Дворяне 3.

Глава 1 Портрет Нины Павловны.

     Утром, в понедельник, Серёжа предупредил Соню, что сегодня пойдёт к директору школы и подаст заявление на увольнение. Соня в воскресение, между делом,  хорошо подумала, и её нервы успокоились. Под влиянием свекрови она стала рассуждать несколько иначе:

     - Я думаю, Серёжа, директор тебя не уволит без согласия райкома партии и не даст тебе трудовую книжку.  Ты сначала поговори с Ворониной.

     - Да я и без трудовой книжки уеду, - раздражённо сказал Сергей.

     Соня не ожидала от него такой решительности и не знала, что сказать. Ей, конечно, очень хотелось жить в большом городе, в Москве или в Ленинграде, в квартире с ванной, водопроводом, тёплым туалетом. В детстве ей пришлось пожить в богатстве и в квартире со всеми удобствами. И вот теперь она не могла смириться с тем, что живёт не так, как хочется. Однако здравый смысл поборол, и она сказала мужу:

     - Я, Серёженька, погорячилась, извини за «неудачника». Твоя мама права, тебе опасно работать Кремлёвским художником. Я даже предположила такую ситуацию: нам могут родственники прислать письмо из-за границы, и тебя заподозрят в шпионаже. Так что давай оставим всё, как есть. Не езди никуда, ладно?   

    Сергей был удивлён такой перемене в желаниях жены и её мудрому рассуждению. Обычно она была упряма и добивалась своего.

    - Хорошо, Сонечка, - сказал он, успокоившись, - будем жить и дальше в Данилове.

    Полдевятого, как всегда, он пошёл на работу в школу номер один, и взял с собой сына Колю, который с первого сентября  начал учиться  в первом классе. По дороге в школу Коля что-то без умолку говорил, но отец его не слушал, а только поддакивал, а сам думал о своём. Ему нравилась молодая учительница, у которой учился Коля. Звали её Нина Павловна. Она была из бывшей купеческой семьи Новиковых, недавно окончила Даниловский педагогический техникум.

     Свой урок у Сергея должен начаться в девять часов, и он сначала привёл Колю в его класс. Нина Павловна уже сидела в классе за учительским столом. Понемногу собирались дети с сумками и портфелями, садились за свои парты. У Коли была матерчатая сумка, а портфель ему купить не удалось, и вообще у большинства школьников были простые сумки. Когда Сержпинские вошли в класс, Нина Павловна приветливо улыбнулась:

    - Здравствуйте, Сергей Николаевич! Как вы съездили в Москву?

    Сергей нехотя стал рассказывать о поездке и о том, что Калинина там не застали.

    - Калинин, наверное, вашу работу оценит по достоинству, - предположила она. – Я бы хотела, чтобы вы и меня нарисовали.

    Все учителя Даниловских школ видели  портрет Калинина и Нина Павловна тоже. Они восхищались талантом Сержпинского, и теперь многие просили его нарисовать их портреты. 

    - Конечно, нарисую, если вы, Ниночка, желаете, - обрадовался Сергей. Ему давно хотелось написать портрет красивой девушки, а тут она сама изъявила желание.

    Зазвонил звонок, извещая о начале урока. Это уборщица тётя Глаша звонила колокольчиком. (Электрического звонка не было ни в одной Даниловской школе). Сергей собрался идти к себе в класс, но Нина Павловна его задержала:

    - Сергей Николаевич, я хочу подарить вашему Коле мой портфель, с ним я сама в школу ходила.

    .  Сергей от такого предложения  смутился:

    - Не надо, Нина Павловна, ему и с сумкой нравится ходить, - запротестовал он. 

    - Ну, ладно, я зайду к вам в перемену, и мы договоримся, - пообещала она.

