Двойной сюрприз для бывшего

Глава 1.

- Как это, уехал? – давлюсь я воздухом, нервно сжимая жёсткие лямки рюкзака и холодеющих руках. – Куда?

- В Голландию, к отцу. Главой нового филиала будет, мой мальчик, - задирает нос Виолетта Карловна Воронцова, мать моего жениха, стоя в дверном проеме. Она не загораживает вход, но всем своим видом дает понять, что мне здесь не рады, хотя это квартира моего жениха, а не её. Она тут бывала от силы пару раз, я же тут даже супы варила.

- Но еще вчера мы… - голос срывается, голова начинает кружиться, а в глазах темнеет, и я неловко приваливаюсь к стене.

Еще вчера мы обедали вместе, обсуждая, какую свадьбу мы бы хотели, куда поедем на медовый месяц и где потом будем жить.

А вечером телефон Дани вдруг оказался вне зоны доступа. Я подняла на уши всех наших друзей и общих знакомых, но никто ничего не знал и не видел, а теперь его мать говорит такое!

- Не знаю и знать не хочу, что вы там вчера. Его в Амстердаме невеста ждет. Ты же не думала, что у вас всерьёз? – Виолетта морщит нос, а следом брезгливо поджимает и без того тонкие губы. – Где он и где ты, деточка. Такой мезальянс.

Мезальянс. Даниил Воронцов - золотой ребенок, сын финансового воротилы и миллиардера, а я – сирота, у которой за спиной только комната в коммуналке в Бирюлёво. Но он клялся, что любит меня. Год добивался. Мы подали заявление!

– Я не понимаю… - бессмысленно качаю головой я. – Почему он сам не сказал?

– Чтобы смотреть на твои сопли-слёзы? Я тебя умоляю, – кривится Виолетта Карловна. – Забудь дорогу в этот дом, тут тебе ловить больше нечего.

Дверь резко закрывается прямо перед моим носом, да так громко, что я невольно вздрагиваю, автоматически прижимая руку к животу в защитном жесте.

В висках будто набатом бьется ужас. Господи, что же мне теперь делать? Что делать? Ведь очень скоро мой живот перестанет быть плоским.

В голове шумит, растерянность отступает, уступая место настоящей панике. Надо домой. Очень надо домой.

– О, Лизка, – гремит в общем коридоре низкий голос моей соседки Лиды из третьей комнаты. – Твоя очередь сегодня кухню мыть.

Не помню, как доехала домой, как открыла дверь, но голос Лиды будто выводит меня из транса.

Я смотрю на нее как-то бессмысленно, ничего перед собой не вижу от застилающих глаза слёз. Какая кухня? Зачем? Мне бы до комнаты добраться и отключиться. Но, кажется, Лиде нет дела до моих страданий.

– Лизка, слышишь? Кухню помой до вечера, пока не готовит никто, – она вдруг берет меня за плечо и резко поворачивает к себе. – Тебя обидел кто, девочка? Вот еще придумала сырость разводить. Вместо того чтоб плакать – поработай и всё как рукой снимет.

Она грустно улыбается, отпуская мое плечо (кажется, оставив там пару синяков), и я плетусь в комнату, по пути проверяя телефон. Нет. Все сообщения не доставлены. Одна галочка. Да что случилось-то, Дань? Соцсети – моя последняя надежда.

«Даня, где ты? Что случилось? Нам очень нужно поговорить!»

К вечеру я отмываю общую кухню, стерев руки в кровь, но никакого ответа так и не получаю. Сердце ноет, в животе будто стиральную машину запустили, всё подрагивает и переворачивается от ужаса. Что же теперь будет? Три положительных теста. Неоконченное высшее, ни работы, ни денег, ни родственников. Комната в коммуналке и… ребенок только для меня одной? Не такую семью я себе представляла.

А ведь Даня добивался меня почти год, еще почти год ждал, когда же я созрею и вот… Две недели назад я получила аккуратный вопрос и кольцо с искрящимся на солнце камнем.

И вот в эту секунду я получаю решающий выстрел прямо в сердце.

«Нам не о чем больше разговаривать, Лиза. Не пиши мне. Всё кончено»

Глава 2.

Три года спустя.

Триста шестьдесят пять рублей на пять дней.

- Нет, солнышко, у мамы нет денежек на новую игрушку. Но мы обязательно купим ее, когда мама получит зарплату, ладно?

Я сижу на облезлой деревянной скамейке в парке. На правой коленке у меня восседает Даня, который только что, наполовину жестами, наполовину неразборчивыми фразами донес до меня, что страшно хочет игрушечную собачку, которая ходит и лает, а на втором – Саня. Он пока не говорит, да и на собачку особого внимания не обращает.

Только вот у мамы в кармане денег только на хлеб и яблоки до конца этой недели. Но как объяснить это беззаботному двухлетке? Спасибо и на том, что мне было положено пособие до полутора лет. Если к нему добавить мою микроскопическую подработку, то можно было выжить, хоть и с трудом. Потом пособие уменьшилось в несколько раз и мне пришлось продавать всё лишнее. Да и не лишнее пришлось.

Эх, если бы тест умел показывать двойню, на нем, наверное, было бы сразу три полоски. Но о своем двойном подарке я узнала не сразу, так что и испугалась тоже не сразу.

Сначала думаешь, что как-то будет, устроится, уладится.

Это потом становится ясно, что на двоих детей нужно минимум четыре руки, а у тебя их только две. Но выбора-то всё равно нет. Они уже есть и уже твои. Под самым сердцем.

- Ууу, - тянет Даня расстроенно и глаза его наполняются горючими слезами.

О нет, звание самой ужасной матери района сейчас, кажется, подсвечивается жирным шрифтом над моей головой. Если, взяв пример с Дани, решит расплакаться еще и Саня, меня хватит нервный тик. До дома минут двадцать, с собой у меня детское печенье и яблоки, но в пылу истерики, их никто не захочет.

Придется насильно запихнуть сыновей в двойную коляску со скрипучими колесами, купленную с рук, и бежать домой под осуждающие взгляды прохожих. Там хоть четыре своих стены и соседи, у которых уже выработалась привычка. Благо, самый неприятный сосед, что стучал нам в стенку каждую ночь, когда у мальчишек резались зубки, в прошлом году съехал. Не выдержал, наверное. С тех пор одна из комнат пустует.

С понедельника мы все выходим в детский садик: я на работу, а мелкие в ясельную группу на полдня. Конечно, работа со смешной оплатой, на те же самые полдня, но это хоть какие-то деньги и смена деятельности. Сам сад прямо у дома, а моих малышей берут даже раньше, чем положено. Просто повезло. Я-то думала, у матери-одиночки с двойняшками будут льготы, но… С нами эти льготы почему-то дали сбой не раз и не два. Впрочем, это уже не так важно.

Важно, что последние два года моей жизни были гонкой на выживание. Но теперь, может быть, пришла пора хоть чуточку замедлиться?

Но стоит мне довезти детей домой и размечтаться об отдыхе, как в комнату врывается моя соседка Нина. Она приехала издалека и снимает комнату в надежде найти себе мужа в столице.

– Лизка, одолжи морковку, а? – она делает глаза домиком, но я знаю, что на это вестись нельзя. Нинка хорошая девчонка, но отдаст она эту морковку, а у меня денег нет благотворительностью заниматься.

– Нин, совесть имей, мне детей на триста рублей неделю кормить. Не дам, прости, - хмурюсь я.

– Жадина какая, – беззлобно фыркает Нинка. – Мужика бы тебе, глядишь и подобрела бы. И деньгами бы обзавелась.

– Есть на примете дурачок, который готов сойтись с матерью одиночкой с близнецами? – хмыкаю я. – Маловероятно.

– Надо просто богатого искать, что б его не волновали деньги. Он там всяких нянек наймет и всё, какие проблемы, – Нинка взмахивает рукой, очевидно, показывая, как все проблемы растворяются в воздухе.

– Да где ж его взять? – закатываю глаза я.

Даже не смешно. Вон свободная и красивая Нинка, эффектная и видная, уже год не может себе никого найти, ни богатого, ни бедного. А я, которая только в магазин и парк выходит, и то, всегда с близнецами – прям сразу и богатого, и замуж? Сомнительно.

– Да вон хоть в газете района посмотри. У нас тут пополнение миллионеров, новый благодетель появился, - кивает Нинка на газету, которую раз в неделю бросают в почтовый ящик. – Симпатичный. И ему детей любить положено, он вон сколько денег на них жертвует

Но ответить я ничего уже не могу, потому что голос мне тут же отказывает. На первой же странице я буквально спотыкаюсь взглядом о большое цветное фото. До боли знакомый мужчина в явно дорогом костюме жмет руку какому-то толстячку, а вокруг школьники, флаги и ленты. И заглавие, которое заставляет мои колени ослабеть.

«Даниил Воронцов, новый кандидат в мэры, подарил Бирюлевским школам новые компьютеры»

Глава 3.

Кандидат в мэры, ничего себе. Интересно, какие там требования к этим кандидатам?

Явился, не запылился, небось и невестушка с ним приехала. Или уже жена, три года ведь прошло. Пфф. Все, чего мне хочется, это увидеть его и высказать всё, что я думаю. Огреть сковородкой какой-нибудь. Или коленкой поддать по тому месту, которым он детей мне заделал, сволочь! Хотя нет. Даже разговаривать с ним не хочу. Вообще плевать.

Первые несколько месяцев с нашего расставания я много плакала, страдала по нему, писала глупые сообщения с чужих номеров, умоляла объясниться, вернуться, да хоть слово мне сказать, но он никак не реагировал. Только снова и снова блокировал меня. И с каждым неотправленным сообщением, я впадала во всё большее уныние и отчаяние.

Ну что я могла дать ребенку? Мать-одиночка, сирота, студентка, без работы, с комнатой в коммуналке. Аборт отбросила сразу, ну не могла бы я так поступить… Родить ребенка и отдать…кому? Как проверить, что с новыми родителями ребенку будет лучше, чем со мной? И кому ныне нужны чужие дети?

Всё решилось в кабинете гинеколога в самой обычной государственной женской консультации. Это была женщина лет шестидесяти, в белом халате, очках и со смешным чернильным пятном на ухе. Когда я указала ей на это пятно, она вдруг из суровой советской дамы с нахмуренными бровями превратилась в улыбчивую кудрявую бабушку.

- Это мои внуки, сорванцы, устроили конкурс рисования с самого утра. Они близнецы, трехлетки, самый активный возраст. У меня все стены и полы в чернилах, - смеялась она. – Вот даже я теперь в крапинку. Люблю их, мелких свинтусов. Надо, наверное, обои переклеить. Я тут видела специальные, детские, как раскраска, только на стены. Как думаете, хорошая идея?

И я, конечно, сразу киваю и убеждаю её, что хорошая. Самая лучшая идея в мире. А сама думаю: они разнесли её квартиру, всё измазали чернилами, а она так смеялась и любила их от этого не меньше. Даже больше, наверное. Я тоже так смогу. Возьму академический отпуск. Попробую работать из дома. У меня, по крайней мере, есть свой угол, а там… как-то будет.

- Лизка, ты когда на работу выходишь?

