Первой моей ошибкой было то, что я вообще пошла на день рождения. Не хотела ведь, но найти достойную причину не идти не смогла — сложно отказать подруге детства, даже если в последний раз мы с ней общались полгода назад.
Второй — что поддалась на уговоры именинницы и засиделась допоздна.
Третьей и самой непоправимой ошибкой оказался необдуманный порыв подойти к подозрительному незнакомцу…
Глухая полночь, волчий час, когда луна особенно ярко горит на темном небе, безлюдные улицы и хорошо одетый мужчина, бредущий впереди.
Он едва шел, его шатало и вело то в одну, то в другую сторону, а я пыталась подавить неуместный порыв подойти и убедиться, что он просто пьян. Что это не какое-нибудь ранение вместе с кровью вытягивает из него силу, и все на самом деле хорошо.
Мама всегда говорила, что моя привычка лезть ко всем со своей помощью добром не обернется. Мама была права.
— Простите, с вами все в порядке? — догнала я его быстро, лишь вблизи осознав, какой он высокий.
В неверном лунном свете издалека сгорбленная фигура казалась совсем неопасной. Обессиленной. Стоило же подойти, коснуться широкого, беспомощно опущенного плеча, почувствовать, как под ладонью каменеют мышцы, и идея лезть к постороннему мужику со своей заботой тут же показалась мне очень глупой. Здравый смысл, как всегда, проснулся слишком поздно…
Незнакомец вздрогнул, замер не дыша. Напрягся.
Плохая, очень-очень плохая реакция на такой совершенно обычный вопрос.
— А ты хочешь мне помочь? — не оборачиваясь, поинтересовался он глухим низким голосом, вызывая безотчетное желание отдернуть руку, развернуться и бежать куда глаза глядят.
И я отступила, с ужасом ощущая, как предостерегающе теплеет колечко-оберег в ответ на пронизывающий насквозь недобрый вопрос:
— Желаешь проявить доброту?
Он обернулся резко, порывисто, заставляя отшатнуться, зажимая рот ладошкой. Разогревшееся кольцо обжигало губы, но это сейчас было неважно.
Потому что передо мной стоял он. Тот, кем пугают детей, к кому посылают в сердцах и от кого исправно откупаются кровью.
Каждый год, в одну и ту же ночь осеннего равноденствия, когда ночь только готовится растянуться на долгие двенадцать часов, а свет еще равен тьме, каждый человек, почитающий заветы предков, обмазывает дверной косяк входной двери кровью. Куриной, овечьей или бычьей. Любой.
Главное, чтобы она была еще теплой, совсем недавно выпущенной из жил. Живой.
Ночь Илхайм, ночь почитания Полуночного Барона, прошла три дня назад. Кровь на дверных косяках была еще совсем свежей, не впитавшейся полностью, не ставшей темными разводами на растрескавшемся дереве как напоминание о принесенных жертвах.
Три дня назад в домах всю ночь не горел свет, а жители города, как один, скрывались в своих постелях, в нетерпении ожидая наступления утра. Ровно три ночи назад Барон прошел по земле.
И что он делал сейчас здесь, в небольшом городе на самой границе? Атар-эль ничем не выделялся среди прочих городов.
Так почему в эту ясную звездную ночь Барон оказался именно здесь, именно в этот час, именно на этой улице? На моем пути.
— Теплая, — резко сменив тон, с неожиданной нежностью протянул он, принюхиваясь. — Живая.
Лицо его, бледное и изможденное, с заострившимися высокими скулами и посеревшими от боли впалыми щеками, вдруг оказалось совсем близко, а в глазах белым светом разгорался суженный до предела зрачок.
— Красивая.
Я отпрянула совершенно непроизвольно. Просто очень хотелось, чтобы горячее дыхание, в котором почему-то отчетливо чувствовался запах дыма, не касалось моего лица.
— Куда же ты? — рука, ухватившая меня за запястье, была холодной, и пальцы — длинные, сильные, совершенно ледяные — чуть подрагивали.
Возможно, именно этот намек на его слабость дал мне силы сопротивляться, и пнула Барона я с мстительным удовольствием, в которое мутировали отголоски моего страха.
