Два медведя

Глава 1. Перекресток

Томасина откинулась на мягкие шкуры.

Во всем теле бродила сладкая истома. Темная, густая и опасная. Обещающая новый круг удовольствий. Сладких, как мед, и острых, как перец.

Холег перевязал волосы, чтоб не мешались, легко приподнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Медленно, дразняще проводя языком по нижней губе, потом по верхней и наконец ворвался внутрь, как варвар в покоренный город. Завоевывая, подчиняя.

Томасина откинулась назад, но сильные руки не дали своевольничать. Притянули к себе. Холег целовал, с каждой минутой все более жадно, заодно лаская грудь. Мучая соски, потирая их между пальцами — жестко, почти до боли. До сладких стонов, которые срывались с губ.

А потом вторые сильные руки легли на талию.

Олаф прижался со спины. Без стеснения провел рукой вниз и прижал пальцы там, где хотелось больше всего:

— Сделаешь нам хорошо, птичка?

Томасина только простонала, растворяясь в этих двоих.

— А ведь она могла сразу поехать в манор Пса, братец, — прошептал Холег. — И мы бы с тобой так и остались…

— Нет, не могла, — улыбнулся Олаф. — Боги привели к нам нашу птичку. Нашу охотницу на драконов.

— На медведей, — поправила Томасина, чувствуя, как сильные пальцы проникают в нее. — Ох…

— Думаешь, поймала нас?

— Сейчас поймаю, — Томасина просяще прогнулась, чувствуя, как сзади в нее упирается твердый ствол Олафа. И опустилась на локти, так, чтобы второй член — оказался вровень с лицом. — Обоих сразу.

Холег рыкнул от нетерпения:

— Смелая девочка… Наша девочка!

***

Томасина намотала поводья на луку седла и слезла на землю.

От долгой езды мышцы одеревенели, а ноги закоченели. До чего же тут, в горах, холодрыга!

От февральских морозов не спасали даже прекрасные меховые сапоги, сшитые по мерке в столице одним из лучших мастеров. С кисточками, украшенные бусинами и стоящие десяток золотых. Впрочем, и остальные вещи на Томасине были недешевы — плотные бархатные брючки, шелковая блуза, от которой сейчас было больше неприятностей, чем тепла, вельветовый жакет и поверх — длинная кожаная куртка на овчине. Щегольский бархатный берет с фазаньим пером здешних погод не выдержал и переместился в сумку. Спас капюшон от куртки — с меховой оторочкой. На плечах крепился дорожный шерстяной плащ, который успел промерзнуть так, что почти не гнулся.

Еще светло, а ветер тут завывал почище волчьей стаи.

Томасина стянула перчатки и растерла озябшие ладони друг о друга. Помахала руками, попрыгала на месте, а потом просто стала ходить по свободному от снега пятачку на перекрестке двух дорог.

Большой каменный столб указателя гласил, что дорога налево приведет путника в манор клана Морозного Пса, откуда был родом Ингвар, наставник и Охотник за драконами. А если неразумный пойдет направо, то тоже придет в клан Морозного Пса, но длинной дорогой — с заходом в гости к клану Медведей.

Томасина была в пути уже вторую неделю и искренне недоумевала — не проще ли прорубить единый тракт и сделать к нему притоки из второстепенных?

Впрочем, тут ее никто не спрашивал. И самой спросить было некого: за несколько часов пути она не встретила ни единой души, кроме стаи серых ворон, которые составляли ей компанию на коротких привалах.

До манора наставника Ингвара оставалось всего ничего — четыре часа езды шагом. Рысью Томасина скакуна пускать боялась — попадет в ледяную трещину, сломает ногу, потом тащись на своих двоих. Да и лошадь она выбрала одну из лучших в отцовской конюшне.

Томасина достала из-за пазухи флягу с крепким сладким вином, сделала пару глотков и с сожалением спрятала обратно. Пить больше не стоило. В конце концов, ей нужно предстать перед Ингваром приличной сеньоритой: трезвой, скромной и полной раскаяния.

Чтобы разжалобился и помог с ловлей дракона.

