Других, когда ты клятвы не сдержала,
Других я заводил себе подруг.
Но если злобное грозит мне жало,
Но если сон смыкает сладкий круг,
Но если пью проклятое вино, −
Твоё лицо мне видится одно.
У.Б. Йейтс
Противный звук врывался в уши назойливым комариным писком, вызывая непреодолимое желание прихлопнуть это надоедливое насекомое поскорее. Хотел отмахнуться, но рука почему-то стала весить целую тонну. То же самое и с веками – никак не желали подниматься, но тут уж пришлось собрать волю в кулак, и всё-таки приоткрыть. Резкий белый свет тут же резнул по глазам, заставляя пожалеть об этом.
Непослушное тело почти не чувствовалось. Только на сгибе левого локтя не давало покоя ощущение жжения и покалывания, будто меня безбожно изжалил целый выводок ос, а потом кто-то сердобольный обрызгал обезболивающим, напрочь позабыв об этом месте.
− Вы слышите меня? – при всем желании никак не мог узнать этот странный металлический голос, не осенённый даже капелькой нормальной жизни. – Попробуйте открыть глаза.
О, я попробовал – с прежним успехом: в мозг немедленно впились белые яростные лучи света, сквозь которые невозможно ничего разглядеть.
− Всё напрасно, − теперь голос говорившего трансформировался в мерзкое кваканье − ну настоящий г-нарвл… Правда, кто такой этот самый г-нарвл я тоже никак не мог вспомнить. – Он никак не приходит в себя. Удивительно, но у такого известного адвоката нет никого, к кому можно обратиться. Бывали случаи, когда посещения родными творили чудеса…
Квакающему ответил всё тот же бесстрастный голос… Ах, вот в чём дело – их двое!
− Благо, средств пока хватает, но, по-моему, от капельниц и лечения становится только хуже. Да, ссадины и гематомы побледнели, некоторые почти исчезли, но внутренние повреждения… Такое впечатление, что они законсервировались – пациент стабилен, но его состояние не меняется.
Второй проквакал что-то совсем неразборчиво.
− Да, я не виню вас – все что возможно делается, это не подлежит сомнению. Однако, как показывает практика, обычных средств недостаточно. Нужно искать какое-то радикальное решение. Я написал профессору Маслову – он согласился на неделе прилететь, осмотреть Королёва. Да-да, знаю, у него огромные гонорары, тем более за личный приём, естественно, проезд будет оплачен, ведь к делу подключился Вилле Тамм – именно он настоял на его привлечении…
Тамм! Это имя мне знакомо! Как же разлепить эти проклятые неподъёмные веки? Что за наказание!
Голоса стихли – посетители ушли. Так даже лучше! Почему-то упоминание профессора Маслова вызывало у меня приступ лёгкой паники. Разговор невидимок не оставлял сомнений – я в больнице. Этот факт только подогревал уверенность – если так продлится дальше, ничего хорошего ждать не приходится. Мне нельзя быть в больнице… Но, тем не менее, я здесь. А значит, нужно выбираться, во что бы то ни стало!
Изо всех сил постарался дернуть рукой – жала ос впились ещё сильнее, но я не сдался, продолжая дёргаться. Может, стоит перевернуться на бок? Да, это определённо оказалось хорошей идеей – дело пошло быстрее. Качнувшись раз, другой, перекатился в сторону и… отправился в полёт! Не долгий, правда. Многострадальную руку прошило уже настоящей болью, которая почти сразу превратилась в тупую и далёкую, ощутимую лишь частью моего ненадёжного сознания. Отвлечённо отметил, что кажется, треснулся головой.
