Эффект незавершённого действия

1 ЧАСТЬ. ЛЯЛЯ. Пролог

Дорога была гладкой, и машина скользила по ней легко и без подпрыгиваний.

Но тем не менее буквы в книге Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», то сливались в одно, то разбегались по сторонам, и читать было невыносимо.

Ляля заложила книгу закладкой, положила ее на колени и стала смотреть в окно.

За окном виднелись скромные пятиэтажные дома какого – то незнакомого провинциального городка.

Ляля и ее родители как раз переезжали из такого же. Маленький, грязный, но безумно родной.

Все 13 лет ее жизни, довольно скромной и тихой, прошли там.

Но отца Ляли – Сергея Леонидовича, высококлассного государственного обвинителя Районного суда повысили и перевели на работу в соседнем областном городе, и теперь семья Серебряковых, успешно обменяв квартиру, переезжала туда.

Новый большой город, новая обстановка, новые перспективы, новая жизнь.

Все это ждало девушку в скором будущем.

- Хватит читать, и так зрение испортила! – послышался голос с переднего сидения матери Ляли – Жанны Аркадьевны – молодой и очень красивой женщины.

- Я уже не читаю, - негромко отозвалась Ляля, прикрыв глаза.

- Учти, я прослежу за тем, чтобы ты ни в одну библиотеку города не записалась!

Ляля ничего не ответила.

Она и без этого чувствовала, что ничего хорошего ее не ждет.

Там – дома, ее лучшими друзьями были книги. Всему общению со сверстниками, девушка предпочитала тихий вечер с книгой. Она читала практически все. Во втором классе прочла «Мастер и Маргариту» Булгакова, к четвертому одолела все четыре тома «Война и мир».

И в конце концов, сильно просадила свое зрение. И теперь большие красивые серые глаза Ляли взирали на мир из – за очков.

А теперь, что ждало ее впереди?

Как выжить в большом городе скромной девушке с нежным необычным именем Ляля?

Мать посмотрела на нее с переднего зеркала снова, и недовольно заметила:

- Ну чего губы надула? Другая бы радовалась, что выбралась из нашей большой деревни! В конце концов, там будет Пашка твой.

- Угу.

Пашка – единственная радость, единственный друг.

Пашкин отец – Палахин Евгений Евгеньевич, был лучшим другом отца Ляли, а также высококвалифицированным юристом. Дружили они уже лет двадцать.

Несмотря на то, что разница в возрасте у Паши и Ляли составляла четыре года – как это ни странно, они стали лучшими друзьями.

Семнадцатилетний Пашка все время таскал подружку за собой, заступался за нее перед школьными хулиганами; он стал, можно сказать, ее старшим, горячо любимым братом.

Два года назад семья Палахиных переехала в другой город, а теперь и Серебряковы направлялись туда.

1

- Так, и куда мы с тобой пойдем? – азартно размышляла мама, когда мы вышли на главную улицу города. – Мммммммммм! Здесь столько магазинов, салонов, прям глаза разбегаются. Чтобы обойти все, не хватит и месяца! – Из строгой, самовлюбленной женщины моя мама на глазах превращалась в молодую, задорную девчонку. – Лялька, - взглянула она на какую – то неэмоциональную меня, - куда хочешь?

Я замешкалась, не зная, что сказать, обвела глазами пеструю улицу и робко спросила:

- Может, в «Мир книги»?

- О, Боже! –Мама театрально закатила глаза. –Слышать ничего не желаю! Как ты надоела своим чтением! Я в твоем возрасте мальчиками интересовалась, а не с книжками обнималась! Чем твой Пашка не жених? Из хорошей семьи, красивый…

- Мам, мы с ним друзья! – недовольно перебила я ее. Я не любила эту тему. Попросту терпеть не могла. Глупо. Я вообще не представляла никогда Пашку в качестве парня. Это было как – то дико.

- Конечно, друзья! – фыркнула мать. – Нужна ему какая – то замухрышка, не следящая за собой!

- Я не виновата, что не родилась такой красивой, как ты! - тихо огрызнулась я.

- Я не говорила, что ты уродина. Ты просто не следишь за собой! В твоем – то возрасте!

Как назло, мимо мелькнул огнями «Салон красоты».

- На ловца и зверь бежит! – хищно улыбнулась мать. – Надо бы сделать себе педикюр и увлажняющую маску для лица. Так, - она оценивающим взглядом посмотрела на меня. – Что у тебя на голове?

- Что у меня на голове? – переспросила я, тряхнув своими длинными, до пояса, русыми волосами, стянутыми резинкой. Я всегда так ходила. Удобно. Стянула волосы – и не мешаются.

- Никакой прически! Закончится лето – ты пойдешь в новую школу – и с такими лохмами? Не стыдно будет? Давай сделаем тебе каре?

- Нет!!! – упрямо возразила я.

Ненавидела все эти прически, потому что за ними нужно было следить, ухаживать, укладывать. Куча зря потраченного времени. Поэтому я вообще не стригла волосы, никогда.

- Вот ведь какая! – нахмурилась мать. – Ну давай хотя бы маникюр на пальчики. У тебя неухоженные ногти!

- Мам, мне и так всё нравится!

- А окружающим людям – нет!

- Это их проблемы!

- Ты несносна, Ляль!

Мама толкнула дверь и повела меня за собой в прохладное помещение салона.

- Жди тут тогда, - непримиримо приказала мать.

- Угу.

Я села на кожаный красный диван и взяла со стеклянного низенького столика глянцевый журнал.

Пролистав пару страниц с изображениями фотомоделей, я положила его обратно.

Эти модели странно напоминали мать – стройную, красивую, уверенную в себе женщину. Яркую в своей красоте.

Ну что поделать, если я не такая? Средний рост, тощая, бледная как поганка. Такие Ляли, как я, обитают везде. Средние, ничем не примечательные девчонки.

Не уродина, но и не красавица, в общем.

Не то что мать.

Она высокая, стройная блондинка с волосами до плеч. Ее большие глаза всегда аккуратно подведены, пухлые губы накрашены алой помадой, и плюс ко всему этому обязательно аромат каких – то французских духов. Да, каких – то. Потому что я не разбираюсь в них ни черта. Но тем не менее знаю, что моя мама не стала бы никогда пользоваться российской дешевой лабудой.

Блин, что ни говори, красивая у меня мама, очень.

И одевается всегда красиво – нарядные платья и туфли на высоком каблуке.

Знаю, что и многим мужчинам она нравится, не только отцу.

Даже бывало, когда мы вдвоем идем по улице – к ней подходили посторонние мужчины и спрашивали телефон.

Но мать гордо показывала на такие предложения свое обручальное кольцо и походкой манекенщицы шла дальше.

Красивая. Трижды красивая.

Я ни капли красоты ее красоты себе не переняла.

Единственное, что мне от нее передалось – это любовь к рисованию. Мать у меня художник – любитель.

А в мае этого года я закончила художественную школу, и получила красные корочки…. Хоть что – то путевое сделала в своей жизни….

Час спустя мама, посвежевшая и еще более красивая, спустилась в холл, где я долго, бессмысленно и устало ждала ее.

- Оп – ля, - улыбнулась мать. – Ну как я?

- Лучше не бывает, - заметила я, даже особо не глядя на нее. А смысл? Она и так все знает. И вообще, внешность не самое главное в человеке.

- Вот именно! Надо подчеркивать красоту, а не, как ты, махать на себя рукой.

- Ой, мам, прекрати!

- Чего прекрати? – возмутилась мать, выходя на душную, июньскую улицу. – Это ты сейчас так говоришь! Еще год – полгода – и начнешь интересоваться мальчиками! Там – то и припомнишь мои слова, еще и за советом не раз прибежишь.

- Ну – ну.

- Чего ну - ну? Скажи, что еще не так!

- Не так! Не нужен мне никто! Я самодостаточная.

- Без любви и самые самодостаточные девушки с тоски волком воют.

- Сочувствую им.

- Себе посочувствуй, дура!

Я решила ничего не говорить на это.

Мать не переспоришь.

Она не понимает, что я не верю в любовь.

Если честно, то я вообще не понимаю, для чего люди встречаются, потом женятся и живут вместе.

Некоторые девчонки из моего бывшего 7 «а» класса уже начали встречаться с парнями.

Я иногда пытаюсь смотреть на этих парней со стороны – и вижу в них только недостатки – этот прыщавый, у этого зубы кривые, третий толстый слишком, четвертый просто на лицо страшен.

Нет, встречаются, конечно, и ниче так парни, симпатичные, даже красивые.

Но единственное желание, которое они вызывают – это смотреть на них.

А если стоило только представить, что встречаться с кем – то из них – нет, ни за что.

Не понимаю смысл этого. Ну хоть убейте – не понимаю!

Зачем это все? Ну нравится тебе человек, его общение, его характер – так общайся с ним и все! Зачем разводить эти китайские церемонии? «Ты меня любишь?» и прочее бла – бла - бла, ограничивать свою свободу общением только с этим человеком. Выдумывать какое – то нелепое чувство ревности…. Смешно всё это, глупо.

2

Перечитав за неделю последнюю, имевшуюся в запасе, книгу, мне стало скучно.

Отец постоянно пропадал на работе, мать обследовала магазины города, а я не знала, чем себя занять.

Два раза на неделе приходил Пашка, звал гулять, но я отказывалась. Не дура. Понимаю, что у Паши теперь новые друзья и, скорей всего, мне пришлось бы с ними знакомиться. А новые знакомства я не люблю. Я не душа компании. А сидеть в тени, никем не замеченной, не самая лучшая перспектива, не так ли?

Но когда он пришел третий раз, уже вмешалась мать:

- Паш, ну хоть ты вытащи ее из дома! Это сущее наказание! Все дни безвылазно дома сидит! На улице лето, а она дома пылью дышит! Забери ее!

- Давай, Лялёк, на выход! – решительно заявил Пашка.

- Сейчас оденусь. – Пришлось согласиться. Я заранее знала, что будет, если снова откажу. Долгие уговоры, едкие укоры матери. Нет, такого счастья мне не надо. Лучше повиноваться судьбе и перетерпеть.

Я зашла в свою комнату и стянула с себя халат, надела вместо него простенькую футболку и джинсы. Хотела вначале накрасить губы помадой, но потом передумала – а вдруг Паша решит познакомить меня со своими друзьями, и они подумают, будто я для них намалевалась. Специально. Глупо получится.

Волосы оставила распущенными.

Мать и Пашка о чем – то разговаривали в прихожей.

- Я всё, - оповестила я, прервав их беседу. Опять меня с ним обсуждает.

- Вот опять черт – те как оделась, - недовольно прошипела мать, взглянув на меня.

- Да вы че, норм всё, - пробубнил Пашка. Обожаю его.

- Одевается как ребенок. Ведь есть же у нее красивая одежда! И волосы могла бы как – нибудь поприличнее убрать!

- Паш, идем. – Я открыла входную дверь и вытащила за собой парня.

- Че она так на тебя? – спросил Пашка, спускаясь вниз по лестнице.

- Жалеет, что я не родилась такой красивой, как она, - равнодушно ответила я.

- Кто тебе такое сказал?

- Об очевидном и говорить не надо.

- Очевидно лишь одно: ты красивая, Ляль. А через несколько лет просто затмишь всех.

От такой неприкрытой лести я чуть не споткнулась и не пропахала носом вниз на лестничный проход.

Он издевается.

«Он определенно издевается», - замкнуло в моей голове.

Но спустя секунду я поняла, что Пашка просто хочет вселить в меня уверенность. Милый, добрый Пашка.

- Обожаю тебя, - искренне сказала я, когда мы вышли из подъезда.

- И я тебя обожаю, Лялёк. Куда пойдем?

- Не знаю, - пожала я плечами. А что я могла предложить, не зная этого города.

- Если хочешь, могу познакомить тебя со своими друзьями.

Не хочу! С гораздо большим удовольствием, я бы просто погуляла по городу вдвоем с ним. Но…. Но Пашка взрослый парень, ему наверняка уже не в кайф шататься без дела по городу с какой - то малолеткой. Ему будет гораздо интереснее провести время с друзьями.

- Пошли, - через силу улыбнулась я.

По дороге Паша рассказывал о своей жизни в городе. О том, как впервые здесь курил траву, о том, как с парнями бухали целую неделю без перерыва, о каких – то разборках с соседним районом.

Я слушала его, и, конечно же, ругалась. И думала, как далека подобная жизнь от меня. Далека, и Слава Богу!

Я всегда была домашней девочкой, и никакая сила не смогла бы заставить меня надеть короткую юбку, ярко накраситься, выйти на улицу и закурить какую – нибудь травку на чердаке незнакомого подъезда, прихлебывая сорокоградусное пойло. А потом веселой и довольной выйти на улицы города искать себе приключений.

О подобных приключениях я всегда предпочитала читать в книгах или слышать из уст того же Пашки, но не на собственном опыте…

Вскоре мы оказались в каком – то дворе.

Это был ничем не примечательный двор. Две горки, турник, песочница для детей и большая, широкая качель. На этой самой качели и расположилась компания друзей Пашки.

- Всем респект! – шутливо поздоровался Паша с ними.

- О, привет, брат! Какие люди! – отозвались парни, и стали пожимать ему руку.

Я осторожно огляделась. Было четыре парня и три девушки.

- А это твоя девушка? – пальцем ткнул в меня малоприятный парень татарской национальности, спрашивая у Пашки.

Все взгляды, изучающие и любопытные, устремились на меня. Я почувствовала, что краснею. У меня бледная кожа, и стоит мне оказаться в центре внимания, как сейчас, я начинаю краснеть.

- Нет, - улыбнулся Паша. – Это мой самый лучший друг. Мы с ней уже 13 лет дружим. Так что убью любого за нее.

Черт, я покраснела еще сильнее…

- И как тебя зовут, лучший друг? – спросил у меня рыжий, тоже малосимпатичный, парень, оглядывая оценивающим взглядом.

- Ляля.

- А полное имя как? Лена? Оля?

Ох, сколько раз эти вопросы пришлось мне выслушивать. Мало кто верит, что Ляля – это настоящее имя. Но так или иначе, это было так, я Серебрякова Ляля Сергеевна. Ну не виновата же я, что всем девочкам по материнской линии было семейной традицией давать необычные имена. Я Ляля, мать – Жанна, бабушка Виолетта, а прабабушка – так вообще какая – то Астра была.

- Это на самом деле ее имя, - вмешался Пашка. – Ляль, знакомься, это мои друзья. Руслан(татарин), Костя(рыжий), Альберт, Слава, Ирина, Маша, Аня.

Далее вечер пошел как – то неинтересно.

Для меня неинтересно.

Все пили, болтали, веселились. Я чувствовала себя здесь случайным гостем.

Паша время от времени втягивал меня в разговор, но я все равно замыкалась в себе все больше и больше.

От нечего делать я разглядывала собравшихся. Парни не стоили даже взгляда. Некрасивые, неинтересные, несуразные. Один мой Пашка выделялся на их скучном фоне…

А девушки…. Девушки, безусловно, были красивы. Одна темная, вторая светлая, третья с длинными, крашенными в красный цвет, волосами. Все они были красиво накрашены, в красивых одеждах…

М-да, на их фоне невольно почувствуешь себя ущербной. И я чувствовала. Но ничего. Мне это не впервой.

3

Спустя неделю…я знала о нем почти все.

Егор Зарецкий. Кличка Страж. Восемнадцать лет. Имеет большой авторитет в районе. Живет, кстати, не очень далеко от меня.

А еще он, конечно же, нравится многим девушкам. И они ему нравились. Особенно яркие, красивые, заметные…

- Ляль, я тебе как друг советую – забудь его! – говорил Паша, нервно покусывая губы.

- Но он мне нравится.

- Внешность не главное. Ляль, он плохой.

- А сам дружишь с ним!

- Он к девушкам плохо относится.

- Мне наоборот кажется, что они ему нравятся.

- Вот именно – все! Все! Многие! Он никогда не будет с какой – нибудь одной девушкой. Он пользуется ими, а потом отпускает их на все четыре стороны за ненадобностью.

- Давай ты не будешь больше так о нем говорить!

- Дура ты, Ляль. Потом жалеть будешь.

- Пускай!..

Этот разговор состоялся вчера вечером.

И сейчас я, проснувшись, в точности вспомнила эти слова…

Устремив взгляд в потолок, я думала о том, как еще буквально на днях думала, что любви не существует.

А сейчас…. Сейчас все мысли были о Егоре, этом безумно красивом парне.

С того раза я его больше не видела. Я каждый день вытаскивала Пашку во двор, но Егор больше не приходил.

Я сходила с ума…

Я постоянно спрашивала о нем Пашку, а если в чужих разговорах слышала его имя, то по телу сразу пробегала предательская дрожь, а уши сами собой ловили каждое слово.

Не удивительно, что вскоре о моем неприкрытом интересе стали догадываться почти все.

- Ляль, тебе Егор нравится? – с таким вопросом однажды подошла ко мне девушка из этой компании Аня, закуривая мне в лицо тонкую сигарету с ментолом.

Она и две ее подружки отвели меня чуть в сторону от всех.

Не столь и неожиданно это было.

Мои чувства к Егору были слишком очевидны.

Я прямо посмотрела в ее глаза, и решив, что отнекиваться глупо, ответила:

- Да.

- Ууууу, - протянула Анька, стряхивая пепел. В ее глазах отражались легкие смешинки. – Это плохо.

- Почему?

- Ты можешь заинтересовать его на один день, но не более этого.

- Почему? – еще раз спросила я. Мне не нравился этот разговор. Они все сговорились будто бы против меня.

- Потому что, если он и будет когда – нибудь с девушкой, то это будет королева. Яркая, красивая, не как все. Извини…

- Да ладно, - мне ничего не оставалось как грустно улыбнуться. – Я знаю, что я не такая. Но тем не менее он мне все равно нужен.

- Ты упрямая, - тоже улыбнулась мне Аня. А она неплохая. – Пробуй, глядишь и зацепишь местного красавца. Только учти, каждая вторая девушка в районе мечтает о нем.

Я и так понимала это, но когда это заявляют так открыто в лицо, стало как – то горько.

«Была бы я как моя мать, - с сожалением подумала я. – Он бы точно не прошел мимо…»

- Да ладно, - подмигнула мне Аня. Наверно, на моем лице было все написано. – Может, еще не все потеряно. Для начала привлеки хотя бы его внимание, а как его удержать – будем думать позже.

Будем? Она сказала будем? Неужели она хочет мне помочь? Если честно, это было бы здорово.

- А с чего начать? – беспомощно произнесла я.

- А это уже не твои проблемы! – решительно сказала Аня. – Деньги найдешь?

«О чем вопрос?» - с бешено колотящимся сердцем подумала я.

- Найду!

- Ну вот и всё, заметано! Завтра идем менять твой имидж! Делать из тебя красотку! Плюс держи себя увереннее. Считай, что ты королева, а остальные – твои слуги…. И будет все тип – топ.

Я невольно улыбнулась.

Такая политика не для меня. Я не могу ставить себя выше других людей. Все люди хороши по-своему.

И в споре с другими я всегда предпочитаю уступить, чем противиться.

Такой вот я человек, миролюбивый.

Черт побери, кот Леопольд в чистом виде!

На следующий день, когда в квартире раздался звонок, я еще лежала в постели и ленилась раскрыть глаза.

«Кто бы это мог быть?» - пронеслась в голове раздраженная мысль, а потом я вскочила как ужаленная.

