Души человеческие: падение, огонь и покаяние

Часть 1. Рыцари тайн/Глава 1. Облачаясь в тени

«Когда земля разделена, и небеса падут во тьму,

И спящие узнают семь проклятий,
Появится в то время странник,
Прошедший далеко за звезды и луну.

Хотя рожден лишь для прояснения
Вид его определит судьбу.
Грешники преследуют, праведные проклинают.
Пророки говорят, но отрицают.

Столько испытаний проясняют
Странника судьбу и яд проклятий.
Множество камней летит в него
Все пали, но один остался».

- Из книги «Незнакомец»

«Виновен каждый, пока не доказано обратное»

- Доктрины Алессианского ордена.

«Те, кто пытается приблизить конец, могут его отсрочить. Те, кто хочет отсрочить конец, могут его приблизить. Возможно, этот мир только Яйцо следующей кальпы? Леин вокин? Ты не дашь родиться новому миру?»

- Партурнакс

Два года спустя.

В лагере довольно светло, яркий костерок разгоняет пляшущей рукой света ночную мглу, не давая мраку захлестнуть лагерь, несмотря на густую лесистую местность, что окружает эти места плотной растительной стеной. Три небольшие походные палатки, сделанные из волчьих шкур, стоят полукругом, а прямо перед ними разведён большой костёр, отчего вся местность в лагере заливается массивами света, рассеивающими любой холодный и непроницаемые потёмки ночи.

В лагере три человека, гордо несущие дозор, не смыкая очей. Два коренных черноволосых имперца с Небенея и один северный житель Коловианского Нагорья, чертами лица и телосложением сильно смахивающий на норда Скайрима. Каждый из них занимается собственным делом, не реагируя друг на друга, словно каждый из них не видит товарища.

Внезапно из леса отчётливо послышится шелест изумрудной травы и хруст павших листьев под лёгкими кожаными сапогами, что настойчиво приближался к лагерю. Звуки ясно исходят из тёмного леса, где плотной стеной встал ночной сумрак и куда тёплый свет костра попросту не достаёт, чтобы опрокинуть ночной сумрак.

Тут же подскакивает один из имперцев-небенейцев, закованный в тяжёлую броню имперского легиона морровиндского типа. В его руках, в свете костра, сверкнул кроткий имперский меч, и мужчина направил острие клинка, играющее отражённым сиянием огня, в сторону леса. Огонь кинул на квадратное невзыскательное лицо пульсирующие тени, осветив и глаза, отлитые шоколадом.

– Кто там?! – встревожено, но довольно грубо, вскрикивает имперец, словно выкинул армейский приказ. – Покажись! Живо!

Ответом стало лишь сумрачное молчание, только изрядно напрягшее обстановку.

Второй имперец, сторонник действий, а не переговоров, спешит встать с зелёной травы. Облачённый в синий балахон Гильдии Магов, слегка мокроватый, издавая шуршание магической ткани, он поднимается и встаёт в боевую стойку. Средь длинных худых пальцев колдуна прорывается неестественное свечение, мягкое и тёплое, оно ласковыми языками окутывает ладонь. Маг взмахивает руками и направляет магический поток в сторону леса, рассеивая густую тьму. Через несколько секунд, куда прилетел лазурный и тёплый магический шар, повисло небольшое волшебное светило, разогнавшее холодный ночной сумрак.

Отступивший мрак явил на свет небольшую невысокую фигуру. Это человек, или тёмный эльф, бретонец по росту и телосложению если судить. Он облачён в чёрные непроницаемые одежды, а на голову опускался мешковатый тканевый капюшон, практически полностью закрывавший лицо.

Крупный коловианец, потерев лысую голову, взяв в руки большую стальную обоюдоострую секиру, одетый в тяжёлые стальные доспехи северного типа, отделанные традиционным коловианским орнаментом, пошёл в сторону человека. При каждом грузном шаге сиро-норда доспехи звенят, разгоняя и неудобную тишину.

Подойдя, он тут же окидывает суровым властным взглядом голубых глаз невысокую фигуру, выясняя уровень опасности, которую может представлять человек или эльф. Человек ни достаёт ему и до груди. Посчитав опасность минимальной, он медленно опускает, гудящую от электрического магического покрытия на клинке, секиру и спокойно, мужественным голосом кидает вопрос:

– Кто ты? Чего надобно?

Незнакомец поднимает голову и испуганным взглядом окидывает лицо коловианца, всматриваясь в его северные черты лица, залитые магическим светом, отчего кожа на лице казалось бледной. Внимательно, сквозь мешковину рассмотрев крупные черты лица, посмотрев на длинные светлые волосы и вглядевшись в голубые глаза, незнакомец молвит:

– Я ищу Вольного Короля.

Вопрос прозвучал мягким, но в тоже время чуть грубоватым поздне-подростковым женским голосом.

– Здесь такого нет, – резко и холодно кинул коловианец.

– Я из Ордена, точнее из того, что от него осталось, - молитвенно сказала девушка. – Из Ордена Святого Магнуса.

Сиро-норд мгновенно изгрыз её неодобрительным взглядом, полном подозрения и недоверия, но услышав про Орден, всё же решил провести незнакомца к тому, кого он назвал.

– Пошли за мной, – перекинув секиру через спину, хладно сказал коловианец, без страха подставляя спину, зная, что товарищи прикроют.

Выходец из северной Коловии и странный незнакомец прошли через лагерь, где на их пристально уставились взгляды двух имперцев, исполненных напряжением и абсолютным недоверием. Сверкающие клинки бывшего легионера готовы истерзать незнакомку, а напряжение в руках чародея, проявляющееся в виде искрящегося шара, озаряющего местность фиолетовым светом, способно изжарить девушку электрическим напряжением. Сиро-норд быстро провёл девушку на небольшой пустой холм, у подножья которого и был разбит лагерь.

Глава 2. Когда в храме гаснут свечи

Скингард. Поздний вечер.