    Урок рисования Сергею надо было проводить в седьмом классе, но сначала он зашёл в учительскую за коробкой с гипсовыми фигурками. После звонка прошло минут десять. Войдя в класс, он обнаружил  спокойно сидящих учеников. Почти всегда в таких случаях, когда учитель задерживается, они шумят и устраивают потасовки, а на этот раз случилось с ними  что-то необычное. При виде вошедшего учителя они дружно встали и, Сергей сказал:

    - Здравствуйте товарищи, садитесь. Бумага для рисования у всех есть? Если у кого-то нет, то подходите, и я выдам бумагу. Сегодня мы будем срисовывать с натуры предметы, которые я поставлю вам на парты. Он объяснил ещё раз теорию создания рисунка,  раздал гипсовые фигурки, и ученики принялись за работу. Он тем временем ходил по классу и подсказывал, как надо рисовать карандашом, указывал на ошибки. В какой-то момент он стал думать о Нине Павловне, перед его глазами стоял её образ, её соблазнительная улыбка. Он поймал себя на мыслях о ней и подумал: «Неужели я влюбился? Ведь я обещал Сонечке быть ей верным на всю жизнь. И почему мне нравятся исключительно молоденькие и симпатичные женщины? Ведь Сонечка ещё не старая, а я уже к ней охладел и не чувствую того восторга, как это было раньше? Странный я человек. Но я думаю, что не будет с моей стороны измены, если буду рисовать других женщин. Ещё в училище преподаватель живописи говорил нам студентам: «Самое прекрасное в природе, что только мог создать бог – это молодая женщина».

    Во время перемены, как и обещала, к Сергею в класс зашла Нина Павловна.

   - Сергей Николаевич, я портфель завтра для Коли принесу, зачем он мне? А ему он будет в радость, и за портрет я с вами, таким образом, расплачусь. Только нарисуйте меня масляными красками. 

   - Ну, ладно, - согласился Сергей, - сегодня после обеда я могу вас начать рисовать.

Глава 3. Ревизор Вячеслав Никифорович.

    В Даниловский финансовый отдел, в конце марта приехала из Ярославля ревизионная комиссия из трёх человек, двух женщин и одного мужчины, который возглавлял комиссию. Всем ревизорам на вид было чуть больше сорока лет. Выглядели они солидно, одеты были в дорогую одежду: женщины красовались в шубах, хотя морозы уже заканчивались, а мужчина был в пальто с каракулевым воротником, а на голове у него была  шерстяная шляпа, с полями.  Его звали  Зубеев Вячеслав Никифорович, и он уже проводил здесь ревизии не первый раз. Соне Сержпинской он, как мужчина и, как человек, очень нравился. О себе Вячеслав Никифорович ничего не рассказывал, но по его интеллигентности и образованности чувствовалось благородное происхождение. На Соню он особого внимания не обращал, а ей хотелось, чтобы он отличал её от других женщин, поэтому она одевалась лучше, чем обычно, и на голове  сама сделала себе причёску, хотела сходить в парикмахерскую, но экономная свекровь не дала денег.

    Обедали ревизоры в ресторане, расположенном через дорогу, наискосок, за пятьдесят метров от райфо. Ресторан находился  на втором этаже магазина Мосаинова. Ходили ревизоры туда втроём. Соня брала поесть с собой или иногда обедала  дома. На дорогу до дома она тратила пятнадцать минут, поэтому домой обедать ходила редко, только, когда болели дети.

                              ----------------------------------------------------------------

     Неожиданно для Сони, в один из дней, Вячеслав Никифорович пригласил её в ресторан на обед. Она вежливо отказалась, сославшись на плохое самочувствие. С этого момента он стал проявлять к ней интерес, каждый день сидел возле неё и пересчитывал документы в её папках. Соня была уже не рада его вниманию, потому что он нашёл в её документах ошибки. 

   - Я закрою глаза на ваши ошибки, если вы сходите со мной пообедать, - настойчиво предложил он.

