- Ма-ам…?
- Да, Анжик? – с усилием оторвала я голову от сложенных на столешнице рук. Дочка стояла в дверях кухни – уже не малышка, но еще не подросток. Моя девочка…
- Тебе плохо, голова болит? – беспокоился ребенок.
- С чего ты взяла? Устала просто, - поднялась я из-за стола. Выключила газ под сотейником, в котором доходили котлеты – я любила обжарить их, а потом, добавив чуточку воды, слегка пропарить с черным и душистым перчиком и лаврушкой. Достав из шкафчика тарелки, расставила их на столе, разложила приборы.
Дочка молча смотрела на меня, стоя в дверях.
- Не стой там… и не рассматривай меня, как картинку, - улыбнулась я, - верь маме на слово. Говорю же – просто устала. Или ты хочешь что-то сказать? Поговорить? - сообразила я и замерла – пропел дверной звонок. Домофон не услышали? Я - возле работающей вытяжки, Анжела в наушниках. Запросто. Или, скорее всего, это Валерка. Я иногда просила соседку посидеть с дочкой или даже заночевать у нас. Редко, но случалось. Она и просто так заходит, так что... Но на всякий случай уточнила:
- Не к тебе?
- Ты что, мам? - удивилась она, - поздно уже.
И правда... Никто из ее одноклассников не жил рядом, каждый день я возила дочку в школу через половину города, а потом так же забирала. Школа хорошая - того стоило.
- Я посмотрю там, а ты пока положи пюрешки и по котлетке, достань огурчики… штучки по две хватит.
- Мне – три. Они маленькие. И вкусные, - заулыбался проголодавшийся ребенок.
- Тащи тогда всю банку. Внизу там… справа смотри, - уходила я в прихожую. Из кухни к ней вел небольшой коридор, за ним пространство расширялось и перетекало в эту светлую двенадцатиметровую комнатку.
Новая квартира радовала не только метражом, но и другими приятностями: высокими потолками, настоящим дровяным камином, встроенным в стену гостиной, огромным совмещенным санузлом. Там свободно разместился даже фикус Бенджамина - деревце в полтора метра ростом, выживающее без солнечного света за счет направленных светодиодных спотов. И три комнаты тоже были просторными, все с большими окнами. Грело душу то, что все до копеечки за это великолепие уже выплачено. Моё, все моё… в очередной раз ласково провела я пальцами по фактурной штукатурке апельсинового цвета, скользнула ими по дверному полотну и легко щелкнула замком. Распахнула дверь, даже не заглянув в глазок.
И глаза распахнула… тоже.
- Ты? – на удивление ровно прозвучал мой голос. Ровно…но я сама не узнала его – низкий, глуховатый, будто чужой. Словно горло пережато… рванувшим непонятно куда сердцем, наверное.
Сколько…? Больше десяти лет? Круто! Не изменился, сразу узнала… почти не изменился. Заматерел по-мужски, а вот лицо похудело или даже осунулось. Возрастное явление? Не мальчик уже… Четкие линии скул и подбородка - кажется, совсем без подкожного жирка. А стрижка совсем короткая, с выбритыми висками, зато появилась бородка, такая... модный эффект небритости. И ему это идет. Кажется, ему пойдет абсолютно все – хоть налысо… да хоть борода до пупа! Но нет - холеный, красивый и одет тоже… Да и хрен бы...! Как пришел, так и ушел. Но - Анжела. Страхом... нет - ужасом скрутило мгновенно, до холодного пота и того самого ощущения приближающегося спазма – стеснения в груди.
Глубоко вздохнула, проверяя себя. Шагнула в сторону, прикрывшись приоткрытой дверью и, достав из кармана ингалятор, «пшикнула», как говорит Алёна. Отдышалась, собралась и шагнула обратно - вернулась к диалогу. Странно... он терпеливо ждал. Ладно... Спросила прямо:
- И на хе*а ты здесь?
