– Пап, все будет хорошо. Я справлюсь, правда, – говорю тихо, стоя на коленях возле его кровати. – Не думай об этом. Я устроюсь на работу в кафе, уборщицей или дворником… Кем угодно! Буду заботиться о тебе. Ты поправишься, и все станет как прежде…
Папа горько улыбнулся и сжал мою руку.
– Твоя вера – за двоих, моя милая, – шепнул он, и я увидела скатившуюся по его виску слезинку. – Оставь это… Тебе только пятнадцать. Это тяжело… смотреть за человеком с ограниченными возможностями. Ничего не выйдет, доченька. Я не хочу, чтобы ты себя губила, чтобы теряла свое время, чтобы видела меня таким. Тебе нужно учиться, думать о себе, жить…
– Я буду жить здесь… – перечу.
– Ты не сможешь, девочка моя. Нужно платить за коммунальные услуги, возвращать кредит за квартиру, отдать долги за лечение. Плюс школа и еда! А в холодильнике пусто… Это ведь столько денег надо!
– Я смогу… – жалобно.
– Не губи себя, – настаивает. – Попроси о помощи…
– Я не хочу в детский дом! – плачу, прижимаясь лбом к его плечу. – Ты ведь знаешь, что меня заберут. Кроме тебя у меня больше никого нет. Я не хочу оставаться одной.
Две недели назад моего отца сбила машина на пешеходном переходе. Мужчина за рулем огромного черного внедорожника был в алкогольном опьянении. Он не скрывался с места происшествия, но все равно его оправдали. Виновным оказался мой отец, который якобы переходил дорогу на красный свет. И хоть это было не так, доказать обратное нам никак не удалось.
Вчера Марья Ивановна, наша соседка, помогла мне забрать папу из больницы. Его состояние улучшилось, но… был поврежден хребет. Его тело ниже пояса потеряло чувствительность и было парализовано. Прогнозы неутешительны. Вероятность того, что папа когда-нибудь вновь сможет ходить, минимальная. Но если придерживаться всех процедур, массажей, тренировок, шанс есть. Вот только для начала нужна была дорогостоящая операция и длительная реабилитация, которую мы, к сожалению, позволить себе не могли.
Кроме папы, я не имела больше родственников. У него тоже не оставалось никого, кроме меня. Попросить помощи не у кого, а обращаться к государству слишком рискованно. Когда я консультировалась относительно этого вопроса с адвокатом, которого мне посоветовала соседка после аварии, он предостерег меня об опасности попасть в интернат.
Поскольку других родственников у меня нет, а папа потерял трудоспособность, то нет кормильца и опекуна. Значит, единственный мой путь лежал в детский дом. А я не хотела… Боялась! Потому что знала, как там бывает. А еще мне было просто страшно, что больше никогда не увижу папу.
Другого выхода я не видела, кроме как не разглашать информацию о состоянии родственника, устроиться на работу и попробовать самостоятельно поставить его на ноги. Марья Ивановна – единственный наш друг и соратник – пообещала помочь мне в этом деле. В прошлом она работала сиделкой, к тому же была много лет влюблена в моего отца. Ее старшая дочь, которая имела хорошие связи и друзей в городе, пообещала найти мне работу по моим возможностям. Самостоятельно устроиться хоть куда-то, к сожалению, у меня не получалось, как бы не пыталась…
Все оказалось намного сложнее, чем я предполагала. Взрослая жизнь не спешила принимать меня в свои объятия. Никому не нужны были проблемы в лице пятнадцатилетней девочки, когда вокруг было полно желающих из числа совершеннолетних заполучить работу!
– Так будет легче, – успокаивал меня папа, но я слышала, как дрогнул его голос. Он любил меня, очень, и сам боялся потерять. Но не хотел быть мне обузой, поскольку понимал, в каком он состоянии, и не верил в успешный исход.
– Я не хочу легче… Мы справимся, вот увидишь, – не сдаюсь. – Я не оставлю тебя, пап. Никогда не оставлю…
***
Через несколько дней моих безуспешных попыток самостоятельного поиска работы Марья Ивановна принесла мне листочек бумаги, на котором был написан адрес ресторана и имя владельца, к которому я должна была обратиться за помощью. Ее дочь Алина работала там официанткой и по совместительству была девушкой администратора, поэтому замолвила за меня словечко.
– Тебе нужно найти Соболева Егора. Ровно в восемь он будет в ресторане. Позже ты его можешь уже не встретить, – добавила женщина, с чувством сжав мою руку. – Хорошо подумай, что будешь говорить и как просить. Соболев своенравный, иногда грубый, прямолинейный и редко кому-то помогает, поэтому все будет зависеть от тебя.
Я растерянно кивнула, взяв дрожащей рукой листочек.
– Соболев – это администратор?.. – уточняю, и женщина улыбается мне.
– Нет, он владелец целой сети ночных клубов, ресторанов и отелей во всей стране. Конечно, подобные вопросы решает не он, но, только заполучив его согласие, сможешь добиться чего-то. Ты несовершеннолетняя, и это может стать проблемой!
***
На следующий день ровно в восемь я была в ресторане. Алина провела меня внутрь и велела ждать в комнате для прислуги, пока администратор Евгений договорится о встрече.
Спустя пять минут мужчина вернулся и сообщил, что Соболев занят, а рабочий персонал в полном составе и никто не требуется. Единственное, что было необходимо, – это живая музыка в ресторан, и, если я умею петь, то должна с первой минуты оказать впечатление на владельца. Второго шанса у меня не будет…
Три года спустя…
Соболь
– Итак, что ты решил насчет поставки груза в Арабские Эмираты? – спросил Марк, вальяжно раскинувшись напротив.
– Пока деньги не поступят на мой счет, заказ на паузе. Я поставил им условия, дал два дня. Потом товар получат другие заказчики, – отвечаю, залпом опустошив стакан с виски. – Об этом я не беспокоюсь.
– Конечно, у тебя ведь очередь, – ухмыляется Влад, который сидел по правую руку. Он, Марк и Ник – мои лучшие друзья и компаньоны. Мы знаем друг друга с детства. Вместе работаем и проворачиваем все дела. Марк руководит международными поставками. Влад работает с мелкими дилерами, а Ник – это наш щит, прикрытие и неприкосновенность. – Дела никогда не шли так хорошо! Ты, блядь, чертов миллиардер!
– Нужно стремиться к лучшему! – вмешивается Ник, рассмеявшись.
– Много никогда не бывает, – подтверждаю, не вникая в суть разговора.
В голове целый сумбур из мыслей, каша, бред… Нужно больше отдыхать, меньше обо всем думать и не так жестко удерживать все самому мертвой хваткой. Но я никогда никому не доверяю. Привык делать все сам и проверять каждый шаг, каждое дело, даже если оно касается моих друзей.
Откинувшись на спинку мягкого дивана, я осмотрел зал своего ресторана быстрым взглядом. Сегодня понедельник. Обычно в этот день здесь не бываю, поскольку полно других точек, которые нужно проверить и проведать. Но именно сегодня меня потянул сюда Марк. Он настоял поужинать именно в «Монако», якобы потому что здесь повар готовит лучше всех. Но я-то сразу заметил, что за целый час Марк так и не притронулся к еде, а только пил крепкое виски.
На мгновение я задумался и завис, теряя суть разговора. Парни сидели рядом и что-то говорили, смеялись, шутили. Затем присутствующие вокруг как-то странно встрепенулись и загудели. В стороне послышался шепот, легкое шипение микрофона, потом заиграла музыка.
Я очнулся от наваждения, удивленный столь резким изменением настроения посетителей и окинул взглядом столики вокруг. Люди сидели вполоборота и смотрели в одну сторону, туда, куда мне обзор был закрыт.
Прозвучал нежный, робкий девичий голосок, и все стихли. Девушка усилила тембр. Каждое слово, словно некое волшебство, трогало за душу, скручивая все внутренности. Я впервые был настолько увлечен… В моем ресторане такая певица, а я ничего не знал!
Удивленно посмотрев на парней, заметил, что они тоже затихли, всматриваясь в противоположный конец зала, туда, откуда звучала песня.
