Анютка Фиалкина простилась со школой. Отгремел, словно летняя гроза, скромный выпускной. Детский дом, её многолетняя клетка, остался позади.
"Пора вылетать из гнезда…" – напутствовала директриса Ольга Петровна, и в её вздохе слышалось облегчение, как будто с плеч свалился непосильный груз.
Но что ждало там, за порогом, в этой "реальной жизни", никто из них толком не знал. И Аня, словно слепой котёнок, тыкалась в темноту. В детдоме кормили "чем Бог послал", одевали во "что не жалко", учили "как могли". Но самого главного – как выжить в жизненных джунглях – не преподали.
Ей, конечно, полагалась квартира от государства, обещанный "пряник" за сиротство. Но чиновники, эти "слуги народа", как всегда, тянули резину: "Ждите до сентября!" И никого не волновало, как прожить два долгих летних месяца. Снять комнату? Теоретически, да, ведь вместе с аттестатом Анна получила и некую сумму – скромный капитал, скопленный на её счету.
Но тут, словно ангел-хранитель, явилась нянечка. Шестидесятипятилетняя Марья Васильевна Оболенская, одинокая, как осенний лист на ветру, жила в скромном домике на задворках города, на пыльной и всеми забытой Объездной улице.
– Поживи со мной, милая. И тебе крыша над головой, и мне не так тоскливо одной.
И Аня, конечно, согласилась, ухватившись за эту соломинку, как утопающий.
"Всего-то июль, август переждать… А там и сентябрь – рукой подать…"
Сидеть на шее у пожилой женщины она, разумеется, не собиралась.
Девушка подала документы на факультет иностранных языков. Мечтала стать переводчиком. Закончив школу почти на отлично, лишь одна упрямая "четвёрка" по алгебре омрачала картину, она поступила без труда. Тем более, что место досталось бюджетное – словно луч солнца пробился сквозь тучи, улыбнувшись ей. Это событие они отметили с тётей Марусей, разделив на двоих скромный тортик.
В поисках работы бродила по городу, словно неприкаянная тень. И тут, как гром среди ясного неба, встретила Ванечку Петровского из их детдомовской стаи, у которого вдруг нашёлся папаша где-то за тридевять земель. Не каждому так везет!
Они сидели в кафе, словно два заблудших корабля, наконец-то встретившиеся в бушующем океане жизни, и долго-долго говорили, держась за руки. Ане не хотелось расставаться с Ваней ни на секунду. Втайне она всегда была в него влюблена, с того самого момента, как её сердце впервые забилось сильнее. И он пригласил её в гости, в свой новый дом, обитель богатства и роскоши, где сейчас жил вместе с отцом.
Шикарный особняк, обставленный известным дизайнером. Лёгкие напитки, словно игривое пламя, разожгли чувства. И случилось то, что должно было случиться. И первые поцелуи – как робкие прикосновения бабочки к цветку, и вздохи, полные надежды и страсти, и обладание, сладкое и горькое одновременно, и слезы расставания, как предчувствие неминуемой потери. Потому что юноша сообщил, что уезжает учиться в Европу. Потом, возможно, когда-нибудь, вернется. Или останется там. Его обещания были туманны.
Аня страдала, словно раненая птица, из-за потери человека, которого считала самым близким и дорогим, понимая, что, скорее всего, больше никогда его не увидит. Но жизнь, эта безжалостная река, не остановилась. И в начале сентября, когда она только переступила порог института, получила ещё один удар под дых.
Неожиданно не стало Марьи Васильевны. Словно вороньё слетелось на падаль, тут же объявилась целая орда родственников, о существовании которых никто и не подозревал, претендующих на её скромную обитель.
"Хорошо хоть квартиру дали… Не осталась на улице, как бездомная собака…" – думала Анна, собирая свои нехитрые пожитки.
И вот она, Анна Фиалкина, с единственным старинным чемоданом, который подарила ей эта добрая женщина, стоит перед дверью долгожданной квартиры, выделенной государством по улице Ленина в доме номер пятьдесят шесть.
Дверь деревянная, когда-то выкрашенная в жизнерадостный синий цвет, теперь облупилась и обветшала. Номер тринадцать, вырезанный неумелой рукой. Правда, единица прибита ровно, а тройка, словно в насмешку над судьбой, перевёрнута вверх тормашками…
Собравшись достать ключ из сумочки, Аня вдруг услышала крики, доносившиеся из-за двери. Она прислушалась в недоумении. Громко вопили дети, словно их резали, а женский голос, грубый и хриплый, ругался матом, как пьяный сапожник. И тогда она, робко, словно провинившаяся школьница, нажала на звонок всего один раз.
Дверь отворил худой, словно тростинка, мужчина лет семидесяти, с седой головой и выправкой бывшего военного, сохранившего остатки былой гордости.
– Здравствуйте, девушка. Вы к кому будете?
– Мне сказали, что квартира номер тринадцать моя… Но… я не понимаю… Наверное, я ошиблась адресом… Простите…
– Нет, девушка, скорее всего, вы пришли по адресу. Покажите ордер на квартиру. Вот видите: здесь написано улица Ленина, дом пятьдесят шесть, квартира тринадцать дробь восемь… Так что ваша комната номер восемь. Проходите смело. Меня зовут Иван Серафимович. Проживаю в третьей комнате.
Женщина, появившаяся неожиданно за спиной Ивана Серафимовича, долго и от души смеялась, сотрясаясь всем своим необъятным телом. Она была внушительного телосложения, словно гора, с бигуди на голове и яркой помадой на губах, но тоже, как говорится, "далеко не девочка".