- Девчонки! – вспомнила я, вскакивая. – Ко мне должны были прийти девчонки!

Я наспех накинула халат, и даже не расчесав волосы, кинулась открывать дверь.

- Приветик! – поздоровалась Аня и стоящие рядом с ней Ирина и Маша.

- Ой, извините, я только встала, - смутилась я, пропуская их в квартиру.

Несмотря на ранний час, подруги были в полной боевой готовности, то есть при макияже, прическе и красивой одежде, и я, несобранная и неприбранная, почувствовала себя просто уродом.

«Я хочу быть как они, - впервые пронеслась в моей голове подобная мысль. – Я хочу быть красивой и эффектной.»

Я никогда не думала, что захочу стать такой.

- Можно пройти? – улыбаясь голливудской улыбкой, спросила Маша.

- Конечно. Вот моя комната.

- Ты недавно только переехала сюда? – поинтересовалась Аня, глядя на скудно обставленную комнату.

- Недели где – то две назад, - сказала я, пытаясь судорожно заправить постель.

- А вы с Пашей из одного города? – вмешалась в беседу красноволосая Ирина.

- Из одного.

- Ляль, а какие у вас с ним отношения? – настороженно спросила Ира. – Он так заботится о тебе…

- Он мне как старший брат, - я улыбнулась ей. – Я его очень люблю.

- Погоди, - тряхнула головой Ира. – Так у вас любовь? Вы встречаетесь?

- Да нет же! Не встречаемся! Мы с ним просто друзья. С самого моего рождения дружим. Я его люблю, но не как парня, а просто, как человека.

- Разве бывает дружба между мужчиной и женщиной? – сомнительно протянула светловолосая Маша.

- Бывает! Еще как бывает!

- Никогда такого не встречала. Обычно такая дружба перерастает в любовь.

- Мы и так с ним любим друг друга, только не как женщина и мужчина, а как….мммм….человек и человек.

- Но все же…- начала было Маша, но Аня перебила ее.

- Так, девчонки, мы сюда трепаться пришли или дело делать!?

4

- На сердце боль, взгляд смотрит в небо, и ждет ответа…. Душа не верит в то, что нету…. Тебя уже нету, - подпевала я себе под нос, слушая свою любимую группу.

В соседней комнате из - за чего – то ругались родители.

Когда я была маленькой, то всегда в такие моменты бежала к родителям, плакала, просила их немедленно помириться, закатывала истерики…. Первым не выдерживал отец, он брал меня за руку и молча выводил из комнаты.

Дальше родители ссорились шепотом. Из комнаты доносилось лишь их приглушенное шипение.

Тогда я уходила обратно к себе в комнату, забиралась под одеяло, тихонько плакала и быстро засыпала…

Сейчас же, повзрослев, я уже не закатывала истерик, я просто включала музыку погромче, чтобы не слышать бранных, язвительных слов и…рисовала.

Рисовать я любила.

Красками правда получалось не очень, но если я брала в руки карандаш, то тогда все выходило красиво.

Больше всего я любила брать обычные фотографии, и перерисовывала людей.

Схожесть была идеальной.

Вот и сейчас я нашла в старом фотоальбоме свою фотографию, где я, совсем маленькая, стояла с мамой около школы, и стала перерисовывать на альбомный лист.

Зачем? Я сама не знала. Просто так хотелось.

Но внезапно дверь в комнату распахнулась, и зашла мать с нахмуренными тонкими бровями и недовольно поджатыми губами.

Она резким движением руки положила на стол передо мной сто рублей, и властно сказала:

- Иди в магазин, купи мне гранатового соку!

- Я не хочу, - попыталась сопротивляться я, хотя и так знала заранее – бесполезно.

- Через не хочу! – сердито сказала мать. – Быстро собралась и сходила!

Не сказав даже банального «пожалуйста», мать так же стремительно вышла из комнаты.

- Мдаааааа уж, - протянула я, выключила компьютер, закрыла альбом и стала собираться.

Магазин был не так уж далеко, так что наряжаться не было никакого смысла, да и краситься тоже. Хотя девчонки мне сказали взять за правило выглядеть всегда на высоте, но во всяком правиле есть свои исключения.

Я надела старую джинсовую юбочку, футболку, напялила на ноги шлепки, и вышла из дома.

На улице было жарко.

Обычно в такую погоду, еще тогда дома, на родине, я проводила все дни на пляже.

Речка была небольшая, неглубокая и изученная, к тому же я умею хорошо плавать, и благодаря этому, мама отпускала меня на пляж одну, без чьего – либо сопровождения.

И тогда я брала с собой книгу, ложилась на песок и загорала, изредка окунаясь в теплую реку.

Здесь же городской пляж был не изучен. Была не известна и глубина местной реки. И мать, естественно, меня туда не отпускала. Боится, что утону. Ну, конечно.

Теперь приходится ограничиваться ванными процедурами…

Сделав необходимую покупку, я направлялась домой, но вдруг…

Он был на противоположной стороне дороги, в толпе людей, но, тем не менее, я разглядела его.

Да я бы и из миллиона его узнала.

- Егор, Егорка, - непроизвольно вырвался из моих губ этот шепот. Я смотрела на него, напрягая свое слабое зрение.

Я быстро перешла дорогу и рванула за ним.

Зачем я это делала? Какого результата ждала из этого? Я не знаю…

Только когда я стала буквально наступать ему на пятки, ко мне вернулся голос разума в виде неглупого вопроса: «А вдруг он сейчас обернется и увидит меня? Хорошо это будет или нет? Скорей всего, не очень…»

Я замедлила шаг, и теперь следовала за ним издали.

Черт, наверно, люди, которые обращали на меня внимание, думали, что я не в себе. Я как сомнамбула продвигалась вперед и бормотала себе под нос всякий бред. А если уж быть честной, я то и дело повторяла два слова: «Егор» и «любимый».

Не знаю, что со мной было. Но он был рядом…. Предательски рядом, и я теряла всякий контроль над своими мыслями, чувствами и поступками. Наверно, если бы он сейчас бросился под машину, я бы механически повторила это за ним. Черт, черт, черт, что он со мной делает?

Вот он резко свернул с главной улицы.

Но я все равно последовала за ним, даже несмотря на то, что тут было малолюдно.

Мне было одно оправдание – я не контролировала себя.

И тут случилось это.

Ни с того ни с сего Егор обернулся. Вот так шел, шел себе спокойно – и раз! – обернулся.

Я сделала беззаботное лицо, будто я тут ни при чем, просто мимо проходила.

Он не узнал меня.

И это было вполне предсказуемо.

Из русоволосой я теперь превратилась в блондинку, да и видел – то он меня всего лишь раз, и то даже не смотрел в мою сторону.

«Эх жаль, что я нормально не оделась сегодня, - промелькнула в голове грустная мысль. – А то мало ли…»

За это время Егор зашел в подъезд дома, и всё…. Счастье ушло…

Я обошла эту девятиэтажку и медленно побрела в сторону своего дома.

5

Наверно, это была судьба. А может, нет, простое совпадение.

Но так или иначе, вечером нашу компанию навестил сам Егор.

Я даже не сразу увидела его. В этот момент я болтала с девчонками, пьющими пиво, и рассказывала в полголоса, что видела сегодня Егора.

- Он живет со мной в одном районе! - рассказывала я. – Ох, я так переволновалась, думая, что он увидит меня! Но он меня не знает даже. Да и цвет волос другой. Даже если б мы прямо встретились, он бы не узнал меня.

- Вероятно, - кивнула головой Маша.

- Слушайте, девчонки, - тараторила я как заведенная. – А с кем он живет? С родителями?

- Ты че? – хихикнула Ирка. – Какие родители? Егор уже взрослый мальчик.

- У него даже машина своя есть, - вклинилась Аня.

- Круто, - невольно присвистнула я.

Черт побери, Егор был прямо каким – то идеальным.

Ни разу не пообщавшись с ним, я была уже готова идти за ним на край света.

И пускай все мне говорят, что он плохой! Даже если и так, то это даже и лучше!

В психологии тут и там встречаются подобные случаи – хороших, домашних девочек, какой уж являюсь я, постоянно тянет на брутальных, плохих мальчиков.

Так же параллельно и плохих мальчиков притягивает невинность.

Вот говорят мне все, что ему нравятся раскованные яркие девушки. Допустим, так. Допустим, у него все девушки были раскрасавицами, секси, но…. Но ведь ни с кем из них он так и не остался!!! Погулял и бросил! Так происходит потому, что он несерьезно относится к таким девушкам и таким отношениям! А на самом деле ему нужна такая, как я…. Добрая, чуткая, любящая…. Только со мной он найдет свою любовь. Наверно, это слишком самонадеянно…. Но он же умный! Он понимает это!

Блин, наверно это глупо, но получалось так…. Ни разу с ним не общавшись, я ни с того ни с сего считала его – умным, добрым, обаятельным, и самым – самым…

Сама того не желая, я мысленно творила из него идеал, и все больше и больше влюблялась…

Вот и в этот раз, замечтавшись, я даже не сразу почувствовала чей - то удар локтем в бок.

От неожиданности я удивленно захлопала глазами и спросила у Ани.

- Ты чего?

- Чего – чего? – шепотом передразнила Анька. – Обернись, тетеря!

Я равнодушно обернулась и почувствовала, как сердце стремительно падает куда – то в область желудка.

Потерявшись в своих мыслях, я не сразу заметила изменений, произошедших в этой дружной компании.

Изменениями этими являлись Егор и какая – то незнакомая девушка, которую я не сразу заметила.

Я во все глаза смотрела на Егора.

Он о чем – то разговаривал с парнями, и на лице его была эта фирменная, самая красивая в мире, улыбка. Отросшая челка постоянно лезла в глаза, и он все время поправлял ее. Одет он был просто, но в то же время за этой простотой скрывались большие деньги.

Лишь потом, спустя какое – то время, я с болью в сердце, заметила стоящую рядом с ним девушку.

Во – первых, она была ощутимо старше меня. Во – вторых, у нее были нереально красивые волосы. Ярко – рыжие, как золото, густые кудри, от которых, даже казалось, исходил яркий, солнечный свет. И при этом – красное, блестящее платье, вроде не предназначенное для прогулки, но в то же время, делая его обладательницу еще ярче и красивее. Лицо девушки нельзя было назвать безупречным, даже я со своим плохим зрением, могла заметить это. Простое круглое лицо с чересчур яркой косметикой. Но…

Но от девушки даже издалека исходила самоуверенность и превосходство, что я, толком и не приучившая себя быть всегда на высоте, чувствовала сейчас себя по сравнению с ней гадким утенком.

«Можно не иметь природной красоты, но так подать себя, что все будут восхищаться тобой, а можно иметь красивую внешность, но не умея правильно преподнести это – навсегда остаться в тени», - мелькнула в моей голове здравая мысль.

Аня с долей жалости взглянула на меня, и вдруг, повысив голос, позвала:

- Егооооор!

Мое сердце забилось где – то в желудке, отдавая нервные импульсы по всему телу.

Егор повернулся на зов и помахал Аньке рукой.

Подруга поманила его пальцем к себе.

Я во все свои испуганные, влюбленные глаза наблюдала за тем, как он подходит.

«Мамочки, Боже мой, о Господи!» - закружились в голове несвязные мысли.

- Привет, Егор! – оптимистично поздоровалась Анька, а за ней – Ирина и Маша.

- Привет, девушки, - ответил он.

- Ляль, - тронула меня за плечо Аня, - знакомься, это Егор. Егор, это Ляля.

Я в ужасе посмотрела на нее, а потом с трудом перевела взгляд на Егора.

Он внимательно смотрел на меня. Заметив мой взгляд, Егор сразу улыбнулся, и я чуть не расплакалась от счастья! Он мне улыбнулся! Мне захотелось кинуться ему на шею, зарыдать, а потом кричать, как сильно его люблю.

- А Ляля это имя или что? – поинтересовался Егор.

У него и голос такой же красивый, как и он сам.

Я пялилась на него как ненормальная.

- Имя, - еле слышно ответила я.

- Ничего себе. Красивое очень.

- Спасибо. У тебя тоже.

Егор еще шире улыбнулся, и я вдруг поняла, что он вспомнил меня.

Тот раз, когда я следила за ним…

«Да ну и пусть!» - решительно подумала я, и ответно улыбнулась.

- Где пропадаешь вечно? – поинтересовалась Аня у Егора.

- Одиннадцатый класс, экзамены были, выпускной, - закуривая сигарету, ответил парень.

- Как сдал?

- Еле – еле. Да и черт с ними!

- Поступать будешь куда – нибудь?

- Не смеши меня.

- А что?

- А для чего?

- Ну как для чего? – растерялась Аня. – Высшее образование, потом работа…

- Ань, деньги можно и без этого получать, - загадочно ответил Егор.

- Ну да, тебе лучше знать.

- Вот именно, - кивнул парень. – Ну я пойду?

- Иди, - разрешила Аня. – Смотри, не забывай нас.

- Вас не забыть, - подмигнул ей Егор и перевел взгляд…на меня. – Пока, - улыбнулся он именно мне.

6

- Мам, а можно ко мне подружка придет?

Я стояла на пороге комнаты родителей и выжидающе смотрела на мать, которая сосредоточенно подпиливала свои накрашенные ярко – фиолетовым лаком ноготки.

- Какая еще подружка? – раздраженно спросила мама, будто бы я спросила что – то недопустимое.

- Простая. Ирина.

- По – моему, у тебя раньше никогда не было подружек, - подняв бровь, заметила мама.

- А теперь есть. Разве это плохо?

Мать оценивающе посмотрела на меня и медленно, будто нехотя, приподнялась с кровати и грациозно, закинув ногу на ногу, села на круглый высокий стул, напротив меня. Мать молчала и внимательно смотрела на меня, будто ожидая чего – то.

Я знала, что сейчас последует какая – то длинная речь.

Мать любила быть эффектной.

- Плохо? – Наконец – то переспросила она, растягивая слова. – Нет, не плохо. У тебя появились подруги, у тебя появилась косметика, у тебя появилась вызывающая для твоего возраста одежда, ты перекрасила волосы…. Хотелось бы мне знать, с чего это вдруг? – Она поморщилась, будто бы говорила о чем – то скверном. – Совсем недавно тебя за уши нельзя было вытянуть из дома – то ты читаешь, то рисуешь, то еще какой – нибудь подобной ерундой занимаешься…. А сейчас…. Посмотрите на нее! Дома постоянно не бывает…

- Мам, я гуляю! – вспылила я. – Или мне нельзя?

Мама сделала вид, что не слышит.

- …Красишься как не знай кто! Глаза в пол – лица, губы цвета пожарной машины!... Разве так должны вести себя девочки в 13 лет?

- По – моему, ты сама мне предлагала измениться и следить за собой?!

- А твой сарафан красный? – продолжала мать, игнорируя меня. – Ты собралась в публичный дом? Не дай Бог я тебя увижу в этом платье!

Я молчала.

Я не любила спорить и не умела. А если бы и попыталась что ответить – все равно бы мать живо поставила бы меня на место. Особенно сейчас.

С переездом в этот город мама тоже стала меняться.

Она стала агрессивнее…

Нет, в сущности, и до переезда мать никогда не была ангелом. Могла и отругать ни за что, и лишнее себе позволить.

Но…

Но была моментами и добрая.

Иногда мы с ней могли засыпать на одной кровати и разговаривать обо всем на свете до полуночи…. Иногда вместе смотрели грустное кино и плакали…. Иногда, когда я рисовала, мать заходила в комнату, смотрела на рисунок, и, если видела недочеты, мы вдвоем исправляли их…

Теперь же этого не стало. Общения почти не стало, а если мать и разговаривала со мной, то только вечно недовольным тоном, будто бы я была в чем – то виновата перед ней.

Такое ощущение, что она разлюбила меня. Но ведь я ничего плохого я ей не сделала!

Мне было тяжело от этого. Отец постоянно пропадал на работе, и я даже уже забыла, когда я последний раз нормально разговаривала с ним.

Теперь и мать отдалялась.

И от этого было очень больно.

- Мам, прости, - сказала я тихо, хотя сама не знала, за что именно извиняюсь.

Просто хотелось пойти навстречу матери, сделать ей приятно.

Мама бросила на меня недовольный взгляд.

- Я скажу Ирине, чтоб не приходила, - опустив голову, пообещала я.

- Да пусть приходит, - поджав губу, проронила мать. – Раз уж позвала. Ты же у нас теперь взрослая. Платья короче некуда носишь.

Она отвернулась, дав понять, что разговор окончен.

Я побрела в свою комнату и стала наводить порядок.

Настроение было ужасное. Мать невольно вселила в меня чувство вины и собственной никчемности, и теперь хотелось запрятаться под одеяло и плакать.

«Я никому не нужна, - внезапно поняла я. – Я не нужна Егору. А теперь еще не нужна и собственным родителям. Почему я такая убогая? Ну что мне еще надо сделать, чтобы они любили меня?»

От грустных мыслей я не знала куда деться.

«Я никому ничего плохого не делаю, а все отвергают меня. Скорей бы Ирка пришла, а то сейчас расплачусь, идиотка….»

Наконец, спустя полчаса, пришла и долгожданная гостья.

- Чего такая грустная? – спросила Ирка, проходя в комнату.

- Меня никто не любит, - ответила я, уткнувшись носом в плюшевого зайца.

Обычно я не делала идолов из мягких игрушек, но сейчас этот розовый глупый заяц казался самым добрым и понимающим существом в мире.

- А никто – это кто? – усмехнувшись, Ира, села на широкий подоконник.

- Все…

- Все? Я, девчонки, Пашка, — значит, мы не любим тебя?

- Нет, вы ни при чем.

- А кто при чем?

- Егор…

- Ооо!

- Родители…

- А родители – то чего?

- Не нужна я им. Ни им, ни Егору.

- Ну и забей!

- В смысле – забей? – подняла я на нее изумленные глаза.

- В прямом! Не любят – ну и хуй с ними! – улыбнулась Ира. – Это ты их не люби!

- Ну, конечно…

- Дак я серьезно! Переверни ситуацию наоборот. Сделай, чтобы не они тебя не любили, а ты их. Вот увидишь – легче жить станет.

- Только это не для меня.

- Ну и глупо!

- Я глупая и есть.

Ирка покачала головой, спрыгнула с подоконника и подошла к моему письменному столу.

Весь стол был завален бумажками, тетрадками, журналами, книжками, фотографиями. Полный бардак.

Ирина вытащила из всей этой кипы одну фотографию, и улыбнулась.

Я не видела, что за фото вытащила подруга, но попробовала угадать:

- Пашка?

- Пашка, - еще шире улыбнулась она, с любовью глядя на изображение. – Можно взять себе фото?

- Бери, конечно, Ир.

- Он такой красивый.

- Я знаю.

- Ты не ревнуешь?

- Ир! – возмутилась я. – Я же говорила не раз – мы с ним друзья! Даже если вы завтра поженитесь – только рада буду.

- Если бы, если бы, - вздохнула Ира. – А на самом деле ничего не будет.

- Почему?

- Я ему никто.

- Да брось – ка!

- Правда, Ляль.

- А какие у вас отношения?

- Отношения? – усмехнулась подруга. – А их нету. Просто я любила и всё….А он нет.

7

Старая, несмазанная качель противно скрипела, но я упорно раскачивала ее все сильней и сильней.

