Сегодня в нашем классе появился новенький.
Большой, словно шкаф. Красивый, как с обложки: волосы отливают горьким шоколадом, а глаза голубые-голубые, словно безоблачное небо…
Он неспешным шагом проходит к доске и засовывает руки в карманы, насмешливо улыбаясь. И почему-то хочется отзеркалить его улыбку. Повторить, почувствовать, какого это — быть настолько в себе уверенным. Но я лишь перевожу взгляд, чтобы не было похоже, будто пялюсь на новенького.
— Представься, — просит Антонина Ивановна, поправляя на носу старомодные очки.
Егор задерживает взгляд на классе. Его плечи слегка напряжены, но голос спокоен.
— Егор Грушев. Занимаюсь самбо и баскетболом. Перевёлся из 48-й.
— Переехали? — с улыбкой подсказывает учительница.
Он на секунду задумывается, пальцы непроизвольно сжимаются, потом разжимаются.
— Нет… Меня просто выгнали, — он улыбается во все тридцать два зуба.
В классе повисает тишина. Даже Марков перестаёт жевать ручку. Антонина Ивановна кашляет в ладонь.
— И за что, позволь спросить?
Парень пожимает плечами.
— Скорее всего, я просто лентяй, раздолбай и задира.
— О-о-о! — одноклассники переглядываются. Царев тут же начинает что-то записывать в блокнот, а Зубова заинтересованно приподнимает бровь.
— Ну, если так… — Антонина Ивановна вздыхает. — Садись, Егор. Вон, к Кнопочкиной. Может, она тебя чуть-чуть приструнит.
Я возмущённо вытягиваюсь на стуле. Я что, укротитель в цирке? Но Егор уже идёт ко мне, и в его глазах — насмешливый интерес от моей реакции.
— Привет, Кнопка, — он аккуратно ставит рюкзак, не занимая мою половину стола. — Не переживай, я не кусаюсь. Если только меня не спровоцируют, — и подмигивает так, будто мы уже сто лет знакомы.
— Позёр, — фыркаю я, незаметным взглядом окидывая его фигуру.
Для старшеклассника он был… крупноват. Будто старше остальных года на два. Боюсь, если мы оба сейчас встанем, то я ему между лопаток дышать буду.
Мельком оглядываю класс и вдруг понимаю, что половина девчонок на меня смотрит с завистью, а кто-то даже с недовольством. Это что… Из-за новенького?
— И я — не Кнопка! Или ты любишь коверкать фамилии, давая одноклассникам прозвища? У нас даже отбитые парни выросли из этого возраста!
— Ну а кто же ты? Кнопка, как и есть! А чуть надавишь — сразу пищишь! — он бесцеремонно ерошит у меня волосы на затылке. — Не боись, мелкая, я таких, как ты, не обижаю.
— Таких, как я?!
— Тишина в классе, — стучит по столу старомодной указкой Антонина Ивановна и смотрит на нас с Грушевым осуждающе. — Юля, я понимаю, что мальчик красивый, но не могла бы ты познакомиться с ним после алгебры?
У меня дёргается глаз, а на невозмутимом лице парня расползается улыбка чеширского кота. Боже, как неловко!
По классу разносится весёлый смех, а мне хочется залезть под парту. Усилием воли отвлекаюсь от новенького и погружаюсь в мир цифр.
Алгебра — моя стихия. Я просто не понимаю, как её можно плохо знать. Вот формула, вот задача — подставляй себе на здоровье! Для каждого примера свой набор формул, они понятны, логичны и всегда работают. С той же геометрией дела у меня обстоят намного хуже. Все эти доказательства, «дано»… Меня это вгоняет в тоску…
А вот видеть, как из длинного, лохматого примера с каждым новым действием получается всё красивее и короче строчка… Это доставляет настоящее удовольствие…
Я настолько погрузилась в свой мир, старательно выводя цифру за цифрой и следя за тем, чтобы случайно не ошибиться ни в одном знаке, что заметила нос нового однокурсника в своей тетради только, когда тень от его головы закрыла часть примера.
— Не поняла?
— У тебя вот тут ошибка, — задумчиво стучит он кончиком карандаша с ластиком по третьей строчке примера, — ты просто умножила, а надо было возвести в степень.
Недоверчиво кошусь на него, а потом всё же перепроверяю написанное.
Бли-и-ин! Точно! Это что же получается, я зря последние две строчки писала?!
Рассерженно фыркнув, отпихиваю локоть парня, занявшего чуть больше половины парты, и переписываю злосчастный пример. Не думаю, что он это заслужил, но раздражение из-за промашки дало о себе знать.
Откуда-то сверху раздаётся насмешливое хмыкание, а затем приятный запах мужского дезодоранта отодвигается от меня подальше, позволяя наконец-то свободно дышать. Или дело вовсе не в дезодоранте?
Звонок с урока раздаётся слишком рано. Слишком не вовремя. Я судорожно дописываю последние строчки и поднимаюсь на ноги как раз тогда, когда новенький, окруженный толпой гомонящих одноклассников, уже выходит из кабинета.
Я подрываюсь с места и бегу следом, на ходу закидывая на плечо лямку рюкзака.
— Эй! Грушев! Егор, погоди!
Парень оборачивается с широкой улыбкой и смотрит на меня сверху вниз.
— Уже всё решила, Кнопка?
Вокруг раздаются смешки, а я пихаю его кулаком по плечу и требовательно спрашиваю:
— Как ты узнал, где именно я допустила ошибку? Ты не мог так быстро решить и свой пример, а потом ещё найти точное место, где ошиблась я!
— Ой, Юлька опять на своего любимого коня села, — ржёт дубина Марков, потирая коротко стриженый затылок.
— Заткнись, — огрызаюсь я, отпихивая обезьяну, по недоразумению названную человеком. — Так как, Егор?
— Почему же я не мог успеть? — добродушно вздёргивает он широкую бровь. — Пока ты ещё целые две строчки решала заведомо неправильный остаток примера, а значит, испытывала с ним сложности, я успел всего за два действия решить правильный вариант, а потом заинтересовался тем, что делаешь ты с таким умным видом.
После его последних слов Марков снова ржёт, а я вспыхиваю. Но сказать ничего не успеваю, потому как вмешивается Элька Зубова — первая красавица нашей параллели.
— Не слушай её, Егорушка. Кнопочкина вечно в своих цифрах сидит!
Я усмехаюсь.
— Конечно, у меня нет богатого папочки, чтобы оплатил мой вуз.