Он вздрогнул, дернулся, но пальцы не разжал и на свободу меня не выпустил, со странной предвкушающей улыбкой прошептав:
— Дерзкая.
Дальше произошло что-то совсем уж невероятное и совершенно абсурдное.
Полуночный Барон дернул меня на себя, больно сжал подбородок пальцами, заставляя запрокинуть лицо, и накрыл мой рот губами.
Ошалев от происходящего, я с опозданием осознала, что он ко мне не целоваться полез, что чужие губы, сухие и жесткие, сейчас терзают мои просто потому, что так проще пить жизненную силу.
Что руки, крепко удерживающие меня на месте и полностью пресекающие все попытки вырваться, теплеют оттого, что холодею я. Он жадно вытягивал из меня жизнь, медленно подбираясь к самому главному, и от осознания этого хотелось кричать.
Когда два дня назад женщина в торговом ряду пожелала мне в сердцах быть Полуночником поцелованной, я и предположить не могла, что ее пожелание сбудется.
Но вот она я, готовлюсь расстаться с жизнью в руках страха и ужаса.
И это было так несправедливо…
Укусила его я совершенно случайно, просто от бессильной злости цапнула и очень удивилась, когда Барон не попытался меня придушить, а отстранился, тихо смеясь.
— Пожалуй, ты права, — беззлобно проговорил он, почти сытый и оттого подобревший. — С меня на сегодня хватит.
Прижатая к вернувшему мощь телу, я смиренно снесла быстрый, совершенно невероятный поцелуй, не имеющий ничего общего с недавним питанием… мной, и последовавшее сразу за поцелуем осторожное прикосновение теплых губ ко лбу:
— Что ж, душа моя, мне пора идти, нужно закончить кое-какие дела, раз уж у меня так удачно появились на это силы.
Я заторможенно кивнула, полностью с ним согласная. Нужно идти, раз уж есть возможность. Совершенно точно нужно идти.
Барон не появлялся неделю.
Сначала я перестала запираться по ночам, чуть позже вернула сковороду на кухню и в конце концов снова начала открывать окна, не страдая больше по ночам в душной спальне. Слишком теплой была осень, чтобы продолжать потворствовать своим страхам.
Наивная, но с каждым днем все сильнее крепнущая надежда на то, что Полуночный Барон обо мне попросту забыл, вернула радость жизни.
Впервые за последние семь дней я даже в лес осмелилась выбраться, бесстрашно покинув черту города, чтобы с утра и до вечера бродить среди деревьев, собирая последние в этом году, уже отходящие травы.
Такие вылазки в лес я могла себе позволить не чаще двух-трех раз в месяц, непременно озаботившись перед этим заблаговременно вывесить объявление с расписанием нерабочих дней во избежание любых недовольств со стороны постоянных покупателей. Но конкретно это внеплановое пополнение запасов нигде отмечено не было и сулило мне несколько неприятных бесед.
Я понимала это и готовилась отбиваться от чужого возмущения, но вот чего я точно не ожидала, так это по возвращении в город увидеть на ступенях своего магазина стража.
Он дремал, расслабленно привалившись спиной к запертой двери, и последние лучи заходящего солнца горели на его волосах. Золотое на рыжем выглядело удивительно.
Несколько мгновений я просто любовалась покоем, застывшим на худом лице, и золотистыми отсветами солнца, запутавшимися в медно-рыжих волосах.
Секунд восемь, быть может десять, не больше, а потом пришло запоздалое осознание: на черном сукне формы стража выделялся стилизованный значок — красный язычок пламени, что значить могло лишь одно — ко мне пожаловал стихийник. Пиромаг.
А у меня магазин все еще от огня не заговорен… Вернее, заговорен, но слабенько. Стоящая сейчас защита могла выдержать обычный пожар, но никак не магический.
Словно почувствовав, что его разглядывают, мужчина открыл глаза и тут же встретился со мной взглядом.
И глаза его были рыжими, как разогретые огнем угли.
— Думал, не дождусь, — хрипло сказал он, добавив после секундной заминки: — Вечер добрый.
— Добрый, — согласилась я, хотя уже сильно в этом сомневалась.