Город медленно начинает облачаться в сумрачный саван наступающей ночи, что томным шагом подходит к граду, беря его в свои прохладные объятия, что развеются с первым лучом зари. Но сейчас не время для солнца. Огненный солнечный диск постепенно уходит за горизонт, оставляя после себя лишь фиолетовое полотнище, на котором начинают зажигаться сверкающие звёзды, усеявшие его подобно серебряным монетам.

Вечерняя лёгкая и приятная прохлада заполняет узкие городские улицы, и лёгкий ветер начинает гулять по ним, временами начиная взметать в воздух обычную пыль и лёгкий мусор.

Привычно узкие и довольно тесные городские улочки заполнило множество людей. Многие в городе шли с тяжёлой работы, но их пути могли изрядно отличаться. Так кто-то спешил поскорее в родной дом, чтобы набраться сил перед следующим днём и как можно приятней для души провести ещё частицу жизненного пути с семьёй. Ну а кто-то просто рвался в местные таверны, чтобы утолить жажду и тягу к хорошей пьяной компании, в которых царят шутки и смех, игрища и веселья, а порой и поддержка друзей.

Город пышет жизнью и полон вечерней радости с весельем, кроме места у святилища. Оно простаивает в абсолютном горестном запустении и тоскливом одиночестве, что не подобает храму одного из Богов. Единственным верным и неизменным посетителем унылого места стал холодный ветер, игриво обвивавший шпили и стены храма, как бы напоминая о заброшенности сакрального места. Сам храм мрачной и пустой конструкцией устремляется вверх, показывая, как он возвышается над городскими стенами, словно споря с дворцом графа за величественность, продолжая стоять в гордом одиночестве. Как ни странно, но на него недавно легла тень дурной славы, и добрые жители города теперь обходят его стороной.

В священном месте всего города – славном «доме» Джулианоса постепенно устанавливается благоговейная тишина, что приходит сюда с каждым вечером, перемешиваясь с угнетающим страхом, ставшим нежеланным гостем в священном месте. Единственный служитель, не боявшийся остаться на вечернюю службу в храме, готовится покинуть, с недавнего времени проклятое, место.

Священник, облачённый в серые монашеские одеяния, подпоясанные кожаным ремнём, ходит по величественному месту, выполненному в стандартном сиродильском стиле, что и подавляющие большинство крупных культовых зданий в Сиродиле. Взгляд служителя девяти богов преисполнен печали, на его лицо полегла странная тень, за которой кроется наигранное уныние. Он впал в некое подобие меланхолии из-за того, что это место не пользуется благоговейным почитанием, как и прежде, но что больше всего огорчало старого священника, это то, что по городу пошла молва, будто это место оставил сам покровитель, предоставив его во владение самой тьме. И теперь тут не место силы и почитания богов, а оплот тёмных сил, что должны терзать город. И молва о бессилии высших сил готова была опрокинуть старого служителя церкви в депрессию, но не от осознания беспомощности богов. Он просто не может поверить, что люди сюда боле не хотят приходить и сам Джулианос позволил то, что бы в месте его восхваления бесчинствовало зло. Но всё же молитвы служителя храма были услышаны.

Священник в храме совершил последние таинства у алтаря, содеяв финальный поклон. Его карие глаза, за которыми кроется частичка алого безумия, направились на догоравшие свечи у входа. Служитель культа через терзавшую его сердце и душу тяжело втянул воздуха, наполненного сладкими и душистыми благовониями, и столь же тяжко выпустил его. Взгляд священнослужителя пристально следил за пламенем, которое с треском доедало воск, но тут священник, поняв, что слишком поздно, быстро встал с колен и чуть ли не бегом устремился к свечам.

Островки практически растопленного воска оставались в вечернее время последними прибежищами света в храме, возле которого свернулась неведомая тьма. Их треск словно знаменовал то, что храм ещё жив. Но священник задул свечи, рассеяв свет, и мрак железным замком сомкнулся в храме. Все службы окончены, свечи погасли, и пришло время тьмы.

Служитель Джулианоса почувствовал своими стопами, покрытыми тонкими сандалиями, что под полом начались шевеления и сотрясения, будто в крипте кто–то долбится в гробы и выламывает стены. А потом прозвучали и странные леденящие душу смешки, пробиравшиеся в самое сердце и сковывающие любой дух страхом. Зло неистово рвётся неудержимой волной из глубин храма.

Священник бегом вылетает на улицу, плотно закрыв за собой дверь, и опустив массивный, выполненный из крепкого дуба засов, который разобьёт разве что даэдрический осадный краулер. Лоб и всё тело священника, вопреки здравому смыслу, не покрылось холодным потом, а сердце не бьётся яростным зверем от страха, как он старается это показать. Он стоял, облокотившись на этот самый засов, как будто сам удерживал рвущееся изнутри зло.

– Святой Отец, что вас так напугало? Шёпот мёртвых? – прозвучал грубым мужским голосом прозвучал вопрос, переполненный сарказмом.

Священник отошёл от засова и развернулся к источнику звука. Взгляд служителя храма утыкается в двух наёмников, стоявших на фоне высоких домиков и западной улицы, ведущей к огромному храму.

Первый наёмник, ставший хозяином вопроса, намного крупнее второго, несмотря на разницу в расах. Это высокий смуглый редгард. На его тёмное лицо отбрасывала тень кожаная шляпа, а посему большинства черт попросту не видно. Но можно сказать, что на угловатом подбородке росла щетина, а губы тонки как кинжалы. Уроженец Хаммерфелла плотно облачён в самые обычные доспехи, которые может себе позволить наёмничий доход. Крепкое на вид пальто, сделанное из выкрашенной в чёрные тона мамонтовой кожи, на рукавах усиленное пластинками металла. Под пальто виднеется нагрудник из пластин стали, положенных и взятых внахлёст, и покрашенных в такой же чёрный цвет. Ноги покрывают поножи, усиленные железными пластинами и уходившие под кожаные сапоги. Оружие этого наёмника представлено острой стальной рапирой, свисавшей с пояса и несколькими метательными ножами, прикреплёнными специальными ремнями к пальто. Весь вид наёмника внушает помпезность, пафос и грозность, перемешанную с показушностью, словно он торгует собственным обликом, щеголяя перед народом.

