Копенгаген — это город, погода в котором напоминает характер моего бывшего. Ревнивый до невозможности, он зависел в прямом смысле от ветра: куда тот подует — туда его и несёт. Резкие порывы нежности, временами затишье, а затем он бесследно исчезает, как высохший дождь.
Лишь к вечеру ты встречаешь его у бара в компании друзей, которые, мирно допивая свои кружки, собираются разойтись по домам. Все они — семейные люди, а он — всё ещё закоренелый холостяк. Но в один прекрасный день ты узнаёшь, что этот ветреный придурок собирается жениться, и не на какой-то там случайной знакомой!
Он выбрал твою лучшую подругу в качестве своей спутницы жизни, и теперь ты вместо него посещаешь этот чертов бар! Ты становишься неуловимым ветром, швыряющим стулья, пинающим многоэтажки и засыпающим на лавочке. После тебя коммунальные службы убирают разбросанный мусор, присылая по почте штрафы, а город по-прежнему насмехается, внезапно окатывая ливнем твой подранный зад. Мне, как никому, известен Копенгаген со всеми его капризами. Мне, как никому, он открылся и доверил свои тайны. Я бы их разболтала за рюмкой у бара, только почему-то не вижу там ни единого из своих старых друзей!
Где я? Было сложно осознать это до конца. Перед глазами всё плыло, и мне казалось, что вечеринка ещё не закончилась. Лишь получив свежую царапину, словно пощёчину, я зачуяла этот запах соли на клинке. Кровь брызнула, и её капельки разлетелись во все стороны, так что разом ко мне приблизились несколько тёмных фигур. Но мой палач тут же спугнул их своим шипением, отчего мне самой стало не по себе. Между тем холодное лезвие снова легло на шею, прямо вдоль сонной артерии. И прежде чем я ощутила его ледяной оскал, я наконец услышала голос своего похитителя. Как ни странно, это была женщина. Хотя первое впечатление казалось обманчивым, и чуть позже я расскажу об этом подробнее, но в тот момент у меня застыла кровь в жилах. Я была сражена на повал её... кокетством...
О, эта дива достойна того, чтобы Вы знали, как порой могут выглядеть некоторые красотки. Не советую даже заглядываться на них или пытаться обольстить! Если Вы думаете, что с моей ориентацией что-то не так, Вы ошибаетесь: у меня нет никаких фантазий на счёт противоположного пола. Нет, это существо сведёт с ума любого, и вскоре Вы это сами поймёте. Так вот, когда я услышала её тонкий смех, а затем нож полоснул меня, оставляя царапину, я вдруг ощутила на себе её пристальный взгляд и острые когти. Тонкие, словно наращённые гелем, миндалевидные пальцы с заострёнными кончиками впивались мне в кожу, доходя до самого черепа. К счастью, кожа всё ещё защищала его, и именно она позволила мне ощутить это приятное и нежное касание. Было весьма странно испытывать такие чувства, и, всё ещё страшась оказаться жертвой в любую минуту, я не придавала значения поведению этой загадочной дамы. В ту самую секунду я боялась, что ослепну навсегда. Кажется, мне что-то вкололи или успели подмешать в напиток: в глазах всё продолжало плыть, словно я была пьяна. Она не позволила мне произнести ни слова, ни молить о пощаде, ни пытаться спастись бегством. Да я бы и не смогла удрать от неё.
Так бывает — порой мы влюбляемся в отъявленных идиотов и верим, что это судьба. И когда наступает день расставания, мы задаёмся вопросом: в чём же наша вина? Отчаянно желая найти ответ, мы совершаем множество глупостей и сами заводим себя в тупик. Но, как известно, из него всегда есть выход! Хотя порой он может оказаться болезненным и жестоким: я была готова умереть. Нет, не ради моего возлюбленного — с ним давно покончено. Но ради правды, которую я хотела понять. Порез палачихи по моему горлу оказался смертельным, ведь я — человек! Но, видит бог, я отыщу эту шайку негодяев, похитивших моего бывшего. Не ради любви к нему, а скорее из жалости и недосказанностей. А ещё ради хорошей сделки.