Я облегченно выдыхаю, когда дверь подъезда захлопывается за мной, отрезая школьный шум, взгляды, а также воспоминания о новеньком, который умудрился за один день перевернуть мой привычный мир с ног на голову.
— Юлька, это ты? — из кухни доносится мамин голос, а следом показывается её румяное лицо. Вечно растрёпанные каштановые волосы собраны в небрежный пучок, а в руках — деревянная ложка, которой она призывно зазывает меня обедать на кухню.
— Я! — устало улыбаюсь в ответ, скидывая рюкзак в коридоре.
Запах жареной картошки с луком и чем-то мясным бьёт в нос, заставляя живот предательски урчать. Да, алгебра алгеброй, а мамины котлеты — святое.
— Ну как, дочка? Контрольная по математике? Антонина Ивановна ничего не сказала? — мама засыпает меня вопросами сразу, как я сажусь за стол.
Я пожимаю плечами.
— Нормально. Решила всё, кроме последней задачи.
— Последней? — Мама замирает с половником в руке. — А это много баллов?
— Да ладно, мам, я и так лучше всех в классе, — отмахиваюсь я, открывая холодильник.
Но мама не успокаивается. Она недовольно качает головой.
— Вот потому и расслабляешься. В прошлом году у Лены Свиридовой была та же история — зазналась, а на ЕГЭ недобрала два балла и не поступила. И, Юлька, перестань пялиться в холодильник, будто ты уже туда что-то положила! Вся еда давно на столе.
Я закатываю глаза, но тут из душа выходит отец с улыбкой на лице.
— Ну как ты, дочь? Опять последняя на физре прибежала?
— Пап! — я кривлюсь, недовольно фыркая. И как он каждый раз догадывается?!
— Ну, я же не виноват, что у тебя вместо ног две зубочистки.
— Миш, хватит дразнить ребёнка, — мама шлёпает его половником по плечу, но по глазам вижу — они оба предательски ржут надо мной. — Юль, не слушай его. Ешь давай, брат скоро придёт, будем обедать.
— Кстати, — папа вдруг становится серьёзным, — а как там контрольная по математике? Готовилась?
— Нормально, — с усмешкой посматриваю на маму. Они что, сегодня, сговорились?
— «Нормально» — это на четыре? — он приподнимает бровь. — Юля, ты же знаешь, что тебе нужно хорошо учиться. Главное — голова. Ты же не хочешь всю жизнь быть как эти… Что перед камерой скачут или мяч по полю бесцельно гоняют.
— Папа прав, милая, — подхватывает мама, ставя передо мной тарелку с картошкой. — Ты у нас умница, но если не будешь стараться, то как поступишь на экономический?
— Может, я и не хочу на экономиста, — бормочу я, ковыряя вилкой в еде. Нет, я люблю математику и сама собиралась поступать, но постоянное напоминание об этом немного напрягает.
— А что ты хочешь? — папа складывает руки на груди. — Заниматься ерундой или остаться без высшего?
— Я и не говорю, что хочу быть блоггером или спортсменкой! Просто… может, есть другие варианты?
— Другие варианты? — мама вздыхает. — Юлечка, мы же не просто так тебе это говорим. Экономическое образование — это стабильность, престиж, хорошая зарплата. Ты же не хочешь потом перебиваться с хлеба на воду?
— Не хочу, — вздыхаю послушно. — Просто, хотелось бы найти профессию интересную…
— В жизни не всё должно быть интересно, — твёрдо говорит папа. — Иногда нужно просто делать то, что правильно. А правильно — это думать о будущем.
Я молчу, чувствуя, как внутри закипает протест, но не нахожу слов, чтобы возразить. Они же правда хотят для меня лучшего. Просто их «лучшее» кажется мне каким-то… навязанным, хоть и с любовью.
В этот момент раздаётся звук открываемого замка на двери, а потом она резко распахивается. Еще даже не смотря, я сразу узнаю Серёгу. И верно — в прихожую вваливается мой брат, весь какой-то помятый и взъерошенный. Его обычно аккуратно уложенные волосы сейчас торчат в разные стороны, будто он всю дорогу домой ехал, высунув голову в окно машины. В одной руке — ключи, в другой — смартфон, в который он яростно тычет пальцем, одновременно пытаясь прожечь экран взглядом.
— Всё, — он швыряет ключи на тумбу так, что они со звоном скатываются на пол, — я её официально убиваю. Сегодня. Сейчас. Без предупреждения.
— Свадьбу отменишь? — ахает мама.
Тот удивляется.
— Отменю? С чего это? Нет, я просто её своими руками задушу!
Он срывает куртку одним резким движением и кидает её на крючок, промахиваясь три раза подряд. Наконец, бросив куртку наугад, он поворачивается к нам. Его лицо — смесь ярости и беспомощности — заставляет меня фыркнуть.
— Он опять с Катей разругался? — спрашиваю, залезая на стул и воровато хватая кусочек хрустящей картошки с края тарелки.
— А когда они не ругаются? — папа фыркает. — Но это нормально. Любовь, она как маринад, — чем дольше киснет, тем вкуснее потом.
— Миша, ну что за сравнения! — мама всеми силами пытается выглядеть сочувствующей, но брат даже не замечает её страданий. — Серёж, что такое? Опять не смогли выбрать кольца?
— Нет! — Серёжа делает такой жест руками, будто пытается разорвать невидимый шар перед собой. — На этот раз всё гораздо хуже. Торт! Она хочет трёхъярусный, но… — он делает драматическую паузу, — без сахара. Без глютена. И без этой, как она говорит, «противной мастики». И чтобы фигурки жениха и невесты были не пластиковые, а съедобные, но не из марципана, потому что он, цитата: «как пластилин».
Я закатываю глаза, а папа невозмутимо замечает:
— Ну так предложи слепить их из глины и покрасить пищевым красителем.
Сергей замирает на секунду, потом медленно поворачивается к отцу.
— Я… Я уже это предложил.
На кухне воцаряется молчание.
— Ты… что сделал? — переспрашиваю его, еле-еле удерживаясь от того, чтобы не захохотать. — Совсем ку-ку, да?
Сначала он смотрит на меня непонимающе, а потом разводит руками, словно говоря: «А что такого?» И тут мы все, включая самого Серёгу, разражаемся смехом.
— Ладно, иди ешь, — мама треплет его по плечу, пытаясь скрыть улыбку, чтобы не дай Бог не показать, что над ним, таким взрослым и умным, кто-то смеётся. — Потом разберёшься. Может, Катя ещё передумает.
