Дым над Алатау

Дым над Алатау

Пролог

Летнее солнце лениво ползло по крышам Алматы, окрашивая асфальт в теплый янтарь. Машина тихо урчала, сливаясь с фоном городского шума. Внутри сидели двое — старший брат Алишер за рулём, рядом молча смотрел в окно Алибек.

— Ты чего вдруг замолчал? — спросил Алишер, не отрывая взгляда от дороги.
— Думаю, — коротко ответил Алибек.

Машина плавно ехала вдоль Тимирязева. Деревья кивали им своими кронами, прохожие мелькали в зеркалах — город жил своей жизнью. Всё было бы обыденно, если бы не жест, вытащивший Алишера из автоматического потока мыслей.

Алибек достал из кармана пачку сигарет.

— Ты что, куришь? — резко спросил Алишер, покосившись. — С каких пор? И даже если куришь — не в моей машине!

Алибек медленно положил сигарету на губы, но не зажёг.
— Давай остановимся. Это будет долгий разговор.

Машина скользнула к обочине и остановилась под тенью платана. Двигатель замолчал. В тот же миг Алибек вышел и закурил, стоя спиной к машине. Алишер, помедлив, вышел следом.

— Ты меня не слышал? — спросил он жёстко.
Алибек не ответил. Он достал пачку сигарет, протянул её брату.
— Прочитай. Там на английском, но ты поймёшь.

Пачка выглядела непривычно — белая, с изображением лёгких и странной надписью:

"Medical experimental cigarettes aimed at the treatment of cancerous tumors. WARNING! These cigarettes are experimental and may have side effects on the body."

Алишер прочитал. И замер.

— Что?.. — еле слышно вырвалось у него.

Алибек глубоко затянулся, выдохнул, не глядя на брата.
— Я ведь не из-за работы уехал тогда за границу…

Алишер молчал. Воздух вокруг них застыл.

— Год назад узнал. Рак. Лёгких. Тогда и уволился. Компенсацию выбил по состоянию здоровья, сколько смог. Думал, на лечение уйдёт много времени и денег. А потом понял — даже если всё вложу, это не гарантия.

— Почему ты нам не сказал? — голос Алишера был почти сдавленным.

— Потому что вы бы не отпустили меня. Заставили бы лечиться. Следили бы, переживали. Я хотел… просто увидеть мир. Перед тем, как уйти. Знаешь, всегда мечтал — Париж, Стамбул, пустыня в Марокко, дождь в Токио. Я всё это увидел. И больше.

Алишер смотрел на брата. Младшего. Весёлого. Сильного. Он не мог поверить, что человек перед ним — болен. Что в его груди тлеет не только сигарета, но и медленно сгорающая жизнь.

— Потом услышал об одном американском проекте, — продолжил Алибек. — Экспериментальные сигареты. Не хирургия, не химия. Вещество, проникающее через дыхание, нацеленное прямо в опухоль. Много хороших отзывов. Я согласился. Мне сказали, если бы пришёл немного раньше… мог бы вылечиться. А сейчас — только остановка прогрессии. Это как поставить жизнь на паузу.

Он затянулся снова.
— Вот почему курю. Хоть и ненавижу это. Но эти — без запаха. С мятой. Не такие, как обычные.

Алишер не знал, что сказать. В горле стоял ком. В груди — тяжесть. Он вдруг увидел, как многое они не говорили друг другу. Сколько чувств пряталось под повседневными фразами: "Как работа?", "Как там жена?", "Что нового?".

— Значит… — начал он, — ты всё это время боролся один?

— Не совсем, — усмехнулся Алибек. — Мир боролся со мной. Я просто смотрел. Но теперь, кажется, начинаю побеждать.

Тишина. Проехала машина. Где-то лаяла собака.

— Мы расскажем остальным? — спросил Алишер.

Алибек покачал головой.
— Нет. Ещё нет. Пусть пока всё будет, как есть.

Алишер положил руку на плечо брата. Тепло. Сила. Жизнь.
— Ладно. Но ты больше не один.

Они стояли вдвоём под небом Алматы, в тени платана, с сигаретой, которую никто бы не одобрил, но которая стала якорем за жизнь.

И над всем этим, над братьями, над машиной, над городом — в лёгком дыму стоял вечер.

стоял вечер.

Глава 1. Дом, где пахнет хлебом

Утро начиналось не с солнца, а с запаха теста. В старой квартире на втором этаже, среди потёртых ковров и массивной мебели из девяностых, мать — Гульзира — аккуратно вытаскивала из духовки лепёшку, которая всё никак не хотела румяниться по краям. В кухне пахло мукой, зеленью и чем-то родным, неуловимым — как будто временем, которое не жалеет никого, но всё ещё позволяет любить.

Из комнаты доносился кашель отца — сухой, привычный. Он снова не выключил телевизор, и диктор с ледяным голосом читал сводки новостей, как будто старался не дышать.

— Рауан! — крикнула Гульзира, не оборачиваясь. — Опять сидишь в этих играх?

Ответа не было. Лишь скрипнул стул — в другом конце квартиры, за закрытой дверью. Гульзира вытерла руки о фартук, сняла очки и пошла по коридору. Постучала. Открыла.

— Сколько можно? У тебя глаза квадратные станут. Иди хоть завтрак съешь.

Мальчик — уже подросток, но всё ещё щуплый, с детской обидчивостью в глазах — сидел перед монитором, будто за пультом от космического корабля. Мир вокруг для него был чем-то вторичным. Там, в экране, кипела битва, шёл дождь, кто-то умирал, кто-то воскрешал.

— Сейчас, мама, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Не "сейчас", а встал и пошёл.

Она закрыла дверь — не хлопнув, просто прикрыла. И села на стул в коридоре. На минуту. Просто посидеть. Подышать. Рядом висел старый семейный портрет — ей здесь тридцать, Талгату тридцать два. Все ещё молодые, с детьми на руках. Счастье, которое тогда казалось обыденным, а теперь — как фотография, потерявшая запах.

На кухне уже сидел Димаш — тонкий, высокий, с уставшими глазами. Он был младше Алишера, но взгляд у него — как у человека, который видел больше, чем хотел.

— Мама, давай я сам разложу, — сказал он спокойно. — Не надо вставать.

— Я не больная, сынок. Просто… устала.
— Знаю.

Они молча накрыли на стол. Старый чайник, пиалы, обветренный поднос, на котором когда-то мать носила еду в роддоме, а теперь он вечно перекочёвывал между кухней и комнатой.