Я думала.

Думала просто обо всем.

Об Ирке и Пашке, об Аньке, о Маше, о себе, о родителях.

Этим утром они опять из – за чего – то ссорились.

Мать возмущалась, что отец вечно где – то пропадает, а отец в ответ говорил, что он единственный в семье зарабатывает деньги, и если кому – то что – то не нравится, то тот может смело уйти на все четыре стороны. Он никого насильно не держит.

На этом самом моменте я уже не выдержала, оделась наспех и выскочила из дома.

Выйдя из подъезда, я задумчиво посмотрела по сторонам. Куда бы пойти, чтобы убить время?

Город я знала совсем плохо, и стоило мне выйти за пределы своего района, как без проблем я могла заблудиться.

Да и сердце тянуло лишь в одно место…

Так я и оказалась во дворе напротив подъезда Егора.

Мне безумно хотелось увидеть его, хоть одним глазком.

Конечно, хотелось и гораздо большего – например, понравиться ему, и не просто понравиться, а чтобы зацепить его, такого недоступного красавца.

Подруги советовали быть яркой и неприступной.

Но я не могла изменить себя. Я, как и прежде, смотрю на мир добрыми, доверчивыми глазами. А строить из себя стерву я не хотела. Меня даже слово «стерва» бесит.

Витая в своих мыслях, я так могла просидеть несколько часов.

Наверно, наблюдающие из окон люди, удивлялись – проходят часы, а девушка, то есть я, все сидит и сидит.

Никто из этих людей не знал, что я всего лишь всего - навсего верно и преданно ждала своего принца, своего любимого Егора.

Из его подъезда то и дело выходили и входили люди, а его все не было и не было.

А я ждала…

«Ну не может же такой как он быть домоседом, - убеждала я себя, когда уже особенно хотелось послать все к черту и пойти домой. – Он должен выйти. Я дождусь. А то обидно будет, если я сейчас уйду, а он через пять минут выйдет…»

Хлопнула подъездная дверь.

Ни на что уже особо не надеясь, я повернула голову и едва не вскочила как ужаленная.

Егор!

Он резкими шагами вышел из подъезда.

Мысли в моей голове бешено завертелись – закрутились: куда он? Надо за ним проследить!

Я неуклюже попыталась спрятаться за дерево, чтобы не быть замеченной.

Но все мои планы были быстро разрушены.

Егор подошел к черной иномарке, сел в нее и уехал…

«Зато я увидела его, - успокаивала я себя, чувствуя, как последние силы оставляют меня. – О, Господи, как же сильно я его люблю.»

Но делать было нечего.

И я пошла домой.

А дома плакала в своей комнате мать.

Я никогда не видела свою мать плачущей, но подходить к ней и спрашивать в чем дело я не стала – чувствовала, что меня просто пошлют куда подальше.

Поэтому я ушла в свою комнату, легла на кровать и стала читать учебник по литературе – единственную непрочитанную книгу в доме.

Гулять я сегодня не собиралась.

Не для чего.

Егор все равно сегодня не придет…

С этого дня – выжидать и выслеживать Егора у его подъезда, я взяла как за правило.

Было лето, было много свободного времени, и я проводила его за слежкой за Егором.

Бывало всякое. Было, что я ждала несколько часов, и всё напрасно – Егора не было. Но случались и радостные моменты.

Один раз я проводила его до ближайшего ларька, где он купил себе сигарет и вернулся домой.

Несколько раз к нему приходили какие – то парни лет под 25 бандитской наружности, и я каждый раз боялась, что они могут обидеть Егора. Но заметив однажды, что они вроде как нормально общаются, успокоилась.

«Это просто друзья», - сказала я себе…

Слишком много раз Егор был замечен с девушками, при чем каждый раз с разными. По крайней мере, та рыжая точно бесследно пропала. Ее сменили брюнетки, блондинки, шатенки и другие рыжие.

Я даже не ревновала его к ним, успокаивала себя тем, что Егор сможет полюбить только меня, а они так, развлечение, не боле…

А один раз мне особенно повезло.

Я почти целый час шла за Егором…

В тот день он с утра пораньше направился в свой гараж, и я имела счастье быть в предельной близости от него столько времени.

Я ощущала себя на седьмом небе от счастья.

Я действительно любила его…

Гром грянул неожиданно.

В один прекрасный вечер мы с девчонками сидели во дворе, и я впервые в своей жизни пила пиво.

Вначале я не понимала, в чем суть спиртного, если никакой реакции не наблюдается.

Но вскоре закружилась голова и стало весело.

- Девчонки, я вас люблю! – возвестила пьяненькая Машка.

- Мы сила! Мы банда! –засмеялась Анька.

Я смотрела на них и вспоминала, что еще совсем недавно я сидела постоянно дома, читала книжки и боялась лишний раз выползти на улицу. А сейчас я сижу в незнакомом дворе, пью пиво и общаюсь с воистину классными девчонками.

Наконец – то у меня появились подруги.

Настоящие…

Внезапно завибрировал мой сотовый телефон.

Пашка.

- Привет, Паш.

- Ляль, ты где? – с ходу спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.

- Я?

- Ты, ты!

- А где я? – уставилась я на подруг осоловелыми глазами.

Во – первых, я была нетрезвой, во – вторых, я действительно плохо знала улицы и дворы эти.

Анька взяла у меня телефон и стала объяснять Пашке, где мы, собственно говоря, находимся.

- Щас придет, - пожала Аня плечами, отдавая мне телефон.

И действительно в скорости Пашка пришел.

Кивнув всем в знак приветствия, он сразу набросился на меня.

- Ты в своем уме?

- Паш, ты че? – удивилась я.

- Лялька, какого хрена ты за ним бегаешь, идиотка? – повысил он голос.

Куда бегаю? Мой мозг был затуманен, и реальность доходила до меня с трудом. Но вскоре она все – таки дошла.

- Тебе – то какая разница, черт побери? – повысила голос и я.

8

Так всё и покатилось по накатанной колее.

Все дни просиживать во дворе в ожидании Егора – теперь это стало в порядке вещей для меня.

Вначале я, как и прежде, наблюдала за ним со стороны, доводила его до магазина, до чьего – нибудь дома, до гаража…

Но в скором времени мне естественно это начало надоедать.

Хотелось чего – то большего, чем просто лицезреть образ любимого со стороны.

«У него столько девушек, - думала я. – Когда же он наконец обратит внимание на меня? Может, надо действовать поактивнее?»

И я решилась…

Однажды подкараулила Егора у его подъезда, и когда он вышел, вместо того, чтоб юркнуть по привычке в близлежащие кусты, я, наоборот, подошла к нему и, улыбаясь, как ясно солнышко, поздоровалась:

- Привет, Егор.

В карих глазах парня заблестели искорки.

- Привет, Лялёк. Какими судьбами?

- Мимо проходила, - соврала я. – А ты куда пошел?

- Да к родителям надо.

- А где они живут?

- Да не так уж далеко. Полчаса ходьбы. А что?

- Можно я с тобой?

- К родителям? – удивился Егор.

- Нет, просто провожу, прогуляюсь, а то мне делать нечего.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, и я испуганно подумала, что сейчас он меня пошлет куда подальше, но к счастью, на лице парня появилась улыбка и он ответил:

- Ну раз нечего – пошли, конечно.

Это было круто. Я шла рядом с этим красавцем и чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете.

Еще бы!

Ведь со стороны их легко бы сейчас могли принять за влюбленную пару. Никто же не знал, что я просто вызвалась проводить его.

Но так или иначе мы сейчас были вдвоем.

Я что – то рассказывала ему про свой родной город, про старую школу, про одноклассников, про Пашку, а Егор внимательно слушал.

А я шла и не верила своему счастью.

Егор казался мне самым лучшим парнем на свете – добрым, честным, открытым.

Порой мне даже казалось, что он меня любит, настолько заинтересованными были его взгляды, а улыбка – дружелюбной.

«Еще чуть – чуть, - думала в такие моменты я. – И он предложит мне встречаться. Я же вижу, как он смотрит на меня. Я ему нравлюсь!»

После этого дня я еще не раз вызывалась прогуляться с Егором.

Конечно, порой я предпочитала, как и раньше, наблюдать со стороны, но теперь все чаще и чаще действовала в открытую.

А когда по каким – либо причинам она не могла выбраться из дома (например, мать заставляла приборку сделать или по магазинам сходить), то я даже чувствовала себя виноватой перед ним.

«А вдруг он увидит, что меня нет, и обидится?» - пугалась, и сердцем тянулась к его подъезду….

Теперь я осмеливалась надевать свой красный сарафан, высокие шпильки…

Я пробовала краситься дома, и, хотя это не всегда получалось, я не опускала руки.

Мне хотелось быть красивой для Егора.

Чтобы он заметил, что я нисколько не хуже всех его девушек.

И вот в один прекрасный день, слегка завив длинные белокурые волосы, сделав легкий макияж, и, надев коротенькую юбку, я вновь пошла навстречу счастью.

Весь день мать заставляла меня делать генеральную уборку в квартире, лишь к пяти часам вечера я с чистой совестью могла выбраться из дома.

На улице стояла тридцатиградусная жара, а ноги, обутые в красивые босоножки, несли меня к знакомому подъезду.

«Мне кажется, что я его сегодня не встречу», - пришла мне в голову мысль, усаживаясь на старую добрую скрипучую качель.

Интуиция говорила, что все бесполезно, но из – за чувства упрямства я никуда не уходила.

Время от времени хлопала подъездная дверь, но оттуда выходили все посторонние люди.

Вскоре я перестала даже смотреть – он, не он – чувствуя, что вечер будет потерян зря.

Вновь хлопнула дверь.

Я никак не отреагировала, и лишь спустя полминуты, заставив себя обернуться, я увидела удаляющуюся фигуру Егора.

«Вот черт! - запаниковала я. – Вот я дура!»

Я соскочила с качели и осторожно прошествовала за ним, боясь упустить из виду.

Но спустя 15 минут я успокоилась.

Егор шел по уже изученному пути к своему гаражу.

Эту дорогу я знала уже назубок, именно поэтому, позволила себе притормозить, и выпустить Егора из поля зрения.

Я и без него могла добраться до нужного места.

По пути я зашла в магазин, купила себе чипсы и жвачку, и дорога стала веселей.

Добравшись до нужного кооператива, я затормозила, выискивая гараж Егора..

«По – моему, надо свернуть влево», - вспомнила я.

С левой стороны вовсю играла музыка, и слышались громкие мужские голоса.

Это заставляло насторожиться.

Прячась за кустами, я наконец добралась до искомого места, и чуть не застонала от разочарования.

Егор был на месте, он, лежа под капотом, чинил что – то в своей машине, но…он был не один.

Еще четверо ржущих парней с банками пива разбавляли компанию.

«Бесполезно я притащилась», - с грустью подумала я, выглядывая из – за веток кустов.

Я рассчитывала, что Егор будет один, и я бы тогда осмелилась подойти, и мы бы снова какое – то время были вместе.

Он и я.

И возможно уже этим вечером он бы предложил мне встречаться…

Чем черт не шутит!...

А эти пьяные придурки портили мои планы.

Я совсем было загрустила, но все же решила пока не уходить, а как и прежде, наблюдала за ним из своей засады, всё надеясь, что сейчас друзья Егора сами собой растворяться в воздухе.

Прошло пять минут, десять, полчаса…

Все чаще и чаще я стала потирать затекшие колени. Все чаще и чаще возникала в голове мысль «а не пойти ли домой?»

Но мои ожидания в конце концов были замечены оценены по достоинству.

Эта надоедливая четверка стала направляться к выходу.

«Ну наконец, - чуть ли не прыгала я от счастья. – Валите уже!»

Подождав для приличия пять минут, я решилась выйти в свет, точнее показаться Егору.

Сделав небольшую перебежку, я на цыпочках подошла к Егору со спины и громко, улыбаясь до ушей, поздоровалась:

9

Неделя. Целую неделю я безвылазно просидела дома.

С утра до вечера я лежала на своей расправленной постели, и снова и снова прокручивала в голове сюжет моего изнасилования.

Я вспоминала каждый момент, каждую секунду этого ужаса, и непроизвольно из моей груди вырывался стон ненависти.

В первый день было обострено чувство униженности и раздавленности. Я казалась себе грязной, испорченной куклой, тело которой уже никогда не отмоется от этого позора.

Пять раз…. Один за другим…

Но быстро на смену этому чувству пришла ненависть.

Безвольно лежа в кровати, я чувствовала, как по ее телу, щекоча каждую клеточку, проходят какие – то волны, заставляя меня обливаться холодным потом.

В такие моменты хотелось взять с кухни нож, выйти на улицу и убивать.

Не важно кого – Егора или нет, а просто убить. Самовольно распорядиться чужой жизнью. Убить не за что – то, а ради собственного удовольствия.

Я еще толком этого не осознавала, но интуитивно понимала, что от прежней – доброй, наивной, глупенькой Ляли не остается ни следа, ту Лялю убил Егор, а на смену ей приходит что – то злое, бешеное, ненавидящее.

Какой – то подсознательный импульс заставил меня дернуться, встать с постели и подойти к зеркалу.

Оттуда на меня смотрела какая – то чужая девушка, хотя точнее было бы сказать – женщина, с бледной как снег кожей, трясущимися от злости губами, и глазами, с ненавистью глядящими вперед.

Почему – то захотелось разбить зеркало.

Внезапно без стука в комнату зашла мать.

Она была, как всегда, чем – то недовольна, и вместе с тем, от нее, как всегда, исходили волны своего превосходства над всеми.

Я молча смотрела на нее через зеркало.

- Наконец – то ты поднялась, - с долей ехидства сказала мама. – А то всю неделю как труп лежала, представление устраивала…. Через неделю в школу, лучше б учебники почитала… - Она секунду помолчала, думая, что я ей что – то скажу, но я так и стояла не шелохнувшись. – Так, держи сто рублей. Сходи до магазина мне сока купить.

Я все так же молчала.

- Ну чего? – недовольно поторопила мать.

- Сама сходишь! – равнодушно ответила я.

Я еле сдерживала себя, чтобы не броситься на нее после ее саркастического монолога.

Я чувствовала, что если она скажет еще что – нибудь в этом же духе – то я не выдержу и вцеплюсь ей в шею, и буду душить до тех пор, пока она не испустит последний вздох.

- Что ты сказала? – холодно уточнила мама.

- Что слышала! – сказала я, белыми от бешенства губами. – Тебе надо, ты и вали!

- Ты мне хамить будешь?

- Захочу - буду. Тебя не спрошу.

Мать растерялась. Она никогда раньше не слышала от меня подобных слов и не привыкла, что ей отказывают.

- Так ты пойдешь или нет?

Больше не могу!

- Выйди вон из моей комнаты! – не в силах сдерживаться закричала я. – Закрой дверь с той стороны, чтоб я тебя не видела!!!

Дверь с силой захлопнулась.

Я бросилась на кровать, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Я никогда не грубила матери.

А сейчас как бес вселился!

И я ничего не могла с этим поделать.

Я понимала, что мать сейчас будет долго злиться. Но мне было плевать…

Мне вообще было плевать, что подумают и скажут другие.

Я наспех оделась, накрасилась, чтобы не было видно синяков под глазами, и вышла на улицу.

На улице было слегка прохладно, но все же светило солнце.

И я медленно дошла до близлежащей лавочки, и примостилась там.

Я не знала куда идти и что делать.

Все пути вели в тупик.

Были бы сигареты, обязательно закурила бы сейчас…

- Девушка, можно с вами познакомиться? – раздался вопрос около моего уха.

Я даже вздрогнула от неожиданности.

И повернулась.

Это был незнакомый какой – то левый парень, блондин приятной наружности.

Обычно после этих вопросов я смущалась и, глупо улыбаясь, ускоряла шаг.

Сейчас же, прямо взглянув парню в глаза, не испытывая ни грамма неловкости, я четко, внятно и по слогам произнесла:

- Пошел на хуй, - то есть на три веселых буквы.

- Мда уж, - обескураженно протянул парень и поспешил прочь.

Я посидела еще с полминуты и пошла к Аньке.

К счастью, подруга была дома.

- О, Лялька! – искренне обрадовалась она. – Ну, где же ты пропадала! Проходи!

- Привет, - слегка улыбнулась я. Надо же, хоть кто – то мне рад.

- Проходи на балкон, - позвала она. – Я покурю.

Вскоре мы оказались на застекленном балконе.

Аня смолила сигарету, а я просто смотрела вниз, на людей, стоящих у подъезда.

Вот бы им кирпич на голову кинуть.

- Уже неделю от тебя ни слуху ни духу, - заметила Аня. – Где пропадала?

- Дома была, - просто ответила я.

- И все? – слегка разочарованно протянула подруга. – Я думала…. Кстати, ты не поверишь, Егор каждый день к нам во двор приходит, все о тебе спрашивает.

Я промолчала.

- Слышишь, нет? – чуть обиженно позвала Анна. Она – то, наверно, думала, это известие приведет меня в неописуемый восторг, а я равнодушно молчала.

- Слышу, - наконец, оторвавшись от мыслей, ответила я.

- Тебе все равно?

- Мне вообще плевать.

-Ляль, да че случилось? – округлила глаза Анька, тряхнув меня за плечо.

Я до боли сжала кулаки. Хотелось хоть чуть – чуть сбросить груз с сердца, но вспоминать все снова, рассказывать – это было так тяжело.

Но я нашла в себе силы.

- Ничего такого не случилось. Просто он меня изнасиловал. Он и его друзья.

- ЧТО???????????? – вскочила Анька, как ужаленная. – Ляль, ты чего? Ты шутишь?

- Нет.

- Рассказывай, черт побери! Немедленно! Что он сделал? Не молчи!

И я стала рассказывать, всё, по порядку.

До этого мне казалось, что если я когда – нибудь расскажу об этом вслух, то непременно расплачусь, кинусь Аньке на грудь и буду выть как волк на луну.

10

Неделя прошла незаметно. И наконец настало первое сентября.

Проснувшись, я поняла, что опаздываю на линейку, но тем не менее торопиться не стала.

Съела яблоко, оделась, накрасилась, позвонила Пашке, чтоб не провожал, и вызвала такси.

Подъехала я уже только к классному часу.

Само здание школы мне не нравилось, и я пришла к выводу, что ничего хорошего в этой школе не предвидится.

Но заморачиваться на этом не стала и, открыв тяжелую дверь, вошла в прохладный холл школы.

Все было новое, непривычное.

- Вот черт, - пробурчала я. – Куда идти – то? Я даже букву класса забыла.

Я огляделась вокруг в поисках людей, как вдруг раскрылась одна из дверей, и оттуда вылезла голова какой – то тети.

- Вы Ляля Серебрякова? – проскрипела она самым наимерзким голосом, который сразу мне не понравился.

.- Она самая, - поморщилась я.

Женщина полностью вышла из кабинета, выставив напоказ свою мегагабаритную фигуру.

Она была некрасивой, толстой и к тому же татаркой. Сейчас я была готова прицепиться даже к национальности, хотя ничего против татар не имела.

Я осталась недовольна ей.

А она мной.

- Первый школьный день, а уже опаздываем.

- Так вышло, - пробурчала я.

- Надеюсь, это первый и последний раз.

- Уж как получится, - по – хамски ответила я.

Эта училка, или кто там она еще, ни капли мне не нравилась, и я не собиралась это скрывать.