А все потому, что она завалила осенний зачет!

Ну а как было его не завалить? Теперь стоило ей только увидеть старшего Охотника, как голова отказывалась думать о чем-то кроме подсмотренного там, в пустующем загоне. Когда Ингвар наказал эту стерву Малески. Которая, кто бы мог подумать, зачет сдала!

А у Томасины — позор в Академии, когда она перепутала признаки подагры и линьки. Дважды ее чуть не поймали со шпаргалкой. На третий раз она окончательно завалила экзамен.

Томасина еще попрыгала, разгоняя кровь в ступнях, и поняла, что достаточно согрелась — можно ехать дальше. Но стоило сесть в седло, как с соседнего склона — с корявой сосенки — сорвалась стая птиц. Это значило только одно: кто-то ехал сюда, поднимаясь в гору по дороге. Там, где совсем недавно прошла лошадь Томасины.

Плохо. Не то чтобы Томасина боялась — пара охранных заклинаний у нее с собой были, а еще короткий кинжал. Но все-таки тех, кто идет позади, может быть куда больше одного, а значит, рисковать не стоит.

— Пекло! — она выругалась, рванула повод, посылая лошадь через сугроб за скалу.

Вот что значит решила сэкономить и не нанимать охрану, а ведь хозяин последней таверны предлагал за десяток серебром отправить пару крепких парней проводить. Хотя демоны его знают — может, те парни и догоняют сейчас. А потом сбагрят с рук и хорошую лошадь, и шапочку с фазаньим пером, а Томасину найдут по весне. Или не найдут вовсе.

Может, проедут мимо и не заметят? Томасина потянула лошадь еще дальше от тропы, за скальный выступ. Вокруг перекрестка следов много, вдруг не разберут, где тут свежий. Хорошо хоть животина породистая, умная и обученная — не стала упрямиться, а послушно встала между двух валунов, с интересом обнюхивая высунувшийся из-под снега бурый мох.

Томасина осторожно выглянула из своего укрытия. Надо же узнать, кто там едет?

Сначала ничего не происходило, потом между скал заметалось тихое эхо — так звенят колечки на сбруе. По звуку и не скажешь, одна лошадь идет или пять. Наконец через томительные минуты из-за поворота вывернул всадник. На сером в яблоко жеребце — необычайно крупном и гривастом.

Глава 2. Томасина и два медведя

Дорога петляла, извивалась, иногда радуя лошадь голым льдом или, наоборот, снежным заносом по стремена.

Темнело вокруг все быстрее. Погода портилась. Когда Томасина уезжала с перекрестка, небо было ясным, а сейчас откуда-то натащило серых кудлатых облаков, да и ветрюга поднялся такой, что пришлось не только натянуть капюшон на кончик носа, но и плащ вокруг тела обмотать в попытке сохранить тепло.

Хорошо хоть лошадь оказалась выносливой — войлочную попону ветер не прошибал, но зато на хвосте и гриве коня намерзли целые сосульки.

Дважды конь спотыкался, на третий раз встал, и Томасине пришлось слезть и вести его под уздцы. Темнота тем временем словно поджидала этого — сгустилась до того, что если бы не белизна снега, то Томасина не видела бы и своих рук.

Возвращаться назад было глупо и опасно, сейчас Томасина спускалась с горного перевала, на котором уже мело так, что склонов было не разглядеть.

Почти вслепую она брела среди пурги, рассчитывая только на одно — что дороги северян ведут именно к жилью, а не к любимой статуе Холодного бога. Факелов Томасина в дорогу не припасла, да и разжечь огонь на таком ветру вряд ли бы вышло. Сил хватало только на простенькое согревающее заклинание, но оно было расходное и на что-то еще слабых способностей Томасины не хватало.

Фляга с вином опустела, и теперь Томасина больше жалась к шее коня, чем вела его вперед. Где-то в вышине между скальными утесами завывал ветер, и ему вторила какая-то безумная ворона.

