Давид
«Она беременная».
Смотрю на экран телефона, не могу сообразить.
Двенадцать часов идут совещания нон стоп. И так несколько дней подряд.
Я сплю прямо в кабинете, кофе льется литрами. Мы в срочном порядке меняем всю стратегию бизнеса, которую мой зам месяцами сливал конкурентам.
А тут это сообщение.
«Она беременная».
Кто, блядь?
Так и пишу в окошке мессенджера.
«Кто «она?»
И добавляю следом:
«А ты вообще кто?»
Сообщения отмечаются птичками, которые тут же окрашиваются в синий цвет.
«Ты совсем долбоеб, Байсаров? Это я, Мария».
Мария, Мария... Стоп. Мария Египтянка, она же Костоправ от бога, она же...
Нажимаю на дозвон.
— Почему с другого номера?
— Так у меня на нем телега.
— Продолжай.
— Василиса беременная, инфа стопроцентная, — Мария частит, выстреливая слова со скоростью сто в секунду. — Но от кого, без понятия. Она шифруется, я случайно узнала...
— Давид Данилович, кофе-тайм окончен, вас ждут, — заглядывает секретарша, и я перебиваю Марию.
— Вот что. Собирайся, я сейчас за тобой пришлю машину. Дуй сюда, расскажешь что знаешь. Кто там и от кого беременный.
Отдаю распоряжение отправить водителя в соседний город, а сам иду в конференц-зал.
Беременная. Беременная. Новость просто охуеть.
Меня послала в пешее эротическое, а сама беременная?
Это проблема. Потому что если для Марии загадка, кто отец ребенка, то как раз я знаю точно.
Там мой ребенок. Я в этом не сомневаюсь ни секунды.
Он мой. Точка.
Пиздец в другом. В том, что Василиса об этом не знает. Не подозревает, что я отец ее ребенка. Поэтому меня и послала, теперь я это понимаю.
Около месяца назад мне нужно было уехать. Мы тогда решили следить за моим заместителем, возникло подозрение, что он сливает информацию конкурентам. Мне надо было спрятаться, и я уехал в соседний городок к деду.
Дед у меня сложный, скандальный, пришлось сплавить его в санаторий. Самому захотелось отвлечься, и я вызвал проститутку в костюме медсестры для ролевой игры.
Но я не знал, что к деду ходит настоящая медсестра делать уколы. В коридоре было темно, дед у меня экономный, а я лампочки забыл купить. Василиса в тот вечер вызвалась подменить дедову медсестру...
В общем, вы поняли. Так встали звезды.
И теперь она беременная, а я ей так и не сказал, что той ночью в дедовой квартире был я.
Разве это не пиздец? Еще какой.
На совещании еле высиживаю, без конца бросая взгляд на часы. Как только стрелка становится на нужной цифре, довожу обсуждение до логического конца и быстро его сворачиваю. А сам иду встречать Марию — ту самую дедову медсестру, которую подменила моя Василиса.
С Марией у нас партнерские отношения и взаимовыгодное сотрудничество. Она сообщает мне все, что касается Василисы, а я воплощаю в жизнь ее мечту.
Мечта у Марии простая и незатейливая — поехать в Египет и найти там жениха. Женихов я гарантировать не могу, а вот оплатить тур и пожелать счастливого пути — как раз мой профиль.
Еще у Марии почти профессионально поставлен хук справа, но это уже совсем другая история.
***
— Ну и? — выжидательно смотрю на Марью. Мое терпение иссякает на глазах, его и так вечный лимит. — Рассказывай.
— А что рассказывать? — пожимает она плечами. — Васька в последние дни вялая ходит, бледная. Говорит, что спать постоянно хочется. Я ей говорю, сдай на гемоглобин. Хочешь, я у тебя анализы возьму?
— Не хочу, — мотаю головой, — до сих пор помню твою руку тяжелую.
— Так это я у Васьки спрашивала, обалдуй! — психует Машка. — Надо мне триста лет твои анализы!
— И как, она согласилась? — решаю не усложнять.
— Нет, что ты. Сказала, сама все сделает. Я потом подумала, проверю просто. Ничего такого. Пришла в лабораторию, и мне на глаза случайно Васькин анализ попался.
Прикрываю глаза и вижу разгромленную лабораторию. Сотрудники подвешены к потолку за ноги, а посреди помещения стоит и тяжело дышит Мария, сжимая в руке пузырек с кровью.
— Продолжай, — машу рукой, в надежде прогнать привидевшуюся дичь. — Итак, ты спиздила анализы.
— Да ничего я не пиздила, — возмущается Мария, — больно надо. Я посмотрела назначение на бланке. Это был анализ на ХГЧ.
И торжествующе на меня смотрит.
— Я как-то должен отреагировать? — осведомляюсь. Мария обреченно вздыхает.
— ХГЧ расшифровывается как хориони́ческий гонадотропи́н. Это гормон, который начинает вырабатываться при беременности. Но это еще не все! — ее глаза победно сверкают.
Давид
— Чего хотел, говори, — Ромка всовывает в зубы айкос и затягивается.
— Ни разу не видел тебя в белом халате, — хмыкаю.
— И как впечатление?
— Как в дурдоме, — мы оба ржем.
Ромка мой одноклассник. Мы с ним дружили в школе, а на последней встрече одноклассников так напились, что очнулись у его подруги под капельницами.
Ромка закончил медицинский, но специализация у него специфическая. Он акушер-гинеколог. Причем один из лучших в столице. К нему запись на полгода вперед.
Меня, правда, принял без очереди. Я в его кабинет когда шел, чувствовал себя как под прицелом. Казалось, на меня все смотрят и думают, что я заблудился.
Понятия не имею, чем Ромка руководствовался, когда выбирал специальность. Как на меня, из него вышел бы идеальный анестезиолог. Когда к нам после выпускного приебались два пьяных отморозка, Ромка одним ударом влегкую уложил их вдоль бордюра.
Я так только монтировкой могу, а он просто взял их за шиворот и стукнул лбами.
Роман очень большой. Два метра с лишним, и плечи такие, что в дверь только боком проходит. Один кулак как у нормального человека голова. И нате вам, акушер-гинеколог...
— Говори, зачем пришел, а то мои беременные тебя покусают, — говорит приятель, и я выкладываю перед ним файл с распечатками.
Его мне передала Машка. Раз пятнадцать повторила со вздохом, как она рисковала, добывая для меня информацию. И задумчиво говорила, что вместо Египта Таиланд она не рассматривает, но вот если бы и туда, и туда...
Я на этот дешевый развод не повелся. Сказал, что оплата будет произведена согласно достигнутым договоренностям.
— Вот, — двигаю файл к Ромке, — можешь посмотреть и сказать свое мнение?
— Твой? — Кивком головы указывает на файл Ромка.
— Вот же написано, Великая Василиса Васильевна, — тычу приятелю под нос верхний документ, — беременность шесть недель. Я похож на Василису Васильевну?
— Я спрашиваю, бебик твой? — Ромка отбирает документ и вчитывается в показатели под мое угрюмое «Угу».
Медленно перебирает каждый, прочитывает с обеих сторон и кладет рядом. Наконец, последний лист прочитан, и Роман поднимает голову.
— Ну что я могу сказать, — начинает он, — беременность маточная, это уже хорошо. Анализы девушки в общем в пределах нормы. Гемоглобин только низкий, надо поднять. От этого и слабость, и головокружение. Есть же слабость и головокружение?
Смотрит на меня с подозрением, а я понятия не имею, что там с головокружением.
— Думаю, да, — киваю осторожно.
— А вот узи мне не нравится, — качает головой Роман. — Матка в тонусе, это не есть хорошо.
У меня холодеют даже пальцы на ногах.
— Что это значит, Рома? Она может потерять ребенка?
— Я бы не стал паниковать раньше времени. Прямой угрозы выкидыша нет, но тонус такая херня, что она может появиться в любой момент.
— И что делать? — спрашиваю в момент севшим голосом.
— Что-что... Беречься, вот что, — Ромка берет лист бумаги и начинает писать, а сам перечисляет: — Побольше гуляй с ней на свежем воздухе. Надо обеспечить в кровь приток кислорода. Овощей и фруктов пусть побольше ест, только свежих. Соки ей выжимай, не вздумай пакетированные покупать. Никаких нагрузок, даже посуду мыть не разрешай. А главное, — он поднимает палец вверх, — чтобы никаких нервотрепок. Ты понял меня, Давид? Чтобы была спокойная как удав. Твоя задача продержаться еще тридцать четыре недели. Первые три месяца самые сложные, потом будет полегче.
— Василисе легче?
— Тебе! — Ромка выбрасывает использованный стик. — Привыкнешь.
— Ладно, понял, — беру файл, пожимаю протянутую руку. — Спасибо, друг. Выручил.
— Ты приводи ее ко мне, Давид. Выносим и родим нефиг делать. И да, Давид! — Роман окликает, когда я подхожу к двери. — Про секас забудь. Пока плацента не сформируется, даже не мечтай.
Машу рукой. Мне походу на роду теперь написано только мечтать. Последний мой забег был с Василисой, а дальше как пошептали. И теперь снова все откладывается на неопределенный срок.
Но если так надо, значит надо. Главное, чтобы с Васькой и ребенком все было хорошо.
Мне пока сложно осознавать, что я стану отцом. Никогда я себя в этой роли не представлял, даже приблизительно. А вот теперь придется. И чем скорее мы с Василисой найдем общий язык, тем лучше будет всем.
Главное, чтобы она не волновалась.
***
Василиса
«Бабуль, понимаешь, так получилось, что я...»
«Бабуль, тут дело такое...»
«Бабушка, представляешь...»
«А у меня новости! Нас скоро трое здесь жить будет!»
Нет, как последнее точно нельзя. Она еще испугается, что я ухажера привести хочу. Начнет причитать, что нашла приживалу.
Хотя... Может с ухажера начать? Тогда новость про ребенка она лучше воспримет.
Черт! Все не то! И ведь нет такого варианта, где бабуля лишние вопросы задавать не начнет.
Давид
Из клиники выхожу слегка обалдевший. Не могу в себя прийти.
Я отцом стану. Я буду отцом.
Это не про меня, я не то, что детей заводить не собирался. Я даже не думал об этом никогда. И не потому, что против, а потому что ребенок означает серьезные отношения.
Ребенок для меня однозначно это семья. И самое главное, жена. А этот персонаж в моем восприятии всегда являлся чем-то фантастическим и нереалистичным.
Вот как все говорят про барабашку, а никто его ни разу не видел. Так и моя будущая жена. Родители постоянно о ней говорят, а какая она, где она обитает, понятия не имеют.
И теперь внезапно как обухом по голове — я стану отцом безо всякой жены. А с Васькой. С которой у меня один единственный раз был секс. Охуенный секс, никто не спорит. Но повторить мне его так и не удалось.
