Дух улиц

Глава 1

«… I can feel death, can see its beady eyes»

Radiohead – «Street spirit»

Адриан

Тронный зал тонул во мраке.

Адриан Делмар не помнил, когда здесь в последний раз разгорался свет. Не смотря на прошедшие столетия и технический прогресс, в этом помещении не было электричества — на стенах до сих пор висели массивные канделябры и скобы для факелов, которые и раньше использовались не часто.

Все дело было в Верховном и его древних глазах, которые не выносили света.

Тем, кто попадал в этот зал, свет не был нужен. Бессмертные в свете не нуждались. А об удобстве смертных, которым не посчастливилось оказаться здесь, не задумывались вовсе. Не было смысла.

Ровный ритм его шагов эхом отражался от высоких потолков и стен. Шаг, еще один — он не хотел показывать свою спешку, но и не медлил, не смея заставлять ждать Верховного.

В зале никого не было, кроме Адриана и его Создателя. Никто бы не осмелился нарушить его аудиенцию.

— Адриан, — проговорил Верховный Хонсет, Изначальный вампир, управлявший миром бессмертных по эту сторону океана и за ним. Он же, Адриан, был его единственным Созданием, его правой рукой, карающей всех ему неугодных.

— Создатель, — сказал Адриан, покорно склонив голову и встав на одно колено. Он смотрел ровно перед собой, видя лишь черные гранитные плиты пола.

— Подними свой взгляд, — проскрипел древний вампир. Адриан подчинился.

Перед ним предстал его Создатель. Ссохшаяся от времени и голода фигура была закутана в привычное черное одеяние, и почти тонула в слишком большом каменном троне, выполненном из такого же черного гранита, которым был выложен пол. Серая кожа, больше похожая на истлевшую скомканную бумагу, обтягивала лысый череп и кости. Тонкие губы были не в состоянии скрыть торчавших наружу заострившихся резцов и клыков. Белки глаз налились кровью, а радужка стала желтой, словно выцвела за века.

— Подойди, — проскрипел древний вампир. Казалось, его голосовые связки настолько ссохлись, что теперь с трудом пропускают через себя воздух, образуя звук. Адриан поднялся на ноги, сделал шаг к возвышению, на котором находился трон. И еще один, оказываясь перед Верховным. Вновь встал на колено. Все действия были настолько привычны, что Адриан не задумывался о том, как двигалось его тело. Он был сосредоточен на своем разуме и мыслях, которые были в его голове. А если точнее, об обуздании этих самых мыслей. В следующее мгновение его макушки коснулась чужая рука — тонкая, с заостренными ногтями, которые теперь были больше похожи на когти животного. Адриан прикрыл глаза, стараясь подавить в себе волны отвращения, что захлестнули его изнутри.

Никаких эмоций. Никаких мыслей.

Из раза в раз Адриан твердил себе эти слова, словно мантру, пока его Создатель одним лишь прикосновением мог разглядеть каждый угол его души, каждую потаенную мысль.

Точнее, то, что Адриан позволял ему увидеть. Но Верховному об этом знать не полагалось.

Адриан физически чувствовал присутствие чужого разума в своем. Черными липкими щупальцами оно проникало в его мысли.

— Что ты можешь поведать мне о деле Сент-Моров? — проскрежетал древний вампир.

— Все семейство взято под стражу и обескровлено, — сказал Адриан, представляя перед внутренним взором свой последний визит в казематы Некрополиса, где содержались обвиняемые. — Доказательства неоспоримы. Процесс назначен через неделю.

— Хорошо, — сказало древнее существо, растягивая зубастый рот в жутком подобии улыбки. Адриан во всех подробностях представлял доказательства вины в преступлении, которое предъявлялось старому вампирскому семейству, которое готовило заговор против Верховного. — Очень хорошо. Я доволен.

— Благодарю, Создатель.

— Обвинительный приговор должен быть вынесен на месте. Казнь — незамедлительна. Ты понял меня?

— Ваша воля — закон, Создатель.

— Верность — одно из основополагающих сил, которое способствует поддержанию порядка в этом мире. Как жаль, что даже столь почитаемые члены нашего общества подвергаются такому изъяны, как предательство. Ты со мной согласен?

— Абсолютно, мой Создатель.

Никаких эмоций. Никаких мыслей.

— У меня будет к тебе маленькая просьба, Адриан. Совсем небольшая услуга. Ты же не откажешь мне в малости?

— Конечно. Служить Вам — это честь.

— До меня дошли слухи, что в клане Алджертонов грядут перемены. Алоизиус, твой дальний предок, хочет передать бразды правления.

— Да, я слышал об этом, Создатель.

— В таком случае ты понимаешь, в чем заключается та услуга, о которой я обмолвился?

Адриан колебался лишь мгновение, прежде чем ответить:

— Да.

Его ответ породил еще одну омерзительную улыбку от Верховного.

— Встань, — вновь повелел он. Адриан встал на ноги.

— И еще одна небольшая просьба. Сегодня полнолуние. И голод терзает меня. Не поможешь ли ты и в этом своему Создателю?

Глава 2

Джейн

Утро того дня, когда умерла Джейн Джонсон, выдалось солнечным.

Девушка проснулась от навязчивого солнечного луча, пробравшегося сквозь неплотно задернутые портьеры и светившего ей прямо в лицо. Она со стоном отвернулась к стене, задумываясь о том, сколько минут сна отобрала у нее разгулявшаяся погода за окном.

