Двое из легенды

Глава 1. Буря

Давным-давно, когда Серебряная река была бурной и полноводной, и славилась рыбой, а не плывущими по течению трупами, северным королевством правил истинный король Ульрих Справедливый. Сын его, королевич Ранмар, наверняка тоже стал бы достойным правителем, однако унаследовать трон ему не довелось.

Когда Ранмару исполнилось три года, королева Элеонна родила ему сестренку, Хайни. Роды проходили столь тяжело, что оправиться от последствий королева так и не смогла. Если бы не магические способности Ульриха, она бы и вовсе не увидела малютку.

Целый год король поддерживал жизнь умирающей жены, не желая отпускать ее в чертоги смерти. Целый год бесплодных попыток исцелить тело и вернуть ускользающую душу. Целый год, полный разбивающихся надежд...

Ульрих пребывал на грани отчаянья, но не хотел сдаваться. Он обратился к своему другу, старейшине лесного народа, за советом. Слова, которые он услышал, оказались горьки и тяжелы:

— Ты должен отпустить ее, — сказал старейшина лесного народа. — Душе нельзя находиться взаперти.

— Но она умрет!

— Да. Умрет и когда-нибудь родится снова. Ее время пришло, не стой на ее пути. Оглянись, ведь рядом с тобой есть те, кому твоя забота действительно нужна.

— Дети ни в чем не нуждаются, у них есть няньки.

— Они нуждаются в отце.

— И в матери!

Старейшина лесного народа покачал головой.

— Ты спросил моего совета, Ульрих, и я его дал. Дальше решать тебе.

После того как старейшина покинул замок, Ульрих заперся в покоях Элеонны, чтобы вместе с нею принять окончательное решение.

Вечером, когда солнце упало за горизонт и вечерние сумерки накрыли землю, Ульрих привел детей попрощаться с матерью, а затем отпустил ее душу.

Смерть Элеонны нанесла ему незаживающую рану. Похоронив жену в семейной усыпальнице, король отрешился от мира, оплакивая любимую. Иногда он виделся с детьми, обычно с сыном, потому что дочка, так сильно похожая на мать, заставляла его сердце сжиматься от боли.

Прошла неделя, затем другая. Уйдя в себя, Ульрих не заметил того, что происходило в его ближайшем окружении.

Однажды вечером, когда за окном бушевала гроза, он отправился навестить Ранмара, помня, что тот боится грома. Он нашел его забившимся в дальний угол комнаты, дрожащим от страха. Свечи в детской почти погасли. Недоумевая, куда подевалась нянька, Ульрих завернул сына в одеяло, подхватил на руки и собрался было пойти к дочери, но не успел — дверь детской распахнулась, и в комнату вошел Кремкрих, двоюродный брат и старший королевский советник. Вошел не один, а вместе с малышкой Хайни. Держал он ее весьма небрежно, сунув под мышку, словно куль с мукой. Лицо Кремкриха искажала злоба, в глазах полыхала ярость.

— Ну что, ваше величество, ребенок или трон? — произнес он, тряхнув девочку так, что та зашлась криком.

— Ты в своем уме, Кремкрих? Сейчас же отдай мне дочь!

Ульрих бросился к тому, кого еще недавно считал другом.

— Стоять! — воскликнул тот, поднимая малышку над головой. — Отрекись от трона и получишь свою дочь живой и здоровой, — и он снова встряхнул ее, едва не уронив на пол.

— Я тебя уничтожу!

— Вначале я уничтожу ее, — Кремкрих встряхнул кричащего ребенка еще сильней, — а потом и тебя с твоим обожаемым первенцем... А вот этого не советую, — произнес он, когда в свободной руке Ульриха появился огненный шар, объятый голубым пламенем. — Хотя, если тебе так ненавистна Хайни, давай. Она будет моим щитом.

Ульрих опустил руку, заставляя шар исчезнуть, и в ту же минуту Кремкрих крикнул:

— Стража!

Четверо гвардейцев влетели в детскую, ожидая приказания.

— Схватить изменника! — приказал Ульрих.

Но стражники не сдвинулись с места. Кремкрих рассмеялся.

— Твое время кончилось, братец. Королевству не нужен слабый король. Отныне трон мой, а ты со своими щенками можешь отправляться вслед за женой. Я покажу тебе дорогу.

Он снова сунул Хайни под мышку и, взмахнув рукой, запустил в Ульриха сгустком голубого пламени. Разбившись о силовой щит, тот не достиг цели. Второй удар, третий... Ульрих отступил вглубь комнаты. Он мог бы поразить изменника, но пока у Кремкриха была Хайни, оставалось только одно — защищаться.

Внезапно Кремкрих остановился.

— Ладно, хватит, мне надоело. Сдавайся, или я ее убью, — он занес полыхающую сиянием руку над головой девочки. — Считаю до трех. Раз... два...

Один из стражников взмахнул мечом, пытаясь атаковать Кремкриха, и в тот же миг отлетел к стене, стоило тому небрежно щелкнуть пальцами. Вскрик, и голова гвардейца упала на грудь, бездыханное тело сползло на пол.

Ульрих метнул в стражников огненный шар и, воспользовавшись моментом, впечатал кулак в нос Кремкриха. Изменник взвыл, хватаясь за лицо. Выхватив малышку, Ульрих бросился прочь из комнаты. Выскочив в коридор, обернулся, с размаху пнул дверь, отчего та исчезла, слившись со стеной. Но едва успел отбежать, как стена разлетелась от взрыва. Выскочив из пролома. Кремкрих с окровавленным лицом кинулся в погоню. Уцелевшие стражники бросились за ним.

Глава 2. Легенды

Все легенды об Истинном короле звучат одинаково. Ну или почти одинаково, все зависит конечно же от умения рассказчика. Вечерами, когда мир укутывает тьма, приглушая звуки, когда усталость дня сменяет покой, многие взрослые рассказывают эти легенды своим детям. Рассказывают негромко, справедливо опасаясь посторонних ушей, ибо времена в королевстве темные отнюдь не от времени суток. И в богатой опочивальне, и в бедной лачуге с закопченными стенами можно услышать одну и ту же историю об Ульрихе Справедливом, разве что с небольшими отклонениями в деталях.

В доме старого Остикуса было тепло и уютно, пощелкивали в очаге поленья каменного дерева. Масляная лампа разгоняла полумрак, делая рассказ еще более таинственным. Стайка юных гостей, примостившихся возле очага, ловила каждое слово, хотя все они знали историю наизусть. Когда одинаковые всадники устремились в разные стороны, путая следы, раздался неизменный вопрос:

— А дальше?

Задала его, как всегда, Онере, дочь хромоногой Лие. Как будто надеялась в этот раз услышать что-то новое.