Страж поднялся, движением руки растрепав волосы, распугав солнечные лучи и утратив солидную долю сказочности. Особенным он все еще выглядел, волшебным — уже нет.
— Что-то не так? — уточнил страж, заметив, с каким интересом я его разглядываю.
Будто бы что-то могло быть так. Да я за все свои двадцать лет жизни ни одного мага огня не видела! Инициированного, полностью принятого стихией мага огня.
Интересно, до вступления в полную силу он был светленький или темненький?..
— Нет, — с трудом выдавила из себя я. — Вы что-то хотели?
— Мазь от ожогов. — Посмотрев направо, туда, где за домами скрылось солнце, он недовольно отметил: — Жду вас уже второй час.
— На соседней улице есть еще один аптечный магазин. А на Царской площади, до которой от вашего управления всего десять минут ходьбы, целый лекарский пункт.
Мое тактичное замечание было встречено абсолютно равнодушно:
— Но посоветовали мне именно вас.
Наверное, я должна была чувствовать себя польщенной, но не получалось почему-то.
— Если не секрет, кто посоветовал? — он посторонился, когда я поднялась по невысокой лестнице из четырех ступенек, чтобы отпереть входную дверь.
— Личная десятка командора Бэйса.
Против воли я улыбнулась. Эта безголовая десятка начала закупаться у меня еще в те времена, когда я была здесь простой работницей, и по сей день делала магазину неплохую выручку.
И судя по всему, парни совсем не стеснялись рекомендовать меня своим коллегам.
— Они утверждают, что ваши мази какие-то особенные. Действуют почти мгновенно.
Конечно, мгновенно: я же на них не только время тратила, но и силы.
Я же все заговоры, что от бабушки узнала, в дело пустила. Да, храмом это не одобряется, зато повышает полезность продукции.
И пока заговоры и шепотки не запрещены законом, я планировала ими пользоваться… и, наверное, даже после наложения запрета тоже. Если такой будет.
— Без лишней скромности могу сказать, что так оно и есть, — призналась я, с привычной заминкой прокрутив ключ в замочной скважине. Конечно, замок бы следовало давно сменить, но мне нравилось знать, что, кроме меня, открыть дверь не сможет никто. Просто не поймет, почему ключ не проворачивается. Это дарило дополнительное чувство защищенности.
За спиной моей странно хмыкнули. Офицер (а судя по нашивкам, он был именно офицером), совершенно наглым образом забывший представиться, по достоинству оценил мою скромность.
— Итак, — уронив корзинку, полную трав, у дверей, я отцепила от пояса холщовую сумку и бросила рядом с корзинкой, — сколько баночек надо? Какой эффект? Просто заживляющая мазь? Охлаждающе-заживляющая? Охлаждающая?
На меня смотрели удивленно и непонимающе, пришлось пояснять:
— Заживляющая — для того, чтобы ожог прошел, но урок усвоился. Охлаждающе-заживляющая — если ожог был получен случайно и надо срочно все исправить, без боли или каких-то других неприятных ощущений. Охлаждающая — если еще непонятно, что делать с пострадавшим: то ли учить, то ли лечить.
Впечатленный страж медленно огляделся, оценив и деревянные, нежно мною любимые, еще совсем новые полы, и стеклянные стеллажи вдоль стен, и шикарный, очень внушительный прилавок, тяжелый даже на вид, за которым притаились два огромных шкафа. Они были расположены по обе стороны от скромной дверцы, за которой находилась лестница, ведущая на второй этаж, в жилые помещения.
— Заживляющую, — решил он после недолгого раздумья.
Барон сидел за столом, крутил в пальцах толстостенный стакан, раньше никогда не видевший эту кухню, любовался янтарными отсветами содержимого и ждал меня.
Защита магазина молчала…
Улиса, впечатленная эпичной встречей с Полуночником, расстаралась на славу и защиту мою латала добрых три часа, сращивая разрывы и вплетая новые заклинания. Перед уходом, отказавшись даже от чая, она виновато предупредила:
— Не уверена, что это поможет против него.
Я была настроена оптимистичнее и считала, что даже если защита Высшего и не задержит, то хотя бы о прибытии его сообщит.
А она не сообщила.