– Бля, Соболь! Как долго ты будешь скрывать от нас свою птичку?! – вдруг бросает Ник. – Девчонка стала известностью, которую в лицо никто не видел!
– Кстати, да! Я был здесь несколько раз, – добавляет Марк. – Девочка – огонь! Где ты ее нарыл? Может, познакомишь?
– Если ее внешность хоть немного соответствует ее нежному голосочку… То сегодня в кровати я заставлю ее взять самую высокую ноту, – усмехнулся Влад, и все подхватили его шутку.
Я же нихера не понимал. Какая девочка? Какая птичка? Что вообще это за певица?
В каждом ресторане у меня есть живая музыка: несколько девушек, которые развлекают влюбленные парочки в определенные дни, создают особенную атмосферу своим мелодичным голосом, но практически всех я знаю в лицо. А в этом случае у меня словно провал. Ничего не помню. Кто поет? Как зовут? И к чему слова Ника об известной девушке, которую никто не видел?
В очередной раз наполнив стакан виски, я выпил его в один глоток и, медленно поднявшись на ноги, направился на звук песни.
Мелодия звучала из соседнего зала. Он был переполнен посетителями, которые внимательно слушали девушку, затаив дыхание. Одна песня закончилась, началась другая. Я прошел дальше и на мгновение застыл. В углу ресторана за полупрозрачной завесой прорисовывались изгибы хрупкой девичьей фигуры в платье кремового оттенка. Невысокая, маленькая, но женственная, с длинными темными волосами, небольшой грудью и прямой осанкой. Лица не было видно, и мне вдруг стало любопытно…
Я пересек расстояние между нами, шаг за шагом, медленно, украдкой, словно зверь. Приблизился к занавескам, протянул руку и слегка отвел в сторону один край. Мне открылся вид на девушку… красивую, с идеальным овалом лица, пухлыми губками и маленьким носиком. Она находилась около пианино и пела с закрытыми глазами, слегка приоткрывая рот. Каждая нота давалась ей с легкостью, но с чувством, до глубины души.
Я стоял и смотрел в неком ступоре и не мог отвести взор. Ждал. Выжидал. Молчал. Почему-то желание узнать, какого цвета были ее глаза, стало неудержимым. Спустя несколько секунд песня закончилась, нависла короткая пауза, и я воспользовался моментом. Громко прочистив горло, заставил девушку встрепенуться от неожиданности и открыть глаза.
У меня перехватило дыхание. Впервые. Так сильно скрутило всего лишь от одного взгляда зеленых глаз. Огромные, как у пугливой лани, яркие и глубокие!
– Сюда нельзя! – возмутилась девушка, схватившись за край занавески, чтобы одернуть ее обратно, но моя рука настолько крепко сжалась вокруг мягкой ткани, что этого сделать ей не удалось.
Я потерял дар речи. Какого хера происходит? Кто она? Почему я не видел ее до этого? Почему не знаю ее имени и не помню того момента, когда одобрял ее кандидатуру на вакансию певицы в собственном ресторане?
– Когда заканчивается твое выступление? – спрашиваю, возвращаясь в реальность, и замечаю, как девушка отступает назад, испуганно оглядевшись вокруг, словно выискивала помощи.
Яна
Я никогда даже предположить не могла, что когда-то мой голос полюбят тысячи людей. Они специально приходили в ресторан, чтобы послушать мои песни, насладиться музыкой, отдохнуть. Я сделала такой вывод, потому что в те дни, когда пела, посетителей всегда было значительно больше, чем в мои выходные. И это вдохновляло меня еще сильнее!
Мне нравилась моя работа. Когда то, что ты делаешь, приносит удовольствие и деньги, восприятие совсем иное! Я полюбила пение, с нетерпением ждала каждый новый рабочий день и уже не представляла своей жизни без этого!
Конечно, плата была небольшой. Евгений постоянно высчитывал у меня за риск, которому подвергался каждый день, поэтому денег не хватало. Но я всегда была благодарна за то, что имела и что мне давали, поскольку эта небольшая плата частично вытянула меня из жизненной ямы. Без этих денег давно бы уже пропала. Но а так мне удалось добиться некого равновесие в своем существовании и остаться дома с папой. Конечно, не все шло гладко, как хотелось, но все же… начало было положено.
Я научилась вести домашнее хозяйство, оплачивать коммунальные услуги, решать вопросы со школой и едой без вмешательства отца, но на кредит и лечение все никак не оставалось средств. За три года влезла в ужасные долги, и теперь постоянно нашу квартиру оккупировали коллекторы. Они преследовали меня везде, угрожали, пытались взломать дверь и пробраться внутрь. До восемнадцати лет в милицию обратиться я не могла, поскольку боялась, что нас разоблачат и меня заберут в интернат. А потом поняла, что из всего этого мало будет толку, ведь это наш кредит, который нужно было регулярно платить. Вряд ли нам помогут решить проблему, учитывая, что мы сами нарушили условия договора. Пришлось жить в постоянном страхе и готовности защищаться. Возле двери у меня всегда находилась деревянная бита, а с собой я носила газовый баллончик. Обо всех этих проблемах папа, конечно, не знал. Надеялась решить все самостоятельно, как только соберу деньги на его лечение.
Две недели назад мне исполнилось восемнадцать лет, и я смогла устроиться на еще одну работу в кафе. Оплата неплохая, плюс чаевые. А поскольку теперь мне не нужно было прятаться от проверки социальных служб и других представителей власти, я занялась оформлением пенсии для папы.
Будущее обещало быть легче. По моим подсчетам, за несколько месяцев я смогу отложить нужную сумму для операции и реабилитации папы. Затем вернусь к оплате кредита и за несколько лет решу возникшую проблему.
Несколько лет… Да, эти мысли меня огорчали, поскольку год назад я закончила школу, но так никуда и не поступила. Одиннадцать классов вряд ли откроют мне двери в обеспеченное, хорошее будущее, но все же не теряла надежду, что когда-то смогу добиться всего: отучиться, найти хорошую работу и создать семью. Покамест все это было таким недосягаемым… Таким нереальным… Жизнь оказалась не той сказкой, которую я воображала в детстве.
Что насчет состояния папы… Марья Ивановна заботилась о нем, как о собственном муже. Она делала с ним разные упражнения, массажи, много разговаривала. Она даже смогла найти для него кресло-каталку и часто гуляла с ним на улице, не позволяя мужчине скучать.
Они были счастливы, много смеялись и редко разлучались больше чем на пять минут. Женщина в некой степени заменила мне мать, а Алина – сестру. Казалось, все налаживается, несмотря на эти чертовы финансовые трудности и преследования. Но все равно я не теряла бдительности, всегда была настороже, так и не научившись доверять людям!
У меня очень мало друзей, мало знакомых, и никогда не было парня. Анжела и Аня – мои единственные подружки. Аня – моя одноклассница и по совместительству моя напарница в кафе. Благодаря подруге я устроилась в кафе «Парадиз», избежав долгих поисков второй работы! И благодаря ей познакомилась с баристой Пашей, который стал первым парнем, проявившим ко мне интерес.
Паша был очень красивым: высокий, подкаченный брюнет с черными, как смоль, глазами. Не знаю, что он увидел во мне, девчонке, которая плохо одевалась, не пользовалась косметикой и не знала, как правильно вести беседу с представителем противоположного пола, но в первый же день нашего знакомства парень пригласил меня выпить с ним чашечку кофе. Я согласилась, и он меня зацепил.
Дальше было несколько ненавязчивых встреч на набережной, прогулки вечерами, клуб. За две недели у нас было пять встреч, но каждый раз, когда Паша пытался меня поцеловать или прикоснуться, я пугливо старалась отшатнуться от него и убегала прочь. Не знаю, почему я так делала… Почему боялась… Просто для меня это было нечто особенное, и я всегда надеялась, что прежде, чем поцелую парня, захочу это сделать. А у меня не было никакого желания целоваться с ним, только страх.