Голос Нины отрывает меня от раздумий над кастрюлей каши. Пустая гречка. Но если добавить молока – неплохой завтрак, а если учесть, что его нам дают на молочной кухне бесплатно, то вообще чудесный.

- Вот сегодня идем, - отзываюсь я, закрывая крышку. Еще минут пять и готово. Бабушка учила слить первую воду, как закипит, залить новой, чтоб на два пальца покрывала гречку, а потом дождаться, когда вода выпарится, ни в коем случае не мешая. Тут и учила, на этой самой кухне, пока была жива. А теперь я варю такую кашу для своих мальчиков.

- А мелких куда? – интересуется Нина, попутно поднимая крышку моей кастрюли. – О, а ложкой гречки угостишь?

- Нин, у меня денег – ноль, хватит просить у меня продукты, ты же видишь, это последнее! – хмурюсь я.

- Ладно, ладно, - беззлобно отвечает Нина. – Она просто уже готова, а мне еще что-то готовить придется. Ну прости, я всё время забываю, что у тебя и правда последнее, ну не обижайся. Слушай, Лизка, а давай я тебе пакет гречки, а ты меня сейчас покормишь?

- Хорошо, - тяжело вздыхаю я. – Но у нас просто гречка с молоком.

– Спасибо, подруга. Очень выручишь! С молоком - это же как в детстве, – мечтательно прикрывает глаза Нинка. – Так что с мелкими?

– Я сегодня в сад иду, буду там нянечкой работать, а детей с собой беру. Их в группу короткого пребывания взяли. Хоть какие-то деньги.

- А что твой копирайтинг?

- Ну, за его счет мы сейчас и едим эту гречку, - тяжело вздыхаю я опять.

Последние годы дались мне тяжело. Из роддома меня забирала соседка Лида, а Нина искала где бесплатно отдают вещи для детей и коляски. Но коляски для близнецов даром не отдавали, пришлось купить. Стартовый набор для родителей мы получили прямо в роддоме, и те теплые комбинезоны, что я нашла в коробках, выручали нас уже две зимы, и, возможно, выручат еще и в этом году. Смотря насколько мальчики вырастут. Если уж очень сильно – придется копить на новые комбезы, а они нынче дорогие, я узнавала.

Двойная коляска, уже вторая, пока еще на ходу, так что я уверенно заруливаю её к детскому саду. Премилое двухэтажное здание с детскими площадками и цветами меня восхищает. Это прямо садик из моего детства, только свеже отремонтированный и весело подмигивающий чистыми окнами.

Мальчики заходят в группу спокойно, хотя я ожидала криков и визгов, которыми многие знакомые мамы буквально меня пугали.

- Ведите себя хорошо, зайчики, - я целую каждого в макушку. – Присмотри за братиком, Даня.

- Я хоцю лосадку, - невпопад отвечает он и, взяв брата за руку, целенаправленно тащит его в группу под смех воспитательницы.

- Эти двое и без меня разберутся, - говорит она. – Но, если что, я знаю, где тебя искать, Лизонька.

- Спасибо, Мария Викторовна, - улыбаюсь я в ответ и смело шагаю на свое новое рабочее место.

Только вот смелости мне хватает буквально на десять шагов, ведь прямо за лестницей на меня из-за поворота вылетает мужчина, задевая плечом.

Неловко взмахивая руками, я лечу вниз, беспомощно наблюдая, как цветастая плитка быстро приближается. Или это я приближаюсь в ней. Ну вот тебе и первый день, сейчас я себе или нос разобью или еще чего похуже. Говорят, в какие-то моменты жизнь проносится перед глазами. Вот она и проносится, на самом деле, но руки почему-то выставить вперед я не могу – застыла вся и замерла в ожидании неизбежного.

Глава 4.

- Лиза? – слышу его низкий голос с характерной хрипотцой и вся покрываюсь мурашками. Принес же тебя черт именно сюда, Воронцов! Это ведь даже не школа!

- Даниил Александрович, - холодно говорю в ответ, откуда только силы берутся.

Только что где-то внутри меня переехал грузовик, потом бетономешалка, а сверху еще молнией ударило. И ничего, вот она, холодно и формально отвечаю, смотрю в глаза, прищуриваясь. Только коленки трясутся, но их всё равно не видно, да и это можно списать на падение.

- Не ожидал тебя тут увидеть, - он ставит меня на ноги и тут же отпускает, а я огромным усилием воли остаюсь стоять ровно и прямо. Стой, Дикая, ты же сто раз представляла, как вы столкнетесь. Стой, ни шагу назад, ни одной расслабленной мышцы.

- Я тут работаю, - медленно и четко отвечаю я.

Сердце при этом колотится так быстро, что его, наверное, всё здание слышит, но дышу я медленно, потому что считаю про себя. Раз, два, три, четыре. Вдох. Раз, два, три, четыре. Выдох.

Всё такой же красивый, подлец. Правда плечи стали еще шире, волосы длиннее, совсем другая стрижка, явно не за три копейки, да и взгляд более тяжелый. Его кожа кажется бронзовой, контрастируя с белоснежной рубашкой, а костюм только подчеркивает, в каких разных мирах мы вращаемся.

Вот он, небожитель, и я, церковная мышь, которая растит его детей, собирая крошки. Какая ирония.

Он рассматривает меня, как неведому зверушку. Ну конечно, этой рубашке уже не первый год, юбка тоже видала виды, а на туфли вообще без слез не взглянешь. Но скоро я переоденусь и перестану так отличаться от остальных сотрудников. Нянечки тут носят костюмы, примерно как медсестры в больницах, хлопок, немаркий цвет, свободный покрой. Чудесный каприз местных родителей или администрации, как знать, но для человека, у которого нет даже лишней майки – самое оно.

- Хорошего дня, - вдруг бросает он, нахмурившись, и резко разворачивается, чтобы уйти.

- Угу, - киваю я в ответ его удаляющейся спине. Надеюсь, это не звучало как «иди куда шел, всего тебе нехорошего», но именно это я вложила в скупое короткое слово. Меценат чертов. Надеюсь, я больше его не увижу, иначе взорвусь от злости.

Ты бросил меня, миллионер недоделанный, бросил в смс, ничего не объяснив, и не дав объясниться мне, свой беременной двойней невесте! Бросил без денег, без работы, без помощи, в долбанной коммуналке!

Ну, хорошо, пусть он не знал о детях, но не дать ни слова сказать в свою защиту – это просто предательство.

А я как хороша, посмотрите-ка! Застыла мраморным изваянием, глядя ему вслед. Нет уж, дудки.

И я срываюсь с места, спеша исполнять свои рабочие обязанности. Мыть полы, греть еду, подтирать детские попки и помогать воспитателям. Пока это всё, что мне доступно, но даже так – чудесно. Я не дома с двумя бессменными личиками моих малышей. Я вышла в люди! Я получу деньги и смогу купить нам мультиварку, наконец. Не сразу, наверное, но теперь получится накопить!

О, моя голубая мечта, которая сама варит кашу, тушит мясо и печет шарлотку, жди меня я иду. И никакие зловредные бывшие меня не остановят.

- Лиза, зайдите к Ангелине Петровне, пожалуйста, - голос воспитательницы звучит так резко и внезапно, что я почти подпрыгиваю, но быстро киваю. Интересно, что понадобилось от меня заведующей?

Ангелина Петровна сидит в большом директорском кресле и выглядит монументально, если не считать веселенький розовый костюм из твида. Она блондинка и славится экстравагантным гардеробом. Видимо, даже приезд Мецената не повлиял на яркость её костюмов.

- Спасибо, что пришли, Лиза. Не пугайтесь, у меня личный интерес. Откуда вы знаете Даниила Воронцова?

Вот и приехали. К такому я себя не готовила. И что же правильно ответить? Скажу, что это мой бывший – мне конец. У меня двое детей, которые учатся в этом же детском саду, идеально повторяющие отца. Еще пару лет и сходство будет бросаться в глаза, но даже сейчас это идеальный пример изобретательности генетики, ведь от меня у них только цвет глаз.

- Мы учились в одном университете, - осторожно отвечаю я, но на лице заведующей проступает тень сомнения.

- Он же значительно старше, - хмыкает она, прищуривая глаза.

- Второе высшее, а я на бакалавра училась. Вел у нас практику, пока писал диплом. Несложно запомнить четырнадцать студентов, которые то и дело приходят с вопросами, - пожимаю плечами я, объясняясь.

Он, правда, вел у нас практику, но из маленькой группы запомнил только меня. Говорил, любовь с первого взгляда. Добивался меня весь учебный год. Добился.

- Хорошо, - кивает Ангелина Петровна. – Я удивилась, когда он стал расспрашивать о тебе. Теперь всё ясно. Можешь идти, Лиза.

Но по выражению лица и тому, как она это говорит, ничего ей не ясно. Это плохо. Но думать сейчас некогда, через полчаса группа закончит свою работу и моих мелких тоже нужно будет забрать.

По пути к кабинету я опять вижу Даниила, который как раз собирается выходить из здания. Он поворачивает голову в мою сторону, хмурится так, брови сходятся на переносице, и сильно толкнув дверь, выходит, оставляя меня гадать, что это было.

Ну.. ушел и славно. Надеюсь, я больше его не увижу. Да, скорее всего, так и будет. Большая шишка, все-таки.

Глава 5.

- Лид, ты могла бы присмотреть за мелкими? Мне бы хлеба купить, всё закончилось, - кричу я в недра длинного коридора.

- Ага, погоди, сейчас подойду, - приносит коридор ее громогласный ответ.

После того, как Лида узнала, что жених меня бросил, она смягчилась и стала как-то добрее. Именно она предложила продать кольцо, с которым Даня когда-то делал мне предложение, чтобы не протянуть ноги. Тогда закончились детские выплаты, когда близнецам стукнуло полтора года, и я не понимала, на что жить дальше. Осталось еще минимальное пособие и молочная кухня, но я всерьез думала, где взять денег и кольцо никогда не рассматривала, как их источник.

Мне хотелось когда-нибудь встретить Даниила Воронцова, вытащить его из кармана и бросить ему в ноги, так гордо и красиво, мол, забери и подавись. Но, судя по итогам нашей встречи, хорошо, что я его продала еще полгода назад. Детям надо что-то есть, да и мне не помешало бы.

- Не глупи, девочка, сейчас не время показывать гордость, - говорила Лида. – Я знаю, как это. Я жениха на измене поймала, когда мне живот уже на глаза лез. Он меня в столицу привез, как только я забеременела, говорил вот родится лялька – поженимся, отметим нормально. И вот он уже с какой-то матрешкой кувыркается.

Лида поджала губы, вспоминая, и покачала головой.

- Я в крики, слёзы, а он меня просто выставил. Говорит, час тебе на сборы, иди куда хочешь, раз такая дура. А это были девяностые, время сложное. Куда идти мне одной? В село возвращаться брюхатой без мужа – позор.

Как сейчас помню, рыдала белугой и сережку обронила. Полезла по полу искать, а с пузом это сложно, сама знаешь, и вдруг наткнулась на тайник. Точно Ангел-хранитель навел, ничего там не видно было. Поднимаю кусок пола, а то крышка, смотрю, доллары лежат и немного украшений. Я вытащила несколько пачек исподнизу и припрятала. Не стыдно мне до сих пор.