   Соня боялась потерять работу, поэтому согласилась. «Что тут особенного, - думала она, - пообедать с кем-то, это не измена мужу». Она больше боялась свекрови, чем мужа. Если кто-то увидит её с ревизором и доложит свекрови, то будут  неприятные нравоучения, а Серёжа всё простит. И Соня решила сегодня же вечером самой посоветоваться с Евпраксией Павловной, как ей быть в данной ситуации.

    Вячеслав Никифорович обрадовался, что Соня согласилась с ним пообедать, и в приподнятом настроении стал собираться на обед, не дожидаясь, когда часы укажут обеденное время.

    - Софья Семёновна, пойдёмте пораньше, иначе нас опередят другие, - сказал он, надевая пальто. – Одевайтесь, а я буду ждать вас внизу.

   У Сони денег с собой было мало, всего рубль, чтобы по дороге домой купить хлеба, и она надеялась, что кавалер сам заплатит за неё. Ведь он был такой вежливый и обходительный. На улице снег продолжал таять, но его за зиму нанесло столько, что казалось, огромные сугробы, по краям дороги, никогда не растают.  Соня и Вячеслав Никифорович быстро дошли до ресторана, поднялись на второй этаж, и гардеробщик принял у них пальто. Помещение в ресторане было не большое, здесь размещались десять столиков, за которыми могли сесть по четыре человека. Соне приходилось бывать здесь один раз с отцом и сёстрами, ещё в детстве, когда ей было двенадцать лет.  Они тогда ездили из деревни в Данилов за покупками. Ей запомнилось вкусное мороженое, которое делали в ресторане.

   - Здесь всё, наверное, стоит дорого, - смущённо говорила она, поправляя причёску возле большого зеркала.

   - Отнюдь нет, - успокоил её Вячеслав Никифорович. – Я каждый раз трачу не более пяти рублей и всё очень вкусно и сытно. Присаживайтесь за этот столик, - предложил он, - И не переживайте, я за вас расплачусь. У меня всё же зарплата побольше, чем у вас. У Сони зарплата составляла двести рублей в месяц, а сколько у него, она только предполагала, но спрашивать об этом ей было неудобно.  В ресторане в этот момент занято было только половина мест. В большинстве здесь обедали люди в рабочей одежде, пришедшие выпить пива и перекусить. Кроме ресторана, пива в Данилове больше нигде не продавали.

    - Что будете заказывать? – спросил Вячеслав Никифорович.

    - Мне бы хотелось заказать сливочное мороженое, и больше ничего, - смущённо ответила Соня. – Раньше здесь я пробовала мороженое,

    - Теперь вряд ли его здесь делают. Я знаю меню наизусть, оно висит возле зеркала на стене. Предлагаю заказать нам по рассольнику на первое и на второе мясо кролика под белым соусом, чай и по пирожку. 

   Он подозвал официантку и сделал заказ. Официантка быстро принесла на подносе тарелки, и всё необходимое, и сразу взяла деньги с клиента. Всего Вячеслав

   Софья Семёновна Сержпинская.

 Фотографировалась примерно в 1935 году.

Никифорович заплатил семь рублей пятьдесят копеек. Пока Соня ела суп, внимательно осмотрела оформление зала. Как и раньше на окнах висели шикарные шторы, наверное, те же, что и при хозяине. С потолка свисала красивая люстра под свечи, а на стенах были электрические бра, под которыми висели небольшие картины в багетных рамах. Вся обстановка была прежней, как и тогда, и эти картины ей тоже запомнились. Вячеслав Никифорович ел молча и не спеша, периодически он вытирал

салфеткой свои усы и внимательно, с любовью наблюдал за своей спутницей, сидящей, напротив. Закончив есть суп, он сказал:

Глава 4. Убийство Кирова.