- Тебе не идет мат, Ира, - чуть промедлил он с ответом, внимательно глядя на меня: - Разрешишь войти?
- Повторить вопрос громче? – встала я в дверях заслоном, готовясь безо всякого сомнения вывалить на него еще и не такое. Ого! Да я почти четыре года без Алёны! Сама! Я четыре года почти один на один с ними – мужлом, которое посредством грамотного общения и укрощения этим общением волшебным образом превращается в просто мужиков. Зачастую вполне нормальных и адекватных, просто нужно уметь внушить им это, отстояв свое право на руководство, настояв на нем. Да у меня уже чертов иммунитет на любые их происки!
- Я – к вам, - скользнула по его лицу непонятная гримаса, стирая улыбку. Не шутит, похоже? Не шу-утит. Какие здесь и сейчас шутки? Никаких шуток. Он уже тут и, похоже, серьезно намерен…? Я паниковала. Противной, удушливой волной накатило, навалилось… и мобилизовало.
- Анжела! Прикрой там дверь! У меня тут серьезный разговор! – оглянувшись, сдавленно крикнула я в сторону кухни. И сразу же поняла, что опоздала с этим - любопытная мордашка как раз высовывалась из-за угла. В ответ на мои слова скривилась, недовольно протянув:
- Ла-адно.
И, заставив мое сердце дернуться, с любопытством стрельнула глазами в распахнутую дверь. И замерла, и… тоже узнала. Фото «геройски погибшего» папы (лицо крупным планом) раньше стояло у телевизора, потом я незаметно убрала от греха – надоело.
- Па-апа? Д…дядя? – беспомощно перевела дочка взгляд на меня, привычно откручивая пуговичку-нос у пижамного медведя. Дернула её… на нервах, похоже. Или тоже в панике.
Вдох, выдох… Я справлюсь, придумаю… сейчас, секундочку мне только... миг один!
- Я твой папа, Анжела, - тихо раздалось от двери, и бывший перешагнул порог, оказавшись в квартире. Прикрыл за собой дверь. А я прикрыла глаза, от всей души желая ему провалиться сквозь все слои бетонных перекрытий на пути к земле. Избавиться от него, удалить, как больной зуб, прекратить этот кошмар! Пока получилось только невнятно пробормотать:
- Бесславно почивший.
- Не спеши хоронить, Ира, - спокойно посоветовал бывший, не отрывая взгляда от Анжика.
- Ты сказала, что я умер?
- А должна была - что? – поинтересовалась я, отворачиваясь от него и обозначая так приоритеты. Обняла Анжика и притянула к себе. На нервах слегка мутило, мысли прыгали. И она тоже - сжалась в моих руках маленьким комочком недоверия и непонимания. Ну и с-сука ты, Маштаков! – скрипнула я зубами.
Понятно, что с мыслями о проблеме нужно переспать. А наутро, как правило, все выглядит не так и страшно.
И в самом деле – у меня все так же есть работа и это надежный источник дохода, есть квартира – мой дом и есть мы с дочкой. И даже после того, как узнала о вынужденной лжи, любить меня она точно не перестала. Да и странно бы... Рассказывая ей потом о событиях десятилетней (округлим сроки) давности, я ничего не приукрашивала, но и красок тоже не сгущала – только факты. Эмоции вырвались раньше, когда, обращаясь к дочери, я вслух обозначила для бывшего свое отношение к тому его поступку, а получилось, что негатив достался и Анжику. Не нужно бы… следовало объяснить как-то помягче и не давая оценки. Моя девочка и сама уже вполне способна это сделать.
Я жалела только о том, что сорвалась в эмоции, дав застать себя врасплох. Само же появление Михаила, учитывая то, что сейчас Анжела уже все знает, выглядело не так и страшно. Поговорим, обсудим его общение с дочерью… для этого же он здесь? А я перетерплю. А я возьму себя в руки и больше не покажу насколько больно он сделал тогда – он далеко не дурак и сам отлично все понимает, а я уже почти забыла. Само собой, его нежданное появление всколыхнуло и подняло всю эту муть, заставило вспоминать остро и ярко и да – сейчас мне неприятно видеть его. И снова накрыло обидой. Но все равно уровень или накал ее тогда и сейчас вообще не сравним.