Лида пожала плечами, улыбаясь, и я согласно кивнула. Не стыдно. Взяла себе алименты на пару лет вперед. Только тогда я поняла, в чем была причина таких перемен в её отношении. Она увидела себя во мне. Только её дочь уже выросла и уехала, а у меня история только набирала обороты, да еще и детей на руках планировало быть двое.

- Денег хватило на комнату в коммуналке и худо-бедно прожить с ребенком первые месяцы. Мама приехала помочь, помню, сначала продуктов из села привезла, а потом мы так же гречкой перебивались. Так вот у тебя тоже есть эта пара тысяч, я же видела твое кольцо. Только ты в ломбард не сдавай, они там камешек за золото посчитают и дадут тебе всего ничего. Надо с рук продавать, объявление дай на сайт где коляску покупала. А в ломбарде с покупателем проверите. Да я с тобой схожу, не бойся!

Так мы и поступили. И в ломбарде кольцо с крупным бриллиантом оценили в двадцать тысяч, а с рук у меня его забрали за двести пятьдесят. Уверена, реальная его стоимость была еще раза в два выше, но выбора у меня не было.

Дети вырастали из одежды и обуви, болели, ели, в конце концов. На эти деньги мы жили полгода, пока я не нашла вариант с детским садом.

Как только Лида пришла к детям, я выскользнула за дверь. Эх, купить бы уже новые кроссовки, у этих подошву клеила уже два раза. Да и футболка с джинсами видали виды. Хорошо, у бабушки был огромный запас мулине, она очень любила вышивать и меня научила. Теперь вышивкой я чиню себе вещи. На месте дырки или невыводимого пятна возникают цветы, травы и полосатые пчелки, кеды обрастают фантазийными узорами. Ну а что, мохнатый шмель отлично закрыл дырку на этой самой футболке, а цветы – вообще универсальный инструмент, если надо спрятать заштопанный кусок, честно слово!

Плохо, что вышивка это долго, но на маленькую починку время когда-нибудь да найдется.

По пути в магазин я вдруг замечаю, что черная машина слева преследует меня.

Я останавливаюсь завязать кроссовок и она тоже притормаживает. Я заворачиваю за угол – она шустро следует за мной. Это меня до чертиков пугает, хотя и странно - что вдруг кому-то понадобилось от взмыленной матери-одиночки?

Я буквально залетаю в магазин и захожу за высокий прилавок с хлебом, который так удачно прячет меня от всех входящих в магазин людей, но позволяет их видеть через щелочку.

Я даже не успеваю восстановить дыхание, как буквально через минуту в магазин заходит не кто иной, как Даниил Воронцов.

Глава 6.

Ах вот значит как? Ну, хорошо. Да просто отлично! Я тихо беру корзинку и иду к ближайшему ряду, в надежде, что он последует за мной. Так и происходит, стоит мне завернуть в следующий ряд, как из-за угла обязательно появляется он, чтобы пройти там, где только что проходила я. Выглядит это довольно комично, все-таки высокий и широкоплечий мужчина никак не походит на незаметного шпиона. Как ему это в голову пришло вообще? И, главное, зачем?

- Ты офигел, Воронцов? – громко спрашиваю я, даже не поворачиваясь, и тут же за спиной что-то падает.

- Лиза, какая неожиданная встреча, - слышу я и, чуть повернув голову, вижу невозмутимо стоящего Даниила с пакетом чипсов в руках.

С сыром. Хочется закатить глаза и сказать, что он никогда не ел чипсы, рассказывая, какая это канцерогенная дрянь, а тут еще и с сыром прихватил. Умоляю.

- Очень неожиданная, учитывая, что ты проехал за мной несколько кварталов, - киваю я. – Что тебе от меня вдруг понадобилось?

- Не понимаю, о чем ты. Я зашел купить воды, еду на встречу. Жажда замучила.

- Потому стоишь. Прикрывшись чипсами? – я приподнимаю брови и перевожу взгляд на желтый хрустящий пакет, и он даже немного смущается. Кажется. Возможно .

- Это так, в дорогу.

- Хорошо повстречаться с кем там тебе надо. Костюм не испачкай, - киваю я, поворачиваясь к нему спиной, и начинаю свой путь к кассе. Тоже мне, шпион недоделанный. Только пугать и умеет, время мое на глупости тратит!

С сожалением прохожу мимо витрины с шоколадными батончиками. Эх, будет когда-то и на моей улице праздник, но не сейчас. Хлеб я взяла, на большее денег всё равно нет, как и времени на разговоры. Еще минут десять и мелкие начнут разносить комнату на кирпичики.

- Девушка, карта не проходит, - слышу недовольный голос кассира и возвращаюсь к реальности.

Вот еще, не хватало думать о бывшем и несправедливости жизни, когда и так понятно, что жизнь – та еще головоломка, а мне еще и уровень попался сверхсложный, из пяти тысяч деталей. А тут проблемы поважнее – я хлеб оплатить не могу. Пикаю карточкой опять, но опять неудача.

Это еще что за новости? Там триста пятьдесят рублей еще должно быть!

- Секунду, - бросаю я и лезу в банковское приложение.

За мной набегает очередь, ведь касса работает только одна, и вся она начинает осуждающе на меня посматривать. Настроения это не добавляет, как и скорости старому телефону.

Наконец банковский счет являет мне заветные цифры, но они точно меня не воодушевляют.

Минус одиннадцать рублей. Это вообще как так? Как на дебетовом счету может быть минут? Это же не кредитка!

Вот же невезение. Триста рублей списалось за связь и шестьдесят за обслуживание банка… Что за черт? Это, блин, социальная карта, какое обслуживание?

- Девушка, давайте быстрее, - нудит дама-кассир в цветной кепке.

Ох, эта кепка! Как же она не идет женщине за пятьдесят с залаченным начесом на рыжих волосах, который она нещадно приплюснула, и блестящей сиреневой помадой… Ровно так выглядела буфетчица в моей школе, но она-то давала мне в долг булочку. А эта женщина точно так не сделает.

Я начинаю судорожно искать по карманам мелочь под дружные вздохи толпы, отчаянно краснея и извиняясь, когда вдруг передо мной не возникает знакомая фигура. Тысячная купюра пикирует на пластиковую подставку у кассы, рядом с ней плюхается отвратительно-желтая пачка чипсов.

- Вот это еще пробейте.

Рыцарь, блин. Я смотрю на Даню… Даниила Воронцова снизу вверх и несмело киваю, пытаюсь передать хоть каплю благодарности, но выходит явно не очень. Он хмыкает и кивает в ответ, а потом, схватив чипсы, выходит из магазина, так и не забрав сдачу.

И я, почти без колебаний, под хмурый взгляд кассира в кепке, сгребаю эти деньги и засовываю в карман, быстро двигаясь к двери. Наверное, со стороны это выглядит почти как ограбление, но плевать.

Это, в конце концов, мой бывший, не её. Ей такие чаевые не полагаются, а мне детей кормить.

И я выбегаю из магазина, с мыслями, что надо бы поскорее добраться до дома, но резко останавливаюсь. На крыльце стоит Даниил и смотрит на меня.

Я нервно сглатываю, когда он делает шаг вперед и становится на полметра ближе ко мне.

- Тебя подвезти?

Глава 7.

Подвезти ли меня? Конечно, так явно будет быстрее и комфортнее. С другой стороны, какой комфорт может быть рядом с человеком, который меня предал, по сути. Укатил в Амстердам к невесте и высокой должности. Конечно, там папа уже всё приготовил на блюдечке да с золотой каемочкой. Зачем тянуть нищую невесту, да еще и против воли семьи, когда можно просто уехать и будь, как будет.

Интересно, если не сяду в его машину, это будет выглядеть нормально, или он решит, что я испугалась?

- Я не кусаюсь, - низкий голос прерывает мои мысли. Каков нахал! Шутить еще вздумал.

- А я кусаюсь, и довольно больно, - пресно отвечаю я, приподнимая бровь. Не зря моя фамилия – Дикая, такой вот милый каламбур. Досталась от любимого папы, которого больше со мной нет. Да и никого нет.

- Надеюсь, ты кусаешь только тех, кто этого заслуживает? – он почти улыбается. Почти. Уголок губы дергается, только и всего, но я слишком хорошо знаю это лицо. Как ни пыталась забыть, не вышло. Но любовь имеет свойство перерождаться в ненависть.

- Ну, ты-то точно заслуживаешь, - пожимаю плечами я. – Так что, так и быть, вези меня и бойся.

Черный внедорожник очень соответствуем моим представлениям о том, как должна выглядеть машина миллионера. Или миллиардера? Сколько у него должно быть денег, чтобы претендовать на должность будущего мэра? Миллиона рублей на такое не хватит.

Даниил идет за мной, буквально шаг в шаг, чем очень меня раздражает. Как можно быть таким бесящим?

Я осторожно сажусь на переднее сидение, закрывая за собой дверь, а потом понимаю, зачем Воронцов шел за мой – он хотел сам эту дверь захлопнуть. Типа, джентльмен. Хмыкаю про себя. Нет уж, дорогуша, сама справлюсь.

Пожав плечами, Даниил обходит машину и садится за руль, пристегиваясь.

- Я думала, у тебя личный водитель, - хмыкаю я.

- Не люблю лишних наблюдателей, - он поправляет зеркало заднего вида и трогается. – Адрес тот же?

- Будто ты не знаешь.

У меня так скоро появится привычка закатывать глаза, надо что-то с этим делать. В идеале – просто не видеться вот с этим мужчиной слева. Тем более, что видеться с ним довольно опасно. Он наверняка однажды таки увидит детей, а значит у него могут возникнуть вопросы, ведь они прямо-таки очень похожи на отца.

Хотя, Даниил Воронцов и сообразительность в вопросах, на кого похожи дети, стоят в разных концах спектра. Скорее всего, до него не дойдет, даже если их прямо рядом поставить и заставить искать сходство.

Рассматриваю светлый кожаный салон, явно страшно дорогой. Говорят, этот запах кожи – всего лишь парфюм, сама выделанная кожа так не пахнет, но в салоне я отчетливо чувствую его. Запах кожи, сандала и, кажется, немного табака. Запах денег, так бы я это описала. Сколько стоит эта машина? Как все наши комнаты в коммунальной квартире? Как запросто он оставил эту тысячу, не планируя забирать сдачу. Как запросто я запихнула её в карман. Общее «запросто» и огромный провал, буквально пропасть между нами во всем остальном.

- Ты изменилась, - вдруг говорит он.

Он не смотрит на меня, и говорит это в пространство, не уточняет, что имеет виду, да и ничего в этих словах обидного нет. Но мне вдруг становится очень горько.

Конечно, я изменилась. Выросла, отрастила волосы, сносила свои приличные вещи, научилась огрызаться, требовать то, что мне положено во всяких пенсионных фондах и социальных центрах, нарастила броню и клыки.

И кто тому виной? Ты же не оставил мне выбора, господин миллиардер и филантроп. Я отворачиваюсь к окну, закусывая губу. Нечего ему видеть мою минутную тоску.

- Жизнь меняет людей, - пожимаю плечами я. И дети. И безденежье. И предательство. Всё это меняет людей.

Машина останавливается у подъезда, и я ловко расстегиваю ремень безопасности.