Полежав пару минут, продолжил движение – пусть вслепую, но всё же… К рукам постепенно возвращалась чувствительность. Ноги пока приходилось просто подтягивать за собой – никак не желая слушаться, они тащились за мной словно два бесполезных прохудившихся шланга, которые нерадивый садовник оставил валяться посреди дороги. Основательно вымотавшись, я полежал ещё немного, продолжая попытки разлепить, наконец, непослушные веки. Получилось, правда, не с первого раза. Адский свет теперь стал помягче, в нём проступали размытые неузнаваемые силуэты. Нет, хватит разлёживаться! Нужно продолжать ползти…
Неизвестно откуда взявшаяся твёрдая стойка выскочила из тумана и, со всего маху, заехала мне по лбу – раздался невообразимый грохот. Сверху повалились какие-то предметы, один из которых неслабо приложил меня по спине. Больно наверно, но моё тело так и оставалось картонным. Да уж, в любом плохом есть то, что ещё хуже. Или нет! Хорошее! Совсем запутался. Зато в глазах прояснилось. Светотени отступили, приобретая очертания опрокинутого офисного кресла, какого-то прибора с вырванными проводами, лежащего на полу, чью-то руку, с растопыренными пальцами… С усилием пошевелил ладонью – бледные чужие пальцы с обломанными ногтями тоже зашевелились, вызывая приступ лёгкой паники.
Что-то щелкнуло, прямо передо мной возникли две отёкшие лодыжки в зелёных носках и изношенном сабо на невысоком каблуке… Как интересно! Это что-то новое…
− Доктор! Доктор! Он опять свалился! – да уж, этой женщине можно работать на лесопилке − она без усилий будет снимать кору с деревьев одним только голосом!
К пухлым ногам в сабо присоединились ещё две пары ног в парусиновых тапках и синих сатиновых штанах. Меня тут же грубо подняли с пола – перед глазами мелькнуло испуганное круглое лицо с курносым носом и вздёрнутыми бровями, которое тут же пропало – в глаза вновь ударил неприятный белый свет.
Эти манипуляции, похоже, разбудили тело – теперь оно болело, причём везде! Такое чувство, будто меня вытащили из-под ног слона, обожавшего танцевать степ на чужих животах, причём, также не брезговавшего спинами и головами.
− Чего вы стоите столбом, Марта Сергеевна? Укол немедленно! Он сейчас станет дёргаться от боли и травмируется ещё сильнее! А вы, нежнее пожалуйста! На кровать его, да, аккуратнее! Это же не мешок с мусором! – в бесстрастном голосе доктора всё же прорезались кое-какие живые нотки. – Привязывайте! Что за наказание!
Я дергался, бил ногами, и даже пытался кусаться, но это не помогало. Запястья и лодыжки стянули ремнями и, наконец, задёрнули проклятые жалюзи, погружая комнату в лёгкий комфортный полумрак. Тело фонтанировало ужасной болью. Сдерживаться больше не осталось сил, и я завыл, будто юный оборотень, только что переживший первую трансформацию.
Даже представить не могу, сколько времени я провёл в этой стерильной темнице, мучимый мастерами пыток в белых халатах. Меня кололи иглами, светили чем-то в глаза, заставляли глотать жутко горькую жидкость, с металлическим привкусом. Если бы я когда-то давно не попробовал кофе, эта горечь могла показаться невыносимой, а так… почти терпимо.
− М-да! − снова он. Его отвратительный фальцет. Вопросы, которые он задаёт тоном непревзойдённого превосходства. Этого усатого типа с высокими залысинами, не снимающего с носа квадратных очков в чёрной роговой оправе я ненавидел больше остальных. Почему? Он же не колет меня, не ворочает, не устраивает промывание желудка… Да потому! Потому что наблюдается закономерность – самые противные процедуры с моим несчастным изломанным телом устраивают именно после его посещений. Профессор Маслов – вот как его зовут. Даже доктор Сучков заискивающе улыбается в его присутствии, хотя в остальное время отдаёт приказы всем подряд, хорошо поставленным басом бывалого полководца.
Профессор Маслов…
− Какой у вас интересный организм! – задумчиво цедит этот волк в овечьей шкуре. – На физраствор реагирует совсем не так, как можно было бы ожидать! Хлорид натрия вызывает замедление регенерации тканей! При пережитой вами обильной кровопотере организму необходимо железо, но на него у вас ужасная аллергия. Ума не приложу, что с этим делать?
− Просто оставьте меня в покое! – презрительно отвечаю я, но слабость крадёт из голоса ноты презрения, оставляя лишь мерзкий тихий хрип.