Джейн лежала неподвижно, надеясь вновь погрузиться в дрему. До нее доносились привычные утренние звуки: на улице проезжали редкие автомобили, где-то лаяла чья-то собака, на кухне работал телевизор, о чем-то негромко переговаривались родители. Время до звонка будильника текло медленно, как расплавленное стекло, а сон больше не возвращался. Вылезать из теплой постели категорически не хотелось. Было лишь огромное желание с головой укрыться одеялом, и не вылезать из-под него до скончания времен. Джейн знала — она ни за что так не поступит, потому что впереди ее ждал очередной загруженный день в школе, факультативы и волонтерская работа в приюте для животных. Однако сейчас девушка мечтала лишь об одном — чтобы будильник никогда не прозвенел.

Увы, мечты ее так и остались лишь мечтами — всего через несколько мгновений блаженную тишину комнаты наполнил противный писк, возвещавший, что пора начинать день. Собрав всю имевшуюся волю в кулак, Джейн откинула одеяло и села на край кровати. Будильник продолжал пищать, мигая красными цифрами на черном циферблате. Было ровно шесть утра, пятница. Джейн щелкнула кнопкой выключателя, и в комнате вновь стало тихо.

Девушка потерла глаза, пытаясь согнать сонный флер. В комнате стоял полумрак, и только тот самый настырный луч восходящего солнца, что выдернул ее из сна, освещал пространство вокруг. В тонкой полоске света плясали пылинки, и Джейн невольно оглядела свою спальню. Единственное окно, занавешенное голубыми портьерами. Письменный стол, половину которого занимал громоздкий компьютер. Учебники и тетради аккуратными стопками лежали на остальной части столешницы. Книжные полки, заполненные учебниками, справочниками и иной литературой. Шкаф для одежды, зеркало во весь рост в углу. Светлые стены сплошь заклеены плакатами от «Гринписа», Всемирного общества защиты животных, Фонда дикой природы, «Зеленого креста» и подобных организаций.

Утренние пробуждения всегда давались Джейн с трудом. Сонное оцепенение медленно, но верно освобождал сознание девушки, возвращая силы для того, чтобы, наконец, подняться с постели и направиться в ванную. В доме было прохладно, и даже под теплой пижамой ее тело покрылось мурашками.

Пройдя в ванную комнату, Джейн первым делом собрала в хвост копну светлых вьющихся волос до пояса. Она в очередной раз задумалась о том, чтобы отстричь тяжелые локоны, потому что находила такую длину весьма непрактичной. Но вспомнила о том, какой будет реакция матери на это ее действие, и решила, что сделает это сразу по окончании школы. Хотя, восемнадцать ей исполнилось в прошлом месяце, и она могла сделать все, что взбрело бы в ее голову, расстраивать маму не хотелось. Той очень нравились волосы Джейн.

Водя щеткой по прядям, Джейн глядела на собственное отражение в зеркале. Лицо было бледным и узким, с острым подбородком и мягкой линией челюсти. Прямой тонкий нос с веснушками, которые к октябрю немного выцвели, тонкие губы и светлые серо-голубые глаза.

Умывшись, девушка вернулась в свою спальню. Раскрыла портьеры, впуская в комнату утренний свет. Яркие лучи почти ослепляли, но чувствовать на коже едва ощутимое тепло осеннего солнца было приятно. Джейн отворила створки шкафа, размышляя о том, какая за окном температура, и что стоит надеть. Она знала, что вернется поздно — в те дни, когда выпадала ее смена в приюте, всегда приходилось задерживаться — потому, вытянула из стопки джемперов свой любимый, голубой с косами, и синие джинсы. Девушка решила, что стоит одеться теплее, ведь погода в Бостоне осенью, что игра в «русскую рулетку» — никогда не предугадаешь, в какую минуту пойдет ливень или снег.

Не торопясь, девушка оделась, собрала в рюкзак нужные сегодня учебники и тетради, оглядела комнату еще раз, убеждаясь, что ничего не забыла, и затворила за собой дверь спальни. Спустившись на кухню, Джейн обнаружила там обоих родителей.

— Доброе утро, — сказала она, кидая рюкзак рядом со столом. Подошла к матери, поцеловала ту в щеку, а после настала очередь отца.

— Доброе, — отозвалась Селин, мать Джейн, выкладывая на тарелку порцию овсянки. — Вот, приготовила тебе завтрак. Садись и ешь.

— Спасибо, — отозвалась Джейн, принимая из рук матери тарелку. — Не стоило, ты же после смены.

— Пустяки, — отмахнулась Селин. — Доставь мне удовольствие покормить тебя. Скоро поступишь в колледж и покинешь нас. Хочу, чтобы у тебя не осталось воспоминаний о том, что у родителей не было времени даже на то, чтобы приготовить тебе завтрак.

Джейн хмыкнула. В чем-то, должно быть, мать была права. Она, и отец Джейн, Адам Джонсон, оба были врачами. Селин была пульмонологом, а Адам — хирургом-травматологом, занимавшим должность главы отделения. Оба работали в Массачусетской больнице общего профиля, и большую часть жизни проводили в стенах госпиталя, чем где-либо еще, в том числе и дома. Джейн оглядела свою мать — высокую, темноволосую, с такими же светлыми глазами, как у нее самой, под которыми залегли темные круги от бессонных часов, что она провела на смене в больнице, все еще в уличной одежде. Сейчас выспится, придет в себя, а после — снова на работу. То же самое было и с Адамом. Как с подобным образом жизни они умудрились завести ее, Джейн, для нее было загадкой.