Угнетая меня своими исключительными талантами, Барон предупредительно не стал повторять недавний ночной подвиг и ломиться в двери. Вместо этого он как-то обошел все плетения, не потревожив ни одного из них.
А я, все еще наивно полагавшая, что мой дом — моя крепость, стояла теперь перед ним в одном полотенце, чувствуя, как с мокрых волос на пол капает вода.
Скованная оторопью, я напрочь забыла, зачем сюда шла. Потому что какой-то там крем, пусть даже и сделанный по моему собственному рецепту, не мог быть важнее сидящего на кухне мужика.
— Какой приятный сюрприз, — хмыкнул вторженец, с интересом разглядывая мой наряд.
Смущение странным образом помогло побороть замешательство. Переступив голыми ногами, я на всякий случай ухватилась за полотенце на груди — хотелось верить, что вид мой в этот момент был воинственным:
— Послушайте, по какому праву вы здесь находитесь?
— По праву гостя? — предположил Барон, отставив стакан в сторону.
— Но я вас не приглашала!
— Да, ты на удивление негостеприимная хозяйка, — сокрушенный вздох и насквозь фальшивое: — Не могу понять, что я в тебе нашел.
По всем правилам сейчас я должна была испытывать страх, леденящий ужас, в крайнем случае — судорожный трепет. Но никак не раздражение!
А я была раздражена, и совсем уж озвереть мне не позволяло лишь осознание того, что злить Барона нельзя. Это пока он ведет себя вежливо и даже дружелюбно… насколько вежливым и дружелюбным только может быть Высший, но что случится, выйди он из себя?
Страшно было это даже представить…
Да, мне хотелось дерзить, хамить и ругаться, но я молчала, благоразумно давя свои самоубийственные порывы.
Пока я боролась с собой, Барон внимательно меня разглядывал.
— Ты меня соблазняешь? — деловито спросил он наконец, гася мой гнев изрядной долей удивления.
— Что?
— Этот вид, — меня смерили оценивающим взглядом. — Ты пытаешься меня соблазнить?
Я глубоко вдохнула. Выдохнула.
Напомнила себе, что сама виновата: не уехала утром домой на первой же попутной карете, вот теперь и огребаю. И все было бы нормально, я бы даже так не бесилась, если бы не одна маленькая деталь:
— Сейчас только семь часов!
— Вечера. Я же обещал прийти вечером, — с предвкушающей улыбкой заметил Барон. После поднялся, с подозрительной демонстративностью скинул камзол на спинку стула и деловито одернул жилет. — Хорошо, уговорила. Я согласен.
— На что уговорила? — опешила я. Нет, было у меня страстное желание убедить его оставить меня в покое, но это же больше на неосуществимую мечту походило. Я ведь даже попытаться его об этом попросить не успела…
— Пойдем в спальню, искусительница. Для развлечений на столе я слишком стар.
Из кухни меня как ветром сдуло. Дверь в спальню я запирала под веселый хохот Барона.
С одной стороны, неожиданная новость — Высший умеет смеяться и даже шутить пытается. Хотя шутки у него глупые. Дурацкие шутки.
С другой стороны — он мной не просто питается, но еще и издеваться имеет наглость! Возмутительно и обидно.
Одевалась я быстро, беспокойно косясь на дверь, и готова была минуты через три. Могла бы и раньше, но платье в пол с высоким воротом застегивалось очень сложно — множество мелких пуговичек серьезно усложняли процесс. Зато никто уж точно не посмел бы обвинить меня в том, что я его соблазняю, только не в этом платье.
Быстро заплетая влажные волосы, я поспешила на кухню к незваному гостю.
Лучше бы не спешила. Барон, казалось, совсем не скучал без моего общества, но стоило только вновь появиться в дверях, как меня придирчиво осмотрели с ног до головы и поморщились:
— Полотенце мне нравилось больше.
Я благоразумно промолчала. Во мне, как выяснялось, было много благоразумия.
Одним махом осушив содержимое стакана, Барон небрежно бросил его за спину. Я готовилась к звону стекла и уже пыталась припомнить, принесла ли щетку и совок из магазина после того, как поутру собирала рассыпавшуюся смесь. Но вместо того, чтобы врезаться в стену и разбиться, стакан просто растаял в воздухе, оставив после себя лишь две янтарные капельки, быстро впитавшиеся в деревянный пол.