Я так думала все эти годы. Я решила, что если смогу его отыскать — забуду. Собственно, по этой причине я связала себя с этим скверным дельцом. Я тогда ещё не знала, куда может завести такая скользкая дорожка. Моя лучшая подруга всячески подталкивала меня на неё с раннего детства. Думаю, об этом Вам тоже стоит знать. Не всё так просто в моей жизни: слишком запутанно и слишком дорого обошлось. Думаю, Вам понадобится больше вина... А я, пожалуй, начну. Форельскет — моя первая любовь. Он мой... первый...
Увы, после меня у этого прошмандэя было множество пассий, и одной из несчастных жертв стала моя лучшая подруга Фьелет. Эта наивная брюнетка с кристально чистыми глазами, как у молодого ручейка, не только влюбилась в моего бывшего, но и родила от него ребёнка. Подруга, давно посчитавшая, что мои чувства к любимому остыли, уговорила меня стать крестной их отрока. О боже, о чем я только думала! Именно поэтому я и связалась с этими... Да. Меня убили в подворотне. Но в тот момент не было времени горевать, когда мне так необходимо было обзавестись телом. Господи, когда я соглашалась на это неблагодарное дело, то не думала, что придётся так скудно ощущать себя тенью в астрале, попутно задаваясь вопросом — за черта мне это всё нужно? Ох уж эта смерть! Вы ведь верно считаете, что душа, расставаясь с жизнью на земле, забывает все свои заботы и беспечно топает ко Всевышнему? О, только не моя. Призрак неуспокоенной Эльскет в тот момент был озабочен обыденным, как если бы кто-то из людей стоял в очереди в супермаркете, ожидая, когда ему отменят лишнюю бутылку пива. Ну черт, что это я разошлась? Долейте мне... А моей душе уже было пора! Не застревать же ей снова в этом тёмном переулке, а двигаться дальше — к свету...
Что сделали с моим прежним телом? Даже боюсь об этом думать — его невозможно было восстановить. В тот вечер мне не пришлось перебирать варианты, оставался только один — попытаться подобрать какого-нибудь несчастного бродягу и притащить его в дом Фьелет: хотя бы отмыть и привести в порядок, а потом решить, что делать дальше... Мои ноги зашлёпали по тротуару. Кажется, воплощение прошло без последствий. Обычно мне нужен ритуал, но здесь всё обошлось. Знаете, иногда люди противятся принимать чужой дух и становятся одержимыми. Но я не из таких теней: я выбираю своих аватаров гуманно и с нежностью отношусь к их психике. Даже этот бродяга, что мне достался — человек. Кажется, его звали Джек. У него никого не было, и жил он до этого в канализационном люке, но нужда заставила его выползти на поверхность. Как я его понимаю, я ведь тоже не по доброй воле занималась этим! Хотя кто знает. И всё же, его было лучше отмыть поскорее и привести в порядок. Помню: я заранее попросила у него прощения на тот случай, если вдруг его тело настигнет такая же судьба, как предыдущую девушку. Ох, не повезло ей. Я думала, что если использовать тело путаны, то будет легче скрываться, но нет. У моего врага нашлись особые навыки чуять моё присутствие. Ишь какая, даже имя моё выучила. Я и не знаю — кто она!
Налейте снова и слушайте дальше! Мое тело лежало бездыханным в мягком и просторном гробу из красного дерева, недавно отполированного, и казалось, что свет от лампочки будет сиять на нем ещё долго, даже когда все вокруг погаснет. Как я здесь оказалась? Все просто: после пропажи моего бывшего и постоянных дониманий со стороны матери Фьелет, которая в итоге согласилась, что он никуда со мной не сбегал, меня вдруг отвели в сторону на одном из собраний семейства Ханссендонов. С другими родственниками я никогда не общалась так близко, как с ней — мадам Ханссендон. На то имелись свои причины: хоть я и была приёмной, меня считали не родной, а принятой под опеку. Никто не собирался становиться мне матерью и уж тем более говорить правду. Мать Фьелет всегда была бестактной, загребущей и ушлой тёткой: разве не так — такое богатство иметь! В их семье мне отводилась лишь крохотная роль, и то до семнадцатилетия. Однако в тот вечер я совершенно случайно узнала иную сторону её жуткого характера. А лучше бы не знала вовсе.
