Две рюмки кофе

Степлер и скрепки

И в финотделе случаются веселые дни. Например, блогер, снимающий офис через стенку, вдруг решает поднять просмотры с помощью собственноручно собранной гранаты. Наверное, ему не хватило какой-нибудь детальки. Или мозгов.

Я скатываюсь под свой рабочий стол, а там уже сидит Марта, секретарь финдиректора. Девушка она, к слову, диетами не обременённая, потому всё крошечное пространство под моим столом она полностью заняла собой. Её же собственный стол превратился в груду мусора. Повезло, что она вовремя убралась подальше.

― Мы все умрё-ё-ём! — вопит Марта, выдавливая меня из укрытия. От ужаса я ничего не соображаю, двигаюсь на рефлексах, прикрываю голову, валюсь на пол, как мешок. На меня сыплются бумаги, они горят и тлеют прямо в воздухе, метнувшиеся скобы для степлера и скрепки едва ли безопаснее пуль, я закрываю глаза и сворачиваюсь в комок. Кругом крики, стрельба, гул и грохот, я молю бога, чтобы всё это скорее закончилось.

Я встаю на дрожащие ноги, мимо меня проносится стайка перепуганных менеджеров (я ни разу не слышала, чтобы мужчины так визжали!), они сносят меня, словно таран, и я валюсь на пол вместе с парой стульев и ворохом картонных папок, острый угол одной из них бьёт меня куда-то в висок, я чудом остаюсь в сознании. Перед глазами мелькают потолок, пол, стены и ошалевшие глаза Марты, я жёстко приземляюсь у разбитого окна, и мой тормозной путь наверняка закончился бы далеко за пределами здания, на асфальте, где от меня осталась бы груда мерзких мокрых кусочков.

Я цепляюсь ногтями за каменный пол, выворачиваю один до крови и ору во весь голос, меня тащит в воздушное пространство, я хватаю ребро подоконника в последнюю секунду. Тело живёт от меня отдельно, грохает с размаху о зеркальную обшивку здания (как же красиво она выглядела снаружи, наверняка мой трепыхающийся силуэт портит всю эстетику!) я повисаю в воздухе, а в лёгких уже нет кислорода, чтобы закричать о помощи. Пальцы немеют, я перестаю чувствовать руки до локтей, мне страшно и больно, ещё секунда, и я отпущу руки и полечу вниз, навстречу глупой, случайной смерти.

Меня хватают чуть выше локтя, я поднимаю голову и вижу, что кто-то вывалился за мной через проём почти по пояс. Я почти вздыхаю с облегчением, когда приземляюсь на родной паркетный пол, но руки всё еще меня не слушаются, я цепляюсь за чёрную униформу, она вот-вот треснет по швам от моих пальцев. Спаситель не говорит ни единого слова, трясёт меня, заставляет посмотреть ему в лицо, не знаю, как у него это получается, но я сразу же прихожу в себя. Он кивает на эвакуационный выход, куда уже бегут, держась за руки, Марта и наш айтишник Скотт, я поднимаюсь на ноги и мчусь туда же.

— Матерь божья, матерь божья, что же теперь будет, что будет? ― причитает Марта, пока я бегу вниз по лестнице, спотыкаясь через ступеньку. Бежать ещё уйму пролётов вниз, я обгоняю нашу парочку, оба уже едва дышат, а я тихонько радуюсь, что не променяла утренние пробежки на пончики и сёрфинг по соцсетям.

Почти на каждом этаже эвакуацию контролируют парни из службы безопасности, хочется спросить «Ребят, а как вы прошляпили этого придурка с гранатой»? Но всё потом. Вывернутый ноготь болит и кровоточит, я чувствую головокружение и тошноту, неужели чёртова папка сотрясла мне мозг? Наконец, вылетаю на улицу, тону в гвалте, криках и сиренах наперебой, вокруг здания ревут и воют скорая помощь, пожарная служба и полиция. Я застываю в дверях, меня толкают к выходу, в объятия медработников, я, как ни странно, окончательно беру себя в руки, хватаю за рукав бойца в чёрном, он поворачивает в мою сторону тяжелый взгляд.