Глава 3. В погоне за слухами

Через несколько часов.

Это городская старая, но в тоже время самая дорогая и богатая таверна в Скингарде, которую только можно найти во всём графстве. Такая же роскошная, как имперская корона, и манящая, словно сам Имперский Город. Разделённая на два этажа, верхний и нижний уходивший под землю, она представляет, то место, где любили собираться самые зажиточные граждане города или богатые странствующие купцы, предаваясь различному веселью.

В этой таверне не царят столь привычные для большинства таких заведений вульгарные порядки. Над ней не витает ореол пьяной атмосферы и безудержного веселья, покрытого запахом пшеничного пива и жареного мяса. Тут не звучат задорные песни работяг и моряков о простой жизни и мирском существовании. Здесь поёт размеренная музыка в исполнении небольшой группы музыкантов, льющих в пространство изумительные тончащие песнопения, заставляющие саму мысль думать в философской канве. В этом месте нет романтики пьяных таверн, где люди пьют ради того, чтобы пить и веселятся ради самого веселья, потакая постулатам Сангвина. Эта таврена наполнена размеренной спокойностью, наполнявшей души посетителей смирением, сменяемым лёгким алкогольным буйством.

За столами этой таверны не звучат праздные легкомысленные шутки, наполненные житейской похотью и спесью. Тут граждане Империи под дорогостоящее горячительное собираются и обсуждают то, что происходит в их стране, обсасывая замутнённым сознанием все её аспекты. Политика и экономика – обо всём рассуждают за столах, предпочитая отдавать мысли возвышенным темам.

И в это практически тихое место, где жизнь течёт своим размеренным чередом, судьба или воля богов привела двух наёмников после тяжёлого задания. Они не смотрят на сидящих посетителей и на то, чем они втихую занимаются. Их взоры сразу же устремляются на одинокий столик в самом углу.

Хозяйка таверны, стоявшая за барной стойкой, как только узрела большими распрекрасными глазами, как порог её заведения переступают два грозных парня, тут же наполнила две полулитровых кружки пенным тёмным напитком и тут же понесла их к столику, где устроились наёмники.

– Вот, это за счёт капитана, – заботливо говорит женщина, не унимая великолепной добродушной улыбки, и, поставив две кружки на деревянный круглый стол, сразу спросила. – Это же вы избавили нас от бестии?

– Да, – кратко ответил Азариэль.

– Он знал, что вы сюда зайдёте, и передал вам благодарность, – так же радостно продолжила хозяйка и добавила фразу, которую так любят говорить содержатели таверн. – Если что нужно, обращайтесь.

– Всенепременно, – улыбаясь в ответ, говорит Марат.

Хозяйка тут же развернулась и ушла к барной стойке, принимать клиентов, оставив парней одних.

– Ну что делать будем, Азариэль? – сразу же задал вопрос редгард и приложился губами к кружке. – У нас много заказов, которые мы можем выполнить, помнишь? Не хочется терять деньги.

– Скажи, почему ты за мной идёшь? – вопросом на вопрос подействовал альтмер.

– Потому что это приносит септимы, – с торжественной улыбкой ответил Марат и продолжил. – Да, с тобой прибыльно, несмотря на то, что ты тянешь нас дальше от мест потенциальных заказов. С того времени, что я тебя встретил на Золотом Берегу, путешествие с тобой принесло много денег. В самом Анвиле нам удалось разоблачить наркоторговцев. У Кватча мы сумели разбить бандитов, за что местный граф нас и наградил серебром. В Королле нам удалось уничтожить целое логово даэдропоклонников, и Имперский Легион отблагодарил нас златом. И теперь Скингард. Пойми, куда бы ты ни пошёл, за тобой тянется след из денег. – Всё время ответа с губ редгарда не уходила деловая усмешка.

Альтмер улыбнулся на ответ и тут же опустошил половину кружки залпом, после чего уставился на собеседника.

– А почему ты пошёл за мной, когда мы встретились? А?

– Потому что решил помочь. – Кратко и честно, без бравады и помпезности ответил Марат. – В твоём рассказе, тогда в той анвильской таверне я услышал крик о помощи. Если ты так ищешь её, то мы найдём, несмотря ни на что.

– Спасибо Марат, спасибо за поддержку. – И взяв паузу, чтобы полностью допить пиво Альтмер с нотками грусти продолжил. – Но где мы будем её искать?

– Ты же говорил про Гланрила? Он должен был тебе что-то сказать.

– Я не верю этому босмеру. Он спокойно мог солгать. Но всё же его слова стоят того, чтобы к ним прислушаться.

– Ещё бы! – чуть вскрикнул Марат и с небольшой улыбкой добавил. – Под страхом смерти много кто может врать, чтобы спасти свою жалкую жизнь. Однако ты прав. Тот поршивец может быть в чём-то прав

– Послушай! – вспылил Азариэль. – Я не хотел. Он сам виновен в том, что чуть не расстался с жизнью.

– Успокойся, – с нотками требовательности потребовал редгард. – Лучше скажи, что он поведал.

– А ты разве не помнишь? – Удивлённо вопросил эльф и сам додумался. – А, ты тогда его стражу отгонял.

– Давай уже.

– Он сказал, что в окрестностях Скингарда видели несколько незнакомцев и что один из них был похож на ту, кого я ищу. То же описание, что я и предоставил ему. Он клялся, что это была она.

Марат широко улыбнулся и с сарказмом заявил:

– Знаешь, как ты о ней рассказывал, она Дибелла воплощённая. Может он просто наткнулся на странствующий бордель под охраной.