– Что ж это делается на свете? Вот как обманывают бедных сироток! Должны были дать квартиру, а дали комнату в коммуналке, словно кость бросили! И ничего ты уже не докажешь. Проходи, деточка. Я – Циля Наумовна Цимерман из седьмой комнаты. Так что будем соседками. Иди, иди, Ваня, я уж провожу девочку и всё ей расскажу. Осторожно, Петька! Что ж ты несешься, как угорелый? – женщина помогла подняться мальчишке, который упал прямо перед ними, словно подкошенный.
Коридор длинный, как кишка, с кучей самых разных вещей, сваленных вдоль стен, словно мусор на помойке. Панели ободранные. Запах – смесь готовящейся еды, сырости и туалета..
— Ну, Анюта, готова? Идем по магазинам, — Циля Наумовна не собиралась докучать, но чувствовала необходимость помочь этой девчушке, безжалостно выброшенной бурей на незнакомый берег, обрести почву под ногами. Таких сироток, сломленных жизнью, она повидала немало, преподавая высшую математику в университете. "Все проходит. И это пройдет," – шептала она про себя, готовясь стать опекуншей для осиротевшей души.
— Так, в первую очередь купим телефон и ноутбук. Телефон — твой личный маяк, чтобы ты всегда была на связи. У тебя появятся друзья, и я буду спокойна. Ноутбук — твой верный друг в учебе и работе. С этими вещами ты станешь такой же, как все. не будешь чувствовать себя изгоем.
Анюта кивала, соглашаясь с мудрой женщиной. Она всегда смотрела на обладателей телефонов, как на небожителей, владеющих ключами от волшебного мира.
Потом они приобрели постельные принадлежности и необходимую утварь для кухни. Циля Наумовна, словно опытный лоцман, вела ее по тайным тропам торговли, выискивая места, где были скидки.
— А теперь тебя нужно приодеть, – объявила Циля Наумовна.
Новые джинсы облегали фигурку, как вторая кожа, подчеркивая ее юную грацию. Несколько футболок вспыхнули яркими красками в гардеробе. Но Анюту грыз червь тревоги: "Деньги утекают сквозь пальцы, как песок. Что будет, когда счет опустеет?"
"Ничего. Что-нибудь придумаю, – твердила она себе. – Ведь осень уже у порога, а за ней и зима. Нужна теплая теплая одежда".
Они накупили столько всего, что Анна почувствовала себя навьюченным осликом. Но Циля Наумовна выхватила из сумочки телефон последней модели, словно волшебную палочку, и промурлыкала в трубку:
— Витечка, мне нужна твоя помощь…
Через полчаса к подъезду подкатил черный автомобиль. Симпатичный мужчина, высокий и статный, обнял Цилю Наумовну, словно родную, и ловко закинул покупки в бездонную утробу багажника.
— Виктор, все это в комнату №8. И девочке интернет подключи прямо сегодня. Надеюсь, адрес не забыл?
Виктор улыбнулся и ответил, как верный рыцарь:
— Будет сделано, Циля Наумовна!
— Мой ученик! – гордо произнесла женщина. – Хулиган был, каких свет не видывал, а я из него человека сделала, – гордо заявила женщина.
На кровати раскинулось пестрое царство вещей, купленных с такой заботой.
— Так, Анечка, мне нужно немного передохнуть. Сейчас схожу, давление померяю, таблетку выпью и приду тебе на помощь, – проговорила Циля Наумовна, и в ее лице промелькнула тень усталости.
Анна, видя ее побледневшее лицо, промолвила:
— Циля Наумовна, отдыхайте. Я сама справлюсь. Спасибо вам за все.
На самом деле, Циля Наумовна разыграла небольшой спектакль. Она чувствовала себя превосходно для своих семидесяти лет. Но гиперопека – это яд. Девушка должна научиться летать самостоятельно, расправив собственные крылья. И, включив телевизор погромче, женщина погрузилась в легкую дрему.
Вскоре пришли двое парней. Эти посланники цифровой эпохи, подключили интернет и настроили ноутбук. Анна смотрела в голубой экран, как зачарованная, теряясь в бескрайних просторах виртуальной реальности.
"Успею… Спрошу у ребят в группе. А сейчас наведу порядок," – решила она.
И тот час принялась за работу. В первую очередь вымыла пол своей старой футболкой, отслужившей верой и правдой несколько лет. Ей было не жаль расстаться с выцветшим лоскутом, ведь взамен она обрела целых три новых наряда. Затем повесила на окно невесомую тюлевую занавеску. Еще раз полюбовалась ноутбуком, сияющим, как звезда. Новенькие простыни шуршали и наволочка на небольшой подушке манила в объятия сна. Посуда заняла свои места на полках.
Вот и вся работа. Время перевалило за одиннадцать часов ночи.
Но коммуналка не спала.
Это же ком-му-нал-ка… Одно слово. Но какое емкое. Квинтэссенция жизни, выплеснутая на узкий пятачок. Здесь жили по своим, особым законам.
Казалось, обитатели этой квартиры никогда не смыкали глаз в одно и то же время. Кто-то колдовал над ужином, превращая его в завтрак. Дети, словно стая неугомонных воробьев, носились по коридору, оглашая пространство звонким смехом, криками и плачем. Но что за люди жили по соседству, для Анны пока оставалось тайной, покрытой мраком.
В бачке унитаза непрерывно журчала вода, как вечный символ коммунального бытия. "Надо привыкать," – вздохнула Аня.
Наконец-то она легла в постель, надеясь уснуть. Но за этот день в ее душе пронеслось столько новых впечатлений, что глаза никак не хотели закрываться.