     В семье Сержпинских не всегда была полная гармония, мир и согласие. Иногда случались ссоры между супругами. Тот случай, когда Соня обедала в ресторане с ревизором, не остался без внимания. Примерно  через полгода, Константин Фураев,  при встрече, рассказал Сергею об этом, да ещё приукрасил. У Сергея вдруг возникли подозрения, что, возможно, ему жена изменила с ревизором. Придя домой, он высказал  ей все свои подозрения в присутствии матери и детей. Он припомнил так же и ухаживания за ней заведующего райфо Мишина. Говорил он спокойно, не кричал, но с не скрываемой обидой. 

      Однако мать заступилась за сноху:

     - Нельзя слушать всякие сплетни, - говорила она, - иначе мирной жизни у вас не будет. Соня сразу рассказала мне о проблеме с ревизором, и я ей верю. А то, что она сразу тебе не рассказала, так это я ей так посоветовала, думала, что тебя не обязательно посвящать в эти дела.

     После слов матери Сергей успокоился и больше не возвращался к этому  разговору. Мудрая Евпраксия  старалась внушать своим молодым, как правильно вести себя в семье. Во-первых, не ссориться при детях, это пагубно повлияет на их нервную систему, а во-вторых, не устраивать ссоры при  ней, потому что у пожилых людей нервы изношены, и  старики принимают всё близко к сердцу. Она говорила:

    - Вот вы поругались при мне, а потом ночью легли спать и помирились. А  мне  всю ночь не уснуть, буду переживать из-за вас.

                       ------------------------------------------------------------------------------------

      Первого декабря 1934 года,  Евпраксии Павловне исполнилось пятьдесят пять лет. Вечером, состоялся семейный праздник, хотя был рабочий день. Придя с работы, вся семья расположилась на кухне за  столом. Здесь были холодные закуски и две глубокие тарелки: одна с горячей картошкой, а другая с жареным мясом. Всё это приготовил Глеб, приехавший с утра из Ярославля. Он с детства любил готовить. Кроме закусок на столе было шампанское, которое он привёз с собой. Про Павла он сообщил, что его не отпустили с работы.

   На кухне работало радио, и начинали передавать новости.

   - Тише, дети, дайте новости послушать, - просил Сергей Колю, Вову и Сашу, которые шумели и мешали взрослым слушать радио. Несколько дней назад в квартиру к Сержпинским провели провода для радио от городского радиоузла. Сразу же им, как и всем жильцам дома, выдали динамик, в виде круглой, чёрной тарелки и повесили на стену в кухне. Это было большое событие, и все члены семьи, в том числе и дети, с интересом его слушали. Радио работало с шести часов утра и до двенадцати ночи. Весь день из динамика слышалась музыка, и дикторы передавали новости.

    - Тише, - снова сказал Сергей уже сердитым тоном.

    Звук из динамика был не громкий и, нельзя было его прибавить.

Диктор сообщил:  «Сегодня утром был убит  Сергей Миронович Киров – член политбюро ЦК ВКП (б). На многих заводах страны прошли  митинги рабочих осуждающих это убийство и требующих начать террор против врагов народа. Центральный исполнительный комитет СССР принял постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» следующего содержания: «Внести изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти:

1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней;

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде;

3. Дела слушать без участия сторон;

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать;

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора.

Постановление ЦИК и СНК СССР 1 декабря 1934 г, подписано председателем ЦИК  Михаилом Ивановичем Калининым». Когда новости закончились, то зазвучала траурная мелодия. Лица, у сидящих людей за столом, стали серьёзными, радостное настроение исчезло. По радио ничего не сообщили, кто же убил Кирова. Минуту размышления прервала Евпраксия Павловна:

    - Убийцу, безусловно, найдут, - сказала она. –  Теперь опять во всём будет виновата интеллигенция. Я бы не смогла убить человека, даже такого, как Киров. Я преклоняюсь перед тем героем, который убил Кирова, и перед госпожой Каплан, которая стреляла в Ленина.  Какое мужество надо иметь, чтобы пойти на это.

   - Что ты, мама, говоришь, - возмутился Глеб, - ты разве против Советской власти?