И походу удастся теперь не скоро.
Но разве это сейчас может испортить мне настроение? Конечно же нет.
У меня будет сын. Или дочка. Я даже не могу сказать, что хочу кого-то больше. Все равно. И он, и она — все будут Байсаровы.
Все. Даже... Василиса?
Мысль сначала шокирует, но чем больше я об этом думаю, тем все больше она мне кажется привлекательной.
Василиса Байсарова. Звучит? Еще как. Уж точно лучше чем Василиса Великая.
Сворачиваю к торговому центру. Хочу пройтись, хоть посмотрю на людей. А то две недели пролежать в реанимации, пусть и не по настоящему, потом бесконечные совещания — это я вам скажу еще то испытание. Тут любая прогулка, даже самая короткая, раем покажется.
Прохожу мимо огромного магазина, занимающего половину этажа. Это детский магазин, заваленный игрушками, одеждой и даже мебелью.
Дальше идет отдел с товарами для новорожденных. На бордах счастливые беззубые младенцы, которых держат на руках такие же счастливые мамаши.
Чувствую некоторое возмущение. Почему только мамаши? А где счастливые отцы?
Мой ребенок тоже так будет улыбаться, и не только потому, что его мамой будет счастливая улыбающаяся Василиса. А потому что, его папой буду я, Давид Байсаров.
От возникшей перед глазами картинки раньше бы у меня все слиплось и засахарилось. А сейчас норм, даже не захотелось забежать куда глаза глядят.
Это определенно прогресс. Мне даже захотелось войти внутрь. И тогда я вижу манекен, изображающий беременную девушку.
Это отдел для беременных. В глаза бросаются огромные длинные штуки, выгнутые буквой U. Смотрю на них, как зачарованный. Что за хрень? Это точно для беременных?
— Вам нужна помощь? — рядом в момент материализуется девушка с бейджиком «Продавец-консультант Алена».
— Нужна, — киваю, — помогите мне, Алена. Моя... — запинаюсь, как назвать Василису, но Алена подсказывает:
— Вы ждете малыша?
— Не я, — мотаю головой.
— Ваша любимая женщина беременна, — продолжает угадывать Алена, глядя на мою правую руку, и я ошалело киваю.
Ну да. Васька моя женщина. Моя же? Ну а чья? Пусть только появится кто-то рядом с ней, яйца оторву и собакам своим скормлю. Люська и Байсар проглотят и не заметят.
Значит моя.
Алена не зря на руку смотрит, там кольца нет на пальце, значит не жена. Значит любимая, мне и спорить не хочется.
Моя любимая Васька.
— Так что это? — показываю на подозрительную штуку. — Это точно надо беременным?
— Очень, — утвердительно кивает Алена, — без этой подушки беременным жизни нет.
— Подушки? — изумленно разглядываю хрень. — Это на ней все в рядок лежать должны?
— Да нет же, — смеется девушка, — ваша беременная вот так в нее завернется, сюда ногу положит, и ей будет очень уютно и удобно спать. Эта подушка просто волшебная, она разгружает позвоночник и ноги, дает полноценный отдых всему организму, чтобы было больше сил вынашивать малыша. Ваша девушка как любит спать, на боку, на спине или на животе?
Настроение сразу портится. Я не знаю, как любит спать Василиса. Мы ни разу не спали вместе, у нас в кровати был только секс и только один раз. Я принял ее за проститутку. Но это точно не та информация, которую следует вываливать на девчонку-продавца.
— По всякому, — буркаю и забираю подушку, — что еще для беременных есть, покажите?
— Одежда, белье, бандажи, — перечисляет Алена. — У вас уже большой живот?
На автомате окидываю взглядом свой живот и втягиваю. Мышцы напрягаются, и даже под рубашкой проступают кубики.
Когда я уезжал, у Васьки тоже никакого живота не было,
— Нет, — говорю, — совсем нет. У нас только шесть недель.
— Тогда вам еще рано.
— А когда он вообще появляется, живот?
— Это после первого триместра, — с умным видом начинает Алена, но глядя на мой непонимающий вид, смягчается. — После трех месяцев, но если животик маленький, то и после пяти может быть не видно. У всех по разному.
Василиса
— О, Вась, ты? — в кухню входит Коля и присвистывает. — Ничесе у вас тут замес!
Присаживается на корточки возле бабули, осторожно прощупывает руку. Поворачивается к Байсарову, осматривает ногу.
— Ну что? — спрашиваю с тревогой.
— Ничего хорошего, — качает он головой, — у обоих переломы. Это как вы умудрились, руки-ноги себе переломать, граждане пенсионеры? А?
Голос у Коли командирский, тон грозный. Дед с бабкой присмирели, глаза прячут. Коля на меня оборачивается.
— А ты куда смотрела, Василиса? Ну прорвала труба, они же старики, отправила бы из кухни, чтобы не поскользнулись да не упали ненароком...
— Они не падали, — буркаю, вычерпывая совком воду и выливая в ведро.
— Да? Правда? — удивляется Коля. — А переломы откуда?
— Они подрались, — смеряю обоих ледяным взглядом.
— Нихе... Ой, ничесе! Ты с нами поедешь, Вась?
— Васечка, ты же меня не бросишь? — бабуля заглядывает в глаза.
— Лучше бы поехать, — согласно кивает Коля.
— Да как же я поеду? — я готова расплакаться. — А воду кто вычерпывать будет? Мы и так весь стояк до первого этажа затопили.
— Мы? — взвивается бабуля. — А мы при чем? Это все он! Ирод рукожопый!
Она пытается достать Байсарова разводным ключом, который вылавливает из-под промокшего коврика.
— Сгинь, нечисть, — бурчит Байсаров и довольно резво переползает на другой конец кухни.
— Куда пополз? — возмущенно кричит Коля. — Хотите себе смещение заработать? А ну не двигаться всем!
Он сосредоточенно трет подбородок, разворачивается и спрашивает:
— Слушай, Вась, а Машка тут недалеко от тебя живет?
— Через дом, а что?
— Так она сегодня выходная. Позвони, пусть придет, поможет воду выбрать. А ты с нами поедешь, идет?
Я от благодарности готова разреветься.
Хороший он, Коля, добрый. Отзывчивый. Может, зря я его бросила? Он бы ни за что так не исчез как некоторые...
— Звони, Вась, чего ты ждешь?
Послушно набираю Машкин номер.
— Привет, Маш! Ты дома? — спрашиваю напарницу.
Машка как только слышит мой дрожащий голос, настораживается.
— Вааась? Ты там что, плачешь?
— Нет, — героически мотаю головой, — но на грани. Можешь прийти, Маш? Только сейчас. Мне твоя помощь нужна.
— Вася, только спокойно, — от взволнованного Машкиного голоса в носу щиплет еще сильнее. Как же она за меня переживает! — Я сейчас метнусь, кабанчиком...
Бабулю с Байсаровым грузят на носилки. Коля распорядился уколоть обоим обезболивающее, а сам помогает вычерпывать воду.
Впрочем, это длится недолго. Машка и правда принеслась «кабанчиком». Буквально какие-то пару минут, и она стоит на пороге кухни, тяжело дыша. При виде Байсарова ее глаза округляются до почти правильной формы круга.
— Давид Данилович! Вы? Откуда вы взялись? — спрашивает она, не скрывая изумления. — Вы же больной!
— Какой он больной? — возмущенно кричит с носилок бабуля. — Да на нем пахать и пахать. Разве что на голову.
— Старая кошелка, — не остается в долгу Байсаров, — чтоб твой язык отсох. Аферистка.
— Не дождешься, пень трухлявый!
— Так что вы тут забыли, Давид Данилович? — не отстает от деда Машка, хоть я и дергаю ее за рукав.
— Кран пришел чинить, — буркает Байсаров, — вот этой Горгоне. Знал бы, нахуй послал еще по телефону. Каргу.
— Кто карга? Кто карга? — бабуля перегибается с носилок, дотягивается до стола, хватает вазочку с конфетами и бросает в Байсарова. — А я б тебя так послала, если б только знала, что никакой ты не мастер, а рукожоп!
— Что здесь происходит, вообще? — Машка прощается с мыслью выяснить это у деда.
— У нас кран потек, — объясняю, — приходил один... специалист. Починил, но сказал, что это временно. Надо полностью трубу менять. Бабуля нашла мастера по объявлению. И вот он пришел.
— Давид Данилович, — подозрительно щурится Маша, — а с каких это пор вы сантехником заделались? Вы же космонавт!
— Кто? — заходится бабуля от смеха. — Ой не могу! Я сейчас с носилок упаду! Космонавт! Да какой он космонавт? Алконавт он, Марусь, ты просто плохо расслышала!
— Падай, падай, — бурчит дед, — не мне же одному с поломанной ногой ходить.
— Вы зря так, баб Люб! — укоризненно качает головой Машка. — Давид Данилович мне показывал грамоту, которой его наградили за тайный полет на Луну.
— Так он сам небось ее и нарисовал! А ты уши и развесила, наивнячка!
— Все, выносите их, — машет рукой Коля, которому явно надоело наблюдать за перепалкой бабули с Байсаровым. — Маш, справишься с потопом? Василиса с нами поедет.
Давид
К дому подъезжаю, у самого сердце на ухнарь.
Хоть бы с Василисой все нормально было. В ушах голос Романа звучит: «Никаких нервотрепок. Чтобы была спокойная как удав». А Василисе покой пока только снится.
Что ж нам с ней так обоим повезло, а? У меня дед, у нее бабка — два сапога пара.
Когда вижу, во что они квартиру Васькину превратили, просто охреневаю. Не квартира, а блядь озеро. Только крякания уток не хватает и лягушачьего кваканья. Даже зелень есть — у Василисы в комнате ковер зеленый лежит. Сорри, не в комнате, а на дне «озера».
Что там у соседей, остается только догадываться. Думаю, протекло все до первого этажа, если не до подвала.
Мария молодцом, ничего не скажешь. Развила бурную деятельность. Притащила двух бомжей, они воду вычерпывают. А она над ними стоит как надзиратель, смотрит пристально.
Я бы не поверил, что с одного крана может столько воды натечь. С того самого крана, который я чинил. Как чувствовал, не надо было перекручивать. Но Васькина бабка стояла над душой и гудела, разве у меня был выбор?
Вот его и сорвало, этот кран. Деду просто не повезло.
Хотя. Минуточку. Какого черта мой дед притворился сантехником и проник в квартиру Василисы? Может, он все знает про меня и Василису? И раз такое дело, решил поближе познакомиться с будущей родней. Удачно так познакомился, по ходу дела ногу сломал.
— Я тебя спросить хотела, Байсаров, — Машка косится на бомжей, но они не обращают на нее никакого внимания, и она понижает голос на тон. — А твой дед все-таки кто по специальности, сантехник или космонавт?