Накаркала все-таки ей плохую дорогу, сглазила! Томасина утерла нос, подышала на кончики пальцев, сдвинула капюшон, чтобы оглядеться, и заметила слева за сугробами на обочине слабый отсвет. Бросила повод, вскарабкалась на занос и выдохнула с облегчением — метрах в ста от дороги светила двумя окошками низкая изба.

Тропинки, ведущей к ней, Томасина не нашла, поэтому, ухватив лошадь за повод, потянула ее прямо через снежную целину, к спасению — теплу, свету и горячему вину. Не выгонят же ее на самом деле?

Изба была довольно большой.

Сбоку виднелся навес сеновала, позади должна найтись и коновязь, но сначала требовалось спросить разрешения. Томасина отряхнула сапоги о ступени и гулко постучала в плотно подогнанные доски медным кольцом.

Внутри что-то затопало, проговорило низким голосом, и дверь распахнулась, обрушив на Томасину разом поток света, тепла и запаха свежего хлеба.

На пороге стоял северянин — в одних штанах и сапогах, светловолосый и бородатый, как у них принято. От шеи до груди его тело было почти черным от татуированных рисунков. На голову выше Томасины, крепкий, сероглазый. В отличие от Ингвара, который был по масти ближе рыжему и плел волосы в косы, этот замотал отросшие патлы светло-пшеничного цвета шнурком на затылке. От носа до уха шли две черные полосы кланового рисунка — след от когтей тотема.

— Олаф, гляди, какую птичку принесло!

Встретивший ее северянин оказался совершенно невоспитан, но Томасине было все равно. Свет, тепло и нет ветра! Остальное она вытерпит. Демоны с ним, с этикетом!

Второй голос рявкнул из глубины дома:

— Пусть заходит.

Томасина только открыла рот, чтобы представиться, как встречавший северянин бесцеремонно впихнул ее внутрь, отнял из окоченевших пальцев поводья и сказал:

— Потом. Одежду тут стряхивай, внутри тепло. Я пока твою животину устрою, а то заметет к утру. Через час буран примется.

— А сейчас не буран?

— Сейчас — нет. Едва метет, тепло, — северянин пожал плечами и скрылся в холодной темноте за порогом как был, полуголым, даже не накинув рубашки.

Томасина присела на лавку — стягивать сапоги и вытряхивать из них набившийся снег. Ну да, она изнеженная столичной жизнью южанка и не может голышом бегать по морозу. Тем более, не женское это дело — за лошадьми присматривать. Она, в отличие от некоторых, росла в нормальных условиях, а не там, где младенцу надо отнять свой ужин у собаки.

Хотя тут Томасина, конечно, сгущала: северные кланы жили вполне себе цивилизованно и даже зажиточно. Торговали шкурами, алмазами из шахт и драконами. И вполне может быть, что в подвале у Ингвара между бочкой с соленой капустой и кадкой с вяленым мясом стоял мешок с золотом. Но хороших манер деньги кланам так и не прибавили. Дикари и есть.

Как этот, например. Который повел коня в стойло.

Томасина закинула сапоги под лавку, поправила теплые чулки, которые отсырели и не давали ногам согреться. Потом подумала и стянула. Между желанием согреться и желанием соответствовать своему статусу победили тепло и стучащие друг о дружку зубы: Томасина ввалилась из сеней в комнату босиком, в одних бриджах и блузе. А снятые с себя промокшие куртку и жакет держала в руках.

Внутри дома оказалось неожиданно просторно. Точнее, тут просто не было лишней мебели. Стойка для оружия при входе: два коротких меча, охотничий лук, горн. Манекен для доспеха, на котором сушился плащ из волчьего меха. Справа у стены добротный деревянный стол и две низкие лавки. Слева — большой камин. Не для красоты — для пользы. Открытая часть была небольшая, с пару локтей шириной, зато вокруг капюшон из красного кирпича и камня: чтобы нагревался и отдавал тепло в дом.

У камина, прямо на полу, лошадиные шкуры в три слоя, а поверх две медвежьих. Без голов, но такого размера и с такими впечатляющими когтями, что ясно — здесь нашли последний приют пещерные гиганты. Томасина таких живыми и не видела, только на гравюрах в кабинете папеньки.