Я не сомневалась, что со временем это пройдет, привыкну к нему, и все встанет на свои места, поэтому не огорчалась. А парень не торопил меня и ждал. По возможности был рядом, много разговаривал со мной, интересовался моей жизнью, дарил цветы и угощал всякими вкусностями.
Вот и вся моя жизнь за три года. Ничего стоящего, особенно радостного…
Единственное, что мне приносило удовольствие и счастье, – это вечер в ресторане, когда я за ширмой пою, погрузившись в себя. Именно тогда моя душа и мысли отдыхали. Именно тогда меня переполняли радостные эмоции. Три дня в неделю, три часа в сутки, один долгий, трепетный момент… И я всегда ждала этих мгновений с нетерпением, в предвкушении. Ждала, когда позвонит Алина и скажет: «Я зайду за тобой в восемь!» Потом мы приедем в ресторан, и она поможет мне надеть очередное сногсшибательное платье, сделает прическу и отведет за полупрозрачную занавеску, вручив микрофон. А дальше просто отключаюсь от всего мира и впадаю в некий транс, который понимала только я.
Яна
Мужчина уходит, и, как по волшебству, за моей спиной появляется напуганная Алина. Она цепляется за мое запястье мертвой хваткой и тянет за собой в комнату для прислуги.
– Все, нам конец! – заключает она. – Переодевайся и быстро уходи домой. Мы разберемся сами…
– Алин, – запротестовала я, останавливаясь около двери. – Я не уйду!
– Не капризничай! Ярость Соболева разрушающая. Нам точно ее не избежать, а тебя он не знает, – заверяет Алина, нервно прошагав к окну. – Ну почему он пришел именно сейчас, а не за полчаса до выступления! – рычит она, запрокидывая голову кверху, словно обращаясь к Богу. – Мы могли бы перенести выступление, и все бы прошло без последствий, как обычно! А теперь… Ничего, опыт у меня есть, я найду новую работу быстро, – успокаивает она себя. – Правда с рекомендательным письмом могут возникнуть проблемы, но я надеюсь, что справлюсь и без него…
– Ал, я знаю, что ты беспокоишься за меня и спасибо, что прикрывала меня с тылу, помогла в трудную минуту, но теперь я взрослая и сама могу решить возникшую проблему. Мне до сих пор нужна эта работа, и я хочу поговорить с Егором Максимовичем сама.
– Он жестокий и бесчувственный ублюдок! – напоминает она. – У него пунктик по поводу предателей и обмана… Нам всем конец! Понимаешь? Конец! Даже если ты будешь ползать у него в ногах и просить поблажки, он не снизойдет до милости!
– По-сути, мы его не обманывали! – подмечаю я. – Он попросил спеть – я спела. Соболев сам меня принял. То, что он не интересовался моим возрастом и личностью, – его проблемы. А занавески – это может быть часть запланированных декораций. К тому же вся эта тайна – только плюс для его ресторана. Ты видишь, сколько посетителей в дни, когда я пою?!
– Угу! Попробуй сказать это ему! – бросает Алина, нервно расхаживая туда-сюда. – Что делать? Что делать… – причитает, заламывая руки. – Еще и Жени сегодня нет! Как назло! А трубку он не берет… Словно чувствует. Гад!
– Успокойся, я о тебе ничего не скажу! – заверяю.
– Ты совсем что ли? Я тебя под пресс не пущу! Я за тебя отвечаю! – сердится Алина.
– Я знаю… И спасибо. Ты всегда была моим щитом, но теперь я сама, – настаиваю. – Он видел мое лицо, и сыграть мою роль тебе не удастся. Я не хочу усугублять положение. К тому же я тебе уже говорила, что не хочу терять эту работу!
– Не получится, Ян, – устало шепчет Алина. – У тебя и так все трудно, не добавляй себе проблем. Если ты сейчас просто уйдешь, он никогда не найдет тебя…
– А отвечать будете вы? Нет! Я не смогу совершить такую подлость. Вы ввязались в это из-за меня, значит мне и отвечать… Хватит! – обрываю, когда девушка вновь пытается что-то возразить. – Я сама!
– добавляю, делая глубокий вдох, и направляюсь к двери.
– Ян! – пытается остановить меня Алина.
– Не вмешивайся, прошу! – отвечаю и выхожу в коридор.
Кабинет Соболева находился в противоположной части большой залы, на стороне VIP-гостей. Алина не раз показывала мне его дверь, приказывая избегать этой части ресторана в любой день, вне зависимости будет хозяин здесь или нет. А мне не было надобности сновать на территории богачей, поэтому я никогда не нарушала границ.
Через зал я прошла быстро, не обращая внимания ни на кого вокруг. Десять отведенных минут уже почти прошли, а я не хотела заставлять Соболева ждать себя, когда и так значительно провинилась.
Волновалась ли я? Безумно! Боялась до жути и, признаюсь, была на грани потери сознания! Это моя первая большая проблема, которую я взялась решать сама, без чьей-либо помощи! Мне просто стало жаль Алину, я чувствовала свою вину перед ней и хотела уберечь ее место работы! Хотя, чем ближе подходила к нужному мне кабинету, тем сильнее мне хотелось развернуться и убежать.
Смогу ли я справиться с этим? Ведь то, что мне рассказывали о Соболеве три года, внушало только страх! Я знаю, что он может убить… Слышала, что его враги часто пропадали без вести. Его жизнь завязана на оружии, наркотиках и смерти! Он бандит и жестокий диктатор. Никогда не прощает предательства и лжи! И зачем я к нему иду? Глупо, но почему-то верила, что в мире не может быть столь ужасных людей, а окружающие только преувеличивают! Не убьет же он меня за то, что ему не сказали о моем возрасте?
Я утешала себя этими мыслями весь путь, а потом все как-то резко перегорело, и, застыв возле нужных дверей, усомнилась в правильности своего поступка. Все-таки я еще маленькая трусиха и никогда не смогу решить хотя бы одну проблему самостоятельно. Никогда! Лучше найду другую работу: буду мыть посуду или полы в кафе как дополнение – чем так рисковать! Да, я люблю петь, люблю этот ресторан и всех, кто работал со мной в одной смене, но… Все так сложно! Я просто не могу!
Отвернувшись от двери с намерением уйти, вдруг слышу за своей спиной щелчок открываемого замка и замираю. Следует тишина, угнетающая, тяжелая, пугающая. Мне казалось, в этот момент был слышен только грохот моего сердца, который набатом отдавался у меня в голове. Я медленно повернулась и встретилась с глазами цвета мрака, и внутри все похолодело от ужаса. Глаза мужчины вновь проходятся по мне: по моему лицу, напряженной позе, испуганным глазам…
Мужчина тушит сигарету в пепельнице на столе, обходит его, приближаясь ко мне вплотную. Он нависает надо мной, словно скала, пальцы обхватывают подбородок, мягко, осторожно слегка приподнимают мое лицо. Черный взгляд внимательно сканирует меня, изучает, поедает…
Он такой высокий… Мне приходится сильно запрокидывать голову назад, чтобы выполнять его требование и смотреть ему в глаза. От его близости, запаха, силы мою грудь сдавливает, словно в тиски. Я задерживаю дыхание, не шевелюсь, молчу. Что ему нужно?
– Дыши, маленькая! – вдруг шепчет он, склоняясь к моему лицу.
Я вдыхаю, словно по приказу, плотно прикрываю веки и начинаю дрожать всем телом. Меня парализует, и я становлюсь себе не подвластной. Почему так? Что он делает?
А мужчина продолжает дальше… Я чувствую его горячее дыхание у себя на коже, затем он прикасается носом к моей щеке, ведет вдоль скулы и жадно вдыхает мой запах.
– Хочешь повышение? – спрашивает хрипло, продолжая свою ласку. Большой палец его руки прикасается к моей нижней губе и слегка сминает ее, пробует на ощупь. Мои губы начинают пылать огнем, к щекам приливает краска. Никогда, ни один мужчина не прикасался ко мне так, не позволял себе подобной наглости… Но я не могу ему перечить, не могу прогнать и отказать! Я вообще потеряла контроль над своими движениями.