   - Я не против власти народа, я против кучки большевиков, захвативших власть в государстве. Вы помните Геннадия Ивановича Свешникова? Так вот, я вам не рассказывала: он тоже убил в Данилове одного большевика. Фамилию я того большевика  не помню. Геннадий Иванович был мужественным человеком, и теперь я вижу, что он был сто раз прав.

     - В чём он был прав?

     - В том, что наше сословие интеллигенции, теперь изгои и враги народа. Вам, дети мои, надо теперь жить тихо и нигде лишнего не говорить. Опять, как и в восемнадцатом году начнут бесчинствовать чекисты.

     После её слов Сергей, чтобы сменить тему разговора, открыл бутылку шампанского и, стараясь сделать улыбку, произнёс тост:

Глава 5. В Данилов приехали Покровские.

      В конце февраля 1935 года, в воскресение, Сергей расчищал с утра во дворе снег. В калитку вошли мужчина и женщина, и Сергей не обратил на них внимания: «Мало ли тут ходят, ведь в доме живут ещё три семьи, возможно, это к кому-то из них пришли», - подумал он.

     - Уважаемый, не подскажете, где тут живут Сержпинские? – спросил мужчина. 

     Сергей удивился, что назвали его фамилию, и голос мужчины был очень знакомый. Он вгляделся в его лицо и не поверил своим глазам, перед ним стоял Алик Покровский, его троюродный брат. Алик тоже сразу Сергея не узнал, так как он был в фуфайке и в валенках.

    - Алик, это ты? – воскликнул Сергей.

    - Серёжа, здравствуй, - обрадовался Алик, - а мы к вам. Это моя жена, Раиса, - представил он молодую, симпатичную женщину, стоявшую рядом с ним, в дорогой шубе. 

    - Как здоровье тёти Плани? – поинтересовался Алик, - она дома? 

    - Все дома, сегодня же воскресение. Проходите, -  пригласил гостей Серёжа.

    Дети ещё спали, хотя на улице было уже светло, а Соня со свекровью занимались своими делами. Евпраксия с утра пораньше сидела за письменным столом и проверяла школьные тетради. Увидев гостей, она радостно с ними поздоровалась и спросила:

     - Алик, как поживает твоя мама, как её здоровье?

     - Она недавно умерла, - сказал он, снимая пальто. – Поэтому она и письма вам не писала. Несколько месяцев она болела простудой, а потом случился сердечный приступ.       

     Евпраксия посочувствовала и стала хлопотать на кухне. Соня тоже засуетилась и решила накрыть праздничный стол в большой комнате, ведь это были, в её глазах, очень важные родственники. Она слышала от мужа, что Альберт Михайлович работает большим начальником в Ленинградском ГПУ. Только странно как-то они появились в Данилове, даже не предупредили о своём приезде ни в письмах, ни телеграммой. 

    Серёжа, тем временем, принял у гостей верхнюю одежду и провёл в гостиную, усадил на кожаный диван. Но Алик оставил сидеть на диване жену, а сам, по привычке чекиста, прошёлся по квартире, всё осмотрел и даже заглянул в затопленную печь, прикурил там папироску и спросил:

   - У вас можно закурить?

   - Да, кури, не стесняйся, - разрешила Евпраксия, - я тоже иногда курю, успокаиваю нервы. Она закрыла дверь в маленькую комнату, чтобы туда, к спящим детям, не попадал дым, и продолжала месить тесто, намереваясь испечь пирог. 

    Выпуская изо рта дым, Алик присел на диван рядом с женой, а Сергей сел на стул напротив них.

    - И когда вы поженились? – спросил Сержпинский.

    Появление Алика с женой стало неожиданностью, так как от Покровских давно не было писем, и  ничего о женитьбе Альберта было не известно.

