- У меня скоро свадьба. Свадь-ба.
Аня произнесла последнее слово по слогам. Наверное, чтобы я прочувствовала наконец, какое оно важное, это слово. Это же целая свадьба! Моя сестра выходит замуж.
Вообще-то, я чувствовала всю важность момента. Но не так, как хотелось бы Ане. Она, конечно, хотела бы моей радости. Но радости у меня не было. Были страх, отчаяние и даже паника.
Анька повалила меня на наш общий диванчик и принялась щекотать мои довольно костлявые бока. Она хохотала и выглядела абсолютно счастливой. Светлые вьющиеся волосы разметались по Анькиным хрупким плечам, чистые голубые глаза сияли. Она такая красавица, моя сестра.
- Ну почему ты не хочешь за меня порадоваться? - Аня прекратила пытку щекоткой, так и не дождавшись от меня хотя бы подобия улыбки.
- Не могу.
Я отодвинула Аню, неловко пожала плечами и скользнула за письменный стол. Коленки упирались в столешницу, потому что стол был детский. Так и живем в детской, хотя совсем выросли. А я и не заметила как.
- Я знаю, Янчик, ты против такой поспешности. Но Влад очень хороший, вот увидишь.
- Вы знакомы два месяца, - сказала я таким деревянным голосом, каким говорят с чужими людьми, когда хотят от них поскорее отделаться.
- Ну и что? Это любовь, понимаешь? Настоящая! Ай, да что ты можешь понимать в настоящей любви, малявка!
Конечно. Куда уж мне. Я же на целых два года младше моей умудренной жизненным опытом сестры. Мне всего-то двадцать два, а ей, старушке, уже двадцать четыре стукнуло. Заканчивает старушка медицинский университет. Точнее, заканчивала.
- Аня, - я говорила медленно, тщательно подбирая слова, - я все понимаю, любовь и прочее. Но при чем тут учеба? Тебе осталось отучиться год. Один год! И диплом в кармане. Профессия. Я не верю, что это была твоя идея — бросить учебу, когда выпуск на носу. Скажи мне правду. Пожалуйста. Это Влад тебя...попросил?
На языке вертелось слово «заставил», но я его не произнесла. Боялась, что сестра, опьяненная своей неземной любовью, разозлится, и ни на какие мои вопросы отвечать не станет.
- Ты не понимаешь. Это разумное решение.
Ну вот. Опять я чего-то не понимаю.
Аня затараторила в несвойственной ей манере — обычная ее речь была плавной, я бы сказала, нарочито плавной. Но теперь Анька сбивалась, глотала звуки и все больше повышала голос, словно хотела убедить кого-то — мне показалось, в первую очередь, себя — что она говорит правду.
- Ты сама посуди, Янчик, вот зачем женщине образование? Тем более врача. Это же вся жизнь на работе. Ни выходных толком, ничего… А для женщины главное что? Семья. О муже надо заботиться, детишек рожать, а то останешься в старости с карьерой. И с кошками. Это счастье разве?
Из всей сбивчивой Аниной речи больше всего меня напугали детишки.
- Ты беременна?
Я оглядела фигуру сестры. Не обнаружила признаков беременности, хотя на ранних сроках их не заметил бы никто. Но я точно знала, что Анька не беременна. Не могу сказать, откуда. Просто видела, что внутри сестры новая жизнь не зародилась.
Не знаю, откуда это у меня. Я всегда вижу людей, которые отличаются. Беременных и тех, кто недавно родил. Больных. Даже если у них цветущий вид и они знать не знают о том, что болезнь уже пустила первые ростки в их организме. Так я, можно сказать, спасла маму. Не горжусь этим и не записываю в особые заслуги, просто факт.
Однажды утром на нашей большой светлой кухне, залитой нежным апрельским светом, я увидела внутри мамы черноту. Это было десять лет назад, мне было всего двенадцать. Меня так потрясла увиденная картина, что я тут же сообщила о ней маме.
Мама встревожилась. Но не за себя, а за меня. Наверное, решила, что на фоне гормональных подростковых скачков я слегка повредилась рассудком. Полагаю, она бы с удовольствием потащила к врачу меня, но я так рыдала, что мама сдалась и записалась на прием в поликлинику. Я напросилась с ней.
До сих пор помню, с каким лицом мама вышла из кабинета. Нет, тогда она еще не знала диагноза. Но и той безмятежности, которая была неизменной спутницей маминого характера, я больше не чувствовала.
У нее была онкология. На ранней стадии, и все обошлось без последствий.
Все, кто узнает про эту историю, называют меня маминой спасительницей. И каждый раз мне кажется, что хвалят меня незаслуженно. Это не я. Кто-то другой спас маму моими руками.
- Я не беременна, - Аня подтвердила мои предположения. И подчеркнула: - Пока не беременна. После свадьбы мы поработаем над этим вопросом.
- Прекрасно. А где, напомни, работает твой жених?
Все-таки иногда я бываю ужасной язвой. Я прекрасно знала, что Анькин жених толком нигде не работает. То есть он туманно говорил о неком бизнесе, который вот-вот начнет приносить баснословные доходы, но пока неделями ходил в одной и той же вылинявшей футболке и драных джинсах. Причем, подозреваю, дырки на джинсах появились естественным путем, а не сами штаны продавались в таком виде.
- Отстань, - Анька отмахнулась. - Я в него верю. Все у нас будет. Влад заработает, у нас будет трое детей, и я ни дня в своей жизни не буду работать.
- По-моему, понятия «трое детей» и «ни дня не буду работать» никак не пересекаются, - буркнула я уже без энтузиазма.
Настолько влюбленную женщину не переспорить. Ее любимый может быть обманщиком, злюкой и морочить голову несбыточными обещаниями — любящая женщина будет твердить всем вокруг, что вот этот человек лучший во всем мире.
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь примирительное вроде «время покажет», но не успела. В дверь постучали. Не как мама с веселыми перестуками. И не как папа громким троекратным тук-тук-тук. Стучали потихоньку. Почти скреблись.
- Меня нет дома, - заявила Аня и накрылась подушкой. Как будто так ее не было видно.
Чувствуя себя так, словно нацепила на ноги чугунные тапки, я поплелась ко входной двери. Я не хуже сестры понимала, кто пришел. И совершенно не хотела видеть этого человека — не по тем же причинам, что сестра. Но все равно. Не хотела.