− Ну уж нет! – важно качает головой мучитель. – Я буду писать диссертацию о влиянии соли и железа на общее состояние некоторых аллергичных больных. Надо же, какие специфические реакции! Кстати, в крови не обнаружено никаких патологий. Также по остальным анализам у вас просто небольшие воспалительные процессы, связанные с обширной резаной раной грудной клетки и множественными порезами меньших размеров по всему телу. На самом деле вам повезло – крупный осколок стекла остановился в сантиметре от сердца. К сожалению, пришлось извлекать ещё много мелких осколков, поэтому основную рану пришлось расширить.
Железо и соль. Для моего вида они смертельны. Не удивительно, что при вливании хлорида натрия так жжёт руку! И это притом, что подменыши приспособлены к жизни в каждом из миров. Пока я не перешёл границу Тир Нан Ог, во мне больше человеческого. Однако, как выяснилось, при попадании в кровь, которая кстати, у меня сейчас красная, как у людей, воздействие этих веществ также неприятно.
Маслов продолжал говорить, но я больше не слушал. Память услужливо подкинула воспоминание, как по приказу брата, меня пытали железом, присыпая раны солью. Правда, тогда я ещё не знал, что Лириан мой брат. Ланселот… Надо же было ему взять себе такое прозвище! Наверняка, этот негодяй был уверен, что благородно творит правосудие!
− …Раз у вас небольшой прогресс, − неприятный голос профессора снова привлёк внимание, − я позволил кое-кому посетить вас. Постарайтесь не сильно волноваться и, если станут сильно досаждать, не стесняйтесь, зовите медсестру.
− Что? – переспросил я.
− К вам придёт следователь. Вы же помните об аварии?
− Да, конечно.
Рада. Мы ехали с ней по шоссе. Она хотела попрощаться с человеческими родителями, прежде чем отправиться в Тир Нан Ог. Я ехал не слишком быстро − хотелось подольше побыть рядом с ней. Не известно, как обернулись бы дела в Волшебной Стране, а в тот момент нам было так уютно вместе… Мне во всяком случае. Когда она рядом, всё кажется достижимым, и на душе спокойно. Рада… Она напоминает хрупкий цветок, пробивающийся к солнцу через заросли колючего кустарника. Чужие шипы оставляют шрамы на нежном стебле, но он упорно продолжает расти, огибая препятствия, двигаясь к своей, лишь ему известной цели.
Сили насмехался над ней, говоря, что безвольная смертная не стоит внимания… Безвольная? Я раз за разом наблюдал, как она вставала, когда её толкали, и двигалась дальше, учитывая опыт. Безвольная… Не сказал бы. Мягкая, нежная, ранимая!
Альвам многое дано: мы физически сильнее и быстрее людей – это заложено в нашей природе. Я часто наблюдал, как она тренируется с Блейзом – рубашка пропиталась потом, закусив губу, снова и снова оттачивает движение… Язвительные замечания отвлекают её, заставляя взглянуть на меня… Как же хочется всё время смотреть в эти зелёные глаза! Владеть её вниманием безраздельно… Ради этого снова и снова высмеиваю – вдруг она разглядит в моей улыбке не насмешку, а обожание? Я так хотел этого и одновременно страшился… Какой дурак!
− Эй! Леонид, вы меня слышите? – оказывается, Маслов продолжал говорить. Надо собраться. Как же тяжело это сделать!
− Я говорю, вам нужно будет рассказать, что помните об аварии. Дело в том, что машина, с которой вы столкнулись, была угнана в Москве, прямо из салона! Представляете?
Я лишь покачал головой – на самом деле, не представляю. Никогда не пытался воровать, даже будучи ребёнком… Ну, разве что вино из дворцовых погребов, однако, это нельзя считать воровством в прямом смысле. Ах, да, палые листья или фантики от конфет вместо денег… Это наш общий трюк – все фейри грешат этим время от времени.
− Вы сможете с ней говорить, или мне отменить посещение?
С ней? С трудом понял: следователь – женщина.
− Да, смогу, только недолго.
− Я дал ей десять минут – этого вполне достаточно. Если уверены, тогда следователь сейчас придёт.
Когда за Масловым закрылась дверь, я был уверен, что у меня есть несколько минут, перевести дух… Не тут-то было! В то же мгновение она открылась вновь, пропуская высокую рыжеволосую женщину средних лет в терракотовом деловом костюме.
− Здравствуйте! – деловито проговорила она, устраиваясь на только что опустевший стул. – Меня зовут…
− Госпожа Пуговка! Доброго утра!