Девочке нужен папа? Так пускай он будет. Но каким он собирается быть папой и насколько это отвечает моему пониманию отцовства, я въедливо и дотошно выясню при следующей нашей встрече.
Все эти рассуждения и принятое в результате решение стоили мне бессонной ночи и наутро пришлось приложить усилия, чтобы выглядеть хотя бы нормально.
На работе все шло настолько привычно, что ее количество меня только успокоило и буквально загнало в привычную колею, как того осла. Было раньше такое, видела я в каком-то историческом фильме: мелкая тощая животина с повязкой на глазах обреченно бредет по кругу, следуя за палкой, к которой крепко привязана. И то ли воду в арыки, то ли нефть таскает таким образом. В любом случае приносит пользу, не отвлекаясь на окружающий мир.
Давно уже основной моей работой была бумажная и электронная рутина, но ее получалось столько, что весь список с пояснениями точно занял бы пару форматных листов текста, набранного мелким шрифтом. Кадровые вопросы, налоги, ценовая и зарплатная политика, планирование и организация работ, безопасность и экология, договора с заказчиками и поставщиками, личные контакты и переговоры разного плана, арбитраж и суды – случалось всякое. И это не только моя беда – все небольшие фирмы жестко экономят на кадрах.
Но одно существенное послабление я себе устроила - контроль качества работ и сроков их выполнения, то есть гонку по объектам, осуществлял Саша Голубев. Это он мотался по городам и весям и по возможности решал возникающие проблемы на месте. Когда не получалось сразу или мирно, тогда уже вынужденно подключалась я. И если работе мешал человеческий фактор, использовался метод кнута. Я вынужденно научилась этому, оставшись одна – без Алёны, которая всегда решала подобные вопросы «одной левой», как говорится. При этом общалась я с провинившимися подчиненными исключительно на «вы», вымораживая перспективами и наказывая рублем. Спокойный же просто до безобразия Саня в таких случаях воспринимался ими, как пряник. Поэтому все спорные вопросы мужики старались решить с ним, не вынося их на суд и нервы начальства в моем лице.
Полтора года назад подруга предложила мне выкупить ее часть фирмы. Была сделана независимая оценка нашего с ней бизнеса, продажа оформлена нотариально и проведена через налоговую – генеральным директором стала я. Алёна настояла на том, чтобы денежные выплаты производились поэтапно, а по времени растянулись максимально удобно для меня. Я – на том, чтобы был учтен основной финансовый вклад в дело организации бизнеса ее первым мужем.
На момент продажи давно уже было ясно, что помогать мне справляться со всем вышеперечисленным она не сможет еще очень долго. Вначале декрет с Анечкой, потом отъезд семьи Дружаниных на Дальний Восток, а теперь новая радость – недавно у них с Николаем родились близнецы Артем и Дмитрий. Но Алена так и оставалась нашим архитектором, работая дистанционно. Я же назначила достойный оклад Голубеву, который частично снял с меня нагрузку по руководству.
Голубев… неожиданно он стал для меня некоей лакмусовой бумажкой. Странно это происходило, да и вообще психология странная штука, особенно психология одиноких женщин. Наверное, Саня был интересным мужиком. Но предпочтения и вкусы разных людей иногда настолько отличаются… да тот же Михаил! Когда-то я не могла налюбоваться им, а Алёна на мои восторги реагировала… молча. То ли соглашаясь… а, скорее всего, понимая, что оспаривать вкусы влюбленной дуры бесполезно. Заметив эту ее реакцию и не совсем понимая ее, я осторожно пошутила:
- Я его слепила из того, что было?