На следующее утро я вжимаю голову в плечи, протискиваясь через шумную толпу одноклассников в коридоре. В руках — мой потрёпанный томик «Грозы», наспех перечитанный утром. Но мысли не о пьесе.
Ноги сами несут меня к кабинету литературы, а глаза предательски пробегаются по одноклассникам и выискивают… кого? Об этом даже думать не хочется, потому что ответ мне не нравится.
Новенький сидит за нашей партой, развалившись с видом полного безразличия, но крепкие пальцы нервно барабанят по крышке стола, а кадык на мощной шее ходит взад-вперёд, выдавая внутреннее напряжение. Неожиданное облегчение при виде его разливается по груди, удивляя и одновременно пугая. Я тут же злюсь на саму себя.
— Кнопочкина, вы с нами? — голос учительницы литературы выдёргивает меня из мыслей.
— Конечно, — автоматически отвечаю, плюхаясь на место.
— Замечательно, — кивает Лидия Михайловна. — Марков, не надо есть кактус, он и так еле жив!
— За кого вы меня принимаете?! — оскорбился Костян, падая за парту и скаля обезьяньи зубы. — Я его ещё в том году попробовал, и мы не подружились.
— Очень рада, что ты извлекаешь жизненные уроки, — усмехнулась учительница, а потом громко осведомилась у всего класса: — Тихо! У нас тут обсуждение пьесы Островского. Итак, кто мне расскажет, как повлияло на Бориса то, что его бросил дядя?
Большая часть парней начинает усиленно делать вид, что их интересует погода за окном, а Стасенька, сидящая на первой парте, моментально вздёргивает вверх руку, второй поправляя на носу очки.
— Из-за того, что с Борисом случилось, он не может теперь контролировать свою жизнь и бороться до конца. Мне его жаль…
Я хмурюсь и поднимаю руку, не давая однокласснице договорить.
— Кнопочкина? У тебя есть другое мнение? — Лидия Михайловна предвкушающе улыбается. Она обожает дискуссии на своих уроках.
— Борис слаб, — начинаю я твёрдо. — Он сам говорит, что «загнан, забит». Но разве это оправдание? Его дядя оставил без поддержки, да. Но вместо того, чтобы бороться, Борис выбирает путь наименьшего сопротивления — влюбляется в замужнюю женщину, зная, чем это грозит.
В классе тишина. Учительница согласно кивает, но тут…
— Не совсем так, — раздаётся голос Егора. Он не кричит, но в его обычно спокойном тоне появляется лёгкая жёсткость. — Разве можно назвать слабостью то, что человек, которого годами ломали, всё ещё способен на искренние чувства?
Я поворачиваюсь к нему, удивлённая. Его пальцы слегка постукивают по парте, но лицо остаётся невозмутимым.
— Дикой — последняя мразь, — продолжает он, чуть снизив голос. — Держал племянника в чёрном теле, вышвырнул, когда тот стал не нужен. А Борис… Он хотя бы попытался быть честным. Пусть неудачно, но попытался.
Лидия Михайловна поднимает бровь.
— Интересная точка зрения, Егор. Но разве его поступки не привели к трагедии?
Он на секунду задумывается, потом пожимает плечами.
— Да. Но осуждать надо того, кто создал условия для этой трагедии. Не жертву.
В его глазах мелькает что-то тёплое, когда он добавляет:
— Хотя… Может, я слишком увлёкся. Просто не люблю, когда людей судят за то, что они не смогли сломать систему в одиночку.
Учительница улыбается.
— Хороший аргумент. Кто ещё хочет высказаться?
Но я уже не слушаю. Вместо этого во все глаза смотрю на новенького. Его глаза, которые обычно довольно спокойные, сейчас пылают самым настоящим огнём.
Но… буквально несколько секунд — и буря стихает так же внезапно, как началась. Егор откидывается на спинку стула, проводит рукой по лицу, и — о, чудо — уголки его губ дрожат в начинающейся ухмылке.
— Ладно, Кнопка, — бросает он негромко уже совсем другим тоном, не слушая дальнейшее обсуждение, в которое учительница всё же ввязала половину класса, — может, он и тряпка, но хоть симпатичный. А девки любят таких.
Я открываю рот, чтобы поднять его на смех, но Егор внезапно тыкает пальцем в едва заметный край футболки, торчащий из моего портфеля.
— Кнопочка, а ты, я смотрю, уже готова к следующему уроку… Это здорово — таким, как ты, нужно тренироваться ещё больше и не пропускать.
Я автоматически пытаюсь затолкать ненавистную футболку глубже, но только привлекаю больше внимания.
— Не твоё дело.
Но парень будто не замечает моего бурчания.
— Так почему физра — твой личный ад? Даже Стасенька с её астмой бегает быстрее.
— Потому что я не собираюсь связывать жизнь с прыжками через козла, — парирую, поднимая подбородок. — Буду работать головой, в отличие от некоторых.
Вместо обиды его лицо расплывается в улыбке.
— А мне нравится спорт. Особенно баскетбол. Ты когда-нибудь пробовала просто постоять под кольцом, когда зал гудит? Чувствуешь себя частью чего-то большого. Как будто все мы — один механизм…
Его голос становится теплее, глаза оживляются. Я не замечаю, как начинаю слушать, забыв о своём сарказме. Он рассказывает о том, как мяч становится продолжением руки, о моменте, когда понимаешь, что следующий бросок будет точным ещё до того, как отпускаешь мяч…
— Кнопочкина! Грушев! — резкий голос учительницы возвращает нас в реальность. — Вы у нас главные эксперты по Островскому или продолжите беседу на перемене?
Класс взрывается смехом. Звенит звонок, и я вдруг осознаю, что провела последние десять минут, забыв о своей обычной настороженности, просто разговаривая с этим странным парнем.
Егор встаёт, но перед тем как уйти, роется в рюкзаке. Достаёт оттуда смятую шоколадку и немного смущаясь протягивает мне.
— Зачем? — не понимаю я.
— Ну, ты же у нас интеллектуалка… — он ерошит свои каштановые волосы на затылке и улыбается, — я просто всегда ем шоколад, когда нервничаю — может и тебе перед физрой поможет.
Я пожимаю плечами, но беру сомнительное и весьма мятое подношение…
Этот Грушев… странный он. И не похож на наших олухов… Мы с ним общаемся просто, как будто это вообще возможно между парнем и девушкой.
Я ненавижу кроссы. Ненавижу этот противный скрип кроссовок по асфальту, хлюпающий звук собственного дыхания и то, как колет в боку уже после первого круга. Но больше всего ненавижу тот момент, когда все уже финишировали, а я всё ещё плетусь где-то сзади, красная, как варёный рак, с мыслью: «Ну почему я не могу просто бежать нормально?»