Она то и дело обводила взглядом свою комнату: "Моя… Моя! Наконец-то у меня появилось что-то свое. Жилье… Вот что самое главное. А с остальным я справлюсь постепенно," – шептала она, словно молитву. Или заклинание.
Воспоминания о жизни в детском доме прицепились, как репейник, и не желали уходить. Возможно, они никогда не отпустят ее…
Утром Анна выпила стакан кефира с кусочком батона и отправилась на занятия. Снова ее охватил страх при виде толпы незнакомых людей. Но она старалась подавить его.
У нее была цель, к которой она, Анна Сергеевна Фиалкина, должна была идти во что бы то ни стало. Выучиться. Стать переводчиком английского языка и обрести финансовую независимость.
На перемене в аудитории стоял гул, как в пчелином улье. За эти десять минут она успела познакомиться с девушкой, сидевшей с ней за одним столом.
— Сенцова Даша. Я местная, а ты? – спросила девушка, словно протягивая руку дружбы.
Анна почувствовала, как краска заливает ее щеки. С одной стороны, ей отчаянно хотелось иметь подругу. Но, взглянув на эту красотку, одетую по последней моде, она засомневалась: "Захочет ли она вообще общаться со мной, узнав правду?"
С другой стороны, врать она не умела и учиться этому не собиралась. "Лучше горькая правда, чем сладкая ложь," – подумала она.
— В некотором роде тоже местная. Я из детдома №1. Анна Фиалкина, – представилась Анюта, ни минуты не сомневаясь, что поступает правильно.
Ах, эта коммунальная квартира… Кто в ней не жил, тот жизни не хлебал полной ложкой!
Здесь жизнь бурлила. Днём и ночью: то телик орёт благим матом, то дитё надрывается, словно сирена воздушной тревоги, то кто-то ругается. А по ночам… стоны, тихие, сдержанные. То ли от боли, то ли от наслаждения…
На кухне этим вечером, как всегда, яблоку негде было упасть. Казалось, весь Ноев ковчег квартиры №13 решил разом приготовить себе трапезу.
Иван Серафимович из третьей колдовал над яйцами, словно алхимик над философским камнем.
Студентки из шестой жарили картошку с луком, укропчиком и чесночком. Эта вкуснятина благоухала на всю квартиру.
Люся-"многодетная" варила макароны в промышленных масштабах, целый килограмм, не меньше! Ее дети, словно стайка воробьёв, вились вокруг юбки, отвлекая от кулинарного священнодействия.
Циля Наумовна стояла особняком, наблюдала со стороны, потягивая чай из огромной чашки. Вышла "в люди", то есть к соседям, погреть душу в общем котле жизни и узнать последние новости.
Грохот упавшего чайника разорвал кухонную идиллию, как взрыв гранаты. Все вздрогнули и, обернувшись, увидели, как Аня, зажав рот ладонью, пулей вылетела в коридор. Молча переглянулись, как заговорщики, и вернулись к своим сковородкам, будто ничего и не произошло только что.
Но гром грянул во второй раз, теперь уже без чайника.
— Соня, да что ж ты там готовишь, что девчонке плохо стало?! — проворчала Циля Наумовна недовольно.
— А я при чём? Что нашла, то и готовлю… Сала кусок засоленного… Вроде ничего на запах… Ну, староват слегка. Сейчас форточку открою, проветрю, — Сонька повернулась, но Иван Серафимович уже распахнул окно, впуская свежий воздух, как луч надежды.
— Может, что-то несвежее съела… — предположил мужчина, глядя поверх очков на соседок.
— Ага… ага… Я тоже четыре года назад что-то съела… И родилась Лизонька.
Семья Голдобиных – тихая гавань в бушующем море коммуналки. Жили здесь, чтобы сэкономить, мечтая о собственном гнезде. Василий, муж, работал на стройке сварщиком, всячески пытаясь пополнить семейный бюджет. Людмила трудилась буфетчицей в больнице, где платили гроши, но зато всегда можно было вынести кусочек мяса или котлетку для своих троих сорванцов. Потому и прозвали их "многодетными".
— Сонька, чего там лясы точишь? Неси закуску, а то горло пересохло! — прохрипел заплетающимся языком Жорик. Софья Романовна Милославская, с фингалом под глазом сине-фиолетового цвета, и одутловатым лицом от постоянной пьянки схватила горячую сковороду подолом юбки и исчезла в недрах комнаты.
Студентки зашептались...
— Цыц, сплетницы! Вам лишь бы языками чесать… За собой смотрите, а то не ровен час… — Циля Наумовна, словно наседка, взяла вскипевший чайник Ани и направилась к ней в комнату.
Девушка сидела на кровати, закрыв лицо руками, вся съёжилась, как испуганный воробушек. Плечики вздрагивали в беззвучном плаче. Женщина сразу поняла, что дело серьёзнее, чем упавший чайник.
Налив кипяток в чашку и бросив туда пакетик чая, Циля присела рядом и обняла Анюту. Даже её, умудрённую жизненным опытом, поразила глубина трагедии. Но, тряхнув седыми кудряшками, она прошептала:
— Ну, не расстраивайся, Анюта. Жизнь ведь не закончилась… Было и было… Зато теперь ты будешь не одна.
— Да… А как же учиться дальше? Я ведь только поступила… Что я наделала? Дура… А он просто уехал. За границу. Учиться там будет, а может, и жить… — и Аня разрыдалась. Циля долго рассказывала, как сама, оставшись одна с сыном, выучилась и выстояла. — Не бойся, пока я рядом, помогу.
Утром Даша сразу заметила, что подруга не в своей тарелке.
— Фиалка, что случилось? Может, деньги нужны? Или заболела?
И они сбежали с пары, чтобы в пустой аудитории поделиться самым сокровенным.