Моя младшая сестрица чокнулась. И все вокруг вместе с ней: друзья, одногруппники, мама. И даже папа, который ушел от мамы к другой женщине пять лет назад, и с тех пор не проявлял пылкого интереса к моей жизни. Да что там пылкого — вообще никакого не проявлял. Дежурные звонки по выходным с дежурным «дочакакдела», и все на этом.
И вот сейчас вся эта разношерстная компания выступила против меня единым фронтом. Точнее, не против меня, а против Влада. Но для меня это одно и то же.
Я слышала, как Яна открыла дверь и стала о чем-то шушукаться с пришедшим. Кто пришел, было очевидно. Юре все неймется. И ведь объяснила все человеческим языком, но нет. Все на что-то надеется.
Самое обидное, что всем Юру жалко. Мама даже всплакнула, когда я рассказала, что мы с Юрой отменили свадьбу, потому что я полюбила другого.
- Это ненормально, - говорила мама, уставившись на блин на сковородке. Мне пришлось отодвинуть ее и самой взяться за половник, а то бы, неровен час, мамуля спалила бы и блины, и кухню с квартирой заодно.
Мама покорно отодвинулась к окну и продолжила делиться своими мыслями:
- Как такое может быть? Вы же с Юрочкой пять лет вместе. Такой хороший парень, хирург… А как любит тебя, Анют, а? Вот кто тебя будет еще так любить?
- Будут, мам.
Я отключила плиту и села за маленький кухонный столик на троих, где уже устроилась Яна. Она сидела тихо и внимательно изучала содержимое свой белой чашки с ярко-красной надписью «Яна». Так внимательно изучала, что я не удержалась и тоже заглянула в чашку.
Ничего интересного там не было. Просто чай. С запахом мяты.
- Нет, я отказываюсь в это верить, - мама уселась напротив нас с совершенно трагическим лицом. - Может, этот твой новый парень тебя околдовал?
Янка вдруг встрепенулась и оторвалась от изучения неизвестно чего в чашке с мятным чаем.
- Околдовал? - переспросила она и внимательно смерила меня взглядом.
Смотрела Янка на меня примерно так же, как на этот свой чай. Будто видела что-то такое, чего больше не видел никто.
Я поежилась под ее взглядом. Опять Яна за свои штучки! С детства она такая. То предскажет, что кто-то из наших друзей скоро заболеет. То по одному виду соседа определит, что жена ему изменяет, и вот-вот уйдет от него к другому. И ведь ни ошиблась ни разу, все и всегда сбывалось.
Ну а после случая с мамой, когда Янка ее болезнь предугадала, даже наш вечно рассеянный папа впечатлился. Стал смотреть на Янку с уважением и говорил, что вот у нас в семье растет настоящий экстрасенс, не то что эти шарлатаны в телевизоре.
Просто смешно. Я-то ни в какие сверхъестественные штучки не верю. Считаю, что просто моя младшая сестра очень наблюдательна и вроде как настроена на волну других людей. Эмпат она, вот. Не то что я. Или тем более — папа.
Правда, и папа проявил неслыханную для него активность, когда узнал про Влада. Уж не знаю, кто ему нажаловался, мама или Яна, или обе разом. Мама хоть и злится до сих пор на отца, но все же с ним общается. Он даже на наши с Янкой дни рождения приходит, и мама с ним разговаривает. Хоть и сквозь зубы, конечно.
И вот этот человек — папа, я имею в виду — прискакал и начал лично меня воспитывать. Ага, самое время, в мои двадцать четыре годика. Хотя это бы еще ладно — говорят, для родителей их дети до старости остаются детьми. Но кто бы говорил. В свое время папа поступил просто кошмарно.
Тогда, пять лет назад, как говорится, ничто не предвещало беды. Мама с папой не ссорились, не разъезжались по разным комнатам, спали в одной постели. По выходным вместе штурмовали торговые центры, вечерами смотрели дурацкие сериалы, планировали летний отпуск. Словом, жили как все стабильные пары.
Ушел папа одним днем. Просто однажды утром спокойненько покидал вещички в чемоданчик, сообщил маме, что полюбил другую, и даже извинился, как он выразился, за доставленные неудобства.
Мы втроем так и остались стоять в коридоре с разинутыми ртами. И это не фигура речи.
Мама то плакала, то смеялась, то отказывалась верить в реальность происходящего. Мы с Яной по очереди подносили ей чай и успокоительные. Заставляли поесть, иначе она забывала. Мама сто раз звонила отцу, чтобы хоть что-то для себя прояснить. Я слышала.
- Сережа, - лепетала она в трубку, - но что случилось? Ведь у нас же все было хорошо?
Но Сережа, видимо, так ничего толком и не объяснил.
Через месяц мама худо-бедно пришла в себя. Я взяла себя в руки, и хотя мне ужасно этого не хотелось, позвонила отцу и договорилась с ним встретиться.
Может быть, мне удалось выбить из него какое-то признание? Например, почему он ушел настолько внезапно? Тогда, когда никто ничего подобного не мог предположить? Когда я всего за неделю до его ухода нашла в уборной забытый мамой тест на беременность? Хорошо хоть отрицательный.
Нет, нет и нет. Папа всегда был мастером ухода от ответов. Единственное, что я узнала — ушел он не к молоденькой красотке, а к своей коллеге из исследовательского института. Женщину звали Марией, она была на пару лет старше папы и внешность имела совершенно обычную. Наверное, их крепко связали общие интересы.
Я, тогда девятнадцатилетняя, ехала домой на метро и мечтала, чтобы поезд шел вечно, а мне бы никогда не пришлось идти домой. Дома мама ждала, что я вернусь и дам надежду. А еще Яна. Она-то ни на что не надеялась и в первый же день папиного ухода заявила, что он никогда не вернется. Но я слышала, как она сдавленно рыдает по ночам, накрыв голову подушкой. Я мысленно проклинала отца и ни капли не стыдилась этого. Было очень жаль Яну — ей было всего семнадцать, ей нужно было готовиться к ЕГЭ, а тут такое.
Не мог дождаться, пока она школу закончит, старый козел, думала я, слушая по ночам Янкин плач. До сих пор я виню отца за то, что Яна плохо сдала экзамены, хотя все одиннадцать лет учебы была твердой хорошисткой.