— Мэм?

— Что за офицер сейчас на шестьдесят третьем? — кричу я ему почти в лицо, чёрт возьми, я должна знать, кому сказать спасибо за спасение своей жизни.

— Мистер Руссо, начальник службы безопасности, мэм, — отвечает боец, я запоминаю это имя (надеюсь, что запоминаю) и сдаюсь в руки медицине.

Вторник и пятница

Я бездумно тычу по кнопкам своего компьютера, вбиваю «Лео Руссо» в строчку браузера, но он мне не выдаёт никаких результатов, в соцсетях тоже глухо, и я запускаю нашу внутреннюю базу данных.

— И зачем он тебе? — из-за перегородки выезжает на своём изуверском заказном кресле Скотт, строит надменную мину, мол, ага, попалась! Я знаю, что всё обращения к внутренней базе «Маршалл корп» строго фиксируются, ну и что? В конце концов, я никого убивать не собираюсь.

— Он меня спас, ― отвечаю я безо всяких экивоков.

― А спросить?

― То «не болтай», то «а спросить», — бурчу я ему в тон, на экране высвечивается личное дело и фотография искомого субъекта. Да, действительно, он самый. Ух, у него за плечами служба на Ближнем Востоке в качестве командира спецподразделения, звание сержанта, всякие награды… Меня прямо-таки настоящий герой спас!

― Он сейчас у себя... А нет! В пыточную пошёл, — Скотт, чудесный мальчик, отслеживает путь командира по камерам и сигналам электронного пропуска, а «пыточной» он называл тренировочный полигон. Раз в три месяца абсолютно все сотрудники «Маршалл корп» сдавали нормативы на физподготовку — такие уж загоны у дирекции — и Скотт, изматерившись и облившись семью потами, едва-едва дотягивал до нижних отметок.

— С меня пончик! — я хитро прищуриваюсь и подрываюсь из-за стола, чтобы избежать тучи вопросов, которыми меня Скотт по обыкновению собрался завалить.

С момента взрыва прошли три недели, сотрясения я счастливо избежала, а злосчастный ноготь почти зажил, но о маникюре думать пока было рано. Финансовый и инженерный отдел, который пострадал больше остальных, восстановили в рекордные сроки, я уже третий день как вернулась к работе. Горел недосчитанный проект, горело желание найти своего спасителя, ведь я нечасто падаю с небоскрёба.

Лифт выпускает меня в открытый холл на нулевом этаже. Рабочие заканчивают ремонт повреждённого панорамного остекления, ребята из клининга сметают мелкие осколки из углов, а девица с ресепшен тщательно вытирает стойку вельветовой тряпочкой. Я работаю на «Маршалл корп» уже три года, но до сих пор не знаю всех его сотрудников, да это и невозможно, их больше десяти тысяч. Как среди этого муравейника я собираюсь найти того, кого ищу, я не представляла.

Спустя двадцать минут хождения по коридорам, патрулирования открытого полигона и бдения возле спортплощадки затея кажется мне не самой удачной, благородные порывы — глупыми, да и обеденный перерыв стремительно приближается к концу. Я собираюсь обратно на свой шестьдесят третий, и тут мне несказанно везёт.

— Сэр! — Второго шанса у меня не будет, следом я выкрикиваю его имя в толпу выходящих с полигона парней в чёрной униформе, которые едва не скрыли его от меня за своими спинами. Начальник службы безопасности оглядывается, жестом отправляет своих ребят дальше по коридору и идёт ко мне. Остальные безопасники кучкуются у лифта, разглядывают меня и хихикают. Здоровые мужики, а как в первом классе, честное слово! Я набираю в лёгкие побольше воздуха и наглости, Руссо смеряет меня взглядом сверху вниз, от которого мне как-то странно и неуютно, но тем не менее…

— Добрый день, сэр!