    - Это длинная история, дорогой Серёжа, - с загадочной улыбкой сказал Алик, - я тебе потом как-нибудь расскажу. Вы все, наверное, удивлены моему приезду? Постараюсь объяснить. После убийства в Ленинграде Кирова, наше Ленинградское управление государственной безопасности расформировали за то, что мы не обеспечили нужную охрану Кирова. К тому же в наших рядах оказались несколько человек причастных к антисоветской группировке. Они арестованы и дают показания. Меня и других работников госбезопасности понизили в должности и распределили в дальние районы страны.

   - А как же ты оказался в Данилове? – с удивлением спросил Сергей.

   - Я сам попросил народного комиссара НКВД Генриха Ягоду направить меня сюда. Мы с ним в восемнадцатом году служили под одной крышей у Дзержинского. Если бы не Ягода, меня бы тоже арестовали.

   Сергей был очень удивлён такому повороту событий. А жена Альберта добавила:

   - Теперь он начальник Даниловского райотдела НКВД.

   Сержпинский запутался в этих названиях: ГПУ, ГУГБ, НКВД  и попросил Алика разъяснить ему, кто кому подчиняется, и он стал разъяснять:

    - После чрезвычайной комиссии в 1923 году было образовано при НКВД  СССР  объединённое государственное политуправление (ОГПУ), а на местах ГПУ.  А в июле прошлого года ОГПУ упразднили и при НКВД образовали ГУГБ. Теперь милиция подчиняется госбезопасности. То есть ваш начальник милиции подчиняется мне. А я не подчиняюсь здесь никому, а только Ярославскому НКВД. Теперь понятно?

    - А как же райком партии? Ты, как коммунист должен по партийной линии райкому подчиняться.

    - Нет, я состою на партийном учёте в Ярославском НКВД, - пояснил Покровский.

    Евпраксия из кухни слышала их разговор, и,  зайдя в гостиную заметила:

    - Ой, Алик, тяжело тебе будет здесь с твоим характером работать. У тебя же добрая натура, а на этой должности должен быть зверь, чтобы людей на расстрел отправлять.

    Жена Алика согласилась с этим мнением. Она тоже считала его мягкотелым и слабохарактерным человеком.

    Пока разговаривали, в квартире запахло пирогами, и женщины накрывали на стол, придвинутый к дивану. В беседе с гостями выяснилось, что они приехали в Данилов ещё на прошлой неделе, и им дали комнату в кирпичном доме на втором этаже милиции. Алик предупредил Сержпинских, что им не надо никому рассказывать, что он им родственник и общение с ним надо ограничивать.

Глава 6. Лжесвидетели.

     Когда утром Соня встала с постели, то увидела мужа, сидящего за письменным столом, в нательной рубашке и в кальсонах. Он, задумавшись, смотрел в одну точку.

     - Ты почему, Серёжа, такой бледный?  Ты заболел?  - спросила Соня.

     - Да, Сонечка, видимо открылась язва желудка, меня вытошнило с кровью, -  ответил Сергей, и его глаза были очень грустными. 

     Ночь он плохо спал, и ему снились всякие кошмары: сквозь сон, он вспомнил расстрел молодых офицеров, на станции «Филино», и, как он спасал из тюрьмы Сониного отца. Напрашивались выводы, что Гражданская война ещё не закончилась, а продолжается и, что Сергей против его воли оказался в стане «врагов народа».

    - Иди в больницу, -  с озабоченностью сказала Соня.

    - Придётся туда идти, - согласился он, - только сначала зайду к директору школы, и предупрежу, что заболел.

    Когда Сержпинский пришёл во вторую школу, уроки уже начались. Директор находился в своём кабинете, сидел, подперев голову  рукой, и думал о чём-то. На, вошедшего учителя, он не отреагировал, а тихо сообщил, оставаясь в таком же положении: «Арестовали нашего Николая Фёдоровича».

   Сергей сразу понял, за что его арестовали, потому что Шаховской Николай Фёдорович был в том злополучном списке. Сержпинский стоял перед директором и несколько минут молчал, не зная с чего начать своё сообщение. Шаховского он давно знал, но дружбы с ним не вёл, так как тот был гораздо его старше. Николай Фёдорович не скрывал, что был выходцем из дворянской семьи, но больше за ним ничего противозаконного никто не замечал. Возможно, Успенский просто так записал его в список.