Женщина моргнула. Её яркие волнистые волосы закудрявились ещё сильнее, зашевелились, собираясь в подобие «вороньего гнезда».
− Ты в лучшей форме, чем мне описали, − спокойно сказала она. – Это радует. У меня на самом деле к тебе единственный вопрос – где камень?
− Вы о чём? – надеюсь, мне удалось достаточно округлить глаза, чтобы выразить крайнее удивление.
− Ты…Ты не помнишь? – расстроено проговорила она. – Звездный камень...
− Как же меня достал этот булыжник! Всё я помню, − помимо воли, в голос просочились ноты раздражения. – Уж и пошутить нельзя.
Теперь Госпожа Пуговка, рефлекторно крутившая пуговицу на пиджаке, вздохнула с облегчением.
− Ох, очень хорошо! Скажи мне только одно – ты успел передать Мэлт-и-Нос Звездный камень? Ты ведь понимаешь, что он очень опасен не в тех руках?
− Послушайте! Если вы не заметили, мы в больнице. Здесь меня колют солевыми растворами и заставляют принимать железосодержащие препараты…
Алебастровые щеки Госпожи Пуговки побледнели ещё сильнее.
− Бедный мальчик! – прошептала она. – Тебе надо выбираться отсюда как можно скорее!
− Не то, чтобы я против, но сейчас моих сил не хватит даже на пеший поход к дверям больницы. Знали бы вы, как ослабляет солевой раствор при ранах и внутренних повреждениях.
Гостья ещё раз моргнула, удивительно напоминая при этом озадаченную птицу.
− Потерпи ещё немного, мы тебя вызволим отсюда.
− На самом деле, это проще простого. Надо только приехать за мной на такси и сказать, что вы моя родственница… Ах, да! Вы же успели представиться следователем!
− Это вовсе не проблема. Стоит надеть другую одежду, и меня никто не вспомнит. В крайнем случае, можно попросить Кри-Кри…
− Только не её! – ужаснулся я, представив, какой переполох наведёт в больнице двухголовая Крысиная королева, представившаяся моей родственницей.
− Мы разберёмся, − отмахнулась Госпожа Пуговка. – Главное, скажи, где камень?
− Ну уж нет, − неожиданно меня накрыл приступ тотального недоверия. – Сначала помогите попасть домой, а потом всё остальное.
− Ладно, − разочарованно протянула она, поднимаясь со стула.
− Ещё один вопрос.
Она вопросительно уставилась на меня.
– У вас случайно нигде не завалялось крупицы амброзии?
***
Госпожа Пуговка приехала за мной на следующий день. Со всей ответственностью могу сказать – в ней погибла настоящая актриса! Она вошла в палату в черном парике, вычурном терракотовом пиджаке с большими пуговицами из настоящего перламутра, шоколадных брюках и алых туфлях. Истинная… Как там говорил сэр Тэрри Пратчетт? Антропоморфная персонификация осени! Не удивительно, что я её не узнал, да и не только я. Профессор Маслов, перед которым трепетали медсёстры и стояли на вытяжку врачи, разливался озёрами приторной патоки, чуть не пританцовывая перед эффектной посетительницей.
− Я была за границей, и тут мне приходит такая дурная весть! – Госпожа Пуговка даже голос изменила на более низкий, со слегка прокуренной хрипотцой. – Мой дорогой племянник попал в страшную аварию! Виновника так и не нашли! Доктор, его ведь можно перемещать?
− Э-э-э! – заблеял Маслов, видимо вспомнив о недописанной диссертации.
− Я немедленно отвезу его в лучшую Швейцарскую клинику! Уже обо всём договорилась.
Она наконец обернулась ко мне, сверкнув знакомыми светло-карими глазами, чтобы тут же возопить:
− Ах, дорогой Лео! Как же ты бледен!
− Не удивительно, я ведь в больнице, а не на пляже в Анталии, − буркнул я, – э-э-э… тётя!
Она недовольно поджала губы и проговорила:
− Доктор, подготовьте пожалуйста выписку!
− Я распоряжусь, чтобы подготовили документы, − Маслов решил подчеркнуть свой статус. – Но есть одна небольшая загвоздка.