Это произошло около пяти лет назад, когда годовалому Фремету позволялось ползать меж ног гостей и стаскивать с обеденного стола скатерть. И вот, в один из таких неловких моментов, когда домработницы взялись убирать бардак, мадам Ханссендон, налив мне добрую порцию виски, предложила удалиться от суеты. Я идею поддержала, не ведая о том, к чему приведёт этот разговор:
— Скажи, ты все ещё любишь Форескельта? — прожорливые ручейки её глаз на располневшем лице дамы преклонных лет подмывали меня сказать «да», но я сдержалась.
— К чему Вы клоните? — зная мамашу Фьелет, надо было быть осторожной в своих ответах. Следуя за её бархатным платьем в самую дальнюю комнату, мы вдруг очутились во мраке. Одна секунда — и свечи вспыхнули у стены, бросая мягкие блики на ажурные обои. Мадам пристально взглянула на меня:
— Знаешь, дорогуша, я ведь и сама когда-то была молодой и горячей! — о да, слышала я о её похождениях немало сказаний.
— Говорите прямо, чего Вы хотите! — не было чести терпеть её измывания надо мной. Ответ она наверняка знала, но зачем он ей понадобился?
— Так просто, дорогуша, о таких вещах не говорят в моем доме. Слишком уж это дорого стоит. — Бархатное платье полностью слилось со стеной, и всё, что я видела, — это болтающая голова матери моей подруги. — Я не зря же спрашиваю тебя, любишь ли ты моего свёкра? То, что я тебе хочу предложить... — она запнулась. Я не пыталась продолжить разговор и, лишь испытывая на себе чувство нарастающей интриги, прижалась к холодной стене, чтобы остудить свой пыл. А она ведь знала, что мне так не терпится услышать дальше: — Так ответь мне, дорогуша, ты все ещё любишь его?
— Послушайте, нет разницы в том, люблю я его или кого-то другого, если человек исчез бесследно и оставил семью... — мне не хотелось изливать душу, но и сама мадам Ханссендон не позволила мне этого сделать.
— Не-не-не! Есть огромная разница в том, когда человека любишь, несмотря на его ошибки и повороты судьбы. Знаешь, моя дочь слишком слаба, чтобы это понимать, хотя и обладает даром... гм... кх... — то ли она поперхнулась, то ли просто решила не продолжать говорить то, что могло бы меня по правде заинтересовать. Но я неустанно стояла молча, вжимаясь в стену и выдавливая из неё по крупице. В итоге она сдалась: — Дорогуша, просто ответь честно — ты любишь его или нет?
С момента того самого разговора прошло пять лет. Сейчас, спустившись в подвал в теле бомжа, я иногда задумываюсь, зачем я тогда сказала правду. Глядя на своё тело, лежащее в гробу, я поправляю пряди ровных платиновых волос и поглаживаю прозрачную гладкую кожу: ни морщинки, ни царапинки на ней с тех пор, как моё тело отдыхает в подземелье квартиры Фьелет. Тут ему самое место, пока вся эта кутерьма с поиском её пропавшего возлюбленного и моего бывшего не закончится.