И один-единственный раз за всю нашу с ней историю она ответила очень тихо, но грубо и бестактно:
- Из говна и палок.
И оказалась права в итоге. А я тогда настолько потерялась, что сделала вид, будто вообще ничего не слышала. Она же заговорила о чем-то другом жалея, наверное, о вырвавшихся словах. Она неплохо разбирается в людях, всегда легко находит с ними общий язык и так же легко определяет для себя причинно-следственную природу чужих поступков. Ошибается редко.
А я любила тогда. Красивее и лучше Миши для меня не было никого на свете. Старалась, угождала, порхала… Потом уже, годы спустя, та ее фразочка вспомнилась, и я поинтересовалась, уточняя, а она ответила:
- Красоты я там не видела. Зато… ты уж прости? Видела, как ты годишь ему - как болячке. Со стороны это выглядело… приторно. Перебор, Ирка! Ты вот тогда орала на меня, осуждая за диктат в отношении Олега. Но и ты тоже… явно же был перебор, а он принимал это, как должное. Да и ладно бы – забота приятна каждому человеку. Но когда вот так - как само собой разумеющееся… Ты старалась, из трусов выпрыгивала, а он же явно не ценил! И я сама не знаю – честно… кто тогда больше бесил – он или ты? Но тебя еще можно понять, а Михаил был мне несимпатичен изнутри, понимаешь? Не так он вел себя в моем понимании! Какая там красота? Смазливость разве… Вот, вспомнила! Погоди-ка… я сейчас.
- Ерунда! Ты подменяешь понятия, переворачиваешь все с ног на голову, - отрезала Алёна, внимательно выслушав меня: - Маштаков и понравился тебе потому, что соответствовал твоему идеалу. Твои вкусы и сейчас не поменялись – вот и весь секрет, что ты тут… на ровном месте? Лучше скажи – как Анжела?
- Светится, - поморщилась я, - а у меня чувство такое… бессилия. Он потихоньку забирает ее у меня – пока еще только маленький кусочек ее отношения и любви, а я не могу запретить это, уже не могу что-то изменить. Она выслушала меня, и все равно уже простила ему все только за то, что он у нее теперь есть. Понятно, что дети многого не понимают, поэтому они добрее и легко прощают. А я молча глотаю… ревную и бешусь. Хорошо, что он скоро уедет.
- Когда - скоро? – оглянулась, прислушиваясь, Алена. Аню должен был забрать из сада папа, а мальчишки спали днем второй раз и страшно было разбудить их. Мы устроились на кухне и старались говорить тихонько.
Еще когда мы с дочкой жили в этом доме, присматривая за ним, я любила сидеть вот так, глядя в огромное французское окно, которым представлялись распашные двери на террасу. А особенно здорово было делать это в тепле и уюте, как вот сейчас, когда за окном буквально беснуется поздняя осень. Настил покрыт налипшими мертвыми листьями; подвывая, рвет ветки холодный ветер; полосы дождя хлещут по озерной воде и крыше, грохоча то тише, то громче…
- Гадостно. Не люблю эту пору, все время в сон клонит, - призналась Алёна, но завороженный взгляд от окна не отвела.
- А я – ничего… если никуда не нужно идти.
- Рассказывай, - подвинула она ко мне чашку с чаем, - и пей, согревайся, а то тебя потряхивает. Понятно – не от холода…
- Да нечего особо, - тоскливо призналась я, - договорились встретиться в понедельник после того, как заберу Анжика со школы и завезу домой. Холодно… пригласил в кафе рядом с нами – «Плюшку». Там пусто, сели в дальний угол, говорили тихо и спокойно. Будто все так, все нормально, а давит что-то. Не понимаю… какое-то несоответствие. Я же все помню! А сейчас он… будто слегка заторможенный, вот как Саня Голубев. Ни явных эмоций, ни как-то выраженного отношения ко всему происходящему… и ко мне тоже. Спокойный, вежливый.