Яна хотела стать врачом. Как я. Но с такими результатами экзаменов об этом нечего было и думать. На платном отделении учиться было дорого, таких денег у мамы не было. Я заикнулась о том, что можно попросить нужную сумму у папы, но мама с Яной так на меня посмотрели, что я больше никогда не поднимала эту тему.
За спиной Янки стоял Влад. Он скрестил руки на груди и наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой. Вид у моего любимого был немного ироничный.
Я хотела отодвинуть Яну и пойти обнять Влада. Когда он рядом, мне хочется уделять ему все свое внимание, посвящать все свое время. Иначе, мне кажется, Влад может расстроиться и разочароваться во мне. А мне очень, очень не хочется его разочаровывать.
Но сдвинуть Янку с места оказалось невозможно. Она вцепилась в мою руку чуть выше локтя хваткой свирепого бульдога. Довольно неожиданно для такой худенькой девушки.
Янка начала нести какую-то чушь:
- Он не хотел! Не хотел, чтобы ты увидела! Я убежала! Смотри!
Она так настойчиво тыкала мне в лицо своим телефоном, что я сочла за благо посмотреть, что же такого суперважного я там должна увидеть. Лишь бы Янка поскорее от меня отстала.
Фото как фото. Я в обнимку с Юрой. Мне стало неприятно. Надо же, какими мы тут выглядим счастливыми. Надеюсь, Влад не видел эту фотографию.
- Ну и что? Чего ты хочешь-то, Ян? - я действительно не понимала, чего сестра добивается.
- Ничего странного не замечаешь?
- Да что странного? Корова вот только дурацкая.
- Смотри, кто стоит за коровой!
Я со вздохом взяла телефон и увеличила снимок. За коровой виднелся смутный силуэт.
- Кто-то стоит и держит эту уродливую корову за рог. Только не говори, что ты из-за этого устроила такой переполох!
- Ты что, не видишь? Это же Влад!
- Ерунда, - я сама услышала, как раздраженно звучит мой голос. Но мне стало интересно. Там и вправду Влад?
Я всмотрелась в кадр.
Ну может это и Влад. А может и нет. Силуэт смазан, лица вообще не разглядеть, оно словно расплылось — так бывает, если, например, у фотографа дрогнула в руках камера. Голова у человека на фотографии казалась странно вытянутой и как будто раздвоенной сверху. Одежда определялась лучше: черная футболка, драные джинсы. Как у Влада, да. И как у половины мужского населения страны.
- Здесь ничего не разглядеть. Но даже если это Влад — какая разница? Находиться в парке не запрещено. Даже рядом с коровой. Даже если эта корова очень страшная и очень искусственная, - я сунула телефон сестре с таким отвращением, будто это был не телефон, а дохлая крыса, которую Яна мне подкинула ради злой шутки.
Зачем она выдумывает непонятно что? Еще, похоже, и сама в это верит.
У Янки стало такое выражение лица… Как у той коровы с фотографии. Несчастное и туповатое.
- Вот же, - бормотала она, - как ты не видишь? Лица нет и колпак жуткий.
- Хватит, это уже совсем не смешно, - Влад заговорил, и от звука его голоса внутри меня словно одновременно вспыхнули тысячи ярчайших лампочек. - То есть смешно и не было. А теперь совсем странно.
Я перестала смотреть на жалкую растерянную Янку и перевела взгляд на Влада. Меня просто рвало изнутри от счастья и такой всепоглощающей любви, которой, я уверена, не чувствовал никто и никогда.
У Влада вдруг резко впали щеки и почернели глаза. Мне показалось, что на его голове красуется разноцветная шапка.
Из моих легких будто разом выпустили воздух. Я хотела закричать, но смогла только приоткрыть рот и просипеть тихо, как новорожденный котенок.
- Анечка, милая, с тобой все в порядке?
У чудовища, представшего передо мной, был голос Влада.
Я моргнула и видение рассеялось. Передо мной стоял мой возлюбленный. Прекрасный и желанный, лучший в мире, и без всяких цветастых шапок.
Влад хмурился и всматривался в мое лицо. Яна продолжала что-то шептать за моей спиной, но я совсем перестала различать слова.
- Решено, - Влад притянул меня к себе и по-хозяйски, очень крепко, обнял за талию. Если бы полгода назад так сделал Юра, мне бы это не понравилось. Возможно, я бы решила, что с такой силой могут обнимать, только если намеренно хотят причинить физическую боль. Но сейчас, с Владом, такой жест меня вполне устроил.
Влад прижимал меня все крепче — так, что, казалось, еще чуть-чуть, и у меня хрустнут кости — и говорил:
- Едем ко мне. Я долго молчал. Долго терпел. Но вижу, Анечка, что тебя здесь настраивают против меня. Поживем пока у меня, а там видно будет.
Ура! Пусть ситуация неприятная, зато Влад сам зовет меня жить с ним. Я раньше спрашивала, где он живет, с кем, но Влад отвечал туманно и переводил разговор на другие темы. Мне иногда думалось, что возлюбленный от меня что-то скрывает. Так что теперь я испытывала огромное облегчение.
А Яна… С Яной мы как-нибудь потом помиримся.
- Нет!
Моя сестренка, моя малышка Янка в один прыжок, как пантера, перегородила выход из кухни. Она сжимала кулаки. Небольшие серые глаза горели яростью, отчего стали напоминать небо перед грозой.
- Я не пущу ее. Ты чудовище. Я не знаю, что ты задумал, но оставь мою сестру в покое!
Янка обращалась к Владу и смотрела только на него.
У меня возникло странное ощущение. Как будто я находилась внутри тяжелого, липкого, нехорошего сна и никак не могла проснуться. Я смотрела то на Яну, то на Влада словно со стороны. Я чувствовала себя марионеткой, которая не может ни на что повлиять.
Злость искажала Янкины черты, делая ее отчего-то красивее. На лице Влада читалось недоумение и что-то еще. Опасение?
Да нет, не может быть. С чего бы ему Янку бояться?
Они смотрели друг на друга, как хищники, которые делят территорию.
По-моему, Яна моргнула и отвела глаза первой.
Влад победно ухмыльнулся и повел меня к выходу.
- Фотография исчезла. Ань, зачем ты ее удалила?
Янкин вопрос вернул меня в реальность. Я глубоко вздохнула, вспомнила, что я вообще-то не безвольная кукла и ответила:
- Я ничего не удаляла. Ты что-то путаешь.
Это была правда. Не удаляла я никаких фотографий, да и зачем бы мне это было нужно?