- Спасибо что подвез, - говорю я, смотря перед собой. – Не опоздай на свою встречу.

Я обхожу машину спереди, прижимая к груди буханку хлеба, когда окно вдруг открывается.

- Лизка, твои кавалеры уже заждались! – кричит из окна Лида и я, буквально подпрыгивая, несусь к подъезду. Очень вовремя, блин. Наверное, опять что-то натворили, разбойники. Ох, еще и лампочка опять не горит, надо включить фонарик на телефоне, а то так можно и ноги переломать.

Открыв дверь, ступаю в затхлую темноту, но напоследок зачем-то оборачиваюсь.

Даниил Воронцов озадаченно смотрит мне вслед.

Глава 8.

Терпеть тебя не могу, Воронцов. Одни нервы, потери и двое детей в придачу. Двое детей, которые радостно разнесли комнату и оставили Лиде пару синяков. Любя, конечно.

– Мама, мама, на руцьки! - скандирует Даня у входа. Саня же безмолвно подходит и обнимает меня за ногу. Мой молчаливый зайчик, всегда такой безучастный.

Мне несколько раз уже советовали сходить с ним к неврологу, мол, странно он молчаливый, не хочет играть с другими детьми. Это правда, ему лишь бы парковку из машинок строить, но с братом-то он общается. Может, интроверт растет…

Сажусь на кровать, дети ловко залезают мне на руки и мы какое-то время обнимаемся. Все-таки, вот это мое ежедневное счастье.

– Хлеба-то купила? - заглядывает Лида.

Вот уж кто меня выручает. И что бы я без нее делала?

– Так купила, что бывшего встретила.

– А я-то думаю, это кто на такой шикарной машине тебя подвозил, - хмыкает она. - Небось важный какой парень?

– Слишком важный, чтобы ему до меня было дело, - хмурюсь я. – Просто подвез пару кварталов.

– Так раз подвез, дело-то ему есть. Присмотрись, Лизок, может будет твоим близнецам папка.

Ох, Лида, знала бы ты… Но в ответ я просто улыбаюсь. Она беспокоится, всё время пытается мне предложить познакомиться с кем-то. Сын одной знакомой, другой… Сантехник, профессор, даже моряк. Но мужчины меня сейчас не интересуют, ведь эти два “кавалера” на моих коленях занимают всё время. Да и… После Дани мне не хочется больше ни на кого смотреть. Не верю я больше в мужчин.

– Мама, мама, хоцю конфетку.

Даня дергает меня за не вовремя подвернувшуюся прядь волос и я ойкаю.

– Вот же ты бандит, Даня. Разве можно маму за волосы дергать? Мне же больно!

– Конфетку, мама, – улыбается он. – Две.

О! Значит, таки дали эффект наши занятия с пальчиками. Раньше он говорил “много”, а теперь может сказать сколько и чего ему надо.

Саня с умным видом показывает два пальчика и кивает. Ему тоже конфетку, понятно. Две.

Надо идти к заначке в ванной, но так, чтобы мои злые гении не поняли, где и что прячется.

И стоит мне ссадить мелких на пол, как звонит телефон.

– Слушаю, - отвечаю быстро. Наверное опять мошенники какие, но я всё равно беру трубку каждый раз, когда звонит незнакомый номер. Вдруг что-то важное.

– Привет еще раз, Лиза, – знакомый низкий голос. – Ты не сменила номер.

– Зато ты сменил, - я нервно сглатываю и хмурюсь. – Это что за сталкинг, Воронцов?

Конечно, это он. И это вдвойне странно, потому что несколько лет назад я жаждала услышать в трубке этот глубокий голос. А теперь вот он звонит сам, но слышать его я больше не хочу.

– Я просто хотел позвать тебя на обед, – мне кажется, он пожимает плечами на той стороне телефона. – Мы ведь… дружили раньше.

Кровь тут же приливает к вискам и в ушах начинает шуметь. Дружили? Дружили мы! Ах ты чертов предатель! Чтоб тебя черти съели! Дружили мы, блин!

– Дружили, Воронцов? А ничего, что ты мне мозги два года промывал, предложение сделал, а потом бросил в смс? Словарь толковый открой и почитай что такое дружба, долбанный… филантроп! - я даже не нахожу как же его обозвать. Но в целом, “филантроп” – это даже похоже на оскорбление. Немножко.

– А ничего, что ты мне с Филипцевым изменяла? - слышу возмутительные слова в ответ и буквально задыхаюсь от возмущения.

– Ну да, конечно, с тобой годами осаду держала, а тут пошла налево перед самой свадьбой! Ага, десять раз за три минуты! Вот и думай, что хочешь, идиот! У меня есть вещи поважнее, чем с тобой разговаривать.

– Мама, конфетку! – громко кричит Даня где-то совсем рядом со мной и я тут же жму красную трубку в ужасе. Интересно, он это услышал? Надеюсь, в эту секунду ему слух отшибло.

Дружба… Вот, оказывается, что нас связывало. И секс у нас, наверное, тоже по дружбе был. И дети у нас, конечно, только дружеские получились.

Поразительно, откуда вообще эта мысль, что у нас что-то было с Филипцевым? Я же любила только одного мужчину, смысл мне был смотреть на других…

Странно. Если он думал, что я ему изменяла, то, наверное, меня и бросил именно из-за этого? Но почему не пытался со мной поговорить? Зачем слился и уехал, как маленький?

И на обед тогда зачем сегодня звал?

Глава 9.

– Лиза, мне кажется, Сашеньку нужно отвести к неврологу. И, возможно, к детскому психиатру.

Голос Марии Викторовны, воспитателя моих малышей, звучит для меня как гром среди ясного неба. Зачем к психиатру? С моим мальчиком всё нормально! Он просто интроверт. Просто тихий и не очень любит разговаривать. Ну бывают же такие дети!

– Мария Викторовна, я не понимаю… Зачем Саше психиатр? – я нервно сжимаю кулаки, будто готовлюсь защищаться. Только эта милая женщина совсем не мой противник, она точно не хочет ничего плохо, у неё нет цели меня задеть или унизить, я это понимаю. Но всё равно вся сжимаюсь в комок и пытаюсь побороть нежданную обиду.

– Может и незачем, просто… Я уже двадцать пять лет с детками работаю, разные у меня бывали малыши, и некоторые… отличались от других. Были особенными. И я не могу ничего утверждать, еще очень рано, но присмотритесь к Сашеньке. Понаблюдайте за ним дома. Он ведь очень молчаливый, да?

Я судорожно киваю. Да, Саша очень молчаливый, это правда, но с каких пор это может быть проблемой?

– Он не очень обращает внимание на других детей, правда? Ну, кроме братика.

И тут я тоже киваю, сжимая кулаки еще сильнее. Да, ему никогда не были интересны другие дети. Но разве это не особенность возраста?

– И в глаза он вам смотрит очень редко или вообще не смотрит, да, Лизонька? И пальчиком не показывает на то, чего ему хочется.

Мое сердце болезненно сжимается. Все так, но что она хочет этим сказать?

– Он обычно мою руку берет и ей указывает. Подбрасывает ее, будто, в нужном направлении, - вспоминаю я.

– Вы просто… Просто сходите к неврологу, и расскажите обо всем об этом. Я ничего не утверждаю, не хочу вас никак напугать. Всё хорошо будет, я наверняка ошибаюсь и это просто время такое. Может, интроверт растет, - быстро-быстро и очень осторожно щебечет Мария Владимировна. Видно, она сама не в восторге от этого разговора, готовилась к нему и переживала, а теперь ей очень хочется сгладить впечатление от слов, которые она сказала.

В группу я иду взволнованная и растерянная, переодеваюсь на автомате и к своим обязанностям приступаю тоже как-то рассеянно. Все мысли витают вокруг сыновей.

Но что это всё значит? Что Мария Викторовна имела ввиду под словом “особенные”?

У меня не было братьев и сестер, и с другими детьми я не нянчилась и близко не общалась. А когда когда на свет появились мои близнецы, мои мысли были сосредоточены на том, как выжить. Отсутствие денег, помощи и желания жить в сочетании с нулевым опытом в плане воспитания детей – это просто джек-пот неудачницы. Каким образом я могла понять, что что-то не так? Из книжек? Да было ли у меня время их читать?!

Обычно я спрашивала что-то вроде “Лида, спаси, это что, ветрянка?” и Лида шла меня спасать и делиться мудростью. Но она ничего не говорила мне о таких… подозрениях. Может и сама их не имела, ни о чем таком не занала.

Мы кое-как добираемся домой, где я решаю спросить мнение Лиды.

– Лизка, да что ты так переживаешь? Ну не говорит пока, и что? – всплескивает руками она. – У меня племянник до четырех не говорил вообще, а потом хоп - сразу предложениями начал. Саня смышленый у тебя, всё нормально будет. Вон как они с братом дружат, смотри, и никаких проблем.

Даня как раз тащит брата за руку с теплой кухни в мрачный длинный коридор, приговаривая “дём”, что, вероятно, значит “идём”. Саня хмурится, но идет за ним, сжимая в руке румяное яблоко. Все-таки та сдача с тыщи здорово помогает. Еще немного и дотянем до выплат. А пока у детишек есть яблоки, творожки и даже куриная грудка, помимо стандартных круп и макарон.

– Но к неврологу сходи, - примирительно говорит Лида. – Иначе себя поедом съешь.

Все верно, надо сходить. Сажусь за старинный ноутбук, чтобы записать мелких к врачу, но попутно решаю поискать “симптомы”, о которых говорила воспитательница. К чему-то ведь она вела, что-то подозревала.

И первый же возможный результат вызывает у меня неподдельный ужас.

Аутизм.

Глава 10.

Ох уж все эти врачи и поликлиники. И записи через две недели, потому что в бесплатных поликлиниках всегда очередь, а на платные у нас банально нет денег.

Уже несколько дней я хожу и подмечаю “симптомы” у моего малыша.

Не показывает пальцем, мало смотрит в глаза, не говорит, отвлекается… Вот он строит машинки в ряд, вот складывает в ряд цветные карандаши.

И Даня, его шустрый и активный брат, тащит его туда, куда ему нужно. Кажется, Саня вздыхает каждый раз, но с обреченным видом идет за ним.

Сегодня в саду дети ведут себя особенно активно, смеются, играют и в какой-то момент умудряются пролить на меня компот. Сладкая коричневая лужица растекается по полу и по моей майке тоже ползет цветное пятно. Что ж, ничего нового, близнецы тоже всё время что-то разливают. Я не злюсь, дети всё-таки, но и сменки у меня нет, только платье, в котором я пойду домой.

– Лизонька, тебя заведующая вызывает, – озабоченно говорит Марина Александровна.

Интересно, что на этот раз? Я топаю на второй этаж, на ходу поправляя одежду. Тот еще вид, конечно. На голове неряшливый пучок, который я пытаюсь преобразовать во что-то приличное на ходу, майка с пятном… Ладно, что плохого может произойти? Это же дети, никогда не знаешь, что они вытворят в следующий раз.

– Добрый день, Лиза. Присаживайтесь, – кивает мне Ангелина Петровна и я послушно иду в кресло, но чуть не спотыкаюсь на пути. У окна слева стоит Даниил.