- Как-то объяснил то, что тогда…?
- Нет. Хотя я сразу пресекла все лишнее, предупредив, что у меня мало времени и обсуждать мы будем исключительно его общение с дочкой. И зря уточняла, потому что, похоже, он хотел того же.
- А ты? – отпила Алёна из своей чашки пустой чай – без сахара и каких-либо заедков. Она сильно поправилась в эту беременность – на восемнадцать килограмм. Пять из них весили мальчишки. Она пыталась и пытается вернуться в норму, но за год – два кило? И она изменилась, конечно, но я бы не сказала, что в худшую сторону или это рулило мое отношение к ней, когда человек дорог любым – полным и худым, старым и молодым, больным и здоровым? Наверное, она переживала, как переживала бы любая на ее месте - все-таки раньше выглядела феерически. Но стонов на эту тему я не слышала и правильно – со временем все наладится, куда денется?
- Я? – мысленно вернулась я к разговору, - а я… Помнишь про говно и палки?
- Ну извини, - невесело хмыкнула подруга, - ты запомнила потому, что образно получилось или обиделась?
- Обиделась. Но спорить и переубеждать тогда не стала – это долгий разговор. Пришлось бы что-то доказывать, приводить примеры, которые только для меня, может, и выглядят убедительно. Поэтому пропустила мимо себя… ругаться с тобой не хотела.
- Извини…
- Да за что? – удивилась я, - в итоге ты права. Но у нас и правда было много хорошего. Не только я годила, он тоже много давал мне. Просто из меня это рвалось, а он был сдержаннее, как все мужики. Коля твой вначале вообще показался мне солдафоном, а ты вот рядом с ним светишься. Может и был перебор, но мы разные, Лянка. У меня такая вот странная любовь – любовь-служение. Потребность такая дарить ее, отдавая всю себя – тело, душу и время, с радостью поступаясь чем-то своим. Думаешь я одна такая? Нет. Живут, закрывая глаза и уши, прощая даже то, что прощать нельзя. А у нас все хорошо было… или в конце уже я просто не замечала? Трудная беременность, все дела…
- Все дела, - подтвердила она.
- Да… И потом, ты думаешь с какого я рванула получать второе образование с годовичком на руках? Заочно, но все же? А на втором курсе втемяшился мне этот «Теремок»? И тебя втянула.
- И с какого, считаешь? – осторожно поинтересовалась Алёна, - просто у тебя светлая голова.
- Да ни хрена, - обреченно пробормотала я. Но раз уж начала… - просто я искала ему оправдание. И нашла его, само собой – я не красавица, да еще и неудаха в профессии. Ты вот работала, а я в «Готике» все больше на бумажках сидела.
- Зато изучила всю подковерную, - не согласилась подруга.
- Не всю. Дальше… получается, что кормил нас он и квартирку, пусть и плохонькую – тоже он, я же тогда получала крохи, сидела на шее… да не перебивай ты! Сейчас я понимаю, что бред, а тогда это чувство неполноценности толкало вперед. Вы с Олегом привели в чувство, помогли, когда самая жопа была, а потом я придумала себе цель – доказать ему, что я чего-то стою, что я лучше его гадины. И мечта, само собой… не смейся – все предсказуемо: узнает он о моих успехах, увидит, как я выгляжу сейчас, после всех этих курсов визажа и личностной эстетики и жутко пожалеет. Я долго ждала его, Лянка, и пахала, пахала на идею…
- А теперь считаешь - он не оценил?
- Что отметил – понятно, а что не жалеет и Бог с ним, мне уже не нужно. Мозг теперь иначе заточен. И все равно… я не знаю, как это объяснить – неловкость какая-то, беспокойство… и несоответствие – да. Мы договорились, что первое время его встречи с дочерью будут проходить при мне. И я настояла на том, чтобы у нас дома – в привычной ей обстановке и на моих глазах – мне нужно было видеть…