Черные густые брови женщины поползли вверх, но она все – таки постаралась пропустить это мимо ушей.

- Представлюсь, - сказала она. – Я завуч школы – Фатыхова Минсария Харматулловна.

Услышав это заковыристое имя, я хихикнула.

- Я отведу тебя в твой класс.

- Ну пошлите тогда.

Я забросила сумку за плечо, и прошествовала за этим необъятным существом.

Всю дорогу мы молчали.

Наконец, завуч зашла в один из кабинетов.

Я за ней.

- Восьмой «Б»? – уточнила Минсария Харматулловна.

- Да, - кивнула молоденькая девушка за учительским столом.

- Галина Павловна, попрошу минуту внимания. Так, 8 «Б», - встала она напротив всех. – В ваш класс переходит новая ученица.

Все взгляды устремились на меня, но я даже не почувствовала ни тени смущения.

- Галина Павловна, познакомьте класс с ней, а у меня дела.

Молодая учительница согласно закивала, и Минсария Харматулловна, удовлетворенная и спокойная, вышла из кабинета.

- Мммм, - промычала Галина Павловна. – Как тебя зовут?

- Ляля я. Серебрякова Ляля Сергеевна, - уверенно ответила я, оперевшись о бортик доски.

- Ляля? А полное имя как?

Этот вопрос уже начал меня раздражать.

- Это полное имя. Представьте себе, бывают такие имена.

Училка покраснела.

- Ну хорошо, Ляль. А я Галина Павловна. Ваша классная руководительница заболела, и я сегодня заменяю ее. А это твои одноклассники, надеюсь вы подружитесь.

- Надейтесь, - разрешила я, и взглянула на будущих одноклассников.

Угрюмые, неинтересные, изучающие меня лица.

«Ну и болото, - с тоской подумала я. – Куда я попала?»

- Ляль, можешь сесть на свободную парту. Или на последние. Или на первую рядом с Колей.

«Сдался мне твой Коля,» - устало подумала я, и направила указательный палец правой руки в сторону третьей парты третьего ряда.

- Я сюда хочу.

- Но там же занято, - растерянно пробормотала училка.

Я сердито уставилась на двух лупоглазых девчонок, расположившихся на моем месте.

В старой школе я всегда сидела на этом месте, с первого класса, и менять свои привычки не собиралась.

- Но я здесь хочу сидеть!!!!!

Чтобы закрепить свои позиции, я швырнула свою сумку на желаемую парту, это получилось с такой силой, что ручки и карандаши девушки, по своему несчастью расположившейся тут, разлетелись на пол.

- Ляль… - хотела что – то сказать испуганная училка, но быстро передумала и обратилась к девочкам. – Настя, Регина, пересядьте, пожалуйста. – Те попытались завозмущаться, но Галина Павловна повторила с нажимом: - Пожалуйста.

Настя и Регина переехали на последнюю парту, а я радостно улыбаясь уселась на их место, мысленно дав себе клятву, что теперь до последнего школьного дня буду сидеть за этой партой, не подпуская сюда никого. Только здесь!

Училка рассказывала что – то нудное, и я начала скучать.

Лица одноклассников все чаще и чаще стали поворачиваться в мою сторону, и бурно обсуждать.

Как разъяренный улей.

Сидящая впереди девушка обернулась ко мне вполоборота и секунды четыре изучающее смотрела на меня, сморщив свой носик.

Ее темные глазки выражали пренебрежение, а поза – властность и уверенность. Ярко накрашенные губки плотно сжались.

Наверно местная красотка. Такие образины имеются в каждом классе. При чем каждая из низ мнит себя по меньшей мере английской королевой…. Как меня бесят такие!!!!!!!!!!

- Эй, овца, ты откуда такая взялись? – наконец проявила голос «красотка», показав свои желтые зубы.

Девочка пыталась выглядеть круто, но у меня она вызывала только смех.

- Слышь, лошадь, - по – доброму попросила я ее. – Стяни свой прыщавый подбородок куда подальше отсюда, чтоб я его больше не видела.

- Ты че охренела?

- Как тут не охренеть, когда такое пугало перед собой видишь.

Тут дал о себе знать сосед «красотки». Обернувшись вполоборота, он напустил на себя грозный вид и приказал:

- Эй ты, рот закрой!

- Чего еще твоя душа изволит? – насмешливо передразнила его я, скроив лицо дауна. – Шестерка пугала.

- На себя в зеркало погляди, - огрызнулся парень. – Там пугало увидишь.

- Да хоть сто раз я в зеркало погляжусь, недостатки у меня не появятся. В отличии от вас, прыщавое отродье.

- Ну тебе не жить, - пригрозил парень, отворачиваясь.

- Ну это уж точно не тебе решать, олень печальный, - сказала я ему в спину.

Выпрямив спину, я сделала вид, что слушаю учительницу.

11

- Ну как первый школьный день в новой школе? - этим же вечером спрашивал Пашка, когда мы с ним поздним вечером вдруг ни с того ни с сего решили выбраться на улицу.

Погода была еще по – летнему теплой, но уже не такой жаркой, как например, две недели назад.

И под вечер теперь люди надевали кофты с длинными рукавами…. Все меньше и меньше становилось девушек в юбках, которые теперь сменились на джинсы.

Но я держалась меньшинства.

И как будто бы назло вечерней прохладе, надела до неприличия короткую мини.

Теперь мерзла…

Именно поэтому я потащила Пашку в подъезд, подальше от осеннего ветерка.

Он пил пиво, а я, засунув руки под его кофту, пыталась согреться.

- В школе? – от сегодняшних воспоминаний я невольно улыбнулась. – Ой да там все отлично!

- Как одноклассники?

-Вообще классные ребята! – продолжала я выдумывать. – Приняли меня как родную.

- Ну еще бы, - заметил Паша, прикуривая сигарету. – Но если что, ты говори! Любому за тебя голову оторву!

Я мысленно улыбнулась и еще крепче обняла Пашку.

За что судьба мне послала его? Я не заслужила!!!

Пашка слишком верный, слишком хороший, слишком добрый ко мне.

За все 13 лет нашей дружбы мы ни разу не поссорились.

Бывали, конечно, мелкие ссоры и обиды, но так, чтобы серьезно – нет, никогда. А если что и зарождалось подобное, то мы рубили это сразу, на корню.

А еще кто – то говорит, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает…

Бывает, еще как бывает!

И я знала это как никто другой.

«Любому за тебя голову оторву,» - звучит как клятва в вечной дружбе, не так ли?

Только я не собиралась пользоваться его силами в отношениях с будущими одноклассниками, объявившими мне войну.

Я хочу сама ее выиграть.

Попытать силы, так сказать. Увидеть, на что способна.

Или я подчинюсь всему классу, или весь класс подчиниться мне.

Одно из двух.

Я больше не собираюсь трусливо отмалчиваться и прятаться за чужие спины.

Я докажу всем, что я личность. При чем не просто личность, а личность с большой буквы.

Нет больше прежней тихони Ляли, ту девочку хладнокровно и жестко убил Егор, и ей на смену пришла я. Другая. Не могу назвать какая, но я стала совсем другой. Злой, дерзкой, смелой…

Я едва заметно улыбнулась, и вынув руки, посмотрела на часы.

Пол-одиннадцатого.

- Тебе домой? – с сожалением спросил Пашка, глотая дым.

- Не – а, - качнула я головой. – Представляешь, выхожу сегодня на улицу, спрашиваю мать: во сколько мне дома быть. И думаешь, что она ответила?

- Мммм, - призадумался друг. – В одиннадцать, что ли?

- Именно, что нет! – рассмеялась я. – Говорит такая: не грузи меня своими проблемами, ты уже взрослая, и сама можешь разобраться во сколько быть дома.

- С чего это она такая добрая? – присвистнул Пашка, наверно привыкший, что с наступлением темноты я всегда сижу дома.

- Она не добрая. Она…равнодушная, что ли. Она изменилась очень, - я никогда не задумывалась над этим, но сейчас сама вдруг поняла, что что – то не так стало дома, не как раньше. – Мне кажется, она страдает.

- Да из – за чего бы это?

- Не знаю.

Я опустила глаза и задумалась. О матери. О том, как неизбежно и быстро мы отдаляемся друг от друга.

Можно было сколько угодно уверять себя: мне все равно, но тем не менее она была матерью. Плохой, хорошей – не важно. Ключевое слово – мать.

А чувствовать, как она охладевает к тебе окончательно и бесповоротно – было все же тяжело.

Но я как и прежде не показывала свою боль. Я прятала ее глубоко в себя, чтобы та – не дай Бог –не вышла наружу, и тогда моему равнодушию и хладнокровию придет конец.

Но у меня есть силы держаться.

И я держалась, скапливая где – то глубоко – глубоко все наносимые мне обиды.

Егор, мать…

- Ляль…

- Что?

- А отец как?

Отец? В последнее время я даже стала забывать, что у меня, оказывается, есть отец. Если мы и раньше общались как придется, то сейчас я видела его раз в три дня, при этом он спрашивал всегда один и тот же вопрос: «Как делишки, Лялишный?», и не получив вразумительного ответа, снова пропадал на три дня.

Работа, работа…

Раньше он никогда по стольку не работал.

- Я его почти не вижу. Он работает, - как ни старалась я говорить спокойным, равнодушным голосом, но расстроенный тон несправедливо обиженного ребенка все – таки вырвался наружу.

Пашка посмотрел на меня с какой – то жалостью в глазах, и обнял:

- Эх, Лялька, Лялька.

- Чего?

- Была бы возможность – я бы тебя усыновил. Вернее, удочерил.

Я на секунду улыбнулась, представив такую перспективу быть Пашкиной дочерью, которому самому еще 18 не исполнилось, но внезапно меня одолели предчувствия. С чего он вообще заговорил об этом? Разве в моей семье все так плохо? Ну работает отец без передышки – но ведь это не исключение. Бывают же такие трудяги.

В конце концов, он у меня не абы кто, а ПРОКУРОР.

Зачем мне другой папа?

С какой целью он это сказал?

- Паш, ты это к чему?

- Просто, - ответил он, и…отвел глаза!!!!

- Паш!

- Что?

- Ты что – то скрываешь?

- Я? - невинными глазами взглянул на меня друг. – Нет!

- Паш, - срывающимся голосом позвала я.

Я не любила, когда о чем – то умалчивают. Ненавижу секреты за спиной!

Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

- Ну чего, Ляльк?

- Я же вижу, ты что – то скрываешь!

Руки мои начали нервно трястись.

- Успокойся.

- Я спокойна!

- Ляль…

- Ну же говори!

- У твоего отца появилась женщина.

На секунду повисло молчание.

- Да ладно? – не поверила я своим ушам.

Паша только кивнул в ответ.

- Да ты гонишь! – не желая этому верить, воскликнула я. – Почему ты раньше мне ничего не говорил? Или ты это все выдумал? Не мог же отец прийти и признаться тебе в этом! Паш!

12

Придя на следующий день в эту злосчастную школу, первым делом я заметила, что моя парта занята.

Две девчонки, эти две тупые, непонятливые курицы, вновь уселись на прежнее место.

«Почему они не понимают с первого раза?» - брезгливо подумала я, направляясь к ним.

- Go away! – попросила я их, лучезарно улыбаясь.

Те, ничего не поняв, переглянулись и притворившись глухими, уткнулись в книжки.

Поняв, что передо мной люди недалекого ума, я решила им все же помочь.

Я легко собрала дневники и тетради девчат и перекинула их на последнюю парту.

- Давай - те живей, - поторопила я их.

- Да ты кто такая!... – завозмущалась девочка, стриженная под мальчика, глядя на меня злыми глазами.

- Тише, Регин, - прервала ее «красотка» с впереди стоящей парты, оборачиваясь полубоком и улыбаясь неидеальными зубами. – Девчонки, пересядьте, - попросила она голосом ангелочка, - не волнуйтесь, эта курица сегодня отхватит свое, - подмигнула она, глядя на меня. – Пусть порадуется напоследок.

Регина и ее соседка молча и гордо ушли.

А красотка отвернулась.

Мне было смешно. Эта уродливая красотка вывернула ситуацию так, будто бы, уступив парту, мне сделали огромное одолжение.

Это и веселило, и бесило одновременно.

Эта девушка очень сильно раздражала меня.

С первого взгляда, с первого слова…

Такая уверенная, словно бы весь мир крутится вокруг нее.

Я с ненавистью посмотрела на ее шею.

Вот бы ее придушить.

Я мысленно представила себе эту картину.

В крови сразу забурлили адреналин и желание.

Прозвенел звонок.

Я с трудом успокоила себя…

На уроках было невыносимо скучно.

Повторяли прошлогодние школьные темы, которые я и без того прекрасно помнила.

Одноклассники все время окидывали меня взглядами – интересующимися, презрительными, веселыми, осуждающими.

Никто не остался равнодушным к моей персоне.

Меня осуждали.

На меня смотрели.

Один раз, не сдержавшись, я показала одному парню «фак», чем вызвала еще большую волну негатива со стороны класса.

Планы моего избиения стали обсуждать с еще большим усердием.

Я не боялась.

Мне было все равно.

После уроков меня задержала классная.

Это была женщина 40 с чем – то лет с очень умными, внимательными глазами.

А мне она все равно не понравилась.

Из принципа.

Учительница представилась Марией Валерьевной, спрашивала меня о бывшей школе, о семье, об отношениях с новым классом, но на каждый вопрос получала грубый, хамоватый ответ.

Я ничего не могла с собой поделать.

Меня бесило всё!

Вчера с работы пришел отец, и я, едва сдерживалась, чтобы не высказать ему все, что думаю.

Накопленная за последние недели злость просто раздирала изнутри и просила выхода.

Наверно, именно это прочитала в моих глазах неглупая Мария Валерьевна.

- Серебрякова, можно попросить тебя об одном одолжении? – спросила она, качнув устало головой.

- Ну давайте.

- Не спали, пожалуйста, школу. Я не хочу лишиться работы, у меня трое детей.

Я удивленно посмотрела на учительницу и, сдержав усмешку, пообещала:

- Постараюсь.

- Спасибо и на этом. Ладно уж, иди, Ляль. Кстати, имя у тебя очень красивое, редкое.

- Угу. До свидания.

- До свидания.

Уверенно шагая, я вышла из школы и стала оглядываться по сторонам.

Ну и где же они все? Я же не виновата, что меня задержали. Неужели все спокойно разошлись по домам? Нет, только не это.

- Эй, Серебро! - послышался сзади чей – то голос.

Я обернулась.

Это был мой одноклассник. Щупленький, и в очках.

- Тебя в школьном дворе наши ждут.

- Ну пошли.

Не ориентируясь на местности, я пошла за ним.

- Не боишься? – вдруг спросил очкарик.

-Не – а, - беззаботно ответила я, и даже улыбнулась ему, весьма искренне.

Парнишка покраснел и уставился себе под ноги.

Мы спустились по каменным ступенькам.

- Дура, они ж убьют тебя, - ни с того ни с сего сказал он, резко остановившись, что я нечаянно налетела на него.

- Посмотрим.

- Зря ты. Надо было не высовываться. Женька тебя сразу невзлюбила. А у нас весь класс ее слушается.

- Ну слушайтесь, - пожала я плечами. – А я не буду.

- Глупая.

- Может быть.

- Мы пришли.

- Вижу.

Еще бы не видеть! Больше половины класса ждало меня с самыми нерадостными намерениями.

Кто – то курил, кто – то смеялся, кто – то просто стоял и молчал.

В центре всех стояла эта некрасивая красотка с мужским именем Женя.

Она с улыбкой встречала меня, будто бы уже зная и предвкушая мое скорое поражение.

Я улыбнулась ей в ответ.

- Че, Серебро, явилась? – громко крикнула Женька.

- Не явилась, а выделила на вас, мутантов, свое время, - спокойно ответила я. – Пользуйтесь моей добротой!

- Вы слышали, че она говорит? – заверещала красотка, сияя прыщами.

- Кого ты мутантами назвала? – заголосили остальные.

- Слышь, ты че, в себя поверила, овца?

Я стояла и, глядя на них, улыбалась.

Мне было жалко этих типичных придурков, шестерящих у некрасивой красотки Жени.

Тупое стадо.

Серая, безликая масса, с ненавистью глядящая на меня.

Напряженная атмосфера повисла в воздухе.

Краем глаза я заметила, как одноклассники мало – помалу обступают меня плотным кольцом.

Моя улыбка погасла.

- Серебро, зря тык нам в класс пришла, - сказал рыжий, уставившись на меня.

- Смирись, мальчик, - съязвила я.

- Ты че такая борзая? – вмешался другой.

- Извиняйся перед всеми, мразь! – послышались и другие.

- А больше ниче? – чуть не рассмеялась я. –Извиниться? Да х*й тебе!

- Тебе же хуже, - набычился рыжий. – Не боишься, что я твое красивое личико сейчас разукрашу?

- Руки помой, прежде чем прикасаться ко мне!

13

С этого дня моя жизнь потекла без особых происшествий.

Мало – помалу ученики 8 «Б» смирились, что среди них появилась я, не желающая подчиняться их устоям и правилам.

Рыжий, которого как оказалось, звали Андреем, так вообще стал постоянно суетился около меня.

Другие то же время от времени оказывали робкие знаки внимания, то списать предложат, то у доски подскажут, то к себе за парту позовут.

Ни за какие парты я, естественно, не пересаживалась, помощь ничью не принимала.

Я была сама по себе.

И смотрела на притихших одноклассников с прежним пренебрежением.

Все смирились.

Одна некрасивая красотка Женечка продолжала трусливо и верно ненавидеть меня.

Ее невыразительные, глубоко посаженные глазки, смотрели на меня с едва сдерживаемой злостью. Но она ничего не могла сделать.

Один раз я даже услышала такой диалог:

- Как она меня бесит, - прошипела Женя.

- Кто? – полюбопытствовал Андрей.

- Серебрякова!

- Мдааа уж…

- Какая она мерзкая…. Ведет себя будто королева…. Жалкая, убогая…

- Перестань, Женька, - недовольно проворчал рыжий Андрей. – Серебрякова в принципе интересная телка.

- Что???????????? – закричала красотка. – Ты охренел? Че влюбился в нее, придурок? В эту уродину? В белобрысую крысу? Да ты идиот! Не лучше, чем она!

Андрей тоже вскипел:

- Заткнись! Знаю я, чего ты бесишься! Да эта Серебрякова в сто раз красивее, чем ты!

- Да пошел ты!

- Сама иди!...

Дальше я слушать не стала и, забрав сменную обувь, тихо выскользнула из школьной раздевалки.

Кажется, у меня появился настоящий школьный враг…

Женя…

Некрасивая красотка, как привыкла я ее называть…

Но у Жени больше не было сторонников.

Больше никто не хотел связываться со мной и делать что – то наперекор. Понимали - себе дороже выйдет.

Не понимала только Женя.

И однажды она превысила лимит моего благодушия.

Нарисовала на доске мелом какого – то кривого уродца и, мерзко хихикая, подписала его – Л.С.

Не трудно было догадаться, кого она имела в виду.

Класс выжидающе притих.

Все смотрели на меня.

А я резкими шагами направилась к доске.

Все ждали разборок, криков.

Я молча обошла настороженно ухмыляющуюся Женьку, но ничего не сказав, обошла ее и, взяв тряпку, стала молча мочить ее в ведре с водой.