Сегодня всё идёт по привычному сценарию. ГенСаныч, как всегда, обещает «пятёрку» за четверть тому, кто прибежит первым. Егор, конечно, рвётся вперёд, даже не напрягаясь. Марков пыхтит, как паровоз, но держится где-то рядом. Девчонки бегут кучкой, перешёптываясь и бросая взгляды на Егора. А я… я просто пытаюсь не умереть.
Последний круг. Ноги ватные, в горле пересохло, а в груди будто раскалённый камень. Я почти уже у цели, когда спотыкаюсь о собственные ноги и чуть не падаю лицом в землю.
— Всё, — хриплю, останавливаясь и упираясь руками в колени. — Я сдаюсь.
Звонок с урока уже прозвенел. Большинство класса сразу побежало в раздевалку, но некоторые задержались на стадионе — кто-то подбирает разбросанные вещи, кто-то просто отдыхает на траве. ГенСаныч, покрутив головой, машет рукой.
— Кнопочкина, остаёшься. Два круга шагом, потом домой.
Я закатываю глаза, но спорить бесполезно.
И вот я одна на дорожке, бреду, чувствуя себя последним лузером. Ветер шевелит листья, солнце уже не такое жаркое. Вдруг слышу:
— Эй, Кнопка, ты жива?
Оборачиваюсь — Егор. Он стоит в двух шагах, держа в руке свою спортивную сумку.
— Ты чего не ушёл? — моргаю я.
— Футболку забыл в раздевалке, — пожимает он плечами. — А потом увидел, как ты героически сражаешься с асфальтом.
— Очень смешно, — фыркаю я, но уголки губ предательски дёргаются.
Он достаёт из сумки бутылку воды и протягивает мне. Я пью жадно, чувствуя, как прохлада смягчает жжение в горле.
— Ладно, давай по-честному, — говорит он. — Ты не умеешь бегать, потому что дышишь как попало.
— Спасибо, Кэп, — скрещиваю руки на груди. — А я думала, дело в том, что у меня ноги кривые.
— Ноги у тебя нормальные, — невозмутимо отвечает он. — А вот техника — полный отстой.
И прежде чем я успеваю возмутиться, он берёт меня за запястье. Лёгкое касание, но от него по коже пробегают мурашки… и ставит рядом с собой.
— Слушай сюда. Ноги чуть шире плеч, корпус немного вперёд. Дышишь не ртом, а носом: вдох на два шага, выдох на два.
Я морщу нос, но повторяю.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Попробуй.
Мы идём рядом, и он поправляет меня. И… чёрт возьми, это работает. Я не задыхаюсь, не спотыкаюсь.
— Вот видишь, — ухмыляется он, когда заканчиваем. — Ты не безнадёжна.
— Спасибо, — бормочу я.
В этот момент замечаю, что несколько человек из класса, которые задержались на стадионе, смотрят в нашу сторону. Зубова с подругами перешёптываются.
— Ой, — говорю я. — Нас, кажется, обсуждают.
Егор лишь пожимает плечами.
— Пусть болтают. Мне вообще пофиг.
И в этот момент я понимаю, что мне… тоже. Ну или почти.
Потому что впервые за долгое время кто-то не смеётся надо мной на физре, а помогает.
Егор начинает показывать правильную технику, а я, бесконечно опуская шуточки и первое время стараясь отлынивать, всё же втягиваюсь, стараясь повторять за парнем. Может, потому что он не смотрит на меня, как на слабачку…
И мы снова бежим, но на этот раз вместе. Потом идём спокойным шагом и опять бежим. А потом возвращаемся в раздевалку, где давно уже никого нет. Нужно забрать рюкзаки.
Я надеваю толстовку на чуть мокрую футболку, радуясь её теплу.
Меня окликает голос новенького:
— Ты куда сейчас?
— Домой, — пожимаю плечами, намеренно не поднимая глаза. — А куда ещё?
Он кивает и неожиданно садится рядом, начиная зашнуровывать свои огромные кроссовки, которые сменил после физры. Там, видимо, были какие-то специальные для спорта.
— Мне в ту же сторону. Пойдём вместе?
Вопрос звучит так небрежно, будто он спрашивает, что нам сегодня задали, но у меня почему-то перехватывает дыхание.
— Ну… если тебе не лень идти со скоростью черепахи, — бормочу я, натягивая куртку. — Вон у тебя какие ноги длинные. Если пойдёшь своим обычным шагом, то я буду за тобой, как моська за слоном бежать.
Егор фыркает и встаёт, перекидывая рюкзак через плечо.
— Да я и сам сегодня не особо тороплюсь, так что не переживай. И ты не моська… — тут он ко мне наклоняется и практически выдыхает: — Ты — Кнопка.
Я мгновенно вспыхиваю, но, чтобы скрыть смущение, со всей дури бью его рюкзаком по плечу. Но этому шкафу, кажется, всё равно.
Мы вместе выходим из школы, и осенний воздух приятно холодит разгорячённые щёки. Первые несколько минут идём молча: я ковыряю ногтем узор на портфеле, он насвистывает что-то под нос.
— Так ты где живёшь? — неожиданно спрашивает Егор.
Я называю улицу.
— Серьёзно? — его лицо расплывается в улыбке. — Я в соседнем квартале, у стадиона.
— О… — это всё, что я могу выдавить из себя.
Мы идём по осеннему парку, и под ногами хрустят рыжие листья. Я всё ещё чувствую лёгкую дрожь в ногах после бега, но Егор, кажется, вообще не устал. Он легко шагает рядом, болтая о чём-то, а я лишь киваю, украдкой разглядывая его профиль.
— …так что если мы выиграем этот турнир, то нас ждёт область, — говорит он, размахивая руками так, будто уже держит воображаемый кубок. — А там, глядишь, и до всеросса рукой подать.
— То есть, ты серьёзно в этом замешан? — удивляюсь я. — Я думала, баскетбол для тебя так, развлечение.
Он поворачивается ко мне, и в его глазах вспыхивает что-то горячее, почти фанатичное.
— Ты шутишь? Это же… — он замолкает на секунду, подбирая слова. — Это как… как для тебя решать сложную задачку по алгебре. Я знаю, видел тот самый блеск у тебя в глазах — его не подделаешь. Только вместо цифр — мяч, а вместо тетрадки — площадка. И когда всё складывается, когда ты чувствуешь игру… это лучше любого кайфа.
