Дрянной декан

Пролог

Пробка выскользнула из бутылочного горлышка с приятным "пух". Держа в одной руке свежераскупоренное вино, а в другой телефон, я подошла к окну и резко его распахнула, чуть не вывалившись наружу.

Над заросшим двориком распростерла крылья ночь, такая же необыкновенная, как у Гоголя в его "Утопленницах": утоплительная... тьфу, ты, упоительная, черная, бесконечная.

Будто спохватившись об отгремевшем лете, погода разразилась чередой не по-осеннему теплых дней. Начало октября в этом году больше напоминало август – безоблачным небом, сиянием звезд, эманациями безумства и волшебства, разлитыми в воздухе, сладковатым ароматом еле сдерживаемой страсти...

Ночь пахла победой, восторгом, сбывшейся мечтой. Природа готовилась умирать, но грусти не было и в помине. Я была влюблена, и влюблена взаимно... Чего еще можно было желать?

А вот можно. Было.

Налюбовавшись огнями вечернего города, я закрыло окно и упала в кресло. Гудки в трубке показались вечными – я успела сделать несколько нервных глотков, ожидая ответа. Мы расстались с Ромкой совсем недавно, перед этим здорово потусив в клубе. Судя по моим расчетам, он уже должен был добраться до своего захолустья.

Бармен, кстати, в клубе был замечательный, а выходящие из-под его "пера" коктейли – еще лучше. Только поэтому (а еще немного потому, что любовный пыл достиг апогея), я набралась храбрости сделать первый шаг и в открытую заявить о своих намерениях. А на домашний позвонила потому, что сотовый его разрядился в дороге и теперь не отвечал.

Спустя минуту на другом конце "провода" прозвучал знакомый голос. Единственный в своем роде – теплый и многогранный, как горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде.. Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью… Я в который раз замерла, с удивлением ловя череду мурашек, которую вызвало во мне простое слово из четырех букв:

– Алло?

– Привет, красавчик. Скучал по мне? – справившись с волнением, проворковала я.

– Э-э-э...

Согласна, начало не слишком оригинальное. В следующий раз обещаю придумать что-нибудь поинтереснее.

– Я вас не разбудила, мистер Верстовский? – сделала еще один глоток вина и отставила бутыль, сосредоточив все внимание на разговоре. Похоже, у нас не так много времени – концентрация внимания падала, а интерьер спальни плавно покачивался перед глазами.

Ромка помолчал, потом выдавил:

– ... Нет.

– Понимаю. Я тоже не могу уснуть, пока не услышу твое "спокойной ночи”, любимый.

– Спокойной ночи, – прозвучало довольно осторожно. – Может, мы сначала...

– Нет уж, молчи! – оборвала его я. – Будешь говорить, когда разрешу. Понял?

– Д-да...

– Что на тебе сейчас надето?

Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Не очень последовательная беседа, но что поделать... Пусть говорит, говорит хоть что-нибудь, а я буду слушать его и иногда направлять. Голос Ромки заводит меня так, что прямо искры из глаз. "Я узна-аю ег-о-о из ты-ся-чи", как пела одна молодежная группа энное время назад. Его низкий хрипловатый баритон – моя путеводная звезда в темноте одиночества... Моя нить Ариадны, следуя за которой, я достигну вершины наслаждения...

– Штаны, – ответил он после некоторого молчания. – И майка...

Никакой фантазии, чего и следовало ожидать. Я поморщилась, отодвинула в сторону чашечку лифа и накрыла грудь ладонью.

– А на мне – юбка, лифчик и трусики. Очень маленькие и соблазнительные трусики... Скажи, а штаны на тебе – спортивные?

– ??? ... Типа того...

– Они плотно обтягивают твою задницу?

– Э-э-э... Наверное. А что?

– Обожаю ее!

– Мою задницу?!

– Ага... Она такая аппетитная... М-м-м, так бы и съела тебя целиком! – я потеребила себя за сосок и выгнулась в спине: острое удовольствие, словно разряд тока, пронзило меня от груди и до самого низа живота. – Я бы поцеловала тебя… Сначала в шею, потом задрала майку и перешла ниже...

– О-о-о! – выдох на другом конце провода опалил жаром даже через десятки разделяющих нас километров.

– Мне продолжать?

– Да... пожалуйста!

– Обожаю, когда ты стонешь мне на ухо, как сейчас... – я скользнула ладонью себе в трусики и судорожно сглотнула, раздвигая ноги и устраиваясь в кресле поудобнее. – Я бы приспустила твои "вроде как спортивные" штаны... Скажи, он ведь уже стоит?

– Кажется... – секундная заминка (проверяет, что ли?). – Да!

– Достань. Возьми в руку и представь, что это я держу его... Ласкаю губами... Скажи, я делаю это медленно или быстро?

– Медленно... А потом – быстрее. Еще быстрее и... – он задохнулся и замолчал.

– Так, стопэ! – возмутилась я, заподозрив неладное. – Мы должны кончить одновременно, ясно?!

– Хорошо... – он помолчал и задышал в трубку. – А ты скоро?..

Еще даже и не на четверть. Попробуй тут ублажать себя и при этом выдумывать все эти пошлые фразочки. Тут либо одно, либо другое – я ж не Цезарь!

– Скоро, – покривила душой я. – И будет еще скорее, если кое-кто мне поможет!

– Хорошо. Ты красивая, девочка моя... – проникновенно зашептал он. – И горячая, словно все котлы ада, ожидающие грешников вроде меня... Я все правильно делаю?

Хм... Вау.

– Великолепно, – я потекла, при том и в буквальном, и в переносном смысле. – Люблю твой возбуждающий голос. Говори еще!

– Я бы стянул с тебя белье... Лифчик и трусики. Эти маленькие соблазнительные трусишки, которые сам же и подарил – черные, с красными кружевными оборками...

– Оборками?.. – я растерялась. Не дарил он мне никаких трусов пока, тем более, таких диковинных и похабных.

– Да. Они будто бы в старинном стиле... – в его голосе прозвучала необычная, отстраненная мечтательность.– Как у танцовщиц кабарэ из девятнадцатого века... Но с прорезью спереди и посередине.

1. Знакомство с будущим... свекром?

Кто ты, без права в этот час ночной

Принявший вид, каким блистал, бывало,

Похороненный Дании монарх?

Я небом заклинаю, отвечай мне!

Он оскорбился. И уходит прочь…

(“Гамлет”, У. Шекспир)

Одногруппник по имени Валера (фамилию я не успела еще запомнить) читал Шекспира мерно и гундосо. Да и перевод в сравнении с оригиналом звучал пресно, словно блеклая подделка. От его голоса клонило в сон: студенты клевали носами или залипали в смартфонах, Сергей Михайлович, престарелый преподаватель “Зарубежной литературы”, откровенно дремал. Молодежь прозвала препода “Молью”: он ходил в блеклом, будто припорошенным пылью, костюме, голос имел тихий и скрипучий. Венчала мешковатый костюм всклокоченная седая шевелюра.

И только нам с Гардениной было не до сна. Меня слишком взбудоражили события прошедшей ночи, а подруга слишком жаждала услышать подробности. Ей самой пришлось уйти рано, но она не расстроилась. Гарденина не из тусовщиц. Слушать о чужих похождениях ей нравилось больше, чем участвовать в них самой.

- Чего такая довольная? - шепотом поинтересовалась она, развернувшись ко мне и даже не пытаясь имитировать бурную учебную деятельность. Нам удалось занять места на последнем ряду, и спины других студенток скрывали нас от преподавательского ока. “Гамлет” воспринимался чем-то вроде фонового шума. - Неужели ЭТО наконец случилось?

- Ну… почти, - уклончиво ответила я, расплываясь в счастливой улыбке. - Это была самая лучшая ночь в моей жизни...

- Как громко сказано! Петтинг? Оральные ласки? - в карих глаза Юльки заплясали веселые чертенята.

- Кое-что другое, - я наклонилась к ней и шепнула на ухо. - Секс по телефону!

- Ничего себе! - присвистнула подруга и глянула на меня с уважением. - Это сложнее, чем обжиматься. И как оно?

- В деталях не помню, но общее впечатление: "восхитительно". Знаешь, не ожидала от Ромки такого… Раскованность, полет фантазии, отзывчивость - он был просто на высоте!

- Ну это же Верстовский! Знаешь, сколько девок у него до тебя было? Алинка с филологического, Лерка с лингвистического, Зуева с художественного перевода… - подруга начала загибать пальцы. - А если брать в расчет совсем короткие интрижки, пальцев не хватит, чтоб подсчитать.

- Ты точно с направлением не ошиблась? Тебе бы на математический, - поморщилась я. - Знаю, что много. И все равно… Он открылся передо мной с новой стороны… Мы будто разные кусочки одного и того же паззла - подходим идеально.

И я уставилась в большое панорамное окно, где с каштанов медленно опадали золотистые листья. Голова все еще гудела после выпитого алкоголя и нескольких часов сна.

- У вас ведь все только начинается, - веско заметила Юля. - Открытий впереди - видимо-невидимо… Кстати, где он сам? Никак не проспится после вчерашнего?

Я уж было открыла рот, чтобы ответить, но приятную беседу прервал голос преподавателя:

- Очаровательные блондинки с задней парты! Надеюсь, вы с таким жаром обсуждаете творение Шекспира?

Группа, сбросив дрему, обернулась к нам. В их глазах читалась насмешка с ноткой беспокойства: у Моля проблемы не только со слухом, но и со зрением? Блодинкой из нас двоих была я одна - Гарденина щеголяла роскошной каштановой шевелюрой. Препод выпрямился на стуле и оперся о стол руками - его костлявые кисти смешно торчали из рукавов и оттого казались еще более худосочными.

- Вроде того, Сергей Михайлович, - смиренно ответила Юля.

- Тогда дальше читает наша новенькая, - препод наклонился к журналу и некоторое время подслеповато смотрел в него. - Маргарита Красовская.

Только этого не хватало! Я принялась листать книгу, пытаясь вспомнить, на каком месте остановился Валерий. Меня спас звонок с полпары.

- Продолжим после перемены. Кто-нибудь, подскажите этим дамам номер эпизода, на котором иссяк предыдущий оратор…- преподаватель по зарубежной литературе поднялся из-за кафедры и направился к выходу, где чуть не столкнулся с новоприбывшим студентом. - О, юный Верстовский! Лучше поздно, чем никогда?

Ромка даже не заметил щупловатого старичка, возмущенно смотрящего на него из-под толстых окуляров. Он отыскал взглядом нас с Гардениной и приветственно поднял руку. Высокий рост, небрежная укладка, на голове объемные наушники, с которыми он почти никогда не расставался - парень подплыл к нам, словно чудесное видение, и мое сердце пропустило несколько ударов.

Парень. Мой парень.

- Привет, - Рома обольстительно улыбнулся и спустил наушники, оставив их болтаться на шее. В приоткрытые динамики сразу полетели отголоски энергичных битов и гитарных аккордов.

- Привет! - я привстала и потянулась к нему губами. Верстовский наклонился через Юльку, одарив меня приветственным поцелуем.

- Эй! - подружка возмущенно забилась под нами. - Я вам не мешаю?! Может, мне уйти?

- А, ты тоже здесь, маленькая заноза, - улыбнулся Рома. - А что, неплохая идея… Освободишь для меня местечко? Соскучился по моей Ритке…

- Конечно, здесь, - прошипела она. - Не все могут позволить себе приходить на занятия, во сколько им вздумается!