   - И что теперь с ним будет? – в растерянности спросил Сержпинский.

   - Наверное, расстреляют, - тяжело вздохнул директор.

   - А я заболел, - сказал Сергей, понимая, что не вовремя сообщил об этом, и вышел из кабинета. Он решил идти к Алику Покровскому хлопотать за Шаховского, но на пути к нему остановился. «Лучше передам ему на словах через его жену», и направился в библиотеку. В библиотеке никого не оказалось, кроме Раисы и он объяснил ей всю ситуацию с Шаховским, но не сказал про список.

   - Передай, пожалуйста, Алику, - просил он, - что Николай Фёдорович хороший человек, он и мухи не обидит, и против Советской власти ни разу не высказывался.

    После библиотеки Сержпинский пошёл в больницу, где ему  выписали лекарства,  от работы тоже дали освобождение. Воспользовавшись случайным отпуском, он решил ускорить процесс поиска свидетелей  и направился к Першину в клуб.

    Была оттепель, и снег на улице таял, отчего он промочил валенки, и начало побаливать горло. «Как мне не везёт, я совсем разболелся, - подумал Сергей, - но надо действовать, чтобы самому спастись и другим помочь».

    Олег Першин был на работе и писал лозунг на красном материале, в своей комнате - мастерской. Только Сергей появился на пороге, как он сообщил:

    - Я сегодня узнал, что Воронина из Данилова уехала навсегда. И кто будет вместо неё в райкоме, пока неизвестно.  А ты не знаешь?

   - Нет, - ответил Сергей, - я к тебе зашёл по другому вопросу, по очень секретному делу. Нас тут могут услышать?

    - Не услышат, можешь говорить, а что случилось? – насторожился Олег. 

    - Страшнее смерти нет ничего, - тихим голосом сказал Сержпинский. – Дело в том, что нас с тобой и ещё сорок три человека могут скоро расстрелять. Успенский, будь он не ладен, вписал нас с тобой в список подпольной организации в Данилове, которая взаимодействовала с отрядом атамана Озерова. Ты в курсе об этом?

   - Ничего не знал, в первый раз слышу, - с недоверием посмотрел на товарища  Олег. Мол: «Не шутит ли?» И тут же в его глазах появился страх.

   - Я говорю вполне серьёзно, - настаивал Сержпинский. -  Нам надо обезвредить Куркова Степана, сотрудника госбезопасности, который знает об этом списке и хочет нас арестовать.

    Дальше Сергей изложил план действий, как надо доказать в суде, что Курков изнасиловал шестнадцатилетнюю  Дарью Волошину.

   - Я тебе не верю, и не хочу ввязываться в это дело, - запротестовал Олег. Его лицо покраснело, и он готов был поссориться с товарищем.

   «Как же убедить, что я не шучу», -  думал Сергей. После минуты раздумья, он продолжал:

   - Копию списка членов подпольной организации мне дал сам Покровский Альберт Михайлович – новый начальник Даниловского райотдела НКВД. Он мой троюродный брат. Только никому не говори об этом.

    Сергей обещал Покровскому держать в секрете их родственную связь, но пришлось Олегу раскрыть все карты, иначе он не поверит. Вынув из кармана сложенный лист бумаги и, развернув его, он подал Олегу. Тот с тем же недоверием стал читать список, и лицо его менялось, по мере того, как он дочитал до конца. 

   - Шаховского сегодня утром уже арестовали, - сообщил Сергей. –  Покровский пока тянет время и всех по списку арестовать не хочет. Даёт нам возможность, чтобы мы действовали.

    Першин стал бледный, как снег, и встревоженно сказал:

   - Самый быстрый вариант, это подстеречь сегодня вечером Куркова возле его дома и там пристрелить. Пистолет у меня есть.