Вроде как и не я напиздел, а все равно краснею.
— А с чего ты взяла, что он сантехник? — замечаю нейтрально.
— То есть космонавт тебя не смущает? Это норм?
— Не цепляйся к словам, — морщусь, — откуда мой дед взялся в квартире у Василисы?
— Это баб Любы квартира, — уточняет Машка.
— Не важно. Как он сюда попал?
— Его баб Люба по объявлению нашла.
— Мой дед оказывает платные услуги по объявлению?
Машка прыскает в кулак, а мне хочется что-нибудь разъебать. Я еще спрошу у деда, каким боком он к сантехнике отношение имеет. И с каких пор он великим специалистом в этой области заделался.
А дальше вытекающий из всего этого вопрос — какого хера я в прошлом году оплатил деду сантехнические работы особой сложности, если он у нас сам такой крутой сантехник?
— Байсаров, присмотри за моими бомжами, я в туалет уже хочу не могу, а как их бросить, не знаю.
— Ты к ним уже настолько привязалась? — удивляюсь наигранно. Но Машка все воспринимает за чистую монету.
— Что ж ты так тупишь, Давид Данилович? — вздыхает. — Да стоит мне только отвернуться, как они квартиру по кирпичикам растащат. Вот и приходится с ними зависать.
— Ладно, иди. И не ссы, присмотрю я за твоими бомжами, — делаю суровое лицо и переплетаю на груди руки.
— Что значит, не ссы, Байсаров, — хмыкает Мария, — я как раз за этим и собралась. А вы давайте, работайте, чего уши развесили?
Пока ее нет, приблизительно оцениваю масштаб катастрофы. Даже после того, как воду уберут, жить тут невозможно. Если я конечно не хочу, чтобы мой ребенок родился с жабрами.
Квартире понадобится ремонт, как и тем, что ниже по стояку. Набираю офис и прошу прислать кого-то из юристов и прораба. А заодно пусть наш клининг прихватят с оборудованием. Бомжи это хорошо, но лучше когда делом занимаются профессионалы.
Здесь снова должна звучать музыка из фильма «Профессионал», но пока звучат только маты, которыми бомжи обкладывают друг друга.
— Значит так, Мария, сейчас здесь будут мои люди, — говорю вернувшейся Машке, — они закончат уборку и возьмут на себя разборки с соседями. А я поехал в больницу к Василисе.
Надо решить, куда Василису с бабкой переселить. Ваську лучше всего с собой забрать, но захочет ли она, вопрос. Нужно чтобы захотела. Бабе Любе сниму квартиру, пока у них ремонт будет идти.
Паркуюсь у больницы и раздумываю, брать с собой подушку для беременных или не стоит. Ладно, пусть полежит на заднем сиденье, все равно Ваську домой повезу. Пусть возьмет какие-то вещи, а потом в отель.
Я все помню. Про секс мне сейчас можно только мечтать. Но смотреть же мне никто запретить не может.
Васька будет спать, а я буду на нее смотреть.
***
Поднимаюсь на второй этаж, где мне в уши сразу же ударяет голос, который сложно не узнать.
Мимоходом заглядываю в приоткрытую дверь и вижу своего деда — он размахивает руками и раздает указания с таким энтузиазмом, будто он здесь главный.
— Да пошли вы все в жопу! — орет он. — Отпустите меня домой! У меня кот голодный! Хвостом по полу бьет, сидит, ждет, пока вы тут на жопах ровно сидите!
— У вас операция назначена на завтра. Какое домой?! Вы в своем уме?! У вас перелом!
Василиса
Он приехал. Он все-таки приехал. Почувствовал, как мне плохо, и прилетел.
Я все это время держалась, но когда увидела Давида в больничном коридоре, не выдержала. Все разом как навалилось, слезы сами собой из глаз побежали.
Бросилась ему на шею, он меня обнял. И все.
Какой Коля? Ну какой может быть Коля, если есть Давид?
Он меня искал, потому и приехал. Не бабушку же мою проведывать, откуда ему знать, что у нас тут такое творится...
И так мне хорошо у него на груди плакать, так спокойно. Он меня по спине гладит, а мне себя еще жальче делается. Себя и малыша моего. Он такой крошечный, а вместе со мной все это переживать должен.
Давид отправляет меня переодеваться, и меня захлестывает волной благодарности.
Он такой заботливый. Переживает, чтобы я не заболела, а я... А я уже...
Только хуже. Я не больная. Я беременная. И это та пропасть, которая отдаляет меня от Давида.
Пока надеваю сухую одежду, пока развешиваю свои мокрые вещи сушиться, в голове роятся самые разные мысли. И все они крутятся вокруг Давида и моего ребенка.
Я не имею права пользоваться вниманием и заботой Байсарова. Это только мой ребенок, потому что его папаша где-то живет и в ус не дует.
Внезапно накрывает безудержной волной гнева. Был бы здесь этот мудозвон, сама, собственноручно бы провела орхиэктомию. Мы недавно как раз проходили. Я же на хирурга учусь, так что рука бы не дрогнула. И скальпель у меня всегда под рукой, в сумочке. На всякий случай.
Мне его наш профессор подарил, впечатлился от того, как я провела вскрытие. А у меня просто руки не дрожат и глазомер хороший. Так что скальпель у меня крутой, ручной работы.
Пока что, правда, я им только апельсины резала, но это же только начало. И возможно, отец моего ребенка будет первым, на ком я этот инструмент испытаю.
О самом отце моего малыша спокойно думать не получается.
Он же видел, в каком я состоянии. Видел, что я медсестра, я тогда была в медицинском халате и с чемоданчиком. Да я ему укол сделала, козлу!
Как так можно?
Не выпей я по ошибке спирт, все было бы иначе. Я бы так задвинула коленом в пах этому негодяю, что и орхиэктомия бы не понадобилась. Там бы все поплющило.
Вот Давид ни за что бы не воспользовался беспомощным состоянием девушки, я уверена. А этот...
И следующая мысль, которая приходит в голову — почему не Давид отец моего ребенка? Почему мир так несправедлив?
И еще приходит понимание — я должна ему признаться. Нет, не для того, чтобы он меня презирал, хотя возможно, так и будет.
Я просто не хочу его обманывать. А значит должна ему все рассказать. И от этого еще хуже делается.
Я не смогу. Не смогу вот так взять и разрушить своими же руками собственное счастье.
Поднимаю глаза, натыкаюсь на взгляд, полный ожидания. И как в прорубь ледяную проваливаюсь.
— Давид, я беременна.
Ожидание сменяется бесконечным удивлением. Давид приоткрывает рот, собирается что-то сказать, но я не оставляю ему ни единого шанса. Выставляю перед собой обе руки как заслон и говорю очень быстро, чтобы он не смог меня перебить.
— Послушай, ты очень хороший, правда. Я в тебя... я с тобой... Мне с тобой очень легко, очень спокойно. Я могла бы солгать, сказать, что беременная от бывшего. Или вообще ничего не говорить. Но я не хочу тебя обманывать.
Давид делает шаг вперед, я синхронно отступаю и лихорадочно трясу головой.
— Нет-нет, не перебивай. Сначала выслушай. Это произошло случайно. Машка... ты помнишь Машку? Вот, она ходит к деду. Вот тому сумасшедшему, который орет в коридоре. Он кстати твой однофамилец и полный тезка. Будет желание, пойди на него посмотри. Я сначала думала, вы родственники, но слава богу нет. Ты не можешь быть родственником этого полоумного. Так вот, Машка ходит делать ему уколы. Она попросила меня подменить, и я согласилась. Дура... А тут Коля...
— Коля? — с Байсарова в один миг слетает все умиротворение. — С этого места пожалуйста поподробнее. Паспортные данные, адрес, краткая биография?
Давид говорит это с таким видом, будто хочет знать о Коле все вплоть до группы крови и размера члена. Но я не собираюсь обсуждать с ним Колю.
— Коля работает на скорой. Меня парни из бригады предложили подвезти, дождь тогда шел. Я согласилась. Мне пить хотелось, и Коля...
— Опять Коля! — нервно восклицает Байсаров и хлопает себя по бокам. — Мне срочно надо с ним познакомиться.
— Не надо, — храбро возражаю, — он мне спирт дал вместо воды. Я тебе рассказывала в парке, помнишь? В общем, я пришла к деду, а там был не дед. Там был один... Я даже лица его не видела, там почему-то лампочки были выкручены. И мы с ним... Я мало что помню. Была бы я трезвая, я бы ему все подчистую срезала. У меня скальпель всегда с собой.
Роюсь в сумке, достаю скальпель и подношу к самому лицу Давида. Это чтобы он получше рассмотрел и убедился, что я не шучу. Но он становится подозрительного пепельно-серого цвета.
Давид
— Господи, что там еще? — всплескивает ладонями Василиса и бросается за коллегой.
Для вида делаю пару шагов следом, затем разворачиваюсь и бросаюсь в противоположную сторону, в манипуляционную.
Если Василиса увидит нас с дедом, вмиг сложит два плюс два. Значит, придется нам с ним пока шифроваться.
Внутри несмело поднимает голову совесть, но ее в момент ослепляет яркой вспышкой — это сверкает лезвие скальпеля в моем воспаленном воображении. Совесть быстро сворачивается клубком и прячется обратно.
Вот и хорошо, мне сейчас точно не до тебя.
Вваливаюсь в манипуляционную. Дед при виде меня недовольно хмурится.
— Ну наконец-то, явился. А я уж думал, только на моих похоронах увидимся.
— Рано нам на похороны, дед. Дело есть на сто миллионов. Вы уже закончили? — спрашиваю медсестру.
— Да, я сейчас отвезу Давида Даниловича в палату.
— Не надо, я сам его отвезу, — хватаю ручки кресла-каталки, в котором сидит дед, и разворачиваю кресло на выход.
— Подождите, а вы вообще кто? — недоверчиво косится медсестра.
— Как кто? — хмыкаю. — Я друг вашей коллеги Марии. Знаете такую? А еще по совместительству Васин жених.
— Чей? — вскидывается дед. — Ты чего, совсем одичал?
— Тихо, дед, не пали хату, — шепчу ему на ухо. Широко улыбаюсь ошалевшей медсестре и выруливаю из манипуляционной.
В коридоре разгоняю каталку и несусь на предельной скорости.
— Дава, стой, — орет дед, — стой, говорю, ебанько.
— Не могу, дед, — заворачиваю за угол, — слишком высока цена вопроса.
— И какая же? — ворчливо интересуется он, когда я торможу в одном из закутков.
— Твой правнук и мои яйца, — отвечаю отрывисто и плюхаюсь рядом на подоконник.
Дед молча меня разглядывает, жует губу и выдает наконец.
— Ну, скажем, второе меня вообще не волнует. А вот насчет первого давай подробнее.