— А дальше — великая тайна, — ответил Остикус. — Допивайте свое молоко — и по домам, родители вас заждались.

После этого гости обычно вспоминали о кружках и, осушив их до дна, со звоном громоздили посуду на стол. Затем, попрощавшись разбегались.

Однако в этот раз вышло по-другому.

— А как он выглядел, наш король? — спросила Онере, нарушив привычный ход событий. — Остикус, ты ведь видел его, правда? Каким он был?

В доме воцарилась тишина.

— Да, я видел его, Онере, — произнес Остикус после недолгого молчания. — Каким он был? Серьезным. Смелым. И добрым, — старик задумался. — Да, несмотря на суровый вид и решительные поступки, он имел очень доброе сердце. Я считал его своим другом и до сих пор считаю.

— Но почему? — вступил в разговор Тере, сын бондаря, самый старший из ребят и самый рассудительный. — Лесной народ всегда был сам по себе, как вы с королем Ульрихом смогли стать друзьями, если мы почти ни с кем не общаемся?

— О, это давняя история, —Остикус улыбнулся, и слушатели устроились поудобней в ожидании новой порции интересного. — Вышло это совершенно случайно. Да, Тере, ты прав, наш народ всегда был сам по себе, никогда не стремился к дружбе с королями, да и вообще не заводил друзей за границей нашего мира. Но судьба иногда преподносит сюрпризы. Как-то раз я отправился в лес за солнцецветом и наткнулся на мальчика — он упал с лошади и так рассадил тебе ногу, что не мог двинуться с места. Я помог ему, залечил рану — как вы знаете, летом в лесу это несложно — посадил на коня, и он отправился восвояси. Мальчик владел магией, и я был за него спокоен — знал, что домой он точно доберется в целости и сохранности.

В те годы я только-только стал старейшиной, и моя беспечность вполне объяснима — мне и в голову не пришло задать себе вопрос, что делает этот ребенок на границе Запретного леса один. Для детей нашего народа в этом нет ничего странного, лес — наш дом, но для чужака, да еще такого юного... Одним словом, через несколько дней я встретил его снова — он вернулся сказать спасибо. Тут-то я и узнал, с кем столкнула меня судьба.

Признаться, я и не думал, что это знакомство получит продолжение, но парнишка оказался упрям и жутко любопытен, а еще меня подкупили его честность и внутренняя сила. Одним словом, я не увидел в этом ребенке угрозы нашему народу, и вскоре путь в деревню стал для него открыт. Удивительно, лесной народ всегда сторонился тех, кто стоит у власти, а единственным посторонним, допущенным в нашу деревню, оказался наследный принц. И скажу вам честно, я до сих пор не жалею о том решении, потому что, когда Ульрих вырос, он остался таким же — смелым и справедливым. А его защита и поныне хранит деревню от посторонних глаз, без нее в нынешние времена нам пришлось бы сложно.

— Но, если защита до сих пор действует, значит истинный король жив? — произнесла Онере с надеждой.

Остикус кивнул.

— Я в этом уверен. Как и в том, что когда-нибудь он или его дети вернутся на престол, и жизнь в королевстве изменится к лучшему.

Когда гости разошлись, Остикус, поворошив догорающие угли, присел у очага. Воспоминания разбередили душу, вернув прошлое и вместе с ним — тревогу.

Подкрутив фитиль, старейшина спустился в подпол и, отомкнув сундук, достал длинный плоский предмет, завернутый в холстину. Из-под откинутой ткани блеснула рукоять старинного меча, лезвие преломило свет и вновь скрылось под слоем ткани.

Когда-нибудь, как было обещано давней грозовой ночью, настанет время вернуть Элбрет хозяину. А пока остается только ждать и надеяться, что жизнь не закончится раньше положенного срока.

Воспоминания по-прежнему не отпускали. Оставив лампу в доме, Остикус вышел на крыльцо, подставляя лицо холодному осеннему ветру. Перевернутая чаша небес сияла крупными звездами. Защитный купол был невидим для глаз, но старейшина чувствовал, что он по-прежнему есть. Легкое чувство тревоги, тенью упавшее на сердце, он приписал воспоминаниям, так неожиданно всплывшим из глубин памяти этим вечером. Темнота, царящая вокруг, вновь вернула его в ту грозовую ночь пятнадцатилетней давности, когда мир перевернулся, разбившись на осколки, которые ранили и его тоже.

В глубине души он жалел, что рассказал сегодня об истинном короле, хотя и понимал, что время ответов уже не за горами.

Глава 3. Перемены

Утром, едва рассвело, Рейна разбудил отец. Вручил сверток с завтраком (вяленое мясо, лепешка и фляга с водой) и протянул серебряный котелок с лежащими в нем перчатками. — Сходи к Черному омуту за водой.

— Но мы же вчера собирались...

— Это срочно, — в голосе отца послышалась напряжение. Рейн вгляделся в его лицо, но оно оказалось совершенно непроницаемо. — Не теряй времени, иди заячьей тропой и хорошенько смотри под ноги.

— Что-то случилось?

— Иди, — и отец буквально вытолкнул его за пределы защиты.

Пришлось собраться, оставив расспросы на потом. Рейн знал, Запретный лес не прощает слабости, в этом он убедился на собственной шкуре, и, если бы не магия отца, этот урок оказался бы для него последним.

Рейн освободил руки: котелок — на ремень, завтрак — в карман. Осмотрелся и, внимательно глядя под ноги, ступил на еле заметную, петляющую в траве тропу — путь к Черному омуту был долог и небезопасен. Причину столь неожиданного поручения Рейн решил поискать во время перекуса, когда установит защиту и сможет думать без риска быть съеденным, зазевавшись, какой-нибудь лесной тварью, а пока ему и без этого было чем заняться.

Уже через два десятка шагов свободные руки пригодились — швырнув огненный шар в вылезшую на тропу гидру, Рейн дождался, пока та, шипя, уползет обратно, после чего перепрыгнул проклятое место и поспешил дальше.

Падали желтые листья, создавая иллюзию самого обычного леса, щебетали птицы, по земле стелился туман. На секунду остановившись, Рейн бросил еще один шар в заросли справа от тропы. По ушам полоснуло визгом, земля дрогнула, и все стихло. Рейн обошел кусты по широкой дуге и снова вышел на полоску утоптанного дерна.

Вскоре деревья начали редеть. Тропинка забралась на холм, поросший сочной зеленой травой, так и манящей прилечь и отдохнуть. Вот только Рейн знал, чего стоит улечься на эту смертельную зелень. Еще один шар, на этот раз полыхнувший белым, — и сквозь поляну пролегла выжженная полоса. Рейн промчался по ней со всех ног, чувствуя, как искрит воздух от новой, лезущей из земли растительности. Миновав поляну, оглянулся — серая полоса на глазах наливалась зеленью.