Моё тело, сложив ладони на груди, мирно и по доброй воле улеглось в этот гроб. К слову, он был необязательным: просто в тот момент ничего другого под рукой не нашлось. Понимая долгосрочную перспективу нашей сделки с мадам Ханссендон, я решила, что гроб — это не так уж и плохо. И вот, одетая в тонкое вечернее платье из золотистого люрекса, я лежу здесь, и сколько мне ещё придётся провести в таком состоянии — неизвестно. Пока не отыщется этот болван и мой бывший любимый, которого похитили прямо с семейного праздника. Это я так думаю. Бомж, склонившийся над моим телом, гладил его, пряча душу подальше. Сколько я ещё сменю тел, прежде чем вернусь в своё законное, данное мне от природы изящное и лёгкое? Сейчас-то меня уже не удивишь этими фокусами. Заглядывая в свои ядовитые глаза, я снова прокручиваю в памяти наш тайный разговор с мадам Ханссендон:
— Кто, по твоему, я такая? — странно было это слышать от человека, которого я знала с раннего детства.
— Великая женщина. — Ну зачем выманивать похвалу из меня, её поклонникам же виднее.
— Чушь это собачья. Не прикидывайся дурой. С тех пор как я увидела тебя на нашем пороге, ты мне всегда казалась змеёй!
— Ну так чего не прогнали? — меня начинала бесить откровенность мамаши Фьелет.
Шайка ублюдков, одетых в отвратительно старомодном стиле, напоминающем отголоски легенд о вампирах, ворвались в "Лютень", будто учуяв меня здесь. Интересно, как быстро они заметят, что Эльскет обзавелась пивным животиком? Если это вообще они. Я, прячась за третьей кружкой, аккуратно посматривала в их сторону: все те же лица — готесса с выбритой лысиной и чёрными губами, ошейник как у собаки и цепь на левом бедре; волосатый и не мытый, нечесаный блудень, мрачно одетый в рубашку винного цвета, с закрашенными глазами, так что фиг поймёшь, где они у него начинаются. Дальше вообще смехота: качок с забитым торсом в майке, едва прикрывающей его пентаграмму на пол тела. Откуда берутся эти чёртовы сатанисты? Но его сосед, вне всяких похвал, отобрал у него первенство: модификаторы в виде рожек на лысой башке дополнялись полностью забитым лицом, а одет он был в плащ и напоминал летучую мышь. Остальных рассмотреть мне не удалось, так как я не выдержала и, выплюнув пиво себе же в бокал, громко заржала. А тем временем готы уселись за столик, ожидая Кори. Долго же она к ним бежала, а байкеры, заметив мой смешок, загоготали и принялись обсуждать пришельцев.
Первым начал тот самый, что пригласил меня сесть за их столик. Я наслушалась о всевозможном вандализме и сексе на кладбищах, о людях, которые якобы считают себя вампирами, пьют вино и кровь и занимаются любовью друг с другом по очереди. Но почему-то эти вампиры, как положено, напиваются в баре в самые светлые часы суток — перед закатом. Ох, какая странная мода у нынешней молодёжи, с которой я не имела ни малейшего желания иметь дело! И всё же, подглядывая украдкой за шайкой, я заметила, что Кори ведёт себя как-то слишком нервно. Наверное, они её более чем достали, а может, я оказалась права. Но чтобы узнать точно, следует вести себя соответствующе моим собутыльникам, и потому я снова приложилась к пиву, ощутив те самые порывы — станцевать на столе.
Время шло, я несколько раз ходила в туалет и даже столкнулась с одним из подозреваемых мною: чёртом с рожками. Тот не проявил никаких признаков странности, кроме того, что своим видом выводил пьяных байкеров из себя. Но готы старались держаться обособленно, потягивая свой портвейн так, будто это бог знает какой священный напиток. Между тем в баре уже толкалась уйма народу: всевозможных отбросов разных мастей, и, как мне показалось, Джек и вправду неплохо к ним вписывался. Засев с очередной кружкой, я тут же была оторвана с места моим новым приятелем, который явно перебрал. Байкеру так и подмывало набить кому-нибудь рожу, и самым подходящим для этого был тот самый дьявол с модификациями. Мне же стало интересно, чем закончится эта бойня. Поэтому, уцепившись за кружку, я ждала команды. Байкер и так, и этак пытался нахамить непрошенным и странным гостям, так что даже Кори ему сказала, что пиво он не получит. Но старого пирата это не расстроило, и он принялся выхватывать из рук шайки готов их драгоценные напитки. Началась перепалка, недовампиры грозились вызвать полицию, байкер ржал и продолжал глушить алкоголь. Всё закончилось тем, что он вылез на стол, спустил штаны и показал им голый зад, а затем, снова приняв культурный облик, объявил всем:
— Музыку!