— А насчёт работы не переживай. Сейчас скину ссылки на сайты. Зарегистрируешься и будешь писать статейки. Всё получится!
И получилось. Не сразу, конечно, но Аня была не дура. Когда разобралась, то нашла ещё несколько мест, где можно заработать. Как она радовалась первым заработанным деньгам! "А я уж думала, подъезды мыть пойду". Пришлось учиться, недосыпать, но она шла вперёд, как танк.
Всё чаще Анна задумывалась о будущем. После занятий она не спешила домой, как раньше. И к коммуналке привыкла, и к своей комнате. И восторга поубавилось.
По парку, где она любила сидеть на скамейке, скрытой от чужих глаз, вовсю разгуливала осень. Сначала в скромном наряде, словно стесняясь, а потом нарядилась в пёстрое, но недолговечное платье. Листья шуршали под ногами, как шёпот уходящего лета, и осень плакала холодными дождями, а Аня умывалась непрошенными слезами.
Это была трудная жизненная ситуация, которую она собиралась преодолеть.
В квартире №13 что-то изменилось, словно с появлением Ани Фиалкиной, детдомовской девочки, в затхлый воздух этой непримечательной коммуналки вдохнули глоток чего-то нового.
Радость у Фиалки пока была одна: в густонаселённой квартире её приняли, как родную. И когда Люся собиралась жарить рыбу, то кричала:
— Анька, на кухню не ходи! Мои рыбаки свежую рыбу принесли!
Сонька всё чаще цыкала на своего сожителя Жорика, чтобы не орал песни в пьяном угаре. Только дети бегали и кричали. Но она ведь не больна, а просто немножко беременна.
"У меня будет ребёнок…" — Анна открывала шкаф и с интересом рассматривала свою фигуру в зеркале, скрытом внутри. В начале декабря заметила изменения. Появился аккуратный животик. Девушка испугалась, представив, как будут шептаться одногруппники, в основном девушки, готовые разорвать любого на мелкие кусочки.
В воскресенье Аня решилась сбегать в магазин. В Секонд Хэнд, где всё подешевле. Прикупила там несколько свитеров на три размера больше, чтобы скрыть правду, словно в коконе.
Модницы, конечно, заметили, но промолчали под строгим взглядом Дарьи Сенцовой. Даша позвонила кому-то и пригласила Анну в гости, в двухэтажный частный дом. Пожилой садовник приветствовал девушек и продолжал подметать чистые дорожки.
На рассвете Циле Наумовне приснилась покойная бабушка. И сердце математика, обычно холодное и расчетливое, застучало в разы быстрее, предчувствуя что-то нехорошее. Софа Иосифовна, словно ангел-хранитель наоборот, никогда не являлась без предупреждения, а ее визиты всегда были предвестниками.
Циля покорно полежала, пытаясь ухватить ускользающие нити логики в этом хаосе предзнаменований. Но сон уже убежал. И как тут заснуть, когда по узкому коридору, словно табун диких лошадей, промчались Люськины сорванцы, Петька и Ванька, сотрясая ветхий дом своим топотом? За ними, словно тень, проковылял сожитель Соньки, Жорик, с кашлем, похожим на хрип умирающего мотора. И тотчас же отозвался стонущий бачок. Затем прошаркал Иван Серафимович, стараясь издавать как можно меньше шума. Лишь студентки из шестой, словно сонные бабочки, пытались урвать последние крохи сна перед лекциями.
"Может, послать все к черту? Не выходить из комнаты, зарыться в нору, как крот?" – промелькнула мысль в голове Цили. Но тело уже восстало, повинуясь неумолимой силе привычки. Совершив ритуал утреннего очищения, она решительно сорвала с головы колючую корону из бигуди и, словно художник, нанесла на лицо грим: четкий контур бровей черным карандашом, яркий мазок розовой помады. Без этого "боевого раскраса" она не выходила в люди, ощущая себя голой и беззащитной.
И снова она пренебрегла шепотом бабки, как делала всегда – в детстве, в юности, в каждом миге своей жизни.
— Анюта, выходи! – властно постучала она в стену. – Я уже готова, как пионер!
Анна, словно загнанный зверек, была не в духе. Поход к врачу казался ей восхождением на Голгофу. Но необходимость диктовала свои условия – нужно было встать на учет, получить хоть какую-то гарантию безопасности.
Кабинет №723, словно логово дракона, располагался на седьмом этаже. Циля, оставив Аню на растерзание регистратуре, бросилась в бой, чтобы отвоевать место в живой очереди. Она долго изучала зловещую табличку на двери: "Врач высшей категории Спивакова Н.А.". Очередь двигалась черепашьим шагом. Циля, как опытный разведчик, вслушивалась в обрывки разговоров, собирая крупицы информации. И отзывы, словно ядовитые стрелы, пронзали ее сердце. Поэтому, когда пришла очередь Анны, Циля, словно партизан, незаметно всунула ей в карман свой телефон, превратив его в шпионский жучок, записывающий каждый звук.
Врач, Неля Александровна, с первого взгляда распознала в Анне наивную девочку. А как узнала, что перед ней сирота, выросшая в казенном доме, ее голос вдруг зазвучал медом, а в глазах заплясали лицемерные огоньки. Она долго выспрашивала, кто отец ребенка, есть ли у нее родственники, где живет, словно плела паутину лжи:
— Ох, трудно тебе будет одной поднимать дитя, да еще в этой проклятой коммуналке, без помощи… Ох, как трудно…
Затем она принялась брать анализы, ощупывать живот, и осталась довольна.
— Вот тебе направление на УЗИ. А придешь через месяц, – словно приговорила она Аню.