Вдруг я сообразила, что собралась переезжать с пустыми руками. Что не взяла с собой хотя бы сменного белья, не говоря уж о чем-то еще.
- Она же просто тебе завидует!
Злые несправедливые слова оглушали. Мне казалось, словно меня наотмашь ударили по лицу, и теперь в голове звенело, а перед глазами прыгали мушки.
Но это было не самое больное. В конце концов, кого из нас всерьез может ранить чужой человек, каким для меня и был Влад?
Самое больное — это Аня. Она слушала Влада. Она смотрела на меня так, как будто разочаровалась во мне одним моментом и на всю жизнь.
Старшая сестра не заступилась за меня. Она выбрала своего мужчину. Что можно было бы счесть правильным, но только не в случае с Владом.
Я вернулась в нашу с Аней детскую, которая без нее стала невыносимо одинокой, легла на диван и укрылась пледом. Хотелось просто лежать, ни о чем не думать и ничего не делать.
Кажется, я задремала. Потому что, когда я, сонная, перевернулась на другой бок, рядом со мной сидела бабушка Зоя. А такого никак не могло быть, потому что бабушка Зоя, мама нашего с Аней отца, умерла пять лет назад. Она жила далеко от нас, и за всю жизнь я видела бабушку Зою от силы раз десять. С бабушкой Зоей были крепко связаны воспоминания о ее фантастически вкусных пирогах с вишней — таких я не ела больше нигде и никогда.
В детской пахло теми самыми пирогами. Бабушка Зоя сидела ни низком деревянном стульчике. Выражение ее глаз было изучающим, словно ей так и хотелось воскликнуть:
- Как же ты выросла, внучка!
Я хотела протереть глаза и удивиться как следует. Но, как это бывает только во снах, руки совершенно меня не слушались.
- Бабушка! - то ли сказала, то ли подумала я. - Что случилось?
Возможно, это был не самый тактичный вопрос и нужно было поинтересоваться бабушкиными делами или что-то вроде того. Но я и во сне — или это все-таки был не сон? — помнила, что бабушка Зоя умерла и если уж явилась, то у нее явно была для этого веская причина.
- Яна, - голос бабушки звучал печально и строго, - поезжай к отцу. Сегодня же. Это важно.
- Не поеду.
Даже на грани между реальностью и сном я и думать не хотела о том, чтобы увидеться с этим предателем. Я, конечно, не плевалась в его сторону, когда он изредка приходил к нам домой, и даже принимала подарки на праздники. Но только потому, что этого хотели мама и Аня.
- Я понимаю, что он твой сын, - сказала я, - но я пока не готова наладить с ним отношения. Возможно, никогда и не буду готова.
- Это неважно, - бабушка Зоя сидела не меняя позы и, по-моему, говорила не открывая рта. - Поезжай. Ты помнишь, что родилась под знаком Водолея?
При жизни бабушка Зоя часто говорила про астрологию. Говорила, что наступила эра Водолея — эра, которая круто переменит историю человечества. И непременно, считала бабушка Зоя, к лучшему.
Мы — я и Аня — родились в начале февраля, только в разные годы. И бабушка Зоя говорила, что наша с Аней принадлежность к Водолеям — неспроста. Что мы обе причастны к наступившей эре и должны хоть немного оправдать эту причастность.
Мне было приятно думать, что благодаря своей причастности к эре Водолея я могу изменить мир. Хотя бы чуть-чуть. Но Аня смеялась над бабушкиными словами и говорила, что не верит во всякие там гороскопы. А я в них верила, находя в описаниях своего знака зодиака много общего с собой. Но мне хотелось походить на свою старшую, взрослую, умную сестру, поэтому я кивала и смеялась над астрологией вместе с ней.
- Там, у отца, ты встретишь человека, рожденного под этим же знаком, - бабушка Зоя не дождалась моего ответа и, наверное, ответ ей не очень-то был нужен. - Запомни, Яна! Тебе нужен Водолей, а не кто-то еще! Не перепутай.
Я хотела сказать, что не собираюсь раскатывать неизвестно где, знакомясь неизвестно с кем, пока Аня в опасности. Но ничего говорить мне не пришлось.
- Это ради Ани. Иначе ее не спасти.
И все-то ты знаешь, хотела сказать я, открыла рот, сделала глубокий вдох и вдруг меня словно резко толкнули, выдергивая из сна. Зыбкая реальность сделалась яркой и четкой.
Бабушки Зои в комнате не было.
***
В метро на меня косился какой-то подозрительный гражданин. Подозрительным он мне казался, потому что был перепачкан с ног до головы разноцветными пятнами. Ну а так парень как парень, примерно моего возраста.
В вагоне мне удалось сесть — в поздних поездах не так много пассажиров. Молодой человек нависал прямо надо мной и буквально сверлил меня взглядом. Мне стало неуютно и я встала, чтобы пройти к выходу, хотя до моей станции было еще три остановки.
- Девушка, - окликнул меня перепачканный парень, - я вас смутил, извините, пожалуйста. Я художник. А у вас такое лицо… Как у молодой Умы Турман. Я вас хотел получше запомнить, чтобы потом запечатлеть на холсте. Вы не против?
Я дернула плечиком — мол, как угодно — и повернулась к парню спиной. На самом деле я сильно смутилась, но хотела вести себя как женщина, давным-давно привыкшая к мужскому вниманию.
Может, та фотография, где я сама себе понравилась — это не просто удачный кадр? Вдруг я повзрослела и стала если не красивее, то хотя бы интереснее?
Из метро я вышла другим человеком. Мне казалось, что я иду летящей походкой, с идеально ровной спиной, а мои тонкие светлые волосы красиво обрамляют аристократично бледное лицо.
Просто удивительно, как воодушевил меня один единственный комплимент!
Наверное, это потому, что комплименты мне приходится слышать нечасто. Эта мысль подпортила настроение, но все же к дому отца я подошла уже не в том душевном смятении, с которым выходила из своей квартиры.
Отец с новой женой жили в своем доме. Полагаю, не очень дорогом: обнесенный темно-коричневым забором, дом был не очень большим. Два этажа, с каждого на меня смотрели по три трехстворчатых окна. Я прикинула, что комнат все равно получается немало. Не великовата ли площадь для двоих людей? Хотя я же не знаю, вдвоем ли живут отец с женой, может, у этой Марии еще есть дети.