Прямо на шкурах стояло блюдо с сушеным мясом, жареный сыр и овощи. Пара простых глиняных чаш и кувшин с вином.

Томасину как магнитом тянуло к теплу камина, поэтому только шагнув вперед, она поняла, что за распахнутой дверью кто-то стоит. И взвизгнула от неожиданности.

Северянина ее испуг рассмешил, он вышел на свет, забрал у гостьи вещи, кинул на лавку и указал на огонь.

— Грейся, птичка. Вино будешь?

Томасина хотела сказать, что воды будет достаточно — содержимое собственной фляжки уже вовсю бродило в голове, но северянин сунул ей в руку чарку — горячую, исходящую паром, пахнущую горноцветом и медом.

Глава 3. Простой путь

В сказанных грубостях был оттенок восхищения, но все равно слышать их было непривычно. К ней первый раз в жизни обращались без обычного сословного почтения, да еще и с толикой жалости.

У этих хамов точно не возникает проблем с ловлей драконов! Интересно, как в их меченые головы влезли знания по ветеринарии, которые в Томасину впихивали все лето?

Пришлось отхлебнуть еще вина, распустить снизу косу — чтобы просушилась, и, уже чувствуя хмель в голове, напоказ лениво пожать плечами:

— Просто хотела осмотреться перед Охотой на драконов. Я только прирученных видела. И не в горах.

— Рановато приехала, — сказал Олаф и отправил в рот полоску мяса. — Хотя в эту зиму драконы проснулись раньше. Оттепель, потом морозы. Вчера вроде как Старший Псов уже выехал смотреть зверей. Только я не видел, вернулся или нет.

— Я видел. С дозорной башни с утра. Заметил, как он спускался с перевала. На лошади, — выделив последнее слово, сказал Холег, тяжело опустился на шкуры и пошерудил в камине кочергой, заставляя подернувшиеся пеплом угли разгореться. Закинул пару поленьев, плеснул себе вина и лениво потянулся, словно сытый хищник.

Олаф удивленно присвистнул:

— Ингвар пришел без дракона?

— Похоже. Он вроде в кабаке недавно хвалился, что будет для кого-то ловить особенного дракона. И у этого кого-то — очаровательная задница. Не про тебя речь, птичка?

Томасина только фыркнула в ответ. Как же, про нее! Это же про… Видимо, на лице у нее отобразились все эмоции, потому что Олаф приподнял бровь:

— Что, твоя задница недостаточно хороша?

— Нашу птичку кто-то обскакал, — заржал Холег.

Томасина чуть не подавился вином от злости и чужой проницательности. Значит, вот почему Малески поехала в горы сейчас. Ингвар обещал ей дракона. Особенного. Лучшего. Наверно, ее задержало что-то в пути и она должна была приехать еще вчера, чтобы разминуться с Томасиной.

Вот ведь Ингвар — брехло, а врал, что не станет делать разницы между учениками. Так что же теперь, клан Малески сможет кричать на всю столицу, что их наследница поймала самого лучшего дракона? Интересно какого? Золотого? Или черного?

А клану Тартов достанутся объедки с чужого стола. Демоны побери эту Малески! Если бы Томасина хоть на минуту могла представить, что Ингвар западет на эту белую моль — она бы что-то другое придумала.

А сейчас что поделаешь? Остается надеется, что ей достанется не самый хилый ящер…

Томасина прикусила губу от досады. Выходит, все идет прямиком псу под хвост. Планам приручить нужного дракона — такого, чтобы весь курс удавился от зависти — конец. Тут не до жиру, как бы вообще не завалить охоту. Ведь ночная кукушка дневную перекукует. Вдруг Малески напела Ингвару в уши, что Томасине вообще не нужен дракон?

Томасина почувствовала, что краснеет от злости, и потянула шнуровку на вороте блузы. Вот же засада! С одной стороны, демоны ее дернули ехать окружным путем, с другой — поехала бы прямо и… И что теперь делать? Как объяснить маменьке, почему у Малески золотой дракон, а у нее, наследницы Тартов, бурый недоросток?