Старые колонки заглушили кутерьму голосов, а мой компаньон выплясывал, изгоняя готов прочь. Те разбежались в разные стороны, сталкиваясь лбами с его друзьями, и в баре началось то, что в таких кругах обычно называют — старый добрый слэм. Про Джека, кажется, все забыли, поэтому я позволила беспорядкам продолжаться и, прижавшись спиной к стене, глядела на бедную Кори в другом конце зала. Пьяные неформалы кружились роем, толкая друг друга и выпихивая самых слабых из их живодерской игры. Вскоре зал наполнился запахом пота до такой степени, что кондиционеры включили на полную мощность. А байкер продолжал танцевать на столе, откуда сбежали все готы. И только я подумала, что сегодня ничего интересного уже не произойдёт, как вдруг появилась она! Я заметила движение у входа, и затем, словно мухи, её верная шайка окружила её со всех сторон, охраняя свою принцессу по всем фронтам. Я поняла: те сатанисты не имеют к ней никакого отношения или же специально подосланы, чтобы бесить остальных и провоцировать драки. Возможно, они действительно последователи какого-то глупого культа и, веря всяким небылицам, легко попали под её контроль. Но она! Она была совершенно другой. Ни тени мрака на лице, ни намёка на разврат! Её милое личико, словно искрилось чистым и девственным светом, заставляло меня сомневаться в том, что я делаю. Нет — такое прекрасное существо не может похищать людей, да и зачем ей мой бывший? Между тем она шагала всё ближе, и я, взрослая женщина, пялилась на неё, как психопат на Лолиту, дивясь её осанке: стройная модельная фигура в белоснежном костюме, а волосы, струясь золотистой рекой, ниспадали до самых колен. Лицо, будто обточенный кабошон лунного камня, ловило на себе любой отблеск света, преломляя его всевозможными оттенками, и никто не замечал, как она, аккуратно толкая безумцев в сторону, будто забирала из них воспоминания о своей встрече. Точно! Так и есть! Этот ангел стёр все мои наблюдения, которые мне удалось собрать в прошлый раз, и теперь я не могла описать её облик, заставляя Фьелет переживать из-за этого. Но ничего, небесная, теперь-то я уж научена, и стоит мне отсюда выбраться, как я наконец объявлю своего первого подозреваемого в похищении Форельскета...
Холодный осенний туман задерживал Джека где-то между деревьями пригородного леса, в который тот почему-то забрёл. Как он покинул "Лютень", я не могла вспомнить, ведь все силы ушли на то, чтобы не забыть её лицо. Но с каждой минутой мне казалось, что облик чудесного ангела ускользает от меня вместе со всем произошедшим после нашей встречи в баре. Вероятнее всего, я прикоснулась к этому созданию, и мне напрочь отбило память, как и в прошлый раз. Зато мне удалось проскользнуть незамеченной и невредимой. Джек жив, и своё предназначение он выполнил: наконец я смогла понять, кто же наши враги, след которых невозможно было поймать все эти годы. Мадам Ханссендон будет в шоке, узнав, что за похищением её зятя стоят ангелы. Я, конечно, прежде с ними не встречалась, ведь во всей этой вне телесной лабуде совсем не разбираюсь, но по моим личным ощущениям и наблюдениям — она и есть небесное создание. Теперь понятно, почему её прикосновения казались мне мягкими и спокойными, будто вечная жизнь. Что ж, наконец состоялся этот шаг вперёд, и, хватаясь за хвост своего реванша, пожалуй, отправлюсь прямиком в поместье Ханссендон. Прямо вот так, в облике бомжа Джека. Опустив руку в карман, я нащупала все те же выдранные пряди волос официантки "Лютня" и, ухмыляясь, побрела прочь с опушки.