С пылающим лицом, Анна, как затравленная охотником лань, выскочила в коридор и сунула Циле в руки направление.
— Ты иди на первый этаж, а я тут немного задержусь, – прошептала Циля.
Когда девушка скрылась в лифте, Циля принялась прослушивать запись. Но интуиция подсказывала ей на необходимость личной встречи с врачом.
Дверь была приоткрыта, будто специально приглашая к подслушиванию. И Циля, словно загипнотизированная, снова включила телефон.
Неля Александровна, стоя у окна спиной к ней, увлеченно беседовала по мобильнику, расставляя свои сети, как паучиха:
— Оксана, у меня тут появилась идеальная кандидатура для той бездетной пары, что приходила на днях. Им нужен новорожденный. А эта девчонка – детдомовская, одинокая совсем. Она ничего не заподозрит, – голос врача стал тише, но каждое слово Циля слышала. – Слушай, Оксана, чтобы никаких проколов! Нет, она ничего не должна знать. А потом – наркоз, и все забудется. А мы с тобой будем купаться в золоте…
И тут Циля, словно молнией пораженная, осознала всю глубину пропасти, разверзнувшейся перед ее Анюткой. "Так вот почему мне снилась бабушка… Но, слава Богу, я снова ее не послушала! Иначе беда была бы неминуема".
На УЗИ молодая врачиха что-то щебетала, как птичка, но Циля замерла неподвижно, как статуя, не слушая ее болтовню. Она уже сделала свои выводы. А Аня бревнышком лежала на кушетке, боясь поднять глаза на зловещий монитор.
— Анна, жди меня на скамеечке, солнышко. Я скоро вернусь. Только не садись, чтобы не простудиться. Теперь ты должна беречь себя.
Циля, словно танк, прокладывала себе путь по коридорам поликлиники. Остановилась лишь перед дверью главврача. Женщина решительно постучала, открыла дверь и пристально взглянула на женщину в белом халате, восседающую за столом.
— Здравствуйте…
— Циля Наумовна.
— Вы по какому вопросу, Циля Наумовна?
— По очень серьезному и неприятному для вас, – выделив слово "очень", она включила запись на телефоне. – Вы узнаете голоса своих сотрудников? И как вы допустили такое в своем учреждении? – она отчитывала эту женщину, словно нерадивую студентку, забыв о том, что давно не работает. Но связи… О, у нее были связи во всех сферах общественной жизни.
— Что нам делать?
— Они будут уволены сегодня же… по собственному желанию, – лепетала главврач, меняясь в лице. Сначала она побледнела, как стена, а потом побагровела, как спелый помидор.
— А я бы на вашем месте подала заявление в прокуратуру. А вдруг они уже проворачивали подобные делишки?
— Да, да, конечно, мы обязательно разберемся. Но это будет ужасная реклама для нашей поликлиники, – стонала она, словно проклинала судьбу.
Аня металась по небольшому скверику, не находя себе места. Впрочем, и не садилась, боясь запачкать пальто. Ведь на дворе стояла середина декабря. Легкий снежок, словно пудра, припорошил все вокруг: и деревья, и кусты, и тротуары, и скамейку тоже.
Она корила себя за то, что не слушала, что говорила врач, за то, что позволила страху парализовать ее волю. Она же не знала, что ребенок может появиться от одного случайного мгновения.
Все обитатели коммунальной квартиры №13, словно потревоженный муравейник, повылазили из своих норок изамерли у входной двери, жадно ловя каждый звук с лестничной клетки. Прислушивались в нетерпении к скрипу каждой ступеньки, пока на втором этаже не появилась Циля Наумовна с Анютой. Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену, но никто даже не шелохнулся. Замерли в ожидании. Циля Наумовна, воздев руки к потолку, провозгласила на всю квартиру:
— Двойня!
Взрыв ликования сотряс стены коммуналки. Аплодисменты, смех, радостные возгласы – все слилось в единый хор, в котором на мгновение забыли об Анне.
— Двойня? – прошептала девушка, и кровь отхлынула от ее лица. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Но силы покинули ее и она медленно стала оседать на пол. Жорик, еще трезвый, но с грязными руками и еще не очерствевшей душой, успел подхватить ее.
— Что вы творите? Она разве не знала? Воды! Дайте кто-нибудь воды! – крикнул он, пытаясь вернуть всех к реальности.
Вмиг поднялась суматоха. Циля схватилась за голову:
— Я виновата! Не сказала сразу… Но там такое было, такое… Вы даже не поверите!
— Тетя Циля, откуда вы узнали? – прошептала Аня, возвращаясь в сознание.
— Я видела… на экране. Их двое. Клянусь! Но в ту поликлинику мы больше ни ногой. Я знаю, что делать, но сначала нужно позвонить…
Аня, словно приговоренная, сидела на кухонном табурете. Ей уже не страшны были никакие запахи.
«Двое… Да мне и один – непосильная ноша. А тут – близнецы! Что я буду с ними делать?» И горькие слезы бурным потоком хлынули из ее глаз. Но в глубине души, словно робкий росток, уже пробивалось принятие. «Интересно, кто же там? Мальчики или девочки?»
Людмила, обняв ее, гладила по светлым волосам, успокаивая, как маленькую девочку:
— Не горюй, Анечка. Ты ведь не одна. И никогда больше не будешь одинока. Посмотри, сколько нас! А детки… знаешь, они обладают одним удивительным свойством… они вырастают и улетают из гнезда, оставляя нас в одиночестве. И мы не имеем права их удерживать. Ань, а у меня есть две детские кроватки! Они в гараже пылятся. Мои сорванцы, Ванька с Петькой, давно уже выросли. Так что об этом не переживай!