«Она просто стерет рисунок, и всё» - так и слышала я разочарованный шепот одноклассников, исподтишка наблюдающих за мной.

Я вытащила тряпку, с которой ручьем стекала мыльная вода, и…со всего размаху заехала ей по лицу Женьки.

- Ааааа! – заверещала на весь класс некрасивая красотка, стирая руками с лица грязь.

Ее лицо, размазанное потекшей тушью и тенями и с полустертой помадой, выглядело омерзительно и смешно.

Все засмеялись.

Вначале это был тихий приглушенный смех, но с каждой секундой, он все нарастал и нарастал.

И вскоре смеялись уже все, глядя на поверженную, по – особенному сейчас страшную красотку, так легко и непринужденно опущенную мной.

Женька выбежала из класса.

А я спокойно вернулась на свое место.

- Молодец! – лучезарно улыбаясь, похвалил меня Андрей.

- Клево ты ее, - поддержал его сосед справа.

Я лишь неопределенно кивнула.

Я и без них считала, что поступила правильно.

Этого требовала моя душа, и дьяволенок, поселившийся внутри меня. Сейчас он радовался и праздновал свою победу.

Класс восхищался Лялей Серебряковой.

14

Так и прокатился незаметно месяц сентябрь, и начались октябрьские похолодания.

Я постепенно привыкла к этому новому большому городу и новому укладу жизни.

Мямля Ляля канула в лету, а новая я смотрела на этот мир уже другим взглядом, мои глаза стали злыми, а поведение все более дерзким и неукротимым.

Раз проявив агрессию и силу, последующих случаев уже было не избежать.

Раз подмяв под себя класс, раз нахамив матери, я уже не могла остановиться.

Мое поведение в школе ставало все более невыносимее, и я это знала. Я могла нахамить хоть кому, могла придраться хоть к чему.

Для меня стало существовать лишь собственное «я», и если кто – то шел наперекор этому, я тотчас же распалялась, и человек, перешедший мне дорогу, поспешно сдавал свои позиции, лишь бы не навлечь на себя мой гнев.

Много народу стремились ко мне в друзья, или хотя бы просто завоевать мое расположение.

Но все их попытки терпели поражение.

Как и прежде я не выделяла никого из них.

Могла спокойно, видя, к примеру, как на контрольной человек списывает, громко, нарушая тишину класса, сказать: «Слышь ты, не подглядывай!». Из – за вредности так делала.

Или находясь в окружении бесстрастно заметить:

- Ахметова, у тебя колготки дырявые!

Все смеялись, а девушка краснела до корней волос.

Примерно такая же ситуация обстояла и дома.

Я грубила и отцу, и матери.

Я ненавидела их за то, что они не могут обеспечить мне счастливое детство. За то, что никогда не дарили мне свою любовь. И просто за то, что они есть.

Лишь четверо людей заслуживали мою любовь. Это, конечно же, Пашка, плюс с ним еще Анька, Ира и Маша.

Только находясь с ними, я чувствовала себя спокойно и уютно. Только от них я чувствовала и получила искреннюю любовь и дружбу.

Если же весь мир представлял для меня поле боя, то лишь с этими людьми я могла расслабиться и быть самой собой.

Как островок спокойствия среди бурного океана.

Я не знала, что даже и это может пошатнуться.

Этот день вроде бы начался совсем обычно, хотя я запомню его навсегда.

Ничего не предвещало беду.

Днем школа, привычные подколки и издевки над Женькой.

Ее дрожащие о обиды и злости губы, выкрикивали:

- Серебрякова, ты за все ответишь. Я что – нибудь сделаю! Я так опозорю тебя! Веришь?

Я смотрела в ее холодные, отчаявшиеся глаза, и спокойно ответила:

- Верю.

Я правда верила.

Я довела эту некрасивую красотку до такого состояния, что она пойдет на все, чтобы отомстить.

Но я не боялась.

Мне было плевать.

Вечером того же дня я уже сидела с подругами во дворе.

Шел дождь.

Но мы прятались под крышей беседки.

Никого во дворе больше не было. Да и прохожих не наблюдалось. Как никак – дождь, ливень.

Я смотрела как дождливые капли стучат по луже, образуя круги по всей поверхности. Такие маленькие волны. Они доходили до краев лужи и плавно разбивались о ее «берег». Наблюдая за этим, я чувствовала себя неожиданно умиротворенной.

Внезапно что – то с силой плюхнулось в воду, обдав грязными брызгами мои туфли.

Я удивленно повернула голову в бок.

Оказалось, это Ира бросила камень в лужу.

«Ты че творишь?» - хотела было воскликнуть я, но все слова застряли в горле, когда я увидела слезы. Обильные, крупные капли слез катились по лицу Иры.

И можно было бы подумать, что это все дождь (может, деревянная крыша протекает), но слезы никогда не спутать с дождем. Слезы — это слезы.

- Ир, ты че? – испуганно спросила я.

Аня и Маша тоже взглянули на нее, и их глаза удивленно расширились.

- Ирк!

Ирина, будто бы не слыша их, зарыдала еще сильнее, закрыв лицо руками.

- ИРА!!!

Подруга, не в силах сдержать наступивших рыданий, грохнулась на колени, словно забыв, что одета в светлые брюки, а на улице мокрый грязный от дождя песок.

- Иринка! – испуганно закричала Анька, поднимая ее в вертикальное положение. – Господи, да что с тобой? Ирка! Ира!

Я стояла в стороне, вцепившись в деревянный столб сквера. Мне было страшно, и хотелось кричать. Громко, чтобы прекратилось это безумие, внушающее мне какой – то первобытный страх.

Так бывает страшно, когда боишься за человека, которого искренне любишь, и видишь, как ему плохо.

В такие моменты хочется взять всю его боль на себя, вместо того чтобы наблюдать со стороны!

Но ничего нельзя было поделать!

Какая – то инородная сила будто приковала меня к столбу, не давая двинуться мне с места.

Я стояла и смотрела, как Аня поднимает Иру с колен.

Стояла и смотрела, как Ира закрывает размазанное от косметики и слез лицо руками.

Стояла и смотрела, как Машка прижимает Ирку к себе, судорожно гладя ее по спутанным красным волосам.

Лишь потом отпустило.

Я с силой вцепилась в Иркину кофту и в упор посмотрела ей в глаза.

- Ирка, б*я, говори, что с тобой!

И внезапно обнаружила, как у самой из глаз катятся слезы. Глаза сразу же защипало от туши.

- Ну успокойся, - гладила Иру по волосам Маша, не сводя с нее тревожного взгляда.

- У м..меняяя…нет…почему… - бессвязно что – то залепетала Ира, путаясь в своих словах.

- Что у тебя? – спросила Аня, взяв ее за руку.

- СПИД.

Услышав эти четыре буквы этого страшного слова, я почувствовала, как резко ослабели мои колени, будто не в состоянии выдержать вес.

Меня раньше всегда бесило, когда в них использовалось выражение «стояла как на ватных ногах». Я не понимала как это. А воображение сразу подсовывало образ кисейной барышни с трясущимися коленями.

Сейчас же ноги не держали меня.

Я стояла, облокотившись о деревянный столб, и глотала ртом воздух, словно бы только что пробежала дистанцию длиной с километр.

До моих ушей как через стеклобарьер долетали обрывки фраз. В основном крик Аньки.

- Нет! Чушь! Ира! Кто тебе сказал эту чушь?

15

А через две недели Алкаевой Ирины Евгеньевны не стало…

Уже с утра в этот день шел проливной дождь, сильный, непрекращающийся, который грозил словно бы затопить весь город.

Глядя на серые тучи за окном, я решила для себя, что не пойду в школу.

«Фиг с ней,» - отстраненно подумала я.

Мое поведение было естественно. Ведь когда человек так или иначе сталкивается с сильным стрессом (в моем случае, он был вызван болезнью подруги), когда осознает приближение смерти кого – то любимого, то такие мелочи жизни, как, например, школа, отходят на второй план.

В комнату заглянула мать.

- Ты встаешь, нет? – строго спросила она.

- Я никуда не пойду, - хмуро ответила я, глядя на нее.

- Как это не пойдешь? Давай вставай в школу. Опоздаешь!

- Я не иду!!!!!!!!!!! – громко, со злостью повторила я. – Что, я не ясно сказала, что ли? И вообще, выйди из моей комнаты!

Мать вышла, предварительно громко хлопнув дверью.

Нахамив ей, я почувствовала легкое облегчение.

Вид беззаботной матери, не отягощенной никакими проблемами, бесил. Хотелось сделать ей больно, и я использовала для этого каждый удобный случай…

Я бы и на отца с удовольствием срывалась, но тот ловко убегал ранним утром на работу, потом, видимо, засиживался у любовницы, и возвращался лишь поздно ночью, когда все уже спали…

Хлопнула дверь в прихожей. Куда – то, не сказав ни слова, свалила мать.

Я встала с постели, уныло почистила зубы, выпила чашку кофе и села за письменный стол.

Там, как всегда, был беспорядок, но, тем не менее, спустя какое – то время я среди этого хлама нашла, что искала – фотография Ирки.

Веселая, улыбающаяся, с ямочками на щеках – та Ира, казалось, осталась в далеком прошлом.

Фотография была сделана два месяца назад. Тогда Ирка была уже заражена, но даже не догадывалась об этом. Удивительно, как знание собственной болезни меняет человека.

Сейчас Ирка находилась на постоянном лечении в одной из больниц города. Глаза ее потухли, на губах навеки пропала улыбка, а ярко – красные волосы стали невыносимо тусклыми.

Ира смирилась.

Это единственное, что она могла сделать.

Девушка лежала в палате с наркоманом ее возраста, который тоже был безнадежен. Тоже СПИД.

Два безнадежных…

Я почувствовала, как слезы закипают в глазах.

Но внезапно раздался телефонный звонок.

Я нехотя поднялась и направилась в прихожую.

- Алло, - устало сказала я в трубку. – Ну кто там? – не выдержала я, слыша вместо ответа лишь какое – то то ли сопение, то ли всхлипывания, то ли еще что.

«Наверно, дети балуются,» - подумала я, и только хотела разразиться на них грязными словами, как в трубке раздался сдавленный голос:

- Ляль, это Маша.

- А, привет, - облегченно поздоровалась я. – Я уж думала кто – то балуется…. Чего молчала – то? Маш, ку – ку.

В трубке снова было молчание.

- Ляль, Ирина умерла.

Услышав это последнее самое мерзкое в мире слово, я испуганно и затравленно бросила трубку на рычаг, словно бы от нее зависела жизнь подруги.

Я почувствовала, как сильно хочется кричать, выть. Но какой – то ком словно бы застрял в горле.

Я с силой вцепилась ногтями в свои голые ноги, раздирая кожу до крови.

Резкую душевную боль я пыталась заглушить физической.

Наверное, минуты две я так и сидела неподвижно на полу, лишь потрясываясь как от озноба. Ранки ног защипало от выступившей крови.

Я стала медленно приходить в сознание.

Бред! Этого не может быть! От СПИДА так быстро не умирают. Она же даже казалась совсем здоровой…

Я мигом вскочила на ноги, надело первое, что попало под руку, и выбежала на улицу.

Чтобы добраться до Иркиной больницы нужно было сесть на автобус, проехать две остановки и пройти минут десять пешком.

Но ни о каких автобусах я сейчас думать не могла.

Мне хотелось скорее добраться до больницы и своими глазами увидеть, что Ирка жива.

Иначе и быть не могло.

От СПИДА не умирают за считанные дни.

Пройдет какое – то время, прежде чем человек станет все хуже и хуже, и скорей всего его убьет какая – нибудь простуда.

Но не так.

Еще позавчера Ирка была на вид здоровой и ничем не обремененной девушкой.

Они все время о чем – то разговаривали с Мишей, ее соседом по палате, и мне даже казалось, что между ними возникли чувства.

А Машка говорит, что…

Чушь!

Я побежала быстрее. Дождь насквозь промочил мои замшевые туфли на маленьком каблуке, и вода противно хлюпала. Но мне было плевать.

Я уже даже не пыталась обойти лужи стороной.

Бежала напрямик.

- Бог, - бормотала я себе под нос. – Если ты существуешь, то сделаешь так, что Ирка, когда я приду, будет жива. Я тогда пойду в церковь, начну верить в тебя, Бог. Если ты есть – просто докажи это, пусть я сегодня увижу Ирку живой и здоровой…. Пожалуйста….

Спустя полчаса с чем – то я подбежала к белому кирпичному зданию больницы, и рванула к главному входу.

Но что – то, какая – то сверхъестественная сила заставила меня обернуть голову вбок, во двор больницы.

Там, на деревянной лавочке, склонив голову, мокла под ливнем знакомая фигура.

Недолго думая, я развернулась и, спотыкаясь, чуть ли не падая, побежала к ней.

Будто бы не замечая дождя, Аня сидела на скамейке и горько плакала. Слезы, вперемешку с дождевыми каплями, стекали по ее лицу.

- Почему ты плачешь? – закричала я, чувствуя, как у самой рыдания подкатывают к горлу, и заревела.

Седьмым чувством я уже все понимала, но тупое упрямство не давало этой мысли полностью распорядиться в моей голове.

- Не знаю, - еще громче зарыдала Анька.

Я не выдержала и кинулась к ней. Мы с ней обнялись и дружно заплакали.

- Как так?...Почему?.. – спрашивала я сквозь неутихающие рыдания.

- Они спрыгнули с крыши.

- Чтоо? – я в ужасе посмотрела на нее. – Что?

16

Прошли похороны…

Иры не стало…

Я как и прежде ходила после этого в школу, делала вид, что все нормально, по – прежнему огрызалась на одноклассников, только теперь все чаще и злее.

Я ненавидела.

Еще больше.

Когда я подходила к зеркалу, то невозможно было не заметить изменений.

Наверно, это будет сказано не в тему, но я вдруг осознала, что я красивая. У меня были длинные волосы до пояса, большие выразительные серые глаза, красивой формы губы и гладкая аристократично - белая кожа.

Что касается фигуры…

Стройная, бесспорно. Даже худенькая. Запястья рук совсем прозрачные. Но все – таки не тощая. На это четко и ясно намекала грудь полноценного второго размера.

И как я раньше не замечала, что я красива.

Странно.

Наверно, я просто изменилась, повзрослела.

Особенно изменились глаза.

Раньше они были обычными, теперь же в них плескалось зло, едва сдерживаемая ярость.

Даже когда я пыталась улыбнуться, глаза оставались невыносимо злыми.

Неудивительно.

Я ненавидела всех. Родителей, одноклассников, учителей, случайных прохожих…

Я всматривалась в эти лица и едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в них ногтями.

Злость и боль, находящаяся внутри, требовали незамедлительного выхода.

Лежа на кровати, я порой чувствовала, как все плохое: Егор, родители, смерть подруги – начинали давить на меня. Словно кто – то садился мне на грудь и не давал дышать.

Я не могла засыпать, все время думала, вцеплялась пальцами в простыню, сбрасывая с себя одеяло.

И боль на время утихала.

Но потом возвращалась вновь.

И я снова отталкивала от себя одеяло и понимала, что однажды, в какой – то момент, просто – напросто взорвусь.

Или раздобуду где – нибудь бомбу и взорву метро, чтоб не видеть довольные лица. Находящихся там людей. Или возьму винтовку, выйду на площадь и всех там перестреляю. Просто так.

Потому что все бесило.

Мне в конце концов всего лишь 13 лет, и я больше не могу сдерживать эту злость в себе. Я слишком слаба для этого…

С тяжелыми мыслями я шла в школу.

Школу я уже не воспринимала всерьез, как и людей там.

Постепенно я забыла угрозу Женьки отомстить мне.

Опасность явилась неожиданно.

Слишком неожиданно…

А все началось предельно обычно.

Я уже и до этого догадывалась и видела, что рыжий Андрей неравнодушен ко мне.

Вот и в этот октябрьский день Андрей встретил меня возле школы.

- Привет, Ляльк, - поздоровался он с беззаботной улыбкой.

- Хай, - равнодушно кивнула я, обходя его стороной.

Меня бесили его чувства.

- Как ты? – навязчиво цеплялся Андрей.

- Да нормально, нормально, - буркнула я, чуть не прихлопнув его школьной дверью.

- У тебя туфли новые?

- Нет.

- Красивые.

- Угу.

Я дошла до раздевалки, отдала дежурному свою ветровку, и наткнулась на чей – то пронзительный взгляд.

Женя.

Она с презрением наблюдала, как Андрей липнет ко мне, и с каким – то остервенением нашептывала что – то нашей однокласснице Гузельке.

Они улыбались, хихикали и постоянно поглядывали на меня.

О чем это они?

Да все равно.

Женька была подозрительно довольной.

А на английском поползла по рядам записка.

Три первых парты моего ряда читали, округляли глаза, качали головой, присвистывали и…оглядывались на меня.

Неприятно.

Чего пялятся на меня эти чудовища?..

…Понимание происходящего пришло после первого урока.

- Шлюшка! – с ехидной улыбочкой пропел мне вслед прыщавый долговязый Витя Крупин, славящийся своей непроходимой раздолбанностью и похабностью.

Я вначале даже не поняла, что такое обращение может относиться ко мне.

Но когда к Крупину присоединился его друг – подпевала Назиев со словами:

- Ляльк, а как твоя п***а пятерых выдержала?

Я почувствовала, как красная краска начинает бешеными темпами приливать к моему лицу.

- Пошел вон, - оттолкнула я парня со всей силы руками в грудь.

Я схватила быстро сумку, свои вещи и побежала скорей из класса.

Все опять было плохо.

Это было одно из тех ощущений, когда чувствуешь кардинальный упадок сил и их полное отсутствие, когда находишься в каком – то помещении и начинаешь делать бессознательные поступки. То вдруг начинаешь переходить из одной комнаты в другую, потом обратно, начинаешь переставлять предметы с места на место.

А потом вдруг остановишься и вновь остро осознаешь все плохое, что случилось с тобой.

Я стояла перед зеркалом в ванной и уже остекленевшими глазами рассматривала свое отражение.

Черты лица сейчас казались сейчас самыми отвратительными на свете.

Мне хотелось, чтобы сейчас лицо, шея, грудь, руки, ноги внезапно изменились. Чтобы на моем месте вдруг возникла какая – нибудь Маша Иванова, беззаботная, счастливая девочка.

Перед глазами вновь стали проноситься сцены того дня. Егор, остальные подонки…. Меня…. Ну почему…

Я с тихим ревом бросилась под душ и стала со всей силы тереть свое тело мочалкой, будто пытаясь изгнать всю ту грязь со своего тела.

Через полчаса, когда уже вся кожа горела огнем, я громко и бурно разревелась.

Никогда, ничем невозможно смыть эту грязь!!!!!!!!

А теперь благодаря одному ничтожеству все, все, ВСЕ могут узнать, что меня ИЗНАСИЛОВАЛИ!!!!!!!!!!!!!!!!! И не просто изнасиловали, а ПУСТИЛИ ПО КРУГУ!!!!!!!!!

Все будут знать это, показывать пальцем.

- Нееееет, - слабо простонала я.

Взгляд безвольно метнулся по стенам и полкам.

На секунду внимание привлекло лезвие бритвы.

Слабыми безвольными руками я взяла его

- Знак свыше, что ли, - пробормотала я себе под нос.

Проведя лезвием слегка по коже руки, я чуть не взвыла.