Отвернувшись, он торопливо зашагал прочь — до Черного омута далеко, а вернуться необходимо засветло. Он никогда не ночевал в Лесу в одиночку, только вместе с отцом. Но даже вместе с ним это было то еще удовольствие, и повторять его Рейн не хотел.

Туман появился внезапно — какой-то миг, и все ложбины и впадины уже утонули в ватно-белом киселе. Рейн замер, прикидывая, что выбрать: бежать, рискуя быть схваченным какой-нибудь затаившейся в белизне тварью, или залезть повыше и переждать. Понимая, что при втором варианте засветло домой не вернуться, он припустил со всех ног, уповая на везение.

Он летел вперед, не разбирая дороги, перепрыгивая через темнеющие пятна. Бежал, не переводя дыхания...

— Стоп! — послышался над ухом знакомый голос. И Рейн замер, так и не опустив ногу. — Назад на один шаг.

Рейн отступил назад и повернул голову — рядом стоял отец: рубаха в крови, а сквозь фигуру просвечивает растущая позади сосна, черная и замшелая.

— Забудь о Черном омуте, сын, — произнес призрак, слова его звоном отдались в голове.

— Нет, — прошептал Рейн, — этого не может быть. Это просто морок, — он огляделся в поисках дурман-травы или чего-то подобного. — Или это туман...

Белые клочья начали таять, обнажив совсем рядом яму с болотной гнилью — смертельную ловушку для зазевавшегося путника. Глядя на зияющую черноту, из которой поднимались пузыри, Рейн подумал, что мог бы уже быть мертв. Эта мысль его совершенно не тронула — в душе разлилось парализующее безразличие.

— Ты ведь жив, правда? Я просто во что-то вляпался? — произнес он, глядя на призрачную фигуру отца.

Иногда лес выкидывал такие фокусы и даже умудрялся отвечать (как выяснялось потом, отвечал вовсе не лес, а собственное сознание), и Рейн надеялся, что снова вляпался в одну из таких штучек. Уж лучше так, чем...

— Нет, Ранмар, это не морок, я действительно мертв, — ответил призрак, и на лице его отразилось сожаление.

— Я не Ранмар, — хватаясь за последнюю соломинку, произнес Рейн, — ты ошибся.

— Нет, сын мой. И это далеко не вся правда, которую тебе предстоит узнать. Время пришло. Я как мог старался оградить тебя от этого знания, но... — лицо его внезапно изменилось и, глядя поверх головы сына, призрак воскликнул: — Берегись!

Мгновенно обернувшись, Рейн выставил защиту, и обугленный скелет змееголова свалился к его ногам.

— Ты быстр, — улыбнулся призрак, — это радует. Значит, я все-таки смог тебя научить. А теперь идем, у нас мало времени, — и он отправился вперед.

— Куда ты? — спросил Рейн. — Наш дом в другой стороне.

— Забудь о доме. Тот, кто убил меня, теперь дожидается твоего возвращения.

— Но почему?

— Не трать время, сын. Идем. Я все объясню по дороге. Поверь, твое промедление может стоить другим людям жизни.

Рейн, едва шагнув за ним, остановился, провел ладонью над головой, ставя защиту, и сунул руки в карманы.

Глава 4. Пересечения

Остикус проснулся затемно и понял, что вчерашнее чувство тревоги никуда не делось. Вышел на крыльцо. Предрассветный сумрак начал редеть. Взгляд задержался на растущей возле дома березе, и беспокойство стало сильней — на голых ветвях расположилась стая ворон. За последние пятнадцать лет эти птицы ни разу не появлялись в деревне.

Остикус прислушался к миру — защита все еще была на месте, но что-то все-равно было не так.

Старейшина вернулся в дом и огляделся по сторонам. Скамья, стол, очаг… Когда на глаза попались сухие пучки трав, развешанные под потолком, решение нашлось.

Накинув теплый плащ, он вышел из дома и направился к избушке на окраине деревне. Жилище встретило его темными окнами — обитатели еще спали. Остикус постучал в оконную раму, через несколько секунд показалось сонное лицо женщины и тут же исчезло. Дверь открылась, и Остикус шагнул внутрь, в темноту, подсвеченную лампой в руке хозяйки.

Вскоре он вновь вышел на улицу, теперь уже не один, а вместе с Онере. На ходу застегивая шерстяную накидку, та зябко поежилась от утреннего морозца. Они двигались быстро, почти бегом, и вскоре, покинув деревню, оказались у зарослей ольховника, за которым начиналась еле заметная тропа. Отдав последние распоряжения, старик торопливо обнял Онере и махнул рукой — «поспеши». Та кивнула и пустилась в путь.

Старейшина тоже медлить не стал, развернулся и отправился назад, в деревню.

В это же самое время в сердце Запретного леса заклинание разорвало в клочья защитную сферу возле хижины. К счастью, Ос уже отослал сына подальше.

— Ну здравствуй, Ульрих, — на поляну шагнул мужчина в изумрудном плаще с вышитым силуэтом коршуна на груди.

— Кремкрих.

— Как видишь, я снова без приглашения, — незваный гость лучился самодовольством.

— Что тебе нужно?

— Твою душу, братец.

В Оса полетел огненный шар, столкнувшись с точно таким же, пущенным навстречу. Вспышка, взрыв, снова вспышка... Магия Запретного леса искрила от чужеродного вмешательства, пробуждая нежить и темных тварей. Те, что помельче, глубже забились в норы, те, что посильней, сползались к поляне, толпясь и пожирая друг друга.

— А ты все еще силен, — вытирая кровь, бегущую из царапины на лбу, произнес Кремкрих. Ос ответил новым ударом. — Старый прием, братец, — колдун отбил его, усмехаясь. — А теперь попробуй вот это, — и на бывшего короля обрушился поток сминающей силы, припечатывая к стволу растущего позади дуба.

Ос вскрикнул. Глаза его закатились...

Остикус почти подошел своему дому, когда защита над деревней исчезла.

* * *

Деревья на склоне росли плотно, но магии в них не было. Уворачиваясь от цепких ветвей, перепрыгивая через змеящиеся корни, Рейн мчался вниз, не отвлекаясь на оборону, полностью оправдывая значение имени, с которым прожил последние пятнадцать лет — «стремительный».

Шум битвы становился громче, запах гари усилился. Когда деревня полностью открылась взору, Рейн увидел объятые пламенем крыши крайних домов. Повинуясь инстинкту, нырнул вбок, под прикрытие сломанной сосны — неподалеку, на пятачке между деревьями гарцевали четверо всадников в черных плащах. «Стервятники», как называли в народе карателей Кремкриха, потому что там, где они появлялись, всегда воцарялась смерть.