Томасина с удивлением заглянула в пустую чашу — от злости сама не заметила, как все выпила.

Холег плеснул ей еще и пододвинул тарелку с мясом ближе:

— Ешь, птичка. До ужина далеко, а ты чуть не околела. Пусть кровь согреется. Вам, южанам, наши горы — как монашке за наемника замуж выходить. Морозите уши и другие нежные места. И ведь как только вашу Академию поотпустит — звери станут не нужны. А ее поотпустит. Когда сожрут кого-то с родословной, длинной, как мой член.

— Свой дракон — всегда дракон, — слегка ошалев от сравнений, не согласилась Томасина, которая уже обдумывала будущее.

Самая большая проблема крылась в гоне и в спячке. Огромные огнедышащие, дымодышащие, морозодышащие и прочую смерть извергающие ящеры имели очень неудобный для людей жизненный цикл.

По вхождении в зрелость — на тридцатый год — они каждый октябрь поднимались в брачный полет. В это время к ним всадники даже не пытались подходить. Раз, и нет тебя, только пепел. А не суйся под крыло, пока гон.

Драконы трахались как кролики, только с поправкой на размер, жрали стада горных коз и быков, а потом забивались в пещеры, словно гигантские летучие мыши, и засыпали там, умаявшись, до весны.

Весной драконицы откладывали яйца и заботились о потомстве. Самцы же выбирались на свет после спячки, чтобы заниматься своими делами — драками, дележкой территорий и путешествиями. Как оказалось, безопаснее летать по миру с этими странными мелкими двуногими существами на спине. Тогда всегда найдется вкусное мясо, чистая вода, а главное — никто не кидается магическими фаерболами за то, что ты сожрал какую-то разнесчастную худую овцу.

Но пускать абы кого себе между крыльев твари не спешили. Северяне, которые тысячелетиями жили рядом, отточили мастерство приманивания и дрессировки ящеров. Естественно, там, как и во всяком ремесле, была уйма тонкостей и секретов. Например, перед Ингваром любой прирученный дракон опускался на передние лапы и подставлял шею, а Томасина, которая этого же дракона кормила по пять раз в день, получала облако едкого дыма.

Ранней весной северяне молодых драконов выслеживали, отбирали самых лучших — по масти и талантам, и ловили. Дрессировали, прикармливали, умасливали. И через полгода смертельные бронированные твари были готовы за своих седоков жечь все живое.

Томасине предстояло оседлать своего демона этой весной.

Как именно происходила охота, Ингвар не говорил — только посмеивался. Заваливал заданиями по уборке драконьих стойл, полировке чешуи и ветеринарной магии.

— Своего еще поймать надо, — озвучил опасения Томасины Олаф. — Весна ранняя, звери злые.

— Почему? — Томасина насторожилась, как баронская борзая, учуявшая зайца.

Как она сразу не сообразила — в горах не только Ингвар знает все о драконах. Другие северяне тоже не пальцем деланные. Если Малески успела обработать Пса, то поймать хорошего дракона с Ингваром теперь нереально. Но можно ведь договориться с кем-то еще, кроме Ингвара? Например, с этими двумя. Чем они хуже? Вином угощают.

Глава 4. Азарт и карты

— Демоны вас побери!

Томасина ожидала чего-то похожего, предчувствовала, но от прямого ответа впала в ступор и пришла в себя от боли в руке — так сильно вцепилась ногтями в ладонь.

Вот ведь какие! Разлакомились, здоровяки северные! Вот еще, останутся им от нее как от лесной оленюшки — только следы.

Сосчитала в уме до трех и разжала пальцы. Медленно, один за другим. Потянулась к чарке, в ней еще плескалось на дне вино. Сделала крупный глоток и наконец посмотрела в глаза Олафу, наблюдающему за ней с большим интересом.

Так собака смотрит за луговой мышью, которая заигралась с колоском — слишком мала, чтобы сожрать, но в самый раз, чтоб развлечься.

Северяне даже ухом не повели на ругательства, за которые отец отправил бы ее под замок на неделю. Распущенные нравы! Но что ей-то делать?