Я поднесла руку к звонку, но сразу нажать не решилась. Волновалась. И немного сердилась — я же сказала отцу, что скоро приеду, мог бы и встретить.
Когда отец вышел на террасу подышать свежим воздухом (ну и покурить заодно), я вышла за ним. Хотела, но никак не могла завести разговор про Аню — только говорила общие фразы про погоду и работу. В итоге попросила у отца сигаретку, хотя никогда не курила. Закурила и закашлялась так, что из глаз полились слезы.
- Яночка, ты хотела что-то сказать? - отец усердно хлопал меня по спине, чтобы унять кашель, хотя в случае с курением эти похлопывания совершенно бесполезны.
От «Яночки» из его уст меня передернуло. У него больше нет права так меня называть.
Я выбросила сигарету.
- Аня уехала к Владу. Мы даже не знаем, куда именно. Я очень боюсь, что он может ей навредить.
Отец после случая с маминой болезнью безоговорочно верил в мои необычные способности. Поэтому я рассказала ему историю с фотографией, где я увидела Влада без лица и в скоморошьем колпаке.
Уже на середине истории я поняла, что отец мне не верит. Он чуть наклонил голову, закусил губу и скептически сложил руки на груди.
Я уже знала, что он скажет.
- Ян, а может, ты нафантазировала? Ты всегда была впечатлительной девочкой. Ну а Анюта уже взрослая, пусть сама разбирается, да?
Опустив глаза, я кивнула. Не могла представить, что смогу разочароваться в отце еще больше.
Смогла.
Посидев для приличия еще минут десять, я засобиралась. За право проводить меня до дома между братьями развязалась борьба. Не такая пылкая, как мне бы хотелось — увы, Максим не был слишком настойчив и выиграл Никита. Я только вежливо улыбалась, делая вид, что мне все равно, кто станет моим спутником.
Хотя, если подумать, Никита — лучший в моем случае вариант. Бабушка Зоя же сказала искать Водолея, и вот он. Какой уж есть.
С Марией я попрощалась тепло. Их фирменная семейная улыбка растопила мое сердце, и мы с тетей Машей, как она велела себя называть, даже расцеловались на прощание. Отец было тоже потянулся, чтобы меня обнять, но я так отшатнулась, что он тут же спрятал руки за спину и сделал шаг назад, не глядя мне в глаза. Все притворились, что ничего не заметили.
Скорее всего, сцена прощания отца с дочерью выглядела некрасиво. Но для меня это уже не имело значения.
В день его ухода я решила, что никогда отца не прощу. Никогда. И решения своего не изменю.
Помню, Аня предлагала попросить у него денег на мою учебу. И я готова была обрушить всю скопившуюся во мне ненависть на сестру, хотя ненавидела я, конечно, не ее. Но просто, как она могла? Она же видела то же самое, что и я: как одним днем — да что там днем, несколькими минутами — отец разрушил тот уютный мирок, в котором наша семья жила много лет. Аня видела, как тяжело переживала мама уход отца. О каких деньгах после этого могла идти речь?
К метро мы с Никитой шли в молчании. Я нервничала и смотрела на свои наручные часы, почти не отрываясь — перевалило за одиннадцать вечера, а метро работало до полуночи. Уже в поезде я расслабилась и только тогда задумалась, что для заинтересованного мужчины Никита ведет себя странно. Он даже не пытался завести со мной разговор, зато время от времени кидал на меня укоризненные взгляды. Считает, что я должна проявить инициативу?
Я мысленно фыркнула. Пусть я не королева красоты, но и он не мистер Вселенная. И при других обстоятельствах я бы продолжила хранить молчание, но, памятуя о визите бабушки Зои, завела диалог:
- Никита, а ты веришь в гороскопы?
- Отчасти, - меня позабавило, что он тут же встрепенулся, будто только и ждал, когда я не выдержу и заговорю первой. - А что?
- Мы же оба Водолеи. Может, у нас есть что-то общее?
- Может и есть. Вот ты, Яна, творческий человек?
Мне не хотелось честно отвечать на этот вопрос. Раньше я любила сочинять стихи: слова сами складывались в рифмы, а рифмы в строки. Я понимала, что мои вирши далеки от шедевров и никому их не показывала, получая удовольствие от одинокого творческого процесса.
Но однажды тетрадь, куда я записывала свои стихи, нашла Аня. Она прочитала их с моего разрешения, и я спросила ее мнение. Стараясь не смотреть на меня, Аня, подбирая самые тактичные выражения, сказала, что мне надо бы еще потренироваться.
С того дня я не написала ни одной рифмованной сточки.
- Я медик, - про попытки стать поэтессой я говорить не стала. - Отчасти творческая работа. А так, музыку не пишу, картин не рисую, крестиком не вышиваю. Если ты об этом.
- Очень жаль! - Никита и впрямь выглядел искренне расстроенным. - Настоящий Водолей — личность творческая, иначе зачем мы вообще? Хотя, может, ты еще не нашла свой талант. А я песни сам пишу и сам исполняю. Вот, слушай…
Никита включил трек на телефоне, а я думала про себя и про Аню. У нее тоже не было творческого хобби, если не считать таковым умение наносить макияж, затратив на это добрых полчаса. Получается, мы обе неправильные Водолеи. Или Водолейки?
Кстати, пел Никита великолепно. И даже высокий голос в записи звучал приятно. Я не музыкант, но могу понять, хорошо поет человек или нет: Никиту хотелось слушать, слушать и слушать, а значит, пел он хорошо. Хотя, может, он потому и не работает — все время уходит на творчество?
Тогда я лучше и дальше буду жить не творческой личностью.
- Очень красиво, - одобрила я, когда запись закончилась.
- Могу скинуть тебе на телефон, - Никита выглядел как человек, давно привыкший к похвале.
- Можно, - я достала телефон из кармана куртки (я оценила осеннюю прохладу и накинула легкую курточку. Не то, что некоторые. Наверное, взрослею).
Телефон будто ждал, когда я возьму его в руки. Потому что зазвонил мгновенно.
Аня.
Я так разнервничалась, что чуть не нажала на кнопку отбоя.
- Аня, все в порядке? - почти крикнула я в трубку.
- Янка, все хорошо, - Анин голос звучал глухо. - Тут такое дело. Я уезжаю. Мы уезжаем. С Владом. Я подумала, тебе это может быть важно.