Трое, свистя и улюлюкая, поддерживали криками товарища, который пытался втащить на лошадь брыкающуюся девчонку. Та сопротивлялась изо всех сил, что ужасно забавляло карателей. Наконец старший снисходительно произнес:

— Ладно, хватит дурака валять, хозяин ждать не любит. Грух, иди помоги. Двинь ей как следует и вяжи, и без того задержались.

— Да ладно, зато с подарком приедем, — ответил один из всадников, спешиваясь и снимая с пояса моток веревки. — Деревенские-то отбиваются. Может и не удастся никого схватить, а эта сама в руки прыгнула.

Он попытался подойти, и тут же, заорав, выругался, отскакивая назад — платье не помешало девчонке пнуть его в колено.

— А вдруг это парень переодетый? — произнес другой каратель, глядя на пленницу сальным взглядом. — Надо бы проверить. А то привезем хозяину пацана — тумаками не отделаемся.

Всем идея понравилась, и остальные тоже покинули седла.

Понимая, что последует дальше, Рейн выскочил из засады, запустил огненным шаром в того, кто держал девчонку, затем в его приятелей. Старший оказался не промах, отразив удар силовым щитом, впрочем, довольно слабеньким. Каратели, выхватив мечи, бросились на Рейна, и тот сделал первое, что пришло в голову — огрел их заклятьем ужаса. От воплей, накрывших поляну, зазвенело в ушах. Визжа и завывая, стервятники бросились кто куда.

Девчонку, как и было задумано, заклятье не задело. Не теряя времени на благодарность, она уже неслась к деревне, петляя меж стволами, словно заяц. Рейн бросился за ней.

Он догнал ее почти у самых домов, перед зарослями ольховника. Сбил с ног, прижал к земле и рявкнул:

— Имя!

Вопрос оказался на удивление глупым — Рейн понял это, увидев лицо девчонки вблизи. Он не помнил своей матери, но ее портрет в отцовском медальоне навсегда врезался в память. И сейчас девчонка с теми же чертами лица, с такими же светлыми волосами, только очень сердитая, смотрела на него, хмуря брови.

Глава 5. Битва

На площади шел бой. Здесь собралась вся деревня — кто с вилами, кто с жердями, наскоро выломанными из плетней. Черные всадники теснили жителей к центру, сбивая в кучу, и уже успели разгуляться на славу — земля была усеяна телами.

Схватив камень, Онере запустила им в голову ближайшего всадника и, сбрасывая накидку, нырнула в бурлящий котел. Удар меча, летящий ей в голову, ушел в сторону, отклоненный заклятьем Рейна. Онере выхватила из-за пазухи мешочек, и в лицо черному всаднику пыхнул белый порошок. Заорав, каратель схватился за лицо и полетел наземь, сдернутый за ногу теперь уже Рейном, который решил, что глупо стоять в стороне, когда появилась такая отличная возможность навалять мерзавцам. Жители деревни друзьями ему не были, а вот карателей он не любил уже очень давно.

Онере тем временем развернулась и подняв обломок доски, размахивая им как дубиной, врезалась в гущу черных плащей, прорываясь к своим, в центр круга. Рейн не отставал, раскидывая заклинаниями сомкнувшуюся за ней стену нападающих.

Пробиваясь вперед, он не видел, что происходит там, в середине. Лишь крики, звуки ударов и шум говорили о том, что окруженные все еще живы и сопротивляются изо всех сил.

Карателей оказалось не так уж много, Рейн видел отряды и побольше. Вот только боевые навыки жителей деревни оставляли желать лучшего. Когда Рейн пробился в центр круга, то застал там всего с десяток из последних сил держащихся на ногах людей. Там же находился высокий старик с горящим взором и коротким, обагренным кровью, мечом. Людей, облеченных властью, Рейн чувствовал хорошо — старик был из таких, но бился наравне со всеми, и это внушало уважение.

Онере среди собравшихся не было. Озираясь по сторонам, Рейн пытался высмотреть ее в толпе дерущихся, попутно отбивая удары. Кинжал в ближнем бою все-таки оказался удобней, и Рейн мысленно поблагодарил отца, который всегда твердил, что магия — это хорошо, но оружие никогда не помешает.

Третьей руки у Рейна не было, отбиваясь от двух карателей, он краем глаза увидел сверкнувший сбоку меч и понял, что защититься не успеет. Неожиданно обладатель меча вскрикнул и рухнул под ноги дерущимся. Позади него с шальной улыбочкой и уже знакомой доской в руках показалась Онере, на щеке ее набухала кровью царапина.

— В расчете! — крикнула она и пригнулась, чтобы не попасть под огненный шар Рейна. Каратель за ее спиной упал, словно подкошенный.

Один из соперников Рейна переключился на Онере и тут же получил пудовым кулаком в нос от здоровяка в залитой кровью рубахе. Меч из вывернутой с хрустом руки житель деревни по праву забрал себе.

— Сзади! — завопила Онере.

Рейн вскинул руку, чтобы отразить удар, но не успел, слепящая вспышка накрыла мир белым. Погружаясь в беспамятство, собрав последние силы, он сделал то, что никак не мог сделать прежде, как бы ни старался. Он не увидел, но успел почувствовать, как столб золотого света взвился ввысь, раскручиваясь спиралью, заливая поляну, а затем и всю деревню волной древней магической силы. Пронизывая насквозь тело и разум, пробираясь в самые потаенные уголки души…

И всё закончилось.

* * *

Когда Рейн пришел в себя, то обнаружил, что лежит на траве, в небе над головой летают птицы, а рядом на корточках сидит Онере, вглядываясь ему в лицо.

— По-моему, он в порядке, — произнесла она, обращаясь к кому-то стоящему неподалеку.

Рейн повернул голову — уже знакомый высокий старик встретился с ним взглядом и, улыбнувшись, протянул руку. Несмотря на суровый вид, улыбка у него была очень теплой. Рейн, ухватившись за нее, поднялся на ноги. Мир кружился, слегка подташнивало, но в целом он чувствовал себя вполне сносно. Он огляделся: вокруг чернели кляксами тела мертвых захватчиков, заклинание Рейна выкосило их мгновенно и безжалостно.

— Рад снова видеть тебя, Ранмар, — произнес старик. — Когда я видел тебя в последний раз, ты был совсем маленький. А ты, Хайни, — он посмотрел на Онере, — была еще меньше.

— Подожди, Остикус, этот гефф что, не врал? — озадаченно произнесла Онере, вскользь глянув на Рейна.

Старик укоризненно покачал головой.

— Это не гефф, а твой брат. Следи за языком, девочка.

