Молочно-светлый лунный свет, жидким серебром лежащий на блестящих, глянцевитых листьях кустарников, на их розовых, белых как лунь, нежно-золотистых и кроваво-алых цветах. И лишь далёкое уханье сов тревожит священную тишину ночи — да ещё лёгкий перезвон падающих с сапфировых небес светлячков-звёзд.
Они бегут через лес, их двое — он и она. Маленькая, побледневшая от ужаса, влажная не то от пота, не то от лесной сырости рука женщины судорожно сжимает крепко держащую её руку мужчины.
А за их спинами грозно, точно рык неведомого исполинского зверя, грохочет сухой сентябрьский гром, и в унисон с ним слышны гневные людские крики и визгливый лай собак.
- Скорее, Даша, - не глядя на замешкавшуюся отчего-то женщину, встревоженным голосом говорит мужчина, - Погоня вот-вот нас настигнет.
- Я не больше не могу, Всеволод, - усталым, срывающимся голосом отвечает ему задыхающаяся Дарья, - У меня свело ногу.
Не говоря больше ни слова, мужчина подхватывает её на руки - легко, будто ребёнка, и молча продолжает свой путь, с волнением чувствуя горячее дыхание Дарьи, щекочущий локон её тёмно-русых волос на своей щеке.
Внезапно шум погони стихает, и вновь на лес опускается звенящая звёздами тишина. Бережно опустив Дашу на сверкающую от росы в лунном свете траву, Всеволод садится рядом с ней, шумно и со свистом дыша.
Голубые, с тёмными роскошными ресницами глаза женщины глядят странно - туманно и чуть рассеянно, точно она внезапно увидела нечто настолько чудесное, чему нет места в житейской обыденности.
- Что такое? Что случилась, милая? - осторожно трогая её за острое как у девочки-подростка плечико, спрашивает Всеволод - отчего-то шёпотом, будто боясь нарушить таинство лунной ночи.
- Смотри на кусты, - всё так же странно блестя глазами шепчет Даша, - Они в цвету. Здесь, в этом лесу, царит май. Между тем, ты помнишь, какой сейчас месяц?
- Сентябрь. Середина сентября, - хриплым испуганным шёпотом отзывается Всеволод, точно осознав внезапно нечто жуткое.
Санкт-Петербург, 2023 г.
…На какой-то миг из-за сероватых туч выглянуло осеннее солнце, бросив робкий луч в окно аудитории. Этот несмелый лучик заметила только я, до этого с головою погружённая в лекцию о Тапио — финском Хозяине леса, добром седовласом старце, занимающем особое место в Калевале.
Задумчиво прикрыв голубые глаза длинными ненакрашенными ресницами, слушала я о поверьях охотников, обращавшихся с заговорами к Тапио, прекрасной жене его Миэликки и благородным детям — «лесным парням и девам» вроде Вирбуса и Тыыникки.
И вырастал перед моим мысленным взором бескрайний зелёный лес, полный звуков и пряных лесных ароматов - дикой мяты, мокрых от росы лопухов и влажной, сверкающей от дождя листвы вековых дубов, что рвутся в самое небо… Вот пробегает через мягкую от пыли узкую тропинку лисица - и с разбегу ныряет в мокрые заросли лопухов, видно почуяв зайца… Вот перелетает с ветки на ветку чёрно-белая сорока - я знаю, что в славянской мифологии эта птица была связана с нечистой силой…
Иду лесными, заросшими одуванчиками тропками, глубоко вдыхая ароматы трав и послегрозовой свежести, а лес шумит над моей головой, поёт на ветру терновник, издавая через прогрызенные муравьями отверстия удивительные звуки. Навстречу мне выходит, сияя белизной нежной кожи неземной красоты женщина с перекинутой через плечо золотой косой…
- Хозяйка леса, - восторженно глядя на её доброе лицо, шёпотом сказала бы я, и слегка запинаясь от волнения, произнесла бы древний заговор: «…отвори сундук медовый».
Но неожиданно лектор резко перешёл с мифов о Тапио и Миэликки к польской сказке, которую мне до этого не приходилось слышать. Ещё слегка одурманенная вызванным в моих фантазиях образом леса, я вся превратилась в слух, впитывая сказку подобно тому как листья после долгой засухи впитывают долгожданный дождь:
- Много лет тому назад жила среди лесов, близ Тухоли, лесная Королева, властительница и хранительница пущи. И хоть не было у неё воинов, вооружённых копьями и стрелами, королева эта не была беззащитна. По зову её сходились на службу богатыри медведи, рогатые олени, слетались зоркие бесстрашные орлы, и множество маленьких лесных фей окружало Королеву. По первому её знаку они готовы были исполнить любое приказание.
И не было оружия сильнее, чем взор Королевы, всевидящий и острый. Королева знала обо всём, что творилось в огромных лесных владениях от Балтики до Нотециньских топей. Тот, на кого падал её взгляд, оказывался во власти могущественной хозяйки и не мог уже выбраться из лесных дебрей. А если и пытался, то блуждал по чащобе, как слепой, и на каждом шагу его преследовали мстительные лесные феи, во всём послушные Королеве. И никому не удавалось выбраться из тех мест и освободиться из-под власти повелительницы пущи, — приятным негромким голосом рассказывал лектор:
- Жила она в недоступном дремучем лесу, мох служил ей постелью, большие пни заменяли столы, а стволы поваленных грозою деревьев — скамьи. Если кто навещал её, Королева предлагала гостю место рядом, а служанки-феи подавали землянику, малину, ежевику, орехи и все, чем богато было лесное царство. Беседу её сопровождал хор лесных певцов: дроздов, снегирей, кукушек — неисчислимого множества птиц, одетых в разноцветные перья. Феи украшали дворец своей владычицы ветками бузины и жасмина. Воздух был напоен чудесным запахом свежих смол. А зимой седоусый мороз превращал жилище повелительницы лесов в прекрасный ледяной замок с тончайшей резьбой.
Эта польская сказка взволновала меня необыкновенно. Не раз бывало, что я, жившая в ранние свои годы в детском доме на краю небольшого городка в Ленинградской области, который окружал зелёной стеной бескрайний лес, часто надолго пропадала в этом лесу.
Я бродила тайными тропками, заросшими мухоморами, наблюдая за перелетавшими с ветки на ветку птицами. Найдя у себя на пути круг из камней и грибов, я невольно придумывала сказки о лесных феях или эльфах, нарочно выложивших его для меня, чтобы, переступив его, я могла бы попасть в настоящее сказочное королевство.
* * *
Когда я, возвращаясь с учёбы, садилась в автобус, на улице так восхитительно пахло серединой осени, так и веяло непередаваемой её атмосферой медленного умирания, увядания природы. Небо над моей головой тревожно серело, набухшие тёмные облака казались клочьями вываленной кем-то в грязи ваты. Чем-то гибельным, но тем не менее несказанно прекрасным пах сухой ветер, швырнувший мне в лицо ворох покрытых дорожной пылью листьев.
В автобусе меня встретили приглушённо-тусклые цвета и привычно скучающие лица. С кем-то неприятным и гортанным голосом бранилась мигрантка-кондукторша - сухая, смуглая женщина неопределённых лет со злыми чёрными глазами, похожими на оливки.
Заметив единственное свободное сиденье, я села, достав из сумочки увесистый старенький том с пожелтевшими, хрупкими от времени страницами. Должно быть, не одна рука касалась этой выцветшей обложки, под которой надёжно хранили свои секреты мифы саамов. Странички таили аромат старости и волшебства — нормальный запах для любой уважающей себя книги из советской ещё библиотеки.