− Какая? – спросили мы с «тётей» в один голос.
− Одежда господина Королёва сильно пострадала при аварии. У него ничего нет, кроме больничной пижамы.
− Ну, это как раз не проблема, − махнул я рукой. В воздухе запахло свободой, и такие мелочи никак не могли остановить меня на пути к ней. – До моего дома как-нибудь доберёмся, а там… Не волнуйтесь, больничную пижаму я пришлю обратно как можно скорее.
− Давайте, я просто за неё заплачу, − предложила Госпожа Пуговка. – Мы уходим немедленно. Документы можете послать по почте – вот адрес, − она протянула Маслову белую визитную карточку. Что на ней – я не сумел разглядеть с кровати.
− Хорошо, в таком случае, под вашу ответственность, мы отпускаем пациента. Вы сможете дойти?
Я не сразу понял, что он обращается ко мне, а потом энергично закивал:
− Да, конечно!
Маслов с сомнением смерил меня взглядом, но комментировать отказался.
Когда я поднялся с кровати, пол под ногами заходил ходуном. Госпожа Пуговка проворно метнулась ко мне и поддержала под руку, не давая позорно свалиться. Хорошо, что в этой больнице есть лифт! Пока кабинка медленно катилась вниз, я довольно уверенно стоял, вцепившись в металлические перила, изучая своё отражение. Да уж! Видок, как говорят – краше в гроб кладут. Синякам под глазами позавидовал бы заправский зомби, как и бледно-зеленоватому оттенку кожи, будто подёрнутой пеплом. Щеки ввалились, ключицы под распахнувшейся полой синей полосатой пижамы выпирали, чуть сильнее, чем грудные кости. Растрёпанные, собравшиеся сосульками волосы потускнели, вместо яркой меди, напоминая теперь ржавое железо. Вдобавок, тупое чувство где-то в боку постепенно начало перерождаться в далёкую боль, с медленной неотвратимостью пускающую корни всё глубже. Действие обезболивающих заканчивалось − похоже, именно их я должен благодарить за туман в голове и плохую координацию.
Прямо у крыльца стоял потрёпанный седан – порождение советского автопрома. Серьёзно? Госпожа Пуговка, изображая великосветскую леди приехала на этом? Я оглядел больничную площадь в поисках более презентабельного транспорта… тщетно. Надежды на комфортную поездку растаяли, как влетевшая в случайно открытую форточку снежинка, на батарее.
Взъерошенный парень за рулём беспрестанно воровато оглядывался. Рядом с ним сидела готичная девица с блестящими черными волосами, заплетёнными в две тонкие косы. Черный корсет поверх кружевного платья ещё больше подчёркивал и без того тонкую талию. Воробышек и Лаковые Туфельки – семья в сборе, не хватает только главы… Пусть он окажется как можно дальше от этого места!
Госпожа Пуговка сильнее вцепилась в мой локоть, и потащила за собой к машине, рефлекторно ускоряя шаг. Я чуть не оступился, успев вовремя взмолиться:
− Помедленнее пожалуйста!
Она послушалась, подстраиваясь под мою неуверенную походку. С каждым новым шагом маскировка трещала по швам – в гладкой причёске среди черных прядей появилось несколько рыжих волнистых, а на строгом пиджаке кое-где проступил рисунок кружев. На самом деле, следовало поторопиться, но это было выше моих сил. Дочь Госпожи Пуговки выскочила из машины и поспешно открыла нам дверцу. Когда я тяжело плюхнулся на продавленное сиденье, то не смог сдержать стон – от резкой боли потемнело в глазах. Рана в боку теперь не просто чувствовалась, она вопила о себе, жгла и пульсировала миллионами горячих игл, впивавшимися в кожу и внутренности. Вот почему меня постоянно держали на обезболивающих.
− Поехали! – крикнула Госпожа Пуговка. Парень её дочери взял с места так, будто за нами гналось всё население ада с Сатаной во главе – колёса противно завизжали по асфальту.
− Можно ко мне, − я назвал адрес, но Госпожа Пуговка безапелляционным тоном заявила:
− Воробышек, к нам! Не волнуйся, Лаковые Туфельки с Воробышком привезут твои вещи. Я уже связалась кое-с кем через Кри-Кри. Учитывая, как сейчас обстоят дела, в твоём положении лучше быть под присмотром.