— Да ладно, — Онере фыркнула. — А почему эта золотая штуковина… ну, это сияние, его не укокошило? Оно же поубивало всех чужаков… Подожди, а почему оно тогда не убило меня? Если я и впрямь та самая королевская дочка, то, получается… Я что, тоже здесь не чужая? Или чужая? Ничего не понимаю!

— Родовая защита места, я прав? — Остикус взглянул на Рейна, и тот кивнул. — Ульрих рассказывал мне об этом заклинании. Почему ты его использовал? Ты ведь знал, что оно делает с теми, кто кровно не связан с этим местом?

Рейн посмотрел на Онере, только сейчас осознав, что подставил ее под удар.

— Да ладно, — усмехнулась та, снова умудрившись понять без слов. — О себе бы лучше подумал. Тоже мне, герой. — и, отвернувшись, она обратилась к Остикусу: — Он до конца не верил, что я его сестра. И чего тогда за мной потащился? — она отвернулась, пнув лежащую под ногами щепку.

— Это неважно. Ранмар, ты понимал, чем это заклинание грозит лично тебе?

Рейн вздохнул, поднял взгляд на старика... И запоздало понял, что этого делать не стоило.

Глава 6. После боя

Пока Рейн приходил в себя, о Лие успели позаботиться. Как и о других пострадавших. Огонь потушили, оставшихся без крова жителей устроили в уцелевших домах.

Треть местных погибла, многие были ранены. Царапина на щеке Онере, после того как Остикус приложил к ней тряпицу, смоченную каким-то настоем, почти на глазах затянулась, и стало понятно, что остальным выжившим страдать от ран тоже придется недолго.

Лие к этому времени уже пришла в себя, но Онере по-прежнему крутилась поблизости, то и дело поглядывая, все ли у нее в порядке.

— Остикус, а почему они оставили меня здесь? — неожиданно спросила она, удивив Рейна, которому казалось, что новоявленной сестрице плевать на всю эту королевско-родственную кутерьму.

— Отец очень любил тебя, Онере, — ответил старейшина. — Я уговорил его оставить тебя здесь, чтобы сохранить твою жизнь. Втроем у вас не было шансов выжить. Кремкрих послал погоню, при любой маскировке мужчине с двумя детьми было не скрыться. А здесь ты оказалась под защитой, ничем не отличаясь от лесного народа даже внешне. Полагаю, первым делом Ульриха стали искать в Вольном городе, — Остикус посмотрел на Рейна. — Я правильно полагаю, что твой отец выбрал лес? — Рейн кивнул. — Даже такому сильному магу, как твой отец, оказаться в лесу с двумя малышами — верная смерть. Думаю, он предвидел возможность гибели и дал тебе шанс остаться в живых. Думаешь, почему я назвал тебя Онере, «несущая надежду»? Даже если бы с Ульрихом и Ранмаром что-то случилось, род бы не прервался.

Онере вздохнула и, глядя в сторону, произнесла:

— Ладно, я поняла.

— Вот и хорошо. А теперь подождите меня здесь, — Остикус направился к своему дому. Вернулся с каким-то длинным предметом, завернутым в ткань, и протянул его Рейну. — Вот, держи. Твой отец просил передать тебе, когда придет время. Думаю, оно пришло.

Рейн откинул холстину и замер, увидев резную рукоять меча.

— Это Элбрет? — произнес он, не веря глазам. — Тот самый Элбрет? Он что, на самом деле существует?!

— Как видишь, — улыбнулся старейшина.

Рукоять удобно легла в руку, сверкнул на солнце клинок.

— Но я... Я не могу. Вы же меня совсем не знаете, как можно отдать его вот так, запросто.

— Я увидел твою душу, Ранмар, этого более чем достаточно.

— Но это меч королей, а я...

— А ты — наследник, и я не удивлюсь, если в скором будущем увижу тебя на троне.

— Если не нужен, отдай мне, — не сводя взгляда с меча, произнесла Онере.

Но Рейн спрятал Элбрет обратно в ножны и пристегнул их к поясу.

Почему-то он не чувствовал ни радости, ни удивления, только опустошение. До этого дня в его жизни никогда не происходило столько событий разом.

— Ладно. Спасибо. Мне пора обратно, — произнес он. — Нужно похоронить отца, — внезапное осознание, что того больше нет, легло на сердце невыносимой тяжестью. — Я пойду, — Рейн развернулся, сделал шаг и не понял, почему все еще остается на месте. И только потом догадался, что это Остикус удерживает его за руку.

Реальность сместилась, разбившись на два параллельных мира. Рейн увидел рядом с собой кого-то еще, точно такого же как он сам. И этому, другому, Остикус что-то говорил, глядя в глаза, на непонятном птичьем наречии. Затем этот другой оказался в доме, пропахшем травами, где его поили чем-то вязким и совершенно безвкусным. А потом в одно мгновение два мира снова стали единым целым, и Рейн, закашлялся от отвратительно-горького отвара, снова придя в себя.

— Уф, наконец-то, — выдохнула Онере, хлопая его по плечу. — Вот же тебя расплющило!

За бодрой улыбочкой проглядывало беспокойство.

— Спасибо, я все-таки пойду, — смутившись, произнес Рейн, поднимаясь с лавки.

— Знаешь, — Онере поднялась тоже, — я тут подумала, если... раз твой отец — он и мой отец тоже, то... В общем, я иду с тобой. Я только с мамой попрощаюсь. Подождешь?

Дождавшись кивка, она тут же умчалась.

Когда Остикус и Рейн вышли на крыльцо, ее зеленая накидка виднелась уже на другом краю деревни.

— Она намного ранимей, чем кажется. Береги ее, Ранмар.

И Рейн кивнул, подумав о том, что уже второй раз за день дал одно и то же обещание.

— Я могу восстановить защиту, — неожиданно произнес он, оборачиваясь к старейшине. — Идея пришла внезапно, и очень захотелось ее опробовать.

— Только если тебе это не навредит.

— Не должно. Надо проверить. — Рейн направился к пятачку в центре деревни. Земля на нем еще хранила следы битвы — то тут, то там темнели бурые пятна.

Встав посередине, Рейн достал меч. Лезвие чиркнуло по ладони, и, сжав кулак, Рейн вытянул руку вперед. Напитанные заклинанием, капли крови падали на землю. Еще несколько мгновений — и луч золотого света, поднявшись к небесам, рассыпался искрами и растаял в воздухе.

Рейн накрыл порез другой ладонью, останавливая кровь.

Остикус прислушался к своим ощущениям и улыбнулся:

— Я ее чувствую, твою защиту. И она другая.

Глава 7. Запретный лес

Всю дорогу до леса Онере болтала. Вначале Рейна это раздражало, поскольку они с отцом оба не отличались многословностью, но потом он понял, что дурацкая болтовня неплохо отвлекает от грустных мыслей, и раздражение исчезло.