― Чем обязан, мэм?

— Вы, наверное, меня не помните, такой сумбурный день был. Это было так ужасно, я думала всё, это конец! Так жутко и страшно… ― меня несёт и несёт, а мой спаситель уже заметно ухмыляется, видимо, я слишком долго репетировала свою речь, и сейчас её в хлам запорола, — я хотела сказать вам спасибо, что вытащили меня из окна!

Я затыкаюсь, Руссо же откровенно куражится, видимо, мне посчастливилось попасть под хорошее расположение духа.

― Если б меня каждый раз так благодарили, я б охренел от счастья.

— Я не знаю, как ещё выразить вам свою признательность… ― я опускаю глазки в пол и мнусь, как школьница. Цель достигнута, благодарности принесены, пожалуй, стоило испечь кексик или что-то ещё, хотя кулинар из меня так себе. Я ищу пути отступления, три десятка пар глаз у лифта наверняка уже, раздели меня, одели и снова раздели, вряд ли я спущусь сюда ещё раз не в день сдачи тестов. Спасать людей — их работа, ежедневная рутина, как мои отчёты и сметы, в конце концов, вряд ли я чем-то кого-то удивлю.

― Командир! — его зовёт кто-то из парней, он отворачивается от меня и показывает им знак рукой. Я, пользуясь случаем, утыкаюсь в смартфон и иду к лифту с чувством выполненного долга, каким-то странным осадком в душе и с тенью лёгкого беспокойства.

― А я знаю как! — в его голосе звучат насмешливые нотки, я становлюсь на месте, как вкопанная, чувство беспокойства растёт в геометрической прогрессии, ох уж этот солдафонский юмор, терпеть его не могу! ― В пятницу вечером по пиву, идёт?

Моё молчание по всему посчиталось знаком согласия, Руссо улыбается мне и уходит дальше по коридору. Я с минуту таращусь на его удаляющуюся спину и топаю к лифту, на ходу захлопывая челюсть. Сегодня только вторник, до пятницы всё непременно забудется. Непременно.

Чашка пива и рюмка кофе

Пятницы я ждала, как смертной казни. Неделя выдалась бурной, отдел корпел над чёртовым безумием отчётов — взрыв сдвинул нам все сроки. Я носилась в мыле между кабинетами финансового директора Пристли и её зама, шредер изжевал две пачки бумаги, а я ― только чашку кофе и леденец, которым меня подкормил заботливый Скотти. Фантики шуршали у него за перегородкой в течение всего рабочего дня.

Предстоящие «посиделки» в баре вызывали смутное чувство тревоги, я надеялась, что это была всего лишь эдакая тонкая шутка юмора. Я заставила себя о ней забыть, тем более, что количество заданий на единицу времени зашкаливало, и пустым мыслям в голове негде было развернуться.

Я вызываю лифт. Уже почти восемь вечера, рабочий день затянулся, я тереблю в руках брелок от машины, а папка бумаг удобно лежит у меня в руке — придётся изучить дома документацию для составления плана затрат.

Ребята из вечерней смены выходят на архиве, я командую «Парковка!», створки съезжаются, а я подбрасываю брелок и ловлю его в воздухе. За секунду до вижу чью-то ладонь в штурмовой перчатке, двери снова открываются, и в лифт вваливается сержант Руссо собственной персоной. Я поднимаю папки повыше, скрываю лицо наполовину, видно только мои лукавые глаза, господин начальник ― взмыленный и запыхавшийся, видимо, работы до черта не только у нас. Руссо командует «Парковка», я тихо матерюсь и закатываю глаза. Он стоит рядом и в мою сторону даже не косится, о, пресвятой Лука Пачолли, он меня не узнал, осталось проехать молча ещё сорок этажей и себя ничем не выдать. В лифте мигает свет, а потом отключается вовсе — наверное, ещё не все починили или починили, но так себе. Чёрт, ещё не хватало застрять тут под конец рабочего дня. Движение замедляется. Я вижу, как Руссо набирает на панели какой-то код, потом гавкает на кого-то в телефон, и, о чудо! мы тронулись! Как же хочется уметь так же легко и быстро решать проблемы.

