Его любимая горничная

1. Дом на окраине

- Пока заключим контракт на неделю, - говорил мой работодатель, лихо выруливая на встречку, обходя дико засигналивший автомобиль, и опять возвращаясь на свою полосу. – С Глебом ни в чём нельзя быть уверенным. Если вы ему не понравитесь, он выставит вас через день.

- Мы договорились о посуточной оплате, Алексей Александрович, - спокойно напомнила я.

Он был молодым, моложе меня, но я предпочитала всех работодателей называть по имени-отчеству, сразу устанавливая между нами своеобразный барьер. Всё просто. Вы – платите, я – работаю. И больше ничего. Никакой фамильярности, никакого панибратства.

Арзамасов Алексей, владелец художественной галереи «А-А-А!». Название, разумеется, составлено из первых букв имени, отчества и фамилии владельца, и сразу говорит о человеке.

Как и манера его вождения.

Арзамасов снова круто повернул, проезжая на красный свет перед самыми фарами грузовика, и я на мгновение закрыла глаза, задышав гораздо чаще, чем требовалось.

- Оплата посуточная, - согласился Арзамасов, поворачивая ко мне голову и умудряясь вести машину, не глядя на дорогу. - Но вы постарайтесь понравиться Глебу.

У него были рыжие, как морковка, волосы, веснушки на носу и щеках, рыжие брови и очень светлые глаза. Мне никогда не нравились рыжие.

- Я – горничная, Алексей Александрович, а не психотерапевт.

- Да, конечно, извините, - кивнул он и больше не заговаривал со мной.

Впрочем, я не хотела поддерживать разговор. Мне и так всё было понятно. Меня наняли горничной в дом, где жил инвалид - младший брат моего работодателя. Как мне объяснили, братья попали в аварию, младший ударился головой и потерял зрение. Прошло три года, и младший брат до сих пор болезненно переживал свою инвалидность. Он поселился в доме на окраине и отказался общаться с кем-либо, даже с родным братом, потому что винил его в своём увечье.

Глядя, как Арзамасов ведёт машину, я даже не удивлялась, что этот человек едва не угробил родного брата.

Ну, не так категорично, конечно же. Официально Арзамасов не был признан виновным в дорожно-транспортном происшествии, дело даже не дошло до суда, и было похоронено где-то в архивах полиции. Имел место несчастный случай при плохих погодных условиях, но факт остается фактом – в дом на окраине впускались только избранные, и теперь туда должны были впустить меня.

Да, я работала горничной. Со своими двумя высшими, доченька некогда известного по всей стране журналиста, внучка доктора физико-математических наук, преподававшего, в своё время, в институте прикладной математики. Со мной судьба провернула не такой жестокий финт, как со младшим братом Арзамасова, но тоже порядком посмеялась. Отца я потеряла рано, а вместе с ним потерялось и благополучие нашей семьи. Сначала была продана квартира в центре, потом – дача в Кратово, моё журналистское и филологическое образование без протекции знакомых и родных оказалось никому не нужным, я поработала менеджером, мерчендайзером, бьюти-консультантом, а потом Милана - моя бывшая однокурсница по журфаку - забрала меня в свою клининговую фирму.

Клининг – это звучало красивее, чем «уборка», но смысл был тот же. Оно означало, что ты без страховки моешь окна на третьих этажах особняков и до одури чистишь зубной щёткой позолоченные унитазы.

Не в пример мне Милана была пробивной и предприимчивой. И хотя учеба давалась ей с трудом, и получение диплома было на девяносто девять процентов заслугой её папочки, который работал где-то в Кремле, фирмой по уборке она руководила грамотно, клиентов подбирала правильных и щедрых, и никогда не обманывала работников.

Конечно, пахать приходилось как лошади, но за чистку буржуйских унитазов платили больше, чем за втюхивание доверчивым гражданам ненужного товара. Поэтому нечего было воротить нос, а брать то, что дают. Я старалась поменьше думать на эту тему и побольше работать, чтобы не потянуло на выпивку одинокими вечерами.