— А, что?
— Вы сегодня оглохли?
— Возможно.
Ругань, которую произнесло это божество, оказалась по земным меркам обычным шампанским. Кори не заставила себя ждать, стараясь разглядеть лицо таинственной девы чуть лучше, чем Джек. Глаза её сверкали, как звезды, а маленькие губки, словно у подростка, жадно вцепились в край бокала, поглощая пузырьки. Уточнять возраст ангела я не решилась, ведь вряд ли Кори здесь кого-либо упрашивала предъявить документы. Поражённая внезапным появлением моего бывшего и столь же неуловимым его исчезновением, я не знала, что удивляет меня этим вечером больше: выходки Форельскета или это милое создание? Она, казалось, дышит и ходит по земле лишь благодаря одному шампанскому. Мысленно славя французов, я и не заметила, как кто-то сзади огорошил меня по голове. Кори отключилась, а я уже готовилась очнуться в лапах этой твари, которая, видимо, разглядела чужую душу в зрачках несчастной официантки. Не повезло ей со мной, а я так надеялась, что работница «Лютня» продержится хотя бы пару дней. Но каково же было моё удивление, когда меня привела в чувства хозяйка, а над ней повисли работники неотложки.
— Женщина, дайте пройти докторам! — голос звонкой тётки доносился до меня, словно церковный колокол, и от этого звука голова раскалывалась на двое. Чьи-то руки начали трогать макушку, а я, пытаясь прийти в себя, пробормотала:
— Всё хорошо. — Но тётка скомандовала, и меня понесли на носилках.
Каково же было моё удивление, когда, очутившись на улице, я увидела полицейских, усаживающих моего бывшего на заднее сиденье, предназначенное для задержания преступников. Да, он был закован в наручники, и, кажется, его пару раз огрели дубинками. Но нет, не Форельскета. Того жирдяя, что Кори оставила голышом в своей квартире. Я не могла понять, какого чёрта здесь происходит и почему я до сих пор жива. Ответы на все мои вопросы, словно собака, принёсшая палку, вывалила моя хозяйка, влезая в карету скорой помощи:
— Кори! Кори, дорогая, как ты? — На её лице была такая паника, что мне на секунду почудилось, будто она каким-то образом знала всё это время, что в облике её подчинённой сегодня совершенно другой человек. Поэтому я не выдержала и, не обращая внимания на запреты докторов и боль в голове, схватила её за руку, пытаясь больше не выпускать из машины:
— Что случилось? Вы... — На секунду замешкавшись, я подумала: вдруг не стоит выдавать свои опасения и наблюдения. Но она опередила меня:
— Пришёл твой бывший. Он ударил тебя молотком, представляешь? Ударил! Я думала, ты... — Взрослая женщина разрыдалась, а отчаявшиеся доктора просто захлопнули двери и так мы поехали, чёрт знает куда.
Хозяйка не унималась. Ей дали немного успокоительного и на какое-то время она притихла, а врачиха, не мешкая, принялась меня чем-то колоть. Я не противилась, ведь если начну буянить, могут и вырубить нафик. Мне же стоило принять тот факт и обрадоваться, что мой аватар до сих пор жив, несмотря на произошедшие события. Итак, стоит всё разложить по полочкам, не поддаваясь массовой истерии: во-первых, Кори жива - это не может не радовать; во-вторых, со слов хозяйки на меня напали, и нужно выяснить, кто; в-третьих - мой бывший объявился, об этом чуть позже, ибо пока не знаю, к худу это или к добру; ну и в-четвёртых - та волшебная фея была сегодня как никогда у меня в руках. Что же её спугнуло, что вообще стряслось? Итак, после того как я лишь на секунду отвлеклась, разглядывая её прекрасное юное лицо:
— А-а-а! - вырвалось у Кори, которая, как и я, почувствовала нестерпимую боль на ране.