— Радость моя, ну что же ты замерла? Неужели ты действительно не умеешь принимать гостей? — удрученно покачал головой Барон.
Это меня очень возмутило:
— То есть вы собираетесь мною питаться и хотите, чтобы я сама, по доброй воле, к вам подошла?
— Для начала сгодится и простая еда, — снисходительно ответил он. — Давай, дорогая, накорми гостя.
Дорогая подвисла:
— А вы едите простую еду?
И второй раз за вечер на моей кухне раздался смех Высшего. Кто-то сегодня был очень весел, а я по опыту знала, что не к добру это. И скорее всего, кто-то другой сегодня будет грустить. Например, я.
***
Ел он с аппетитом, словно я ему не простой суп предложила, а ужин из трех блюд в каком-нибудь элитном ресторане вроде «Сáмели», где чашечка чая стоила как половина моей месячной оплаты магазина.
— Шелла, спасай! — Ассайя ворвалась в мой магазинчик ураганом, спугнув кошку, дремавшую у порога над тарелочкой с молоком.
Кошка эта считалась чем-то вроде талисмана нашей улицы и каждый день столовалась в одной из лавок.
Сегодня этой чести удостоилась я, но, подозреваю, после того, что устроила моя несдержанная подруга, благосклонность великолепной Бози я потеряю надолго.
Бозей, или Бозильдой, назвала ее торговка цветами из магазинчика на углу, с тех пор это имя приросло к кошке намертво, полностью характеризуя ее непростой и многогранный характер.
— Ну что ты шумишь? — вяло возмутилась я. Барон не появлялся три дня, за сборами от простуды ко мне тоже не приходили… пока, давая возможность пополнить запасы.
— Маменька очередного жениха в дом притащила!
Я сочувственно покивала, как бы говоря, что да, для семнадцатилетней девицы это серьезная трагедия. Так нельзя. И вообще, она еще слишком молода. Но…
— От меня-то ты чего хочешь? В брачный возраст ты уже вошла.
— Можно я немножечко тут побуду? — просительно сложив руки, Ассайя заглянула мне в глаза. — Пока ему не надоест и он не уйдет?
— До вечера сидеть будешь, — поняла я.
— Шелл, — укоризненно протянула она в ответ на мою проницательность. Несомненно, меня ждали полный осуждения взгляд и тяжелые вздохи, призванные размягчить мое черствое сердце. К счастью, я была спасена.
— Шелла, добрый день, — в магазинчик, заняв его значительную часть, вошел капитан.
При нашем знакомстве я как-то не обратила внимания, насколько он внушительный. Впрочем, справедливости ради стоило бы заметить, что на улице это было не очень видно, а в магазине я на него почти не смотрела, занятая своими мыслями.
А сейчас вот разглядела. И, судя по восторженному вздоху, не я одна.
Он был все такой же огненно-рыжий, но отчего-то бледный.
— Вам нехорошо?
— Обычная простуда, — отмахнулся он, коротко кашлянув в кулак.
— Но у вас же должны быть все эти браслеты, заговоренные на усиление здоровья, — удивилась я, — амулеты там всякие...
Он кивнул, подтверждая мои слова, и нетвердой походкой приблизился к прилавку, мимолетно улыбнувшись взиравшей на него с восхищением девушке:
— Видимо, они неисправны. Треть всего состава с начала недели находится в лазарете, лекари никак не могут справиться с болезнью. Вызванный целитель тоже ничем не смог помочь. Я, — он облокотился о прилавок. Несомненно, хотел сделать это незаметно, но я-то не слепая и все прекрасно видела. Болезнь жадно тянула из него силы. Едва ли это можно было назвать обычной простудой… — надеялся, что у вас есть что-нибудь, что могло бы помочь.
— У меня? — зачем-то переспросила я.
— Ваша мазь от ожогов оказалась на удивление действенной, — слабо улыбнулся Санхел, сильнее навалившись на прилавок.
Ассайя со свойственной ей порывистостью высказала вслух то, что беспокоило и меня:
— Вам же плохо, как вы на ногах стоите?
— Магия держит, — пожал плечами он.