Но я помню, что лучшая защита — это нападение, и не даю ему опомниться.
— Для начала хотелось бы знать, с каких херов ты решил сантехником заделаться?
Дед что-то буркает под нос и отворачивается.
— Можно поразборчивее, я не расслышал?
— Пенсии не хватает, говорю, — отвечает он нехотя, но уже громче.
— Ах пенсии... — обхожу каталку и становлюсь напротив, переплетя руки на груди. — А кому это каждый месяц я по десять таких пенсий перевожу? Опять скопидомишь, на черный день откладываешь?
— На памятник, — говорит дед. — Ты видел, сколько они стоят?
— Опять двадцать пять, — хлопаю себя по ногам. — Да я тебе статую Свободы вместо памятника поставлю, ты только меня перед людьми не позорь.
— Пиздишь, — прищуривается дед. — Кто тебе целую статую отдаст?
— Закажу реплику у умельцев. Не отличишь.
— Ты можешь, — ворчливо сдается дед. — Так что там с правнуком? Правда что ли? И чей это ты жених? Только предупреждаю, без пиздежа.
Это да, если надо заручиться поддержкой деда, то только так. Без пиздежа. Я знаю, что могу на него рассчитывать, только если честно все расскажу. А тут иначе и не получится.
— В общем, тут такое дело, дед...
Начинаю говорить без лишних размусоливаний и соплей. По существу.
Как Василисе вместо воды спирт подсунули. Как я ее в темноте за девушку легкого поведения принял. И как потом узнал, что она беременная.
— Она если поймет, что это я, сразу нахуй пошлет, — резюмирую свой рассказ. — А еще яйца обещала отрезать. Она же на хирурга учится, скальпель в сумочке постоянно носит.
— Мда... — тянет дед, задумчиво поглаживая подбородок, — что тебе сказать. Не завидую я твоим яйцам.
— Я им сам не завидую, — хмыкаю. — Так что, дед, поможешь?
— А как же, — хитро зыркает он из-под густых бровей, — то, что ты ебанько, это я и без тебя знаю. А ради статуи Свободы чего ж не помочь. Меня в этой истории одно смущает.
— Что именно?
— Что теперь твоими молитвами эта тюрьма народов моей родственницей станет.
— Тюрьма? — непонимающе головой мотаю. — Какая еще тюрьма?
— Да Горгона эта, — плюется дед и кривится, будто лимон сжевал, — карга. Бабка твоей Васи. Это ж не женщина, это тюрьма народов.
— Ну знаешь, — решаю вступиться за бабу Любу, — ты сам виноват. Не умеешь, не берись. Сорвал людям кран, залил весь стояк до первого этажа, им теперь жить негде.
— Кто не умеет? — вскидывается дед. — Это ты рукожопый, ничего не умеешь. Ищешь, кому бы заплатить. А я нормально все сделал. Так у этой Горгоны же рот не закрывался. Стояла рядом, подгавкивала. «Тяни давай, еще затягивай, нормально затяни, слабак!»
Дед так похоже копирует Васькину бабку, что у меня возникает ощущение дежавю. Она мне тоже мешала и подгоняла. Так что сильно наезжать на деда нечестно.
Давид
Даже если бы я не знал Машкиного адреса, нашел бы ее квартиру по умопомрачительному запаху жареной картошки.
— Успел, — одобрительно кивает Мария, когда я вваливаюсь к ней в квартиру с полным пакетом из местного супермаркета в одной руке и подушке для беременных в другой. — Шустрый ты, Байсаров.
— Еще бы, — киваю самодовольно и всовываю ей в руки пакет вместе с подушкой, — вот, держи.
— А это что? — Машка удивленно рассматривает подушку, но в отличие от меня она более продвинута в таких вопросах. — Это же для беременных, да? Это ты Ваське купил?
— Да, — киваю, — надо чтобы ты ей как-то ее передала. Только, чтобы она не знала, что это я купил. Ну где там твоя картошка? Жрать хочу, умираю.
— Сначала руки помой, — грозно командует Мария. — С голоду ты точно не умрешь, а вот срачку заработать с немытыми руками можешь аж бегом.
Хочется ответить в таком же духе, но вовремя вспоминаю, что я в доме у медработника. Делаю глубокий вдох и молча иду мыть руки.
— О, ты селедку купил! — слышу восторженный возглас из кухни.
— А как же, — отвечаю, вытирая руки, и выхожу из ванной, — жареная картошка без селедки деньги на ветер.
— Прошаренный ты мужик, Байсаров, — одобрительно кивает Мария, а у меня от вида накрытого стола текут слюни.
— Маша, — говорю хрипло, глядя на румяные, одуряюще пахнущие ломтики картошки, лежащие на тарелке, — Маш, я ж за такую картошку душу продам.
— Нахера мне твоя душа, Байсаров? — смотрит Машка чуть ли не с жалостью. — Смешные вы, мужики.
— Ладно, давай бокалы. У тебя коньячные есть? — раскупориваю коньяк. Мария хмыкает.
— Спустись на землю, Байсаров! Тут тебе не Египет. Из рюмки выпьешь, не бойся, козленочком не станешь.
Уничтожаю за один присест сразу пол сковородки картошки.
— Ну ты и жрешь, Байсаров, — изумляется Машка и подкладывает мне добавку. — И не толстеешь. Меня бы уже подъемным краном в квартиру пришлось поднимать, если бы я так топтала.
— Не завидуй, Мария, — жую селедку и запиваю коньяком, — каждый несет свой крест как может.
— Ешь уже, мученик.
Как-то странно и быстро заканчивается коньяк.
— Надо было две бутылки брать, — чешу затылок, — или вискаря бутыль.
— Да, хорошо пошел, — соглашается Машка слегка заплетающимся голосом.
— Хах! Под такую-то закуску! — хмыкаю я.
— Что бы ты без меня делал, Байсаров? — вздыхает Машка и достает из кухонного шкафчика бутылку, закрытую пластиковой пробкой. Ставит на стол. — Вот. Наливай.
— Это что? — кошусь с подозрением.
— Как что? Самогон. Баб Люба Васькина делает. Пальчики оближешь!
— Хорошая ты баба, Мария! Нахера тебе сдались те египтяне? — говорю абсолютно искренне. — Посмотри на себя! Хозяйственная, добрая, отзывчивая!
— А ты еще одну бутылку коньяка всоси, я тебе еще и красавицей неземной покажусь, — ухмыляется Машка.
Проходит еще пол бутылки.
— Понимаешь, Маш, — наклоняюсь к ней и шепчу доверительно, — не смог я ей правду сказать. Она ж скальпелем... у меня прям перед носом...
Мария сочувствующе качает головой.
— Даже не знаю... — и тут ее лицо проясняется. — Погоди, Байсаров, у меня идея есть.
— Какая? — чуть туплю больше не из-за количества, а из-за качества выпитого.
— Как твой пипидастр от Васькиного скальпеля защитить. Вот, смотри, — она достает телефон, запускает соцсеть и передает мне.
Беру телефон и кровь стынет в жилах. Поднимаю глаза на Машу.
— Мария, — хриплю, — как же это? Где?..
На экране здоровенные парни в одних боксерских трусах бегают по грязному полю. В районе паха у них гладко и ровно. Клянусь, ровно, как под корень срезано.
— Кто их так, Мария? — шепчу трагичным шепотом, но чертова Машка разражается хохотом.
— Что, испугался, Байсаров? Себя на их месте представил? Не ссы, это борцы Кушти. Они в таких трусах специальных с ракушками, которые их причинные места прикрывают и затягивают.
Облегченно выдыхаю и передаю Машке телефон.
— Послушай, Мария, не родилась еще та ракушка, которая меня так втянет и закроет.
— Ой, да ладно тебе, Байсаров! Пиздобол ты, как вы все! А потом как достанете, смотришь на ваши карамельки и плачешь. Я в урологии практику проходила, то насмотрелась.
— А я думал, это из личного опыта такие познания, — хмыкаю.
— Поговори мне, — неласково зыркает Машка.
— Шутка, — говорю примирительно и смотрю на нее просяще. — Маш! Так ты передашь Василисе подушку?
***
Просыпаюсь с тяжелой головой и ощущением, что мне на лицо положили бетонную плиту. Воздуха ноль. Дышать невозможно.
Василиса
— Давид? — не могу сдержать удивленный возглас.
Если честно, я думала, что больше его не увижу. Я ведь все ему рассказала, во всем призналась. Ну какой мужчина захочет возиться с беременной, которая даже не знает, от кого залетела?
Еще и скальпелем у него перед носом махала...
А мужчины солидарны, Машка мне всегда это повторяет. Кстати, ее до сих пор на работе нет. А на кого мне тогда меняться, если она не придет?
Еще и дед этот...
Нет, я помню, что, как медработник, ко всем пациентам должна относиться одинаково. Но стоит лишь глянуть на этого деда, сразу нашу квартиру вспоминаю. И бабушку с поломанной рукой.
Я понимаю, что она ее о деда сломала. Но это его никак не оправдывает. И не отменяет то, что нам теперь негде жить.
Все из-за этого Байсарова. Все мои беды из-за него...
— Василиса, — Давид подходит, заботливо осматривает с головы до ног, — ты как? Устала? Хоть поспала ночью? Ты голодная, наверное. Собирайся, поехали.
Такая подозрительная заботливость настораживает.
— Куда поехали? — удивленно моргаю.
— В отель. Вещи разложим, потом пойдем в ресторан завтракать.
— Я не поеду в отель, Давид, — решительно мотаю головой, хоть самой очень хочется с ним поехать. — Я к Машке жить пойду.
— Кхм, — прокашливается старый Байсаров, — я хотел предложить... Раз уж такое дело, ты у меня можешь пожить, пока Тюрьма народов здесь прохлаждаться будет.
— Какая еще тюрьма? — недоумеваю я. — И спасибо, конечно, но я лучше у подруги...
— Где только она шляется, эта твоя подруга? — недовольно спрашивает молодой Байсаров. — Что она себе думает? Тебя же сменить нужно!
В тот же миг распахивается дверь, и в коридор вваливается Машка. На себе она тащит что-то странное, изогнутое как подкова. Только тряпичное. И на сосиску похожее.
— Ты куда пропала, Маш? — иду ей навстречу. — Я уж думала, ты не придешь.
— Как это не приду? Как можно? — возмущается подруга. — Разве я могу родную больницу бросить? С утра кофе попила и скорее сюда, кабанчиком...
— А это что такое? — киваю на штуку в ее руке.
— Это? — Машка озадаченно смотрит на штуку, затем хлопает себя по лбу. — Как я могла забыть! Это твой приз, Васек, держи!
— Мой приз? — недоверчиво переспрашиваю. — Где ты его взяла?
— Выиграла, — Мария смотрит в глаза с видом кристально честного человека.