Но договор с Арзамасовым я подписала не сразу, а после получасовых раздумий. Потому что договор был странный, раньше я никогда таких не видела. Правда, все странности перевешивала сумма, которую мне обещали. Если поработать годик на такой зарплате – потом можно выдохнут, взять паузу и найти что-то по душе - без унитазов, пусть и позолоченных.

И всё же пункты вроде «носить униформу», «до окончания контракта не покидать дом», «общаться с клиентом только по внутреннему телефону», «не пользоваться сотовой и иной связью даже в свободное время» - это настораживало. Больше походило на тюремное заключение, чем на работу.

Но Милана заверила меня, что всё хорошо. Клиент – давний, проверенный, без тараканов в голове.

- Я им за год шесть девчонок подпихнула, они ото всех отказались через неделю. Одна только продержалась почти месяц. И все девчонки ревели в голос, так не хотели увольняться. Хорошее место, бери, - убеждала она меня.

- А почему их уволили? – не спешила соглашаться я. – Были какие-то проблемы?

- Заказчик сказал – просто не подошли. Не волнуйся, Дашка. Ты же у меня – лучший работник с дипломом! Даже с двумя! Поразишь их там профессионализмом и аристократизмом, очаруешь, бабла сшибешь, потом мне спасибо скажешь!

- А чем не подошли? – не унималась я.

- Да что ты так переживаешь? – подруга закатила глаза. – Клиент капризный, избалованный… Ты и не с такими справлялась.

1-2

- Дарья Сергеевна! – послышался громкий шёпот от забора, и из зарослей рябины выглянула рыжая башка Арзамасова. – Ну что там?

- Всё хорошо, - сказала я спокойно.

- Не пустил?

- Нет, - ответила я, подумала и села на скамейку рядом со своей сумкой.

Скрестила на груди руки и закрыла глаза, вдыхая запах цветов и зелени.

- Дарья Сергеевна! – опять долетело от забора. – Позвоните ещё раз!

- Езжайте домой, - сказала я, стараясь не раздражаться. – Если что – заберёте меня завтра в шестнадцать ноль-ноль, а сегодня я работаю.

- А, понял, понял, - закивал из кустов Арзамасов. – Тогда удачи вам!

По звуку отъезжавшего автомобиля я догадалась, что мой работодатель уехал, и погрузилась в блаженное состояние ничегонеделанья - на тёплом осеннем солнышке, наслаждаясь ароматом цветов.

Здесь было очень тихо, даже не слышно звуков города, хотя до него было всего десять минут по шоссейной дороге. Хорошо быть богатым и жить в таком красивом и тихом месте. Хотя, нет. Лучше быть здоровым. А ещё лучше – здоровым и богатым.

Что ж, если клиент не впускает меня, будем наслаждаться тишиной и покоем.

Полного наслаждения не получилось, потому что начал накрапывать дождь. Не сильный – так, моросил, повисая сырым невидимым облаком. От него волосы сразу стали влажным и тяжёлыми, платье прилипло к телу, но я продолжала сидеть, подставив лицо дождевым каплям.

Прошел час или два, когда телефон снова зазвонил.

- Да? – коротко спросила я, отвечая на звонок.

- Вы упрямая, - прозвучал тот же бархатистый мужской голос.

Я подняла голову, оглядывая окна, но все они по-прежнему были занавешены шторами. Вроде бы, хозяин должен быть слепым?

- Калитка не стукнула, - он словно прочитал мои мысли. – Поэтому я делаю вывод, что вы всё ещё бродите по моему саду.

- Сижу на скамейке, - уточнила я.

- Долго будете сидеть?

- До шестнадцати часов завтрашнего дня. У меня оплата посуточно.

- Вам платят за то, что вы ничего не делаете?

Странный разговор, но я ответила, не задумываясь:

- Да, и ещё за то, чтобы выполнять все ваши прихоти.