― Продинамить решила?

Зря я решила, что осталась незамеченной. Руссо наклоняет ко мне голову и скалится, прям даже как-то зловеще. Расположение духа у него снова боевое и оптимистичное, только мне от этого ничуть не легче. Я уже настроилась провести вечер с чашкой горького шоколада и с каким-нибудь глупым сериалом, в любимых махровых носках и большущей как парашют футболке моего бывшего. Кроме футболки от него, увы, ничего полезного и не осталось.

― Н-н-нет, — неуверенно мямкаю я, папочка сползает по моему лицу, обнажая мою не менее хищную ответную улыбочку. Ну, а что, держу, как могу своё уставшее лицо.

― Ну и отлично, — он удовлетворённо кивает и притворяется, что внимательно разглядывает пейзаж за панорамным остеклением. Вид, что надо, кто бы спорил. Солнце склоняется к закату, освещает крыши домов золотистым светом, стальные высотки бликуют, как драгоценные, а внизу бегают маленькие люди и проносятся автомобили. Если бы эта чудесная картина не омрачалась не слишком радужными воспоминаниями трёхнедельной давности. Теперь кругом гирлянды из камер и прослушки, а в офис нельзя пройти, не раздевшись до трусов перед постом охраны. Но лучше уж так, чем опять летать из окна.

— Подожди здесь. Я за машиной. Оставишь свою на стоянке, домой я тебя отвезу. Не сбежишь?

Руссо выпускает меня из лифта вперед и ухмыляется. Я качаю головой, всё ещё тереблю связку родных ключей в руке, наверное, как-то бессознательно, будто они ещё могут меня спасти. Он улыбается еще шире и ещё зловеще, делает рывок с места ко мне, я пугаюсь, стукаюсь спиной о стенки лифта, а он застывает в дюйме от меня. Папка и ключи летят на пол, он поднимает их, вручает мне бумаги, а ключ оставляет себе.

― Теперь точно не сбежишь! — он смеется (если б я не знала, кто он такой, то наверняка спросила бы «Уж не наркоман ли ты часом, дружок?») и исчезает в темноте подземного паркинга.

Меня на секунду ослепляет свет фар, и я вижу перед собой винтажный корабль «Ривьера», привет из семидесятых. Я только присвистнула, мой малыш «Авео», которого я на сегодняшний вечер покидаю, от своей несравнимой никчёмности взгрустнул и однозначно стал ещё меньше.

― Запрыгивай!

Как изящно! Я нескрываемо морщусь от столь элегантного обращения, но чего я, собственно, ожидала? За язык никто не тянул, обещания надо выполнять, да и от стакана алкоголя спать буду лучше. Надо во всём искать плюсы — лимонад из лимона, конфетку из де…, в общем, не суть. Дёргаю за хромированную ручку и падаю в кресло, вполне даже удобное. В салоне чуть слышно пахнет хвоей, бормочет радио, рычит движок, а я закидываю свои папки на заднее сиденье и пристёгиваюсь.

― Тебя зовут-то так? — Великолепно! Думала, и не спросит.

― Нэнси. Анна Мориссон, финансовый отдел, — бурчу я в ответ.

― И чем ты занимаешься?

— Сметы составляю, затраты рассчитываю, — бесцветно перечисляю я.

― Интересная работёнка, — Руссо морщит лоб и кивает, будто понял хоть на полсекунды, что я ему только что сказала. Забавный какой.

― Не то слово! Это тебе не людей из окон вытаскивать, — бормочу я, а он громогласно хохочет, видимо, шутка прилетела в тему и произвела фурор, ох уж этот солдафонский юмор! Я закатываю себе фейспалм, вечер грозится быть фееричным.