Мне с трудом удается собраться с мыслями и ответить на его вопрос:
– Я люблю петь… Мне нравится это… Большего не хочу…
– Даже если твой оклад возрастет в сто раз? – добавляет, тяжело дыша.
Боюсь даже спрашивать, за что такие деньги, хотя мне было интересно: один месяц мог решить все мои проблемы, но… Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Этому учила меня мама, и я запомнила на всю жизнь.
– Какими будут мои обязанности за такую сумму? – все же решаюсь, слегка отворачиваясь от губ Соболева, которыми он хотел прикоснуться к моим.
– Не знаешь, что делают за такие деньги? – слышу в его голосе сарказм. – Мне нравится твоя наигранная наивность… Я хочу тебя себе… – коротко и ясно. О Господи! Меня бросает в жар.
– Я… Я… Нет! – заикаясь, осторожно.
Отступаю на шаг, опускаю голову ниже, прячу взгляд. Мне было так стыдно, неудобно, обидно… Разве я давала повод? К чему такие предложения? Зачем?
– Я хочу у вас работать и буду рада, если вы позволите мне дальше петь. Большего я не прошу! – говорю уверенно, сминая мягкую материю своего платья на бедре. Нервы били через край! – Я знаю, что виновата, ведь обманула вас… Знаю, что вы этого не приемлете, и обещаю, что впредь буду честной с вами… Но только позвольте остаться.
– Так нужны деньги? – уточняет мужчина, внимательно разглядывая меня. Я не видела этого, но чувствовала всеми фибрами души. Его взгляд врезался в меня и отдавался внутри резью.
– Да, – не скрываю я.
– Но ты не хочешь принять мое предложение и зарабатывать нормально? – подмечает.
– Я хочу зарабатывать нормально, но не так. Меня по-другому воспитывали… – отвечаю. Будь что будет.
Мужчина ухмыляется:
– Цену набиваешь?
Я быстро отрицательно качаю головой. Смотрю на него с ужасом и испугом. Он вновь приближается ко мне вплотную. Не верит. Игнорирует мои слова и отказ. Обходит вокруг, словно на аукционе, ласкает взглядом, разглядывает, а потом вновь становится напротив. Его глаза берут в плен мои, я опять замираю и не знаю, что делать: бежать или ждать.
Рука мужчины вздымается вверх, он прикасается костяшками пальцев к моей щеке, ведет вверх, наслаждается, и это видно по его глазам.
– Ты красивая, очень… И мне нравится, что ты не пользуешься косметикой, – хрипит. – Худая немного, но, думаю, откормить можно! Я бы неплохо тебе заплатил…
Я судорожно сглатываю, слегка пошатнувшись. Его рука обвила мою талию и придержала.
– Не надо… – шепчу.
– Боишься?
Киваю.
– А зря! Хотел бы наказать, давно бы это сделал! – предупреждает.
– Не трогайте меня, пожалуйста… – прошу.
Он отрицательно качает головой и улыбается. В глазах появляется азарт.
– Я не беру силой, но никогда не отказываюсь от желаемого, – заверяет. – Я отпущу тебя сейчас, но только в обморок не падай.
Я киваю, выдыхая, и его захват на моей талии ослабевает. Делаю шаг назад и смотрю на него в ожидании. Что дальше?
– Домой иди, – вдруг следует. – Иначе я изменю своим принципам…
Я смотрю на него с ужасом несколько секунд, пока до меня не доходит, что он имел в виду. Затем начинаю отступать назад, улавливая бесистый взгляд Соболева и его косую улыбку. Забавляется! Но отпускает…
Я выскакиваю в коридор и, не заглядывая в комнату для прислуги, чтобы переодеться, несусь на улицу, прочь из этого адского места! Домой! Где защита и покой! А то, что я потеряла любимую работу… Переживу! Если бы знала кто владелец ресторана, никогда бы не ввязалась в это.
До встречи с Соболевым думала, что демоны – это только миф и сказки… Как же я ошибалась!
Яна
Возвращаюсь домой на автобусе. Несколько остановок, и я уже возле своего подъезда. Поднимаюсь на четвертый этаж и вдруг замечаю, что за мной идет какой-то парень в капюшоне. Я ускоряю шаг, бегу, на каблуках и в платье, подол которого запутывался в ногах. Спотыкаюсь несколько раз, чуть ли не падаю, но все же успеваю открыть дверь квартиры запасным ключом, который находился под ковриком, поскольку свой я забыла в ресторане. Забегаю внутрь, закрываю дверь на несколько замков и прижимаюсь к ней, заглядывая в глазок. Парень прошел мимо, выше, на пятый этаж, и я облегченно выдыхаю, приседая на корточки.
Чуть сердце не остановилось. Думала один из коллекторов подкараулил, попалась. Пронесло…
– Ян?! – слышу голос папы из комнаты. – Это ты?
– Да, пап, – отвечаю, восстанавливая дыхание и поднимаясь на ноги. Нужно брать себя в руки. Пережила, ничего не случилось, а значит повезло: как в случае с Соболевым, так и с мнимым преследователем. У меня совсем уже крыша поехала. Везде вижу этих коллекторов! Везде мерещиться преследование!
Захожу к отцу, приближаюсь к его кровати и умещаюсь на краешек.
– Что-то ты рано… – замечает он.
– Сегодня так вышло… – только лишь говорю. – Поправить подушку? – спрашиваю, но он отрицательно качает головой.
– Мари только ушла. Она все сделала, не волнуйся, – успокаивает меня папа. Он всегда называл Марью Ивановну «Мари», и женщине это нравилось. Они такие милые, когда вместе. Женщина была настолько щепетильна в ухаживании за отцом, что мне практически ничего не оставалось делать. Она тоже в некой степени была одинока, а крепкая любовь до аварии так никуда и не делась, несмотря на инвалидность отца. Вот это настоящие чувства!
– Ты как? – спрашиваю, взяв его за руку.
– Хорошо. Лежу себе, бока наращиваю и ничерта не делаю, а вокруг меня кудахчут две красивые женщины. Разве может быть жизнь лучше? – смеется он. Никогда не впадал в депрессию и старался поддержать меня.
Я грустно качаю головой, но дарю папе ответную улыбку. Пытается быть оптимистом, но я-то знаю, какого ему на самом деле.
– Я люблю тебя, пап, – шепчу, прижимаясь к его груди.
– И я тебя, милая! – отвечает он, потрепав меня по волосам. – Ты такая красивая… Впервые вижу тебя в платье, – замечает, и мне с болью сдавливает грудную клетку.
У меня не было выпускного, не было бала и прочего: денег на это не хватило. Когда другие веселились, прощались и встречали рассвет, я сидела дома и плакала. Не потому что не могла себе этого позволить, а потому что на том выпускном балу все равно не было бы никого.
Я отстраняюсь от него и смущенно смеюсь.
– Забыла переодеться…
– Мне бы хотелось, чтобы у тебя было больше таких радостей. Ты в том возрасте, когда хочется много красивой одежды, косметики, украшений…
– Это не про меня, – лгу, потому что часто смотрю на витрины магазинов с одеждой и всякими безделушками. И хотя не совсем умею пользоваться косметикой, подбирать украшения, не понимаю, как правильно наряжаться, поскольку мама умерла слишком рано, все же, наверное, желание красивых нарядов у меня в крови, как у обычной юной девушки. – У меня все есть, – заверяю его.
Отец качает головой и плотно прикрывает веки, словно от боли. Затем виснет длительная тишина, после которой он больше не возвращается к этой теме.
– Иди поешь и ложись спать. Завтра опять на работу в кафе, – напоминает.