- Все? – уточнил он, и мне опять послышался смешок.

- В пределах разумного, - уточнила я. – В договоре пунктик – выполнять прихоти и терпеть ваши капризы. Так что я – не упрямая. Я – терпеливая.

После недолгой паузы я услышала, как щёлкнул замок на входной двери.

- Входите, - приказал мой собеседник. – Поднимайтесь на второй этаж. Я жду вас в спальне. Третья дверь направо.

Звонок прервался, и я встала, вытерев ладонью дождевые капли со щёк и лба, и подхватывая сумку.

Дверь и правда была открыта. Я вошла, закрыла её, и снова щелкнул замок. Вот и всё, работа по договору началась. Теперь мне не разрешается выходить из дома. И клиент ждёт меня в спальне. Ну-ну, посмотрим, что он там сейчас выдаст.

Я уже встречалась с такими клиентами. Много закидонов, мало толку. Если начнет приставать – уйду со спокойной совестью и задаток не верну. Но если там начнется вынос мозга – придется собрать волю в кулак.

Поставив сумку в прихожей, я достала сменные туфли и огляделась.

Дом был оформлен в английском стиле – спокойствие, достоинство и отменный вкус. На камине – фарфоровые и бронзовые статуэтки. На стене – две скрещенные рапиры, в шкафу – старинные толстые книги. Интересно, для чтения или для красоты?

Телефон снова зазвони, и я вставила в ухо второй наушник.

- Вы долго, - сказал клиент.

- Уже лечу, - успела я сказать прежде, чем он отключил телефон.

2. Хозяин дома

Поднявшись на второй этаж, я обнаружила, что и здесь интерьер был оформлен в классическом английском стиле. Деревянные панели, толстая ковровая дорожка, стилизованные в виде подсвечников лампы… Замучаешься приводить в порядок такой дом. И материалы, скорее всего, натуральные. С такими приходиться обращаться осторожно, чтобы не испортить. Потому что замена будет стоить баснословных денег. Это не пластиковая штамповка, тут всё на заказ. Ещё и ручной работы, наверное.

Третья дверь направо была приоткрыта – меня ждали.

Постучав для приличия, я вошла.

В комнате было полутемно – свет проникал только из-под приподнятой на четверть окна темной шторы, да и сама комната была оформлена в темных тонах – кофейного цвета обои, светло-коричневый ковер на полу, массивная мебель из темного дерева. Единственные яркие пятна – алые вставки панелей на стенах и красные кожаные подушки на диване.

- Здравствуйте, - сказала я наугад, потому что комната показалась мне пустой.

- Проходите, не надо топтаться на пороге, - раздался знакомый бархатистый голос из-за двери.

Я сделала шаг вперёд и два в сторону, и только тогда увидела хозяина дома.

В кресле с высокими подлокотниками сидел мужчина лет тридцати. На нём был темный английский костюм с белоснежной рубашкой и жилеткой. Стрелки на брюках были наглажены до изумительной остроты, а черные закрытые туфли начищены до блеска. Но строгую официальность смягчали небольшая борода на современный лад и две расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Черты лица у мужчины были резкими, но правильными, волосы и борода – темно-русые, и очень темные брови и ресницы. Глаза тоже были темными, и сейчас он, не моргая, смотрел в стену, мимо меня. Выражение лица было замкнутым, и губы сурово сжаты. Ничего общего с улыбчивым рыжим Арзамасовым.

Нет, хозяин дома был не рад моему приезду. Но меня предупреждали об этом.

- Здравствуйте, Глеб Александрович, - начала я привычную речь по представлению. – Меня зовут Дарья Сергеевна Миронова, я – сотрудник фирмы «Клининг». Алексей Александрович заключил договор с нашей фирмой, если желаете, я его прочту…

- Помолчите, - раздраженно прервал он меня, и вся в голосе бархатистость исчезла, уступив место стальным ноткам.