Глава 4. «Вольный Король»

Южнее озера Румаре. Через двадцать пять часов.

На небе серебреной россыпью зацвели мириады ярких звёзд, разлетевшихся по тёмному небосклону, словно горсть начищенных монет по чёрной тканевой материи. Небосклон также украсили и две огромные бусины – Мессер и Секунда холодным и не греющим светом освещая прохладную землю. Эти две луны стали воплощением монументальности всего космического пространства, что холодным мраком сгущалось возле планеты.

Воздух преисполнен ночной освежающей прохладой, которая прекрасна в своей статичности и непоколебимости. Она стоит подобно стене, не прерываемая лёгкими порывами ветра, которого не было вообще. Да, здесь прекрасно свежо, но никак не холодно, что только благоволило прогулкам вне помещений.

Погода стоит благодатная – на небе нет ни единого облачка, ветер лишь такой лёгкий, что это едва можно назвать ветром, так нежные сотрясания воздушного пространства.

Весь Хартленд представляет собой изумрудные берега озера Румаре, где в центре всего стоит апофеоз всей Империи, её центр культуры, экономики и управления – Имперский Город, приманивающий торговцев, воинов и политиков. Берега прекрасного и широкого озера осыпаны крайне небольшим количеством деревьев, и постоянно, неустанно, патрулируются силами Имперского Легиона, и хорошо просматриваемы со всех сторон. Здесь никто и ничто не могло быть не замеченным всеми структурами Империи: от имперского правительства до службы Клинков, от солдат легиона до местной стражи.

Всё это вело к тому, что никого Вольного Короля здесь и в помине быть не могло, ибо он, несмотря на все умения в скрытности и укрывания в тенях, не смог бы остаться незамеченным. Кто-нибудь, от обычных граждан и купцов до легионеров и Клинков смогли бы обнаружить присутствие легенды…

И всё же нашлись те, кто решили попробовать найти того, кто остался в тайне даже от Клинков Императора, несмотря на кажущееся безумие и всю поверхностную несуразность этой не совсем вменяемой идеи. Уже несколько часов подряд два человека один эльф провели в том, что ищут укрытый во мраке неясности и потаённый в слухах миф. Они пешком изрыли носом уже практически весь южный Хартленд, не оставив без внимания не один сантиметр изумрудных берегов.

Азариэль, с каждым часом этих поисков всё больше теряет надежду на то, чтобы найти того, кого зовут Вольным Королём, хотя, что значит, этот титул, и сам парень не мог догадаться. Он всё время проводил в поисках, не отвлекаясь на саркастические выпады, которые между собой устраивали имперка и Марат.

Альтмер, посмотрев назад, и убедившись, что его сотоварищи всё продолжают идти за ним, решил быстро вспомнить весь пройденный путь, которые исходили за последние часы.

Сначала, выйдя из Скингарда, они сразу пошли к мосту, ведущему на Имперский Город, по пути обследовав восточную часть Имперского Заповедника, но, несмотря на таившиеся надежды в лесистой местности миф, покрытый вуалью неясности, не удалось найти. Затем они взяли курс на обследование всего южного берега озера Румаре, изредка углубляясь дальше на юг. И несколько часов, бесцельно блуждая, обследовав все возможные айлейдские руины и развалины иного толка, однако ничего кроме древней пыли, стаи крыс и пару призраков обнаружено не было.

Азариэль, в ходе этого розыска, не нашёл даже намёка на присутствие того, кто бы соответствовал титулу или хотя бы чьего-нибудь иного присутствия. Ничего. Лишь пыль и прах древних легенд.

И сейчас он с напарниками практически дошёл до края Нибенейской долины, что на западе Румаре. И его гложила мысль, что он ничего и никого не смог найти. Все луга и изумрудные берега были пусты. И ничего кроме этой пустоты.

Он стоял прямо на берегу и всматривался на другой берег озера, словно именно там ища надежды на то, что сможет найти искомое. За его спиной на холме раскинулись древние айлейдские руины, ставшие безмолвным и покрытым завесой тайны стражем давно минувших эпох, когда над Сиродилом властвовали айлейды, а люди боролись с ними за свободу. Эти руины видели неисчислимое количество событий и сотни войн, что сотрясали эти земли. Они гордо возвышались над этим местом и отражали те мифы, что рвались из давно забытых времён и рвались наружу.

Внезапно в лицо Азариэлю подул лёгкий западный ветерок, рассеявший статичную прохладу, залив всё лёгким ночным холодком.

И тут прекрасное молчание, прерываемое лишь стрекотанием сверчков, разорвалось от недовольного голоса Марата, переполненного лёгким гневом:

– И где твой Вольный Король? Мы этого беса уже несколько часов ищем, где он, твою мать?!

Альтмер понимает, как надоели все эти сыски и гульба его напарнику. Он был человеком действия, которое, скорее всего, приводит к динамическому развитию и столь ожидаемому концу. Но сейчас не способность к реальному действию давили на него и несколько часов беспрестанного розыска, так и не принёсших результата, просто изматывают его душу.

Девушка, облачённая в свои роскошные одеяния, повернула голову в сторону небольшой рощи, раскинувшейся за холмом, на котором возвышался безмолвный страж былых времён, и пошла в ту сторону, предварительно хладно, но с нотками дрожи крикнув:

– За мной.

Тут же на плечо Азариэля легла рука Марата.

– Не следует нам за ней идти, – осторожно начал редгард. – Это может быть ловушкой. Проклятье, это же обычная разбойница, которая заманивает в глушь и там грабят.

Глава 5. Знамя Хартленда

То же побережье Нибенейской бухты. Спустя три часа. Святилище.

Азариэль чувствует, как по его коже ползучей змеёй бежит прохлада и могильный холод, медленно сковывающий тело и душу. Стужа, мокрота, тьма и древний страх пропитали это место, наполнив его аурой могильного ужаса.