— Люся, а у Ани живот, как у тебя… один в один… когда ты носила наших мальчишек! Точно говорю, пацаны будут! – Василий, Люсин муж, всегда с трепетом наблюдал за женой в период беременности. Женщина в ожидании ребенка меняется, словно распускающийся цветок. Становится мягкой, теплой… светится изнутри. В эти моменты он любил свою Люсеньку еще сильнее, и она, конечно, это знала.
— Иди уже, без тебя тут разберемся, – Люся с любовью взглянула на мужа.
Никто из обитателей этой коммуналки и не подозревал, что в их тихую обитель ворвался ветер перемен. И случилось это в тот самый момент, когда Анна Фиалкина робко постучала в их дверь.
Он несмело прокрался по длинному коридору, заглядывая в каждую щель, словно любопытный ребенок, открывающий для себя новый мир. Просочился сквозь замочную скважину, словно неуловимый дух.
Сначала это был легкий, освежающий бриз. Но теперь он набирал силу, превращаясь в бурный ураган, сметающий все на своем пути. И с его появлением люди начали меняться, словно под действием волшебного зелья. Угрюмость исчезала, уступая место открытости и доверию.
Но они еще не знали, что и Новый год станет для всех годом больших перемен.
До Нового года оставалась всего неделя. И на общем собрании было решено встретить его всей дружной коммунальной семьей. После работы они обсуждали, как лучше всего это устроить. Всех волновал один вопрос: где накрыть стол? Ведь коридор был узкий, а комнаты маленькие, чтобы вместить всех.
Циля Наумовна собиралась в гости. Но куда – никому не сказала. Женщина нервничала, словно перед выходом на сцену, не зная, получится ли у нее провернуть задуманное.
Ее ждали в большом двухэтажном доме. Здесь жил ее любимый студент, Володя Сухарев, с женой и двумя детьми. "Сколько же лет прошло с тех пор, как он выпустился? Лет двадцать точно", – размышляла Циля Наумовна, сидя в такси.
Женился Владимир поздно, посвятив себя карьере. Зато выбрал в жены достойную девушку, Наталью. Вот эта Наталья и была нужна Циле. Ведь она работала в роддоме, была уважаемым в городе врачом-гинекологом, став ангелом-хранителем для будущих мам.
За накрытым столом долго вспоминали студенческую жизнь. Владимир удивлялся, как Циля Наумовна, в ее-то возрасте, помнит почти всех своих студентов. Пожилая женщина улыбалась.
— Наташенька, вообще-то я пришла к тебе за помощью, – Циля, не долго раздумывая, приступила к осуществлению своего плана.
— Так и знал! Тогда оставлю вас. Пошушукайтесь о своем, о женском…
И Циля Наумовна поведала Наталье историю жизни Анюты Фиалкиной. Потом рассказала о посещении поликлиники и о том, что там произошло.
— Вот скажи, Наташенька, как я могу доверить эту девочку, без роду, без племени, таким людям?
— Не волнуйтесь. Пусть на следующей неделе приходит ко мне на прием прямо в роддом. Там она и будет рожать, под моим присмотром. А вы как себя чувствуете? – молодая женщина с заботой поинтересовалась здоровьем Цили Наумовны. О ней она слышала много самых добрых слов от своего мужа.
— Да что со мной сделается, кроме… Но туда мне еще рано. Я должна помочь Анютке поднять этих детишек. Не будешь возражать, если я приду с моей подопечной? Она очень стеснительная.
На этом и порешили. Домой женщина ехала в приподнятом настроении: "Вопрос решен!" Умела Циля разруливать всякие жизненные ситуации. Тому причиной был и возраст, и жизненный опыт.
Новый год встретили дружной компанией. Не обошлось без неприятностей. Жорик, перебрав со спиртным, стал показывать свой буйный нрав, и пришлось отправить его вместе с его возлюбленной, Соней Милославской, в их комнату.
Посидели очень душевно, вспоминая разные истории из жизни. Пели песни вместе с артистами из телевизора. А потом спокойно разошлись по своим углам.
Вытянув билет, Анна опустилась за стол в гулкой тишине аудитории. Знания роились в голове, но предательское волнение сковало их в плотный ком. Малыши, чутко уловив смятение матери, заворочались внутри, напоминая о себе легкими толчками. А Виктор Дмитриевич, преподаватель – мужчина с лицом ангела и душой, тоскующей по порядку, – мерил шагами пространство, нервно поглядывая на часы. «Кажется, я нарушила его тщательно выстроенный мир… Теперь он злится, и мне не видать сдачи, как своих ушей…»
Дашка Сенцова тоже нервничала, неслышно приоткрывала дверь, наблюдая за происходящим. Сердце ее смутно предчувствовало беду. Бледность Фиалки пугала.
Виктор Дмитриевич, подойдя, спросил с напускным нетерпением:
— Ну что, Фиалка… то есть Фиалкина, извините… Готовы ли вы явить миру свои знания?
И когда Анна подняла на него глаза – два озера небесной чистоты, – он был поражен их невинностью. "Эх, не будь она беременна… можно было бы… Впрочем, что за мысли? Меня ждет Вероника, моя прекрасная роза. Но ей далеко до этой Фиалки – невинной незабудки".
Анна робко присела у преподавательского стола и, запинаясь, ответила на первый вопрос билета.
— Отлично! Переходим к следующему…
В этот момент Анюта издала громкий стон и схватилась за живот. Словно вихрь, в аудиторию ворвалась Даша, с криком:
— Вы что, оглохли? Ставьте ей скорее оценку в зачетку! Или хотите, чтобы она здесь родила? И вызывайте "Скорую"!