Я не узнавала свою сестру. Она говорила сухим голосом робота, словно сводку новостей читала. А еще мне почудилась просьба в ее словах. Которую она, возможно, сама не осознавала. Просьба о помощи.
Я собирала вещи в старомодный, будто в шоколадных подтеках, чемодан. Те самые вещи из шкафа.
Ситуация оказалась настолько нелепой, что я не могла до конца поверить в происходящее.
В шкафу, к которому отправил меня Влад, была куча вещей. Реально куча: платья, юбки, блузки, топики, белье и все остальное, что носят женщины. И хотя все вещи были с бирками, никто в здравом уме не назвал бы их новыми.
Джинсы с ультранизкой посадкой, блестящие платья, вызывающе короткие юбки-солнце вышли из моды лет пятнадцать назад. И, видимо, все осели в этом огромном шкафу.
Вид у нарядов был соответствующий. Как будто про них забыли на долгие годы, а теперь достали с пыльных антресолей. Что, собственно, было недалеко от истины. Вся одежда тоже выглядела пыльной и блеклой. Я не могла принять, что мне придется это носить — как только я примеряла любую вещь из шкафа, на меня наваливалась безысходная тоска.
Словно меня однажды забыли в начале нулевых, а теперь вдруг вспомнили.
Сначала я подумала, что это какая-то странная шутка. Даже неуверенно рассмеялась. Влад нахмурился и спросил:
- Ты находишь мою заботу о тебе смешной?
Он выглядел таким рассерженным, что я сразу поняла — тут не до шуток.
- Но это все очень старое, - я говорила робко, не планируя ссору, а надеясь достучаться до разума Влада.
- На каждой вещи бирка! Это ты называешь старым?
Влад шагнул ко мне. Он сжал ладони в кулаки и побледнел.
Мне стало страшно. Может, я схожу с ума? Может, все, что происходит — совершенно нормально, а я просто надумываю?
- Но чьи это вещи, ты можешь сказать?
Для меня было очевидным, что эти вещи давным-давно покупались для неизвестной мне женщины. И коль уж теперь мне предлагалось эту одежду носить, я считала себя вправе знать, кто настоящая хозяйка вышедших из моды нарядов.
Этот вопрос рассердил Влада еще больше. Он сузил глаза и, покачиваясь с пятки на носок, прочитал мне целую лекцию. Вкратце ее суть заключалась в том, что Влад и представить не мог, что я вхожу в категорию неблагодарных женщин, которые совсем не ценят того, что делает для них мужчина. Зато теперь он увидел, что я только и хочу вынюхивать, выспрашивать и находить во всем подвох.
Влад был очень убедителен. Очень. Настолько убедителен, что я и сама поверила в свое болезненное любопытство и черную неблагодарность. Я с трудом сдерживала слезы.
- Вот только не надо ныть, - зло бросил Влад. - Я на эти ваши бабские манипуляции не ведусь.
Слово «бабские» резануло слух.
- Не говори так, пожалуйста, - я пыталась сохранить остатки собственного достоинства.
Вдад закатил глаза. Весь его вид выражал страдание и словно говорил: вот видите, как эта женщина выедает мне мозг?
- Я буду говорить так, как сочту нужным. И моя женщина со мной спорить не будет. И тем более не станет поучать. Или ты не хочешь быть моей женщиной, Анечка?
Эта «Анечка» в гневном монологе Влада прозвучала так же уместно, как залихватская частушка на поминках. Мне стало совсем уж не по себе.
Влад сделал еще несколько шагов вперед и теперь стоял ко мне вплотную. Странно, но я совсем его не боялась, хоть он и демонстрировал агрессию. Отчего-то я была уверена, что Влад никогда и ни за что меня не ударит.
Я посмотрела на него. Я хотела сказать. Сказать то, что чувствую, сказать, что мы, видимо, поторопились.
Но его глаза лишили меня воли. Только глядя в эти глаза, я знала, что это тот самый мужчина, по-настоящему мой, только мне предназначенный.
Вдад придвинулся ближе, обхватил меня за талию, и мы слились в поцелуе. Сладкая дрожь пробежала от моего затылка к кончикам пальцев на ногах.
Я крепко прижалась к Владу и снова захотела плакать. Разве можно любить сильнее?
Он нежно гладил меня по спине, а я бормотала обещания. Обещала, что больше никогда-никогда не стану с ним спорить и выказывать недовольство. Соглашалась, что ему как мужчине виднее, что делать, а я как любящая женщина должна только следовать за любимым.
Гроза миновала. Я удивлялась сама себе — зачем я устроила скандал на ровном месте? И вправду, что ли, бабская сущность играет…
Влад выдал мне банный комплект. Махровый халат, полотенце, трусики и тапочки тридцать седьмого размера с веселыми розовыми помпонами. Халат и полотенце пахли затхлостью и кололись. Трусики оказались стрингами, и других в шкафу попросту не было. Тапочки были мне малы. Не скажу, что все это меня обрадовало, но я решила, что это мелочи.
Тем более Влад оглядел меня с ног до головы и сказал, что я выгляжу великолепно. Будь это кто другой, я бы решила, что это вранье. Но Влад говорил искренне, я не сомневалась.
Продолжая смотреть на меня влюбленными глазами, Влад взял меня за руки и сказал:
- У меня для тебя есть отличная новость. Мы уезжаем.
- Переезжаем? - переспросила я. Еще когда Влад попросил собрать чемодан, я решила, что он сам понял, что в общежитии мне будет некомфортно. И, чего скрывать, обрадовалась.
- Можно и так сказать. Поедем в деревню. Великие Сады называется. Я там вырос, и от родителей остался домик. Там хорошо, Анечка. Как там хорошо! Заживем. Свои овощи станем выращивать, может, кур заведем, корову. Ты же любишь все вкусное и свежее?
- Люблю, - тихо ответила я.
У Влада было мечтательное одухотворенное лицо — наверное, такие лица в последний раз встречались у самых романтичных романтиков где-нибудь в девятнадцатом веке. Он был настолько красив, когда говорил про жизнь в деревне, что было страшно нарушить, сломать, спугнуть эту неземную красоту.
Краем сознания я отметила, что раньше мужская красота меня волновала мало и я ценила в мужчинах совсем другие качества. Но красота Влада будоражила мне кровь сильнее, чем катание на американских горках без страховки.
И в этот момент я решила, что сделаю все, как он хочет. Что поеду за ним куда угодно. Тем более я только что пообещала любимому, что брошу замашки спорщицы, так что было бы просто нечестно снова начать пререкаться.
