Два портрета

Два портрета

Аделина в очередной раз не пришла домой, снова куда-то пропала. Я знала, где она могла находиться, но у меня не было ни сил, ни желания вытаскивать ее. В конце концов, ей 37 лет, она уже взрослая и вправе сама распоряжаться своей жизнью. Жалко только девочек, практически не видят мать.

– Бабуля, – маленькая Катя прибежала на кухню. – Смотри, я нарисовала тебя!

– Как красиво, – маленькие ручки протянули мне два рисунка: на одном портрет белокурой принцессы с короной, а на втором – рыжая старуха. – А кто эта старая женщина?

– Ну, ты не понимаешь! – Катя топнула ножкой и выхватила у меня рисунки.

Она неуверенно покрутила большие листы в руках и сложила их на столе.

– Смотри, – она пальцем показала на рисунок принцессы. – Это ты в молодости, а здесь в старости!

– Я такая страшная? – мне стало досадно. Я даже обиделась на нее, но она, в конце концов, ребенок.

– Ну, ты раньше была красивая, а теперь старая! – не унималась Катя.

– Все, уйди, не мешай мне! – я небрежно сложила листы и отдала их ей в руки.

– Ты обиделась? – она шмыгнула носом.

– Да! – я прикрикнула на нее, из-за чего внучка убежала в комнату.

Суп на старой плите уже практически был готов, но я решила его еще немного прокипятить. Скоро еще Инга придет со школы, всю плешь мне проест. Надо вот оно мне, возраст уже дает о себе знать, а я все, как ломовая лошадь, тащу на себе. И никакой помощи, хоть бы денег приносила в дом, а не на гулянки свои тратила! Где я так оступилась? Все дети, как дети, а эта же. Живет в свое удовольствие и в ус не дует, а дети ее на мне. Связалась еще не пойми с кем.

Закончив с готовкой, я прошла в зал. Катя сидела перед телевизором, смотрела свои мультики. На полу были разбросаны мягкие игрушки.

– Все, закругляйся, – строгим голосом я привлекла ее внимание.

– Ну, бабуль, – она повернулась ко мне и с жалостью в голосе продолжила, – Еще пять минут.

– А игрушки кто будет убирать? Никаких пять минут, опять это растянется на полдня.

Катя молча передала мне пульт и села играть. Она была расстроена, но я ничего не могла с этим поделать. У меня не было сил заниматься с ней чем-то, кроме букваря. Он еще такая приставучая, все задает и задает свои вопросы. Я на них порой даже ответы и не знаю.

Я села в кресло и переключила на сериал. Хоть какое-то отвлечение от проблем. Завтра еще за пенсией идти, потом на рынок, потом готовить. Ладно хоть Инга убирается, какая-никакая помощь. Еще бы готовить научилась.

Раздался телефонный звонок. Кое-как поднявшись из кресла, я подошла к нему.

– Алло!

– Алло, мам, привет. – мягкий голос сына шуршал в трубке.

– Привет, Андрюш.

– Мам, завтра в кафе будем отмечать, приходи к шести вечера.

– Хорошо, придем, – устало произнесла я.

– Ты с Катей и Ингой?

– Да, – мне было неудобно просить его. – У нас труба течет, посмотришь?

– Да, давай на выходных заеду.

Девочек точно надо взять с собой, хоть поедят нормально. А то на мою пенсию особо не разгуляешься: борщ, картошка, капуста – остальное по праздникам. Звонок сына напомнил мне про замоченные в тазу вещи. Ноги болели, а голова кружилась, но выхода нет, Инга еще не пришла.

На следующий день после празднования рождения моего правнука, мы сидели с девочками на кухне и играли в карты. Это то немногое, что мы делали вместе. Катя постоянно проигрывала, а я с Ингой соревновались в мастерстве подбрасывания “шестерок”. Я смотрела на них и, с одной стороны, мне хотелось их защитить, а с другой, отправить их жить к отцам, потому что было тяжело.

Аделина не только разошлась с ними, она всячески запрещала бывшим мужьям общаться с дочерьми. Не понимаю я этого. Со временем и сами отцы перестали пытаться общаться с девочками. Только бабушка Кати, Светлана, звонила мне, и я тайком водила внучку к ней, до тех пор пока та не проболталась Аделине. После этого наши поездки закончились.

Она пришла в пятницу вечером. Была чем-то взволнована, но виду не показывала. Я не могла ее не впустить, это и ее дом. Аделина села на диван, поздоровавшись в Катей, как ни в чем не бывало. Ребенок каждый раз тянулся к ней, и каждый раз это плохо заканчивалось.

– Я беременна, – она улыбнулась мне.

– Что? – я прикрикнула на нее, страх отдавал болью в сердце. – Ты собралась рожать?

– Ну, да. Костя нормальный, мы с ним семью будем строить.

– Он сидел! – возмущение раздирало меня.

– И что? Люди меняются, и он меняется.

– А девочки? О них ты подумала? Инга скоро заканчивает школу, ей учиться надо! – от злости тряслись руки. – А Катя? Где вы будете жить?

– Костя с мамой обменяли квартиру на большую по площади. Сейчас ремонт делают, Катю я заберу, а Инга пусть доучивается.

– Ты совсем сбрендила, – я не удержалась и залепила ей пощечину.

– Ты что творишь? – она замахнулась на меня, но осеклась.

Весь дом слышал наши крики, но никто не обращал внимания. Все уже привыкли к тому, что в доме, где живут одни женщины постоянные крики, ссоры и плач. Как она дожила до своего возраста и ничему не научилась? Я растила их, давая им все, особенно ей. Она же младшая. А теперь пожинаю плоды.

Она забрала Катю, которая была рада. Ну, и ладно. Мне легче будет.

Мы жили с Ингой вдвоем больше полугода. Катя звонила всего несколько раз, говорила, что все хорошо. Хотела в гости, но Аделина ее не отпускала. Инга же была глубоко обижена на мать: она была постарше и многое уже понимала.

В августе на пороге появилась Катя.

– Бабуль, я привезла приставку Инги, – в ее руках был пакет.

– Заходи.

Эту приставку Инге подарил ее отец, к которому она съехала в начале лета. Ей купили компьютер, она работала и много училась. Я отпустила ее в надежде, что отец оплатит ей учебу.

Катя осталась со мной, и за весь месяц Аделина лишь раз позвонила, узнать, все ли есть у нее к школе. Катя сама разговаривала по телефону, и я слышала, как она рассказывала матери о принадлежностях, которые ей купил отец. А Инга, разочаровавшись в жизни с отцом, съехала к родственникам. Я бы хотела узнать, как поживает мой новорожденный внук, но не могла.