Да, Ромку трудно было назвать прилежным учеником. Он опаздывал (а частенько даже прогуливал), не делал домашних заданий и постоянно потакал своей лени (весьма харизматичной, что уж скрывать). Высокими оценками парень тоже не блистал - зато блистал на поприще тусовочно-любовном. Девушки млели от привлекательного раздолбая, а преподаватели смотрели на нерадивость Верстовского сквозь пальцы: его отец - декан, и этим все сказано.

- Не надо так громко завидовать, - к нам подошел Стасян, лучший друг Ромки. - Спорим, не случится ничего ужасного, если ты разок пропустишь первую пару, Гарденина?

Как и Верстовский, он тоже производил на женский пол неизгладимое впечатление. Но если Ромка покорял сердца в положительном смысле, то Стас - в прямо противоположном. Стоило Мильневу открыть рот, как руки так и чесались дать ему затрещину. За что? Да за все сразу! - наглую ухмылку, сальные шуточки, грязные мыслишки… Либо просто авансом.

2. Кадриль

Так ветер вдруг замрет перед грозой,

Так волк, рычать готовый, зубы скалит,

Так брызнет сок из ягоды тугой,

Как из ружья полет смертельной пули,

Слова непрозвучавшие резнули.

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)

Ну что за семейка! Интересно, почему никто не спросил меня, хочу ли я есть с ними вместе? Не хочу! Не могу, не желаю, даже думать не собираюсь… но придется. Ромке я, конечно, высказала свои претензии, вот только делу это особо не помогло.

– Ты против ужина с моим отцом?.. – неверяще выговорил парень и сделал такие жалобные глаза, что чуть не посрамил милейшего кота из мультика про Шрека. – Но ПОЧЕМУ?

– Ты слишком поторопил события, – я не дала себя обнять. Скрестила руки на груди и нахмурилась. – Знакомство с родителями, это очень серьезный шаг. Мы пока не готовы переходить на эту ступень!

Хоть убейте, но это ненормально. В наше время люди так не поступают. Не знакомятся с родителями избранника через жалких полтора месяца отношений. И уж явно не делают это до того, как переспать друг с другом!

Рома насупился.

– Как-то глупо получилось. Если ты настолько против, я могу сказать ему, что ты не хочешь с нами ужинать.

– А тебе не показалось, что твой отец тоже против? – сварливо заметила я. – Он не выглядел сильно счастливым. Скорее, излучал леденящий холод…

– Ты что! Он очень удивился, вот и все… Я ведь раньше и правда не знакомил его с девушками. Хотя было их немало...

Тут уж во мне взыграла ревность. Казалось, еще секунда, и я его поколочу. Своего безумно любимого Ромочку.

Что, если я говорила по телефону вовсе не с ним? Вдруг я перепутала сына с отцом?.. Но как у двух разных людей, пусть даже кровных родственников, могут быть настолько похожие голоса? Настолько похожие, что прямо одинаковые?!

Да не… Я воскресила в памяти облик старшего представителя семьи Верстовских. На вид ему – лет сорок. Мужчина явно немолодой, хоть и довольно подтянутый. Голубая рубашка – пуговички застегнуты наглухо, не продохнуть. Обычные невзрачные брюки. Обычные блестящие носы лакированных ботинок. Зато жилетка обращала на себя внимание… Такие, наверно, продают в магазине “Одежда для преподавателей: повседневная, невзрачная и исключительно скучная”. В общем, типичный зануда среднего возраста. Он бы не стал заниматься сексом по телефону. Кинул бы трубку, упал в обморок или словил инфаркт.

Но как узнать точно? Спросить?

“Рома, я тут с кем-то из твоего дома говорила и случайно кончила… Не подскажешь, кто это был?” Или так: “Вениамин Эдуардович, вас вчера ночью по телефону никто не домогался?”

Кошмар… У меня явственно зашевелились волосы. Стараясь избавиться от неприятного ощущения, я провела ладонями по голове, погружая их внутрь шевелюры и пытаясь расслабить сжавшийся в ужасе апоневроз. По итогу прочеса в руках осталось с десяток волосин: либо я слишком сжимала пальцы в процессе, либо они добровольно покинули опозоренную хозяйку.

– Ладно, раз для тебя это так много значит, пойдем, – сбросив предателей на пол, жестко сказала я. – Но только не сегодня!!!

И умчалась, даже не дав себя чмокнуть на прощание.

Горе-ужин был запланирован на следующий вечер. Юлька отреагировала неоднозначно.

– Рома представил тебя отцу? – Подруга перевела взгляд в пространство. Ее взгляд затуманился, а рот приоткрылся, изобразив букву “О”. Надо сказать, подобная мимика шла Гардениной невообразимо, придавая ее лицу сходство с личиком фарфоровой куколки – очаровательной и бесхитростной. – Вот это поступок… Да он и правда настроен серьезно!

– Считаешь? – я пыталась найти в ситуации хоть что-то хорошее. – Они оба сказали, что случилось нечто экстраординарное. Типа, до меня Рома своих девушек с отцом не знакомил.

– Ну да… – Юля отмерла и принялась наматывать локон на палец. – Его отца и так все знают, кроме тебя. Он же декан.

– Угу. Только я не собиралась пока с ним знакомиться, кем бы он ни был. Не находишь ситуацию дикой, учитываю наше с Ромой… положение?

– Дикой? Не-е-е. Скорее, поэтичной… Не ожидала, что Верстовского однажды потянет на романтику. На твоем месте я бы не стала отказываться. Что такого ужасного случиться из-за одного ужина?

Знай Юляша всю правду, она бы не просто отказалась… С ее категоричностью и принципиальностью, подруга подстриглась бы в монахини. В лучшем случае – взяла годовой абонемент на посещение духовной семинарии. Для перевоспитания и замаливания грехов.

Я на такие крайние меры идти не собиралась. Ладно, перетерплю один единственный ужин, уверюсь, что ничего ужасного не произошло, и у меня всего лишь разыгралось воображение… И заживу себе дальше спокойно.

Событие назначили на семь вечера. У меня было время, чтобы приползти домой после занятий, посидеть в ступоре, отбиваясь от расспросов родителей (нечего еще и их в это втягивать!), и начать собираться в ресторан. Хотя чего там собираться? Ради такого случая я прихорашиваться не планировала.

Джинсы оставила те же, в которых была в университете, натянула черный пуловер крупной вязки – он никогда мне особо не нравился, а после сегодняшнего вечера и вовсе грозил отправиться в мусорное ведро. В прихожей меня встретила мама.

– Надеюсь, сегодня будешь вовремя? – родители еще не забыли мое позавчерашнее приключение.

– Вернусь так быстро, как только смогу.

Я и правда не собиралась задерживаться на предстоящем мероприятии. Только туда и обратно, прямо как в “Хоббите”. И никакие дорогие рестораны – а ресторан, по заявлениям Ромы, планировался астрономический – никакие огни центра Москвы не заставят меня задержаться там дольше, чем необходимо.

Отдать дань традиции, и на этом все. Я накинула на плечи облегченную кожаную куртку, быстро намотала шарф, засунула ноги в тяжелые ботинки и выскользнула из дома. Хотя нет, “выскользнула” – неправильный глагол. Медленно, неохотно, предчувствуя новые и неизвестные доселе осложнения, потопала я по направлению к метро. Как бы я ни храбрилась и не искала подкрепления в праведном гневе, во мне мерзким подселенцем угнездился страх. Отвратительным, гнусным паразитом шевелилась внутри тревога: что, если и правда?..

3. Карнавальный магазин

О, если все, кто любит, злополучны,

То, стало быть, таков закон судьбы.

Приучим же и наш удел к терпенью,

Затем что скорбь с любовью неразрывна,

Как сны, и грезы, и мечты, и вздохи,

И слезы, спутники печальной страсти.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

Мы с Юлькой расположились на пустующем университетском подоконнике. Я поерзала, устраиваясь поудобнее и прижимаясь к холодному стеклу, за которым опускались ранние осенние сумерки. Мимо сновала толпа учащихся.

Зданию Ливера было больше века, и никакие ремонты не в силах были изгнать поселившийся в нем дух тлена и быстротечности времени. Новенькая побелка, год или два исправно маскирующая его преклонный возраст, на третий осыпалась, приоткрывая старое, не желающее меняться нутро заведения. На рельефной плитке санузлов проступала плесень, да не абы какая, а с "породистой" прозеленью. Если найти уединенное место, расслабиться и позволить мыслям течь в свободном направлении, можно удивиться и чуть-чуть испугаться: разглядеть краем глаза неясное мельтешение в пустых коридорах, расслышать гул, доносящийся из библиотеки – равномерный бубнеж многотомных романов, нервные вскрики поэтических сборников…

Правда, местную кухню “высокой” не назовешь. Полная тетенька в белом переднике, уместившая тележку между двумя величественными колоннами, успешно собирала очереди голодных студентов. Ее хот-доги пользовались не меньшим спросом, чем тома Фицжеральда или Дюма.

– Уже думала, что наденешь на Хэллоуинский бал? – спросила Юлька с набитым ртом.

Я вздохнула.

– Какой там... В последнее время мысли совсем другим заняты.

– Ты все о своем! – подружка закатила глаза. – Да трахнитесь вы, никуда не денетесь. А вот осенний бал, это, между прочим…

– Чш-ш-ш! – зашипела я, дергая ее за рукав. Не хватало только, чтобы весь вуз оказался в курсе новости: самая скандальная парочка сезона, Роман Верстовский и его новая пассия, так до сих пор и не переспали! Потому что сплетни ходили прямо противоположные. Если верить им, то мы, как кролики, совокупляемся на каждой перемене, в любом мало-мальски подходящем для этого месте.

И никто не брал в расчет, что с посещаемостью Романа это чисто физически невозможно сделать. Мне хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать дни, когда сын декана честно отсидел все заявленные в расписании пары. Вот и сегодня он безбожно прогуливал. Осталось всего одно занятие по “Читательской грамотности”, перед которым красовалось жирное и так любимое всеми “окно”, так что надеяться на появление Ромки не приходилось.

– … неимоверно важное событие в жизни нашего универа! – непререкаемым тоном закончила Юля. – Он уступает, пожалуй, только выпускному спектаклю. Вот, посмотри.

Девушка подхватила валяющийся на одном из подоконников свежий выпуск “Литературного альманаха” и ткнула рукой в заголовок, крупными буквами и жирным шрифтом намекающий всем и всякому, что долгожданный бал уже на носу.

Да, мои творческие на всю голову сокурсники не только хот-доги поедать умеют. Помимо этого они выпускают газету, устраивают тематические балы, а незадолго перед окончанием учебного года ставят драматургическую постановку, посмотреть на которую приходят все учащиеся с первых и до последних курсов.

– Это бал твой никуда не денется, состоится и без моего участия, – чуть обиженно возразила я. – А вот насчёт нас с Романом… Ума не приложу, где это можно сделать-то! Мои родители безвылазно дома сидят. У Ромки? Сомневаюсь, что его отец вообще на порог меня пустит, – я поежилась. – Блин, Юль, ты бы ЕГО видела…

– Декана? Да видела я его, – Юля ела хот-дог в своеобразной манере, откусывая булочку с обеих сторон и постепенно подбираясь к сосиске, непристойно торчащей из смоченного соусом хлебного мякиша. – Он вообще видный мужчина.

– "ВИДНЫЙ"?! – у меня чуть глаза не вылезли из орбит от такого заявления. – Что значит “видный”??? Ну если только в том плане, что высокий и потому видно издалека…

– Да нет, в самом прямом. Красивый он.