Целую его на прощание, желаю спокойной ночи и ухожу в душ. Мне хотелось скорее смыть с себя прикосновения и запах Соболева, который, казалось бы, внедрился в меня и ощущался везде. Этот запах не был противным, скорее наоборот приятным, и это раздражало, поскольку так не должно быть. Это неправильно. И вообще я просто хотела скорее забыть этот день, его прикосновения, темный взгляд, ту дрожь, которую во мне вызывал мужчина. Я хотела забыть все, но у меня не получалось ни на мгновение, потому что впервые испытывала подобные эмоции, желание, а также страх с примесью возбуждения. И это было так необъяснимо…
Подобные мысли преследовали меня все время, даже когда я принимала душ. Горячая вода не помогала, а, наоборот, только обостряла ощущения на коже, которая так и оставалась сверхчувствительной после прикосновений мужчины. Струи воды ласкали мое тело, а у меня в мыслях возникали картинки его губ и рук. Все было так остро, словно наяву, и он рядом продолжает меня трогать. Жадно, неистово, сильно…
От этих мыслей, воспоминаний и неожиданно нахлынувших чувств я вдруг ощутила слабость в ногах. Стенка кабинки, на которую я навалилась спиной, стала моим спасением, не позволяя упасть на пол. Я закрыла глаза, чтобы прийти в себя, взять над собой контроль, успокоиться… но только увидела обжигающий черный взгляд и косую ухмылку. Внизу живота появилось странное напряжение, между ног запульсировало. Мне было трудно понять, что со мной происходит, поскольку подобного я еще не испытывала. У меня на это никогда не было времени, хотя вечерами бывали наплывы и странные изменения в теле, которые ни к чему не приводили. А сейчас все только накалялось во мне и сбивало с толку… Настолько сильно.
Яна
Уснула я, на удивление, быстро. Больше не было глупых мыслей, темных, преследующих меня взглядов, мускатного запаха и повышенной чувствительности.
Утром меня ждал подъем в пять часов, стирка, уборка, еда. Затем мне нужно было помочь папе. К счастью, за последние три года он много работал над собой, развивая верхнюю часть тела, поэтому, если его посадить в кресло-каталку, он мог сам передвигаться по квартире, делать мелкую работу и ходить в уборную, специально обустроенную для него. Он сам ел, мыл посуду, мог что-то приготовить.
А в других, более тяжелых случаях, ему помогала Марья Ивановна.
Папа никогда не был для меня обузой. С самого первого дня он взялся за свое восстановление, занимался, делал упражнения. Первые полтора года было сложно, поскольку не было кресла-каталки, а потом он частично перестал от меня зависеть, и нам стало легче.
Я ушла из квартиры в семь, оставила ключ под ковриком для Марьи Ивановны в надежде, что после работы увижу Алину и попрошу ее забрать мои вещи в ресторане. Или же она догадается, что я их там оставила, и заберет с собой.
Мне также очень сильно хотелось обсудить с ней вчерашнюю ситуацию, рассказать, что было со мной, и узнать, не получил ли наказание Женя. Я очень не хотела, чтобы моим друзьям причинили вред.
В кафе я появляюсь заблаговременно. Переодеваюсь в форму: черные брючки в обтяжку и белую блузку без рукавов с высоким воротником. К этому прилагался фирменный фартук темно-синего цвета с эмблемой кафе. Форма была аккуратной и красиво сидела по фигуре, подчеркивая мои девичьи округлости, которые только недавно проявились. Переходный возраст у меня был поздний. И, признаюсь, рабочая форма кафе была единственным моим самым красивым одеянием за последние несколько лет. На себе я очень экономила. Боялась даже что-то покупать, поскольку сразу чувствовала некую вину, что сама шикую, а каждый день оставляет папе меньше шансов на возможность удачного исхода операции. Чем больше мы тянем, тем меньшая вероятность успеха.
– Видела? – говорит Аня, когда мы выходим из раздевалки. – Там в углу, – кивает она в сторону на мужчину в солидном костюме, симпатичного, но такого угрюмого, кислого и серьезного, что он у меня сразу вызывает лишь негативные эмоции. – Чур, этот столик мой!
– Да пожалуйста! – бросаю я с улыбкой, замечая на себе пронзительный взгляд Паши, стоящего за стойкой. Красивый у нас бариста… А улыбка… Это просто бомба!
Он кивает мне и, оставляя свое рабочее место, приближается. Аня замечает это, закатывает глаза к потолку и уходит обслуживать нашего, покамест, единственного солидного клиента.
Кафе «Парадиз» было не большим и дорогим. Здесь делали хороший кофе, вкусные сладости, и можно было покурить кальян. Чаевые были хорошие. Люди добрые и приветливые, а начальник – терпеливый и понимающий старичок. Мелкие погрешности прощал, а за огромную неприятность мог слегка прикрикнуть, но не больше. Он всегда говорил: «Все решается». В этом случае мне повезло с работой.
– Привет, – мягко сказал Паша, взяв меня за руку. – Ты как? Не видел тебя два дня, соскучился, – признается, смущая меня.
– Теперь я буду чаще мелькать перед твоими глазами. Работа в ресторане потеряна, – решаюсь признаться, и он замирает.
Паша знал, что я работаю в другом месте, но где именно, я ему не говорила. Не хотела, чтобы он надумал прийти и проверить, как я пою.
– В смысле? Ты уволилась и возьмешь больше смен здесь? – уточняет Паша.
– Меня уволили и… Я возьму здесь дополнительную работу на вечер. Слышала, Игорь Васильевич ищет посудомойку? – отвечаю, смущенно отводя взгляд. Я не стеснялась работы, даже самой черной, но говорить об этом было почему-то неудобно.
– Нет! – возражает Паша. – Эти ручки не должны мыть посуду, – протестует, взяв мои ладошки в свои руки и поцеловав их по очереди. Я смутилась, и парень мне улыбнулся.
– Мне нужно работать, – лишь говорю.
– Надеюсь, ты мне когда-то расскажешь, зачем тебе столько работать, – просит, и я поднимаю на него взгляд. Никогда не говорила ему о том, что произошло с моим папой и как я жила все эти три года. Но Паша был именно тот, на кого я могла бы положиться. Он добрый и всегда внимательно ко мне относится. – У меня хорошие отношения с Игорем, поспрашиваю у него что-то другое для тебя…
– Не надо, я сама.
– Возражения не принимаются! – обрывает, потянув меня на себя, чтобы обнять, но в этот момент нам помешало грубое покашливание со стороны. Это был наш солидный клиент, который почему-то не стал делать заказ у Ани.
– Гм-гм! Здесь делают кофе или только бесплатный концерт с пристрастием? – поддевает, одарив нас упрекающим взглядом.
– Не волнуйся старик, сейчас все будет! – бросил Паша, отодвигаясь от меня. – Вечером погуляем вместе? – спрашивает шепотом.
– Хорошо, – смеюсь и отхожу от него, поскольку в кафе появились новые клиенты.
День был тяжелым. Двенадцать часов на ногах сложно мне даются. Я еще не совсем привыкла. Но прошел он без всяких проблем. Единственное, что меня напрягало и волновало, – это постоянное присутствие нашего солидного клиента, который целый день просидел в углу кафе, периодически заказывая себе кофе или еду. Он только несколько раз выходил на улицу, чтобы покурить или посидеть в машине, но все равно возвращался внутрь, что-то писал в стопке документов или просто клацал мобильным.
Яна
Первым делом я проведала Марью Ивановну в надежде, что что-то изменилось: вдруг Алина вернулась, и все уже было хорошо. Мне не хотелось звонить в ресторан, потому что так было легче пережить потерю работы и свое вчерашнее сумасшествие. Но Алины дома не было, и мне больше ничего не оставалось, как заняться ее поисками, чтобы успокоить взволнованную женщину. Она столько помогала нашей семье, столько значила для меня, что я просто не могла оставить ее в беде.
Изначально я набрала Женю. Несколько раз звонила, и, в итоге, трубку взяла его мама, сообщив, что он в больнице в ужасном состоянии. Его ноги руки были перебиты в нескольких местах, и теперь парень прикован к койке на несколько месяцев. Алину она не видела, но девушка звонила ей вечером после работы и спрашивала о Жене. После этого звонка телефон девушки был вне зоны сети.
Я начала звонить всем девушкам из смены Алины, но они быстро отвечали, что ничего не знают, и выбивали вызов. Только одна сказала, что моя подруга ушла домой из ресторана в обычное время и очень спешила.
– Женя в больнице, – сообщаю Марье Ивановне. – Ему очень плохо. Возможно, Алина там.