Буммм. Боммм.
Господи, что это за набат в голове? Я не хочу его слышать. Не хочу. Верните меня в то сладостное забытье, из которого меня беспардонно вытащила пульсирующая головная боль. В том забытье была трава зеленая и небо ярко-голубое, и вообще все было хорошо. Верните…
Я шла по полю. По узкой тропинке, которая, я знала, приведет меня к алтарю. Там у алтаря меня ждет Влад. Там у алтаря я стану его женой. Я буду такой счастливой, какой только может быть женщина на этой Земле.
Меня окружали нежно-зеленая трава и цветы. Много-много цветов — белых, синих, розовых. Мне хотелось поделиться своим счастьем хотя бы с этими цветами, и я кивала и улыбалась им. Кажется, они доброжелательно покачивались мне в ответ.
Тропинка вдруг расширилась, превратившись в широкую утоптанную тропу. Цветы отступили. Передо мной была большая поляна, в центре которой кто-то поставил свадебную арку. Невероятно красивую, всю словно сотканную из белых полевых цветов. У арки стоял мужчина в светлом классическом костюме. Это был Влад, который уже поджидал меня, свою невесту.
Влада окружали красиво одетые люди. Мужчины в темных костюмах и разноцветные — как провожавшие меня в поле цветы — женщины. Я прищурилась, чтобы получше разглядеть платья девушек.
И тут меня поразила мысль: а сама-то я как одета? Почему-то я не имела об этом ни малейшего представления. Я нервно перевела взгляд на свои руки. Они были обнажены. Посмотрела вниз и увидела свои голые ноги. Холодея, я провела руками по телу.
На мне были только вызывающе красные трусики-стринги из шкафа в общежитии.
Тем временем гости меня уже заметили. И я приняла единственное возможное решение — бежать. Пока я раздумывала, как это лучше сделать, передом или задом, чтобы не опозориться еще больше, рядом с Владом появилась девушка.
Она была в белом свадебном платье.
Лицо невесты прикрывала вуаль, но я знала девушку. Все было в ней до боли знакомо: фигура, походка, даже поворот головы. Не обращая внимания на свою наготу, я бросилась к невесте. Мне нужно было поднять ее вуаль.
Я проснулась от собственного крика. Сердце бешено стучало, и я никак не могла вдохнуть полной грудью. Засыпать мне больше не хотелось.
Понемногу успокаиваясь, я осмотрела комнату, в которой проснулась. Лежала я на широкой кровати недалеко от окна, прикрытого ставнями.
Ставнями? Значит, мы доехали до деревни. Только я почему-то совсем не помню, как.
В комнате пахло деревом. Я вдохнула приятный запах поглубже и почувствовала себя лучше. Приподнялась на локтях, подвигала ногами. Вроде все целое.
На белой, выкрашенной известкой стене, мерно тикали часы. Последний раз такие я видела у бабушки Зои, матери отца. У часов была голова кошки с двигающимися в такт секундной стрелке глазами. Я подмигнула часам-кошке, как старому знакомому, и осторожно встала. Ноги держали хорошо.
Выход из комнаты был задернут плотными цветастыми шторами. На секунду мне показалось, что за шторами окажется запертая дверь, и я не смогу выйти из этой чистой тихой комнаты, словно обставленной лет пятьдесят назад.
Я отдернула одну штору и выдохнула. Никто меня не запирал. За дверью было помещение, больше всего похожее на кухню: во всяком случае, там были холодильник, плита и обеденный стол, рассчитанный человек на десять. Мне хотелось вульгарно присвистнуть — в жизни я не видела такой огромной кухни.
- Проснулась, соня? - окликнул меня голос Влада.
Я покрутила головой. Влад сидел на корточках в дальнем углу кухни у выбеленной печки. Я отметила, что выглядит он очень органично в этой сельской обстановке — как человек, который здесь вырос, все здесь знает и любит.
Влад поднялся и раскрыл мне навстречу объятия. Я подбежала к нему на цыпочках — деревянный пол был прохладным, а носков на мне не было — уткнулась носом в его шею и замерла. Влад уже привычными движениями гладил меня по спине, а я чувствовала себя на вершине блаженства.
Правда, нужно было выяснить еще один вопрос.
- А где Янка со своим парнем?
- Здесь. Не в этом доме, по соседству. Тут как раз пустой стоял.
Немного поудивлявшись тому, как просто в этой деревне завладеть недвижимым имуществом, я выразила горячее желание проведать сестру. Влад велел мне одеться потеплее, потому что на улице еще больше похолодало.
- Твои вещи в нашей комнате, в комоде, - сказал он, и я поняла, что комната, где я очнулась — и есть наша с Владом.
Уже на пороге кухни я обернулась и спросила:
- Влад, мы попали в аварию? Я совсем ничего не помню. Вроде машина выскочила на встречку… А дальше что?
- Не выдумывай, - сухо сказал Влад. На его лицо набежала тень недовольства. - Никакой аварии. Ты просто уснула.
Я кивнула и пошла одеваться.
Как же так? Я ведь хорошо помню, что машина на встречке была. Может, у меня температура и я брежу?
Я пощупала свой лоб. Прохладный. Значит, я здорова. Не могла же я резко начать видеть галлюцинации, это я как почти дипломированный врач могу утверждать. Что-то должно было этому предшествовать — острый психоз или сильные переживания. Но ничего такого не было.
Впрочем, ладно. Это все неважно. Если я продолжу расспросы, Влад снова огорчится, и с каждой подобной сценой будет разочаровываться во мне все больше. А этого никак нельзя допустить — если Влад вдруг меня бросит, я же просто не смогу без него дышать.
В комоде лежали все те же старо-новые вещи. Я нашла среди этого великолепия что поприличнее, посмотрела на себя в зеркало и вздохнула. Зрелище было так себе. Ярко-голубые джинсы-клеш слишком обтягивали талию и бедра, а коричневая кофточка с рукавами-фонариками смотрелась нелепо.
Все-таки хорошо, что мы в деревне. Вряд ли здесь найдутся знатоки моды. Хотя с учетом распространения интернета всякое может быть.
Теплой одежды в комоде не было, да она бы туда и не поместилась.
Я вернулась на кухню, слегка рисуясь, будто я сама понимаю, что выгляжу смешно и теперь вот приглашаю Влада посмеяться вместе со мной. Но Влад смеяться не стал.