Ага. Красивый и реальный "чел". Мне расхотелось есть хот-дог. Но нет уж, пора брать себя в руки и завязывать с голодовкой! Вчера я по его вине осталась без ужина, сегодня рискую лишиться обеда… Если так будет продолжаться и дальше, помру от истощения – жировые запасы у меня не больно богатые.

– Юль, лучше бы ты на парней внимание обращала, а не на преподов! Сама-то выбрала, в чем пойдешь?

– Конечно. В костюме порочной монашки. Жаль, с алиэкспресса уже не успею заказать, – девушка мечтательно вздохнула. – Но у меня на примете есть неплохой карнавальный магазин… Стоп, а поехали прямо сейчас? Может, и тебе что-нибудь подберем как раз!

– Не знаю, – насупилась я. Гарденина училась в институте с первого курса и уже заработала репутацию старательной ученицы, а мне до такого еще ботать и ботать. – За полтора часа не успеем смотаться. Пропустим последнюю пару.

– Да кому нужна эта “читательская грамотность”? – Юля уже вовсю загорелась идеей. Она быстренько запихала в себя хот-дог и развернулась ко мне с дико блестящими глазами. – Вспомни, когда мы последний раз поднимали себе настроение отличным шоппингом?

– М-м-м… Недели две назад? На тебе как раз те джинсы, которые мы купили в прошлый раз.

– Не может такого быть! Это явно было целую вечность назад! Ну поехали, Красовская! Нам просто необходимо немного развеяться. Видок у тебя сегодня неимоверно кислый, честно говоря. Кому такую в постель захочется укладывать?

Определенно, это был удар ниже пояса. Иногда мне и самой хотелось дать Юльке пинка за то, с каким пренебрежением та относилась к моей огромной и очень важной проблеме. Но что было хуже – она говорила правду. Мужчины не терпят угрюмых, обиженных или ворчащих женщин и справедливо стараются держаться от них подальше.

4. Дом Верстовских

Ты слишком смело преступаешь скромность,

Покинув город и себя предав

Рукам того, кому ты не мила;

Вверяя неожиданностям ночи

И злому наущению пустыни

Сокровище невинности своей.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

– Это ваш дом?

Я в нерешительности остановилась перед большим крыльцом, украшенным изящными литыми перилами и островерхой крышей.

– Да, а что? – Ромка возился с замком, и потому не видел моей оторопи.

– Впечатляет... Он старый?

Старый и знакомый. Меня не отпускало чувство дежавю. Я будто уже видела этот дом ранее… Хотя, видела, конечно, и конечно – не конкретно его… Коттеджи такого типа повсеместно встречались в Великобритании – основательные, и в то же время изящные, без особых изысков, но с гармонией линий и элементов, сочетающихся и дополняющих друг друга. В нем было нескрываемое благородство. От дома веяло достоинством, неспешностью, умудренностью… Поэтому я и предположила, что дом стар, хоть и тщательно отреставрирован. Но Рома меня удивил.

– Да нет, не очень. Хотя те, кто видят его со стороны, особенно на фотографиях, дают ему лет сто, а то и больше.

– А-а-а... – Чуть более облегчённо протянула я. – Значит, это новодел?

– Не совсем. Его построил мой дед.

– А остальное?

Я имела в виду участок. Разбитый вокруг дома сад поразил меня не меньше самого здания. Багряные клены и золотистые берёзы неспешно посыпали листьями заросли вереска и роз. Вместо аккуратного газона землю покрывала буйная, ничем не сдерживаемая растительность. В таком саду можно заблудиться, нахвататься колючек и проклясть весь белый свет, но тем не менее, было в нем нечто необыкновенное... Определенно, ради него стоило ехать сначала на метро, потом – еще немного на электричке, и зафиналить эпическое путешествие пешей прогулкой через лес до закрытого коттеджного поселка, где коротала дни семья Верстовских.

– Сад посадила бабушка, потом за ним приглядывала мама. С тех пор, как мы с отцом остались одни, он немного подзапустился, конечно… Но нам нормально и так.

Ага. Честно говоря, я представляла сегодняшний вечер и свою реакцию несколько другими. Взгляд сам собой уперся в спину наследника всего этого великолепия. И почему меня не предупреждали, что я связалась с семьей аристократов? Или предупреждали, но я ничего не хотела слышать? "Не такой, как остальные", "Золотая молодежь", "Роману все сходит с рук" – разве не таким описывает моего избранника народная молва Ливера? Да и он сам не лучше: "Шекспир – у меня в крови". Пафосно, но маловероятно. На мой взгляд, Шекспиром в Ромке и не пахло.

Рома справился с замком и первым шагнул в прохладную, пахнущую чем-то необычным, прихожую. Нащупал рукой выключатель: я запрокинула голову наверх, где заблестел металлом тяжелый светильник в виде раскинувшего крылья орла. Потолки в доме были высокими. Прихожая – необычайно просторной, а уводящий в темноту коридор – широким.

– Заходишь? – он поманил меня за собой.

– Да, – я переступила с ноги на ногу и неловко наклонилась, потянувшись к сапогам – разуться.

Чувствовала я себя при этом странно – будто собралась разуваться в музее. Или в Версальском дворце, куда пришла с экскурсией. Не очень приятное ощущение, честно говоря. Только пришла, а уже чувствовала себя лишней! Вплоть до этого момента наша с Ромой разница в материальном положении не очень бросалась в глаза. Я – из простой семьи. Родители образованные, да, но образованные в первом колене. Колено же второе, а также третье, четвертое и все последующие в обратном направлении прилежно пололи репу в деревнях. И даже три года жизни в Англии не придали мне ореола крутости или внешнего лоска. Хотя Юлька считает иначе.

– Можешь присесть, – парень указал на удобную банкетку из темно-серой, явно натуральной, и блестящей так, словно ее битый час натирали воском, кожи.

– Да уже все, – я придвинула ботинки максимально близко к стене, чтобы они не "отсвечивали" и не портили гармонию внутреннего убранства. – Скажи, мы точно будем одни? Нам не помешает... Ммм, дворецкий?

– У нас нет дворецкого, Рит, – парень притянул меня к себе и чмокнул в нос.

Странно. Попадая в такой дом, первый делом ожидаешь, что тебе навстречу кинется услужливый дяденька во фраке.

– А прислуга? – я нервно хохотнула. – Повар? Камердинер? Прочая челядь?

– О чем ты говоришь, дурочка? – Рома расстегнул молнию и стянул с меня куртку. – Я и слов-то таких не знаю!

– Неужели ты сам убираешь весь этот дом? – я посмотрела вдоль просторного коридора: взгляд затерялся вдали.

– Убирает приглашённая домработница раз в неделю. А еду готовим мы сами... – Рома помолчал и добавил. – Если совсем честно, готовит чаще всего один отец.

– Понятно, – протянула я. Разбаловал, значит, декан сыночка. – А он точно сегодня не вернется?

– Ты умопомрачительно дотошная, радость моя. Какой раз ты это спрашиваешь за сегодня?

– Какой бы ни был, ответь.

– Не вернется. У него сегодня литературные посиделки.

– Чего-чего?! – я забыла о шикарном интерьере Ромкиного дома и переключила удивление на новую тему.

– Ну, типа кружок по интересам. Вечер с любителями Шекспира, Средневековой поэзии, прозы эпохи Возрождения ну и всего остального в том же духе.

– А тебя почему не взяли?

Роман перехватил мой взгляд, который излучал недоверчивое веселье, и поспешил пояснить.

– Там все почтенного возраста. Как папа или старше. Да я бы и сам не пошел.

– Чем же они занимаются на своих… посиделках? – меня охватило любопытство с каким-то неприятным, немного гадливым, привкусом. Как в хорошем триллере: вот знаешь же, что лучше не совать нос куда не следует и не спускаться в тёмный подвал, а все равно берешь и делаешь это, потому что интересно, мать его…

5. Баута и Моретта

О, чистых губ мне наложи печать!

Какую сделку заключить должна я?

Себя теперь готова я продать,

А ты внесешь мне плату, покупая.

И чтоб покупку увенчать верней,

Печатью мне уста замкни скорей.

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)

– Без вопросов… – Рома вдруг оторвался от меня и с восторгом уставился в пространство, ловя вибрации пришедшей ему в голову идеи. – Слушай, а давай включим музыку? Будет улетно.

Он оставил мою грудь в покое и вскочил на ноги.

– Давай, – мне не хотелось прерываться, но его уже и след простыл. Тяжело вздохнув и вернув бюстгальтер на место, я покинула насиженное место.

Верстовский-младший нашелся не сразу. Мне помогла музыка: пока я мялась в коридоре, боясь пойти в неправильном направлении и заблудиться, из-за поворота зазвучали торжественные, немного грустные ноты симфонического оркестра. Пойдя на звук, я вышла к просторной гостиной.

– Чайковский? – выбор музыкального сопровождения меня несколько озадачил.

– Извини, это не мой трек-лист, – Рома быстро что-то искал в телефоне, стоя рядом с внушительного размера музыкальной колонкой. – Сейчас переключу.

Перед колонкой стояло несколько кресел, журнальный столик. Вдоль стен громоздились книжные шкафы. Завершала великолепие хрустальная люстра – свет отражался в десятках прозрачных подвесок, по форме напоминающих застывшие капли воды. Легкие разноцветные блики падали на стены и потолок, будто россыпь звездной пыли, выпущенная палочкой доброго волшебника.

В гостиной мне понравилось больше, чем на кухне. Есть удобные кресла, и можно задернуть темно-фиолетовые портьеры: сейчас в окна с любопытством заглядывают рыжеватые ветви кустарника, но их можно задернуть, чтобы стало интимно и уютно. На некоторых полках в шкафу я разглядела свечи – зажжем, и в спальню можно уже не идти – места на полу вроде хватает…

– Эй, а ты чего без шампанского?

Когда я вернулась, Чайковского уже отрубили. После короткой паузы дом наполнили бодрые звуки веселого рока. “Bitch came back” – вкрадчиво запел солист, и мое сердце наполнилось радостью.

Я повела плечами и, улыбаясь, направилась к Ромке, пританцовывая на ходу. Тот изобразил, что играет на гитаре, встряхивая шевелюрой и подпевая песне:

"But the bitch came back, she couldn't stay away.

Don't you know the bitch came back?.."

– Смогла унести только один фужер, ничего? – громко спросила я, чтобы перекричать рок.

Парень лишь по-дьявольски усмехнулся.

– Давай отбросим все правила, крошка? – он отобрал мою ношу. Бокал отнес на стол, а бутылку поднял над собой и медленно наклонил, заливая алкоголь струей прямо себе в рот. Шампанское белым пенным потоком хлынуло ему на лицо, стекая ниже, прямо в ворот майки.

– Йее-хуу! – прокричал Ромка, вертя головой и отфыркиваясь, словно морской котик: во все стороны полетели алкогольные капли. – Так гораздо вкуснее! Хочешь тоже?

Парень стянул через голову намокшую футболку и отшвырнул ее в сторону, оставшись голым по пояс.

– Ого! – я залюбоваться его подтянутым телом. Из статуса "целомудренного свидания под классическую музыку" встреча стремительно переходила в стадию "пьяной угарной вечеринки". Но мне такой поворот даже понравился. – Только сначала…

Я повернулась к нему спиной и, продолжая задорно вертеть бедрами, расстегнула пуговицы на своей рубашке. Ленивый взмах одной рукой, потом другой… и вот я стою перед ним в одном лифчике. Веселье весельем, а вот рубашку мочить незачем.