Эти бородатые громилы и мысли не допускали, что не справятся, что проиграют. Самонадеянные кабаны.

— Хорошее вино, — наконец с напускным спокойствием кивнула Томасина, судорожно просчитывая ситуацию. — Еще плесните!

Забавно, еще полчаса назад она думала, что удастся легко развести этих дуболомов на секреты драконьей охоты, а тут оказывается, не она одна планы строила. Чужая проницательность дико злила, но показывать это — последнее дело.

Во-первых, она в гостях, а за порогом — свирепая метель. Во-вторых…

Внутри разгоралась острая искорка азарта. Кто сказал, что она проиграет? Какие такие горные боги тут решают ее судьбу? Пусть выкусят.

В ройз она играет хорошо. Сестру и брата она обставляла в карты вчистую. Отца — через раз. Кузены с ней за стол не садились уже года три. Ведь ройз это не чистая удача, а прежде всего умение выждать и нанести удар. Конечно, в городских притонах обретались куда более легкие на руку игроки, но соваться туда без сопровождения Томасина не рисковала — дворянам там не место, а отец столько охраны не выделял.

Так почему бы не обыграть Медведей? Карты наверняка не крапленые, а клятвенный камень не даст северянам соврать, даже если будут хитрить. Хотя, кажется, для них секреты поимки драконов — не секреты вовсе и уж точно не ценность. Относятся к ним точно к овцам… С крыльями.

Но прежде чем соглашаться, надо выбить условия повыгодней. Потому что Медведей двое, а Томасина одна. И тело у нее тоже одно ( и девственность!), и подставляться она не собирается. Бегай потом по магам, заклинания и эликсиры восстановления ищи!

— Малый круг играем, на троих, — Томасина сделала вид, что считает, и накрутила на палец локон. — Вас — двое, а значит, есть шанс, что вы сговоритесь. Плохой расклад. У меня на три из десяти шансов меньше выиграть.

— Весомо, — Холег даже не сменил ленивой позы, только бороду пригладил задумчиво и посмотрел на босые ноги Томасины так, словно уже представлял их у себя на плечах. Не зря про северян говорили, что они недалеко ушли от своих тотемов. Животные и есть. — Давай проще, птичка. Сыграем два круга, каждый по паре. Если обыграешь хотя бы одного из нас — твоя победа. Так сойдет?

— Годится. Но тот, кто свободен, не участвует и не подсказывает.

— По рукам.

Холег лениво встал, прошелся до стола неспешно, так, что Томасина смогла рассмотреть, как играют мышцы на широкой спине и поочередно напрягаются каменные даже с виду ягодицы под грубой тканью штанов.

Северянин прихватил карты, большую доску для игры и записи счета.

Олаф, который все это время поглядывал на Томасину, разочарованным ее согласием не выглядел, напротив, рассматривал с большим интересом.

Хищно и цепко.

С обещанием в серых глазах, от которого в солнечном сплетении поднималась волна жара. Того самого… К демонам все! Она должен выиграть! Тут на кону не только ее тело. Ее дракон!

— Если не срастется, — ухмыльнулся вернувшийся Холег, — сдадим еще один лот. После того, как тебя отлюбим. А то тут скучно. Смена нескоро… Ночь длинная.

— Не седлай живого леопарда, — отбрила Томасина. — Обойдемся одной попыткой.

— Не. Я со всех сторон хочу, — не остался в долгу Холег. — И спереди, и сзади. Мне три дня член никто не грел, а ты такая сладкая куколка…

— Переживу без подробностей о твоем члене, — прошипела птичка, но ее щечки предательски зарумянились.

Холега откровенно развлекали смущение и злость гостьи. Под ними северянин звериным чутьем ощущал интерес. Такой правильный интерес, глубинный. Оставалось только вытащить эту донную рыбку наружу, чтобы не сорвалась с крючка.