Это древние айлейдские руины, навсегда и ото всех скрытые от глаз, погребённые под массивами водной глади и песками истории. И это чувствовалось совершенно чётко. С потолка, где шла пятёрка воинов, беспрестанно капала вода, и её плеск стремительным эхом разносился по всем руинам. А ни в одном из исторических свитков нет упоминания, о сей месте.

Альтмер, сжав в руке клинок, чуть припущенный к каменному полу, огляделся по сторонам, движимый инстинктом первобытного страха, но в его взор не попало ничего, что можно было связать с опасностью. Лишь ряды каменных айлейдских гробов, в которых вечным сном покоились древние хозяева этих мест, навсегда лишившиеся власти над своим доменом.

Тут же сработали чудесные свойства клинка. Из рукояти, мистическим тёплым потоком по телу и душе разлилась неведомая эфирная энергия, вселяющая уверенность и рвение, разгоняющая страхи и всякие ужасы, червём поселившиеся в сердце, но клинок не способен был разогнать те душевные само терзания, ментальный дискомфорт и некое чувство стыда, что ело душу Азариэля. Он никак не мог забыть, как поступил с Маратом, считая это низким поступком.

Редгард был в прострации, когда всё кончилось. Когда Вольный Король повёл за собой всех к побережью. Марат потребовал от Азариэля подробных объяснений. Он хотел знать про Орден, и как это связано с поиском Аквилы, но высший эльф ничего не собирался говорить. Конечно, он чувствовал стыд, что тогда в Анвиле наврал своему другу, так дерзко обманул его, поведал красивую и захватывающую историю, а не то, как мир чуть не был разорван на части и загнан под «железную пяту» отступников и сектантов, ведомых губительными силами.

И отказ Азариэля рассказать про Орден и про то, что случилось в той страшной и ожесточённой битве, вызвал в душе редгарда обиду. Он не смог понять, а тем более просить такой наглой и полуприкрытой лжи. Марат просто холодно попрощался и пошёл в сторону Имперского Города, оставив альтмера одного и это вызвало в душе Азариэля ощущения стыда, перемешанные с самопрезрением за столь гнусную, но вынужденную ложь. И ещё большей болью отдалось осознание, что тут их дороги разошлись.

И сразу же последовало воззвание Бранда, который звал Азариэля с собой, в некое святилище, о котором ещё никто никогда не слышал. И, несмотря на все терзания и внутренние сомнения бывшему рыцарю пришлось откинуть свет вечных орденских истин и вступить на дорогу, вымощенную чувствами…

Вольный Король рассказал, снизошёл до этого, по дороге, что это за святилище и где оно находится. Это был древний храм-гробница айлейдов, построенная под великим озером Румаре и скрыта даже от самих многих высших эльфов Хартленда. В этой гробнице не хоронились самые почтенные и значимые члены айлейдского общества. Тут не возлагались в гробы великие герои и учёные древней цивилизации. Это было специальное место, где захоронились те, кто умер от страшных болезней, пострадал от магических аномалий или даже был одержим страшными потусторонними сущностями. Своего рода это был могильник, куда отправляли тех, кто и после смерти мог отравлять землю и подвергать опасности многострадальный Тамриэль.

Но во время воины с людьми, когда владычество айлейдов медленно начинало сходить, когда легендарная Алессия прорезала оборону врага, как нож масло, это место стало прибежищем немногих, кто ещё чаял мечты о могущественной эльфийской империи. В могильниках был устроен храм почитания неизвестным богам, где айлейды молили их о победе, а сами они стали оплотом для незримого сопротивления, но воина была проиграна. Новая империя разбила в пыль эльфов и загнала их в свои мелкие городки, где они ещё поддерживали жалкие очаги умирающей культуры. Был заключён мир и воина окончилась, однако руины остались недобрым напоминанием былого, зловещим эхом из глубины веков.

Старые легенды гласят, что в конечном святилище, где молились айлейды, во время проведения одного из таинственных религиозных обрядов удалось призвать странное и неведомое доселе существо с неизвестного плана. И оно обратилось против создателей. Гнев и жестокость этой твари был настолько сильны, что бежавшие в страхе эльфы запечатали эти места навсегда, оставив их в полном запустении и забытьи. И этот могильник, не известный никому ранее, ушёл за грань забвения и был потерян навсегда, вычеркнут из всего, что только можно.

В могильнике-храме и остались разве что пустота и забытье, перемешанные с повисшим ореолом неистового страха. Сам зов древних, что лежали в гробах, отдававшийся в стенках, словно говорил бежать отсюда со всех ног и забыть про это проклятое место.

Но тут было так называемое Знамя Хартленда, в котором столь сильно нуждался Вольный Король, ибо утверждал, что «в нём скрыта истинная и древняя сила, имя которой – знание». Вольный Король лишь слегка приоткрыл завесу тайны, не говоря о том, зачем именно нужно ему древнее знамя.

И Азариэль идёт за Брандом, в поисках знамени ушедшей цивилизации, и он добудет эту тряпку, чего бы это ни стоило для всех, кто спустился в эти проклятые катакомбы.

Вокруг парня окружают отёсанные практически до стекольной глади каменные стены, каких нет в айдейдских руинах Сиродила. В каждой стене множество аккуратных выбоин, где покоятся гробы с мертвецами. Потолок представлен плитами, видимо выполненными из белого мрамора, и позеленевшими от неимоверного количества влаги, которая была над этим святилищем неизвестных богов. Его укрытый вход расположился на берегу, а сама гробница-храм уходила далеко в Нибенийскую бухту.

Глава 6. Замысел «Короля»

Через несколько часов. Рассвет.

С востока медленно встаёт яркое солнце. Ярким светом оно неотвратимо рассеивало и отгоняло ночной мрак и холодный сумрак, даря народу Тамриэля лишь теплоту своего присутствия. Только где-то на западе ещё оставалось небольшая тёмно-сиреневая пелена, ставшая отголоском мрачной и столь долгой ночи.