– Детка, ты лучше всех! – завопил Рома. – Иди ко мне, я угощу тебя вкуснятиной!

Он сделал глоток игристого и притянул меня к себе. Я прижалась к его губам и ощутила, как кисловатый напиток переливается мне в рот. М-м-м, какой же он вкусный… вкусный и сумасшедший. Обожаю… Рома надавил мне на плечо, вынуждая опуститься перед ним на колени, и поднес горлышко бутылки к моему лицу. Я захохотала и оттолкнула обаятельного мерзавца, когда шампанское заструилось и по моей груди тоже.

– Дурачок! Мы же перепачкали весь ваш дорогущий паркет!

– Плевать, – одногруппник снова потянулся к моим губам, но я вдруг заметила полоску золотистого света, льющегося из приоткрытой двери на другом конце гостиной.

– А там что?

– Хм, – Рома хмыкнул и прищурился, словно задумав кое-что интересное. – Там кабинет отца. Пошли посмотрим. Тебе должно понравиться.

Я хотела возразить, что мне не может понравиться что-либо, связанное с его отцом, но мое мнение, как оказалось, интересует Рому чисто для галочки. Не успела оглянуться, и вот мы уже внутри.

– Ого… Что это?

– Настоящие венецианские маски, привезенные прямиком из Италии! Клево, да? Папа не один год собирал коллекцию. Некоторым из них очень много лет.

В кабинете так же стояли книжные шкафы, большой светлый стол… На столе стоял раритный телефон со шнуром (век бы мне его не видать!). А над ним на дубовых панелях висели карнавальные маски – десятка два, не меньше. Прикрывающие лицо полностью или только наполовину; сужающиеся к подбородку, или наоборот, образующие там выступ; белые, чёрные или разноцветные; лаконичные в своей простоте, или богато украшенные кружевом и камнями, бархатные или покрытые лаком… Каких масок там только не было!

– Вау, – только и смогла сказать я. – Это же "чумной доктор"? – и указала на черную маску с длинным носом в виде клюва хищной птицы.

– Ага! Средневековые лекари закладывали в кончик носа душистые травы и благовония, которые должны были уберечь бедняг от "миазмов смерти". А такая маска называется “Баута”...

Рома снял со стены и приложил к лицу белую маску. Она расширялась к подбородку, не прилегая к челюсти, отчего смотрелась довольно курьезно.

– В ней можно есть и спокойно пить… – он тут же продемонстрировал удивительные свойства бауты с помощью бутылки, в которой оставалось еще немного шампанского.

7. На ковер!

Мне этого и враг ваш не сказал бы,

И слух мой не насилуйте и вы,

Чтоб он поверил вашему извету

На самого себя.

(“Гамлет”, У. Шекспир)

Ничего страшного не случилось. Ну, кроме того, что я в очередной раз попала в дурацкое положение, и снова – в присутствии Ромкиного отца.

Пора бы уже привыкнуть, но как-то не получалось. Мало того, что первая ночь с Романом опять накрылась медным тазом, так еще и застали чуть ли не за самым непотребным делом…

Ужас, а если бы декан заявился чуть позже – когда мы бы уже вовсю предавались страсти на его столе, например?..

Я чувствовала себя неважно весь тот час, что ехала до дома. К стыду добавилась легкая паника – заметив мое нестабильное душевное состояние, водитель такси… нет, не приставал в открытую, но активно набивался в утешители. И Ромка так и не позвонил и не спросил, нормально ли я доехала, что совсем никуда не годилось. И на следующий день опять прогулял все занятия. Всю ночь стоял в углу за дурное поведение и потому проспал?..

- Разве может одному и тому же человеку так стабильно и капитально не везти? - пожаловалась я Юле после занятий. - Мистика какая-то... Может, я и правда не с тем Григорием связалась?

- Эгрегором, - подруга, не вполне оправившаяся от шока после моего рассказа о вчерашнем вечере, оживилась. - Думаю, дело именно в этом. Хочешь, я почитаю, что можно сделать в этом случае? Может, обряд какой провести?

- К черту обряды, Юль. Но Ромка... Как он мог? Он ведь пообещал мне больше не пропускать!

– Это то, что тебя больше всего волнует сейчас? Декан факультета и по совместительству отец бойфренда видел тебя практически голой, а ты переживаешь из-за того, что Ромка не пришел на занятия?

Я внутренне поморщилась.

– Я была не голой, а в лифчике, и лифчик был достаточно закрытым. И вообще, что в этом такого? С тем же успехом я бы могла предстать перед ним в купальнике… Визуально разницы никакой! – я придумала сей довод еще ночью. Сначала он показался притянутым за уши, но чем больше я размышляла о нем, тем более разумным он представлялся.

– Даже не знаю… – Юля вертела в руках листок бумаги, в пятый раз сворачивая-разворачивая многострадальный "самолетик". – Все равно это как-то…

– Декан даже глазом не повел, уж поверь! – разозлилась я, доставая из рюкзака бутерброд. – Ты представляешь, сколько Верстовскому лет? В его возрасте не до обнаженки! О вечности думать надо!

– Да вроде не так много ему… А правда, сколько? – девушка перестала издеваться над бумагой, скомкав ее и запустив в урну. Она задумчиво (и, как мне показалось, даже мечтательно) уставилась в потолок. – Тридцать восемь? Сорок?.. Сорок три?

– Не знаю и знать не хочу! – отрезала я. – И тебе думать об этом не советую. Попахивает извращением…

– Извращением? – рядом с нами материализовался Стасян, верный друг прогуливающего Ромы. – Что ты вчера натворила, Красовская? Почему Верстовский не пришел?

“Черная полоса” продолжалась. Только этого балбеса не хватало для полного счастья! И так настроение ни к черту, так еще самый раздражающий персонаж Ливера вдруг решил одарить меня своим вниманием. Хорошо, Рома ничего ему не рассказал. Постыдился или просто не успел?..

– Не твоего ума дело, – я царственно выпрямилась и откусила от бутерброда, хотя руки так и чесались отыграться на Стасе за мои неудачи. – Почему что-то обязательно должно было случиться?

– Ну, иначе его отец не вызывал бы тебя сейчас к себе…

Приготовленный мамой сандвич перестал казаться хоть сколько-нибудь вкусным. Кусок хлеба встал поперек горла, и если бы не своевременное вмешательство Юльки, отдубасившей меня по спине, лежала бы я, задохнувшись, поперек коридора.

– Меня вызывают в деканат? – утерев набежавшие на глаза слезы, переспросила я.

– Нет, конкретно к Вениамину Эдуардовичу.

Я приуныла. В деканате мне бывать приходилось: тамошние тетушки – очень милые и понимающие. А вот чтобы у самого декана… Бог как-то миловал до сих пор.

– Не пойду, – слабым голосом заявила я.

– Значит, совесть и правда нечистая! – обрадовался друг моего парня.

А, черт бы их всех побрал – Стасяна, декана, генетику, которая наградила их с Романом одинаковыми голосами... Мало того, что засыпаю и просыпаюсь с мыслями о ночном телефонном разговоре, так еще и днем никакого спасу!

– Думаешь, это из-за лифчика? – встревоженно спросила Юля, тоже забыв о перекусе. Стас к тому времени убрался восвояси, вдоволь напившись моим шоком, но так и не разведав причины того, почему я впала в немилость у сурового препода.

– Или из-за такси? – выдвинула спасительное предположение я. – Дорого, наверно, обошлось… Может, и правда не ходить, а?..

– Иди обязательно! – подруга замахала руками. – Иначе он решит, что ты не только распутная, но еще и безответственная…

– Ладно. Не поминай лихом. Наверно, не донесла какой-то документ, когда переводилась, только и всего.

Прозвенел звонок на пару, и коридоры Ливера быстро опустели. Стало довольно тихо. Будущие писатели, поэты, рецензенты, переводчики и прочие деятели пера скучковались в аудиториях, из-под закрытых дверей которых прорывался неясный ропот. Я направилась в сторону деканата, превозмогая волнение и нехороший стыд. Старая лестница встретила меня поскрипыванием ступеней и приятной прохладой широких лакированных перил, а в наземной галерее, соединяющей главный корпус с административной башней, брезжило теплое осеннее солнце – последний отчаянный привет, посылаемый уходящим летом. Золотые лучи заблудились в замкнутом помещении, отражаясь от стеклянных стен, и раз за разом ударяясь о них, нагрели воздух неотапливаемого коридора почти до курортной температуры.

Я помялась около нужной двери, потом зачем-то приблизила к ней ухо. Тихо. Господи, хоть бы у него были посетители, тогда я смогла бы с уважительной причиной избежать нежелательного разговора… Что-то подсказывало – ждать приятной беседы не стоило. Наконец я постучала в дверь и осторожно заглянула внутрь.

8. Отец моего парня - маньяк!

Сойди с седла, мой милый, поскорее

К стволу уздою привяжи коня!

Меня порадуй милостью своею

И сотни тайн узнаешь от меня.

Приди и сядь, здесь не таятся змеи…

Я докажу, как целовать умею!

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)

Как ни странно, но спала я после такого эмоционального дня преспокойно. Мне было настолько хорошо в объятиях Морфея, что созрело решение больше никогда не покидать постели. Я оборвала первый и второй будильники. Третьего не существовало. Поплотнее закуталась в одеяло – отопление еще не включили, а промерзала наша "сталинка" почти моментально – и приготовилась покинуть реальный мир, который был ко мне слишком жесток. Но через пять минут заглянула мама.

– Марго, ты почему до сих пор не встала? У вас отменилась пара?

– Можно и так сказать, – проворчала я, натягивая на голову одеяло, которое, впрочем, тут же сдернули обратно.

– Не поняла. Ты что, решила прогулять?!

– Именно, – снова потянула край одеяла, пытаясь отобрать у матери вожделенный кусок ткани. – Дай поспать!

Но справиться с родительницей, бодрой, уже позавтракавшей и полной сил, было нереально. Чуть поборовшись с сонной дочерью, она стащила с кровати одеяло и кинула его на кресло.

– Ой, холодно же! – пискнула я и мигом свернулась в клубок.

– Так ты оденься, и станет тепло, – мама отошла к туалетному столику и принялась поправлять светло-русые локоны, лежащие в восхитительном, ненавязчиво идеальном беспорядке (о, мне было известно, сколько времени и сил уходило на создание этой обманчивой ненавязчивости!). Она всегда просыпалась раньше всех в квартире, а, может, и целом доме. И к моменту моего пробуждения уже сияла и благоухала, словно волшебное, не ведающее, что такое ночной сон, создание.

– Не станет. Почему ты так жестока?! – возопила я.

– Так. – Тихо цокая невысокими каблучками, прикрепленными к атласным домашним тапочкам цвета пыльной розы, мама подошла к шкафу, достала оттуда плюшевый халат и положила его рядом со мной, а сама села рядом. – Что-то случилось?

Я нехотя приподнялась и накинула на себя халат. Все равно досыпать мне уже не светит: придется врать матери и слушать ответные нравоучения…. Солнце, по осени перестающее вставать спозаранку, освещало спаленку тусклыми лучами. По сравнению с шикарными хоромами Верстовских моя комната выглядела чуднО и слегка убого. Бежевые обои в мелкий цветочек уже не соответствовали моему возрасту и внутреннему состоянию. Светлый гарнитур из шкафа, стула, письменного и туалетного стола покупался при царе Горохе. На спинке кровати красовалась розовая, с белым кружевом, обивка. С люстры свисали декоративные бусы и фигурка маленькой балерины. Что ж. Во времена учебы в школе интерьер сего места меня вполне устраивал. А после я уехала в Англию, и родители оставили все, как есть, дабы тешить себя надеждой, что однажды их маленькая дочурка вернется в свою детскую спальню. Не зря, однако.