Субботнее утро начинается с того, что я пятый раз за полчаса меняю футболки перед зеркалом.
Синяя — слишком вызывающе…
Серая — как мешок…
Чёрная с принтом — выгляжу будто фанатка какой-то группы…
На кровати уже гора одежды, а я всё никак не могу решить, в чём идти смотреть его матч. Вдруг раздаётся стук в дверь комнаты.
— Юль, сбегай в магазин, — кричит мама. — Масло закончилось. Иначе блинов вечером вы не дождётесь. Всё остальное есть!
— Хорошо!
Я с облегчением хватаю первый попавшийся рюкзак — наконец-то отговорка, чтобы не признаваться, что собиралась тайком идти на баскетбол. Нет, я не скрываю, просто… ну зачем родителям об этом знать?
«Просто куплю масло и заскочу на стадион. Ненадолго. Просто посмотреть…»
У подъезда моросит противный осенний дождь. Я натягиваю капюшон и бегу в сторону ближайшего магазина. Чуть замешкавшись перед переходом, вдруг — бам! — меня чуть не сносит высокая фигура, вынырнувшая из-за поворота и огромного куста сирени. От падения в лужу меня спасает крепкий захват чьей-то руки.
До ужаса знакомый голос бормочет извинения:
— Ой, девочка, прости. Прости, я не… Юля?
Передо мной стоит Егор. Капли дождя стекают по его лицу, волосы прилипли ко лбу. Весь его вид говорит о том, насколько он удивлён, что перед ним стою я, а не ребёнок. Ну да, согласна, ростом я не вышла, так что спутать можно…
За спиной парня — высокий мужчина с таким же упрямым подбородком, но если у Егора глаза теплые, то у него взгляд холодный, оценивающий....
— Нет, нет… Всё в порядке, — бормочу я, отходя на шаг.
На моём однокласснике джинсы и чёрная водолазка — совсем не спортивный вид.
— Ты… на матч не идёшь? — вырывается у меня.
Он странно напрягается.
— Перенесли.
Мужчина рядом с ним медленно оглядывает меня с ног до головы, словно оценивая товар на рынке.
— Пап, это моя одноклассница, Юля, — голос Егора внезапно становится плоским, как будто кто-то выключил в нём все эмоции.
— Тоже спортсменка?
Я автоматически прячу руки — слишком тонкие, слишком «ботанические» на фоне мужчины и его мощных ладоней с выступающими венами.
— Н-нет, я…
— Жаль, — он хлопает Егора по спине так, что тот слегка покачивается. — Моему сыну хотя бы повезло с генетикой. Досадно лишь, что не повезло с выбором спортивной дисциплины.
Егор резко отходит на шаг, его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки.
— Ты же спешил на поезд?
Мужчина хмурится, но достаёт телефон.
— Да, через двадцать минут. Так что… — он бросает на меня короткий кивок, — было приятно.
Когда они уходят, я замечаю, как плечи Егора напряглись, будто под невидимым грузом. Его отец что-то говорит, жестикулируя резко, а Егор идёт, неестественно выпрямив спину, словно на параде.
Я стою под дождём, не решаясь двинуться с места.
«Что это было?»
Пару минут прихожу в себя, а потом всё же иду в магазин. что там мама просила? Мозг бунтует и отказывается выдавать информацию. Я пытаюсь вспомнить наш разговор и понимаю… Блины, точно!
Но что там именно было? Чтобы не попасть впросак, покупаю яйца, муку, молоко и выхожу вполне довольная собой. Даже если что-то лишнее, всё равно всё пригодится.
И тут я вновь вижу Егора. Парень возвращается один. Его лицо бледнее обычного, а в глазах — что-то тяжёлое.
— Прости, что врезался, — он пытается улыбнуться, но получается криво.
— Всё нормально… — я колеблюсь. — Матч правда перенесли?
Он закатывает глаза, но не от злости, а будто устало.
— Да нет, я просто… — резко обрывает себя. — Он был дружеским… Ладно, неважно.
Тишина. Дождь стучит по асфальту.
— Твой отец… — начинаю я осторожно.
— Бывший тренер сборной по лёгкой атлетике, — отрезает он. — Теперь работает в другом городе. Приезжает «проверить прогресс».
Прогресс. Словно Егор — это проект, а не человек.
— А тебе нравится баскетбол? — неожиданно спрашиваю я.
Он замирает, будто вопрос его оглушил.
— …Да.
Но звучит это неуверенно.
— Просто твой отец выглядит так, будто…
— Будто я должен бегать, а не мяч пинать? — усмехается он, но в голосе нет веселья. — Он считает баскетбол «несерьёзным». Думает, я просто ленюсь.
Я молчу. Впервые вижу Егора таким… уязвимым.
— Но ты же выигрываешь турниры!
— Для него это «детские игрушки».
Дождь усиливается.
— Пойдём? — он кивает в сторону магазина.
Мы идём рядом, но настроение уже не такое лёгкое, как вчера после физры.
— Ты всё равно пойдёшь на матч, когда его перенесут? — вдруг спрашивает он.
Я краснею, но киваю.
— Если… если ты не против.
Он улыбается по-настоящему, и солнце будто пробивается сквозь тучи.
— Тогда я тебя предупрежу.
Я киваю, и мы, наконец-то, расходимся в разные стороны.
Когда я захожу в квартиру, мама удивлённо поднимает брови:
— Где масло?
Я замираю.
«Чёрт.»
— А… Магазин закрыт! Я сейчас! В другой! — выпаливаю я, резко задвигая свою добычу за спину, и мчусь обратно, пока она не начала расспрашивать, почему я вернулась вся мокрая и с пакетом всякой всячины, но без масла, да ещё со странным блеском в глазах.
Вечер. На столе передо мной — раскрытый учебник алгебры, исписанный черновик и чашка остывшего чая. Только тикают часы и шуршит лист бумаги, когда я стираю очередную неудачную попытку. В пятый раз перечитываю уравнение...
Нет...
Этот интеграл сводит меня с ума уже третий час. В выпускном классе расслабляться нельзя — ЕГЭ на носу, а я застряла на задаче, которую должна решать на автомате.
Но вместо метода неопределенных коэффициентов перед глазами — Егор.
Его улыбка, когда он предложил предупредить о матче.
Напряжённые плечи, когда он шёл рядом с отцом.
Голос, ставший вдруг таким… не его, когда он говорил: «Для него это детские игрушки».
Утро началось с того, что я опоздала на первый урок. Влетаю в класс, запыхавшаяся, с мокрыми от дождя волосами, и первое, что слышу:
— О, Кнопочкина! — Марков развалился на стуле и ухмыляется во весь рот. — А мы уж думали, ты с Грушевым где-то задержалась.