Мужчина дрожащими руками вывел заветную запись в зачетке и лихорадочно стал набирать номер.
— Нет… Не надо "Скорую". Отвезите меня прямо в роддом. Меня там ждут… Даша, позвони Циле Наумовне. Она будет волноваться…
— Я могу помочь. У меня машина на стоянке, – предложил Платонов, удивленный собственным порывом.
Даша и Виктор Дмитриевич, подхватив ее под руки, повели Анну по коридорам. Студенты оборачивались и шептались. А Виктор, будто впервые увидев, с нескрываемым интересом разглядывал Дашку Сенцову.
"Что случилось?"
"Неужели рожает?"
"Да это же наша Фиалка!"
Итак, первый курс был пройден. Все экзамены сданы, и горизонт второго курса манил новыми перспективами.
Наталья Николаевна Сухарева, заведующая родильного отделения, сама выбежала навстречу Анюте. Она беспокоилась, ведь срок родов давно наступил. "Говорила же ей еще на прошлой неделе – ложись в отделение… Не послушалась… Экзамен ей надо было сдать. Вот, сдала…" Врач спешила к своей пациентке, чтобы успокоить, зная, что первые роды – это долгий путь. Но всякое бывает…
Десять часов Анна, словно неприкаянная, бродила по предродовой, держась за живот и сдерживая крики боли. Потом два часа лежала на кровати, вопя во всю глотку, забыв о приличиях и обещаниях быть терпеливой. Не получалось… Боль была сильной. Такой боли она никогда не испытывала в своей жизни. Ане казалось, что все ее косточки ломаются и распадаются на части, и, что она больше никогда не сможет встать с этой кровати и пойти своими собственными ногами.
Заходила санитарка, предлагая чай и хлеб с маслом. Аня закрыла глаза только. женщина съела этот завтрак, будто зная наперед, что она откажется.
— А ты не лежи. Вставай. Так быстрее будет. У нас тут одна рожала в прошлом месяце, так так тягала кровать эту, как спортсменка-тяжелоатлетка. А потом сломала кресло. Так выплеснула боль свою. Потом всем отделением смеялись.
Анна ждала, когда же, наконец, уйдет эта женщина. Но, видимо работа у нее закончилась, стало скучно. А здесь можно было поговорить
— Ой, а ты своего мужика, часом, не пригласила на партнерские роды? на прошлой неделе одни рожали вдвоем. Хлипкий мужичок оказался. Поначалу-то, конечно, так гордо зашел. Весь наряженный в белый костюм больничный, шапочку и намордник, то бишь в маску... А потом, как увидел... Побледнел сначала и грохнулся прямо на кафель. Пришлось других врачей вызывать. Не... хлипенький мужик нынче пошел... А может так и правильно. Нечего им там делать. Таинство рождения всегда было и должно быть. Бабы рожают, а мужики мамонта добывают...
"Господи, когда она уйдет. Сил моих нет терпеть..." — а кричать в чужом присутствии она не могла.
— Позовите доктора... Кажется, начинается...
И все закружилось, как в калейдоскопе, как в постановочной сцене из кинофильма… Откуда Анне было знать, как все это происходит.
Так устала, что забыла о боли. Хотелось, чтоб это все закончилось. Глаза закрывались сами собой...
— Фиалкина! — крикнула акушерка. — Не спать! Тужься давай сильнее. Уже на подходе...
— А вот и первая! Ах, непоседа! Требовательная! Голосит, как оперная дива, – Наталья Николаевна, показав новорожденную матери, передала ее в заботливые руки медсестры. – А теперь, Анюта, соберись с силами! Нас ждет второй акт этого спектакля. Еще ничего не закончилось...
Опять началось все по новой. Но недолго.
Вторая девочка появилась на свет спустя пять минут. Эта тихонько похныкивала, словно боялась потревожить мир.
— А вот и Фиалка номер два. Спокойная, словно ангел. Они близнецы, Аня! Гордись собой! Так ты сдала тот экзамен? – Аня кивнула. – Да, девочка... Ты сдала еще один экзамен. Самый важный в своей жизни. Пусть они будут счастливыми… и здоровыми...
Новорожденные всю ночь спали крепким сном. А утром, подойдя к окну, Анна увидела на тротуаре своих верных друзей: Цилю Наумовну и Дашу. Циля Наумовна радостно улыбалась. Дашка подпрыгивала, махала руками и посылала воздушные поцелуйчики ей в окно.
Присев на кровать, Анна долго вглядывалась в лица своих девочек. В палате три женщины вели тихий разговор, словно заговорщики. Валентина, стоя за спиной, прошептала:
— Повезло тебе! Больше сюда не придется возвращаться. Одним махом родила двоих. Наверное, папаша на седьмом небе от счастья.
И Анна поделилась с этими случайными соседками своей историей. Здесь это всегда происходит. Женщины становятся откровенными, словно раскрывают душу перед последним причастием. Возможно, потому что понимают: вряд ли судьба еще раз соберет их вместе. Но как знать... Жизнь штука непредсказуемая...
В тот самый момент, когда появились на свет малышки, для Анны наступила новая жизнь. И не стало ничего более важного, чем эти две маленькие крошки. И все, чего она боялась, стало естественным. И уже через день Анютке казалось, что так было всегда. И она уже не понимала, как же жила раньше без них.
Между тем приближался день выписки. Девочки были здоровенькими, хорошо ели и спали.
И Циля Наумовна за эти пять дней развернула в квартире №13 бурную деятельность. Был куплен холодильник на оставленные Анной деньги. Для него нашлось место в самом углу комнаты. Люся с Василием привезли из гаража две кроватки, которые поставили под стеной. Стало немного тесновато, но жить было можно. Приобрели также множество вещей, необходимых для детей. И теперь комната, сверкая чистотой и уютом, ждала своих хозяек.