– Просто не хочу сегодня ехать на занятия, – вздохнула я. – Мне что, нельзя хотя бы раз проспать?!

Мама помолчала. Милосердие боролось в ней с родительской строгостью. И последняя перевешивала, как обычно.

– Можно. Но это плохо скажется на твоей успеваемости, и, главное, репутации. Ты совсем недавно в Литературном, и прогулы…

– “Успеваемости”? “Репутации”?! – перебила я ее. – Да пофиг вообще. Мне декан самолично предложил свалить куда подальше из их Литературного…

– Интересно… – она округлила светло-зеленые, аккуратно прокрашенные тушью глаза. Цвет радужки мне, кстати, достался от нее, как и некоторые другие особенности “околомодельной” внешности – высокий рост и стройное тело. – И чем ты заслужила такое предложение?

– Ничем! – гневно, а потому почти искренне, соврала я. – Не нравится ему, что я посреди учебного процесса заявилась, и что пройденная мной программа отличается от той, что дают у них!

Я натянула на голову плюшевый капюшон, сложила руки на груди и насупилась, словно маленький ребенок. Так и не повзрослевший интерьер спальни действовал на меня соответствующим образом. Но мне и правда хотелось малодушно прогулять. Мама вздохнула и обратила взор вдаль.

– Юрий!

Ну вот, она позвала отца. Через десять секунд в спальню заглянула всклокоченная, светлая, наполовину седая голова моего второго родителя, принеся с собой уютный аромат булочек и яичницы.

– Что-то срочное? Там еда на плите горит.

– У нас проблемы, Юра, – трагическим голосом возвестила мать, – наша Рита…

Занятная, но ожидаемая оговорка. Не декан – гад, а это Рита что-то там натворила! Мама не сомневалась, что источником неприятностей в первую очередь являлась я сама. Возможно потому, что помимо завлекательной внешности, мне передалось и ее упрямство, напористость и умение находить приключения на заднюю точку.

– Что проблемы, это не новость, – перебил жену “Юра”. – Мы можем договорить на кухне?..

Я уже сняла капюшон и нащупывала ногами тапочки. Против двоих мне не выстоять. Разочарованную маму я уже получила, если сейчас же не встану с кровати, обзаведусь еще и рассерженным, лишенным завтрака, папой.

Через десять минут мы дружно доедали спасенную глазунью. Главу семейства уже посвятили в курс дела. Он отхлебнул кофе и провел рукой по начинающей лысеть макушке.

– Значит, ты отказываешься идти в институт, потому что кто-то там тебе не очень рад? – нарочито строго спросил он.

Папа меня любит, если что. Думаю, я на втором месте в списке главных жизненных предпочтений Юрия Александровича: заботливая нежность ко мне опережает его подуставшую привязанность к маме, но проигрывает неугасаемой страсти к науке. Вот и сейчас – мы еще не встала из-за стола, а он уже пододвигает к себе ноутбук, чтобы уткнуться в него и не вставать до следующего приема пищи. Который ему же, к слову, и придется организовывать: мама слишком великолепна, чтобы опускаться до банальной готовки.

9. Лучшая подруга

Так проживу и я и так погибну,

Не подчинив своей девичьей воли

Тому, под чьим насильственным ярмом

Моя душа склониться не согласна.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

Конечно, я простила.

Он долго прибирался после моего ухода, потом ему стало стыдно, оттого что у нас все так глупо сложилось, потом он просто переживал и стеснялся написать. Ромка выглядел почти несчастным и с опаской поглядывал на отца, пока тот не покинул аудиторию. Неужели ему правда так крепко влетело?.. Спрашивать было неловко.

Мы целовались на каждой перемене, а на парах сидели, держась за руку и щупая колени друг друга (Юля ради такого события согласилась отсесть). К концу занятий я окончательно оттаяла и вспомнила, за что так безоглядно влюбилась в Рому.

– Может, сходим в кино? – мечтательно промурлыкала я ему в ухо, стоя на крыльце Ливера. Интересных премьер не наблюдалось, но в таких походах главное ведь не сам фильм, а большой затемненный зал, интимная обстановка, возможность побыть рядом с дорогим тебе человеком…

– Эх, я бы так хотел, Рит! – Рома зарылся лицом в мои волосы. – Но мы сегодня с группой репетируем… И так несколько дней пропустили из-за… всего этого.

Из-за меня, ага.

– А поехали ко мне? – Юля увидела, как я изменилось в лице. – Нам как раз нужно готовиться к следующей “зарубежке". Твой отец, Ром, не даст нам пинать балду, как мы делали последние два семестра.

– А поехали! – я старательно показывала, что не задета Ромкиным отказом. – С чего он вообще решил заменять Моля? Других преподов не нашлось, что ли?

Парень почесал в затылке и надел наушники. Шапки он не носил, хотя дни, особенно по утрам и вечерам, стояли прохладные.

– Наверно, хочет приглядывать за мной теперь и на занятиях. Считает, я мало внимания уделяю учебе…

– Интересно, с чего вдруг? – деланно удивилась я, наматывая шарф и запахивая куртку. Робкое осеннее солнце подмигнуло в последний раз и скрылось за облачком. Сразу стало зябко и неуютно. – Ладно, Юлек, пошли.

Мы наскоро попрощались с Романом и направились к проходной. По пути нам попалось несколько знакомых Гардениной с других потоков, она улыбалась им и здоровалась. Я следовала ее примеру, но улыбка получалась натянутой, а кивки – скованными: я мало с кем успела познакомиться помимо одногруппников, да и настроение оставляло желать лучшего. Интересно, я вспомню когда-нибудь, что такое безмятежное счастье?..

– Если поспешим, успеем домой к обеду. А если нет, мама все равно приготовит нам что-нибудь вкусненькое, – Юля взяла меня под руку, и мы, покинув живописную территорию Ливера, вышли на улицу. После расслабленной обстановки литературного, тут царил бедлам: машины на дороге образовали пробку, пешеходы спешили так, что норовили сбить тебя с ног, краснели и зеленели светофоры – в общем, типичный мегаполис жил своей типичной будничной жизнью.

На удачу, подруга жила достаточно близко. В метро спускаться необязательно, можно с полчаса покемарить в автобусе, проезжая мимо парков, шумных развязок и Москвы-реки, и оказаться у ее дома. Я могла бы жить там же, если бы родители не сменили квартиру на более просторную и в другом районе. Собственно, так мы с Гардениной и начали дружить – случилось это в стародавние времена, когда мы с ней были практически соседками и гуляли в одном дворе. Основа была заложена такая крепкая, что ни дальнейший переезд, ни учеба в Англии не смогли помешать детской дружбе. И вот я вернулась и подала документы в Юлин университет, и даже попала с ней в одну группу. Пожалуй, больше всего на “чужбине” мне не хватало именно ее.

Мы пошли по направлению к остановке, мимо высокой кованной ограды из чугуна, отделяющей мир высокой материи, лингвистики и поэзии от простых смертных. В Великобритании тоже очень любили такие оградки. Только там они круглый год стояли зеленые от мха. Я все чаще ловила себя на мысли, что начинаю тосковать по Лондону: по махровым ступенькам, деревянным лавочкам, вычурным калиткам. По пропитавшему все и вся духу старины… Но я выбрала возвратиться домой. Присутствие близких по духу и крови людей на данный момент оказалось важнее, чем вдохновляющий бэкграунд.

– Риточка, здравствуй! – Юлина мама искренне обрадовалась мне и обняла почти по–отечески.

– Здравствуйте, Эльвира Михайловна! – я обожала бывать у подруги в гостях. С родителями друзей детства всегда устанавливаются особые отношения. Они порой любят тебя также сильно, как родное чадо, и в придачу выставляют меньше требований.

– Устали, крошки мои? Вас покормить? – с кухни доносились аппетитные запахи. Я сняла сапоги, повесила куртку на крючок в прихожей и на мгновение почувствовала себя девчонкой со сбитыми коленками, только-только вернувшейся с прогулки – чумазой, голодной, но ужасно довольной.

– Будем очень признательны, – улыбнулась я.

– Только чур не слишком калорийно! – добавила Юлька.

Через пятнадцать минут нас ожидал роскошный обед из первого, второго и третьего блюд. Роскошный, потому что плотный: Эльвира Михайловна готовила простую, питательную и здоровую пищу без изысков и модных прибамбасов. Но именно за это я и любила ее стряпню – она напоминала о детстве.

– Мама, ну я же просила, – простонала подруга с набитым ртом, отодвигаясь от стола и кладя руку на округлившийся животик. – Я так никогда не похудею!

– Что за глупости, – возмутилась Эльвира Михайловна. – Зачем худеть? У тебя отличная фигура!

– Отличная, но не идеальная, – проворчала Юля. – А вот некоторые умеют есть, и не толстеть, да, Рит?

– Это точно не про меня! – возразила я и на всякий случай продемонстрировала верхнюю пуговку джинсов, которую пришлось расстегнуть от создавшегося напряжения. – Просто у нас в семье еда не возведена в разряд культа. А жаль! Если бы моя маман так готовила, я бы тоже…

10. Попытка номер два

О друг мой, почему ты так бледна

И розы на щеках твоих увяли?

– Должно быть, потому, что дождь не хлынул,

Который в буре глаз моих таится.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

Наступала ночь. Родители уединились в своей спальне. Я проверила, закрыт ли замок в мою комнату, и открыла окно. Как там было? “Над двориком распростерла крылья ночь, такая же необыкновенная, как у Гоголя в его "Утопленницах"... Нет уж, топиться в такой холодине нет никакого желания - бабье лето прошло, словно его и не бывало. С улицы ощутимо тянуло грядущим ноябрем.

Закрыла окно, села в кресло поближе к батарее (отопление наконец-то дали) и взяла телефон слегка дрожащей рукой. Гудки в трубке показались вечными.

- Привет, киса, - нежно пробасили на другом конце провода.

- Ром, это ты?

Я звонила на мобильный, да и декан не стал бы звать меня “кисой”, но, как говорит моя мама, “лучше перебдеть”.

- Конечно, кто ж еще?

- Хорошо. Как дела? Сделал задание по художественному переводу?

- Э-э-э… Вообще-то я хотел списать перед парой, у тебя или Гардениной. Понимаешь, какое дело: как раз собирался садиться на электричку, как мне позвонил Стасян, ну и мы с ним подумали…

Я слушала Ромку вполуха, собираясь с духом. Ход размышлений моих одногруппников был донельзя увлекательным, но меня больше волновало другое, интимное направление, в которое могла бы зайти наша беседа… Я закрыла глаза, слушая любимый голос, пытаясь раствориться в нем, представляя себе горячий шоколад, от которого дымкой поднимается влажный пар… В него по очереди окунают мои руки, ноги, голову, я согреваюсь, становлюсь нежной и податливой. Голос моего любимого, уникального, единственного в своем роде молодого человека. Представила, что он такой и правда один. И больше никого с таким же тембром не существует…

Мобильный начал выпадать из ослабевшей руки. Хороша соблазнительница, чуть было не заснула! Я скинула дрему и подхватила телефон, виновато приложив его к уху. Рома вещал, как ни в чем не бывало.