— Как выиграла?
— Вот так, Вася, как люди призы в лотерею выигрывают. Так и я выиграла.
— Ты играешь в лотерею?
— Господи, Вась, — хлопает себя по широким бедрам Машка, — да какая разница? Выиграла и все тут. Что ты пристала? Бери давай подарок и дуй отсюда, мне работать надо.
— Я просто не понимаю, где в восемь утра можно выиграть в лотерею подушку для беременных, — договариваю, и вокруг устанавливается звенящая тишина.
— Для кого? — спрашивает проходящая мимо санитарка тетя Нюся.
— Идите, теть Нюсь, вас тут еще не хватало, — в сердцах гаркает Машка, а я принюхиваюсь.
— Маш, ты что, пила?
— Я? Ни за что, — мотает головой Машка и хватается руками за виски. — Ох ты йопсель...
— Так где ты взяла эту подушку? — не отстаю от подруги. Она стонет, держась руками за голову.
— Смотри настырная какая! Ладно, скажу правду, — вздыхает Машка, Давид рядом странно напрягается. — Я ее не сегодня в лотерею выиграла, а вчера в караоке.
Давид с облегчением выдыхает.
— Так у тебя же слуха нет, Марья! — даже дед Байсаров не выдерживает в своей каталке, подъезжает ближе. — Какое к ебеням караоке?
— Давид Данилович, не материтесь, — прошу очень вежливо. Молодой Байсаров сдвигает брови.
— Эй, уважаемый, вы в общественном месте находитесь, а не в сапожной мастерской. Соблюдайте правила.
— Правильно, Давид, надо его отсюда выкинуть, — слышу бабкин голос и мысленно хватаюсь за голову. Сейчас начнется... — Всех нарушителей общественного порядка предлагаю гнать из больницы в шею. А лучше подсрачниками. Пусть дома свою ногу отращивает.
— О пришла, пришла Тюрьма народов... — бубнит дед, разворачивая каталку.
Я, пользуясь всеобщей суматохой, подхватываю бабушку под руку. Второй рукой зажимаю под мышкой подушку для беременных и утаскиваю бабушку вместе с подушкой на выход из отделения.
***
Господи, больницу еще никто так не веселил, как моя бабуля и Байсаров старый. Такое устроили, стыдно аж...
Еле увожу бабушку под руку. Она же успевает кричать на весь коридор. Да еще так громко, что у меня щеки краснеют.
— Пусть дома сидит, этот старый хрыч, а не больницу из-за него на уши ставят! — бухтит бабуля, как назло, идет медленно. — Тюрьма народов! Да это он сам карцер ходячий!
Давид
— Фух, выкрутилась, — облегченно икает Мария, — а то так пересрала. Думала, раскроет сейчас Василиса наш с тобой заговор, Байсаров. На ровном месте.
Внутренне содрогаюсь. В лихорадочном блеске глаз Марьи мне чудится сверкание лезвия скальпеля.
Надо меньше пить, а то еще и не такое почудится.
— Так ты это, напиздела Василисе, что подушку выиграла? — недоумевающе спрашивает дед.
Марья закатывает глаза.
— Ну вы даете, Давид Данилович! Где вы видели, чтобы подушки для беременных в караоке разыгрывали? Ясное дело, напиздела.
— Не могла выдумать чего-то поправдопобнее, — бубню под нос и ожидаемо нарываюсь на скандал.
— Ну ты и говнюк неблагодарный, Байсаров! — Марья грозно надвигается, упираясь руками в бока. — Может, тебе напомнить, как выглядит подготовленный борец Кушти?
— Все, все, — машу руками, — сорвался, извини. Я тоже пере... переволновался.
— И правда, хватит тут отираться, — неожиданно поддерживает дед Марию. — Иди кота корми.
— Так я ж его недавно только кормил!
— То тебе так кажется. Угробишь мне кота.
— Да твой кот меня переживет.
— Давид! — грозно приподнимается дед в кресле на одной ноге. — Не спорь!
— Куда вы встаете, Давид Данилович! — возмущенно восклицает Марья и болезненно морщится, придерживая голову. — Черт. Какой-то у меня сегодня громкий голос.
— Пить надо меньше, — говорю и быстро сваливаю, пока меня не догнал профессионально поставленный хук в спину.
***
— Хватит орать, Васька, башка трещит, — пробую унять разошедшегося кота, но жаловаться ему бесполезно. Как и деду. Вот же они нашли друг друга.
Приехал на квартиру к деду с одной мыслью — завалиться спать. Но только лег, чувствую зверский голод. Просто дикий.
Надо было по дороге куда-нибудь заехать, купить еды. Но я так хотел спать, что голода совсем не чувствовал.
— Смотри, не зли меня, а то тебя сожру. Не посмотрю, что лохматый.
Васька как будто понимает, сразу затыкается. А я обследую содержимое холодильника.
У деда как обычно шаром покати, но яйца, хлеб и подсолнечное масло на удивление есть.
Бинго!
Я с едой.
Наливаю на сковородку подсолнечное масло и только собираюсь его поставить, как тут в мою ногу впиваются острые когти. Это Василий прыгает на ногу, цепляется за штанину и, быстро перебирая лапами, взбирается мне на спину.
— Больно, сволочь! — шиплю и трескаю засранца бутылкой с подсолнечным маслом.
Открытой, блядь.
Васька спрыгивает на пол, бутылка выскальзывает из руки и опрокидывается на него. Чертов котяра орет дурным голосом и пытается сбежать. Но лапы скользят по пролитому маслу, и если бы мне не надо было убирать весь этот пиздец, я бы тоже поржал.
С удовольствием.
— Иди сюда! — грозно надвигаюсь на кота, шерсть которого лоснится от масла. Прилично так на него вылилось. А еще шерсть густая... — Кому говорю!
По-хорошему было бы вытереть лужу, но лужа, в отличие от Васьки, бегать по квартире не собирается и тем более, все вокруг загаживать.
— Васька, падла! — гаркаю. — А ну бегом сюда иди! Надо масло вытереть.
Сам уже наготове стою с бумажными полотенцами — шерсть обтирать.
Но Василий включил игнор, и я погнался за ним. С горем пополам вытер масло, но теперь на кота без слез не взглянешь. Какой-то обсос, а не кот.
Беру телефон, гуглю «Как отмыть шерсть кота от подсолнечного масла».
Читаю первый же совет:
«Засыпьте проблемное место тальком или содой, положите сверху салфетку, придавите грузом».
Чешу затылок, смотрю на притихшего кота.
— Ну, положим, содой я тебя посыплю. Салфеткой накрою, хер с тобой. Но как тебя грузом придавить? Самому, что ли, на тебя сесть?
— Мяяяяяууу, — протяжно протестует Васька.
Читаю дальше:
«Оставьте на тридцать-сорок минут, затем постирайте шерстяную вещь вручную с порошком или гелем».
Фу ты, блядь, это же про шерстяные вещи, а не про котов. Недосмотрел.
Выдыхаю с облегчением. У меня бы рука не поднялась так над животным измываться.
Кликаю на следующий раздел.
«Используйте средство для мытья посуды и теплую воду. Тщательно потрите животное руками, чтобы средство хорошо вспенилось. Промойте теплой водой и высушите полотенцем».
Кошусь на грустного Ваську. Представляю свои расцарапанные руки и, возможно, лицо и спину. Я уже однажды пробовал помыть ему лапы, у меня даже на заднице была царапина. Это Васька вырвался, прыгнул мне на плечо, а я его за хвост схватил, и он повис у меня за спиной.
Давид
— Вот, держите вашего... питомца, — медик силится улыбнуться, но кислая физиономия выдает все его тайные мысли.
Засранца, говнюка, хвостатого уродца, чертового ублюдка — вот, что хочет, но не может себе позволить произнести вслух бедолага.
Он протягивает мне переноску с Василием, и до конца не верит своему счастью.
Сегодня Васька превзошел сам себя. Он орал, рыгал, царапался и кусался от души. В общем, спасал свою жизнь как мог.
Бедные сотрудники клиники доставали котяру из-под шкафа, снимали с карниза, вытаскивали из корзины с мусором, в которую он свалился, пролетая от стола к столу.
В какой-то момент у ветврача сдали нервы, и он предложил наркоз.
Себе.
Прозрачно так намекнул, что если я не заберу своего припадочного кота, он и его бригада впадут в кому. Искусственную.
— Войдите в мое положение, Давид Данилович, — сказал он, — у меня дети. Им нужен отец.
— А мне нужен кот, — ответил я и добавил еще одну пачку денег.
Даже считать не хочу, во сколько мне обошлось пожарить себе сегодня яичницу. Походу я мог бы месяц питаться в самом приличном заведении этого города.
Но в итоге Василия поймали, обездвижили, отмыли от масла и выдали мне. Притихшего и недовольного.
Сейчас он сидит, прижав уши, и злобно зыркает из переноски.
— Ладно тебе дуться, ты и так на них оторвался, — говорю коту негромко, чтобы меня не слышал. — Я бы на их месте тебя порешил. Между прочим, мне предлагали тебя поменять. На мейн-куна. Я отказался, так что цени.
Это правда. Васька так всех достал, что мне на полном серьезе предложили обмен. Вообще неравноценный. Целого Василия поменять на мейн-куна, который сидел у них на передержке.
Что они собирались говорить хозяину мейн-куна, не имею понятия. И не догадываюсь. Сомневаюсь, что у них получилось бы подсунуть ему нашего Василия.
Разумеется, я отказался. Беру переноску с Васькой, выхожу из кабинета.
— Не хотите купить котику мышку? — спрашивает симпатичная девушка за стойкой администрации. — Ему, наверное, скучно.
— Моему котику мышек надо подавать в готовом виде, чищеных и измельченных, — отвечаю девушке. — А скучать ему очень скоро станет некогда. У него в друзьях два маламута, и они очень скоро к нему приедут.
Васька сохраняет гордое молчание. Он все еще зол на меня.
Но я знаю, как вернуть расположение кота.
— А вот что-нибудь вкусненькое можно, — благосклонно киваю.
Упаковываю покупки в сумку, несколько мясных палочек проталкиваю через отверстия в переноске.
— Терпи, Василий, вот привезу собак, тебе сразу твоя нынешняя житуха покажется раем.
Смотрю на часы. Блядь, с этим ебучим котом забыл про все на свете.
Достаю телефон, звоню Машке.
— Байсаров, можно хоть день от тебя отдохнуть? — стонет она в трубку. — Какой же ты заебистый.
— Я не заебистый, а педантичный, — поправляю ее. — Лучше скажи, где Василиса жить будет? В отеле, у деда или у тебя?
— У меня, у меня. Уже и ключи взяла.
— Отлично. Я в супермаркет, закуплю продуктов, привезу на квартиру. Василисе необходимо качественное питание.