Я замолчала, потому что Арзамасов платил мне за то, чтобы я исполняла желания его брата. Если брату хочется, чтобы я помолчала – мне совсем не трудно.

- Подойдите ближе, - сказал мужчина в кресле.

- Насколько ближе? – уточнила я, не двигаясь с места.

- Я хочу вас потрогать, - заявил он без малейшей неловкости.

- Но я не хочу, чтобы меня трогали, - заметила я.

Признаюсь, в тот момент мне стало жутковато, потому что и этот дом, и этот человек производили не самое светлое впечатление. Кто знает, какие тараканы бродят в голове у человека, который три года живет затворником в доме, оформленном в стиле английской готики?

- Вы боитесь? – спросил он, понизив голос, будто не хотел, чтобы нас кто-то услышал.

Но кроме нас в комнате никого не было. Да и в доме, если верить моему нанимателю.

- Не бойтесь, - сказал Арзамасов прежде, чем я успела ответить. – Я всего лишь хочу узнать, как вы выглядите. Для этого мне надо пощупать ваше лицо.

- Каким образом моё лицо повлияет на качество работы? – ответила я довольно резко. – Это лишнее.

- Считайте это моим капризом, - ответил мужчина.

- Нет, это в список капризов не входит.

Он задумался. Потёр подбородок, и сказал:

- Хорошо, тогда опишите себя.

Странный. Я бы даже сказала – тронутый. Но у богатых свои причуды.

- Рост около ста шестидесяти девяти, - сказала я, припоминая свои параметры, - вес – шестьдесят…

- Вы худенькая? – перебил он меня.

- Эм… не совсем.

- Не худенькая – в некоторых местах? – уточнил он с непередаваемой интонацией, заставив меня мгновенно насторожиться.

- Волосы темно-русые, - продолжала я почти с угрозой, - глаза – карие, кожа светлая.

- Нет, так не пойдёт, - Арзамасов откинулся на спинку стула, забросил ногу на ногу и подпёр голову рукой. – Что вы мне здесь какую-то полицейскую сводку зачитываете?

- Не понимаю вас, - ответила я сдержанно, хотя уже начала закипать.

Сидит такой барин перед крепостной крестьянкой и выёживается. Зачем? Для чего? Показать свою власть? Если так пойдёт и дальше, то странно, что прежние работницы мечтали здесь остаться. Хоть какие деньги, а чувство собственного достоинства никто не отменял.

- Подойдите к зеркалу, - велел он.

Я оглянулась в поисках зеркала. Оно висело на стене достаточно далеко от двери, и я подошла к нему с опаской. Хотя именно зеркало мне ничем угрожать не могло.

- Посмотрите в него, - последовал новый приказ, - и скажите, что вы видите. Меня интересует разрез глаз, какой у вас нос – вздёрнутый или нет, какие губы… Кстати, вы пользуетесь косметикой?

- Нет, не пользуюсь, - ответила я, но к зеркалу подошла. – Зато я очень хорошо протираю пыль с рояля. Может, это важнее?

2-2

- Спасибо, - ответила я и пошла к двери, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг.

Сразу понятно, что у хозяина дома в голове – куча тараканов. И парочка из них – точно мадагаскарские. От таких клиентов лучше держаться подальше.

Забрав сумку, я нашла нужную дверь и оказалась в «своей» комнате.

Да, теперь можно было понять, почему прежние горничные так не хотели уходить с этого места.

Спальня больше подходила на номер дорогого отеля, чем на комнату прислуги. Двуспальная кровать, панорамные окна с видом на сад, мягкий ковёр на полу, огромный телевизор на половину стены. Всё оформлено в модных бежевых тонах, никакой английской готики. К спальне примыкала ванная – вся в белом и бежевом кафеле, с мраморной мойкой и ванной на гнутых медных ножках. Здесь я обнаружила белый махровый халат на вешалке, а в шкафу, в полиэтиленовом чехле с биркой самой дорогой в городе химчистки – форменное чёрное платье с белым передником. Платье было ниже колена, широковатое в талии, но я стянула его пояском.