– Что с ним произошло? – с ужасом спрашивает женщина.
– Не знаю. Я не спрашивала. Его мама была убита горем. Может, авария… Перебиты ноги и руки… Это все, что я знаю, – отвечаю, подавляя ужас в голосе.
– Нужно проверить, – соглашается Марья Ивановна, немного оживившись. – Если Женя в больнице, она действительно могла пойти к нему. А там телефон сел или уснула…
– Думаю, в этом и причина, – успокаиваю женщину. – Но сегодня идти в больницу слишком поздно: не пропустят. А вот завтра утром… Я попробую забежать в обеденный перерыв и поспрашивать.
Больше я ничего не могла сделать. Сама не знала, где могла пропасть Алина. Но у меня возникали жуткие мысли о том, что с ней могло произойти что-то плохое по дороге домой. Девушка не могла надолго пропасть без вести, не сообщив об этом своей маме.
***
На следующий день я тоже работала в кафе. Порой, если была возможность, брала дополнительные смены. И вот у нас как раз одна девочка заболела, и мне пришлось выходить на работу три смены подряд. Обычно я работаю через день, с восьми до восьми, поэтому успевала подготовиться к выступлениям в ресторане. Теперь же могла работать, сколько хочу. Спешить некуда.
День проходил трудно и как-то беспокойно. Беспокойно, потому что солидный клиент, который был вчера целый день в нашем кафе, опять находился здесь, за самым отдаленным столиком.
– Что за придурок? – спросила Катя, которая сегодня была моей напарницей. Аня работала со мной только в мою смену. – Сказал, чтобы ты его отпускала! А Паша говорит, что он был здесь и вчера. Может, мужчина запал на тебя?
– К черту! – бросаю, перекрестившись. Он вызывал у меня одно только отвращение и страх. – Сидит себе – пусть сидит! Возможно, работается ему здесь легче! Вчера он был с документами, но не просил моего личного обслуживания.
– Странный… – отвечает Катя, задерживая на нем взгляд. – Ну, ты разбирайся тут с ним сама, а я пойду другие столики обслуживать! Работы полно, – бросает, оставляя меня одну. Ее не волновали всякие психи. Не к ней – значит хорошо.
Я обслуживаю мужчину с неким опасением, но он никак не проявляет ко мне своего внимания и даже не смотрит на меня. Я успокаиваюсь и больше не беспокоюсь о его присутствии, несмотря на то, что он опять находится в кафе целый день.
В обед мне удается выкроить полчасика и съездить в больницу, где лежал Женя. Парень находился в реанимации вторые сутки и был в тяжелом состоянии, но Алина рядом с ним ни разу не появлялась.
Вечером Паша вновь настаивает на прогулке. Мне не до встреч, поскольку я была взволнована и огорчена из-за исчезновения Алины. Но парень был настойчив и просил всего полчасика, поэтому я согласилась, но только после того, как заскочу домой. Мне нужно было заехать к Марье Ивановне и сообщить ей неутешительные новости из больницы, а также то, что я так ничего и не узнала о ее дочери.
Паша забирает меня с работы и подвозит домой на своей новенькой спортивной машине. Еще вчера у него ее не было, и я подозревала, что он настоял на нашей встречи, чтобы похвастаться и оказать на меня впечатление. Даже не представляю, где он взял столько денег на новый автомобиль, работая баристой, но когда-то Аня рассказывала мне, что парень из обеспеченной семьи, а работает для своего личного интереса.
– Одна девчонка, которая работает вместе с Алиной, сказала, что та покинула ресторан, и с ней все было хорошо. Значит, случилось что-то по пути, – говорю Марье Ивановне, когда приезжаю домой. Паша остался ждать возле двери и не пожелал заходить ко мне в квартиру, чтобы не стеснять нас, несмотря на то, что я впервые пригласила его в гости. Это не обидело меня, но как-то повлияло на мое желание рассказать ему о состоянии папы. Если он не готов заходить ко мне в гости, значит и не готов слышать, в каком я сейчас положении.
– О Боже… – шепчет Марья Ивановна, когда я высказываю свое предположение. Мне не хотелось обманывать ее. С Алиной действительно могло что-то произойти. В мире полно ублюдков, и в таких случаях каждый последующий день может стать решающим.
– Нужно обратиться в полицию, – советую женщине, взяв ее за руку. Она кивает и плачет.
– А, может, еще в ресторан сходить? Может, кто-то из охранников что-то видел? – не может она успокоиться.
Яна
Резко выдергиваю руку и подскакиваю на ноги. Нервно поправляю на себе фартук и несколько раз киваю.
– Д-да, – заикаясь. – Все хорошо. Иди, я сама…
Паша не спешит сразу исполнять мою просьбу и смотрит на Соболева изучающим, недовольным взглядом… Временно.
– Первого предупреждения тебе недостаточно? – вдруг говорит Егор Максимович, бросая на парня уничтожающий взгляд.
Паша бледнеет на моих глазах, отступает назад и уходит. Я сразу иду следом за ним, так ни разу и не оглянувшись. Неужели они знают друг друга? Меня беспокоил этот вопрос, а еще тон, которым говорил Егор Максимович с парнем. В меня он внушал ужас, поэтому я воспользовалась моментом и быстро скрылась.
Паша ушел в уборную и долго оттуда не выходил, а, когда все же вновь появился за стойкой, я сразу направилась к нему. Соболев покинул кафе, как только я спряталась в комнате для прислуги. Это событие меня успокоило, и я вновь стала такой, как прежде.
– Ты знаком с Соболевым? – тихо спрашиваю у парня, обращая на себя его внимание.
– Нет. А ты? – следует встречный вопрос. – Что вас связывает?
– Ничего, – сразу отрезаю. – Я просто работала в его ресторане…
– Не лги мне, Яна. Он так на тебя смотрел! Ты ведь знаешь, что он опасный тип?
– Паш, он мой бывший работодатель. Точнее, наверное, будущий, – поправляю себя.
– Наивная, маленькая глупышка, – следует в ответ. – Вот этим ты и привлекла его.
– Ты меня сейчас оскорбляешь, – замечаю растерянно.
– Я говорю правду. Ты знаешь, кто такой Соболев?
Я молчу, не желая продолжать эту тему. Все было похоже на обычную мужскую ревность. А у нас даже отношений нет!
– Он бандит! Держит в страхе весь город и не только. Незаконно торгует оружием и жестоко убирает конкурентов… – предупреждает.
– Я все это слышала, но проработала в его ресторане три года! Что может измениться сейчас?
– Его взгляд на тебя! Ты не видишь? – не успокаивается Паша.
– Он по жизни такой. Ему просто не хочется терять выгодную «завлекушку» клиентов. Вот и все!
– Ты видела, что было вчера с моей машиной? – вдруг спрашивает, и я киваю. – Это его рук дело.
Я фыркаю от глупости его обвинений.
– Соболев с трудом находит время проведать раз в месяц свой ресторан, а тут он вдруг начал выслеживать нас, чтобы повредить твою машину?! Зачем это ему?
– Чтобы напугать. Я был вместе с тобой.
– Так, хватит! – обрываю. – Ты просто ненормальный! Это все какой-то бред. Не хочу об этом с тобой говорить! Еще рано ревновать.
– Ян… – пытался остановить меня парень, но я его не слушала. Такое выдумать!..
Больше с Пашей не разговаривала. Несколько раз он пытался меня позвать, но в кафе было много клиентов, и я не могла к нему подойти.
Все время, весь день я думала о предложении Соболева. Петь – моя мечта. Мне нравилось это, а тут еще такое предложение! И решила согласиться.
В обед сделать перерыв не получилось. Я должна была сходить в ресторан, чтобы что-то узнать об Алине, но решила это перенести на вечер, когда поеду на разговор с Соболевым.
Ровно в семь Игорь Васильевич принес мне расчетные, хотя я ничего ему не говорила об увольнении. Думала, все же буду совмещать, а тут, оказывается, за меня все решили. Прежде, чем я высказала это своему начальнику, он обнял меня и сказал:
– Возвращайся в любой момент. Приму, как родную. – И я заплакала. Две недели работаю, а тут такие теплые отношения.