Все изъявили желание поехать встречать пополнившееся семейство Фиалок, но Циля Наумовна запретила: "Ждите дома". А Василий был рад, потому что это ему выпала честь привезти новорожденных домой. И еще прибежала, запыхавшись, Даша с огромным букетом и сумкой с детскими вещами, оставшимися после выросших племянников, и разноцветными шариками.
Жители коммуналки с волнением ждали, когда же приедут. Людмила Голдобина из пятой комнаты по этому поводу отпросилась с работы. Соньку заставили нарядиться в чистую одежду, а ее сожителя Жорика побриться и помыться. Иван Серафимович, волнуясь, ходил по комнате, постукивая палочкой. По этому случаю он нарядился в костюм, белую рубашку и галстук.
В этом событии приняла участие даже пара, заселившаяся три дня назад в комнату №2. Это были Нина Анатольевна и Игорь Юрьевич Степашины. Оба учителЯ. Работали в школе. Нина Анатольевна преподавала английский, а Игорь Юрьевич — историю. Но жизнь так повернулась, что при маленькой учительской зарплате, они не могли помочь женившемуся сыну в приобретении жилплощади. Поэтому просто продали свою двухкомнатную квартиру и купили сыночку однушку, а им самим осталось только на коммуналку. Их, конечно, отговаривали знакомые от этого поступка, но это было их взвешенное решение.
Студенткам из шестой было не до этого важного события. Они сдавали экзамены. И собирались съезжать.
Анна не ожидала такой теплой встречи. И именно в этот момент она поняла, что ее здесь приняли, как свою. Она стояла в растерянности на пороге квартиры, выслушивая поздравления и пожелания. Слезы счастья текли по щекам. А Циля Наумовна и Даша, как драгоценную ношу, внесли в комнату два свертка, завязанные одинаковыми розовыми ленточками.
Малышек положили на диван и развернули.
— Видишь, Васенька, ты ошибся. Это девочки... — толкнула в бок мужа Людмила.
— Да. Здесь я не угадал. Но уверен, что в этот раз у нас опять будет...
— Вася, замолчи, — Людмила покраснела. И все, кто только что смотрел на малышек, повернули головы в их сторону.
— И как вы это делаете, молодые люди? Здесь же такая слышимость... — спросила, улыбаясь Циля Наумовна.
— А это уже не ваше дело. Да, у нас трое. И что? Все одеты, обуты, не голодные. Мы детей любим, — пытался оправдаться Василий.
Две пары голубых глаз удивленно смотрели в большой мир.
— Они близнецы... — сказала Нина Анатольевна. — Абсолютно похожи. И как вы, Анечка, будете их различать?
— Я с первого дня знаю, кто есть кто. Вот эта с хитринкой — Алиса. Она непоседа. А это — Алина. Она серьезная, задумчивая и более спокойная.
— Все. Посмотрели и хватит. Анюта, корми детей и приходи в комнату №1. Там мы накрыли стол, чтобы отметить день рождения твоих девочек.
Первая комната пустовала. Там жил Андрей Сидоров, но он уже давно был на заработках, а ключ оставил Циле Наумовне. Сидели недолго. Но дружно и весело. И ни один человек не сказал, что опять будут крики по ночам и невозможно выспаться. Они привыкли к такой реальности. Возможно, кто-то и хотел тишины и спокойствия... Но радовался и тому, что есть крыша над головой. А Циля Наумовна и Иван Серафимович счастливы были от того, что не одиноки. Все-таки здесь лучше, чем в казенном доме.
Легкий летний ветерок, залетевший в окошко, коснулся каждого жителя этой квартиры. Просто они этого пока не почувствовали.
Новые жильцы Нина и Игорь из второй прижились. Людмила и Василий ждали прибавления в семье. Их дети наперебой гадали, кто же у них будет, братик или сестренка.
Когда дует ветер перемен, ставь не стены, а паруса (восточная мудрость).
У Анны Фиалкиной появилось два крыла. Она их расправила и летела вперед по жизни, не сопротивляясь ветру.
Циля Наумовна заставила пройтись по всем инстанциям. Наконец-то, Аня стала получать пособие, как мать-одиночка. Пусть и небольшая, но это была поддержка. Деньги, полученные на детей, тратить не стала. И об отдельной квартире даже не мечтала, понимая что в этом дружном коллективе ей будет легче их вырастить.
Отдохнув недельку, она опять принялась за работу в интернете. Девочки росли, не спали по ночам или обе, или по очереди. Глаза слипались в любое время суток. Она просто валилась с ног. И тогда на помощь приходила Циля Наумовна.
Женщина просто появлялась в комнате, забирала к себе орущую Алису, садилась на диван и укачивала ее на подушке, которую размещала на вытянутых ногах, напевая песенки из далекого детства. И тогда Аня высыпалась, потому что Алина спала рядом, не тревожа мать.
Уже вовсю хозяйничала осень, поливая землю холодными дождями. Громкий крик и стук в дверь поднял на ноги всех соседей. Это загулявший Жорик ломился в комнату Сони Милославской. Но ему никто не открывал. Первыми выскочили супруги Голдобины. Они жили по-соседству. Через стенку. Василий уже было собрался вышвырнуть Жорика из квартиры, но тот неожиданно лег под стеной прямо в коридоре и захрапел.
Ни утром, ни днем, ни на следующий день Соня так и не появилась. Никто об этом не переживал, потому что бывали такие случаи, когда она не возвращалась домой, загуляв с такими же как она.