Класс фыркает. Я чувствую, как кровь приливает к щекам, но делаю вид, что не слышу, и иду к своей парте. Егор уже сидит, уткнувшись в телефон, но когда я опускаюсь рядом, он поднимает глаза и кивает.
— Привет, Кнопка.
— Привет, — бормочу я, доставая учебник.
Зубова, сидящая через ряд, перешёптывается с подругами и бросает на меня оценивающий взгляд. Я стараюсь не обращать внимания, но внутри всё сжимается.
На перемене я иду в коридор, чтобы набрать воды, и вдруг слышу за спиной:
— Юль, подожди!
Оборачиваюсь — Лера, одна из подруг Зубовой, с невинным выражением лица.
— Элька просила передать, — она протягивает мне сложенную бумажку.
Я автоматически беру и разворачиваю.
"Юль, извини, что вчера не ответила. Была с Егорушкой в кино. Надеюсь, ты не против?"
Сердце на секунду замирает, но потом я понимаю — это розыгрыш. Во-первых, Зубова никогда не пишет мне записки. Во-вторых, если бы она и правда была с Егором, то кричала бы об этом на весь класс.
— Смешно, — бросаю я, сминая бумажку.
Лера хихикает и убегает. Понять не могу, что это за провокация. Они ждут, что я… что? Начну краснеть, оправдываться? А зачем? Просто, чтобы пообсуждать это? Детский сад какой-то...
После уроков я задерживаюсь, чтобы переписать конспект, и выхожу из класса одной из последних. В коридоре меня ждёт «сюрприз» — на полу перед дверью аккуратно разлита лужа воды. Я не успеваю среагировать, как кто-то сзади легонько толкает меня в плечо.
— Ой, прости! — фальшиво восклицает парень из параллели Денис Шубин, стоящий рядом с Зубовой. Ходили слухи, что они встречаются, но… мне это никогда не было интересно.
Я поскальзываюсь, но падаю не в лужу, а на кого-то твёрдого.
— Всё нормально? — над моим ухом раздаётся знакомый голос.
Егор. Он успел подхватить меня, прежде чем я грохнулась на пол. Лишь одна кроссовка неудачно встала в самый центр лужи, где по несчастью, была вмятина в стареньком линолеуме. Так что холодная вода хлынула внутрь, затапливая носок.
— Да… — я резко выпрямляюсь, чувствуя, как горит лицо.
Парень напротив делает невинные глаза.
— Ой, Кнопочкина, ты такая неаккуратная! Как так вышло? О, Грушев! — переключается он на Егора. — Слышал, вы у нас теперь с Кнопочкиной сладкая парочка? Что, в классе больше никого из девчонок не нашлось? — он руками показывает в воздухе формы, которые, по его мнению, должны быть у девчонок.
Зубова пихает парня локтем в плечо.
— Денис, прекрати. Юль, не обращай внимания, он просто дурак.
Но тот ржёт.
— Да ладно, — ухмыляется он. — Элька, мне просто интересно, как он с такой ботанихой общается. Она ж даже слова связать не может, только в тетрадках ковыряется.
Я сжимаю кулаки, но молчу.
Но парня перебивает Егор, смотря на него недобрым взглядом.
— Денис, правильно? — говорит он спокойно, но в голосе появляется сталь. — Ты специально воду разлил?
— Да я не… — Шубин вдруг теряет уверенность.
— Вытирай.
— Что?!
Егор делает шаг вперёд и нарочито спокойно пожимает плечами.
— Либо сейчас вытрешь это, либо мы разберёмся по-другому.
Тишина. Зубова замерла, испуганно смотря на парней, которые вот-вот сцепятся, не зная, кого спасать первым.
Вдруг сзади раздаётся голос:
— Да ладно, Денис, — Марков выходит вперёд, руки в карманах, — ты же не всерьёз?
— А тебе-то что? — Шубин хмурится.
— Да так, — Марков пожимает плечами. — Просто если ты такой крутой, давай разберёмся на футболе после школы. А то девчонку задирать — это не по-пацански.
Шубин скривился, но отступает.
— Ладно, ладно… Кнопочкина, не держи зла.
Он пожимает плечами и уходит, оставив на полу лужу нетронутой.
— Пойдём, — Егор берёт меня за локоть и ведёт в сторону выхода.
— А вытереть? — меня мучает совесть из-за того, что мы, по факту, насвинячили. А ещё выпускной класс…
— Не переживай, — вдруг улыбается мне Эля, махая наманикюренными пальчиками. — Мы сейчас всё уберём.
Я удивлённо поднимаю брови.
— Ты?
В ответ она смеётся и кладёт ладошку на плечо зазевавшемуся Маркову.
— Мне Костик поможет.
Парень открывает рот в возмущённом жесте, натыкается на наивный, но при этом абсолютно хитрый взгляд нашей красавицы, вздыхает и машет мне рукой.
— Идите уже, голубки.
Мы идем через парк, и я чувствую, как мой рюкзак мягко покачивается на его плече. Я должна забрать его — Егор же не мой носильщик. Но почему-то не решаюсь.
— Спасибо, что заступился за меня перед Шубиным, — наконец, выдавливаю из себя, ковыряя ногтем шов на рукаве.
Егор легко подбрасывает мой рюкзак и ловит его одной рукой, будто он почти ничего не весит.
— Да ладно, Кнопка, это же мелочь. Таких, как он, везде хватает.
Я поднимаю глаза и вижу, как его пальцы сжимают ремень моего рюкзака — крепко, но не до белых костяшек.
— Но ты же мог просто отмахнуться, — говорю я. — Марков, например, лишь ржёт над его тупыми шутками.
Егор вдруг замедляет шаг. Его лицо становится серьёзным, а в глазах появляется что-то острое, что заставляет меня внутренне съежиться.
— В моей прошлой школе был один тип. Похлеще Шубина. Он... — Егор делает паузу, и я вижу, как его челюсть напрягается. — Он травил младшеклассников. Особенно тех, кто слабее.
Я невольно вспоминаю Стасеньку — как она дрожащими пальцами поправляет очки, когда к ней подходят. Как съеживается, когда Марков дразнит её "ботаничкой".
— И что? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.
— Однажды я застал его, когда он запер в туалете одного пятиклашку. Того самого, что всегда сидел в библиотеке, — голос Егора становится жестким. — Я... не сдержался.