- Ром, что бы ты подумал, если б узнал, что я сижу сейчас… почти голая?

- М-м-м… - он хихикнул. - Я бы подумал, что тебе, наверное, холодно сейчас?

- Холодно, да. Хочешь меня согреть?

На другом конце провода послышалось неловкое кряхтение.

- Рит, ты же знаешь… Хочу, само собой. Но я, как бы, не могу взять и приехать к тебе сейчас. Я потом, после Стасяна, все же сел на электричку и уже дома.

- Ох, да не в прямом смысле. Просто представь, если б смог. Людям ведь не зря дано воображение, с помощью него мы можем приблизить желаемое. - Без энтузиазма пояснила я.

Что-то не так. Я либо слишком трезвая, либо недостаточно влюбленная. На меня навалилась усталость после учебного дня - сон казался куда более привлекательным, чем секстинг с сомнительным финалом.

- Хорошо, - покорно согласился юный Верстовский и надолго замолчал.

На стене нудно тикали часы. С улицы доносились приглушенные крики и оскорбления: там развернулось очередное побоище за немногочисленные парковочные места. Посторонние звуки сбивали романтический настрой, да и Рома не оправдывал ожиданий. Похоже, в делах любовных он скорее практик, нежели теоретик.

- И как? - пришлось напомнить о себе.

- А? Что?

- Чем ты там занимаешься?! - разозлилась я.

- Представляю… Марго, слушай, мне слова новой песни в голову пришли! Месяц ничего толкового сочинить не мог, а тут раз… Ты действуешь на меня волшебным образом, знаешь об этом?

- Теперь - да, - на душе потеплело самую малость. Вот уж не думала, что Рома такой романтик. Я ему предлагаю овладеть мной (пусть даже мысленно), а он вместо этого сочиняет стихи! - Расскажешь, что придумал?

- Не сейчас, - замялся он. - Их нужно записать и отшлифовать.

- Ладно, сдаюсь, - рассмеялась я. - Оставляю тебя наедине с твоей музой.

- Ты - моя муза, Красовская!

На этих словах меня передернуло. Ох, Рома, что ж ты делаешь… Мало того, что назвал по фамилии, так еще и фирменным голосом Верстовского-старшего. В этот раз я первая оборвала начинающий тяготить диалог и с гулко бьющимся сердцем улеглась в постель.

Затея оказалась провальной - искупления не случилось.

И назавтра мне снова предстояло пройти через кошмар “Зарубежной истории”. Более того: сделать это в не очень гордом и не очень полном одиночестве. Ни лучшая подруга, ни парень не соизволили явиться на первую пару. С Романом все было ожидаемо: он полночи писал новую песню - эка его пробрало! - и университет (а, значит, и я) снова оказался в пролете. А вот Юля пропускала занятия крайне редко. Если точнее, то никогда.

Я в ужасе набрала номер Гардениной, надеясь, что та всего лишь попала в пробку на проспекте.

- Ты где?!

- У меня первый день сегодня, Рит, - простонала подруга. - Я не дотащусь до Ливера.

Черт. Значит, ни Ромы, ни Риты сегодня не будет… Они - мой лучик в темном царстве; моя прелесть, которая помогала преодолевать занятия с Верстовским. Может, тоже улизнуть, пока никто не видит?.. Нет. Отсутствие всех троих выглядело бы слишком подозрительно.

- Месячные - кровавые слезы матки по несбывшейся мечте… - мрачно протянула я.

- Может, у некоторых, но точно не у меня! - слабым голосом заявила подруга. - Прогула не было в планах, я собиралась учиться... Сегодня ведь “Зарубежная литература”!

- Ладно, все ясно. Пойду, а то опоздаю. Выпей таблетку от боли и выздоравливай поскорей.

Я забилась в самый конец аудитории и села за пустующую парту. У Гардениной месячные или временное помрачнение рассудка? Ее увлечение отцом Ромки начало меня всерьез беспокоить.

Декан тоже был не в духе - впрочем, как и всегда, тут он меня не удивил. Он раздал наши работы со вчерашнего занятия, хмурясь и бросая на студентов недовольные взгляды. Я постаралась сделаться как можно меньше и незаметнее в своем уголке, но он меня, конечно же, заметил. Удивленно уставился на пустующее место рядом со мной:

11. "Грязные любовники"

Он покраснел, сгорая от стыда,

Но в нем молчит свинцовое желанье.

Она, как уголь в пламени, цветет,

Он красен от стыда, но в страсти – лед!

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)

Осенний костюмированный бал… Хэллоуин, подогнанный под нужды литераторов и заключенный в рамки “приличности”. Хотя и нужды там особенно не было – мотивы чисто поразвлечься. Уж что-что, а веселиться и интересно проводить время будущие и бывшие писатели очень любили. Настолько, что о необходимости костюма мне теперь говорит не только Юлька, но и сам декан…

Видимо, я еще не прониклась духом заведения, но что-то во мне протестовало против этого события. Может, оттого, что мой личный праздник все откладывался и откладывался? У Ромы появилась новая уважительная причина избегать общения со мной – его музыкальной группе одобрили выступление на балу. Так что отныне он все свободное время репетировал, теперь уже с разрешения вышестоящих инстанций.

Среда, четверг и первая половина пятничного дня оказались смазанными из-за предчувствия наступающего мероприятия. Костюмированная лихорадка захватила всех, даже преподавателей – занятия проходили вяло и спокойно. Разговоров только и было, что о затейливых фэшн-решениях, а в глазах студентов горел фанатичный огонь. С четверга закрыли большую столовую, где планировалось провести бал, и студенты были вынуждены ютиться в крошечных кафе и беспрестанно атаковать тележку с хот-догами: продавщица была на грани нервного срыва от усталости и внезапно свалившейся на нее выручки.

Когда Стасян, стоящий перед нами в очереди, попросил ее чуть ускориться, она зыркнула на него так, что стало ясно – одно лишнее слово, и хот-дог с размаху вставится в не приспособленное для хот-догов место.

– Не может быть… – проговорила Юлька, когда час икс наконец настал, и мы встретились “при параде” внутри дамской комнаты. Сама она минут двадцать толкалась в тесной кабинке, к которым тоже выстроилась целая очередь, и наконец явилась на свет в образе похотливой монашки. – Ты ведь сказала, что у тебя есть наряд?!

– Верно, это он и есть, – я одернула длинное бежевое платье с разрезом до середины бедра. Из соседнего туалета, страшно матерясь, вывалилась грузноватая фея Винкс с париком на голове и пакетами в руках. Некоторые переодевались прямо около рукомойников. Вокруг то и дело вспыхивали оголенные спины, перетянутые полосками бюстгальтеров, мелькали ноги, затянутые в прозрачный капрон колготок. В углах туалета скопились осыпавшиеся с цыганским костюмов пайетки, на зеркале сиял след, оставленный блестками в аэрозоли.

– Это не наряд, а твое выпускное платье! – возмутилась Гарденина.

– Да, и оно все еще смотрится на мне достойно, – парировала я, уворачиваясь от другой девушки, стремглав мчащейся в освободившуюся кабинку. – Пойдем, здесь становится тесно.

Ну не было у меня морального желания выбирать карнавальный костюм и скакать в нем на балу, словно клоунесса. И так в последнее время не жизнь, а какой-то цирк… Хотелось, по возможности, выглядеть скромно и непритязательно. Особенно, когда я узнала, что на балу будет присутствовать преподавательский состав. Что на вечеринке забыли деды и “дамы с высокими прическами”, оставалось только гадать.

Мы оставили вещи в отданной под нашу группу аудитории и направились к месту действия. Столовая преобразилась стараниями волонтеров. Под потолком висели гирлянды из сухих листьев и объемные звезды из картона. Большую часть столов вынесли, а оставшиеся сдвинули к стене. Сейчас там стояли пустые фужеры и непочатые бутылки шампанского. Рядом ходило несколько аспирантов в лакейских ливреях и следили, чтобы деятельные студенты не оприходовали игристое раньше времени. Около ширмы соорудили небольшую сцену. Сейчас на ней никого не было, из колонок лилась спокойная музыка.

Но главным украшением бала по праву являлись его гости. В зале колыхалось разноцветное море из перьев, бархата, искусственного шелка и даже латекса. По паркету расхаживали аристократичные дамы в кринолинах, целый табун разномастных фей, эльфы с накладными ушами в блондинистых париках, прекрасные принцы, шуты и грабители “с большой дороги”.

Помимо средневеково-фэнтезийного кластера, на балу засветилась “космическая” плеяда в лице пары астронавтов и инопланетян. Где-то на другом конце промелькнул черный плащ и решетчатая маска – Дарт Вейдер обходил свои владения. Также присутствовали нимфы, древнегреческие красотки в переливающихся жемчугом хитонах, полуголый крепыш с трезубцем и накладной бородой, а уж сколько в зале присутствовало нечисти – не сосчитать! Ведьмы, орки, демоны, и, конечно же, привидения. Может, зря я отнеслась к маскараду с пренебрежением?

– Почему не сказала? Я тогда тоже оделась бы попроще. Похожа на какое-то “Прости, господи!” в этом наряде… – продолжала ворчать Юлька, оправляя на груди скромную белую манишку с воланами и изображением креста. Если сверху костюм монашки выглядел почти что прилично, то снизу… кхм… Черная обтягивающая сутана переходила в две длинные полоски ткани, маскирующие причинные места спереди и сзади, и показывая ноги по бокам почти до самой талии. Конечно, Гарденина надела под нее маленькие шортики и белые ажурные чулки, но… Монашка и правда вышла весьма-весьма развратной.

– Не кипишуй, ты выглядишь сногсшибательно, – успокоила ее я. – К тому же, тебе нужно искать жениха для успокоения мамы, забыла?

Подруга явно хотела возразить, но заметила три белых высоких колпака, плывущих над головами по направлению к нам.

– О боже. Это еще что?!

– Возмездие… – пробормотала я, тоже весьма опешившая.

Три фигуры, замотанные в белые простыни наподобие балахонов, и с конусообразными шапками с прорезями для глаз, остановились прямо напротив нас.

– Гарденина, Красовская! – глухо прозвучал из-под простыней знакомый голос. – Молились ли вы на ночь?..

12. Во власти Дракулы

Блаженны те, что, кровь смирив, свершили

Свой подвиг девственный. Но по-земному

Счастливей роза, ставшая духами,

Чем та, что на нетронутом кусте

Живет и гибнет в святости пустынной.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

– Фак!

Я вздрогнула и заозиралась по сторонам. И правда – мужчина двигался по направлению ко мне с необратимостью неизбежности. Декан прошел мимо напольного вентилятора, и черный плащ взметнулся за его спиной. Честно говоря, я струхнула. Сейчас бы присутствие монахини не помешало, пусть даже и слегка испорченной… Но Гарденина упорхнула к подруге с параллельного потока и даже не подозревала, что где-то ждут ее помощи по борьбе с нечистой силой.

– Добрый вечер, Маргарита, – граф Дракула остановился рядом и одарил меня долгим заинтересованным взглядом. Я думала, что он вставит шпильку о моем никудышном карнавальном костюме, но он ничего не сказал, лишь задержался глазами на моей правой руке… в которой все еще колыхались добытые преступным путем талончики.

К щекам мгновенно прилила краска. Ох, Мильнев!.. Снова подставил меня, гад! Пусть только попадется на глаза его долбанный колпак…

– Они лежали на полу, – чувствуя, что несу полнейшую чушь, пробормотала я. – Нужно найти владельцев…

– Насколько мне известно, при выдаче бокалов всех отмечают пофамильно. И вам никто не даст сразу пять бокалов.