Я притворяюсь, что не помню момента аварии. Хорошо притворяюсь.
Влад выспрашивал аккуратно, что я помню, чего не помню. Шестое чувство подсказало притвориться доверчивой глупышкой, и я сказала, что, кажется, уснула, и совсем не помню, как мы доехали до Великих Садов, в которых, к слову, никаких садов не было. Была там только примерно сотня до странного похожих домов, и еще лес со всех сторон.
Никите я соврала, что ничего не помню, за компанию. Так, на всякий случай. Чтобы самой не запутаться, кому что говорила.
На самом деле я все помнила. Никита отключился, как и Анька рядом со мной, и теперь, наверное, сомневался, была ли машина на встречке, или ему все приснилось.
Машина была. Как только она появилась, я крепче сжала Анину ладонь и заглянула ей в лицо. У нее были стеклянные глаза, не выражающие ни одной эмоции. Через пару секунд Аня глаза закрыла, словно внезапно крепко уснула.
Лица Никиты я не видела, но, полагаю, с ним творилось то же самое, потому что он оборвал свою утомительную болтовню на полуслове и застыл. Я прикрыла глаза — мне казалось, Влад не должен понять, что я в сознании — и наблюдала за происходящим.
Влад, никак не выказывая нервозности, вырулил на обочину и съехал вниз по склону. На всякий случай я запомнила, что поворот был сразу после знака с цифрой «60».
Мы ехали по грунтовке, довольно хорошей, и Влад периодически поглядывал в зеркало заднего вида. Очевидно, проверял, как мы там с Аней, не очнулись ли.
Потом словно из ниоткуда вырос еще один точно такой же значок с цифрой «60», как на трассе, и Влад снова вывернул вправо. Машину сильно тряхнуло, и пейзаж вокруг резко сменился. Только что мы ехали по полю. Лес был, но просматривался где-то вдали.
Теперь мы ехали не по относительно комфортной грунтовке, а по заросшей проселочной дороге. Машину потряхивало на частых ухабах. Лес, такой далекий еще секунду назад, подступал с обеих сторон.
Самым сложно было сохранять спокойствие. Больше всего мне хотелось засыпать Влада вопросами и не оставлять его в покое, пока он все не расскажет. Но приходилось изображать смирное туловище и довольствоваться запоминанием дороги.
Так же внезапно, как начался, лес закончился. Мы выехали на поляну к указателю «Великие Сады». Указатель был явно самодельным: название выглядело так, будто его выводил старательный, но пока еще плохо владеющий письмом первоклассник. Рядом с названием та же неуверенная рука пририсовала пару деревьев, кажется, яблонь, видимо, призванных оправдать название деревни. Внизу щита приписали «2005 г.». Это явно не был год основания, раз уж по найденной Никитой информации, Великие Сады появились еще в 1650 году.
- А что это за год? Я, кажется, задремал… Уже приехали?
А вот и Никита очнулся.
- Да это ребенок какой-то рисовал, - чуть помолчав, ответил Влад. - А что за год, не знаю, может, год его рождения.
- Тогда этот ребенок уже не ребенок, - сделал вывод Никита и, потеряв интерес к теме, стал крутить головой по сторонам.
Я картинно застонала, будто только пришла в себя. Меня беспокоила Аня. Я не теряла сознания, Никита уже пришел в себя, а Аня по-прежнему не подавала признаков жизни.
- Яна? Ты в порядке? - ко мне повернулся встревоженный Никита.
- Да… Я уснула, наверное. Что-то случилось?
Я старательно морщилась и терла пальцами виски, чтобы не возникало сомнений, что я только что пришла в норму. Никита говорил, что все в порядке, просто дорога оказалась успокаивающей, раз уж нас всех троих сморило.
В зеркале заднего вида я поймала взгляд Влада. В его глазах читалось сомнение.
- А ты когда заснула, Ян? - спросил он вроде для поддержания разговора.
Но я мгновенно почувствовала себя сапером на минном поле.
- Не помню. Ехали-ехали и отрубилась. Голова что-то болит, ни у кого аспирина не найдется?
Влад вроде успокоился. Никита так быстро сунул мне таблетку, словно аспирин лежал у него в кармане. Правда, оказалось, что так оно и было. Никита был весьма предусмотрительным человеком, и по карманам у него были разложены аспирин, обезболивающие, противоаллергенные и бинты с зеленкой.
Я жевала кислую таблетку и хлопала Аню по плечу. Сначала легонько, а потом все сильнее.
- Аня, - волнуясь все больше, звала я сестру, - Ань!
Ноль реакции. Я проверила ее дыхание. Оно было ровным и спокойным, как у крепко спящего человека.
- Приехали, - объявил Влад. - Да не беспокойся ты так, Ян. Выспится Анечка и все будет хорошо.
Влад вытащил Аню из машины, попутно тепло мне улыбнувшись и скользнув взглядом от моих глаз к губам.
Ну что же. Все идет по плану.
***
Влад отвез нас с Никитой в свободный дом. Кроме дома, на нашем новом участке была куча построек хозяйственного, как я поняла, назначения. В одну из этих построек Влад загнал свою машину, громко сообщив, что бензина в ней почти не осталось. И взять его негде, потому что до ближайшей заправки пилить и пилить.
По-моему, Влад хотел дать мне понять, что так просто из Великих Садов не выбраться.
Но я ничуть этому не огорчилась. Я была уверена, что уж кто-кто, а я выберусь откуда угодно. Когда сочту нужным.
Мы с Никитой исследовали дом и дурачились, как дети. Все нас веселило. И одинокий мини-холодильник на кухне. И, судя по виду, столетний журнальный столик. И две раскладушки, прислоненные к стене в самой большой комнате.
Никита с торжественным лицом подключил холодильник, хотя положить нам туда было нечего, и сказал:
- Вот мы и дома!
И хотя ничего суперсмешного он не сказал, я хохотала до слез. Мне очень понравилось в Великих Садах, я чувствовала себя так, будто вернулась в давно забытое, но когда-то очень любимое место. Наверное, поэтому я радовалась всему подряд, ощущая в районе солнечного сплетения приятный возбуждающий холодок.
- Чаю бы попить, - сказал Никита, когда мы заглянули во все уголки огромного дома.
- Надо бы нам как-то обжиться, - сказала я. - И еды добыть не помешало бы.