Раздумывала я недолго, и решение мое нельзя было назвать взвешенным и разумным:
— Пойдемте-ка, — выскользнув из-за прилавка, я поманила капитана за собой. Было желание подойти и подставить плечо, чтобы Санхел оперся, но что-то мне подсказывало, он этого не оценит. Оскорбится еще.
— Ты его в свою тайную каморку тащишь? — оживилась Ассайя. — Можно и мне? Я помогу. Я могу его растереть. Я очень хорошо растираю…
— Лучше последи за магазином, — попросила я невыносимую девицу, так и не дав ей договорить.
— Но, Шелл!
— Или присмотришь за магазином, или вернешься домой, — понизив голос, я с намеком протянула: — К жениху. Думаю, он будет рад.
На самом деле, любой был бы рад жениться на Ассайе. Дочь достаточно богатого купца, она была не только обеспеченной, но также сказочно красивой. Как утверждала сама скромняшка, все это было исключительно благодаря моим кремам и настойкам.
Я отказывалась с этим соглашаться, безбожно виня во всем природу.
— Поняла я, — Ассайя насупилась и, бормоча под нос что-то непонятное, но явно недовольное, забралась на мое место, кажется даже взялась перебирать сухие травы, которыми я только начала заниматься.
— Хм-м-м, — высказываться капитан не стал, но рожу скривил крайне многозначительную.
— Пойдемте-пойдемте, посмотрим, что не так с вашим браслетом.
Все с браслетом было в порядке, даже я, со всеми своими скромными познаниями, хорошо чувствовала его силу, зато с капитаном дела обстояли худо.
— Что-то не так? — с легкой улыбкой спросил он, напряженно вглядываясь в мое хмурое лицо.
Улыбка эта так и приклеилась к его губам, как только я убедилась, что браслет исправен, и указала капитану на кушетку.
Меня сразу же озадачили серьезным вопросом: «Мне раздеваться?» — и хитрым взглядом.
Взгляд его из хитрого стал удивленным, когда я подтвердила, что да, неплохо было бы немного оголиться. Но спорить он не стал.
Скинул китель, стянул рубашку и даже не вздрогнул почти, когда я ткнула ему под ребра холодными пальцами. Проверяя наполненность магического резерва.
— У вас истощение, — нетактично заметила я, с осуждением встретив его внимательный взгляд.
— И давно аптечные торговки умеют проверять резерв?
— Я, на минуточку, внучка деревенской знахарки, бабушка меня и не такому учила, — гордо ответила ему, невольно задрав нос к потолку. Бабушка… та, которая по материнской линии, у меня была хорошая, и я ее любила. А с родительницей отца вот не повезло.
Бывает, планы рушатся — такие неприятные сюрпризы судьбы, которые, впрочем, можно пережить…
Этот сюрприз, по мнению Улисы, способен был загнать нас в гроб.
— Ну… мы пытались, — ровным голосом заметила я, не испытывая никаких особых эмоций при виде запертых городских ворот.
План ведьмы провалился: или мы слишком долго собирались, или, быть может, градоправитель оказался неприлично расторопен, или нам просто не повезло. Это все уже не имело значения — возможность выбраться из города была упущена.
— Что значит «пытались»? — раздраженно спросила Улиса и, не дожидаясь ответа, ринулась к будке стражников, выяснять, что тут творится.
Не знала она, что на ворота командор всегда ставил самых упрямых и неразговорчивых стражей, чтобы они своим видом давали понять любому человеку — перед ним служитель закона, и кулак у этого служителя неумолим, как тот самый закон, и взгляд тоже. И вообще лучше не связываться с ним, потому что закон и справедливость – не одно и то же.
За Улису я не боялась. Несмотря на то что жрецы Многоликого недолюбливали ведьм… а быть может, именно поэтому, Бэйс им благоволил. Настолько благоволил, что обзавелся своей собственной ведьмой. Ну то есть… стремился обзавестись.
О том, как командор упрямо, но безрезультатно уже второй год пытается сделать из свободолюбивой дикой ведьмы домашнюю, в нижних кварталах шептались все. И обрывки этих шепотков долетали до моего магазина.
Особенно азартные сплетницы даже делали ставки.