— Держись за мною, — предупредил Рейн, когда они ступили в вечную тень Запретного леса. — И не отвлекайся.

Онере хмыкнула и ненадолго замолчала.

Первая треть пути прошла без происшествий — они благополучно миновали топь и кровавый тальник. Рейн понадеялся на то, что и змеиная тропа не преподнесет сюрпризов, однако не тут-то было — стоило подойти к зарослям саллы, как на тропу, извиваясь и шипя выползла здоровенная гидра. Черная треугольная голова угрожающе закачалась в воздухе.

Рейн уже приготовился прикончить ее огненным шаром, когда Онере схватила его за руку:

— Постой, не надо!

— Хочешь стать ее завтраком?

— Да брось ты, — она потянула его в сторону, — просто обойдем, — они свернули в траву и осторожно обошли зловещую сущность. Гидра, посмотрев им вслед, с шорохом скрылась в кустах. — Какой болван прокладывал эту тропу? — пробурчала Онере.

— Вообще-то, я.

— Ну, для геффа неплохо, — тут же нашлась сестрица, нимало не смущаясь того, что пять минут назад в самых красочных выражениях объяснила брату значение слова, которое так любят употреблять люди лесного племени применительно к тем несчастным, которые лесными людьми не являются. — А вообще, ужасно глупо. У гидр здесь гнездовище. Вот если бы через твой дом постоянно шастали всякие там... кто попало, ты бы тоже озверел. Смотреть надо лучше.

Рейн счел за лучшее промолчать.

Однако возле поляны Огненной смерти отмолчаться ему не удалось. Когда он собрался привычно выжечь тропу среди ядовито-сочной зелени, Онере сердито крикнула:

— Стой! Зачем жечь? Что она тебе сделала?!

Рейн хотел было объяснить, но тут девчонка опустилась на корточки и осторожно поднесла к траве раскрытую ладонь.

Рейн дернулся окатить ее водой, потому что рука должна была задымиться и вспыхнуть. Однако тонкие былинки, потянувшись, словно сторожевые собаки, обнюхали руку и снова опустились, сливаясь с колышущимся зеленым морем.

— Давай, теперь ты, — произнесла Онере.

И Рейн, стараясь не вспоминать о заживавших полгода ожогах после случайного соприкосновения с этой чудесной травкой, тоже протянул руку.

— Все, разувайся, пошли, — велела Онере, скидывая сапоги. — Только быстро.

И первой ступила на зеленый ковер.

Рейн шагнул следом, в глубине души ожидая, что вспыхнет как факел. Но не вспыхнул. Трава оказалась прохладной, упругой и слегка покалывала ступни.

— Скорее, — крикнула Онере уже с другой стороны поляны, и Рейн прибавил шагу — падать пеплом на зеленый ковер не хотелось.

Сойти с травы оказалось гораздо большим удовольствием, чем по ней идти.

— И насколько хватает этого фокуса с рукой?

— Не знаю, — пожала плечами Онере, обуваясь. — Не проверяла.

— А почему тогда спешила?

— Щекотки боюсь. Подумала, вдруг и ты тоже, раз уж мы с тобой родственники.

И совершенно не поняла, что так развеселило Рейна, хотя и не отказалась посмеяться за компанию.

Решив, что теперь она здесь главная, Онере, обогнала Рейна и пошла первой. Рейн возражать не стал — нынешний участок тропы был самым безопасным (насколько это вообще возможно в Запретном лесу). Вскоре он узнал, что видеть суть — это намного важнее магии, и что он, Рейн, похож на младенца, который размахивает дубиной, что глупо и ужасно опасно.

— Ведь ты пойми, — вещала Онере, — всё имеет свою причину. И даже существа в Запретном лесу тоже просто так не нападают, если их не трогать. Нужно просто к ним присмотреться, понять, и тогда не нужно будет никого убивать. Просто быть повнимательней... — умолкнув на полуслове, она остановилась и попятилась: — А вот с этой штукой я пока не разобралась.

Последнее слово утонуло в предсмертном визге, и тень, что бросилась на Онере, разлетелась облаком пыли от сгустка огня, брошенного Рейном.

— Наверняка в ней тоже можно было разглядеть суть, — произнесла Онере негромко, после того как Рейн оттеснил ее назад. — Просто она слишком быстрая, и я, сколько ни пыталась, так и не смогла понять, что ей нужно.

— Твои кости ей нужны, — буркнул Рейн, ускоряя шаг. До хижины оставалось совсем немного. — Эта тварь питается костями. Человеческие любит больше всего.

— Но я думаю...

— Думай, только молча, — отрезал Рейн, и Онере замолкла, обиженно сопя ему в спину.

Вскоре Рейн сбавил шаг и остановился, прислушиваясь.

— Ты чего? — шепотом спросила Онере.

— Здесь может быть засада. Отец предупреждал меня... — Рейн запнулся, чувствуя, как горечь утраты собирается комом в горле. — Тот, кто его убил, собирался дождаться меня.

Онере повела носом, огляделась, на мгновение замерла, а потом уверенно заявила:

Глава 8. Кремкрих

В закатных лучах, пробивающихся сквозь цветные стекла витража, человек, стоящий у окна, был похож на ярмарочного шута — изумрудный плащ с вышитым коршуном был покрыт, словно заплатками, разноцветными пятнами света.

Человек улыбался.

«Как удивительна судьба, дорогой братец, не правда ли? — произнес он, и улыбка превратилась в оскал. — Всё как той далекой ночью. С той лишь разницей, что я наконец-то тебя убил».

Он развернулся и подошел к кровати с пыльным голубым балдахином. В далеком прошлом она принадлежала малышу Ранмару, пусть тот и занимал на ней в те годы не так уж много места. Сейчас, окутанное облаком зеленоватого свечения, на кровати покоилось тело высокого темноволосого с проседью мужчины, на одежде которого виднелись засохшие пятна крови.

«Скоро к нашей компании добавятся недостающие лица. Уверен, ты им обрадуешься. А, нет, совсем забыл, — мужчина хохотнул, — ты же умер, а покойники радоваться не умеют».

Довольный своей шуткой, он от души рассмеялся. Смех этот больше походил на карканье ворона, но обладателю его и это обстоятельство нравилось тоже. «Вороны никогда не остаются без добычи», — любил повторять он.