— Извини, думала, обезболивающее уже подействовало, - врачиха, будто нарочно, полила меня спиртом ещё раз, а я, имея возможность быть в сознании, спросила:
— Что произошло? Почему мне больно? - лучше играть глупышку, пока позволяет сознание оставаться в этом теле. Бог его знает, под какой наркоз меня вскоре положат. Врачиха нетерпеливо отмахнулась, но тут в разговор встряла моя хозяйка. Она выглядела гораздо лучше:
— Кори, твой бывший... я забыла имя?
— Форельскет? - Эльскет, ну ты и дура, как можно было так спалиться? Но, кажется, меня никто не слушал, а хозяйка снова начала всхлипывать:
— Я всегда знала, что он у тебя слегка двинут. Да ещё и жирдяй! Но чтобы прийти так просто в Лютень и бахнуть тебя молотком! - слёзы катились по щекам несчастной, которая, видимо, наблюдала эту душераздирающую сцену, в отличие от меня. Зато я решила, что Эльскет никто не заподозрит, если я спрошу:
— Да, я обслуживала клиентку и не видела, как он подошёл сзади. Скажите, девушка сильно перепугалась? - всё, что меня волновало в данный момент, это не разбитая голова Кори, а та блаженная ангелица с шампанским. Получается, не она меня вырубила и знать не знает, что Кори - всего лишь марионетка. Но хозяйка, кажется, её не заметила в тот момент:
— Не знаю, я позвонила в полицию, а ребята помогли скрутить этого громилу. Честно, я думала, ты не выживешь! Я думала, ты...
— Да, я тоже. Последнее, что помню, это лицо той девочки, похожей на ангела, за дальним столиком. Она всегда заказывает шампанское. Приходит и уходит одна. Мне даже кажется, что ей нет восемнадцати... - и тут я запнулась. Не слишком ли детальное описание моей цели сегодняшнего вечера? Но пришедшая в себя вдруг хозяйка выпалила:
Ветер бил меня по лицу, словно пытаясь привести в чувства, но организм усталой официантки упорно сопротивлялся его желанию помочь. Так же, как и Трактор. Он мчался со скоростью лучей рассвета, настигающего нас и раскрашивающего мир всеми оттенками, стремясь согреть, но куда уж осеннему солнцу! Даже лето не может похвастаться теплотой своего радушия, заставляя организм в самый предрассветный час вздрагивать и пререкаться. Но меня, наоборот, взбодрила последняя гаснущая заря в небе и красный диск солнца, как пьяная рожа Джека, который во всю обливал радужными бликами станцию Нерропорт, на которой я не заметила ни единого бомжа. Либо слишком холодно, и они прячутся в подземке, либо что-то переменилось в этом пропащем мире, и власти города стали заботиться о всех гражданах, не взирая на их социальный статус. К слову, когда-то мы с Фьелет брали на прокат пару элитных шлюх в самом лучшем борделе и, развлекая ими мера, упрашивали его заниматься не только растлением собственного эго, но и полезными делами. Например, благоустройством больниц, школ, ремонтом дорог и ветхих районов.
В целом мне нравится Копенгаген со всеми его недостатками. И всё же в нём найдутся изъяны, которые лучше бы залечить, как гнойную рану. Я ведь полюбила эти чуждые улочки и полу распавшиеся мосты ещё тогда, когда приехала сюда сиротой на машине приюта, поселившись в комнате для прислуг, а затем в пансионате частной школы для девочек, спонсируемой почётным семейством Ханссендон. О да, в то время мамаша Фьелет была той ещё заядлой активисткой, жертвуя направо и налево всевозможным фондам и благотворительным организациям. Многие считают, что таким образом она обезопасила себя от чрезмерных налогов. Но знаете, так думают лишь нищенские умы, которые ни разу в жизни не отрывались от дивана. Я могу поклясться, что теперь мой город, если не процветает, то, по крайней мере, не гниёт именно благодаря участию в его жизни семейства Ханссендон. И совершенно неважно, отмывали они налоги или искренне жертвовали от всего сердца: вручённый матери Фьелет ключ от города пылится у неё в серванте, напоминая о молодости её неукротимых лет, когда я ещё ходила под стол пешком и не знала, что у них существует тайное Общество Спиритов. Интересно, сам мер вообще в курсе? Думаю, нет, иначе бы мы не ходили в облике шлюх.