Появились первые капельки крови, резкая и почему – то пульсирующая боль.

Я быстро сунула кровоточащую руку под теплую струю воды.

17

- Сегодня в десять в Красном тупике. Один на один, если не боишься. Просто поговорим.

На самом деле еще вчера вечером, поговорив с Пашкой, я решила не ходить сегодня в школу. Раньше для меня не существовало слова «прогул». Меня, прилежную, послушную ученицу до одурения пугала даже мысль, что о моем самовольном отбытии станет известно учителям. Я представляла, как ко мне подходит классная и спрашивает: «Ляля, а где ты была вчера? Справка или объяснительная есть?» И я, застигнутая врасплох, краснеющая, бледнеющая и умирающая от ужаса, начинаю заикаться, бормотать что – то невразумительное. Потом бы я еще неделю, а то месяц, а то и год боялась бы смотреть в глаза учителю, уверенная, что он насквозь меня видит, злостную обманщицу и прогульщицу, и никогда не забудет о моем прогуле.

После всех событий, произошедших со мной, эти страхи казались мне настолько смешными, что я не могла поверить в то, что меня могли когда – то волновать столь ничтожные проблемы.

Сейчас я могла бы запросто забить на школу не только на один день, а то и на неделю, и, если бы ко мне подошел с претензией учитель, я бы уже не боялась. Я бы нашла, что ответить, и так, чтобы раз и навсегда отбить у любого охоту привязываться ко мне с подобной ерундой.

Но сегодня в школу я пошла. Нельзя в моей ситуации пускать все на самотек. Если предупрежу Женьку о встрече по телефону и возьму с нее обещание пока молчать, то, где надежда, что она внемлет моим словам?

Нету ее.

Она считает меня врагом, и способна на самые подлые поступки.

В жизни я прочла не один романчик о взаимоотношениях людей в классе. Там обычно затрагивалась тема любви, но изредка упоминалось и о вражде между девушками. Такие бессмысленные книги не оставляли следа в памяти, поэтому не могу точно описать содержание, но суть в том, что в книгах почему – то все описано в слишком мягких тонах, не имеющих сходства с реальной жизнью. Враги строят друг другу такие козни, которым могли позавидовать разве что ребятки из детского сада. В жизни все не так, люди жестче. Мир намного злее, чем преподносят нам в своих книгах писатели, авторы девичьих любовных романов. Почему они все смотрят на мир сквозь розовые очки? В реале уже давно никто не знакомится в кино, доля любовных отношений в классе ничтожна мала, всё это глупо и наивно. Сейчас знакомства и последующие отношения начинаются с баночки пива в окружении пьяной компании, в тот же день поцелуи, а там и секс не за горами.

Это жизнь!

Сурово, но это так!

И сегодня предстоит такая вот суровая встреча с моей одноклассницей.

В девять вечера под моими окнами раздался длительный автомобильный гудок.

Пашка приехал!

Я уже была готова.

Для уверенности выглянула в окно и убедилась, что перед подъездом действительно машина Пашкиного отца. Евгений Евгеньевич запросто давал ему водить, несмотря на то что ему еще не было 18, и прав он не имел.

Мне папа не давал.

Да в принципе, мне и не хотелось. Не вижу ничего такого сногсшибательного в том, чтобы самому управлять автомобилем. Нужно следить за движением, ни на что не отвлекаться, крутить рулем. Нет, лучше быть пассажиром.

А еще ненавижу, когда машину ведут с большой скоростью.

Не понимаю, почему парни так любят превышать скорость?

У меня даже если еду в автобусе, и он вдруг начинает ехать чуть быстрей, сразу начинает повышаться давление, а в области живота возникает какое – то непонятное чувство полета.

Поэтому, когда села в машину, сразу попросила:

- Не гони только.

Пашка кивнул.

Но не прошло и пяти минут, как он набрал скорость.

- Паш! – попросила я.

Он послушно сбавил скорость.

- И что ты собираешься делать? - спросил.

- Еще не знаю.

Пашка посмотрел на меня через переднее зеркало. Я постаралась отвести взгляд в окно, будто бы не видела его взгляда.

Но этот чтец по лицам меня поймал!

Наверно 13 лет близкого общения научили его угадывать меня, мои мысли, мои обманы. Жаль, что я этому не научилась.

- Знаешь, - уверенно сказал Пашка.

- Просто поговорим.

- Это ты могла сделать и в школе, а не в укромном тупике, чтобы никого не встретить.

И в кого ты такой умный, Павел Евгеньевич?

- Просто поговорим, но с угрозами.

- Вот как..

- Вот так, - подтвердила я.

Больше мы ни о чем не говорили.

Каждый думал о своем. А может, и об одном, но не вместе. Да да, именно так, находясь рядом, думать об одном и том же, но раздельно.

Господи, какая философская фраза получилась, даже смешно.

На самом деле я просто подумала, что Паша наверняка думает о том, как я изменилась. И сама стала думать об этом. Думая о том, что думает Паша, я сама стала думать об этом.

Думать, думать, думать…

В последнее время я стала слишком много думать. А мне это противопоказано.

И дико хотелось спать.

Наверно, наступившая темнота сопутствовала этому.

Да и прошлой ночью я не спала.

Думала.

Думала о предстоящем разговоре, что сказать, как сказать, где сказать, зачем сказать и о прочем «сказать».

В результате, когда я уже приготовилась погрузиться в сон, это не получилось. Мысли и идеи стали приходить в мою голову, уже не контролируемые мной. Я уже не хотела об этом думать, но мое сознание не подчинялось моей воле. В итоге, где – то около шести утра, совсем измученная, с гудящей головой, я стала проваливаться в сон. А потом зазвенел будильник. Открыв заболевшие глаза, я поняла, что мне так плохо, что я никуда не пойду. Но мысль о предстоящем бурном дне взбодрила меня, я поняла, что расслабляться сейчас никак нельзя, и заставила себя встать с кровати.

И в школе послушно отсидела до конца…

А за окном стали показываться глухие, безлюдные дворики, окруженные серыми, грязными домами.

Это больше походило на мой город, где я родилась.

Только если тут можно было проехать эти места, и вновь очутиться на красивых, праздничных улицах, с горящими витринами, то там, на родине, никуда не уехать было. Весь маленький мой городишка состоял из этих глухих, безлюдных двориков, окруженных серыми, грязными домами.

18

Она стояла и курила. Значит, нервничала. Курение в данный момент не признак желания показать свою крутизну, а желание спрятать свой страх, расшатавшие нервы.

Жалкая.

Как я тебя ненавижу!

- Что ты знаешь о нас с ним, - сразу спросила я, сдерживая гнев. Было сложно сказать его имя вслух, но я продолжила: - с Егором?

- А почему я должна отчитываться в этом перед тобой? – с таким деланным презрительным голосом ответила мне Евгения, что это выглядело даже как – то глупо.

Почему?

Ну хочется мне так! Откуда источник…

Наверно, я немного замешкалась, поэтому пигалица продолжила:

- Мы с ним пили в одной компании. Я вообще – то с его другом встречаюсь, который тоже жахнул тебя! И слышала, как они тебя обсуждают. Имя Ляля очень редкое. Егор сказал, ты сама спровоцировала его на это.

Она говорила это с такой улыбкой на лице, что если бы не слышать ее слова, можно было бы подумать, что мы говорим о чем – то хорошем и добром. И вообще мы подруги.

Женька, не докурив, выбросила окурок.

К ней возвращалась уверенность, сигарета уже была не нужна.

Зато из меня эта самая уверенность исчезала капля по капле.

Вместо злости мной овладел стыд и досада на себя, что только со мной могло такое случиться. И теперь эта стерва выставит меня на посмешище, и я ничего не смогу с этим сделать.

- Ты ничего никому не скажешь.

- Да ну? И кто мне это запретит?

- Я запрещу.

Мой голос прозвучал теперь так жалко, что лучше бы я молчала, честное слово.

А эта рассмеялась.

Надо мной.

А я ничего не могла с этим поделать.

Я ничтожество, тряпка.

- Ты? И что ты мне сделаешь?

Она сделала наскок на меня, будто бы хотела напасть, ложный, чтобы увидеть, как я испугаюсь, и этим унизить меня еще больше.

Но мой инстинкт подействовал быстрее, чем способность мыслить, и я оттолкнула ее от себя, так, что она отлетела спиной к кирпичной стене.

Я знаю, что ей не было больно.

Я всего лишь оттолкнула ее от себя, но это привело ее в бешенство.

Что ее посмели вот так легко, без зазрения совести, толкать.

- Серебрякова, ты…

За этим последовал поток матерных слов, которые даже перечислять нет никакого желания.

Папа с детства учил меня культуре, чтобы из меня выросла интеллигентная девушка. Правильные манеры, правильная речь и прочие правила этикета. Я их знала на зубок, и могла в любом интеллигентном обществе сойти за свою. Но сейчас я не могла ответить в том же духе, что и Женька. Я знала матерные слова, могла мысленно даже произнести их при случае. Но вслух – ни за что! Воспитание, черт побери! И сейчас мысленно отвечала Женьке трехэтажным матом, а вслух ничего из этого не могла произнести.

Мое молчание ее разозлило еще больше, и она схватила меня за волосы, и с силой дернула на себя.

Стало очень больно.

Она все еще держала меня за волосы, не давая прийти в себя.

Свободной рукой я дотянулась до ее волос и тоже стала выдергивать их.

Женька завопила, и со всей дури оттолкнула меня от себя.

Так сильно, что я потеряла равновесие и упала на спину.

Женька подскочила ко мне и стала наносить удары ногами, сопровождая все это матом.

Чего теперь врать, было очень больно.

И я ничего не могла поделать, чтобы остановить ее, ответить тем же.

Я никогда раньше не дралась, да и по своей структуре была слабенькой и хрупкой. Женька была гораздо сильнее.

Я уже почти теряла сознание от боли.

Уже было понятно, что живой мне отсюда сегодня не уйти.

А может, это и к лучшему. Со смертью исчезнут и все мои проблемы.

Один раз, уже ни на что не надеясь, я сумела пнуть Женьку по ногам, вложив в удар последние силы.

Женька взвыла, и свалилась на меня.

- Ах ты… - прошипела она, и снова вцепилась в мои волосы.

Теперь я точно умру. Это осознание пришло, когда во рту я почувствовала железный привкус крови.

И ни фига она не соленая.

Железом отдает только.

А жить – то как хочется!

Неужели я родилась для того, чтобы умереть здесь, в каком – то безлюдном тупике, избитая этой сумасшедшей. Которая потом еще всем расскажет, как меня изнасиловал подлец, которого я любила. И никому меня не будет жалко, все будут смеяться надо мной.

Я застонала.

Снова накатила злость.

Среди темноты я все же увидела рядом с собой очертания большого осколка кирпича.

Они тут валялись в огромном количестве.

Я потянулась за ним, понимая, что он – единственный мой шанс спастись.

А когда он оказался в моих руках, я со всей силы ударила им Женьку по затылку.

В этот удар я вложила всю свою злость, ненависть, боль, которая столько времени копилась в глубине меня. С этим ударом всё ушло из меня.

Женька безвольно обвалилась на землю.

Я поняла, что это всё.

19

Меня никогда особо не интересовал вопрос: существует ли Бог?

Когда я была совсем маленькой, бабушка хотела пристрастить меня к церкви, но у нее так ничего, к сожалению, не вышло. Я была слишком маленькой, и безмолвное стояние, и непонятные чтения священнослужителей вызывали у меня скорее раздражение, чем почтение.

Не понимаю, почему в церквях нет скамеек. Нет, конечно, они есть, но в возмутительно малом количестве. А кто приходит в церковь? В основном, бабушки. И стоят, бедные, на больных ногах всю службу. Скамеек им жалко, что ли, не пойму. Тоже мне, христианское милосердие.

Я вообще считаю, что церкви не нужны истинно верующим. Не нужны молитвы. Не нужны крестики на шеях. Это всего лишь ненужные атрибуты, пытающиеся наглядно кричать окружению – «Смотрите, я верю в Бога!»

Разве нужно это самому Богу?

Он ведь смотрит в душу человека, в самое сердце, а не есть ли у него крестик на золотой цепочке.

Нужны ли Богу молитвы с их витиеватым, неудобочитаемым языком?

Неужели остались люди, верующие, что после прочтения молитвы Всевышний услышит их и исполнит все желания?

Наивно.

Бог услышит зов сердца, и ему не важно будет, каким это сказано языком, молитвенным, повседневным, да хоть песенным! Важна будет сама моя вера, моя душа, а не атрибуты, которыми я хочу доказать ее.

Я могу грешить и совершать злодеяния, а потом придти в церковь, оснастив себя крестиком, почитать там пару – тройку молитв перед иконами, изображающими непонятных мужчин и женщин (таким Бога представлял художник, писавший икону, таким он был в воображении отдельно взятого человека, почему он должен быть таким для всех? Почему все молятся на воображение другого? Бог должен быть у каждого свой!), но разве Всевышний услышит меня? А если я буду просто молча, про себя, верить в него, почитать его, любить его, по-своему, а не как этого требуют от меня церковные обычаи, - то неужели останусь неслышимая им?

Хотя не мне сейчас судить о вере и безверии.

В рай я уже никогда не попаду.

Она не выжила.

Скончалась еще там, на месте.

Судебный эксперт говорил во всеуслышание название травмы, приведшей за собой летальный исход, но я настолько была потрясена происходящим, что оно не задержалось у меня в голове.

А происходящее действительно было ужасным.

Я убила человека.

Непреднамеренно, без злого умысла, в целях самозащиты. Но я убила. Убила я!

Сегодня, в день моего рождения, состоялся суд. Пашка взял всю вину на себя. Будто это он убил Женьку, увидел, как та избивает меня, и взяв кирпич, ударил ее.

Я пыталась протестовать, но осталась неуслышанной.

Благодаря моему отцу, отцу Паши, ему дали только три года. Но он не заслуживал и их!

Зачем он взял вину на себя?

Как мне жить теперь с осознанием того, что я убила и того, что за это понес наказание другой, самый близкий мне человек? Двойная вина. Я должна была понести вину сама, расплатиться…

КАК Я ТЕПЕРЬ БУДУ ЖИТЬ?

Вчера мать перевела мои документы в другую школу.

Я бы больше и не смогла тут. С людьми, которые знали ее.

Как я смогу людям в глаза смотреть?

И пусть они не знают, что убила я, главное, что я это знаю.

Сегодня утром мы застали отца за тем, что он складывает свои вещи в просторные чемоданы.

Маме он тихо сказал: «Извини, я ухожу к другой..»

Она лишь молча смотрела на него минут пять, наверно, знала, что это случится, все шло к этому, но не подозревала, что так быстро. А потом ушла, просто взяла свою сумку, и молча ушла, чтобы не видеть, как ее бросает тот, кого она любила.

Когда мы остались с ним одни, папа вдруг перестал складывать свои вещи и подошел ко мне.

Я в это время сидела на маленьком стульчике в прихожей, еще даже не веря, что все эти ужасы происходят не во сне, а на самом деле.

Секунды две мы просто молча смотрели друг на друга.

Мой папа.

- Ты чудовище. Я даже не смогу после этого находится под одной крышей с тобой. Я ОЧЕНЬ ЖАЛЕЮ, ЧТО ТЫ МОЯ ДОЧЬ.

Я ушла в свою комнату.

И долго – долго смотрела в окно.

Мне только вчера исполнилось 14 лет, а моя жизнь уже разрушена……

2 ЧАСТЬ. ЛЯЛЯ. Пролог

Привет, дневник!

Это снова я!

Прости, что так долго не писала…. Забросила совсем. Просто вначале нежелание, потом дела, потом просто забыла.

Хотя это все оправдание.

Не было настроения писать и всё тут.

Ну ладно, хватит раскаяний.

Столько времени прошло… Столько всего случилось…. Или, наоборот, не случилось ничего?

Нет, случилось!

Этим летом случилось самое долгожданное! Пашка, мой самый любимый, самый близкий мой друг, вышел из тюрьмы.

Нет в моем лексиконе таких слов, которыми я смогла бы описать, что я чувствовала, когда мы стояли с ним на улице, вдвоем, оба свободные, без наблюдения конвоя.

Раньше я не знала, что такое слезы счастья.

Думала, если человек счастлив, то откуда могут взяться слезы, зачем плакать?

Но я плакала, стояла и бесконечно плакала, вытирая слезы о его футболку.

Мы договорились с Пашкой больше не вспоминать, что было. Но это было, БЫЛО, и никуда от этого не деться.

Мы теперь не говорили об этом, но в каждом взгляде, в каждом слове чувствовалась это, этот ужас, эта боль.

Что еще произошло за эти 2 с лишним года?

Этим летом у меня появился парень, с которым мы стали официально встречаться. Берестов Алексей, мой любимый Леша.

Мы с ним уже полгода почти вместе.

Все началось довольно романтично и мило. Окончив девятый класс, я на лето поехала в свой родной город, там еще осталась жить моя бабушка. А еще там у меня была двоюродная сестра Маринка, с которой мы и провели все лето вместе.

В самом конце августа я прогуливалась по городу, готовясь снова покинуть его, так как начинался учебный год, и вдруг за спиной раздался визг тормозов, гудки и рядом со мной остановились несколько парней на мотоциклах.

Сразу начались попытки знакомства с их стороны.

Поначалу я была по привычке недоступна и холодна. Но потом, не знаю как и почему, согласилась на предложение одного прокатиться на его мотоцикле.

Им и был Леша.

Следующий день я провела с ним, и следующую неделю тоже. А позже оказалось, что мы и живем в одном городе, а тут он тоже живет у бабушки.

Так и получилось, что домой мы ехали вместе.

На Новый год он подарил мне кольцо и к следующему лету мы решили с ним пожениться, официально. Ему уже есть 18, а меня как – нибудь и 16 – летней распишут.

Правда, не знаю, все ли будет так, как мы захотели, ведь, как и в каждой паре, у нас есть свои проблемы, но о них позже.

Главное, что я люблю его.

Ну, или мне кажется, что я люблю.

Наверно, покажется странным, что я сказала «кажется, что люблю», и при этом собираюсь замуж за этого человека. На самом деле ничего странного в этом нет.

Я не считаю, что людям для того, чтобы быть вместе, нужна какая - то всепоглощающая любовь…. Обычно такая любовь как раз – таки все и губит.

Егор…

Да - да, он меньше всех заслуживает моей любви, но только к нему за всю свою 16 – летнюю жизнь я испытывала такое сумасшедшее чувство.

За эти два с половиной года я его видела только два раза.

Первый раз на улице. Мы как раз с мамой шли из магазина с полными сумками продуктов. Проходим мимо одного из киосков, а там парни стоят, пиво покупают. Я и внимания не обратила поначалу. Ну парни и парни. Везде они спиртное покупают. Страна спивается. А потом чувствую – Егор.

Непонятное чувство, просто шла себе и шла, смотрела под ноги, и вдруг поняла, один из них он, поднимаю глаза, чтобы проверить, не ошиблась ли я. Оказалось, нет, не ошиблась.

Он уже сам заметил меня.

Смотрит, улыбается, скотина.

С мамой моей поздоровался:

- Здравствуйте!

Мать недоуменно взглянула на него, видимо, пытаясь вспомнить, где они могли познакомиться с этим парнем, и почему она его не помнит.

Но Егор помог ей разобраться с ситуацией, поздоровавшись и со мной:

- Ляль, привет!

