Эффект отсутствия

Эффект отсутствия

Гости уже разошлись и в комнате нас оставалось четверо: я, Митя, Наташа и Гера. Мы с Наташей начали убирать со стола, хотя я ещё не переоделась и по-прежнему находилась в облегающем длинном платье из серебристой ткани. Митя с Герой спокойно беседовали, сидя за столом, почти у самого окна, в то время как мы с Наташкой сновали по комнате, собирая и вынося грязную посуду. Большой прямоугольный стол, покрытый нарядной скатертью, одним торцом упирался в подоконник, три другие его стороны были обставлены уже пустующими стульями. Я подняла со стола вазу с цветами, и притянув её к себе, вдохнула аромат.

— В последний раз спрашиваю… – вдруг неожиданно громко произнёс Гера, глядя на меня. Я посмотрела на Митю, пытаясь понять, что происходит: уж не обо мне ли они разговаривают? Но тот только развёл руками и сам удивлённо посмотрел на Германа. Я не отвечала. Да и отвечать было бесполезно. Я знала наизусть интересующий его вопрос, но на него Гера мог принять только один ответ — положительный.

— Значит, нет?! – сказал он еще громче.

Оторопевший Митя напряженно переводил взгляд с Германа на меня и обратно, пытаясь понять смысл его вопроса. Наташа, догадавшаяся о чём идёт речь, так и осталась стоять с грязной посудой в руках, ожидая моих действий. Я молчала. Вернув вазу с цветами на место, я продолжила собирать тарелки со стола и складывать их стопками на расписной металлический поднос. Я двигалась медленно, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом с Герой. Мне не хотелось опять возвращаться к этому разговору. Я устала повторяться.

Того, что произошло следом, никто из нас не мог ожидать, а потому, передвигался только он, Гера, мы же втроем застыли в оцепенении. Сорвавшись с места, Герман взобрался на стол и, развернувшись лицом к окну, внезапно распахнул его. Мы не успели и ахнуть, как он уже стоял в проёме открытой настежь правой створки окна, готовый к прыжку. Чуть качнувшись от резких движений, он чертыхнулся и ухватился за раму, расставив руки по сторонам. Колючая зимняя прохлада ворвалась в тёплую комнату из ночной темноты, освежая её и заставляя дышать глубже. Мои открытые плечи тотчас же среагировали на холод. Я неуютно поёжилась. Всё это выглядело настолько неправдоподобно, что мне вдруг почудилось, что это происходит не в моём доме и не со мной. Никто из нас не шевелился вообще, будто этим можно было остановить убегающие секунды. На какое-то время воцарилась тишина, и лишь далёкий звонок ночного трамвая, залетевший случайно в окно, вернул нас к реальности. Город не спал. Очнувшись, Митя бросился к Герману. Схватив его за штаны, он с нервной усмешкой еле выговорил:

— Ты… не забывай… на минуточку… какой этаж…

— Уйди! — огрызнулся тот.
Но Митя не собирался отходить от друга.

— Что за пьяные гусарские шутки? Слезай давай! – потребовал он, уже серьёзно.
Но Гера и не думал спускаться.

— Я не пьян. Отойди, сказал, — спокойно ответил он и, повернув голову ко мне, повторил:

— Да или нет?

Я по-прежнему не отвечала, правда, дышать стало намного тяжелее. Я злилась на него за то, что он решил публично выяснять наши отношения, причём в такой требовательной форме. Возможно, он ожидал, что я брошусь к нему и начну уговаривать, обещая того, чего не могу на самом деле выполнить. Но я этого не сделала. Я совершенно не представляла себе, что может произойти, подойди я к нему ближе или даже ответь с расстояния.

— Гера, это что, новый метод делать предложение девушке? – Митя говорил с усмешкой, но шутка звучала нелепо.

Конечно, Митя знал, что я не собираюсь принимать предложения Геры, в каком бы то ни было варианте. Все уже об этом знали: и друзья, и домашние. Да и сам Гера прекрасно знал, что у наших отношений нет продолжения, но почему-то не мог смириться с этим. Я всегда приветствовала его как друга, почти брата. Мы часто проводили время вместе, ещё со школьной скамьи, но я никогда не воспринимала его ухаживания всерьёз. Я не могла. Жалея его, меня даже пытались уговорить выйти за него замуж — ведь Гера хороший парень, говорили они. А кто против? Да будь он самым лучшим на свете, я-то не люблю его. Во мне нет тех чувств, которые ему нужны. Возможно, его полюбит девушка, которая будет во сто крат лучше меня. Но это буду не я. Вот и всё, что я могла предложить. Мы с Германом расставались навсегда почти каждый год. Слёзно и длительно. А через какое-то время всё повторялось. Он заново обретал надежду и озвучивал своё «да или нет?» Ко мне близко нельзя было подойти — все знали, что у меня есть парень. Но на самом деле у меня его не было.

Я видела, как Наташка просто мёрла от страха. Она смотрела на меня с надеждой, уповая на мой здравый смысл. Она буквально сверлила меня своими глазищами, но поняв, что я не внимаю её сигналам, внушительно процедила сквозь сжатые зубы:

— Скажи – да! — и возмущенно развела руками с грязной посудой, жестом настаивая — «тебе что, сложно?!».

Мне казалось, что от страха за Геру, Наташа готова запустить в меня тарелкой с недоеденным кем-то тортом. Она была уверена, что Герман выпрыгнет из окна, если я скажу «нет». Не знаю почему, но я, в противовес подруге, была спокойна. Что-то подсказывало мне, что он этого не сделает, если я буду молчать и дальше. Он не получит никакого ответа и тогда у него появится желание ещё раз в будущем задать свой вопрос. А значит, ему будет нужно это будущее. Я не спешила отвечать, но было ужасно мучительно ощущать себя виновной в создавшемся напряжении. Мне было очень жаль Геру, но в то же время меня злило, что он начал этот разговор при ребятах. А пуще всего меня бесило, что он полез на окно. О чём он только думал? Ну как этот безмозглый поступок должен был бы изменить к лучшему моё отношение к нему?

Однако это была не первая его попытка сделать себе больно. Когда-то он уже совершал нечто подобное. Мне никогда не забыть этих жутких ощущений… При очередном нашем с ним расставании на улице, он вдруг заявил, что покончит с собой, и тут же бросился на мостовую, в поток проезжающих мимо машин. Пытаясь его удержать, я вцепилась что есть силы в ворот его рубашки, но, вырвавшись из моих рук, он всё же выбежал на дорогу. Водитель иномарки успел затормозить, да так резко, что задняя часть машины подскочила, когда её нос, как вкопанный, замер в сантиметре от Геры. Выйдя из автомобиля, солидного вида мужчина еще долго не мог успокоиться. Тряся в руках мобильник, он угрожал Гере вызовом полиции, называя нынешнюю молодежь потенциальными преступниками. Но выпустив пар, после многочисленных моих извинений, он всё-таки дал нам уйти, крикнув напоследок: «Вам повезло, что сзади не было машин!» И он был прав. Тогда в моих руках осталась маленькая пуговица от изорванной рубашки Геры, а в моей душе — огромная боль. Помню, я еле утешила его и, остановив такси, повезла к нему домой. Из всего я вынесла только одно – Гере нужно, что бы я видела, как он страдает. Ему важно моё присутствие при этом. Он хочет видеть мой испуг и моё сострадание, которое вновь приведёт нас к общению. Теперь это повторилось. — Выходи, – тихо сказала я Наташе и, развернув её трепещущее от волнения тело на 180 градусов, подтолкнула к двери.