Я хотел спросить, что за положение, но она покачала головой, отметая надежду на быстрые ответы. Пока мы ехали в Черный Ручей, боль начала понемногу стихать. Может, я притерпелся, а может, без новых поступлений соли и железа, организм сам наконец начал восстановление.
Машина поравнялась со знакомой оградой, густо оплетённой колючими кустами ежевики. В груди заныло – никто до сих пор словом не обмолвился о Раде. Что же с ней? Куда опять делась моя неуловимая любовь? Если с неё всё в порядке, почему не приходила в больницу? А может, ей всё равно, что со мной… Нет, она никогда не была чёрствой!
Госпожа Пуговка, успевшая за время поездки окончательно растерять гламор, помогла мне выйти, продолжая поддерживать, пока мы шли по лабиринтам её четырёхсезонного сада. Лаковые Туфельки с парнем немедленно укатили, стоило нам пройти за калитку. Хозяйка повела меня к весенней террасе. Навстречу нам из ротангового кресла поднялась очень знакомая фигура – черные, как крылья райских птиц волосы свободно ниспадали на плечи. Алое платье подчёркивало утончённую красоту обладательницы.
− Тианиель! – выдохнул я. – Как же я рад тебя видеть!
− Я тоже очень рада, дорогой Люциан!
Она подошла и крепко обняла – еле уловимый аромат жасмина, исходивший от её волос, напоминал о нашей матери. Я вздрогнул и сжал зубы, чтобы не застонать – объятия вновь потревожили рану. Она заметила это и тут же отпрянула, вопросительно уставившись на меня.
− Его раны всё ещё не зажили, − пояснила Госпожа Пуговка, пододвигая к столу ещё одно кресло.
Не говоря ни слова, сестра вытащила из складок платья знакомый серебряный ключ на цепочке со словами:
− Я помню, ты с ним не расставался. Не удивительно, с такой тягой к опасным приключениям!
Сжав драгоценность в кулаке, я поцеловал ей руку, а потом открутил головку ключа – в шейке оставалось много заветной субстанции. Тианиель наполнила один из стаканов, стоящих на столе водой из графина и протянула мне.
Один глоток амброзии − у меня ту же зашумело в голове от возвращающихся сил, второй помог забыть о терзавшей боли. Я медленно допил всё, что оставалось в стакане и расплылся в блаженной улыбке.
− Так значительно лучше, − улыбнулась она в ответ. − Тебе бы ещё хорошенько отдохнуть… На самом деле, я с дурными вестями. Пока ты находился в больнице, Сильвар и Ариадна вернулись в Тир Нан Ог, − от погрустневшего выражения лица сестры, по телу пробежал озноб беспокойства. – Брат пытается восстановить Неблагой Двор после... всего. Лириан теперь король Благого Двора, и Ариадна вышла за него замуж.
Мы сидели в пиршественном зале. Стриж задумчиво перебирал струны лютни, заполняя сердца присутствующих лёгкой грустью старинной баллады, знакомой мне с детства. Его мягкий обволакивающий голос наполнял романтичные строки новым звучанием. При взгляде на его прекрасное лицо, у меня делалось чуть лучше на душе. Одна из придворных дам – Розелла, кажется, не сводила восторженного взгляда с нового менестреля, впрочем, не одна она.
После того, как Вран полушутя столкнул брата в новое озеро, прозванное с тех пор Сумеречным, Лириану пришлось искать нового стража для темницы.
Я поражалась, как быстро по землям Благого Двора распространялись слухи! Подверженные проклятьям избавлялись от них в ледяных водах, а больные исцелялись, стоило окунуться в озеро на закате. У стен дворца Роз всё чаще появлялись целые группы паломников.
− Тебе стоит последовать примеру своих подданных и испробовать на себе силу озёрной воды, − прошептала я Лириану, сидевшему рядом и слушавшему балладу, подпирая рукой щеку.
− Меня не слишком беспокоят шрамы, − ответил он, усаживаясь прямо, положив руки на колени. – Гораздо сильнее вызывают опасение некоторые из моих подданных.