– Вот и я о том… – начала и осеклась, заметив его скептическое выражение лица.

Во время совместного ужина в ресторане я захмелела от одного бокала коктейля. Когда приехала по приглашению Ромки к нему домой – ходила полуголая и облитая шампанским. А во время первого телефонного разговора была пьяна настолько, что позвонила домой к парню и совратила там первого попавшегося родственника. В общем, отпираться бессмысленно.

Декан уже и так окончательно и бесповоротно разочаровался в моем нравственном облике. По его мнению, я – просто очередная прошмандовка его сына, слабая на передок и не способная устоять перед “зеленым змеем”.

– Часто выпиваете, Красовская? – декан будто бы залез мне в голову и прочитал блуждающие там мысли.

– Если скажу, что все это – дурацкие совпадения, вы ведь все равно не поверите, Вениамин Эдуардович?

Он слегка вздрогнул, когда я произнесла его имя, но не ответил. На “островке одиночек” собиралось все больше народа, и нас ненавязчиво теснили друг к другу. Оказавшиеся поблизости студенты косились на Верстовского, тихонько здоровались и пытались отступить назад, но позади уже напирали другие. Декан кафедры и в обычной-то обстановке внушал трепет, а в образе кровососущего, и подавно.

Верстовский же другой, который молодой и любимый, вовсю отрывался на сцене со своей “Мадонной”.

Let the world shatter

Into dust

Nothing else matters

Only us… (1)

… пели они, и грудь сладко сжималась от неизбывной тоски. От трепета первой любви и дьявольской жажды, которую никак не получалось утолить. Я ловила взгляд Романа, надеясь, что на этих сакральных строках он попытается отыскать меня тоже… Нет, он никого не искал в толпе, а повернулся к Ясе и припев они допели в унисон, глядя друг на друга. Значит ли это, что и любовное послание, заложенное в песне, он адресовал ей, а не мне?..

Я сглотнула комок в горле и поняла, что все мои сокровенные эмоции стали достоянием широкой публики в лице декана, наблюдающего за мной.

– Почему не танцуете? – спросил Верстовский, вызвав у меня приступ раздражения.

– Если это шутка, то она неуместная.

– Можете не притворяться хорошей девочкой, Марго. – он наклонился к моему уху и обжег его горячим дыханием. – Это ни к чему.

Я взвилась, словно кошка, ошпаренная кипятком. Хотела возмущенно возразить, что никем ни перед кем не притворяюсь, но… наткнулась на его легкую улыбку и совершенно спокойный, расслабленный взгляд. Лишь на самом дне его карих, кажущихся почти черными в полутьме глазами, поблескивала яркая искорка желания…

Так, Красовская, мигом возьми себя в руки и перестань выдумывать чепуху. Что еще за “искорки желания”?! Тебе бы дешевые любовные романчики клепать, а не грезить о карьере великого писателя… Да и вообще, Вениамин Верстовский Эдуардович просто не мог такого произнести! Может, у меня на фоне стресса начались галлюцинации?

– Я не очень люблю танцевать.

– Зря, – Верстовкий приподнял брови. – Вы молоды, а это состояние так быстротечно… Не отказывайте себе в удовольствии.

– Каком таком удовольствии? – вконец охренела я.

– Удовольствии вкусить жизнь, пока она еще бьет мощным потоком.

Какая интересная формулировка. Вроде невинная, но в то же время какая-то подозрительная. Красивая фраза на фоне печали по ушедшей юности – у кого-то явно кризис среднего возраста.

– Я соврала, – быстро сказала я. – Обожаю танцевать. Перетанцевала бы с каждым из собравшихся здесь мужчин… Но не могу, иначе пойдут слухи.

– Понимаю, – удивительно, но таким ответом декан остался полностью удовлетворен. Видимо, потому что он нисколько не противоречил сложившемся в его мозгу представлению обо мне.

“Грязные любовники” тем временем, получив дозу благодарности в виде громких аплодисментов, приступили к следующей, и, как назло, тоже медленной и требующей большой самоотдачи, песне. Яся с Романом распалились не на шутку – у той вообще юбка скаталась практически до самой задницы, она ничего не замечала.

Так, нужно как можно скорее отвлечься от происходящего на сцене: в моем воображении их игра приобретала катастрофический масштаб. Не подмигивания, а пылающие затаенной страстью взгляды, не улыбки – а неистовое желание соединить губы в поцелуе…

А хуже всего то, что музыка и правда была чудесной. Я бы с удовольствием закрыла глаза и закружилась под нее в обнимку с любимым… если бы любимый в этот момент был со мной, а не с какой-то там “Ясей”.

13. После бала

Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день

Мою любовь ночная укрывает тень.

Веселых красок болтовня, игра волшебного огня

Моя любовь уже не радует меня.

(К. Никольский)

– А в чем де… – Гарденина увидела возвращающегося Верстовского и будто наткнулась на невидимую стену. Оставшееся расстояние подруга буквально проползла, двигаясь медленно и на полусогнутых.

– Вениамин Эдуардович? – пробормотала она уже не так уверенно.

– Гарденина. – Декан внимательно посмотрел на ее почти до бедер обнаженные бедра и уважительно хмыкнул. – Отличница наша.

Бедная Юлька совсем смутилась. Она громко икнула, не сводя с декана испуганно-зачарованного взгляда, и заблеяла какие-то оправдания, одновременно пытаясь прикрыть ноги.

– Развлекайтесь, девушки. Не буду вас отвлекать, – декан слегка поклонился нам и собрался уходить. – Кстати, мы скоро начнем проходить “Гамлета”, можете начинать готовиться к теме уже сейчас. Смотрите экранизации и постановки, как можно больше и разных, хорошо?

– Конечно, Вениамин Эдуардович. – ответила я. – Всего хорошего!

Юля промолчала, завороженно глядя вслед уходящему Дракуле. Выглядела она так, будто нюхательная соль скорее понадобится ей, а не мне.

– Ну что, пошли готовиться к “Гамлету”? – я пихнула в бок застывшую подругу. Та никак не могла оправиться от потрясения, нанесенного суровым обликом декана по чувствительной девичьей натуре. – Юля, очнись! Зачем ты меня искала?

– А? – девушка помотала головой, сбрасывая оцепенение. – О, вспомнила! Надеюсь, ты сегодня в красивых трусах, Красовская?

– Что, если нет? – я с подозрением уставилась на нее. – Намечается конкурс труселей?

– Тогда придется ехать и переодеваться… Нас пригласила к себе Маринка Федорова. У нее сегодня афтепати по случаю Хэллоуина.

– И?..

– Романа тоже возьмем, – подмигнула Гарденина. – Сечешь?

* * *

– К Федоровой? – тяжело дыша, переспросил юный Верстовский после окончания выступления. – А что, поехали. У нее всегда весело. Потусим?

Он подмигнул мне, и мое сердце пропустило удар. Парни собирали инструменты и демонтировали сцену. Уже не только Ромка, но и остальные участники группы разделись до пояса и красовались блестящими от пота торсами разной степени подтянутости.

– Потусим, – заговорщицки улыбнулась я.

– Ясь, поедешь с нами? – сын декана обернулся к вокалистке. Та сидела на краешке сцены с отсутствующим видом.

– Куда, зачем? – она подняла на него голубые, ничего не понимающие глаза.

Вот именно! Куда и зачем ей ехать вместе с нами?! Моя радость мигом померкла.

– К одной нашей знакомой с четвертого курса. Она всегда отпадные вечеринки собирает.

– Не знаю, можно, – без особого энтузиазма отозвалась брюнетка. – Сейчас, только маме напишу.

– А как твое полное имя, кстати? – спросила Юля, глядя на солистку с плохо скрываемой враждебностью.

– Ярослава.

Я молча взмолилась, чтобы у нашей новой знакомой Ярославы оказались строгие родители пуританских взглядов, и ей не разрешили на ночь глядя ехать тусить со старшекурсниками. Но с той стороны проблем не возникло. А вот мне еще предстоял серьезный разговор со своими предками. Одной смс тут точно не отделаешься...

Скрестив пальцы, я отошла в сторону и набрала номер папы. Надеюсь, он будет более лоялен, чем мама, и не станет кричать про необходимость предохраняться во время близости.

– Ну как? – шепотом спросила меня Гарденина, когда я вернулась.

– Отпустили, но только до двенадцати.

– Ничего, до двенадцати еще целых... Четыре часа. Если поторопитесь, можете успеть сделать все задуманное.

Зал постепенно пустел. Народ расходился, сбиваясь в группки и стекаясь ручейками в сторону выхода. На полу остались ошметки юбок, крыльев, обломанные рога, сандалии, очевидно, потерянные кем-то из числа греческой диаспоры.

Волонтеры с грустным видом принялись за уборку.

– Как они согласились на это? – я показала на бедных студентов, которые место того, чтобы танцевать и веселиться, весь вечер следили за порядком и организацией.

– Сами вызвались, – пожала плечами Юля. – В конце семестра смогут получить зачет по выбранному предмету автоматом.

– Дай угадаю... Большинство выбирает предмет Эдуардовича?

Подруга рассмеялась. Она уже окончательно пришла в себя после едкого замечания Верстовского, лишь во взгляде ее сохранилась легкая мечтательность. Я тоже почти полностью протрезвела – дурман шампанского выветрился так же быстро, как и затуманил голову. Осталось лишь недоумение.

Это что вообще сейчас было? Между мной и Ромкиным отцом?..

– О чем вы говорили, кстати? – поинтересовалась подруга. – Он тебя запугивал?

Я попыталась дать определение тому, что же делал со мной отец Ромки, но нужного слова так и не нашлось.

– В общем и целом, да. И еще пытался вменить мне в обязанность присматривать за Романом, чтобы он не... не пошел по дурной дорожке.

– Чего? – Теперь уже Юлька посмотрела на меня, как на умалишенную.

– Я и сама толком не поняла, – тяжело вздохнула и села на край сцены, противоположный тому, где сидела Яся. – Видимо, он не должен раздолбайничать еще больше, иначе получится, что это я на него плохо влияю...

Гарденина скорчила удивленную гримаску. Пожевала прядь волос, беззвучно шевеля губами, потом выплюнула ее и покачала головой.

– Звучит ужасно. Считаю, твои шансы близки к нулю. Случись чего, и у декана появится еще один повод тебя ненавидеть.

Мне стало пронзительно грустно от ее слов. Я устала от ненависти декана. Замучилась каждый день ожидать новых неприятностей. Мне бы и правда хотелось, чтобы мы научились выносить друг друга... Нет, ожидать, что он станет с радостью встречать меня у алтаря на месте отца жениха, глупо, конечно. Но если не будет ставить подножки по пути – уже что-то.

14. Афтепати у Федоровой

Любовь, как солнце после гроз, целит,

А похоть – ураган за ясным светом,

Любовь весной безудержно царит,

А похоти зима дохнет и летом…

Любовь скромна, а похоть все сожрет,

Любовь правдива, похоть нагло лжет.

("Венера и Адонис", У. Шекспир)

Через сорок минут дороги мы оказались на месте. Главная тусовщица Ливера (по версии Юльки) жила в обычной панельной девятиэтажке в спальном районе Москвы. Мы шли от метро около десяти минут, ненавязчиво радуясь, что идем большой компанией, а не поодиночке: по пути нам встречались сплошь неухоженные дворы, разбитые лавочки и алкоголики, зовущие разделить вечер с ними.