– Ангелина Петровна, Даниил Александрович, приветствую, – киваю я напряженно.Что он тут делает, весь такой чистенький и свеженький, в отличии от меня?

Даниил делает пару шагов к столу заведующей и улыбается.

– Позвольте, я введу Лизу в курс дела, Ангелина Петровна? Дело в том, Лиза, что я веду избирательную компанию, – доверительно вещает Даниил. – Мером хочу стать. И мне нужна помощь.

Я окидываю его подозрительным взглядом, скрещивая руки на груди. Намерениями не удивил. Кто еще не в курсе, что он метит в мэры? А вот “нужна помощь” – это что-то новое и странное.

– А какую помощь может предоставить будущему мэру простая нянечка? – хмуро спрашиваю я под неодобрительный взгляд заведующей.

Ангелина Петровна смотрит осуждающе, чуть нахмурив брови и театрально разглаживая несуществующие складки на юбке. Она явно предпочла бы приклеенную доброжелательную улыбку на моих устах и полное молчание. Но, что поделать, жизнь несправедлива.

– Очень важную, – насмешливо отвечает Даниил. – Я хочу, чтобы ты появилась на нескольких встречах с народом и в рекламе.

Я невольно хмыкаю, но скорее от нервов, нежели от того, что мне смешно. Вообще-то мне совсем не смешно. Какая реклама? Посмотрите на меня! В край измотанная мать двух непоседливых двухлеток, которая только начала работать в детском саду нянечкой за сущие копейки. Вся заляпанная компотом, к слову. Опускаю глаза на пятно на майке, которое тут же замечают и Даниил, и заведующая.

– Дети, – пожимаю я плечами на незаданный вопрос.

– Ну да, – кивает Ангелина Петровна, чуть поморщившись.

– Так что, Лиза, согласна? – воодушевленно продолжает Даниил. – За соответствующее вознаграждение, конечно.

Воронцов смотрит на меня выжидающе, как и заведующая, только вот он выглядит взволнованно, а она раздраженно.

– Я могу подумать? – напряженно спрашиваю я, поглядываю на женщину, застывшую в своем директорском кресле. Она смотрит на меня с предупреждающим прищуром. Видимо, на самом деле выбора у меня нет.

– Конечно. Заскочу на днях, чтобы узнать твоё решение. Ангелина Петровна, Лиза, до встречи.

И Даниил, вежливо попрощавшись, выходит за дверь, а заведующая поднимается из кресла и подходит ко мне чуть ближе.

– Если Даниил Александрович не получит того, чего он хочет, я вынуждена буду с вами распрощаться, Лиза. Вы же понимаете, - говорит она вкрадчиво.

И это совсем не вопрос, а констатация факта. Я понимаю, ага. И мне предстоит принять сложное решение. Возможно, пойти на сделку с совестью.

– А как же дети? – напряженно спрашиваю я.

– Побудут в саду подольше. Или найдите няню на это время. Наш будущий мэр легко вам это оплатит, – отвечает заведующая, закатывая глаза. – Вы свободны. Надеюсь, правильное решение вы примете быстро.

Глава 11.

– Санечка, скажи “мама”, – учу я сына, мирно сидящего у меня на коленях. Ну, не совсем мирно, на самом деле. Сидит он только потому, что я крепко его обнимаю, а на столе перед ним лежит цветастая книга с картинками.

На меня он не смотрит, а вот книга его привлекает.

– Мама, - слышу я с пола. Это Даня повторяет вместо брата. Вот уже долгие полгода я пытаюсь выжать из Сашеньки это заветное слово, но пока безуспешно.

– Молодец, сынок, - улыбаюсь я Дане, прежде чем переключиться обратно на Саню. – А теперь ты скажи, Сашенька.

Но он успешно игнорирует меня.

Ладно, видимо, не сегодня. Саня отправляется играть к брату, который радостно шлепает его детской подушкой. А мне бы кашу сварить, навертеть котлет и решить, что делать с предложением Даниила.

Хотя что тут думать. Деньги нужны? Нужны. Работу терять нельзя? Нельзя. Согласие мое в целом и не обсуждается.

Только зачем я ему вдруг сдалась? Целый будущий мэр и сиротка-нянечка. Хм.

Ни за что не поверю, что любовь опять взыграла. Могла бы пораньше проявиться, раз так. Да и он сам меня бросил, поигравшись вдоволь. Зачем ему это опять?

Может, хочет позлорадствовать?

– Нинка, помнишь моего бывшего? – окликаю я красотку на кухне. Ее красные волосы ярко контрастируют с нашей унылой серо-бежевой кухней.

– Тот бывший, который тебя беременной бросил без объяснения причин? – уточняет она громко. – Конечно, как такого забыть! Отборный представитель рогатой фауны средней полосы. Прямо самый крупный образец семейства парнокопытных. А что ты о нем вспомнила, Лизка?

– Он мне тут работу предложил. Денег обещает.

– А дети? – непонимающе спрашивает Нина, застыв у двери холодильника.

– А дети только мои. Нечего ему знать о них, - хмурюсь я.

– Ладно-ладно. Тогда бери работу и деньги. И разбей ему сердце!

– Сердце? Как его разбить в таком виде?

– Было бы что разбивать, а как – это я тебя научу, – смех Нины грудной и низкий.

Она в самом деле может меня научить, только зачем? Такая ли мне нужна месть и нужна ли она вообще?

– Лиза, а можно я рагу у тебя стрельну? – тут же, заметив моё сомнение, клянчит Нина.

– Нинка, ты опять? – хмурю я брови. Вот всегда она у меня еду стреляет! Ну, хоть спрашивает…

– А я тебе тушенку принесла, смотри! – и жестом фокусника соседка вытаскивает из кармана заветную баночку.

– Ладно, уговорила, – принимаю я консервную взятку и прячу в карман фартука. Когда уже я смогу спокойно поделиться несчастным рагу, не думая о том, что останется на завтра? Когда я смогу заработать достаточно денег и купить новую, пусть самую дешевую пудру взамен разбитой моими разбойниками? Надо просто поработать…

Ладно.

Я ничего не хочу от Воронцова, и видеть его намерена как можно реже. Только вот поработаю немножко. И всё, пока. Пусть он себе мэром становится, я тут причем?

В тяжелых мыслях я провожу весь вечер, а на утро сдаюсь и говорю Ангелине Петровне о своем решении. Естественно, положительном.

– Вот и молодец. Нечего такую возможность терять, - говорит она довольно.

И “возможность” это явно не обо мне. Интересно, что она с этого будет иметь? По тому, как горят её глаза, понимаю - что-то серьёзное.

Вот только почему Даниил Воронцов хочет, чтобы я на него работала, да так сильно, что обещает моей начальнице что-то весомое?

Глава 12. 

– Даня, солнышко, не корми братика, он должен учиться кушать сам, – говорю я, совершенно умиляясь порыву моего малыша.

Саша пока не хочет есть сам, его нужно кормить с ложечки, а вот Даня отлично усвоил этот навык и теперь тренируется не только на себе, но и на брате.

Поразительно, он будто всё время берёт над ним шефство, и это в таком пеленочном возрасте.

– Саня кусить, – отвечает Даня с самым своим уверенно-независимым выражением лица. Вероятно, это означает, что Саше нужно кушать. Ну да, нужно, а мама всё носится по кухне, пытаясь всё успеть. Наверное, ложка каши в минуту – это слишком медленно.

– Спасибо за помощь, малыш, – нежно улыбаюсь я. Помощник мамин растет.

В очередном полете между холодильником и плитой, я всё-таки роняю половник и он очень удачно приземляется на пол, заливая всё вокруг смесью для блинов. За ним ползет со стола кастрюля, но ее я умудряюсь поймать в полете. Правда, я не тяну на циркачку, так что часть теста всё-таки выливается. Ну вот, еще и пол теперь мыть!

Густая лужа на полу тут же привлекает внимание Сани и он, успешно преодолев полтора метра за миллисекунду плюхается прямо в нее и радостно смеется. Вот не допросишься внимания, когда оно нужно, а в таких дурацких ситуациях – пожалуйста! Вот он я, мама, давай играть!

Под мой полный ужаса взгляд, Саня с радостным хихиканьем начинает ехать по полу прямо на попе, размазывая жидкое тесто по полу.

– Саша, нет! – пытаюсь протестовать я, но тщетно. Новая веселая игра захватывает его и, кажется, соблазняет и брата.

Боже, сейчас и он пойдет в бой...

Мои нерадостные мысли прерывает писк телефона. Ну конечно, закон подлости работает на отлично! Даниил Воронцов собственной персоной возжелал поговорить со мной именно сейчас.

– Лида-а-а! Спасай! – кричу я так, что стекла в окнах начинают дребезжать. Не могу же я говорить с ним, когда на фоне радостно смеются дети, приводящие кухню в беспорядок. У меня и так глаз уже дергается.

– Что тут у тебя, Лизка? Ой… – она растерянно останавливается в дверном проеме, смотря на скользящего на попе Саню и Даню, заинтересованно на него смотрящего.

– Важный звонок, а тут… это, – я машу руками, пытаясь выразить всё, что думаю, но при детях крепкое словцо – не вариант. Я вся в тесте, взмыленная и раздраженная, телефон разрывается, весь пол уже покрыт слоем теста. Лида, хихикая, кивает мне куда-то в сторону коридора и я с облегчением выбегаю из кухни.

– Алло, – выдыхаю в телефонную трубку.

– Долго же ты трубку берешь, моя будущая подчиненная, – слышу в ответ и тут же закипаю. Вот же хам, ни здравствуйте тебе, ни слова доброго, а сразу бубнеж и “подчиненная”.

– Вежливость тебе чужда, я поняла, Воронцов.

– Ну что ты, просто пытаюсь сказать тебе, что рад буду поработать вместе. Надеюсь, что и ты тоже.

– Рада не буду. Я просто не хочу потерять работу в саду, да и деньги лишними не бывают. Что надо?

– А сама-то какая вежливая, прямо повезло мне с коллегой, – я его голосе смех и сарказм причудливо переплетаются, заставляя и меня на секунду забыться и улыбнуться. Но только на секунду, потому что никаких положительных моментов с этим чудовищем я иметь не хочу. Еще улыбаться ему, тьфу. Хорошо, он не может меня сейчас видеть.

– Ближе к делу. В чем заключается моя работа и сколько я получу, – хмурюсь я.

– Много денег, не переживай. Вечером сегодня заеду, поедем ужинать и всё расскажу. Надеюсь, у тебя есть платье. Будь готова к девяти, – и он самым нахальным образом отключается, оставляя меня в полном раздрае.

Я стою в коридоре, перед старым потемневшим зеркалом, рассматривая себя.

Неряшливый пучок, заляпанная кофта непонятного мышиного цвета и такие же вылинявшие цветастые штаны. Синяки под глазами от очередной бессонной ночи. Близнецы любят проснуться часа в три, попрыгать на мне, а потом заснуть часов в шесть. А мне вот заснуть уже не удается…

Я озадаченно смотрю на женщину в зеркале, которая смотрит на меня в ответ в полной панике. У меня пять часов до этой нежеланной встречи.

Как мне оставить детей? И где, черт возьми, найти платье?!

Глава 13.

– Нинка, помоги! – бросаюсь я к соседке, как только она входит в квартиру.