Я знаю, что Аня рассказывала Игорю Васильевичу о моей горькой судьбе, а он у нас добрая душа, всегда ценит людей с большим сердцем. Такой он видел меня. Хотя я не соглашалась. Он также часто говорил, что я сильная, а это не было правдой, но я не перечила старику. Мне было приятно, что хоть кто-то видит во мне больше. Пусть это и не так.
Попрощавшись со всеми, я оставила кафе и вышла на улицу. Возле парадного входа меня ждала огромная черная машина, марки которой не знала. Впервые вижу нечто настолько шикарное и массивное! Возможно, какой-то внедорожник… Но как-то странно переделан: металлические дуги-отбойники, хромированный кузов и огромные колеса. Выглядел опасно, но надежно.
– Прошу, – сказал один из четырех мужчин, которые находились возле внедорожника. Он открыл мне дверь в салон, от вида которого перехватывал дух: белая кожа, неоновая подсветка и очень просторно.
Я неуверенно забралась внутрь, ощутив приятный запах чистоты и свежести. Мужчины разделились и расселись по машинам, которые не замечала до этого. Двое сели в автомобиль со мной, другие скрылись в еще двух внедорожниках поменьше.
Мне вдруг стало страшно. Я словно попала в некий сон. Не свой сон, а чужой. Это не может происходить со мной. Это не может быть просто так… Ради одной певицы, которой явно могли найти замену! Жаль, я не подумала об этом раньше, поскольку, когда я попросила остановить машину, сказав, что хочу выйти, мне мягко, но четко отказали!
Яна
Домой меня привозят около девяти вечера. Я не иду к себе, а сразу направляюсь к Марье Ивановне. Мне было неловко из-за того, что я не сдержала своего обещания и не сходила в ресторан. Даже не знала, что теперь говорить женщине и как все объяснять. Чувствовала себя виноватой.
Нажимаю на дверной звонок, и женщина практически сразу открывает мне дверь, словно стояла и ждала, пока я приду. В принципе, это оказалось моим верным предположением. Марья Ивановна была взволнована, не могла найти себе места и плакала. Она сказала, что специально ждала меня возле двери, поскольку знала, когда я возвращаюсь с работы. Ее поведение меня сбило с толку, и я забыла обо всех своих волнениях и тревогах.
– Алина… – прошептала она.
– Что с ней? – с ужасом спрашиваю, ожидая самого худшего.
– Она пришла домой пять минут назад… В ужасном состоянии… Кажется, ее изнасиловали, – шепчет женщина, разрываясь в горьких рыданиях. – Я ждала тебя, потому что она кричит на меня и прогоняет прочь. А если вспоминаю о заявлении и обращении в полицию, она совсем сходит с ума. Поговори с ней, Ян! У меня уже нет сил, и я просто боюсь за ее психическое состояние… С Алиной произошло что-то ужасное, но она не хочет ничего рассказывать мне…
– Где она? – спрашиваю еле слышно, заглядывая вглубь квартиры.
– В ванной…
Я быстро прохожу в указанном направлении и приближаюсь к ванной комнате. Дверь была закрыта, а изнутри слышался шум льющейся воды и плачь. Раздражающий, ненавистный. Мое сердце сжимается от боли.
– Ал? – зову я и стучу в дверь.
– Уходи! Я сказала, оставь меня, мама! – следует крик.
– Это Яна! Слышишь меня? Алин, пожалуйста…
Следует пятисекундное молчание, затем прекращает доноситься шум воды и слышатся шаги. Щелкает замок, дверь слегка приоткрывается. Вижу лицо Алины: под глазами синяки, губы в глубоких кровавых трещинах, в кончиках рта раны, а на шее синие борозды, словно от удушья.
– О Боже… – не сдерживаюсь я.
– Что тебе надо? – грубо спрашивает Алина и выходит из ванной закутанная в коротенькое полотенце. Мне открывается вид на ее длинные ноги, руки, ключицы. Все в ранах, ссадинах. На запястьях черные полосы от веревок, а на бедрах много синих следов, один из которых был похож на очертания человеческой руки. Точнее, огромной мужской ладони. Словно ее ляскали, били, мучили…
– Что произошло? – спрашиваю.
– Ничего! – отрезает, направляясь в свою спальню.
Я иду следом за ней.
– Как ничего? Я же вижу, Ал… Тебя изнасиловали, да?
– Нет! Все было по обоюдному согласию! – кричит она, не сдерживая слез. – Уходи, Яна.
– Нужно обратиться в полицию… – пытаюсь надоумить ее, но получаю от девушки один устрашающий взгляд, полный ненависти, презрения и злости.
– Не лезь не в свое дело, поняла? Оставь меня в покое, забудь то, что видела, иначе и сама такое получишь! – шипит, словно змея, и я отшатнулась от девушки. Это уже не Алина, не моя подруга… Совсем не та, какой она была еще два дня назад.
– Я хочу помочь… Только скажи… – еще пытаюсь чего-то добиться.
Она отрицательно качает головой.
– Нет, Яна. Все уже прошло, и лучше не испытывать судьбу на прочность еще раз. Они знают, где я живу, и, если хоть какая-нибудь информация выплывет, уберут всех.
– Они? – удивляюсь, и Алина отводит взгляд.
– Уходи, и не смей никому об этом говорить. В твоих же интересах. Потому что если ты поднимешь эту тему, я буду отрицать все. То, что случилось, было по обоюдному согласию! Ясно?! – настаивает, но я, конечно, ей не верю. Жаль только, что мое неверие ничего не решит. Ничего не изменится. Алина запуганна и настроена очень решительно.
– Хотя бы в больницу сходи, – прошу. – Мама волнуется…
– Схожу, – обещает девушка, спрятав от меня взгляд.
Вот так вот… Теперь даже по улице ходить небезопасно. Жаль, что этих ублюдков не накажут, потому что без желания Алины ничего не доказать. А я вообще не смогу ей никак помочь, кроме как поддерживать и не настаивать на том, чтобы она изменила решение. Сейчас ей главное внимание, забота и много разговоров. Нужно показать, что ее никто ни в чем не винит, что все ее любят, как и раньше. Не давить и помочь пережить этот ужас.
Как же все-таки опасен мир…
Соболь
Хочу ее… Как одержимый…
Мысленно тянусь к ней и так же мысленно останавливаю себя. Она молоденькая совсем. Ее тело и лицо еще не знает, что такое популярная, штучная красота из-под скальпеля хирурга, где тебя пичкают силиконом и другой гадостью. Она настоящая, не испорченная, не тронутая. Но, блядь, ей всего лишь восемнадцать, мне тридцать восемь… А самое главное – мое присутствие рядом с ней, вне сомнения, испортит ей жизнь, очернит судьбу, поставит под угрозу. Не потому что я не смогу ее защитить, нет! Просто она еще совсем мало прожила, не видела мир, ничего не пробовала, а, когда она станет моей, все, что ей удастся получить от этой жизни, будет только то, что я позволю.
Да, слишком эгоистично. Согласен. Но такой я есть. Во мне трудно найти хорошие качества, жизнь научила бороться и выгрызать свое место без раздумий, агрессивно и жестоко. По-другому ты ничего просто не добьешься. Когда тебя боятся и ты имеешь много бабла – это власть и сила! В обратном меня никогда не переубедить! Таков мой принцип: или ты, или тебя!
Яна
Егор Максимович заплатил мне мою первую зарплату, и она чуть не лишила меня сознания от радости. Тысяча долларов! Да я столько и за полгода не зарабатывала! А теперь у меня появилась возможность собрать денег на операцию отца и на его реабилитацию! Всего два-три месяца, и все может свершиться! К тому же можно решить вопрос с кредитом и сократить годы на сбор нужных средств, сводя всего к одному! А там учеба и другие мечты…
Я буду держаться за эту работу, стараться и никогда не подведу Егора Максимовича! Но… все равно не могла радоваться этому сполна и наслаждаться моментом, потому что понимала, что моя работа не стоит столько. Тем более после ужасного предложения Соболева, которое он мне сделал три дня назад во время нашего первого разговора. Я поняла его намек о больших деньгах за определенные услуги, поэтому знала, что он имел в виду. И сейчас эта зарплата возрождала во мне некие сомнения: действительно ли данная сумма – за мою работу? Или же эти деньги как аванс за услуги, которые мужчина может потребовать позже?