Среда. 15:50
Я стою перед входом в спорткомплекс, сжимая в потных ладонях скрученный программный листок. Внутри уже слышны крики болельщиков, свист судьи, глухие удары мяча о паркет. Сердце колотится так, будто я сама сейчас выйду на площадку, а не просто пришла посмотреть.
«Зачем я вообще здесь?» — последний раз сомневаюсь я, но всё же покупаю билет и протискиваюсь внутрь.
Зал полон. Группы поддержки с помпонами, родители с фотоаппаратами, шумные компании подростков, девчонки с плакатами «Тайфун — чемпион!» — все кричат, смеются, жуют попкорн. Я пробираюсь к самым верхним рядам, где почти никого нет, и сажусь так, чтобы меня не было видно с площадки.
«Просто посмотрю и уйду. Он даже не узнает, что я была», — убеждаю я себя, но тут раздаётся громкий голос комментатора.
Громкоговорители взрываются энергичной музыкой, и комментатор объявляет:
— Встречайте команду «Тайфун»!
Из-под трибун выбегают игроки в сине-белой форме. И среди них — он.
Егор на площадке — это совсем другой человек. Не тот, который дразнит меня «Кнопкой» на уроках. Не тот, что спокойно решает алгебру, пока я корплю над задачами. Передо мной — капитан.
Он ведёт мяч так легко, будто тот прилип к его пальцам. Его движения резкие, точные — ни одного лишнего шага. Он не просто бегает, а чувствует площадку.
Сейчас лишь разминка.
— Грушев, дай пас! — кричит один из партнёров, но Егор уже видит свободного игрока у кольца.
Чёткий бросок через всю площадку.
— О-о-о! — зал ахает.
Мяч попадает точно в руки нападающему, и тот легко забивает.
— Так держать! — Егор хлопает товарища по плечу, но тут же переключается на защиту.
Противники не дремлют. Команда «Буря» — рослые, коренастые парни, явно не новички. Их капитан, рыжий детина с татуировкой на шее, целенаправленно идёт на Егора.
— Не пройдёшь, коротышка, — усмехается он, пытаясь обыграть.
Но Егор, который его нисколько не ниже, даже не реагирует на подкол и тем более не лезет в драку — он просто ставит блок, ловко выбивая мяч.
— Фол! — свистит судья.
Рыжий недоволен, но Егор лишь пожимает плечами — игра чистая.
Разминка заканчивается, начинается матч.
Первая же атака «Тайфуна» — Егор прорывается через защиту, делает обманное движение и бросает. Свисток!
— Два очка от Грушева! — гремит динамик.
Зал взрывается аплодисментами. Я не сдерживаюсь и вскакиваю с места, но тут же опускаюсь обратно, надеясь, что никто не заметил.
«Боже, он действительно хорош», — ловлю я себя на мысли, покрываясь красными пятнами от своей выходку.
Но «Буря» не сдаётся. Их защита сжимается, как капкан. Каждый пас «Тайфуна» перехватывается, каждый бросок блокируется.
— Давай, двигайся! — Егор кричит партнёрам, но те теряются.
Рыжий капитан ухмыляется:
— Что, звезда, уже устал?
Егор не отвечает. Он просто берёт игру на себя.
И тут происходит неожиданное.
Он поворачивает голову. Прямо в мою сторону.
«Нет-нет-нет, он не мог меня заметить!»
Но его взгляд на секунду задерживается на мне, и уголок губ дёргается в едва заметной ухмылке. Я замираю, чувствуя, как лицо раскаляется.
А в этот момент рыжий выбивает у него мяч и убегает в контратаку.
— Грушев, что с тобой?! — кричит тренер.
Егор резко разворачивается и бросается в погоню. Но уже поздно.
Счёт сравнялся.
Перерыв.
Игроки «Тайфуна» собираются у скамейки. Егор что-то горячо объясняет, жестикулируя. Его лицо напряжено, но в глазах — не злость, а азарт.
Он не сдаётся.
И я вдруг понимаю — я тоже не могу просто сидеть и молчать.
— Давай, «Тайфун»! — кричу я, хотя голос дрожит.
Егор поднимает голову.
И улыбается.
Я замираю, чувствуя, как лицо раскаляется.
— Юля! — кричит кто-то слева.
Оборачиваюсь — Зубова с подругами машут мне, призывая присоединиться.
— Иди к нам! — орёт Элька.
Я отрицательно качаю головой, но они уже бегут ко мне, тащат за собой.
— Ты же за нашего? — ухмыляется Марков, который, оказывается, тоже здесь.
Парень пробрался ко мне через несколько рядов и сейчас умудряется одновременно жевать попкорн, кричать в сторону играющих и даже комментировать происходящее для меня.
— Это, конечно, не футбол, — ухмыляется он, — но тоже ничего игра…
Он суёт мне сине-белый шарф (цвета команды Егора) и подмигивает.
— Ни в чём себе, Кнопочкина, не отказывай.
Дальше всё как в тумане.
Я кричу. Хлопаю. Даже один раз вскакиваю, когда Егор делает сейв, падая на пол так, что у меня сердце замирает.
И вот — финальная сирена.
76:70 — победа «Тайфуна».
Зал ревёт. Команда обнимается, тренер хлопает игроков по плечам.
А я стою, не решаясь спуститься вниз, и только-только отвлекаюсь на подошедшую и болтающую Зубову, как…
— Кнопка! — раздаётся знакомый голос.
Егор, ещё потный, с мокрыми от пота волосами, пробирается через толпу прямо ко мне.
— Ты же обещала кричать «молодец» и хлопать, а я не услышал ни одного твоего «ура»! — ухмыляется он.
— Я… — мой голос звучит, как писк мыши.
— Она орала как сумасшедшая! — вступается Марков, хлопая меня по плечу. — Прям как настоящая фанатка!
Егор смеётся, и я впервые вижу его таким — не заносчивым, не насмешливым, а… счастливым.
— Ну что, понравилось? — спрашивает он.
Я киваю, не в силах выдавить ни слова.
— Тогда приходи на следующий матч. Он через неделю.
— Я… может быть…
Марков ухмыляется, а потом подхватывает Эльку за шарф и тащит в сторону выхода, крича что-то про «места у туннеля», и они растворяются в толпе, оставив нас вдвоём.
А мы стоим напротив друг друга и улыбаемся, как дурачки. Егор не отводит взгляда от моего лица, и, хотя мне ужасно неловко, я продолжаю смотреть на него во все глаза, чувствуя одновременно и страх, и странное чувство, словно на моей спине выросли крылья.