Ингвар, который приезжал пару недель назад сватать себе четвертую жену (и уехал ни с чем, к слову), много болтал о том, как тренировал мягких южан для дела, к которому они от рождения непригодны. Да еще и деньги за это греб. По обмолвкам и хмельным оговоркам Холег понял: внизу, в долине, у Ингвара не только золото, там что-то больше. А уж когда он на донышке медовой бочки обмолвился, что южанки поласковей северянок будут, только подход знай — стало понятно: Пес торчал там не просто так, а еще и с удовольствием. Хорошо пристроился!

Холег Ингвара уважал, но не любил. Слишком много гонору для того, кто не может голыми руками заломать быка. А еще завидовал. Слегка. Потому что и манор больше, и бусы у женок крупнее.

Хотелось кусок такой же удачи.

А тут счастье — свалилась как снег на голову эта птичка.

Холег еще раз осмотрел гостью и довольно хмыкнул. Представил, как сладко и жарко будет натянуть ее по очереди — спереди и сзади. Так, чтобы шипела да стонала. Чтобы потом не хотела слезать с их членов. И просила еще.

Южанка как раз отпила вина из чарки и вытерла рукавом и без того яркие пухлые губки.

Хороша, куколка. Брови ровные, ресницы длинные и темные волосы гуще песцового меха. Глаза необычные — карие с желтизной. Не худышка, но и не пышечка. Всего в меру. Грудь упругая, высокая, даже под блузкой видать. Крепкая, ладная. Такую можно без опаски отлюбить на всю катушку. И даже на пару с братом. Выдержит. И куда только Ингвар смотрел, что проглядел такую красотку?

Глава 5. Знала б прикуп...

На первый взгляд карточный ройз был игрой простой. Шесть карт. Заменить можно две или не менять вовсе. Замены уходят со стола до конца лота. Три замены, и можно открываться. Это круг. Три круга — лот.

Из карт нужно составить комбинацию. Самая сильная — “гора”. Шесть карт, все одной масти и по порядку. Самая слабая — “путник”, две парные карты разных мастей.

Ничего сложного. Но и простого тоже ничего. Тонкая игра на грани везения, блефа и подсчетов. Какая карта придет, какая выпадет сопернику, стоит ли менять или лучше оставить?

Первый круг — проверка. Проба сил. И своих, и чужих.

Наверняка Медведи играют редко и точно не в ройз. На посту, в сторожке на отшибе, режутся в короткие и тупые игры, или вообще кидают кости. Но на кону не пара золотых или кукареканье в кабинете ректора, а ее собственное тело, поэтому Томасина решила не спешить. Осторожнее надо.

Олаф еще сдавал карты, а в голову уже полезло всякое. Непрошенное. Например, как выглядит северянин за мгновение до того, как его выгнет от наслаждения? Как катится по виску крупная капля пота, высыхая по мере продвижения по горячей коже. как сильно его руки могут сжать упругую грудь, а потом…

Она глянула на Олафа украдкой и зацепилась взглядом за руку — широкая ладонь, длинные пальцы со сбитыми костяшками и мозолями от меча и поводьев. Почему-то сразу представилось, как эта рука сжимает плечо — нежное и округлое, принуждая к повиновению. Томасина с усилием отвела взгляд. Вот уж о чем надо думать в последнюю очередь. Иначе прижимать эта рука будет ее саму. За шею. К шкурам. От этой мысли низ живота снова точно огнем опалило.

Проклятое вино, все-таки она слишком много выпила. Бродящее в крови легкое возбуждение отвлекало, не давало нормально думать. Скинуть две карты или одну? Две слишком рискованно, но тогда есть шанс собрать “коня”.

Олаф сменил карты, приподнял бровь и выжидательно уставился на Томасину. Огонь в камине почти угас, и по голым плечам и груди северянина мягко скользили багровые отсветы, от чего тот стал похож на статую из красного гранита — грубую, но очень живую.

Томасина снова посмотрела на карты и скинула одну, заменила и с трудом удержала гримасу разочарования. Надо было менять две.

Олаф кивнул, и игра пошла дальше. Может, не будь Томасина столь осторожной, она бы смогла поймать удачу за крыло и разом взять круг на первой смене карт. Но она мялась, сохраняя в запасе “треногу” одной масти, и в итоге, на последней смене лота, Олаф скинул две карты, довольно хмыкнул и выложил перед носом Томасины того самого “коня”.