Нина буквально подпрыгивает от неожиданности и роняет на пол тонкую холщовую сумку, из которой выкатывается круглая золотая луковица.

– Вот же ты пугать умеешь! – хватается она за сердце. – Во цвете лет погибнуть от инфаркта не входило в мои планы.

– Нин, мне нужно платье, – я складываю руки в умоляющем жесте и делаю своё самое просящее лицо. Почти как у котика из мультфильма.

– Ой, гляди, как Дева Мария, а глаза-то какие сделала, – смеется Нинка. – Я же больше тебя, на тебе всё повиснет, как на вешалке.

– А какие варианты? Спасай! Помнишь мэра из газеты? Я с ним ужинаю. В лохмотьях, видимо, – выразительно поднимаю брови я, оттягивая домашнюю майку. В груди неприятно ноет, потому что я тут же вспоминаю, что иду на встречу с мужчиной, который меня не просто обидел, а практически сломал мне жизнь. Ну, по крайней мере, усложнил её до предела.

С другой стороны, какая-то часть меня жаждет вырваться. Надеть платье, просто выйти куда-нибудь без детей, хоть на два часа, и вспомнить, как это – жить для себя.

Должна ли я винить себя за это? Думает ли об этом хорошая мать?

Да черт с ним, хорошая мать близнецов-двухлеток – это любящая добрая и морально стойкая женщина, которая кормит-поит-купает своих детей, уделяет им время, развивает и учит уму-разуму. И, возможно, берет няню, чтоб отдохнуть.

Мать-одиночка для близнецов-двухлеток - это все еще морально стойкая женщина, которая делает для своих детей максимум и, возможно, берет няню, чтоб та водила их на развивашки и помогала кормить-поить.

Нищая работающая мать-одиночка -- удовлетворяет базовые нужды детей и, если хватает денег, еще и свои. По мере возможности, развивает их, как умеет. Если при этом она еще не сошла с ума – уже огромный бонус. Это уже не просто хорошая, это – гениальная мать, я считаю.

На родственников и нянь надеяться не приходится. Первых у меня нет, а на вторых не хватает денег.

И вот шанс на миллион – выйти в люди и получить эти деньги.

– Богатенький Буратино? Хо-хо. Пошли тогда копаться в моих вещах. А дресс-код какой?

— Сказал, “поедем ужинать, надеюсь у тебя есть платье”. Не додумалась переспросить.

Ну, скорее не захотела, была в шоке и вообще. Мне звонил мой бывший, а дети разносили кухню! Кто бы на моем умудрился быть спокойным и собранным? То-то же.

– Тогда ищем что-то по колено или ниже, но не слишком длинное. Лучше, черное. А там если слишком пафосно все будет, губы накрасишь красной помадой. И сразу будешь чикулей с претензией.

– У тебя такое есть? – решаю пропустить мимо ушей вот это “чикуля с претензией”. В конце концов, я не понимаю, что это значит, но если чикуля это я, то претензия у меня к Воронцову и правда есть. Целых две.

Спустя полчаса мы понимаем, что у Нинки ничего такого нет. У нее или красные воланы, или пайетки, да и размером всё это значительно превосходит меня. Казалось бы, у меня сорок второй, у нее сорок шестой, всего два размера, а на вид – будто пропасть между нами. Ну, в груди между мной и платьем – точно пропасть.

– И что теперь делать? У меня три часа осталось…

Я расстроенно падаю на старый дермантиновый пуфик и запускаю руки в волосы. Вот и всё. Нет у меня платья. Я опозорюсь.

– Одевайся и побежали. Тут недалеко есть секонд-хэнд, там точно что-то найдется, – решительно вещает Нинка и, взяв меня за руку, тащит с пуфика. – А ну не вешай нос, рано еще!

Нет уж, нос повесить я всегда успею. Вот с близнецами могла его тысячу раз повесить, да и до них – еще тысячу. Нет уж! А что в кармане только аванс, который надо еще на две недели растянуть, это не страшно. Разберемся!

– Смотри, Лиз, вот это неплохое. Черное, миди, тонкие бретели, всё как надо. И вроде сорок два, – Нинка придирчиво разглядывает черную тряпочку, растянув её в руках. Полчаса мы ищем то самое платье среди гор вещей. Что-то висит на вешалках, что-то лежит на столах и в корзинах неряшливыми кучами.

– Дай посмотреть, – недоверчиво поглядываю я на соседку.

На проверку платье оказывается в очень приличном состоянии. Хорошая ткань, фурнитура явно дорогая. Присматриваясь к бирке, я понимаю, что это Ральф Лорен. Хм. Ну точно! Тут же утаскиваю сокровище в примерочную.

– Нин, кажется это оно, – я кручусь перед зеркалом в том самом платье. И ничего это не тряпочка. Оно отличное, даже не смотря на то, что я примеряла его на футболку и джинсы. Барахолка, все-таки.

– Четыреста рублей? Отлично! Теперь главное без счастья в глазах идем на кассу, – Нинка хватает платье и резво идет вперед, заставляя меня поспешить за ней.

Продавщица крутит носом, разглядываю платье и неприятно улыбается.

– Девушка, тут ошибка, платье стоит две тысячи. Это же Ральф Лорен, – она снисходительно посматривает на меня, абсолютно игнорируя Нину, стоящую прямо перед ней.

– Но я взяла его из вон-той кучи. Из-под самого низу. Тут же ценник, вот, четко и ясно написано. Четыреста рублей, – растерянно смотрю я на продавщицу, показывая на ярко-салатовую бумажку с надписью.

Глава 14.

– Нинка, помоги! – бросаюсь я к соседке, как только она входит в квартиру.

Нина буквально подпрыгивает от неожиданности и роняет на пол тонкую холщовую сумку, из которой выкатывается круглая золотая луковица.

– Вот же пугать умеешь! – хватается она за сердце. – Во цвете лет погибнуть от инфаркта не входит в мои планы.

– Нин, мне нужно платье, – я складываю руки в умоляющем жесте и делаю своё самое просящее лицо. Почти как у котика из мультфильма.

– Ой, гляди, как Дева Мария, а глаза-то какие сделала, – смеется Нинка. – Я же больше тебя, на тебе всё повиснет, как на вешалке.

– А какие варианты? Помнишь мэра из газеты? Я с ним ужинаю. В лохмотьях, видимо, – выразительно поднимаю брови я, оттягивая домашнюю майку. В груди неприятно ноет, потому что я иду на встречу с мужчиной, который меня не просто обидел, а практически сломал мне жизнь. Ну, по крайней мере, усложнил её до предела. С другой стороны, какая-то часть меня жаждет вырваться. Надеть платье, просто выйти куда-нибудь без детей, хоть на два часа, и вспомнить, как это – жить для себя.

Должна ли я винить себя за это? Думает ли об этом хорошая мать?

Да черт с ним, хорошая мать близнецов-двухлеток – это любящая добрая и морально стойкая женщина, которая кормит-поит-купает своих детей, уделяет им время, развивает и учит уму-разуму. И, возможно, берет няню, чтоб отдохнуть.

Мать-одиночка для близнецов-двухлеток - это все еще морально стойкая женщина, которая делает для своих детей максимум и, возможно, берет няню, чтоб та водила их на развивашки и помогала кормить-поить.

Нищая работающая мать-одиночка -- удовлетворяет базовые нужды детей и, если хватает денег, еще и свои. По мере возможности, развивает их как умеет. Если при этом она еще не сошла с ума – уже огромный бонус. Это уже хорошая, гениальная мать, я считаю. На родственников и нянь надежды у меня нет. Первых у меня нет, а на вторых не хватает денег.

И вот шанс на миллион – выйти в люди и получить эти деньги.

– Богатенький Буратино? Хо-хо. Пошли тогда копаться в моих вещах. А дресс-код какой?

— Сказал, “поедем ужинать, надеюсь у тебя есть платье”. Не додумалась переспросить.

Ну, скорее не захотела, была в шоке и вообще. Мне звонил мой бывший, а дети разносили кухню! Кто бы на моем умудрился быть спокойным и собранным? То-то же.

– Тогда ищем что-то по колено или ниже, но не слишком длинное. Лучше, черное. А там если слишком пафосно все будет, губы накрасишь красной помадой. И сразу будешь чикулей с претензией.

– У тебя такое есть? – решаю пропустить мимо ушей вот это “чикуля с претензией”. В конце концов, я не понимаю, что это значит, но если чикуля это я, то претензия у меня к Воронцову и правда есть. Целых две.

Спустя полчаса мы понимаем, что у Нинки ничего такого нет. У нее или красные воланы, или пайетки, да и размером всё это значительно превосходит меня. Казалось бы, у меня сорок второй, у нее сорок шестой, всего два размера, а на вид – будто пропасть между нами. Ну, в груди между мной и платьем - точно пропасть.

– И что теперь делать? У меня два с половиной часа осталось…

Я расстроенно падаю на старый дермантиновый пуфик и запускаю руки в волосы. Вот и всё. Нет у меня платья. Я опозорюсь.

– Одевайся и побежали. Тут недалеко есть секонд-хэнд, там точно что-то найдется, – решительно вещает Нинка и, взяв меня за руку, тащит с пуфика. – А ну не вешай нос, рано еще!

Нет уж, нос повесить я всегда успею. Вот с близнецами могла его тысячу раз повесить, да и до них - еще тысячу. Нет уж! А что в кармане только аванс, который надо еще на две недели растянуть, это не страшно. Разберемся!

– Смотри, Лиз, вот это неплохое. Черное, миди, тонкие бретели, всё как надо. И вроде сорок два, – Нинка придирчиво разглядывает черную тряпочку, растянув её в руках. Полчаса мы ищем то самое платье среди гор вещей. Что-то висит на вешалках, что-то лежит на столах и в корзинах неряшливыми кучами.

– Дай посмотреть, – недоверчиво поглядываю я на соседку.

На проверку платье оказывается в очень приличном состоянии. Хорошая ткань, фурнитура явно дорогая. Присматриваясь к бирке, я понимаю, что это винтажный Ральф Лорен. Хм. Ну точно! Тут же утаскиваю сокровище в примерочную.

– Нин, кажется это оно, – я кручусь перед зеркалом в том самом платье. И ничего это не тряпочка. Оно отличное, даже не смотря на то, что я примеряла его на футболку и джинсы. Барахолка, все-таки.

– Четыреста рублей? Отлично! Теперь, главное без счастья в глазах, идем на кассу, – Нинка хватает платье и резво идет вперед, заставляя меня поспешить за ней.

Глава 15.

– Уважаемая, а вы не офигели?

При том, что она говорит это тихо и мягко, Нинка выглядит довольно зловеще. Руки в боки, змеиная полуулыбка и чуть наклоненная в бок голова. Я знаю эту позу, это выражение лица и тембр голоса, ничего хорошего они не обещают.

– Чего-о-о? – тянет девица за кассой, поднимая густо подведенные брови брови.

– У вас тут барахолка, а не супермаркет. Что на зеленой бумажке написано, то и заплатим. Написано там вполне понятно, четыреста рублей за вот эту мятую черную тряпочку. А что там на бирке, Ральф или Фигальф, меня не особо волнует, – прищуривается Нина.