Ветра практически не было. Лишь с востока дул лёгкий и непринуждённый тихий ветерок, подобный лёгкому и непринуждённому бризу, а полуночная прохлада медленно отступала, оставляя лишь место для будущего размеренного тепла.

На побережье Нибенейской бухты стоит высокая фигура, словно торжествовавшая в гордом одиночестве. Руки древнего персонажа по-аристократически заведены за спину, и ладонь удерживает ладонь. Он смотрит глубоко вдаль, на восток, словно высматривая там что-то мистическое и древнее.

Сзади, совсем не подкрадываясь к нему, подходит немолодой человек, облачённый в тяжёлые доспехи имперского легиона. У него длинные седые волосы, отлитые серебряным оттенком, ниспадающие на броню и довольно некороткая борода, такого же монохромного седого цвета.

Подходящий человек кинул взгляд направо и увидел небольшую могилу, сделанную в виде небольшого кургана, вымещенную камнями сверху. Рядом с захоронением лежал комплект имперской брони, где сильнее всего выделялась кираса, на груди которой были прорези и пятна крови. У этой же могилы, опрометчиво брошено золотое древко с тёмно-зелёным полотнищем ткани.

Человек в имперских доспехах стал подходить к фигуре, него тут персонаж, облачённый в странную броню, вздел руку у верху, согнув её в локте, чем приказал остановиться.

И тут же полился спокойный мужской певучий голос, прозвучавший двояким тембром:

– Забирай.

В ответ полился грубый имперский ответ, своей бесстрастностью достойный любого имперского легионера:

- Я тебе столько информации предоставил. Пришлось поднять разведку Легиона и Клинков, а ты её использовал, чтобы навести шарм перед парнишей возле себя, да подальше его отправить.

- Это не твоё дело, как я пользуюсь ей. У нас был уговор – информация в обмен на знамя айлейдов. Можешь, кхе-хкхам! Забрать его, - с кашлем окончил «Король». – И зачем оно тебе понадобилось?

- Это дело имперской разведки и пусть таковым и остаётся, - представитель государства склонился на удивительным знаменем, продолжая говорить. – Бранд, сколько бы с тобой не сотрудничал, не могу понять твой ход. Почему ты отправил парня в юго-восточный Скайрим? А ту девушку – Аквилу на самый север Хай Рока.

– От вас имперской разведки ничего не скроешь, – с лёгким недовольством начал Вольный Король. – Потому что так нужно было, так диктует Единый, так говорит Его глас. Если не поступим иначе, тёмные потоки не этого мира могут нас опрокинуть.

– Почему? – тут же вопросил собеседник. – Разве таков его исход? Разве это справедливо? Ты конечно судьбочтец от богов, но я спрошу – не ошибся ли ты?

– Послушай, слуга смертного императора, – с ещё большим недовольством, исказив свой голос в лёгкой надменности, стал говорить Вольный Король. – Ты можешь верить во что угодно, но нет никаких богов, нет судьбы, кроме той, которую мы сами строим.

- Я не помню, когда ты записался в жрецы Единого? Давай вернёмся к моему вопросу.

- Я вижу намного дальше и шире, чем любой из ваших оракулов, магов или правителей, так что не тебе мне говорить про справедливость, ибо я пока живу, пока дышу буду чтить веру в Единого и его постулаты, ища тьму и изничтожая её, – и успокоившись, выдохнул.

- Вот цель твой жизни… молиться, верить, и немого грызть выпады тёмных сил. Что ж, а что с Азариэлем? Что тебе говорит… наитие?

- В этом мире и даже за его пределами он сыграет немаловажную и не последнюю роль, хотя и останется за гранью полного забытья.

- Чтобы говорить об этом, не нужно быть оракулом, - имперец сорвал знамя с палки и погрузил в большую сумку на поясе. – Мы желаем привести в порядок. Никто не узнает об Ордене Святого Магнуса и о его слугах.

- Да, про него, про тех, кто его окружал, и всё что происходило в этой бесконечной фантасмагории безумия, забудут навсегда и выкинут из истории, не без ваших усилий. Но он выйдет победителем, последней фигурой на игральной доске, из этой смертельной партии. Люций слишком спесив и горделив, чтобы понять, что его поражение он сам предопределил, когда поклялся даже Пустоту занять злом.

- Люций? Он повержен. Его силы разбиты, а самому ему предстоит подохнуть в канавах.

- Твоя разведка плохо работает, - шаркнул «Король». – Скоро он объявится и можешь не сомневаться в этом. Его рассказы о будущем повествуют о большой и кровавой войне, которую ещё можно остановить, если ты вовремя найдёшь Азариэля и направишь его в нужное русло.

– Пустоту? – Исказившись в недоумении, вопросил человек в имперских доспехах. – Ты о чём?

– Да. Единый говорил, что Азариэль станет не паладином сил света, но верным рыцарем Отца Ужаса, прежде чем обернётся к истинному Свету, если сам парень возжелает. В этой смертельной партии сойдётся столько зла, что для добра не практически останется места. И, в конце концов, зло дэйдра повстречается в смертельной схватке с Пустотой и Порядком. А за этой партией лишь забвение и забытье, что накроет эту историю навсегда.

Глава 7. Бандитский князь

Где-то у Дарвоне Вотч. Спустя два месяца после встречи с Вольным Королём.

Полуторный клинок, сверкнув в полусумраке, прикоснулся к серой шее противника и в одно движение, сквозь хруст позвоночника, описал дугу, от которой брызнула на землю кровь. Голова тёмного эльфа отлетела в сторону, а его обмякшее тело, фонтанируя кровью, обмякло и рухнуло на землю, издав смачный звук.