Я лечу домой, будто на крыльях. Ноги сами несут меня по знакомым улицам, а в голове крутится один и тот же момент — Егор улыбается мне после матча.
«Он заметил меня в толпе. Он правда рад, что я пришла», — сердце бешено колотится от этой мысли.
Даже не замечаю, как оказываюсь у своего подъезда. Лифт ползёт невыносимо медленно, а пальцы сами тянутся к телефону — проверить, не написал ли он. Но экран пуст.
— Ну и ладно. Завтра в школе увидимся, — улыбаюсь сама себе и открываю дверь.
В прихожей стоят отец и мать с выражением «мы тебя ждали».
— Юля, наконец-то! — мама складывает руки на груди. — Где ты была?
— В… в библиотеке, — автоматически вру, но голос дрожит.
— В библиотеке? — отец поднимает бровь. — Три часа?
— Да… решали задачи с одноклассниками…
— Враньё.
Отец редко повышает голос, но сейчас в его тоне — сталь.
— Антонина Ивановна звонила. Спрашивала, почему ты не пришла на дополнительные.
У меня резко сжимаются все внутренности. Я забыла… я просто забыла, что обещала учительнице математике прийти на дополнительные занятия!
— Я…
— Где ты была на самом деле? — мама подходит ближе, и в её глазах не злость, а испуг.
Я опускаю голову.
— Смотрела баскетбол.
Тишина.
— Баскетбол? — отец произносит это слово так, будто я призналась в чём-то постыдном. — Ты ненавидишь спорт.
— Не… не всегда…
— С кем ты была?
Я сглатываю.
— С одноклассниками.
— Какими именно?
— С… Марковым, Зубовой…
— И с этим новеньким? — мама вдруг догадывается.
Я краснею. Этого достаточно.
А потом происходит разговор за чаем, который превращается в пытку.
Родители усаживают меня за кухонный стол. Чай в кружке остывает нетронутым.
— Расскажи нам про него, — мама говорит мягко, но я знаю — это ловушка.
— Он… просто парень из класса. Занимается спортом.
— Каким? — отец прищуривается.
— Баскетболом… и самбо.
— Ага, значит, драчун, — хмыкает отец. — Тебе такие не пара.
— Папа!
— Юля, ты же умная девочка, — мама кладёт руку на моё плечо. — Ты готовишься к ЕГЭ, у тебя олимпиады. Ты хочешь в МГУ! Разве ты готова променять это на… на какого-то спортсмена?
— Он не «какой-то»!
Я вскипаю, но тут же замолкаю. Я никогда не спорю с родителями.
— Послушай нас, — мама говорит тихо, но жёстко. — Такие мальчики… они несерьёзные. Сегодня ты им интересна, а завтра — новая.
— Он не такой!
— Ты его знаешь меньше месяца! — отец бьёт кулаком по столу. — Он тебе что, стихи пишет? Цветы дарит? Нет! Он тебя дразнит, как какую-то… Кнопку!
Я вздрагиваю.
— Откуда вы…?
— Серёжа рассказал, — вздыхает мама. — Он волнуется за тебя.
Предатель.
— Он просто… так шутит, — шепчу.
— Дочка, послушай нас, — мама гладит меня по руке, но каждое прикосновение обжигает. — Ты ещё встретишь достойных парней. Умных, целеустремлённых… А этот…
— Он тоже умный!
— Но он не думает о будущем! — отец встаёт, и его тень накрывает меня. — Ты хочешь, чтобы он тебя бросил через год, когда уедет в какой-нибудь провинциальный колледж по спортивной квоте? Не дай Бог, ещё и беременную!
Я мгновенно вспыхиваю и сжимаю кулаки.
— Что?! Нет! Мы не так общаемся и вообще... Вы его даже не знаете…
— И не хотим, — холодно говорит отец. — Юля, мы тебя любим. И если ты не одумаешься…
Он замолкает, и в воздухе висит угроза.
— Мы подумаем о переводе в другую школу. Перестань портить себе жизнь.
Я запираюсь в комнате, уткнувшись лицом в подушку.
Они не правы. Они не правы. Они не правы.
Но…
А вдруг правы?
Я его действительно совсем не знаю, ведь он только пришёл. Но где-то в глубине души понимаю — быть не может, чтобы такой, как Егор, оказался негодяем.
Телефон вибрирует.
Сообщение от Егора:
«Спасибо, что пришла, Кнопка. Завтра в школе покажу, какие фотки сделал Марков. Ты там тоже есть)))»
Я не отвечаю.
А потом выключаю телефон и зарываюсь в одеяло.
Впервые в жизни ненавижу себя за то, что послушалась родителей. Но я слишком слаба, чтобы им противостоять. А перевод в другую школу? Нет, я такого не вынесу. А значит, нужно перестать думать о Егоре Грушеве...
Уже позже я лежу в темноте, впиваюсь пальцами в подушку, и в голове стучит только одно слово:
«Предатель».
Серёжа. Мой собственный брат, с которым мы всю жизнь делили секреты.
Два дня дня назад я не выдержала и рассказала ему про Егора.
Мы сидим на кухне в три часа ночи, пьём чай с мятой. Серёжа корчит рожу, пока я шёпотом тараторю о том, как Егор защитил меня от Шубина, как улыбался, когда учил меня бегать кросс. Как болтает со мной во время уроков...
— Ты влюбилась, — констатирует он, и я не отрицаю.
— Он… не такой, как все, — бормочу я, пряча лицо в чашке.
— Понятно, — Серёжа хмыкает, но не троллит. — Просто будь осторожна. Такие парни…
— Какие «такие»? — я хмурюсь.
— Ну… звезда школы, спортсмен, все девчонки слюни пускают. Ты уверена, что он не клоун?
Я сжимаю кружку так, что пальцы белеют.
— Ты как все.
— Юль, я просто…
— Ты его даже не знаешь!
Серёжа замолкает, потом вздыхает и неожиданно гладит меня по голове, как в детстве.
— Ладно, ладно. Просто… если что, я рядом, поняла?
Я киваю, и внутри становится тепло.
Он сохранит мою тайну.
А теперь вот так.
Я стискиваю зубы, представляя, как Серёжа небрежно бросает родителям: «Да она с этим Грушевым тусит, он её "Кнопкой" дразнит».
Как он мог?
Я вскакиваю с кровати, чтобы взять телефон, позвонить ему посреди ночи и наорать на него, но останавливаюсь.
И что?
Кричать? Плакать? Выглядеть ещё более жалко?
Я прижимаюсь лбом к косяку, чувствуя, как гнев сменяется пустотой.
Что это изменит? Родители уже всё решили.