Эх.

Не хотела с ним здороваться, но пришлось.

- Привет, - буркнула в ответ и, чтобы разговор не возымел продолжения, ускорила шаг.

Мать потом спросила, кто он, но я не нашла ничего умнее, чем сказать, что это друг Пашки.

Потом самой противно стало, как смогла осквернить имя Пашки, назвав это существо его другом. Да простит меня он.

Тогда мне было 14 лет.

Следующая встреча произошла примерно через год.

На тот момент у меня были непонятные отношения с местным наркоманом Эценом, с которым меня познакомила живущая еще здесь Анька (сейчас она переехала с родителями на родину – Украину, в славный город Львов). Эцен мне в принципе и не нравился. Одно слово – наркоман, постепенно опускающийся на дно жизни. Он даже имя свое не помнил уже. Но он был странный, непонятный, и это почему - то влекло меня к нему.

Мы с ним не встречались. Но мы ходили постоянно за руку, или в обнимку, мы даже занимались сексом с ним. В подъезде. Романтика. (И не надо меня осуждать. Была бы я девственницей, то не позволила бы этого, а так…терять – то уже нечего! И нет моей вины в этом, виноват сами – знаете – кто). Но при этом, если кто - то спрашивал, встречаемся ли мы, и он и я говорили, что мы просто друзья.

Каким – то образом об этом прознал Егор.

Однажды я собиралась в школу, вышла из подъезда, а у подъезда он, собственной персоной.

Из ряда вон выходящее.

Что ему надо?

Хотела спросить: «Чего пришел?», но передумала. А вдруг не ко мне? У меня сосед есть, его ровесник, этажом ниже. Вдруг они приятели, а я спрошу: «Чего пришел?». Он скажет: «Я не к тебе». И буду я выглядеть полнейшей дурой, и чувствовать себя униженной. Поэтому и решила молчать, сделать вид, что не замечаю, а вдруг пронесет, и он на самом деле не ко мне.

Облом, впрочем, как и всегда.

- Ляль, остановись!

- Чего тебе?

В голос добавила раздраженные нотки.

- Тебя мне. Поговорить надо.

- О чем?

Я умирала. Этот человек стоял в метре от меня. Совсем рядом. И вызывал море эмоций.

1

Время было одиннадцать ночи.

Даже чуть позднее.

Я поднималась по ступенькам в свой подъезд. Слегка шатало.

Дааа. Хорошая была трава.

Зацепила.

И где интересно Пашка ее добывает?

Нет, я не наркоманка. Это обычная курительная травка, которая помогает мне расслабиться.

Нажала звонок.

Дверь долго не открывали.

Это злило.

Я постучала в дверь, сильно, даже костяшкам пальцев больно стало.

Секунда, две, три, тридцать три.

Открыла.

Стоит в бордовом пеньюаре, при макияже, причесочка, правда, уже растрепанная.

Моя мать.

Уже знаю, чего мне ожидать.

- Ляль, погуляй сегодня, - торопливо сказала она, стоя на пороге, тем самым создавая перегородку, чтобы я не могла войти. – Ко мне пришли.

- Я не хочу, - простонала я, уже зная, что просить бесполезно.

Мать послала на меня уничижительный взгляд и закрыла дверь.

Всё.

Домой сегодня я не попаду.

Да - да, моя мама имеет привычку выгонять меня из дома. Просто так, незаслуженно, беспричинно.

Хотя нет, чего это я? Причина то есть.

Мужчина.

У моей матери сейчас дома находится мужчина, ее очередной любовник, один из большинства, которых с момента развода с отцом скопилось огромное количество.

И когда очередной мужчина остается у нас дома на ночь, моя мать просто запирает дверь передо мной с той стороны и не пускает меня домой.

Так что мне это не впервой.

Не хочу я об этом думать сейчас.

Позвоню – ка лучше Лешке. Может, он скрасит мое одиночество.

«Абонент находится вне зоны действия сети».

Опять. Как всегда. События повторяется. Каждое плохое событие повторяется. Мать не пускает домой, телефон Лешки выключен.

Почему?

Где же он?

Полторы недели он недоступен.

Мой парень.

И такое происходит не первый раз за те полгода, что мы с ним встречаемся.

Лешка просто исчезает и все. Говорит, я тебя люблю, а на следующий день его просто нигде невозможно найти. Потом он говорит, что у него возникли дела. Я по привычке спрошу, как дела, а он, как всегда, скажет, да так мелочи. Я скучал.

Так и живем.

Я собираюсь замуж за человека, о котором так мало знаю.

И даже уже не уверенна, что хочу это знать.

Наверно, боюсь, что это время он проводит с другой девушкой. Да, я допускаю и это. Более того, я очень допускаю это.

Но…

Но мне страшно даже заговорить об этом с Лешей.

Действительно страшно.

Я боюсь увидеть его виноватый взгляд. Я очень боюсь узнать, что у него кто – то есть. И после его признания нам придется с ним расстаться. Потому что после этого дальше не встречаются.

А так мы с ним вместе.

Я живу с ощущением того, что у меня есть парень, что я не одна. И потом мы будем вместе, поженимся.

И я не хочу избавляться от этого ощущения.

Без Леши мне будет плохо и одиноко.

Перетерплю его отлучки. Хотя больно, безусловно, обидно и больно, мне и в этот раз любовь приносит только разочарования.

Но ничего. Зато у меня есть парень.

Могло бы и этого не быть.

Я закурила сигарету. Нет, я, кстати, не курильщица, совсем. Но у меня есть всегда на запас пачка сигарет.

И когда мне грустно, одиноко или я думаю, я курю.

Сигареты придают какой – то романтизм.

А я вся насквозь преисполнена романтики, которую мне не на кого излить.

Но это не суть, не об этом речь была. Суть в том, что у меня нет никотиновой зависимости. И это не та наивная ошибочная уверенность, с которой опустившиеся пьяницы говорят, что в любой момент, если захотят, бросят пить.

Я могу свободно не курить месяцами, и мне от этого не становится плохо.

Я сидела на подоконнике в своем подъезде, курила и смотрела в окно.

А там темно.

Там уже ночь.

И сижу я тут одна никому на хрен не нужная.

Я вытащила из кармана телефон. Подключиться, загрузка. Посижу в аське, пообщаюсь с виртуальными людьми, может легче станет.

2

Объявился.

Наконец – то.

С того дня прошла как раз неделя. И вот сегодня Алексей Берестов позвонил мне сам.

- Я соскучился.

Он все время так говорит. Я соскучился. А я все время хочу накричать на него в ответ на это: - ЕСЛИ СКУЧАЕШЬ, ЗАЧЕМ ЖЕ ОСТАВЛЯЕШЬ МЕНЯ ТОГДА??!!!

А вслух лишь тихо ответила:

- Я тоже…

А потом мы встретились, гуляли, целовались и больше, чем целовались.

Все было как обычно.

Ничего не менялось.

Надоело.

Именно так, почему – то я поняла, что мне это надоело. Чертовски.

Он приходит – уходит, приходит – уходит, а я жду. И когда дожидаюсь, получаю лишь малую толику любви. Он пользует мое тело, мою душу, взамен не отдавая мне ничего.

Я люблю его. По - своему я его очень люблю. Я хочу жить с ним вместе долго и счастливо. Но каким будет это «долго и счастливо», если он и сейчас не ищет общения со мной?

Сегодня он со мной, но где уверенность, что он будет со мной и завтра? Скорее уверенность, что его не будет.

- Леш, - позвала я, сидя на его кровати.

- Что? – спросил он, теребя кончики моих длинных волос в своих руках.

- Ты будешь завтра со мной?

- Конечно, буду.

Уже радует. Завтра он никуда не пропадет.

- А послезавтра?

- И послезавтра.

- И следующую всю неделю? – обрадовалась я.

- Ну что за глупые вопросы, малыш? Я всегда с тобой.

Я захотела взвыть от злости.

Всегда со мной!

Значит, снова никакой уверенности, что завтра он не исчезнет.

Он видимо почувствовал, что я чем – то огорчена, притянул меня за волосы к себе и поцеловал в губы:

- Я люблю тебя.

На этом разговор, столь важный для меня, как обычно, отошел в сторону.

Но обида, огромная обида, никуда не делась.

А еще через неделю я заболела.

У меня поднялась высокая температура, тридцать восемь и девять. Я вся горела. Начало февраля принесло эпидемию гриппа, и я, подверженная простудным заболеваниям, конечно же, заболела. Да еще и в такой сильной форме.

Таблетки не помогали.

Матери было не до меня, она не хотела меня лечить, и отправила меня к бабушке, туда, домой.

Пять дней я была просто без сознания. Температура убивала. Жутко болела голова, да еще и глаза воспалились. Я лежала как селедка на кровати, словно отстраненная от всего мира.

Вроде бы звонил Пашка. Но мне было так плохо, что я едва разбирала его речь.

Мне казалось, я умру.

Это не преувеличение.

Мне было настолько плохо, что я чувствовала, как жизнь уходит из меня. Я слышала о многих случаях, когда люди умирали от простой простуды даже.

Прошла целая неделя, температура не спадала.

Леша снова исчез.

Он не звонил, сам отключил телефон.

Ему не было никакого дела до меня.

Если бы я сейчас умерла, он бы даже не узнал об этом.

Опомнился бы через месяц, где Ляля? А Ляли нету. Умерла Ляля.

Хотела бы я посмотреть на его реакцию.

Ради этого даже умереть стоит.

Чтобы понял он, к чему привели его исчезновения!

Но моим коварным планам исполниться не удалось. Этому помешала моя любимая бабушка с ее менее любимыми народными средствами.

Ляля Серебрякова окончательно и бесповоротно выздоровела.

Школа, как я узнала, вышла на карантин, и поэтому уезжать домой не было смысла, да в принципе, как и желания.

Тут даже лучше.

Бабушке с дедушкой, по крайней мере, и в голову бы не пришло выставлять меня ночью на улицу.

А Лешке…. Лешке и дела не было никакого до меня.

Я была чуть не при смерти, а он не позвонил. Он совсем не интересуется мной.

Даже виртуальные люди из аськи интересовались моей жизнью больше, чем мой парень.

Где это видано?

Позвонила двоюродная сестра Маринка. Поздравила с выздоровлением и позвала гулять.

Бабушка, само собой, этому очень воспротивилась. Неудивительно. Она столько сил потратила на то, чтобы поднять меня вновь на ноги, а я, противная, собираюсь на улицу, где ждали меня февральские морозы да вирус гриппа.

Но я так долго пробыла дома, что мне был просто необходим свежий воздух.

Бабушка сдалась.

Любимая моя бабушка.

Нарядила меня в самые теплые одежды, да еще шаль свою повязала под куртку. Я пыталась воспротивиться, но бабушка пригрозила: «а то никуда не пойдешь», а потом, более мягко добавила: «под курткой никто и не увидит».

В этом вся она.

Самый добрый в мире человек, пытающийся казаться строгим.

Я ее так люблю.

3

А в итоге она оказалась права. На улице было жутко холодно. Нас с Маринкой хватило только на половину одной улицы, чтобы понять, что находиться дальше на этом морозе мы не сможем.

- И что будем делать? – спросила я.

- Пошли в клуб, - предложила подруга.

- Какой клуб?

Никакого клуба в этом небольшом городке я не помнила. Там, дома, их было огромное количество, самых разных, (которых я, в принципе, не посещала), но тут я их не могла припомнить. Ни одного.

- Да обычный. Там раньше устраивали дискотеки, а сейчас переделали в клуб. Местные музыкальные группы собираются там, репетируют, выступают. Можно живой звук послушать, - пояснила подруга. – Идем?

- О чем речь? Идем, конечно, или я снова заболею.

И мы пошли.

Да, спасибо Маринке за идею. В клубе играла музыка, что – то тяжелое, мне нравилось, но самое главное – здесь было тепло!!!!!!

Я прямо чувствовала, как отогреваются мои конечности.

А народу был полный зал.

Кстати, это неудивительно. В такой мороз мало кто желал торчать на улице, дома скучно, а тут идеальное место.

Жаль, что столики были все заняты.

Но Маринка с ходу заприметила, что одни собираются уходить, и стоило им встать со стульев, как она быстро подскочила и села за место них, а на второй свободный стул бросила свою сумку, чтоб забить место и мне.

Потом мы заказали себе горячего – горячего чая.

Хотелось чего – нибудь еще, но больше денег мы не взяли. Приходилось довольствоваться, чем имеем. Могло и этого не быть.

За соседним столом сидела какая – то знакомая Маринке компания.

И она пошла здороваться с ними. Оставив меня одну. Эх она.

Я все свое внимание обратила на парней возле сцены. Они наигрывали какую – то мелодию. Что – то тяжелое. Рокеры.

Всегда любила рок, альтернативу, метал, и все, что связано с этим.

Попробую насладиться музыкой, раз уж Маринка оставила меня одну.

Послушала. Что ж, неплохо, совсем неплохо. Не мой любимый Дима Порубов из «Психеи», но что – то близкое к этому.

Вскоре вернулась Маринка.

Она проследила за моим взглядом.

- Нравятся? Группа «Raven».

- Хорошие.

Она стала рассказывать местные новости, услышанные от своих друзей, которых я не знала. Неизвестные имена, неизвестные места, - мне было неинтересно.

Я отвлеклась.

Где же Леша? Почему он не со мной?

Все девчонки со своими парнями. Если у них они есть. А у меня он есть, но я, как и прежде, одна.

А ведь, черт побери, хочется чувствовать его. Именно – ЧУВСТВОВАТЬ. Чувствовать его присутствие, чувствовать, что он рядом, что он заботится обо мне, любит меня, защищает от всего.

Он мой мужчина.

Я это перестала чувствовать.

- Видела? – перебила мои горькие мысли Маринка.

- Что? – не поняла я, возвращаясь из своих мыслей назад.

- Смотрел на тебя сейчас снова.

- Кто?

- Да вон этот, темненький. Один из группы.

- Ну конечно, - с недоверием ответила я.

А сама смутилась. Занервничала.

- Да вон смотри. В клетчатой рубашке.

Я скосила взгляд на этого самого «в клетчатой рубашке», но ничего подозрительного не увидела. Ну перебирает себе струны паренек. Но Маринка толкала свое:

- Да гляди, как он все косится на тебя.

Я не видела. А если быть совсем честной, то и не могла этого видеть. С моим - то просаженным зрением! Его лицо я видела расплывчато. Да и плевать на него. У меня Леша есть.

Хотя его нет, он все равно есть.

- Ой, отстань, - сказала я Маринке.

Она послушно отстала. Но я видела, что она исподтишка наблюдает за ним. Наблюдает за ним, как он якобы наблюдает за мной. Замкнутый круг какой – то.

В 11 клуб закрывали.

Возмутительно рано.

Мы с Маринкой, желая избежать толкучки в раздевалке, оставались сидеть до последнего.

Я стояла, никого не трогала, как подруга вдруг стала пихать меня в бок и делать выразительные глаза.

- Что с тобой? – раздраженно спросила я. Порой она вела себя так по – идиотски, что мне было стыдно, что я нахожусь в этот момент рядом с ней.

Маринка стрельнула глазами мне за спину.

Я обернулась посмотреть, что такого экстраординарного там может происходить, как от неожиданности мое сердце скакнуло куда – то к горлу: «клетчатый» стоял прямо за мной.

Он уловил мой взгляд.

Как написали бы в любовных романах – «их взгляды пересеклись», но дальше этого дело не пошло. Ни один мой нерв больше не дрогнул от его присутствия.

Нет, он, конечно, был симпатичным. Постарше нас с Маринкой. Темноволосый. Высокий. Лицо без изъянов. Но…

Не нравился. Как парень.

Леша нравился. Даже Эцен немного нравился. А Егор раньше нравился вообще безумно.

А тут ничего.

Вроде бы и симпатичный, но не мое.

- Привет, - поздоровался он зачем – то.

Я кивнула, даже не поздоровавшись в ответ. Знаю, что некультурно, ну ничего страшного.

За меня поздоровалась Маринка.

- Привет. Классно играли.

- Спасибо, - ответил «клетка». – Уходите?

По – моему, глупый вопрос. Все уходят. А мы что, рыжие?

- Уходим, - согласилась подруга. И добавила, хитрая: - А что?

Вопрос с намеком.

Этот «клетка» ей понравился, что ли?

- Просто. Вам в какую сторону?

Ишь какой!

Я взяла свою куртку и отошла в сторону. Там в рукаве была засунута бабушкина шаль, которую никто не должен был видеть. Нужно было ее куда – нибудь затолкать. Не надевать же ее при людях, в самом деле!

Я попробовала засунуть руку в рукав с курткой с шалью, получилось с трудом, и смотрелось ужасно. Одна рука казалась в два раза больше другой. Подложила ее под куртку. Теперь огромным казался живот. Нет. Тоже не вариант. В карман. Слишком мал, черт, шаль высовывается наружу.

Разозлившись, отвернулась от всех к стене, и быстро намотала ее на себя.

Только застегнула замок куртки, как позади меня оказались «клетка» и Маринка.

4

Я думала, что жизнь доставила мне достаточно плохих сюрпризов, и теперь я до конца жизни буду жить счастливо и без проблем.

Но у жизни на этот счет было совсем другое мнение.

Она решила добить до победного конца.

А началось все вроде так хорошо.

Следующим утром я проснулась от телефонного звонка.

Лежа на кровати, я потянулась за телефоном и посмотрела на дисплей. Кто же кто же?

ЛЕША!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Но нееет! Не покажу, как я рада его слышать. Пусть знает, что я зла на него.

- Слушаю, - сердито сказала я в трубку.

- Привет, милая. Я соскучился.

- Хорошо.

- Хорошо, и все? Ты не скучала?

Я разозлилась. Сколько мне можно строить из себя всепрощающую овечку?

- Представь себе, мне не до этого было! Я лежала с температурой под сорок! Думала, что сдохну! А тебе и дела нет до меня! Не звонил, не писал! Телефон выключил!

Повисло молчание. Пусть, пусть!

- Ты где сейчас?

- У бабушки я сейчас.

- Я приеду.

- Да ладно, не утруждай уж себя.

- Сегодня вечером. Жди. Пока. При встрече поговорим.

И отключился.

Стало как – то не по себе на душе. Может, я перегнула палку?

Расставаться с ним я не собиралась.

Ладно. Будь что будет. Зато вечером увижу его!

Я окончательно проснулась.

Потом около обеда пришла Маринка. За новостями. Как мы вчера дошли с Игорем.

Я рассказала. Поругала ее за сводничество.

- Леша сегодня объявился.

- В смысле, объявился? – не поняла подруга.

- Позвонил. Приедет сегодня вечером.

- А как же Игорь? – разочаровалась она. – Я думала, с ним сегодня гулять пойдем.

- Я предупрежу его, что на завтра все перенесем. Мне надо поговорить с Лешей. Это важно.

- И что такого важного?

И я рассказала ей обо всем, о его отключенном вечно телефоне, о его исчезновениях. По мере моего рассказа выражение лица Маринки с любопытствующего сменилось на недовольно – скептическое.

- Мдаа, - протянула она под конец, наворачивая пироги, испеченные моей бабушкой. – Ну ты, Лялька, овощ.

- Почему? – не поняла я.

- Он тебя динамит, а ты и слова сказать ему боишься. Жесть. Он тебя не уважает. Как ты терпишь это?