Они смотрят друг на друга и я чувствую, как обстановка накаляется прямо на на глазах. Сама при этом я до смешного растеряна, будто не проходила сто кругов ада во всяких бюджетных организациях. Даже смешно, ведь я всегда была готова к хамству, к ожиданию, к попыткам отделаться от меня побыстрее и дать мне минимум из того, чего я прошу и что мне положено. А тут, наверное, перенервничала и уши развесила.

– Я не могу вам пробить платье, его нет в базе. Потом, когда ценник поправят, внесут заново, тогда и приходите, – кривится девица, положив платье на стол прямо перед собой.

Интересно, чего она добивается? Больше денег за него я не дам. Тут цен таких нет, никто больше его, наверное, и не купит. На неё саму оно явно не налезет. Может, перепродать решила? Слышала я о таком бизнесе, когда находят что-то хорошее, потом в бутики всякие отправляют.

– Ой, вот не надо мне тут лапшу вешать. У вас и базы-то нет, и оплата только наличкой. Положите платье в пакет, пожалуйста, – гнет свою линию Нина.

– Я ничего вам продавать не буду, – скрещивает руки на груди девица.

Если подумать, я всегда была хорошей девочкой, пыталась не ссориться, не требовать, входить в положение других людей. Но именно сейчас я буквально вижу ту последнюю каплю, которая падает в чашу моего терпения.

И переполняет её.

Мне нужно это платье и я его получу.

Я не осознаю, как шагаю к кассе, как нависаю над столом, оказавшись к нему вплотную. Девица почему-то с опаской отшатывается.

– Будешь, – буквально шиплю я.

В полной тишине я кладу на стол четыре сторублевые купюры и стягиваю со стола желанное платье.

– Это что за… – продавщица явно пытается что-то сказать, но я ей просто не даю.

– Молчать. Иначе, я сейчас вызову полицию и скажу, что тут незаконная торговля. У меня и знакомый мент есть, он всегда готов подзаработать. Им приятно будет посмотреть, как у вас тут бизнес устроен, нет ли чего запрещенного к продаже. Скорее всего и разрешения на продажу никакого нет. Они хорошенько вас обдерут, я гарантирую. Побольше двух тысяч потеряешь, это точно, – я говорю это спокойно и презрительно, а девица смотрит на меня и вся будто сжимается. – Тебе это не надо. Так что рот закрой, лицо попроще сделай и бери, что дают. Чек не нужен, пакет тоже. Нина, идем.

Я холодно киваю продавщице и прямо так, сжимая платье в кулаке, быстро шагаю на выход.

Девица, что в полном ступоре застыла на кассой, так и не решается меня окликнуть.

Когда мы выходим из помещения, эмоции возвращаются. Пальцы рук начинает покалывать,а сердце начинает стучать так быстро, что к щекам приливает кровь.

Конечно, никакого друга у меня нет, никакая полиция бы не приехала. Я не думаю, что им есть дело до таких подпольных магазинчиков, этим, скорее всего, не они занимаются. Но мне очень повезло, что это сработало.

– Лиз, у тебя лицо такое было… маньячное, – восхищенно говорит Нина, когда мы почти бежим в направлении дома. – Не думала, что ты так умеешь! Такая бледная, глаза горят, ух! Эта девица здорово испугалась. А ты бы правда ментов вызвала?

– Нет, конечно. Думаю, это не помогло бы. Так, попугала немного. Просто терпеть не могу таких людей. Что мешает продать платье по его цене? Но нет, видит, что мне оно нужно, что я растерялась... Ладно, забыли. Времени всё меньше, а платье стирать надо… думаешь оно успеет высохнуть?

– Успеет, куда денется! – уверенно отвечает Нина.

Но мы обе ошибаемся, потому что к полдевятому оно все еще остается мокрым, несмотря на теплую погоду, тонкую ткань и быструю стирку.

– Думаешь, утюг его высушит? – нервно бегаю я вокруг платья, пока Нина, сидя на коленях у своего шкафа, пытается найти мне клатч.

Бум. Оранжевый тапок пролетает метр и приземляется у кровати.

– Испортишь, – фыркает Нина, продолжая раскопки. – Может феном его?

– Гениально! – восклицаю я и несусь в свою комнату.

Следующие двадцать минут мы с Ниной пляшем вокруг платья не с одним, а с двумя фенами.

Стрелка на старых часах приближается к девяти, когда я, в красивом, а главное сухом, платье, с идеальными локонами и красными губами, открываю дверь подъезда. Всё это напоминает мне студенчество, то славное время, когда я так же собиралась на свидание с тем же мужчиной. Тогда у меня впереди была вся жизнь и смотрела я на нее с оптимизмом. Сейчас у меня больше опыта, сарказма и набитых шишек. Да и иду я не на свидание.

Глава 16.

Я изваянием застываю между двумя огнями, судорожно прижимая ладонь к груди. Сердце бьется так сильно, будто сейчас выскочит, а кровь приливает к вискам.

Спереди, на балконе, Даня. Я напряженно машу ему рукой, потому что не помахать не могу. Слишком явно он кричит это мне, слишком близко, да и других мамочек на улице я не вижу.

Сзади Воронцов, его выражения лица я сейчас не вижу, но с ужасом представляю. Вот сейчас я повернусь и он всё поймет. Сразу сопоставит события и узнает, от кого у меня малыши.

Все, мой конец близок, ведь он их заберет. Легко, играючи. Нищая мать-одиночка с комнатой в коммуналке или мэр? Суду даже не придется выбирать.

Даня удовлетворенно улыбается и дает Лиде увести себя в комнату. Я сжимаю кулаки и собираюсь с силами, а потом с самым нейтральным выражением лица поворачиваюсь к своей вероятной Немезиде.

– Ну что, поехали? – спокойно спрашиваю я, пока Даниил что-то пытается сообразить и непонимающе на меня смотрит.

– У тебя ребенок? – неловко спрашивает он, хмурясь.

– Двое, – киваю головой я и ловлю его ошарашенный взгляд. – Это как-то влияет на твое предложение о работе? Если так, давай решим всё сейчас, незачем тратить моё время.

– Садись в машину, по пути поговорим, – отвечает он с совершенно нечитаемым выражением лица и помогает мне приземлиться на заднем сидении. Сам садится с другой стороны, и мы трогаемся.

С одной стороны, всё прекратить по его инициативе было бы неплохо. Если он вдруг решил за мной приударить, а у меня тут близнецы на руках, то мне даже не придется его посылать. Он сразу сольется, я сохраню работу, со всех сторон отлично. С другой стороны, денег я не получу, это минус. Но я и без них выкарабкаюсь, работа есть, жилье есть.

Деньги могли бы внезапно свалиться с неба, но на них никто и не рассчитывал. Хотя, можно вообще с него компенсацию стрясти. Я хмыкаю про себя, ведь это выглядело бы довольно комично. “Воронцов, раз ты так меня обломал, гони денег”. Супер.

Можно вообще в прессу вынести всю эту ситуацию. Будущий мэр бросил свою беременную невесту и теперь она растит его сыновей в трущобах. О, это шикарно звучит! Они недоедают, недосыпают, еле сводят концы с концами! А он, такой плохой человек, никак не помогает своим кровиночкам. Потом тест ДНК и алименты на детей.

В духе старых скандальных шоу. Да и новых тоже. Даже немного жаль, что я не такой человек.

Хотя, в таком случае, есть шанс, что меня выставят какой-нибудь алкоголичкой и детей заберут. Политики могут многое. Так что, всё к лучшему.

– Почему сразу не сказала? – прерывает молчание Даниил.

– Ты не спрашивал. Это играет какую-то роль? – притворно удивляюсь я. Вот скажи мне, Воронцов, как дети могут помешать работе, и я тебя даже зауважаю. Немного.

– Много вечерних мероприятий, командировки. Сможешь их оставить? Муж выдержит такое испытание? – приподнимает он бровь, глядя на меня. О, да ладно, он отлично знает, что мужа у меня нет. Или… нет?

– Я не замужем. И тебе просто придется оплатить мне няню, – пожимаю плечами я.

– Оставишь малышей с незнакомым человеком? – морщится он. – Сколько им, год?

– Господи, Дань, в год дети еще не разговаривают, а некоторые даже не ходят нормально! У меня двухлетки, и я просто заплачу соседке, которая их с детства знает! – возмущаюсь я и тут же осекаюсь.

Воронцов смотрит на меня как-то странно, его глаза широко открыты, уголок губ подрачивает, видимо он сдерживает полуулыбку, которой я так давно не видела. Я только что назвала его Даней. Почти три года назад я сделала это в последний раз и больше не собиралась.

– Простите, Даниил Александрович, оговорилась. Этого больше не повторится, – хмурюсь я.

– Я думаю, нам всё же лучше обращаться друг к другу по именам. В работе так будет проще, – с нечитаемым выражением лица отвечает он. – Особенно, учитывая, что тебе придется притвориться моей невестой.

Глава 17. 

– Воронцов, ты в своем уме? – я в шоке смотрю на него и не могу понять, то ли посмеяться, то ли ударить его. Ну, я же девочка, наверное, бить – не очень правильно, учитывая, что он мой вероятный работодатель. Но невесту играть – это выше моих сил, непонятно и…да что тут вообще обсуждать?

Бред полный.

Но Даниил смотрит на меня вполне осмысленно, барабаня пальцами по своему колену.

– Двести тысяч, – произносит он с совершенно утвердительной интонацией. Это даже не вопрос, это утверждение. Он думает, что меня можно купить за двести тысяч! Нет уж. Я, может, и бедна, но на такие сделки не пойду. Еще и без условий!

– Нет, – отвечаю я тут же, качая головой.

– Триста, – он повышает ставку, приподнимая брови, будто бы в удивлении, но им тут и не пахнет.

– Не-ет, – тяну я уверенно, скрещивая руки на груди. Вот, смотри, Воронцов, язык тела знаешь? Это закрытая позиция, защитная. Это значит “нет”.

– Четыреста, – не отстает он. Что это, новый способ найти на человеке ценник? Интересно, за какие коврижки я готова себя продать? Ни за какие.

– Воронцов, я сказала нет. Если ты это хотел обсудить на ужине, то можем закругляться прямо сейчас.

Я злюсь, щеки румянятся, глаза наверняка блестят, и это легко можно принять за возбуждение. А где возбуждение, там и согласие. Только ничего подобного я делать не собираюсь.

Еще чего, невесту его изображать! Что за детский сад? Бредовый поворот из тупых бульварных романов, которые я тайком таскала у бабули. И вот тебе на.

– Лиз, мне нужна помощь, тебе – деньги. Почему бы тебе не выручить меня?

– Потому что я не продаюсь и тебе не доверяю, что тут непонятного? Остановите машину! – я подаюсь вперед, пытаясь привлечь внимание водителя, но он будто глухой. Никакой реакции, ни малейшего поворота головы.

– Мы доедем до ресторана и остановимся. Уже скоро, – хмыкает Воронцов и поправляет пиджак. – У тебя же дети. Судя по тому, как… кхм. Судя по всему, вы живете небогато. Подумай о них, сколько всего можно было бы купить. Свозить их на море.