А лучше, если мы с ней вместе поедем. Она же не откажется, правда?
***
Василиса
— Это не прием в ветеринарной клинике, — слышу грозный раскатистый голос. — Это какой-то сеанс экзорцизма.
Замираю.
Сейчас я его увижу.
Вот прямо сейчас.
Мужчину, от которого жду ребенка.
Распахивается дверь, на пороге показывается он. И я впечатываюсь в стенку.
Я такого не ожидала. Он огромный. Такой высокий и с такими широкими плечами, что ему приходится проходить в дверь под углом.
Что это, божечки? На него и смотреть страшно, не то что с ним...
Громила по коридору тоже идет, развернувшись вполоборота, потому что в его руках... Нет, это не переноска. В этом контейнере вполне могла бы поселиться я, не будь у меня Машки.
— Маааууууу!
Вздрагиваю, кажется, не только я, а все присутствующие, включая ветврачей, которые вышли проводить своего пациента. Судя по их помятому виду, не столько проводить, сколько убедиться, что они точно ушли вместе со своим хозяином.
Судя по голосу и размерам переноски, это не кот а мини-бегемот.
Какой ужас... И это отец моего ребенка???
Невольно опускаю глаза на живот и кладу на него руки. Господи, пусть это будет девочка! Я не справлюсь, если он будет таким же громилой, как его отец.
Представляю ребенка с такими же насупленными бровями и сжатым ртом, и мне становится плохо.
Давид
Поглядываю на часы и уже начинаю волноваться.
Где моя Василиса? Она уже должна была приехать.
Я и дом вокруг обошел, чтобы удостовериться, что не перепутал ни улицу, ни номер. Но даже если бы мне отшибло память, навигатор не ошибается, а он меня сюда и привел.
Во двор заруливает новый «гелик», и я удивленно поднимаю брови. В этом городке «гелик» смотрится примерно как в столице летающая тарелка.
С интересом слежу за автомобилем, потому что хочу себе точно такой. Если бы не проблемы со сливом инфы, уже бы давно взял.
Открывается дверца, из-за руля вылезает мужик. Ему, чтобы в «гелик» влезть, наверное, пришлось вдвое сложиться. Но это точно не то, что должно меня беспокоить. Пусть мужик переживает, а ему судя по выражению лица как раз похуй.
Мужик обходит машину, открывает заднюю дверцу, и оттуда выходит...
Васька. Моя Василиса.
Прижимает к себе то ли хомяка, то ли крысу. Что-то белое, но что, различить не могу, потому что глаза наливаются кровью.
Ну, пиздец тебе, мужик. Не в добрый час ты приперся сюда со своим катафалком.
Васька замечает меня, вспыхивает, а я как могу гашу в себе закипающую ярость.
Досиделся, блядь. Пока я сопли жевал и яйца берег от усекновения, мою женщину, беременную моим ребенком, увел какой-то амбал.
И вы скажете, что это не гребаный пиздец?
Иду прямо к ним, беру Василису за руку. Я не стану срываться на девчонке, она не виновата. Отвожу в сторону, сдавливаю запястье.
— Давид? — она восклицает точно таким тоном, как если бы перед ней внезапно возник Гай Юлий Цезарь. Или Тутанхамон.
— Это что? — киваю на белый комок, который она прячет у шеи.
— Это Снежок, — она примирительно улыбается и поворачивает ко мне белый клубок мордой.
— Котенок? А я думал, крыса, — мрачно говорю, подтверждая, что мой юмор сегодня ебаное дно.
— Что с тобой, Давид? — недоверчиво смотрит Василиса, — почему ты злишься?
Амбал не обращает на меня ни малейшего внимания, поворачивается к Василисе. Протягивает пакет и мерзко лыбится.
— Возьмите, Василиса. И если вам еще понадобится помощь, то я...
— Не понадобится, — отвечаю резко, заслоняя Ваську, — а если я тебя еще раз возле нее увижу, тебе пиздец.
— Борзый, да? — прищуривается мужик. — Лучше бы за девушкой своей следил и не отпускал одну.
— Платон, пожалуйста! — умоляюще тянет к нему руки Васька, и у меня в голове падают шоры.
Ах, он уже Платон!
Хватаю мужика за грудки и с размаху впечатываю в «гелик».
Тяжелый, падла, ощущения такие, будто я бетонную опору толкнул. Амбал выглядит охуевшим, но быстро ориентируется. Разбивает мой захват и пытается взять мою шею в замок.
— Давид! — вскрикивает Василиса. — Пожалуйста, не надо!
От злости перед глазами темнеет. Ей так жаль эту водонапорную башню?
Теряю бдительность, и под дых ожидаемо прилетает. Пока хватаю ртом воздух, руки сами занимают нужную позицию. Задвигаю амбалу снизу в подбородок, и его голова неслабо дергается.
Что, зазевался, мудак? Думал, я тут сознание теряю и ебальником щелкаю?
— Платон, не трогайте его, прошу вас! — всхлипывает Василиса. — Вы же его убьете!
— Это кто еще кого убьет, — хриплю и собираюсь навернуть амбалу справа. Тот заносит кулак, чтобы втопить мне прямо в кабину.
Внезапно из машины раздаются характерные звуки, и мы оба замираем, удерживая на весу занесенные для удара руки.
В машине рыгает кот. Это совершенно точно, я эти звуки не спутаю ни с чем.
— Васька, блядь! — гаркает амбал. Моя Василиса втягивает голову в плечи и с ужасом на него смотрит. Амбал спохватывается, качает головой с абсолютно сконфуженным видом. — Простите, Василиса, это я не вам. Это я своему коту.
— Твой кот тоже Васька? — вырывается у меня непроизвольно.
— Почему тоже? — удивленно переспрашивает амбал Платон. Но тут же переключается на закрытого в машине кота, а я поворачиваюсь к Василисе.
— Что это за хер? — спрашиваю грозно, пока она хлопает длиннющими ресницами. — Почему ты села в его машину?
— Мы в клинике познакомились, ветеринарной, — отвечает Василиса дрожащим голосом. — Я шла, а тут Снежок... Несчастный такой, мне его жалко стало. Я в ветклинику зашла по дороге. А там Платон. И его кот... Я услышала и поняла... Давид, если бы только знал!..
И тогда меня как молнией прошивает.
Я понял. Василиса услышала, как рыгает этот ебучий кот, — а его еще как назло тоже Васькой зовут! — и решила, что Платон отец ее ребенка.
Как говорится, получите и распишитесь.
***
«Василиса, это не он, это я...» — только собираюсь сказать, как вдруг она закатывает глаза и странно съезжает набок. В последний момент успеваю ее подхватить вместе с котенком.
Василиса
Прошло несколько дней, а я никак не могу осознать, что все это со мной происходит.
Вернулась ли я в свой город? Нет. Потому что из больницы меня отпустили. Вот только далеко уехать у меня не получилось.
Не могу поверить, что вообще согласилась на все происходящее. Сама не знаю, как так вышло. Хотя... знаю. Вернуться в свой город пока нет никакой возможности: каждый день нужно ездить на осмотры, сдавать анализы, делать уколы.
Снять номер в гостинице? Это слишком дорого для меня. Да и не потяну я. А принимать такие подарки, как оплата гостиницы от Давида... Это слишком. И я бы никогда не смогла такое принять. Давид и так, так много для меня делает.
Например, он предложил пожить у него дома, пока врач не разрешит мне обратно вернуться к бабуле. Я за нее так сильно переживаю. По три раза на день Машке звоню, она мне отчитывается. Я попросила ее за бабушкой присмотреть, и она тут же согласилась. Вот что значит хорошая подруга.
Ах да, я совсем вас запутала. Пожить у Давида я согласилась. Решила, что ничего плохого из этого не выйдет. А Давиду я доверяю. Он так обо мне заботится.
— Вась, вот твоя комната, — Давид суетится, показывая мне просторную, светлую спальню. Его голос чуть хрипловатый, но полный энтузиазма. — Здесь ванная, а кухня вон там. Если что-то нужно, просто скажи. Холодильник почти пустой, но я скоро это исправлю.
Я стою в дверях комнаты, наблюдая за ним, и улыбка сама на губы просится. Он забавно суетится, бегает по квартире, очень сильно переживает и старается, чтобы мне все понравилось. А как такое вообще может не понравиться?
У Давида огромная квартира. Просторная. Чистая. Как наши с бабулей четыре квартиры вместе взятые, если не больше. Я, честно сказать, пытаюсь от шока отойти.
И я очень сильно переживаю, что если я что-нибудь случайно испачкаю или сломаю что-то дорогое?
— Скоро привезут моих собак, — сообщает Давид, заглядывая в комнату. Он стоит в дверях, прислонившись плечом к косяку, приветливо мне улыбается. А я чувствую, как щеки краснеть начинают моментально от его взгляда. — Они сейчас на экстренной линьке. Ты знаешь, что это такое?
— Не особо, — отвечаю честно.
— Начали свою шерсть скидывать. Новой будут обрастать. А они же у меня пушистые. Вот вся квартира и была в сугробах из шерсти. Из них же шерсть лезет, как пух из подушки. Так что через пару часов их привезут. Они будут недовольны, но я их быстро успокою. — Голос сразу меняется, когда он о собаках говорить начинает. Сразу понятно, что он их очень сильно любит. — А ты пока устраивайся поудобнее.
— Хорошо, — тихо соглашаюсь.
— Тогда я в магазин, — объявляет Давид, поправляя ворот свитера. — Куплю вкусняшки для собак, чтобы задобрить их, и заодно продукты. А ты... отдыхай.
Давид поворачивается, чтобы уйти, но я тут же его окликаю.
— Давид!
Он оборачивается и смотрит на меня чуть настороженно, словно ожидая, что я передумаю и не стану у него жить.
— Спасибо... за все это.
Тихонько произношу, загибаю пальцы. Потому что нервничаю очень сильно.
— Вася, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Давид уходит, оставляя меня в этой огромной квартире одну.
Я не знаю, что чувствую. В голове все смешалось: благодарность, неловкость, усталость. Но одно я знаю точно — мне нужно успокоиться и, наконец, привести мысли в порядок.
Решаю воспользоваться моментом и немного расслабиться. Ну, хоть капельку. Снять напряжение. И мне всегда в этом помогал теплый душ.
Беру большое полотенце и иду в ванную комнату. Закрываю за собой дверь, осторожно осматриваюсь.
Здесь все настолько идеально, что мне даже немного страшно. Белоснежная плитка, стеклянная душевая кабинка, аккуратно расставленные баночки и флаконы.
Беру один из шампуней. Открываю крышечку, нюхаю и на мгновение замираю. Он пахнет... Давидом. Теплый, чуть пряный аромат с легкой древесной ноткой. Не знаю, что это за магия, но этот запах почему-то вызывает у меня глупую улыбку.