На шуршание травы и падающего тела обратил внимание другой оборванец в каких-то лохмотьях, но своего товарища он не увидел и уже собирался поднять тревогу в лагере, однако не успел. Ледяной шип, сорвавшийся с пальцев тени, прилетел ему прямо в затылок и вышел со стороны лица. Схватившись за воздух, издав неразборчивое кряхтение, противник завалился на землю, сгинув в высоких зарослях травы.

Из невысокой растительности подался их таинственный убийца. Это высокий высший эльф, удерживающий окровавленный клинок, с которого на траву стекала алая жидкость. На нём, как и всегда, одет кожаный чёрный жилет, усиленный пластинками эбонита, покрывавший испачканную рубаху, которая ложится на штаны из плотной ткани, уходившие под сапоги.

Высший эльф выходит из травы подобно тому, как охотник покидает засаду, готовясь нанести стремительный рывок. Прямо за ним протекала река, на которой вдали стоит могущественный Морнхолд, отдававшая ярким серебристым блеском под двумя лунами, что делает её просто прекрасной, достойной кисти мастера. Лёгкий ветерок бьёт ему в грудь с северо-востока, и слегка стремится трепетать седины волосы, в которых угадывался мотив серебра.

Впереди него, в болотистой низине раскинулся целый лагерь, похожий на укреплённое поселение, небольшую и самую настоящую крепость. Стоны, яростные крики, пьяный хохот, жуткий гогот и ещё целая масса причудливых звуков доносилась со стороны низины, встав над ней безумным ореолом и обозначив, чьи это земли на самом деле, повергнув при этом власть своего законного императора.

Высший эльф устремил свой взгляд далеко вперёд, желая рассмотреть место своей цели. Редуты, платки, среди которых горят сотни костров и светильников, самые различные фортификационные укрепления, башни, рвы и ещё десяток затейливых построек создавали так называемый вольный город, в центре которого горделиво возвышается Дворец Князя.

Вольный город образовывал по своей форме нечто похожее на уродливый и неправильный многоугольник, в котором образовывается несколько ярусов, расплывшийся подобно капле, на которую подули. Первый ярус или часть окружается самой обычной деревянной стеной, за которой встают сотни палаток и несколько десятков незатейливых строений. По «углам» хиленькой стены, которая грубо и неумело окантовала края вольного города, стоят наблюдательные посты, сколоченные из брёвен. Вторая часть селения огорожена уже высокой деревянной стеной, состоящей из крепких досок, на которых несут строгий дозор патрульные, а по четырём единственным углам стоят массивные башни, в которых спокойно мог размеситься целый взвод бойцов. Позади стены расположились высокие, порой даже трёхэтажные постройки, выполненные на стыке смешивания нордского, морровиндского и стиля Аргонии. В общем, они служат своей простой и единственной цели – обеспечивать жизнь так называемому вольному городу. Ну и в центре всей этой бандитской рукотворной эпопеи, выразившейся в дереве и тканях, стоит довольно высокий дворец-крепость, имевший внизу каменную основу, но преимущественно выполнен из дерева и представляет собой нечто похожее на аристократический двор. Высокое основное строение, главные черты которого утаивались в тени ночной, от которого исходят массивные деревянные стены, образующие маленький внутренний дворик: вот таков был дворец.

Альтмер оторвался от созерцания вольного города и повернулся в правую сторону. Его ухо уловило шорох в траве и тело инстинктивно повиновалось, чтобы узнать, кто подходит сзади.

Сквозь шелест и шорох травы, рассеивая ночную нависшую над Тамриэлем мглу, выходит к парню ещё один мужчина, одетый уже в костяную броню дома Хлаалу, с желтоватой отделкой и такого же цвета орнаментом. Только голова остаётся открытой.

Альтмер всмотрелся в грубые черты лица, которые сливались с ночным мраком. Это алые, как и у большинства тёмных эльфов, глаза, утонченные скулы, острый подбородок и губы, изуродованные отменным шрамом. Сама суть лица отражала таящийся внутри гнев, на пике жестокости и паранойи.

- Я убрал все патрули, как вы и просили, – обратился альтмер к подходящему члену дома Хлаалу.

- Ты молодец, – слащаво ответил данмер. – Но мы ещё не закончили. Ты же понимаешь, что для того, чтобы получить наше золото, ты должен дойти с нами до конца операции.

- Семья торгашей, - шёпотом себе под нос сказал альтмер и тут же поднял голову, громче обративших к тёмному эльфу. – Хорошо, посмотрим, чего стоят ваши воины, Адрил Хлаалу.

- Ну что ж, посмотрим, чего стоишь ты, Азариэль Хартлендский, – исказив голос в неприязни, кинул данмер.

Альтмер хотел этого тёмного эльфа мокнуть в дерьмо нетча, но понимает, что от благоволения и отношения сей заносчивого данмера зависит сегодняшняя получка, что могло довести высшего эльфа до безумия. Внутренняя горделивая натура предков, рвущаяся наружу при встрече с такими личностями, не даёт покой Азариэлю. Что бы успокоиться, он ударился в воспоминания.

Он помянул, как ушёл сначала в сторону северо-восточного Скайрима, последовав словам и наставлениям Вольного Короля. Там парень искал, то, что лелеял наравне с жизнью и следовал за этим, подобно за одним из самых наркотиков. Но там он ничего не нашёл кроме снега, холода и наёмной работы на местных ярлов и тэнов, осевших в Фолкрите и Рифтоне. Азариэль опрашивал всех подряд, воспринимая любые данные, которые ему расскажут, порой принимая даже откровенный бред. Все были опрошены в тех краях: от земельной аристократии до последних уличных бродяг и деревенских жителей. Сельские толки, городские пересуды, местный эпос и пьяные бредни: всё это выслушивал парень и понял одно – в Скайриме ничего нет. Всё, что ему удалось найти, значилось не более как гора слухов, построенная на домыслах и сплетнях, ведущая прямиком в никуда.