Он поднял на меня пытливый взгляд лучистых голубых глаз. Пальцы невольно нащупали на запястье браслет-ограничитель – я уже успела свыкнуться, почти не замечая лёгкого покалывания, вызванного содержащимся в нём железом. С памятного дня, когда образовались Новые горы и Сумеречное озеро, муж не снимал его с меня. Я отвела взгляд первой, уткнувшись в свою нетронутую тарелку.
− Нет аппетита? – в голосе короля прозвучала фальшивая забота. – Тебе необходимо развеяться! Завтра я планирую охоту. С тех пор, как день вновь стал сменяться ночью, Двор не выезжал за пределы замка. Пора исправить это упущение.
− Охота не входит в круг моих интересов, − ответила я. – Отправляйтесь без меня. С гораздо большим удовольствием пройдусь вдоль вокруг озера, может быть устроим с Враном и Стрижом пикник…
− Это не обсуждается, − резко прервал Лириан, а потом смягчившись, добавил:
− При Дворе и так немного развлечений. Никто не заставляет тебя загонять дичь – на это найдутся другие охотники. Просто проедешься верхом, ощутишь вкус погони…
− Я не слишком хорошо держусь в седле, − правда легко сорвалась с губ.
− А рыцарь на что? Пусть страхует, отрабатывает свой хлеб! Кстати, менестрель тоже просится к тебе в рыцари, − он хитро усмехнулся и добавил: − Оба брата от тебя без ума!
От этих слов, а точнее, их двусмысленности, у меня кольнуло под ложечкой. Покачав головой, поспешила прояснить:
− Стриж лишь благодарен за избавление от мучительных проклятий.
− Но в создании озера мы вместе принимали участие, а благодарен он тебе.
С тех пор, как стала королевой, не единожды благодарила судьбу, что выросла при Неблагом Дворе и знакома с наукой словесных баталий, напоминавших порой фехтовальный турнир. Я опустила голову, не отрывая глаз от тарелки и ответила:
− Прошу заметить, что я вместе с моей свитой остаёмся подданными вашего величества и полностью в вашей власти!
− Это правда, − посерьёзнев ответил Лириан. Касаясь кончиками пальцев моего подбородка, он вынудил приподнять голову и посмотреть на него. – Ведь так?
Как же хотелось ответить «нет», но во рту немедленно запекло. Уж лучше промолчать. Всё, что я могла сейчас сделать – выдержать его взгляд. Уголки губ мужа дрогнули, он убрал руку, как бы невзначай проведя большим пальцем по нижней губе. Я еле сдержала порыв потереть лицо. Надо будет вечером ещё раз проверить засовы на двери спальни – это уже вошло в привычку.
Каждую ночь после свадьбы я оставалась в спальне Лириана, постепенно становившейся моей, и перед тем как лечь в постель, запирала дверь на все засовы. Каждую ночь по спальне разносился настойчивый стук, но в последнее время он длился все короче.
После памятных событий мы с мужем встречались только на людях. Несколько раз он пытался остаться со мной наедине, но я сбегала под самыми разными предлогами. Он ввёл правило: каждое утро, не зависимо от того, как прошла ночь, мы должны были завтракать в малом зале за одним столом с приближёнными рыцарями. В остальном Лириан почти не докучал мне, предлагая знакомиться с дворцом и его обитателями самостоятельно. Это вполне устраивало, пока сидя на очередном завтраке, я не стала замечать, что улыбка Дженны, как-то незаметно вновь обретшей рыцарский титул, становится увереннее день ото дня. Сегодня она даже едва заметно подмигнула – возможно, мне почудилось.
Возможно, я бы предпочла и дальше не замечать очевидное, но Мускария, принесшая вечером на примерку свой новый шедевр, прошептала, раскладывая на кровати части недошитого платья:
− Вы играете с огнём! Король остаётся галантным до конца, но нельзя так долго отказывать мужу. Он теряет терпение.
Я не нашлась, что ответить, однако швея и не ожидала ответа.
− Будьте осторожны, − продолжала она, подкалывая булавками к лифу кружево, похоже, сотканное из паутины. – Одна из верных рыцарей рьяно не даёт остыть пламени в его груди и… боюсь, вскоре это рвение распространится и на королевскую постель! Сами знаете – властвует мужчиной та, с которой он проводит ночи!