Мне всегда нравился его запах. У него он какой-то особенный, неповторимый.
И еще он вызывает у меня странные чувства. Как будто я откуда-то знаю этот аромат, но откуда, не помню. Не могу вспомнить.
Сбрасываю одежду и встаю под теплую воду. Струи сразу же смывают с меня напряжение последних дней. Закрываю глаза, смачиваю волосы. Намыливаю голову тем самым шампунем, и мне начинает казаться... Короче, глупости всякие в голову лезут.
Воображение разыгрывается, как будто Давид меня обнимает. Сзади стоит. Мы вместе душ принимаем... Это все из-за того, что он последние дни постоянно рядом! Вот и мысли у меня такие...
— Василиса, хватит, — шепчу себе. Но ничего не могу поделать с нарастающим теплом внутри.
Провожу несколько минут под водой, наслаждаясь моментом. Когда я выхожу, то быстро оборачиваю голову полотенцем. И тут до меня доходит...
— Черт! — шиплю сквозь зубы, закусив губу. Полотенце-то одно! И оно сейчас у меня на голове.
Давид
Привезли моих собак.
«Радость» на их мордах такая, будто я их не в грумер салон отвез, а на завод.
Обоих подстригли, помыли, побрызгали чем-то вкусным. Красота! Только им на это плевать. Зато у меня дома началась настоящая гонка «Формулы-1».
Байсар и Люсьен носились по квартире как сумасшедшие. Лапы скользили по паркету.
Даже не знаю, как это описать. Я это называю "бешеные белки в здании". Хвосты прижали, уши тоже. Глаза бешеные. Ничего не видят. Носятся по квартире так, будто в заднице шило. И их не успокоить, пока дурку свою не скинут.
Я-то к этому уже привык. Это выброс энергии. Они перенервничали на процедуре, теперь баланс восстанавливают.
Но Василиса? Василиса, бедняжка, успела высунуть голову из комнаты всего один раз, после чего тут же захлопнула дверь.
Судя по выражению ее лица, она подумала, что в квартиру ворвалась стая обезумевших волков. Хотя Люсьен и правда может произвести такое впечатление. Особенно когда нервничает. Она еще и выть умеет.
Под нами два мопса живут, так она и их выть научила. Я уже имел не самый приятный разговор с их хозяйкой.
Кстати, а вы знали, что есть люди, которые заводят собак, очень похожих на себя? Впервые видел, чтобы глаза так сильно из орбит выпирали. Ну да ладно, я тут о своем рассказать пытаюсь.
Я думал, что вечеру конец. Но Вася, к моему удивлению, собрала волю в кулак. Через час (!) она робко высунула нос из комнаты.
Люсьен, заметив это, тявкнула в ее сторону. Это у нее такой способ заявить: «Ну что, давай знакомиться?» Василиса же приняла это за попытку ее съесть. Захлопнула дверь так, что задрожала рама.
Я уже хотел пойти успокоить ее, но Вася справилась сама. Вышла. Прямо к моим засранцам.
Люсьен сначала фыркнула, но быстро потеряла интерес. Байсар же включил «режим любопытной варежки» — встал посреди комнаты и начал рассматривать Васю с интересом.
А потом Василиса взяла в руки пачку его любимых вафель.
Вот тут-то все и стало понятно. Байсар продался с первых секунд. Показал все, что знает. И лапу давал и скулил. И танцевал на задних лапах.
Да-да, если мой бизнес по пизде пойдет мы без копейки точно не останемся.
В конце Байсар свою короночку использовал. Сел напротив Васьки и жалобно на нее уставился. В такие моменты можно подумать, что его уже год как не кормили.
Ну и, конечно, добился своего. Васька отдала ему почти всю пачку.
Почти. Всю. Пачку.
Я даже рот открыть не успел, как начался полный пиздец.
Люсьен поняла, что ей досталась всего одна вафля. Она категорически не оценила этот факт.
Посмотрела на Байсара, который победоносно нес свою добычу, и возмутилась. В прямом смысле. Ее «тяв» прозвучало как «ты охренел?»
Началась словесная перепалка. Ну, как словесная… Байсар, зная, что дело пахнет жареным, пошел прятать вафли. В диван. В ДИВАН, БЛЯДЬ!
Я уже приготовился разнимать своих засранцев, но тут Люсьен сделала вид, что вафли ее больше не интересуют. Через минуту запрыгнула на диван и уселась сверху.
Байсар не выдержал ее взгляда. Жалобно посмотрел на меня, видимо, надеясь на поддержку.
К моему удивлению, Васька вдруг рассмеялась. Настоящим, искренним смехом. Люсьен явно смягчилась. Даже позволила Ваське себя погладить.
— Ну что, Василиса, как тебе жизнь с собаками? — не сдержался, глядя, как она, улыбаясь, треплет Байсара за ухо.
— Очень… необычно. Но, знаешь, у тебя милые малыши.
— Милые, — повторяю я с улыбкой.
А сам на Байсара поглядываю, который явно не собирается заглаживать конфликт. Люсьен только вид делает, что просто сидит на диване. Сама уже вовсю задней лапой первую вафлю выковыривает из-под подушек.
— Вась, давай чаю попьем?
Увожу Васю на кухню подальше от дивана. Я слишком хорошо знаю, что сейчас начнется. Собаки такие существа, что любой конфликт у них либо превращается в войну миров, либо в разрушительную оргию на тему «покажи, кто главный».
— Чайник уже горячий, — улыбаюсь Ваське, заметив, что она все еще слегка напряжена после знакомства с моими лохматыми террористами. — У нас есть чай, печенье. Вафли, правда, теперь в дефиците.
— Ага, я заметила, — Василиса громко смеется. — Как ты с ними справляешься?
— Просто много любви и терпения, — философски отвечаю и делаю вид, что оглох на одно ухо. Потому что из гостиной уже доносятся звуки начала Апокалипсиса.
Сначала слышен тихий скрежет — это Люсьен пытается достать очередную вафлю. Затем следует приглушенный рык Байсара, который, видимо, решил вернуть свое добро.
— У тебя все под контролем, да? — поддразнивает Василиса.
— Абсолютно, — выдыхаю, стараясь не обращать внимания на хруст в гостиной.
Но через пару секунд я понимаю, что это не вафли. Это диван.
Давид
— Не спорю, — соглашаюсь, с самым невинным видом, хотя внутри уже начинаю хвалить себя за гениальность плана. — Странные, но зато преданные.
Люсьен виляет хвостом, словно подтверждая мои слова, а Байсар, уже уставший от своей «миссии», растягивается на полу и демонстративно вздыхает. Мол, работа сделана. Платить будут?
Василиса все еще недоверчиво осматривает разгромленную гостевую комнату. В ее взгляде читается смесь удивления, недоумения и чего-то еще. Да понял я, что она сомневается в том, что у меня настолько невоспитанные собаки. Потому что они воспитанные. Но эмоциональные всплески никто не отменял.
— А как же ты теперь? — осторожно спрашивает Вася.
— Я же сказал, нормально. — Делаю страдальческое лицо и гордо выпячиваю грудь, как настоящий мученик. — Для настоящего мужика это не проблема. Могу и на полу поспать. Это и для спины полезно.
— А может, просто заказать новый и...
— Вася, ты что? Новый матрас — это минимум неделя ожидания! Не волнуйся, все будет хорошо.
— Тогда, может, я на полу? Я бы...
— Не выдумывай. Иди и спокойно ложись спать.
Василиса закатывает глаза, но уголки ее губ дергаются в улыбке.
— Ну хорошо, — наконец-то соглашается, теребя прядь волос. — Но я сегодня не смогу нормально заснуть, потому что буду знать, как ты тут мучишься…
— Я не буду мучиться! — поспешно успокаиваю я ее. — Честное слово. И не думай обо мне, правда. Главное, ты ложись, отдыхай. Тебе сейчас вообще нельзя нервничать.
Василиса, кажется, не знает, что на это ответить. То ли поверить мне, то ли снова устроить допрос. В конечном итоге сдается и произносит:
— Ладно, тогда спокойной ночи.
— Спокойной.
Вася еще раз бросает взгляд на собак, которые вовсю зевают, а затем направляется в свою комнату. Я же, дождавшись, пока за ней закроется дверь, аккуратно выдыхаю и сажусь на остатки дивана.
— Миссия выполнена, — шепчу, а Байсар лишь лениво приоткрывает глаз и смотрит на меня с выражением: "Ты точно идиот".
— Что ты на меня так смотришь?
В ответ Байсар небрежно чешет ухо лапой и снова устраивается поудобнее.
Вам интересно, как я на полу ютиться буду, да? Да как — нормально! Расстелил одеяло, которое щедро сложил в четыре раза, подложил под голову диванную подушку (единственную уцелевшую), а сверху натянул плед. Вроде бы все логично и по плану, но уже через минуту я понимаю: это пиздец.
Твердо.
— Как вы здесь вообще можете спать?! — шиплю, переворачиваясь набок.
Люсьен приоткрывает один глаз, смотрит на меня с ленивым любопытством и тут же снова опускает морду на лапы. Байсар даже не потрудился поднять голову. Он только фыркнул и отвернулся.
— А это я еще одеяло постелил… — продолжаю бормотать, переворачиваясь с боку на бок.
Пробую лечь на живот. Плечо тут же немеет. Поворачиваюсь на другой бок — начинает болеть бедро.
Собаки дружно игнорируют меня. Люсьен развалилась, как королевская особа, а Байсар умудрился свернуться калачиком в углу и посапывает. А я? Я кручусь, как сосиска на раскаленной сковороде.
Только я начинаю закрывать глаза и погружаться в подобие дремоты, как слышу шорох.
Глаза распахиваются. Собаки вскидывают головы синхронно, как по команде.
Байсар и Люсьен вальяжно осматриваются, решают, что ничего страшного не происходит, и снова укладываются спать.
Я оборачиваюсь и тут вижу Василису.
Она стоит в дверном проеме с подушкой в руках.
— Вась? — приподнимаюсь на локтях, все еще не до конца соображая. — Ты чего не спишь?
— Давид… — шепчет она и нервно прижимает подушку к груди. — Я так не могу.
— Чего не можешь?
— Спать там одна. — Она тяжело вздыхает и делает шаг вперед. — Я уже несколько часов верчусь в кровати. Давай поменяемся.
— Что? — мои глаза становятся размером с бильярдные шары. — Василис, глупостей не говори.
— Но мне неловко! — жалобно тянет она. — Это ведь твой дом, твоя кровать… А ты тут… на полу.
— Все нормально. Я сказал, значит, так и будет. Я тут полежу, ничего страшного.
Василиса кусает губу, смотрит на меня с упрямством и вдруг выпаливает:
— Хорошо. Но тогда… Тогда ты идешь со мной в постель! И это не обсуждается. Я не могу спокойно спать, зная, что ты здесь мучишься. — Она поджимает губы. — Так что давай. Кровать большая, я тебя не укушу.