Как мило. Хозяину хочется, чтобы его горничная выглядела, как прислуга викторианской эпохи. Не хватает только кружевной наколки на макушку.

Я расчесала волосы, стянула их в хвост пониже затылка, и застыла у окна, сунув руки в карманы передника.

Астры словно просились в комнату, принимая к стеклу пышными лохматыми головками. За ними алели рябины, а ещё дальше росли бордюрные розы, обвивающие изгородь.

Очень красиво. Приятно жить в таком месте.

Я не успела налюбоваться на буржуйскую красоту, потому что зазвонил телефон, который я положила на кровать, пока переодевалась.

Сунув в ухо наушник, я нажала кнопку принятия звонка и сразу же услышала раздражённый голос хозяина дома.

- Вы там уснули что ли, Дарья Сергеевна?

- Нет, - ответила я, пожимая плечами, хотя никто не мог меня видеть. – А что?

- Да нет, ничего, - произнёс он с сарказмом. – Я отправил вас только переодеться, к вашему сведению.

- Мне снова подняться к вам? – поняла я, чувствуя неприятный холодок вдоль позвоночника.

- Вы очень догадливы, - фыркнул он и сбросил звонок.

Я глубоко вздохнула и пригладила волосы, хотя они и так лежали волосок к волоску. Спокойствие, только спокойствие, Даша. Смотри на этого сноба просто как… на сноба. Будь предупредительна, тактична, холодна. Насколько можно быть холодной рядом с таким мужчиной…

Тут я энергично потёрла виски, избавляясь от ненужных мыслей. Будь Арзамасов-младший хоть каким красавцем – это не моё дело. Я вижу только пыль, тряпки и пылесос.

Телефон снова зазвонил, и даже звонок прозвучал раздражённо.

Я не стала отвечать, и бегом помчалась на второй этаж, в комнату с красными панелями.

2-3

Арзамасов-младший всё так же сидел в кресле, вместе со своими наглаженными стрелками, хотя, признаться в комнату я заглянула с опаской – мало ли, вдруг обнаружишь там хозяина уже в костюме Адама. Но всё было причлично-чинно-благородно, и я точно так же – прилично и чинно – вошла, держа руки сцепленными перед собой, как горничные в фильмах по викторианскую эпоху.

- Надели униформу? – спросил хозяин дома, безошибочно угадав, когда я появилась.

Смотрел он всё так же в стену, мимо меня, но я заметила, как он чуть наклонил голову, прислушиваясь.

- Да, - ответила я, не желая говорить и в то же время, подсказывая, где нахожусь.

- Подойдите к зеркалу, - повторился приказ, - и скажите, что там видите.

Опять – двадцать пять.

Но я подошла к зеркалу, снова посмотрела в его запылённую поверхность и сказала:

- Вижу горничную. Только кружевной наколки для завершения образа не хватает.

- Ну вот, уже что-то, - непонятно усмехнулся хозяин дома. – Появилась хоть какая-то образность. Наверное, кружевная наколка вам пойдёт. Вы ведь сказали, волосы у вас тёмные?

- Да.

- Платье вам по размеру? Может быть, мало или велико?

- Послушайте, - я старалась говорить как можно дружелюбнее, как говорят, обычно, с капризными детьми. – Нет смысла в этих расспросах. Я очень обыкновенная, ничего особенного. Лучше я приступлю к своим рабочим обязанностям. Дом давно не убирали, здесь много пыли.

- Вы уже приступили, - ответил он мне в тон и добавил: - Возможно, вам мои расспросы кажутся странными, но вам ведь сказали, что я – слепой?

Я промолчала, только он и не ждал ответа.

- Тогда вам надо понять, - продолжал он немного с издевкой, словно насмехался, только не понятно – надо мной, над собой или над своим несчастьем, - что теперь я не могу получать информацию об этом мире глазами. Вынужден полагаться лишь на звуки. Человеческая речь тоже относится к звукам. Если вы предполагаете задержаться в этом доме больше, чем ваши предшественницы, научитесь производить побольше звуков.