Глава 8. Место встречи

Спустя сутки. Тель-Бранора.

Серебряное сияние Мессера и Секунды сегодня отсутствовало, оставив эту часть Тамриэля без прекрасного явления извечных спутников планеты. Весь небосвод заволочен тяжёлыми грузными облаками, как будто отлитыми из свинца и стали, без конца поливающими землю холодным дождём и гоняющими ледяными неприятными ветрами. Воздушные потоки у моря гуляют подобно метели в Скайриме, завывая с такой же ретивостью и хладностью, заставляя укутываться в самые тёплые одежды.

Пронизывающие ледяные потоки воздушного массива куролесили по побережью, пробирая своим холодным прикосновением практически до костей, всякого, кто покинет дом. Надеть лёгкую одежду в эту погоду означало бы подвергнуть своё здоровье опасности и кожу лёгкому обморожению. Да, ветер стал таким сильным и холодным, что конечности начали неметь от неимоверно колкого «нежного» прикосновения ледяной прохлады.

Небо решило рыдать. Ливень, чьё касание вызывало дрожь от такого же состояния холода, неустанно капает с небес, ледяной дождь, без перерыва, хлещет с небес, заливая этот островок потоками прохладной водной массы.

На небольшой гавани, представленной всего одним пирсом, у которого покачивается всего одна небольшая и совершенно простая, только что пребывшая с континента, лодка, стоит высокая фигура. Из-за длинного кожаного плаща, слившимся с цветом ночной бездны и опустившегося на голову капюшона не было понятно, кто это. Но удивительный и неповторимый клинок, с длинной рукоятью, обтянутой кожей, уходивший под ножны, с гранёным камнем на навершии выдаёт его владельца.

За спиной у незнакомца для этих краёв раскинулось небольшое поселение, в котором проживали мастера из дома Тельвани. Полусгнившая деревянная лестница, поставленная у потрёпанных временем построек, чьи балки, на которых они и крепятся, уходили под береговой ил, вела в то самое поселение.

Взгляд фигуры, исходивший из-под тяжёлого капюшона, устремлён на только что пришвартованную лодку, прикован к ней, как приковывается подкова к копыту. Она пришла совершенно недавно, только что. Сначала на горизонте не было видно ничего. Потом сквозь сумрачную тьму и дождевой занавес, показался белый парус лодки, направленный точно на пирс поселения. И следуя логической упорядоченности, судно аккуратно пристало к гавани.

В лодке находятся двое. У руля, скорее всего, гордо стоит владелец судна, который решил выйти в море во время шторма. На лице держателя лодки застыла гримаса лёгкого страха и неимоверного облегчения, у него крайне взъерошенной вид, а руки до дрожи вцепились в руль. Кожаный плащ капитана валялся на дне лодки, представив на растерзание штормовых ветров крепкое мускулистое тело владельца данмера лодки, укрытое только тяжёлыми штанами, которые обычно надевают рудокопы.

Всё говорит о том, что капитан судна изо всех сил пытался довести лодку до поселения и не разбить её об острые берега острова или угробить парусину в вихрях штормового ветра. И мастерство владельца ладьи помогло ему доплыть до места назначения и не быть разбитым, опущенным на дно морское.

Но всё же оставалось неизвестным, почему капитан лодки решил вывести её в море во время жесткого шторма.

Ответ кроется во второй личности, оказавшейся пассажиром на борту ладьи. Это тоже данмер, только немного худощавее и ниже чем его соплеменник капитан, при этом пассажир обладает пепельной роскошной шевелюрой и серьгой в ухе. Странный тёмный эльф находится не под плащом, предоставив свой дорогой костюм на милость ветра и дождевой воды, падшей из облаков, которые богато насыщены вулканическим пеплом, что временами вздымался из жерла Красной Горы. На втором данмере, полностью прилипнув промокшими тканями к телу, лежит сравнительно дорогой костюм, который только могут себе позволить персоны из высоких кругов, будь это имперская или провинциальная аристократия, высший эшелон предпринимателей из Восточной Имперской Компании или большие чиновники Империи.

Чёрный камзол, расшитый серебряными нитями, и некоторыми узорами, выполненными из золота, с весьма большими манжетами, где пуговицы сделаны из отёсанного эбонита, прилипшей пеленой ложился на шёлковую рубашку, сотканную из нитей, покрашенных в серый цвет. Над камзолом красуется стальная панцирная пластина, скрывшая прекрасную и изысканную одежду от большей части дождевого ливня. Под верхнюю одежду уходят вымокшие дорогие монохромные чёрные штаны, сделанные дорогих западных материалов, которые накрываются тёмными сапогами под колено, вышедшие из-под руки сапожника, взявший для их изготовления кожу крупного белого оленя, что водятся только в Скайриме.

Вторая персона, запустив руку под липкий камзол, достаёт мешочек с деньгами. От веса раздутого кожаного мешка рука у данмера начала слегка трястись и подёргиваться. Кошель изрядно набит серебряными и золотыми септимами, хотя это было довольно сложно увидеть из-за того он практически закрыт и наружу проглядывало всего несколько золотых и серебряных монеток.

Капитан судна быстро зацепился за увесистый кошель и попытался запихать его полностью себе в карман, но не вышло. Когда только половина кошеля зашли в карман – он закончился, да и штаны стали слишком сильно оттягивать к полу. Тогда капитан просто швырнул его рядом с собой, и звон монет раздаётся приятным бренчанием даже посреди печального ветрового напева.

Теперь стало понятно, как второй, более опрятный данмер заставил капитана выйти в море его во время шторма. Он просто предложил ему такие деньги, от которых отказаться не позволила бы собственная жадность.

Пассажир взялся за предмет, напоминающий дощечку с ручкой, которая оказалась причудливым портфелем, и поспешил сойти с судна. Капитан тем временем занялся его швартовкой, в попытках привязать хлипкий канатик к подгнившему брусу, торчащему из пирса.