«Знаешь, Ульрих, — он прекратил смеяться также неожиданно, как и начал, — я ждал этого дня пятнадцать лет. А ты ведь знаешь, я умею быть терпеливым. И теперь наконец все закончится, — он потер руки, — Я уничтожу твой род, обоих твоих выродков. И отмечу это по-королевски. — Он мечтательно закатил глаза. — Наконец-то. Сколько крови ты мне попортил. Все эти байки о том, что ты жив, что придешь и отомстишь — как мне все это надоело. Я сотру о тебе даже память. Выжгу каленым железом! Перевешаю всех, у кого язык повернется произнести твое имя вслух! Знаешь, — успокоившись, он присел на стул рядом с кроватью, — они ведь уже давно меня боятся и не называют тебя по имени. Никакого Ульриха Великого, лишь Истинный король. Так вот, теперь Истинным королем буду я. Истинным и единственным. А виселиц у меня хватит. Главное, ты мне больше не преграда. И твои детишки тоже отправятся за тобой. Ты знаешь, глупая чернь считает, что эта мелюзга меня свергнет. Дурь, конечно, но лучше я все-таки их убью, твоих детей. Так спокойней.

Да и тебе так лучше. Ну согласись, что это за жизнь — привыкшему к роскоши ютиться в жалкой лачуге в окружении нечисти, которая так и норовит сожрать тебя с потрохами. Да еще наследником твоим закусить. Эта вечная борьба наверняка ужасно изматывает. А еще, там, в своем паршивом лесу, ты наверное ужасно страдал от мысли, что на твоем троне во дворце сижу я, живой и здоровый. Так что, считай, я оказал тебе услугу, избавив от телесных и душевных мук, подарил покой, которого у тебя не было. Осталось подарить покой и твоим наследничкам».

Он прислушался к топоту шагов, доносящихся из коридора, и улыбнулся в предвкушении.

В дверь постучали, затем она распахнулась, и стражники впустили в комнату человека в черном плаще. Вид он имел потрепанный: плащ разорван, нога замотана бурой от крови тряпкой, лицо представляло собой один сплошной кровоподтек.

Вошедший склонил голову в поклоне.

— Докладывай, — приказал Кремкрих, мрачнея.

— Мой король, — торопливо заговорил тот, не поднимая головы. — Мы не смогли захватить детей. Все наши люди, вошедшие в деревню, погибли. Патруль, находящийся за пределами деревни, погиб, выжил я один. Но я видел их, мой король. Старший владеет магией, а младшую мы чуть не схватили, но старший помешал. И еще, — он сгорбился еще сильнее, — защита деревни снова восстановлена. Простите, но мы не можем туда проникнуть, — и поспешно добавил: — Не велите казнить, ваше величество.

— Ладно, не страшно, — обманчиво-спокойно произнес Кремкрих. — Сами придут. Иди, свободен, — он махнул рукой в сторону двери. Человек в черном плаще незаметно выдохнул и попятился к выходу.

Кремкрих проводил его взглядом, на лице появилась усмешка.

— Это ничего не меняет, Ульрих. Маленькая задержка, только и всего. Я оставил твоему старшенькому записку и подарочек от тебя. Придет как миленький, да наверняка не один. Давно ли ты видел свою дочурку? Вот и полюбуешься. Ах, да, я совсем забыл, — он хлопнул себя по лбу и гаркнул: — Стража!

В комнату влетели двое караульных.

— Пошлите за палачом, пусть отрубит голову этому, как его... — он защелкал пальцами, — Ну, этому, который сейчас заходил, из карательного отряда. Пусть отправляется к своим товарищам, чтобы им там не скучно было.

Довольный своими словами, Кремкрих разразился хохотом.

Глава 9. Тьма

Осенние звезды, холодные и яркие, были похожи на драгоценные камни, рассыпанные по черному бархату. Белая полоса Туманной дороги перечеркивала небосвод. Шумели ветви березы у дома Остикуса, словно кто-то высокий размахивал в темноте руками, не то предупреждая, не то гоня прочь. По земле тянуло прохладой, пахло прелой листвой.

Рейну не спалось. Новое место и вечная настороженность, давно ставшая частью его натуры, не давали сомкнуть глаз. Люди вокруг опасения не внушали, но уснуть в незнакомом месте не получалось. Жизнь в Запретном лесу научила его тому, что безопасное на вид в любой момент может вывернуться наизнанку и сожрать с потрохами.

Сейчас, глядя в небо, Рейн понял, что по-настоящему в своей жизни доверял только одному человеку — отцу. Вот только теперь его рядом не было, а доверять лишь самому себе, ни на кого не опираясь, было непривычно. Он знал, что справится с этим, переживет, научится, но чувство потери было слишком сильным, чтобы его не замечать. И не думать о том, что самого близкого человека больше нет. Чувствуя, как его снова захлестывает горе, Рейн напомнил себе, что теперь у него есть сестра (не помогло) и дед – старейшина лесного народа (тоже не особо подействовало), а потом вздохнул и сдался, понадеявшись на то, что со временем все же станет легче.

Вернувшись из Запретного леса в деревню, он выспросил у Остикуса всё, что тот знал о Кремкрихе. Сведений оказалось мало — старейшина нечасто бывал во дворце, но лучше мало чем ничего, поскольку знания самого Рейна не уходили дальше легенд. А вот информацией о плане королевского дворца, его входах и выходах, разжиться совсем не удалось. Остикус, как гость, всегда заходил в парадную дверь и по дворцу особо не разгуливал. У Рейна была идея, как проникнуть внутрь незамеченным, но рассказывать о ней он не стал, зная, что Остикусу она не понравится.

Разговор продлился за полночь. Рейн остался ночевать в доме Остикуса. Онере вначале убежала к матери, которую до постройки нового дома приютил родственник, а затем вернулась, потому что там и без нее было семеро по лавкам. Уйти решили на рассвете. Перед дорогой стоило хорошенько отдохнуть, но сон бежал. Поворочавшись с боку на бок, Рейн оделся и вышел на улицу.

Вначале, присев на крыльцо, бездумно смотрел на звезды, потом пошел проверить защиту — хоть какое-то полезное занятие.

В деревне царила темнота, все спали. Место, где проходила Ось, связанная с землей его кровью, Рейн смог бы найти с завязанными глазами — его тянуло туда, словно мотылька на огонь. И также как мотылек, он видел свет, столбом уходящий ввысь и там, вверху, распадающийся на отдельные лучи, которые, спускаясь, накрывали деревню куполом, невидимым постороннему взгляду. В отличие от мотылька, для Рейна этот свет был безвреден — он не мог опалить крыльев. Впрочем, крыльев у Рейна и не было.

Немного постояв в потоке сияния, он вернулся к дому.

На ступеньках, закутавшись в одеяло, сидела Онере.

— Так странно, — произнесла она, — вчера мы с Тере и Роно хотели пойти на рыбалку, жизнь была такой обыкновенной, даже скучной. А сегодня полдеревни сгорело, Тере отправился к предкам, Роно остался без братьев и отца, а я оказалась королевной из легенды и теперь собираюсь уйти из деревни.