Где – то полчаса она промывала мне мозги, пока я сама не поняла, что веду себя, по меньшей мере, наивно.

- Пусть говорит, где шляется, или бросай его к чертовой матери.

Подначенная Маринкой, встречать Лешку на вокзал я пошла в самом угрюмо – настроенном настроении.

Но, тем не менее, мне это не помешало при встрече кинуться ему на шею.

Черт, и почему, когда речь заходит о понравившемся мне парне, как я становлюсь с ним податливой, словно воск.

Мне было сложно показать, что я недовольна им, хотя весь день Маринка натаскивала меня на этот серьезный разговор.

От вида любимого, долгожданного человека с моего лица не могла уйти улыбка. А с улыбкой на лице ругаться было сложно.

Мы сидели с ним в подъезде, он пил пиво, а я ела шоколадку. Так бы и просидели. Я даже решила оставить все как есть. Он рядом, зачем портить прекрасный вечер разборками и выяснением отношений.

Но он все начал сам.

- Ляль, мне надо завтра будет уехать.

Я освободилась от его объятий и мысленно досчитала до десяти.

Всё, вечер испорчен, приехали.

- Почему? – спросила я, ловя его взгляд.

Он молчал.

Придумывает оправдание, должно быть.

- Надо, Ляль, надо.

Весьма исчерпывающе. До чего же обидно, Господи! Надо ему, и все. А как же я? Ну не могу я больше терпеть такие отношения…

- Скажи, куда ты, Леш?

- Домой.

- Я знаю, что домой! – почти закричала я. – Скажи, объясни, зачем? Почему такая срочность?

- У меня дела.

- Какие? Ты можешь хоть раз сказать, какие у тебя все время дела? Ты постоянно исчезаешь. Тебя невозможно бывает найти. Почему ты выключаешь телефон? Где ты находишься в этот момент, Леша?

- Хочешь знать правду?

Нет. Если правда окажется плохой – то не хочу. Какая же я трусиха в таких вещах. Как страус, ей – Богу, при малейшей опасности в отношениях с парнем предпочитаю прятать голову в песок и делать вид, что у нас все хорошо. Да сколько можно?

- Говори.

5

- Ляль, скажи, что случилось? Я не могу видеть, как ты страдаешь. Я могу чем - нибудь помочь?

Я отрицательно покачала головой.

Где – то в глубине души я была безумно благодарному этому человеку, Игорю, за то, что его, вроде бы такого постороннего, волновало мое состояние. Это было непривычно. Человек такое существо, что ему малоинтересны чужие проблемы. Даже проблемы близких людей. Каждый думает только о себе. Да и я сама зачастую замечала у себя этот грешок. Когда человек что – то рассказывал мне, я могла напустить на себя сочувствующий, понимающий вид, а на самом деле мне было глубоко все равно. Я отключалась и думала о своих проблемах.

Знаю, что это неправильно. Но ничего с собой не поделаешь.

А Игорь искренне интересовался, что со мной случилось. Хотя мы познакомились только позавчера.

Я ведь ему даже ничего не рассказывала.

Он каким – то своим чутьем уловил мое самочувствие, и упорно пытался узнать, что же со мной случилось.

Это было очень трогательно. Очень. Честно. И потом, спустя какое – то время, я бы смогла по достоинству оценить этого человека. Но не сейчас.

Сейчас мне было плохо.

Я страдала.

- Не обращай внимания, - посоветовала я Игорю. – Со мной все нормально.

- Я знаю, что это не так. Но если не хочешь говорить – не надо. Захочешь, расскажешь сама.

- Спасибо.

То, что он не стал настаивать, тоже было огромным плюсом.

Игорь был идеальным.

Почему я не могу видеть в нем большее, чем друга?

Он замечательный. Он бы никогда не обижал меня, понимал бы, уважал; добрый, чуткий.

И я сейчас одна…

Да – да, именно одна.

МЫ РАССТАЛИСЬ С ЛЕШЕЙ!

Вчера мы с ним поговорили, он мне все рассказал и…. Он мне сказал: «Извини», и ушел.

Первым.

Не я, а он.

А я стояла, жалкая. Еще полчаса стояла и ревела с того момента, как он ушел. И думала. Обо всем, что он рассказал. И ужасалась.

Все походило на абсурд.

Вкратце все так – его дядя СУТЕНЕР. Содержит публичный дом. А Леша пасет его девок на улице. Шикарно. Прелестно.

И нашел же силы признаться в этом.

Я еще спросила, и сколько девочек у тебя побывало за это время? А он сказал, ни сколько. И отвел глаза!

Вначале смотрел на меня, а при этом вопросе уставился себе под ноги.

Все стало понятно и без слов.

Всё, не хочу больше вспоминать этот вечер.

Слишком больно.

Это потом я стану думать об этом, переживать, мучиться. Вот приду домой и наплачусь снова вдоволь, как я это сделала вчера. А сейчас нельзя. Никто не должен видеть мое горе.

И Игорь тем более.

- Пошли в наш клуб, Ляль. У нас репетиция будет. Отвлечешься. Хочешь?

Хотела ли я? Однозначно, да.

- Хочу.

И мы пошли.

Игорь был прав. Я действительно отвлеклась.

Обычно я сложно схожусь с новыми людьми. Но сегодня проблем с этим не возникло.

Парни репетировали свои песни. Я слушала. Мне нравилось.

Потом позвонила и пришла Маринка. Вкратце я ей рассказала про то, что мы расстались с Лешей. Узнав о причине разрыва, она пришла просто в ужас.

Начались нелюбимые мной попрекания типа «А я тебе говорила, что тут что – то не так!»

Но к счастью, их прервал Игорь, подошедший поздороваться с Маринкой, а также спросить наше мнение о песнях.

Маринка сразу изошлась в хвалебной речи, делая вид, будто бы смыслит что – то в альтернативе. Я ограничилась лишь одним:

- Мне понравилось. Честно.

- В выходные будет фестиваль. Ляль, я хочу, чтобы ты пришла.

Черт, я покраснела. Прямо чувствовала, как горит мое лицо.

Я как – то неопределенно кивнула.

Но Маринка взяла инициативу на себя:

- Придет! Конечно, придет! Я сама ее приведу!

Игорь благодарно улыбнулся, и ушел к остальным.

Я недовольно посмотрела на подругу.

- Что? – невинно пожала плечиками Маринка. – И попробуй только не начать встречаться с ним.

Я в ужасе смотрела на нее. Она это серьезно или просто издевается. Нет, похоже, что серьезно. Вот чокнутая!

- Я не собираюсь ни с кем встречаться. Че ты ко мне привязалась? Разве нельзя жить самой по себе, ни с кем не встречаясь? Не понимаю, почему девушке нужно обязательно с кем – то встречаться.

- Потому что девушка, у которой нет парня уже как бы второсортная. Словно бы что – то с ней не то.

Ну и глупости! Неужели это на самом деле так?

- Ты считаешь себя второсортной? Ты сейчас ни с кем не встречаешься, насколько я помню.

- Это только сейчас. Через неделю найду нормального парня, и не буду париться как ты.

- Марин, я не люблю его. Успокойся уже, - устало отмахнулась от нее я.

- А при чем здесь любовь? Ты ему нравишься, и ладно.

- Мне кажется, девушка должна испытывать взаимные чувства к парню.

Маринка посмотрела на меня как – то непонятно и скептически улыбнулась:

- Мдаааа. По ходу ты перечитала в детстве книжек. Перестань читать на ночь любовные романы. Если всю жизнь будешь ждать большую взаимную любовь, то умрешь старой девой.

Я ничего не ответила…

6

Ночью, как я ни пыталась, уснуть так и не удалось.

Опять я думала.

О словах Маринки.

Неужели все так и есть?

Всю свою сознательную жизнь я считала, что люди встречаются только потому, что любят друг друга, и уж точно не потому, что не иметь вторую половинку, оказывается, унизительно.

Допустим, Эцен. Почему мы не стали встречаться, когда были настолько близки? Я не испытывала к нему ничего. Не знаю как он, а я его не любила. Ничуть. И не видела смысла начинать какие – то отношения.

Леша мне безумно нравился. Он стал мне очень близким. За эти полгода с лишним, мне казалось, я узнала, какой он. Я думала, что с этим человеком я смогу прожить всю свою жизнь. Когда он был рядом, мне было хорошо и спокойно. Мы могли говорить на любые темы, могли просто молчать.

Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СЧИТАЛА, ЧТО МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ СТОЛЕТ. Я ХОТЕЛА ЭТОГО. Я И СЕЙЧАС ЭТОГО ХОЧУ, ЧЕРТ ПОБЕРИ.

Наверно, я его все – таки любила. Люблю. Как бы ни пыталась отрицать это.

Это уже не просто тяга или симпатия, как я считала раньше. Иначе бы не было сейчас так плохо.

Но простить его не могу.

«Я люблю его…» - осталась в голове мысль.

Даже сердце стало биться чаще. Нет, на самом деле. Оно как будто увеличилось, где – то внутри меня.

Я люблю Лешу. Сейчас, когда мы расстались, я поняла, что люблю его.

Захотелось заплакать.

Эта любовь приносит только боль.

Вначале Егор. Черт, его я любила даже больше, чем Лешу.

Сейчас, спустя почти четыре года, было даже стыдно за ту любовь. Как же я унижалась перед ним, маленькая, глупая, наивная девочка. У него было столько девушек, а я, тогда как – то еще могла надеяться, что он, такой красивый и популярный, сможет влюбиться в меня. Дааа, ума палата. И еще ведь бегала за ним в наглую со своей любовью. Противно вспомнить. Представляю, как он смеялся надо мной. Его наверно спрашивали, кто я такая, а он, я более, чем уверенна, отвечал: «Эта тупая дура бегает за мной!»

И улыбался наверно своей презрительной улыбочкой, которую я тогда считала самой красивой на свете.

Самоуверенный, наглый. Считающий, что весь мир у его ног. Раньше меня это восхищало. Я чувствовала в нем мужчину.

До поры до времени.

Пока он своим поступком не дал увидеть в нем обыкновенное ничтожество, каким он и является на самом деле.

И пусть для всех остальных он до сих пор мачо, красавец, умница, но я - то все знаю про него.

Вспомнить только, как он приходил потом ко мне, предлагал встречаться. Такой испуганный. Переживал, что заяву на него напишу про изнасилование. Решил сделать мне одолжение побыть моим парнем, только чтобы я молчала.

Боже, Егор, какой же ты…

Невозможный.

До сих пор все помню, как тогда. Всего тебя помню. Каждое твое слово. Каждый твой взгляд.

Никогда, ни на день, я не забывала тебя. Даже рядом с Лешей тебя помнила. Ненавидела, но все равно думала о тебе. Непроизвольно.

Егор…

Я простила уже тебя. За всё простила, хотя и продолжала говорить вслух: «Никогда не прощу!»

На самом деле давно уже успокоилась и простила. Даже не знаю, что сейчас чувствую к тебе. Есть какое – то чувство. Но в русском языке ему названия нет. Это мое, личное. Никто, кроме меня, не сможет испытывать такое.

И не надо.

Скорей бы его забыть. Скорей бы забыть Лешу.

Но, конечно же, назло буду помнить их еще долго…

В воскресенье Маринка специально зашла за мной, чтобы я не смогла никуда деться. А я и не собиралась никуда деваться. А зачем? Завтра я уезжаю домой, карантин закончился, начинается снова учеба. Почему бы не провести последний день тут, с Игорем, тем более уж он сам сделал мне индивидуальное приглашение на их фестиваль?

Народу было много. Действительно, много.

Мне стало грустно.

Расхотелось домой.

Тут хорошо, там плохо.

Ну почему мы уехали отсюда? Никому этот переезд счастья не принес. Все могло бы быть иначе, гораздо лучше, останься мы здесь.

К нам подошел Игорь.

- Я очень рад вас видеть, - сказал он. А потом лично мне: - Спасибо, что пришла. Мне это было очень важно.

- Я завтра уезжаю.

- Знаю.

Ему было грустно. Да и мне тоже не весело.

Мы все трагично помолчали, и он ушел. Скоро должен был быть их выход.

Черт, жалко расставаться с Игорем. Мы бы могли стать близкими друзьями с ним.

Жаль, что я не могу ему ответить взаимностью, жаль, что я уезжаю.

Да вся моя жизнь одно сплошное сожаление.

Маринка потащила меня ближе к сцене.

- Сейчас они выступать будут.

Я поспешила за ней. Но к самой сцене выбраться было нереально. Масса народа никак не хотела пропускать нас вперед.

Я устало схватила Маринку за руку:

- Всё, давай здесь постоим. Дальше не пойду.

Маринка кивнула и остановилась.

Уже объявили группу «Raven».

Игорь был ее основателем. Он писал тексты и музыку.

А их вокалистом был бритоголовый Максим, и микрофон во время выступлений всегда находился у него, но сейчас я почему – то услышала голос Игоря:

- Эта песня посвящается девушке, находящейся здесь.

Господи, Господи!...

Надеюсь, это не то, о чем я подумала.

Заиграла музыка.

Микрофон был передан Максу.

Сколько лет еще мне ждать,

Разгонять рукою дым?

Как могу я потерять

То, что не было моим?

Только снова я один

И не стать мне прежним, если

Ты меняешь этот мир,

Ты меняешь все мои песни…

Не моя…

Глаза от боли закрываю…

Не моя…

Ты очень скоро уезжаешь…

Не моя…

Я твое имя не забуду…

Не моя…

7

В каком настроении я шла в школу?

В самом ужасном.

Меня любили, я любила, но это были разные люди.

Я думала об Игоре.

Раньше мне всегда казалось, что гораздо приятнее быть любимой, чем любить самой. На самом деле это не так. Когда тебя любит хороший человек, а ты не можешь ответить ему тем же, невольно возникает чувства стыда перед ним. Как будто ты сам виноват, в том, что не любишь этого человека.

Ну что я могла сделать, Господи, если я не относилась к Игорю как к парню?

Ну, он как Паша для меня.

Только и для Паши я просто друг, а для Игоря не друг и не просто.

Мне было грустно и не по себе.

Я зашла в свой класс и потопала к своей парте. Да – да, к той же самой третьей парте третьего ряда, на которую я претендовала с самого первого класса.

- Привет, Ляль, - поздоровалась со мной местная ботаничка Айгулька.

Смешно.

Со мной пыталась завести в последнее время дружбу ботан.

Куда мир катится?

Хотя не все ботаны потерянные люди, некоторые как раз – таки очень интересные люди, но эта к ним не относилась.

Поэтому я лишь надменно кивнула.

Класс о чем – то гудел. Мне было неинтересно, чего они расшумелись. Я положила голову на руки, а руки на парту, и стала снова думать о своем, о наболевшем.

А наболевшее – это Леша и Игорь.

Интересно, Леша хоть иногда вспоминает меня или ему совсем все равно?

Мама сказала, что на днях ко мне заходил какой – то парень, по описанию вроде бы Лешка, но я не уверенна, что он вдруг бы решил прийти после всего.

Смысл?

Расстались же.

Прозвенел звонок.

А учителя не было. Пять минут, десять.

О, наконец, открылась дверь.

Училка.

- Извините, меня завуч задержал.

Ничего страшного, могла бы вообще не приходить.

Она прошла к своему столу.

Снова открылась дверь.

На этот раз зашли завуч с каким – то парнем.

- Здравствуйте, класс.

Все послушно встали, типа знак приветствия. А я не встала.

- Хочу сделать объявление, у вас будет новый ученик. Матвей Шулаков. Он переехал к нам из Набережных Челнов. Теперь будет учиться с вами. Покажите ему, какой вы дружный класс.

Блондин нахально смотрел на нас.

Скажу честно, он мне не понравился. Он был симпатичным. Высокий, блондин, лицо смазливое. Ненавижу таких красавчиков. Все они такие, как Егор. А еще этот был слишком наглым. Новенькие должны застенчиво жаться в уголке, а этот стоит с улыбкой хозяина, будто бы это мы к нему пришли в гости.

На самом деле это была просто ревность. Когда я переходила в новые школы, я вела себя так же нагло, он украл мою фишку! Он создавал мне конкуренцию!

Нужно было послать ему злобный взгляд, чтобы знал свое место, но он смотрел в это время на училку, и мой взгляд улетел в никуда.

Ну и черт с ним!

Все равно учиться осталось совсем ничего, конец зимы и весну, потом еще год и прощай, школа!

Я решила забить на новенького, которому сразу же дала неприличную кличку, и снова погрузилась в свои беды, положив голову на стол.

Но происходящее дальше заставило меня отвлечься от всех мыслей.

Этот Матвей, ни с того ни с сего, сел со мной, поставив мою сумку, лежащую на соседнем стуле, прямо перед моим носом, на парту.

Я даже поначалу не поняла, что произошло.

Все 10 классов я сидела одна. Никого к себе не пускала. Не хотела делить свое место с кем – то еще.

А этот новенький вторгнулся на мою территорию!

Он даже не спросил можно ли тут сесть!

Он просто взял и сел!

- Это еще что такое? – спросила я прямо на весь класс. – Иди на другое место сядь!

- Почему это? Тут разве занято?

Вот это да! Он мне перечил! Он только пришел и уже пытается построить меня! Весь класс не смел мне противоречить, а этот…. Что все подумают?

- Я тут сижу!

- Сиди. Я ж не выгоняю тебя.

Я смотрела на него бешеными глазами и не знала, что сказать.

Такая наглость всегда поражает, что даже дар речи теряется.

Я хотела начать выталкивать его, но это бы выглядело так по – идиотски, что я ограничилась только словами, сказанными свистящим шепотом:

- Все равно ты вылетишь с моей парты.

- Посмотрим.

Он мне вызов будто бы бросает, что ли. Вот клоун. Да я его заклюю.

Я спецом передвинула стул и свои вещи на край парты от него, чтобы знал мой негативизм.

Стул скрипнул.

- Ляля, Матвей, у вас все нормально? – спросила училка, надев очки, чтобы разглядеть нас.

- Да, все хорошо, - ответил соседушка, я ограничилась угрюмым взглядом.

- Тебя Ляля зовут? – снова влез он.

- Отстань, - огрызнулась я. Мне почему – то стало стыдно за свое имя.

- Ну и имя, - с презрением вымолвила эта скотина. – Желтый телепузик.

ААААААААААААААААААААААААААААААААААА!

Только не это!

Как я ненавидела в детстве эту телепередачу для детей «Телепузики». Особенно этого, желтого, с именем Ляля. Все детство меня дразнили.

К счастью, сейчас все забыли этих уродцев, так как передачу закрыли.

А этот вспомнил.

- Иди на хрен, - пробурчала я.

Матвей вежливо улыбнулся в ответ.

Больше мы не разговаривали.

В смысле на этом уроке не разговаривали.

Как только прозвенел звонок, я быстрее всех побежала в другой класс, где у нас должна была проходить математика. Села за парту. А на второй стул сердито положила свою сумку.

Пусть только попробует!

Он зашел следом за мной.

Как будто специально выслеживал.

Я уткнулась в дневник, будто бы не замечая его присутствия.

Однако он тоже решил не сдаваться.

Положил свой рюкзак на край моей парты.

- Нет, - сказала я, будто бы меня кто – то спрашивал.

- Что нет?

- Не садись сюда.

- Почему?

- Просто не хочу. Это моя парта. Мое место. Я всегда тут одна сидела. Весь класс вон свободный. Выбирай любую парту. Только не ко мне.