- Могу надеть на шею колокольчик, - ответила я спокойно. – Или петь песни. Но сразу предупреждаю – пою я плохо. Голоса нет.

- Если я решу, что это необходимо, - он нехорошо усмехнулся углом рта, - то наденете и запоёте. Вы же явились сюда исполнять мои прихоти, не так ли?

- Так, - подтвердила я. – Платье мне немного велико в талии, в груди нормально, длина ниже колена, рукава на месте.

- Уже лучше, - похвалил он меня. – Возвращаемся к лицу. Нос у вас вздёрнутый, прямой или с горбинкой?

- Я поняла вас, Глеб Александрович, - сказала я, игнорируя его вопрос. – Сейчас я подойду к вам, наклонюсь, и вы можете ощупать моё лицо, если вам так важно знать, как я выгляжу.

Он приподнял брови, усмехнулся и сделал жест рукой, предлагая приблизиться.

Я подошла к креслу, наклонилась, так что наши с хозяином лица оказались на одном уровне и негромко сказала:

- Здесь.

Он медленно поднял руку, отыскивая меня по звуку голоса, и я взяла его за запястье и положила мужскую ладонь на свою щёку.

Ладонь его была горячей, крепкой. Она коснулась моей кожи и сразу же отстранилась. Зато ей на смену пришли прикосновения пальцев. Арзамасов-младший легко и осторожно провёл, прочертив мой овал лица, коснулся волос надо лбом, погладил лоб до переносья, потом нос, брови, потом его пальцы дотронулись до моих губ.

- Пластику вы не делали, - сказал хозяин дома. – Но салон красоты посещаете регулярно, судя по всему. Кожа у вас упругая, гладкая.

- У меня нет лишних денег на посещение салонов, - ответила я, невольно заворожённая этими прикосновениями.

Никогда бы не подумала, что пальцы мужчины могут быть такими… чуткими. Я не смогла подобрать другого слова. Да, чуткие – вот это верно. Арзамасов прикасался ко мне, будто я была произведением искусства.

- Тогда вам повезло от природы, - заметил он и убрал руку.

Я сразу же выпрямилась, и коже стало холодно. Всё-таки, руки у хозяина дома слишком горячие.

- Вам нездоровится? – спросила я, отступая от кресла на три шага. – Мне кажется, у вас температура.

- Возможно, - бросил он как-то рассеянно, словно позабыв обо мне.

- Разрешите, я найду аптечку и принесу вам градусник?

- Не надо, - он отказался даже с каким-то раздражением, будто я своими словами помешала его мыслям. - Я не болен.

А ведь только что говорил, что мне надо говорить побольше.

- Хорошо, - тут же согласилась я. – Тогда разрешите мне приступить к работе.

- Приступайте, - отрывисто бросил он, глядя в стену.

Я посчитала, что ответа на это не требовалась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Да уж, тараканов у этого господина хватало. И в отличие от моих предыдущих клиентов (среди которых тоже хватало тараканистых) у господина Арзамасова были особо редкие экземпляры. Я бы сказала – мадагаскарские.

***

- Всё, дело сделано, - удовлетворённо произнёс Алексей Арзамасов, распахивая дверцу автомобиля для стройной женщины, упакованной с головы до ног в брендовые вещи, начиная от туфелек с красной подошвой и заканчивая обманчиво-скромным платочком, небрежно повязанным на хрупком запястье вместо браслета.

Женщина села на переднее пассажирское сиденье так изящно и элегантно, словно танцевала, и когда Арзамасов плюхнулся за руль, спросила:

- Почему ты так радуешься? Ну, впустил он её. А завтра выгонит, как остальных.

- Не выгонит, - уверенно заявил Арзамасов, заводя мотор. – Помяни моё слово, золотце, Глебушка уже на крючке.