— Беспокоишься за Лие?

— Если ты о нашем сгоревшем доме, то нет, лесной народ своих в беде не бросает. Ей-то уж точно в первую очередь дом построят. Беспокоюсь, что она за меня переживать будет.

— А почему в первую очередь? Потому что она твоя мать?

— Пф-ф, это не она — моя мать, а я — ее дочь. Сразу видно, что ты нездешний. Остикус, Лие и Трор — самые сильные Видящие в нашей деревне, остальные по сравнению с ними — младенцы. На них троих вся жизнь держится, им даже присматриваться не надо, вскользь глянули — и все понятно. Правда, каждому за свой дар пришлось чем-то пожертвовать. Остикус потерял жену и дочь. Лие не смогла найти мужа — мужчины ее боятся, потому что она каждого насквозь видит. Хотя она очень добрая и вообще замечательная, так что сами, дурни, виноваты. А Трор... ну, это его дело.

— А ты?

— Что я?

— У тебя сильный дар?

Онере пожала плечами.

— Еще не знаю. У нас испытание в восемнадцать, а до этого непонятно что у кого и как. Только не проси рассказать про испытания. Ты, может, мне и брат, но... сам понимаешь. Только если Остикус разрешит.

— Да я и не прошу, — Рейн пожал плечами. — И вообще, иди-ка ты спать, а то вставать рано.

— Да ладно, — Онере усмехнулась, — только не делай вид, что тебе не интересно.

— Не люблю лезть в чужие секреты, — ответил Рейн и исчез в доме. Гораздо больше его сейчас волновал завтрашний день.

Глава 10.Тайные тропы

Рано утром, когда Рейн и Онере завтракали, выслушивая последние наставления старейшины, в дверь постучали.

Это оказался мужчина, которого Рейн хорошо запомнил в битве на площади, из-за огромных кулаков, которыми тот орудовал, словно молотом.

— За деревней следят, — сообщил гость. — Каратели, человек двадцать, рассредоточены по всей границе. Ночью пытались войти в деревню, но не смогли — кровь на кустах осталась и видно, как тело волокли.

— Спасибо, Трор, — поблагодарил его Остикус. — Я отправлю ребят другим путем.

Мужчина кивнул.

— Да, там должно быть безопасно.

Когда тот ушел, Онере похлопала Рейна по плечу.

— А ты не безнадежен. Хоть что-то учуял, поздравляю, — и пояснила в ответ на недоуменный взгляд: — Не зря ты защиту ночью проверять ходил.

— Мне просто не спалось.

— Ну да, так я тебе и поверила.

Рейн уже понял, что переубедить Онере невозможно, поэтому спорить не стал – пусть думает, что хочет.

— Ну что ж, — произнес Остикус, — пожалуй, вам пора выходить.

— А как же слежка? — спросил Рейн, совершенно не понимая спокойствия старейшины, которому, казалось, нет никакого дела до засевших в лесу людей Кремкриха.

— А, — тот улыбнулся и по-мальчишески махнул рукой, — пусть следят, пока не надоест. Дорог на свете много.

Онере просияла, уловив то, что осталось для Рейна скрытым.

— Видишь ли, Ранмар, — пояснил старейшина, — у лесного народа есть свои тайные тропы. Сегодня вы уйдете одной из них.

— А если каратели снова нападут на деревню? — оставлять людей в опасности Рейну не хотелось.

— Не смогут.

— Защиту отца удалось сломать, а моя...

— Твоя — иная. Ты и сам иной. Ты зря сомневаешься в своих силах, Ранмар. Ты сделал очень много, со временем ты сам это поймешь. А пока просто не сомневайся. И не сравнивай себя с отцом. Ты — это ты, и в этом твоя сила. Идемте, вам пора повидаться с Мейю.

* * *

Казалось, что тоннель никогда не кончится. Никогда темнота подземного хода не сменится светом дня, а узкий невысокий свод — открытым пространством, где можно потянуться и раскинуть руки. Рейн почувствовал, что этот бесконечный путь начинает его угнетать. Хотелось поскорее выбраться и глотнуть свежего воздуха.

Сестрица, напротив, была очень рада оказаться здесь, под землей. Она двигалась бодро, чуть ли не вприпрыжку, и болтала о всякой ерунде, до которой Рейну не было никакого дела, поэтому слова ее пролетали мимо ушей.

Когда Рейн уже почти уверился, что в этой темной дыре ему предстоит провести весь остаток жизни, впереди наконец-то забрезжил свет. Вскоре светящаяся точка превратилась в пятно, затем — в средних размеров лаз, замаскированный ветками растущего рядом куста.

— А вы не боитесь, что через этот вход кто-нибудь попадет в деревню? — спросил Рейн, когда они подошли ближе.

— Не-а, геффы сюда не сунутся. Сейчас сам поймешь почему, — и Онере первой выглянула наружу. — Все в порядке, идем.

И Рейн, щурясь от полуденного солнца, выбрался наконец на свободу.

— Привет, Онере, — послышался женский голос, заставивший Рейна вздрогнуть от неожиданности. Привычное покалывание в ладонях — и светящийся шар уже готов бить на поражение.

— Привет, Мейю, — радостно отозвалась Онере, — а ты все такая же красавица! Рада тебя видеть!

— Спасибо, милая. Кто это с тобой?

— Представь себе, это мой брат. Знакомься, Рейн, это Мейю.

Глаза Рейна наконец-то привыкли к свету, и он смог разглядеть собеседницу. Девушка действительно оказалась невероятно хороша собой — большие глаза и длинные светлые волосы, водопадом спадающие к ногам, — она расчесывала их, сидя на каменной плите. Сквозь тонкую хрупкую фигурку просвечивало древнее, поросшее мхом надгробие.

Рейн слегка склонил голову в приветствии.

— Не знала, что у тебя есть брат, Онере, — девушка вернула Рейну поклон и улыбнулась.

— Да я и сама не знала.

— Я слышала, на деревню напали. Есть жертвы? — вместе с любопытством в голосе призрака промелькнула надежда.

— Есть, — вздохнула Онере.

— Как жаль, что вы больше здесь не хороните, — Мейю окинула взглядом окрестности старого кладбища, — я бы не отказалась увидеться с кем-нибудь еще. Как там мой внучек?

— Жив-здоров, передавал тебе привет.

Девушка вздохнула, гребень в ее руке ненадолго замер, а затем вновь продолжил движение.

— Когда увидишь его снова, передай малышу Остикусу, пусть как-нибудь заглянет в гости.

— Непременно, — заверила ее Онере, прислушиваясь.

— Да нет здесь никого, ни единной живой души. Только я. Вы не представляете, как здесь скучно.

— Мне очень жаль, но нам надо идти, — с сожалением произнесла Онере.