– А взамен что, переступить через себя? Врать? Нет, Воронцов, я больше с тобой связываться не планирую. После всего, что ты…

– Стоп. Я не сделал ничего дурного. Я тебя любил. Ты меня предала. Я уехал, чтобы начать новую жизнь с чистого листа. А сейчас я даю тебе шанс заработать денег, чтобы сделать свою жизнь лучше. Почему ты отказываешься?

Потому что ты бросил меня беременную! Потому что я тебе не изменяла! Чертов ты идиот!

Но я не говорю этого, почему-то ни слова не вырывается из моих сомкнутых добела губ. Я не могу. Не хочу. Боже, выпустите меня из этой машины…

Но почему, почему он предлагает женщине, которая ему изменила, которая его предала, место около себя, деньги…? Почему просит об услуге? Зачем преследует, если это не физический интерес и не проснувшиеся чувства?

– Тебе это зачем? Нет более сговорчивых дамочек? – хмуро спрашиваю я, перебирая пальцами край платья.

– Нет более похожих, – отвечает он и я хмурю брови.

И на мой вопросительный взгляд, он достает телефон и с минуту копается в нем, а потом протягивает мне.

Я беру телефон в руки, на секунду соприкасаясь с теплыми пальцами сидящего рядом мужчины, и содрогаюсь. Мои руки сейчас холодные как лед, так что эта теплота обжигает.

Но главный шок ждет меня впереди, не экране пафосного тонкого телефона.

С его экрана на меня смотрит ослепительно красивая девушка в красном, явно дорогом вечернем платье.

И эта девушка – я.

Глава 18.

После первого минутного шока, я начинаю рассматривать девушку на фото и немного выдыхаю. Нет, это не я. Но как похожа!

У нее длинные светлые локоны, мои же волосы чуть другого оттенка, короче и почти не вьются. Хотя, как знать, возможно, это просто укладка для фото? Сколько денег она вбухал в этом сложное окрашивание? Я - ни копейки, это всё моё родное, еще и выгоревшее на солнышке этим жарким летом.

Губы она, видимо, тоже сделала, они очень пухлые. Хотя, грамотный визажист вполне может такие нарисовать.

У неё моя форма глаз, да и цвет похож, но они кажутся ярче из-за косметики и пушистых угольно-черных ресниц.

Интересно, он выбирал её по моему образу и подобию, или меня - по её? А, может быть, мы обе - просто его типаж, доведенный до максимальной схожести?

– Ты своих женщин по шаблону что ли выбираешь? – я пытаюсь просто задать вопрос, но каждое моё слово буквально сочится ядом.

Я вижу, как Даниил морщится, что-то такое мелькает в его глазах, болезненное или раздраженное, но он быстро берет себя в руки.

– Я не планирую обсуждать с тобой мои вкусы. Это моя невеста, мне надо чтобы ты побыла ей, - хмуро отвечает он.

Чудесно. Я должна сыграть роль женщины, на которой он вскоре женится. Зачем? Куда она сама делась? Вопросов много, ответов нет совсем, и единственное что я знаю - я очень, очень на неё похожа. Или она на меня.

– Если это твоя невеста, зачем тебе я? – глухо спрашиваю я.

– Она… – Воронцов на секунду замолкает и явно подбирает правильные слова. – Заболела. И не может приехать прямо сейчас. При этом предвыборная компания требует её присутствия уже сейчас.

– Ты поэтому следил за мной?

– Мне нужно было понять, насколько вы отличаетесь в реальной жизни. Как ты двигаешься, жестикулируешь.

– Неужели и в этом мы оказались похожи? – грустно улыбаюсь я.

– Да, – он серьёзно кивает в ответ. – Давай мы доедем до места, поужинаем и ты все обдумаешь, идет?

– То есть ты планировал обсудить всё в машине, предвидя мою реакцию, а потом задобрить ужином? – хмыкаю я.

Ни за что я не соглашусь на эту роль. Пусть выкручивается, как хочет, но играть роль его невесты, которой я и была несколько лет назад, это слишком. Слишком неприятно, слишком больно, слишком… мерзко.

За эти годы он не узнал обо мне совсем ничего. Обвинил в измене. Имея кучу денег и связей, он даже не попытался выяснить правду. Просто бросил меня и уехал. Что это вообще за подход такой? Взрослый мужчина, старше меня на шесть лет, кажется? Значит, ему уже за тридцать. Списать всё на эмоции и неопытность не получится.

– О таких вещах не говорят в людных местах, – отвечает Воронцов и утыкается в телефон.

Что ж, не зря я одевалась и собиралась, правда? Проведу этот вечер с пользой.

Здание ресторана буквально поражает воображение и кричит о том, что тут очень, очень дорого. На входе нас встречает хостес модельного вида и провожает на отдельный балкончик, спрятанный от лишних взглядов и оплетенный лозой.

– Это точно правильное место? Слишком пафосно выглядит, чтобы ужинать с сотрудником детского сада, – я выгибаю бровь.

– Зато для ужина с невестой в самый раз, – копирует мое выражение лица спутник. И это один-один, надо сказать.

Тут в самом деле неплохо, но слишком уж… дорого. Всё вокруг кричит о том, что мне это не по карману и заставляет невольно сжиматься.

Удобные кресла, тяжелое меню с позолотой поражает разнообразием блюд. И ценой. Боже, тут салат стоит больше, чем я за неделю трачу.

С другой стороны, ну что я теряю? Меня привели сюда, чтобы просить об услуге. Хорошо оплачиваемой, судя по всему, и очень ему нужной. Я же знаю его, помню, как свои пять пальцев. Вот на нервничает, как барабанит по колену пальцами, как судорожно перелистывает меню.

Что ж, прежде чем отказать ему, я немного развлекусь. Пройдусь по всему, на что глаз упадет, а потом еще и домой завернуть попрошу.

Не разоришься, Воронцов?

Глава 19.

– У нас… не принято упаковывать блюда с собой, – с совершенно ошарашенным лицом пытается возразить официант. – Они теряют свой уникальный вид, ведь всё дело не только во вкусе, но и в подаче.

Его бледное лицо идет красными пятнами, а голос из раза в раз срывается.

Я хмурю брови. Интересно, с какого это перепуга дорогой и шикарный ресторан не заворачивает еду с собой? Доставки у них тоже нет? Или дело только в размере кошелька, а я не кажусь достаточно… крупной рыбой? Бросаю задумчивый взгляд на Воронцова, ожидая увидеть какое-нибудь самодовольство или превосходство на его красивом лице, но он тоже смотрит удивленно.

– Меня интересует не столько вид, сколько вкус. И если у вас найдется достаточное количество контейнеров, я бы хотела получить перечисленные ранее блюда в конце нашего ужина. На вынос.

– Это противоречит нашей концепции… – опять пытается спорить официант. Его голос звучит странно, будто на пару тонов выше обычного, и страшно, просто ужасно высокомерно. Чувствую себя Джулией Робертс в Красотке. Прямо-таки вопиющее неуважение к клиенту. Я прищуриваюсь, обдумывая, как бы правильно его послать, но Даниил, к моему удивлению, перехватывает инициативу.

– Я не так давно брал у вас пирожные для матери. И их чудесно упаковали. Вы уверены, что ничего не путаете?

– О, Даниил Александрович, это редчайшее исключение для наших особых гостей, – тон официанта тут же меняется, он чуть ли не кланяется, источая благоговение и почтение. А мне буквально хочется в него плюнуть, таким скользким он сейчас кажется.

– Тогда в списке ваших особых гостей пополнение. Эта прелестная дама – моя невеста, и если ей не будет оказана честь получить всё, что она хочет, мы уйдем сейчас же и больше сюда не вернемся. Думаю, в Ренессансе нам будут очень рады. Они всегда держат для меня лучший столик на веранде.

Даниил говорит это расслабленно и холодно. Так холодно, что у меня замерзают руки, уши и хочется спрятаться под стол. Безымянный официант замирает на месте, а потом тут же на всё соглашается. Более того, приносит нам комплимент от заведения – бутылку шампанского и пирожное в форме сердца. Очевидно, для меня.

– Уверен, такой красивой паре есть что отметить, – улыбается официант так широко, что мне кажется, будто у него все девяносто зубов, вместо тридцати двух. И все, конечно, акульи.

Воронцов безлико кивает. Надо же, я бы наверное очень обрадовалась и поблагодарила за такой подарок. Ну, если бы официант изначально не вел себя как козёл. Но Даниилу, похоже, совершенно плевать.

– Ого, тут и правда отличная кухня, – признаю я, попробовав ризотто с гребешками. Они тают во рту, оставляя мягкое сливочное послевкусие. Так и должно быть, именно так меня учил когда-то мужчина, который сейчас сидит напротив.

В голове мелькают кадры, как мы вместе готовим вот такие гребешки на его современной, вылизанной до блеска кухне. Обнимаемся, целуемся и дурачимся, пытаясь не сжечь деликатес. Как я салфеткой вытираю отпечатки пальцев с огромного хромированного холодильника. Как он смеется и говорит, что вот такими гребешки и должны быть. Нельзя их слишком долго держать на огне, буквально минута с одной стороны и столько же с другой.

И вкус этот, восхитительно-сливочный, который он собирал с моих губ.

Я встряхиваю головой, пытаясь выбросить эти воспоминания как можно быстрее и как можно дальше. Что вы, блин, спустя столько лет вдруг всколыхнулись?!

– О чем задумалась? – врывается в мои мысли знакомый голос. Воронцов рассматривает меня с интересом. А, может, сравнивает со своей невестой? Ха, да нечего сравнивать. Она же явно вся сделанная, не сложно быть красивой, когда у тебя куча денег.

Эх, мне бы отоспаться пару дней и сделать несколько масочек – буду куда лучше выглядеть. Но, увы, не судьба.

– О том, что утащу домой вкусненького, – пожимаю плечами я. – Надо же взять с тебя компенсацию за моральный ущерб. Предположим, натурой.

Даниил вдруг закашливается, и я уж думаю не пойти ли похлопать его по спине посильнее, но потом замечаю, что он беззастенчиво ржет. Прямо как конь, да. Надо же, какая я, оказывается, забавная. Можно в стенд-ап идти, деньги зарабатывать.

– Ты еще не готова принять мое предложение? – отсмеявшись, спрашивает он.

– Одно я уже приняла несколько лет назад, но что-то ничего хорошего из этого не вышло. А это я уж точно принять не решу. Сомнительное оно какое-то, знаешь ли.

– Пятьсот тысяч, – предлагает он, и у меня начинает кружиться голова. Вот это деньги…

– Нет, - мотаю головой я.

– Миллион, – прибивает он меня к полу новой ставкой.

И это именно ставка. Ставка, которую я приму и проиграю. Так что нет.

– Воронцов, я сказала тебе нет. Хватит.

– Я найду чем тебя соблазнить, – уверенно говорит он. – Просто не нашел пока ту самую кнопку.

И не найдешь, Воронцов.

Я больше не хочу от тебя вообще ничего.

Весь обратный путь мы молчим, раздумывая каждый о своем. Даниил смотрит на меня, я - в окно. Вскоре незнакомые здания сменяются знакомыми, мы уже почти приехали. Сейчас я забью холодильник контейнерами с изысканной дорогущей едой, и мы попируем на троих, я, Нинка и Лида! Хорошо, что четвертая наша комната пустует уже год как. Не придется ни с кем больше делиться.