— Не плачь, детка, — Олаф сложил карты в стопку и не удержался, шутливо щелкнул южанку по носу. Та сморщилась, словно обиженный котенок, и послала к демонам. Боевая девочка, славная! Ей понравится то, что они для нее придумают.

Южанка действительно была забавной и сладкой, как сливки с медом. В горах таких не водилось, здесь девушки взрослели и грубели рано. И умнели тоже. А эта вроде и возрастом — пора под венец, и из клана благородней некуда, а по сравнению с подружками Олафа все равно что дитя. Вон глаза распахнула обиженно, как же, обыграли бедную.

Олаф поспешил уткнуться в чарку, чтобы скрыть довольную улыбку. Дежурства братьям-Медведям выпадали часто. Не то чтобы в селении всерьез опасались налета, просто за дорогой положено приглядывать. Заняться в дозоре особо нечем. Из дерева и кости резать, стрелы чинить и в карты перекинуться. Карточные игры были в ходу самые разные. Ройз они с братом считали простым. Куда интереснее разложить партию в “Кольчугу героя”.

Шельмовать Олаф тоже умел, но тут даже не пригодилось: птичка настолько боялась проиграть круг, что проиграла лот. И теперь хлопала ресницами, пытаясь понять, как ее угораздило.

Олаф кивнул Холегу, чтобы тот сдавал второй лот. Встал, стащил с лавки песцовое одеяло. Зверей поймали прошлой зимой, так что мех был богатый и мягкий. Кинул на пол к остальным шкурам — не скрываясь, прямо на глазах у южанки. Пусть понервничает. Тот, кто дергается — ошибается чаще.

Птичка зыркнула волчонком, но упрямо тряхнула головой и взяла свои шесть карт с доски.

Олаф сунул ноги в тяжелые унты, подхватил с лавки старое шерстяное одеяло, все в заплатках. Его пользовали как ветошь, но для дела оно еще годилось. Накинул на плечи плащ и вышел за дверь — проведать лошадь, да и посмотреть, не случилось ли чего. Какую бы сладкую детку к ним ни занесло — дело прежде всего. Да и отвлекаться потом неохота. Жаркая будет ночка, да…

Лошадь Холег обустроил хорошо. Та дремала, прислонясь к стойлу, и только тряхнула гривой, услышав шаги.

Подветренную стенку замело снегом под самую стреху, но Олаф все равно стащил с чердака еще пару кубов пыльного прошлогоднего сена и поставил там, где померещились щели. Сквозняк стих.

Поправил на крупе попону, накинул поверх шерстяное одеяло. Лошадь благодарно ткнулась в шею, выдохнув облачко пара.

— Отдохнешь до вечера. Неча в такую погоду копыта снашивать, — Олаф похлопал по черной морде и запер дверь, оставив для тепла большой застекленный фонарь с парой толстых свечей.

На улице ветер набирал силу и завывал между редких сосновых стволов ведьмиными голосами. Снег стал колючим и сухим. Олаф по-звериному втянул воздух ноздрями. Пахло только снегом, камнем и старой хвоей. Еще бы, в такой буран любой зверь спрячется в нору.

Олаф постоял минуту, вслушался в далекий грохот горного обвала и захлопнул дверь. Стряхнул успевший промерзнуть и закаменеть плащ и зашел обратно в комнату. Вовремя.

Холег взял первый круг и теперь нарочито медленно сдавал второй. Читать поступки брата было так же легко, как и угадывать его желания. Во всяком случае те, что касались ебли.

У Холега, если присмотреться, сейчас стояло так, что здорово давило на мозги, но играть это ему не мешало.

Олаф бесшумно прошел в угол, к большому сундуку, поднял крышку, порылся, вытащил на свет кувшинчик с широким горлом, запечатанный воском, и беззвучно опустил крышку обратно. Им ведь хочется, чтобы птичка стонала от удовольствия, а не от боли? Тогда то, что в кувшинчике, очень даже придется ко двору.