— Вась, ну ты… Ты серьезно?
Я своему счастью даже не сразу верю.
— Очень, — Она решительно кивает.
***
Василиса
Цепляюсь за подушку, как за спасательный круг. Давид смотрит на меня расширенными глазами, будто не верит, что я вот так просто зову его… в постель.
Давид
Открываю глаза — передо мной две огромные мохнатые морды. Маламуты. Они забрались на кровать.
Для меня это обычное утро. Вообще, я привык просыпаться от того, как Люсьен меня обильно облизывает. А Байсар громко возмущается. Есть у меня подозрения, что ревнует. Мол, себе найди уже бабу, и пусть она тебя вылизывает!
Взглядом даю понять, чтобы не двигались. Но по их мордам вижу, что послушание долго не продлится.
Люсьен на спящую Ваську взгляд переводит. Как будто спрашивает:
«Из-за нее что ли?»
Я и сам на Василису смотрю. Минутка умиления, перед тем как начнется пиздец.
Васька спит мило. Я даже засматриваюсь. Выпячивает губы, ладошки под щеку сложила. Такая маленькая и миниатюрная. А еще... сука, со стояком делать что-то нужно. Я скоро реально деревья валить пойду. Со своим инструментом.
Тихо выдыхаю, чтобы успокоиться, но стоит мне пошевелиться, как Люсьен, естественно, решает, что этого достаточно, чтобы начать свою утреннюю драму. Она обиженно «вууукает» и тут же носом утыкается мне в пятку.
— Люсьен, тс-с-с, — шепчу, пытаясь максимально сдержать утренние обнимашки. Но, естественно,собаки не понимают, почему это сегодня что-то должно измениться.
Байсар, наблюдающий за всем этим со стороны, приподнимает морду выше. Косо на меня смотрит.
«И это твоя благодарность после того, как мы тебе вчера помогли?»
Именно это я читаю на его недовольной мордахе.
Тем временем Люсьен не сдается. Ее наглая морда уже почти у самой Василисы. Она начинает все обнюхивать. Исследовать.
Я же понимаю, что для Васи открыть глаза и увидеть две наглые морды — это непривычное утро. Поэтому, чтобы избежать криков, визгов и возбужденной реакции собак пытаюсь как-то все притормозить.
— Эй, не вздумай ее разбудить! — одними губами говорю, пытаясь уговорить Люську оставить Василису в покое.
— Ву-у-у-у! — выдыхает она, показывает всю степень своего недовольства.
Василиса приоткрывает один глаз. Я замираю. Люсьен тут же лапами прикрывает свою морду. Все, она спряталась, дальше разбирайтесь сами.
— Что... что происходит? — голос Василисы все еще сонный, и от этого она кажется еще милее.
— Ничего, — улыбаюсь я. — Доброе утро, Вася. У нас тут… утренний разбор полетов.
— Ага… — отвечает Васька, недоверчиво прищурившись и глядя на собак.
Люсьен убирает одну лапу. Выглядывает, проверяет обстановку. Делает на всякий случай максимально жалостливое выражение морды. Байсар издает утробное «хр-р-р», но у меня уже возникает нехорошее предчувствие.
И точно. Как только Василиса оторвала голову от подушки, Люсьен считает, что время обнимашек пришло.
— Люсьен! — кричу я, но уже поздно. Ее язык уже нашел щеку Василисы.
— А-а-а! Она меня облизывает! — восклицает Васька, но вместо того, чтобы запаниковать, вдруг начинает громко смеяться.
Ее звонкий смех разносится по комнате, и это звучит так заразительно, что даже я перестаю дергаться и улыбаюсь.
— Люсьен, хватит, дай ей хоть вздохнуть! — рычу, но собака занята своим утренним ритуалом.
Судя по всему, Василиса ей очень сильно нравится. Она уже прижалась к ней всем телом, весело тявкает и продолжает облизывать ее нос, щеки и даже лоб.
— Она такая милая! — говорит Василиса сквозь смех, пытаясь оттолкнуть Люсьен. Но у нее слабые руки. Вместо этого она начинает гладить ее по голове, по ушам, и Люська тявкает от удовольствия.
— Люся, ты бессовестная! — продолжаю ворчать.
И вот тут на кровать прыгает Байсар.
— Нет-нет-нет, Байсар, тебе туда нельзя! — пытаюсь остановить второго пушистого монстра, но уже поздно.
Байсар запрыгивает на кровать так грациозно, как может только здоровенный маламут, который весит больше Василисы. Он устраивается с другой стороны, обнюхивает Василису, выдыхает ей прямо в лицо, а затем начинает дружелюбно толкаться мордой, требуя свою порцию ласки.
— Ох, ты тоже милый! — смеется Василиса, продолжая одной рукой гладить Люсьен, а другой неловко чешет Байсара за ухом.
Я сижу на кровати и наблюдаю за этим спектаклем. Люся счастливо тявкает, Байсар доволен как слон, Василиса смеется, а я…
Ну, я просто смотрю на ее лицо. На ее улыбку. На то, как она растянулась на кровати в окружении этих двух пушистых засранцев.
И, черт возьми, я понимаю, что мне это пиздец, как нравится.
***
Василиса
— Вась... Спасибо тебе! — Давид нерешительно крутит в руках поводки. Собаки нетерпеливо наматывают вокруг круги, подталкивая его крутыми лбами.
Они собрались на прогулку, и я рада, что у меня будет время принять душ, не испытывая неловкость.
— За что, Давид?
— За них, — он кивает на собак, и те разом вперяются взглядами в меня, старательно виляя хвостами. — Я боялся, что они тебя испугают.
Василиса
Несколько дней у Давида прошли как во сне. Если бы кто-то сказал, что я так быстро привыкну к его заботе, шуткам и, конечно, наглым, но обожаемым маламутам, я бы только рассмеялась. Но теперь все это кажется таким родным.
Я даже смогла сама справиться с собаками, когда Давид был на работе. Оказывается, они так внимательно слушают, когда им что-то рассказываешь.
Вот, например, вчера, они сами выбрали, что готовить на обед. Я им предложила на выбор несколько блюд для Давида. Назвала творожную запеканку, вареники с картошкой и грибами и овощное рагу. Люсьен и Байсар так громко лаяли на вариант с запеканкой, что я сразу поняла, нужно готовить именно ее! И они не ошиблись! Давид половину умял на один присест!
— Вась, может, еще на пару дней останешься? — спрашивает Давид, вытаскивая из холодильника бутылку минералки.
— Давид, мне и так неловко, — отвечаю я, делая глоток вишневого сока. — Ты и так столько для меня сделал...
— Ну что ты как чужая? — перебивает он улыбаясь. — Собаки тебя уже обожают, я... — он запинается, но быстро добавляет: — Мы привыкли. Да и ты на осмотры ездишь каждый день, какой смысл мотаться туда-сюда?
Смотрю на него и понимаю, что он прав. Но, прежде чем я успеваю ответить, звонит телефон. На экране высвечивается «бабуля».
Я извиняюсь перед Давидом и, взяв телефон, выхожу из кухни.
— Бабуль, привет.
— Василиса, это ужас! — раздается взволнованный голос бабушки. — Соседка сказала, что у нас в квартире какие-то люди. Громко разговаривают, что-то двигают. Это что, твои эти... работники?
— Бабуль, конечно, работники, — спешу ее успокоить. — Я же тебе говорила, ремонт делают. Ты чего так кричишь?
— А они точно ничего не утащат? Мое зеркало старинное, а хрусталь? Вась, ты бы сама пошла, посмотрела. Машка не хочет, говорит, что я сбрендила!
Я прикрываю глаза, глубоко вдыхаю. Господи, бедная Маша. Мне уже перед ней ужасно стыдно. Она там работает без передыха. Представляю, как ей бабуля после двух смен подряд предлагает еще пойти и рабочими посидеть у нас в квартире.
— Бабуль, я уверена, что все в порядке. Никто твой хрусталь не тронет.
Хочу еще добавить, что кому он сдался. Но прикусываю кончик языка.
— Васька, я туда пойду! — грозно заявляет бабуля.
— Не пойдешь, — отвечаю так строго, как только могу. — Ты же знаешь, я сразу об этом узнаю. А тебе нельзя нервничать! И в квартиру ходить, пока там ремонт сделают тоже нельзя! Бабуль, мы же договаривались!
Но голос бабушки полон такой решимости, что мне становится не по себе. Стоит только вспомнить о ее сломанной руке, как тут же становится ясно, что бездействовать точно не про нее.
— Василиса, мне это все не нравится! Соседка не будет просто так воду баламутить!
Разговор с бабушкой заканчиваю на том, что я сама все посмотрю и прослежу. Ну а что мне еще делать? Разрешить ей туда пойти и сломать вторую руку? А если ей как-то ремонтник не понравится? Будет то же самое, что с дедом?
— Василиса, что-то случилось? — Давид спрашивает сразу же, как только я в кухню возмущаюсь. Он стоит, сложив руки на груди, и смотрит на меня очень серьезно.
— Бабуля... Она....
Откладываю телефон в сторону, чувствуя, как волна паники накатывает.
— Что случилось? — Давид подходит ближе, его голос звучит мягко, но настойчиво.
— Бабушка. Ей соседка позвонила и накрутила насчет ремонтников. Говорит, что в квартире что-то странное происходит. Бабушка боится, что ее добро утащат. И что ты думаешь? Хочет туда пойти сама! А ей нельзя нервничать. А если она пойдет, то нервничать обязательно будет. И непонятно чем вообще все это закончится.
— Так, успокойся, — Давид кладет руки мне на плечи. — Ты ей сказала, чтобы она не шла?
— Да, но она не послушает!
Давид несколько секунд молчит. О чем-то думает, а после решительно заявляет:
— Тогда я поеду с тобой.
Я моргаю, недоуменно смотрю на него.
— Как?
— Вот так. Я поеду с тобой, — спокойно повторяет он. — Убедимся, что с квартирой все в порядке. Сходишь к бабушке
— Давид, может, я на автобусе? У тебя же работа, собаки...
— Собаки с нами поедут. Знаешь как они обожают ездить в машине?
Перевожу взгляд на Байсара, и как раз в этот момент он кладет лапу на нос, прикрывая глаза, а потом театрально откидывается на пол. Это он так показывает, что обожает кататься на машине?
***
Давид
Я был уверен, что никогда не женюсь.
Не представлял, что в моей жизни появится кто-то, очень значимый и важный.
А еще меньше представлял, что смогу выдержать в своей квартире постороннего человека больше, чем несколько часов. Особенно тех, кто не переносит моих собак.
Я и женщин никогда домой не приводил. Из-за маламутов в том числе.