Затем нас встретил темный подъезд и замызганная кабинка лифта, с натужным скрипением ползущая вверх по шахте. На подъезде к нужному нам, пятому этажу стало шумно. На лестничной площадке стоял сигаретный чад.

– Всем привет! – на пороге нас встретила рыжеволосая ведьмочка в полосатых гетрах и высокой чародейской шляпе. – Разувайтесь, оставляйте верхнюю одежду на вешалке и добро пожаловать!

Хозяйку нисколько не смутило то, что вешалка лежала на боку, свалившаяся под весом десятков курток и пальто, а на полу прихожей негде было ступить от уличной обуви. Немного подумав, мы сложили одежду на гору вещей и столкнулись в коридоре с небольшой очередью.

– Э-э-э... – а можно помыть руки с дороги? – хорошая девочка Гарденина подошла к двери в туалет и вопросительно посмотрела на стоявшего рядом парня в светлом эльфийском парике.

– Помой на кухне, здесь занято. Давно и, видимо, надолго... – "эльф" недовольно глянул на нее и забарабанил в запертую дверь. – ЭЙ, А МОЖНО ПОСКОРЕЕ!!!

– Ну прямо как в плацкартном вагоне с утра, – пробормотала я, направляясь дальше.

Юля мимоходом прижалась ухом к двери и смущенно отпрянула.

– Нет, в плацкарте иначе, поверь!

Наслушавшись про "грандиозную вечеринку у Федоровой" я ожидала несколько иного масштаба. Родителям Марины принадлежала двушка достаточно скромного размера, каждый квадратный метр которой оказался занят одним, а то и двумя гостями. Внутри было душно и не очень светло – на стенах висели гирлянды и "волшебные" фонарики из китайского магазина, мерцали экраны телефонов и нетрезвые глаза молодежи.

Но в том, что касается интерьера, квартира превзошла самые смелые ожидания. Мебель слоями укрывала декоративная паутина, белые нити тянулись от люстры к верхушкам шкафов и серванта. В коридоре главенствовала композиция из ошметков грязного рванья вперемешку с летучими мышами. На полках стояли пластмассовые черепа.

Приглашенные в основной своей массе также придерживались хэллоуинского стиля одежды. Ведьмы, зомби и вампиры плавно перекочевали из университетской столовки в федоровскую двушку. Плотность "населения" была такова, что рассчитывать на что-либо, кроме самого тусича, было самонадеянно.

Мы разместились в зале, где, помимо нас, уже обосновалось не меньше пятнадцати человек. Как они там все поместились – ума не приложу, было слишком темно. Юлька развела активную деятельность. Принесла с кухни два бокала виски, разбавленного колой. Вручила один из них мне, другой – Ромке, которого насильно оттащила от знакомых парней. После согнала с маленького дивана нескольких пьяных малолеток и усадила на него нас. Сама вползла рядом, сбоку.

Было очень тесно, но все же лучше, чем стоять или сидеть на полу, рискуя быть затоптанными. Из угла напротив торчали многочисленные ноги, доносилось бряцанье гитарных аккордов. "Ведьмаку заплатите чеканной монетой" – пел нестройный хор голосов.

– Ром, а сколько твоему папе лет? – невинным голосом спросила Гарденина.

Ох, опять она за свое!.. Я хотела было подняться и уйти, но что-то меня остановило. Может, Юлькина рука, вцепившаяся мне в платье за спиной у Ромки. Или иррациональное желание узнать чуть больше об объекте своих страшных фантазий?..

– Сорок, – зажатый между нами Верстовский ответил без негатива. Похоже, остыл после недавней вспышки. Милостиво решил поделиться кусочком своих отношений с отцом, в которых все "совсем непросто".

– То есть...

– Да, я родился, когда родители были совсем молодыми, даже чуть младше нас сейчас. Первая юношеская любовь, все такое.

– А отчего твоя мама... – я по голосу почувствовала, что Гарденина сама смутилась от своей напористости. – Извини, если лезу, куда не просят...

– Рак, – коротко ответил Ромка. – Мне было десять тогда.

– Блин, это просто жесть, – Юля глубоко вздохнула и поежилась. – Соболезную тебе.

Я не смогла произнести ни слова. Из темного угла квартиры на меня посмотрело нечто необъяснимое, бесформенное. Со свисающей с потолка паутины дохнуло затхлым немым ужасом, отголоском давнего горя.

"По глади черных вод, где звезды задремали..." – медленно прошелестел мне на ухо бесплотный голос. Я мотнула головой и зажмурилась, наощупь нашла Ромкину ладонь и ободряюще сжала ее. Тот ответил на рукопожатие. Страх немного отпустил.

– Я плохо помню, как это было, когда она... умирала, – сглотнул Рома.

Зато декан, наверное, помнил все отлично... Помнил каждое мгновение тех страшных, растянувшихся на годы, месяцев. От рака редко умирают совсем стремительно. Чаще всего болезнь подтачивает организм постепенно, убивая не только физически, но и эмоционально. Медленно добивая человека и его близких мучительным ощущением верно приближающегося конца. То давая проблески надежды, то вновь окуная во мрак ужаса и беспросветности.

– Детали стерлись... Осталось лишь ощущение, что жизнь – расчетливая хитрая сука. Еще недавно ты жил с любящими родителями в большом красивом доме, а потом БАЦ – и у тебя только отец... – парень отпил из бокала. – ...контролирующий каждое твое действие.

– Он волнуется за тебя, – неожиданно сказала я. – Ты его самый близкий человек.

15. Будьте моей любовницей

Смущенная, как тот, кто вдруг в поток

Алмаз бесценный уронил случайно,

Как путник, чей погаснул огонек,

Бредет в ночном лесу тропинкой тайной,

Так и она лежала в темноте,

Утратив путь к сияющей мечте.

("Венера и Адонис", У. Шекспир)

Это было одно из самых безрадостных пробуждений за все время после перевода. Промозглая осень и разбитое сердце – свежее предложение ноября! Горячее комбо для беспокойных, вечно ищущих вдохновения творческих душ. Спешите воспользоваться, акция не ограничена по времени. Будете страдать столько, сколько потребуется. Или пока не помрете.

Меня будто приложили по голове чем-то тяжелым. Я плохо спала ночью – за окном гудело и завывало ненастье. Безрадостная погода дополнялась тягостным ощущением потери чего-то важного. Кажется, это был смысл жизни. Или моя любовь к Роману Верстовскому?

Я не могла дать точного определения тому, что произошло. Но то, что это "что-то" произошло, знала доподлинно. Ромино поведение вызывало во мне дикий диссонанс. Он постоянно говорил о своих чувствах – как я ему нравлюсь, как он меня хочет и сколько я для него значу. Называл своей музой, королевой красоты и сердца. Познакомил с отцом, опять же.

Зачем, кстати? Ради чего был совершен этот громкий, необоснованный шаг? Не иначе, чтобы превратить мою жизнь в ад. Может, я насолила ему, сама того не ведая, и он теперь скрытно мстит мне?

Глупость, конечно. Я никому не вредила, только бегала хвостиком и изнывала от любовной тоски. Но поступки Верстовского противоречили его словам.

Он раз за разом мной пренебрегал. Внезапно обиделся и поспешил найти утешение в объятиях Яси. И из-за чего обиделся? Из-за того, что я не захотела отдаться ему в туалете?! Один Бог (ну и еще Гарденина) ведал, как сильно я жаждала с ним переспать, но чужой толчок вместо "ложа страсти" – это уже перебор!

Да, возможно, я ошибалась в Ромке. Нафантазировала себе "большую светлую" любовь, хотя мы были знакомы слишком недавно и слишком поверхностно, чтобы вообще оперировать такими понятиями. Самонадеянно думала, что уж у нас с ним все серьезно и "по-настоящему", хотя и знала об огромном послужном списке своего избранника. Но я жила этой влюбленностью, засыпала и просыпалась с мыслями о Верстовском, прожужжала Гардениной все уши...

Я, может, серьезно собиралась выйти за него замуж! А теперь выходит, все это было выдумкой и самообманом?

Чем больше я думала над этим, тем хуже мне становилось. А ведь приходилось "держать лицо" перед родителями. Если они поймут, что у меня опять похмелье, не видать мне дружеских вечеринок еще долгое время!

В районе обеда, такого же беспросветно унылого, как и утро, у меня зазвонил мобильный. Это была не Юлька – та оборвала телефон еще ночью, когда поняла, что я исчезла с вечеринки. И не Ромка – тот так и не объявился. Звонили с неизвестного.

– Сначала доешь, потом ответишь, – мама воспользовалась возможностью повоспитывать меня еще немного.

– Конечно.

Мне вообще пофиг, кто это названивает в выходной. Не хочу никого не видеть, ни слыша...

– Алло?

– Маргарита! – гневно воскликнула мама.

– Маргарита? – спросили в трубке. Сердце болезненно подпрыгнуло при звуках любимого голоса, но почти сразу же упало обратно и в панике спряталось за другими органами. Рома не стал бы звать меня так официально. Да и я научилась уже отличать интонации. – Я не помешал?

Матерь божья! Декан будто почуял мое суицидальное состояние и поспешил сделать его еще хуже. Прижимая телефон к уху и не веря в происходящее, я рысцой выбежала с кухни и заперлась в ванной.

– Марго? – напомнили о себе на другом конце провода. – Вы тут?

– Марго здесь больше не живет. Вы ошиблись номером! – зачем-то сказала я и отключила вызов, с ужасом глядя на экран смартфона, подложившего мне такую свинью. Не прошло и минуты, как гаджет снова дал о себе знать.

Так, нужно взять себя в руки и поговорить с Верстовским. Ничего такого ужасного за прошедшую ночь я совершить не успела, вроде бы. И пугаться мне его не за чем.

– Вениамин Эд-дуардович?.. – голос все равно немного дрожал.

И откуда он только взял мой номер? Опять копался в личном деле? Ну а что, он же декан, может себе позволить.

– Именно так. Не бросайте трубку, Марго, у меня важное дело.

– С-слушаю, – язык плохо слушался меня. Я так скоро заикой стану. "Важное дело" у него, блин! Когда все успело зайти так далеко?.. Я включила воду, чтобы заглушить разговор на случай, если мама решит подслушивать.

– Роман сегодня ночевал с вами? Он приехал под самое утро.

Ноги подкосились, и я присела на краешек ванной. Я догадывалась, где именно мой пока еще "вроде как парень" мог провести эту ночь. Хотя он – натура творческая, легкая, увлекающаяся. Мало ли, что ему в голову взбрело! Может, он остался у Федоровой? Поехал к солистке Ясе, или вообще вспомнил прошлое со своей бывшей девушкой Ксенией? Вариантов множество, и лишь одно было известно доподлинно. Со мной Роман сто процентов не ночевал.

– Нет. Я не знаю, где он был, мне пришлось уехать пораньше, и вообще... – голос оборвался. Я всхлипнула и зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться прямо в трубку.

Декан помолчал с минуту. Можно было только догадываться, какие мысли и чувства одолевали его в эту минуту, но мне было совершенно не до того.

– Ладно, это на самом деле не столь уж и важно. Сможете сегодня встретиться со мной? Вы не очень заняты?

Я застыла с прижатой ко рту рукой и от удивления даже забыла, что собиралась плакать. Так важно или не важно? Встретиться с ним СЕГОДНЯ? Что-то он путается в показаниях и вообще все это выглядит ОЧЕНЬ подозрительным.

– Но институт сегодня не работает... – пробормотала я.