Увы, с тех пор как пару лет назад у него обнаружили рак, на встречи к нему моя лучшая подруга являлась, используя тело священника. Я же — семейный сыщик. Моя единственная задача — найти отголоски и следы её мужа и отца ребёнка, чтобы затем вернуть в семью. А вот в том, что он жив и здоров, я убедилась тогда, когда самолично застукала его в Лютне. Уж второго такого шанса я не упущу, и плевать мне: буду я в теле Кори, Джека или придётся использовать Трактора. Кстати, неплохо бы обзавестись вещами своих потенциальных аватаров и устроить настоящую облаву не только на Форельскету.
И пока меня осеняли блестящие идеи, байк тарахтел через весь город, подъезжая к закрытому Лютню. Трактор заглушил мотор и, размеренно спускаясь по ступенькам вниз, уперся в черную дверь. Я, не теряя возможности, оторвала брелок в виде черепушки, висевший на руле: пусть станет одним из моих вариантов потенциальных тел для вселения. Затем я пошла следом, бесшумно спускаясь, и, вежливо попросив отойти от коврика, завернула уголок и, отыскав под ним ключ, открыла бар. Если кто-то из Вас думает, что я тупица и могла бы так же прятать ключи от квартиры, Вы глубоко ошибаетесь. Порывшись в голове Кори, я была настолько поражена глупостью девчонки, насколько Трактор был поражён моей способностью выжить после удара молотка. И всё же, оставив на улице все прежние происшествия, я возвращаюсь в эту запущенную дыру, уже в который раз с надеждой отыскать бывшего. Знала бы мадам Ханссендон, как это порой бывает нестерпимо больно — понимать, что Форельскет — мудак распоследний, бросил меня тогда молодую и необразованную, поменяв на более опытных. А затем и вовсе женился на лучшей подруге. И самое обидное после всех моих слёз — видеть слёзы Фьелет, уверяющей, что бросить её он не мог. Мол, его заставили. Может, так оно и было, но мне теперь душу лечит денежка её матери, а вот кто залечит душу ей, если окажется, что Форельскет не такой уж и невинный парень? Хотя мне его жалко на самом деле. И да, признаюсь самой себе — первая любовь никогда не забывается, и первый мужчина всегда будет эталоном в постели. Увы, это про меня сказано, и, заглатывая свою тревогу тёплым виски, я проверяла выключатели и наличие света. Чёрт бы побрал вас, городская электростанция! Сев за столик и, как положено, набрав пивка для своего нового друга, я машинально выпила ещё один стакан, в то время как мой собутыльник лишь только пригубил:
— Не заливайте горе! Вы молодая девушка, достойная лучшего. Кавалеров сейчас, слава богу, хватает. Найдёте себе хорошего, я Вам зуб даю!
Трактор только и видел, как с виду хрупкая девица опорожнила бутылку быстрее его кружки, а я тем временем предалась своим размышлениям, не замечая ничего вокруг и не слушая собеседника. Тот что-то ворчал о былых временах, когда в городе лишь зарождалась панк-субкультура, на каждом углу звучали акустические гитары, и люди были добрее. Не знаю, сколько мне тогда было, но я этого уж точно не застала, выучив и пересчитав все переулки Копенгагена наизусть. Для меня единственным диковинным районом остаётся Устричный Порт с его зарыгаными тупиками и станциями, полными бомжей. Мои мысли снова улетели далеко от того места, в котором я находилась, и Кори машинально встала за барную стойку. Трактор удивился и, пыхтя, поспешил оставить столик, присаживаясь на высокий стульчик напротив меня. Я же приложилась к бутылке и продолжила ждать...