- На крючке? - немного раздражённо произнесла женщина, передёргивая плечами.

- Поверь, я разбираюсь в женщинах, - сказал Арзамасов, выруливая на главную так, что машину чуть не занесло на повороте. – На неё только посмотришь – и сразу видно, что она – как бомба. Вот-вот разорвётся. Я разбираюсь в женщинах, золотце. Поэтому сразу говорил, что с моим братом шансов у тебя нет. Говорил же?

- Говорил, - зло согласилась женщина и достала пачку сигарет, а потом – позолоченную зажигалку.

- А всё почему? – весело разглагольствовал мужчина, ловко объезжая на повышенной скорости другие машины и не обращая внимания на сигналы и ругань водителей. – Потому что ты не способна на безумства.

- Я? Не способна?! – женщина фыркнула и судорожно затянулась. – Да я любой проститутке экстра-класса сто очков вперёд дам!

- Так речь не про постель, золотце ты моё минетное, - почти ласково сказал Арзамасов. – Речь про безумства. На них способны только такие, как Дарья Сергеевна, - он с удовольствием произнёс это имя и даже покивал головой. – Именно такие – с виду холодные, молчаливые, которые всё держат в себе. Это как вулкан – гора горой, а потом как бахнет! – он засмеялся и проскочил на красный свет светофора.

Женщина невольно схватилась за ремень, чтобы пристегнуться.

- Что ты гоняешь, как бешеный, - сказала она с неудовольствием. - Я из-за тебя юбку пеплом прожгла…

- Другую купим, - легко сказал Арзамасов. – Не пройдёт и месяца, как Глебушка нарисует нам картинок и заработает на хлебушко. И на маслице. И на икорку – красную и чёрную. Ты же, моё золотце, икорку любишь?

- Люблю, - женщина поджала губы. – Но всё равно не понимаю, почему ты сделал ставку на это ничтожество. По мне – какая-то техничка. Волосы неухоженные, маникюр примитивный…

- Я как только её увидел, сразу понял, что Глебушка не устоит, - доверительно объяснил Арзамасов. – Женщина смотрит на другую женщину и видит одежду, ногти, укладку, сиси накаченные, а мужчина видит совсем другое. И на мужской взгляд ты, дорогая, проигрываешь «этому ничтожеству» по всем статьям. А Глеб – он ещё и большее видит, чем просто тело. Я когда услышал, что у этой, как ты выразилась, «технички» в плейере «Ночь на Лысой горе» в рок-обработке, сразу понял, что они с брателло прекрасно поймут друг друга.

- Что у неё в плейере? – переспросила женщина после некоторого замешательства.

- Не грузись, ты не поймёшь, - хохотнул Арзамасов.

- Да пусть хоть что слушает, - обозлилась женщина окончательно. - По мне, так обыкновенная деревня.

- Это ты – деревня, - Арзамасов, держа руль одной рукой, другой похлопал её по плечу. – Хоть на тебе и тряпок на пол ляма. Без обид, золотце, но деревня – это ты, а она – эксклюзив. Глеб не откажется с ней поиграть. Я бы сам поиграл, но всё лучшее – младшему братику, - он опять засмеялся. - Помнишь, мы заказывали кофе на днях? Ты кофе-латте взяла – бокальчик из дешёвого стекла, молочная пенка, бумажная розочка на ручке, соломинка разноцветная, на пенке какая-то поебень нарисована, а у меня чёрный кофе – простая белая фарфоровая чашка на белом блюдце, черный напиток. Всё просто, лаконично, но именно в этом класс, а не в бумажной розочке. И вкус твоего кофе – сладкий, приторный. Вроде и вкусно, а выпил – в животе одна тошниловка от сладости. А чёрный кофе – он горький, язык обдирает, но его выпьешь – и кровь быстрее бежит, а в голове, - он дурашливо постучал пальцем по лбу, - всякие вумные мысли образовываются. Вот посмотришь, какие мысли у моего братишки образуются. Ахнешь.