пачкать ткань. Он брезгливо снял ее, скрутил и положил во внутренний карман кожаной сумки.

Он закатил глаза. Какой же позор привезли в этот университет. Эта Венера кардинально отличается от той, что в музее. Даже если не брать в расчет рост, ведь данная скульптура в полтора раза ниже. Ткань лежит не так, голова недостаточно повернула, губы слишком тонкие. Это может показаться мелочью, но не для Изольда. Идеальной работой нельзя назвать ни одну статую в университете, что изрядно разочаровывает. Поиздевались и над другими произведениями искусства, но невероятно жаль скульптуру «Лаокоон и его сыновья». Это любимое произведение Изольда. Сколько раз он сам пытался воссоздать его с предельной точностью. Всегда что-то шло не так: эмоции на лицах плохо считываются, недостаточно рельефный живот. Но вот над подделкой, что стоит в университете, никто особо не старался. Даже не пытались создать что-то, что можно назвать работой среднего уровня. . Просто плевок в душу творцов.

— Тебе нравится эта скульптура? — За спиной Изольда раздался мужской тихий голос. Он сначала хотел проигнорировать его, но вопрос повторился вновь.

— Наоборот: мне физически и морально плохо смотреть на ужасно проделанную работу. — Изольд повернулся к собеседнику и недовольно скрестил руки. — Тебе что-то надо?

Перед ним стоял человек, которого Изольд с легкостью отнес бы к группе отбросов: огромная красная майка с принтом какой-то уродливой лягушки с красными губами, черные шорты чуть ниже колена и кроссовки.

— Это не университетский стиль. — Бесцеремонно и холодно отрезал Изольд. — Только из-за таких студентов, как ты, и следует вводить форму для каждого. Своим видом ты позоришь имя университета.

— Я просто это... — От волнения он сжал красную майку и опустил глаза в пол. — Я никогда такого не носил, и... вот...

— Не оправдывайся. Мне это ни к чему. — Изольд цокнул и закатил глаза. — Что ты от меня хотел? Быстрее.

— Познакомится! — Парень оживился и протянул руку. — Я Ричард Астор! Ну, или просто Ричард, да.

— Астор... — Изольд эхом повторил его фамилию, словно пробуя ее на вкус. Где-то он ее уже слышал. Оно все ускользало из памяти. — Ты из Англии?

— А, да, верно. Ты из-за фамилии догадался?

— Именно. Изольд Хоггарт. — Он пальцами взял руку Ричарда и брезгливо потряс ее. — Если я не ошибаюсь, то твой отец владеет одной фирмой ноутбуков. Поправь, если это не так.

— Ты прав. — Ричард снова неловко сжал майку и глубоко вдохнул.

— Моя семья занимается тем, что, как раз-таки, поставляет запчасти для техники. Отсюда и знаю.

Как же одежда Ричарда не соответствует его статусу, но в целом внешность вполне подходит. Ее можно назвать аристократической: голубые глаза, четкие линии скул и челюсти, аккуратный чуть вздернутый нос, небольшая россыпь веснушек, редкие брови. Волосы рыжие, по плечо, а передние пряди завязаны в пучок сзади. Непроизвольно Изольд начал представлять, как он создает его скульптуру: тонкие пальцы, на которых отчетливо видны сухожилия, прямая осанка, худощавое телосложение. Если бы только он был не в бесформенной майке, а в греческом наряде эпохи эллинизма, где ткань практически не кроилась и не сшивалась...

— Ты ее так рассматривал... — Ричард решил вновь перейти на тему туморовских скульптур.

— И что дальше? — Изольд уже изрядно раздражен. Что от него хотят? Почему с ним разговаривают?

— Зачем, если они тебе не нравятся? — Ричард выглядит уже спокойнее. Не сильно возбужден, но и не запуган.

— Я хотел поговорить с ней... — Хоггарт потер переносицу.

Как только он убрал руку от лица, то сразу столкнулся с вопросительным взглядом Ричарда.

— Подержи... — Изольд скинул тяжелую сумку с плеча и передал ее Ричарду. Сделано это было скорее чтобы тот ее еще поносил, а не чтобы на пару секунд освободить руки.

Кисть без перчатки дотронулась до скульптуры «Венеры Милосской». По телу пробежали мурашки. Вскоре она начала двигаться: повернула голову на Изольда и Ричарда, выпрямила спину.

— Ого, так ты оживляешь статуи. — В голосе не слышалось сильного удивления. Только сумка слегка бьется из-за неаккуратных движений рук. — Но она не говорит.

— Конечно, у нее ведь не появилось голосовых связок. Но мысли имеются, их я слышу в своей голове.

«И что ты хочешь от меня, человеческое отребье?» — спросила она Изольда. Ни одна скульптура не относилась к нему хотя бы нейтрально. Из каждой сквозил негатив. Они все предпочитали принижать его, ведь именно Изольд дал им возможность почувствовать себя живыми и сразу же погрузиться в отчаяние из-за того, что это временно.