Я не могла предположить, чем кончится это противостояние, но точно знала другое — уж свою ведьму Бэйс наверняка из города первой вывез.
А нам вот не повезло.
Я топталась на свежем воздухе, сжимая в руках шлейку своей походной сумки, и терпеливо дожидалась возвращения пораженной и злой Улисы.
Небольшая площадь у ворот, обычно оживленная и полная народа — кто-то входил в город, кто-то выходил из него, людской поток не пересыхал ни на минуту, — была пуста. Ворота наглухо заперты, и на створках неярко тлели впервые на моей памяти активированные защитные символы.
— Это просто возмутительно! — Улиса вырвалась из душного полумрака, пахнущего табаком и потом. Раскрасневшаяся, она тяжело дышала. — Два часа назад все ворота были закрыты по приказу градоправителя, ты представляешь? Мол, им велено ждать прибытия некроманта и никого не впускать и никого не выпускать из города, ты можешь в это поверить? Будто бы некромант в состоянии разобраться с тем, что здесь творится!
— Чего же ты ждала? Никто не знает, что происходит на самом деле. — отозвалась я рассеянно, уже составляя план на день. Для начала надо бы навестить даму Ариш, проверить, все ли хорошо у них с дочкой… Я очень надеялась, что их подкосила простая простуда, которая с охотой цеплялась за маленькую Мисси при каждом удобном случае, что это не проклятие и все хорошо.
Потом обязательно нужно навестить Ассайю. Ее мать уже столько времени зазывала меня на чашечку чая…
Почтенная дама Талсэ, со слов ее дочери, давненько хотела пристроить меня к изготовлению всяких кремов и масочек. Поставить, так сказать, на защиту ее молодости и красоты.
Стандартные рецепты, что я продавала в своем магазинчике, ее не устраивали. Дама была достаточно богата и себялюбива, чтобы желать разработки личных рецептов для своих нужд.
Я же не могла позволить себе тратить время на поиски чего-то нового, когда и старое отлично работало — у меня было слишком много забот и без взыскательной клиентки. А продавать ей по тройной цене и с другой этикеткой уже имеющиеся средства ухода мне не позволяла совесть.
Даже несмотря на то, что деньги нужны были всегда. Даже несмотря на то, что подлога дама Талсэ в любом случае не увидит.
Но сегодня я планировала наведаться без приглашения, убедиться, что Ассайя здорова, и дать ее матери надежду на наше плодотворное сотрудничество… Порой мне казалось, что полноценная действенность моих рецептов идет мне же во вред, хотя позволяет держаться на плаву и даже откладывать деньги на светлое будущее.
— Пойдем ко мне, — решила Улиса, больно схватив меня за руку, — я слишком зла, чтобы оставаться одна.
— У меня защита от порчи и сглаза слабенькая, — на всякий случай предупредила ее. Чтобы в самый разгар ведьминого негодования не сродниться с природой раньше положенного срока оттого, что на меня случайно смертельную порчу навели или, не приведи Эллари, прокляли.
— За кого ты меня принимаешь? — проворчала Улиса, но хватку чуть ослабила и немного замедлила шаг.
После недолгих препирательств решено было пройти мимо моего дома, чтобы я могла оставить там вещи и почувствовать хотя бы физическое облегчение…
Увидев на ступенях магазина трех стражей, я даже не удивилась: была уверена, что они пришли за какими-нибудь мазями, или растирками, или травяными сборами, или порошками, или…
— Госпожа Шелла Рицц? — сухо спросил… судя по двум вышитым на погонах скрещенным мечам, лейтенант.
— Д-да, — неуверенно кивнула я, уже поняв, что не за покупками они сюда пришли.
Какая неудачная встреча.
— Командор желает вас видеть, — рубанул лейтенант.
Мы с Улисой переглянулись.
— Разве вам не нужно для начала представиться? — хмуро спросила она. — Или вы думаете, что порядочная девушка вот так легко согласится идти куда-то с незнакомыми мужчинами?
— Лейтенант Мабэти, госпожа, — ровно ответил он. — Это Фост и Грэмбл.
Двое других стражей кивнули.
— Что ж, теперь мы готовы идти, — ответила Улиса на их кивки.