Пока я думала об этом, он тоже как-то странно и подозрительно молчал, курил и смотрел на меня внимательным взглядом. Я не видела в нем опасности… Теперь. Хотя боялась его на неком энергетическом уровне и сжималась всем телом каждый раз, когда он приближался ко мне или прикасался. Все очень странно, и я не могла объяснить этого даже сама себе.
– Можно вопрос? – вдруг говорит он, отрывая меня от собственных раздумий.
Я поднимаю на него взгляд и медленно киваю. Что-то мне не нравилась его интонация в голосе и резкое изменение во взгляде.
– Ты давно работаешь в моем ресторане, затем пошла в кафе… Как по мне, для удовлетворения потребностей юной девушке денег вполне бы хватило, но… ты совсем не тратишь на себя деньги. Ты не покупаешь себе одежду, всякие безделушки и не прожигаешь их в клубах. Ты не учишься. А твой телефон… Я даже не знал, что такие еще есть! На что ты тратишь деньги?
Я опускаю взгляд и чувствую, как мои щеки начинают пылать от стыда. Мне было неловко от того, что он все это подметил. Хотя это трудно не заметить. Моя жизнь протекает на самом низшем уровне. Удивительно, что он вообще обратил на меня внимание… Как бы хорошо я там ни пела!
– Это личное, – только лишь говорю, потому что он чужой человек для меня. Но поскольку это мой работодатель, то, возможно, нужны были какие-то объяснения. – Но могу заверить вас: деньги идут на стоящее дело. Для меня это важно…
– Важно, говоришь, – подмечает он, делая еще одну затяжку. – И сколько тебе надо?
– Много, – отвечаю еле слышно, но никаких точных цифр. Что-то мне не нравился его интерес к этой теме.
– Значит, тебе нужно много денег, и это важно, – раздумывает.
– Много и важно, но я не готова ради этого делать что-то постыдное, – добавляю, чтобы он знал: к его прежнему предложению возвращаться не стану.
Мужчина одаривает меня косой улыбкой, прекрасно понимая, о чем я, и, конечно, не оставляет этого без внимания.
– Мое предложение было проверкой и обычным личным интересом, чтобы распознать твою натуру и то, что ты из себя представляешь, – вдруг говорит он.
Я ничего на это не отвечаю, но меня беспокоит тема нашего разговора и то, как быстро начала разговаривать с этим мужчиной. В моей жизни, кроме отца, не было ни единого человека, которому бы доверяла, но я всегда хотела иметь такого. Еще недавно до жути боялась Соболева, а сегодня он уже располагал к себе. Я чувствовала его внимание, интерес, и это было настоящим, но все равно боялась ошибиться. Боялась открыться, а потом корить себя. Поэтому продолжала скрывать все личное и не пускала в душу, как бы он ни хотел туда пробраться.
– Не стоит закрываться от меня, – вдруг говорит Соболев, внимательно наблюдая за мной, словно прочитал мои мысли. – Я думал, мнимый страх мы побороли, ведь ты начала немного говорить со мной. Ты всегда можешь высказывать мне свое мнение. Я тебя не обижу, Яна. И теперь никому не дам в обиду. Помни об этом.
От его слов мое сердце в груди забилось сильнее. Было волнительно, странно и приятно одновременно. Я хотела спросить, почему он это делает, но у меня не хватило смелости. Я научилась его не бояться, но не полностью. Внутри еще был какой-то блок. Блок перед разницей в возрасте, нашим статусом и какими-то необъяснимыми ощущениями, возникающими во мне рядом с этим мужчиной.
– Мне пора домой, – решаюсь напомнить, чтобы прервать это странное напряжение вокруг.
– Тебя отвезут. А завтра я позвоню и сообщу насчет твоих выступлений. График урегулируется позже, но ты не всегда будешь петь в ресторане и для гостей.
Он уже говорил мне об этом, поэтому я не удивилась. Но, оказывается, не совсем поняла значение его слов, и позже это прояснится.
Меня отвезли домой в составе целой процессии из машин и охранников, которые вновь только напугали. В эту ночь я не спала и думала о том, правильно ли поступила, когда связалась с Соболевым. Легких денег не бывает, хотя они и манят, а слова и глаза могут быть обманчивы… Но я так хотела вернуть отцу возможность ходить! И если бы это было невозможным, я бы отступила, но сейчас, когда все решает операция и время, не могла отказаться от желаемого.
Уснула глубокой ночью и проснулась ближе к девяти. Отец иногда давал мне возможность дольше поспать. Жалел, тайком выключая будильник, и сам готовил завтрак. Он знал, что мне сегодня не нужно идти в кафе, поскольку я сразу сказала ему, что уволилась, и теперь больше времени буду проводить в ресторане. Он поддержал меня в моем решении, но предостерег об опасности в позднее время, ведь историю Алины уже знал.
Яна
– Я не со зла, Ян, – начал Паша, когда мы отошли далеко от дома. Он остановил меня в парке под ветвистым каштаном, обвил мою талию руками и, прижав к своему сильному телу, решил извиниться. Его губы были слишком близко к моим губам, горячее дыхание опаляло кожу лица, приятный запах духов заполнял мои рецепторы обоняния. Я разволновалась из-за его натиска. Будучи так близко, в его крепком захвате, почему-то представила Соболева… Его губы, дыхание, сильные руки и запах… Все сейчас было не так. По-другому. Без дрожи в теле. Без трепета внизу живота. Без возбуждения… Один страх и желание оттолкнуть его. Слишком напористый, слишком наглый, быстрый, и еще этот разговор…
– Мне известно, кто такой Соболев, – продолжает парень в этот неподходящий момент. Разве можно говорить о другом мужчине в подобной обстановке? – Он убийца, бандит, бесчувственное чудовище!
– Я это уже слышала все три года, пока работала в ресторане. Каждый день. Но, как видишь, пока жива, – отвечаю раздраженно. Не знаю, почему подобный отзыв о Соболеве меня так выводил из себя, но я не могла это воспринимать нормально. Мне до сих пор казалось, что нападки Паши основаны только на ревности.
– Это ты ему еще дорогу не перешла! – не мог угомониться парень. – Разве ты не видишь, как он на тебя смотрит?! – добавляет с рыком.
– Он мой работодатель. Не больше! – сержусь, слегка отталкивая от себя парня, чтобы восстановить между нами безопасную дистанцию. Но все, что мне удалось, – слегка отстранить его от своего лица. Руки Паши продолжали сжимать мою талию и удерживать на месте, словно он боялся, что я убегу.
– Нет, глупенькая, – мягко, но мне обидно. – Это взгляд не работодателя. Он смотрит на тебя как мужчина… Как хищный зверь, которому нужна желанная добыча!
– Не надо… – протестую, но Паша не позволяет мне даже слова сказать.
– Ты ведь не слепая…
– Паш, прекрати! – настаиваю.
– Он, блядь, слюной заливается, когда смотрит на тебя! А в мыслях раздевает тебя и трахает… Разве ты этого не видишь?! – срывается, видя мою несгибаемость относительно данного вопроса.
Я замираю в руках парня и внимательно смотрю в его глаза. Мне были неприятны эти грубые слова, но больше меня беспокоили его внезапные вспышки агрессии. Я знала Пашу слишком плохо, а все время нашего общения он вел себя спокойно, был добрым и внимательным. Но сейчас мне казалось, что это было только притворством. Он в один миг менялся на глазах, выходил из себя и пугал меня этим. Подобное уже случалось в ресторане, когда явился Соболев, а также в тот день, когда его машину повредили. Я могла давать шансы и хотела, чтобы у нас с Пашей все было нормально, но подобное отношение отталкивало меня от него.
– Ты за этим меня сюда позвал? – спрашиваю огорченно, и парень тяжело вздыхает, на мгновение прикрывая веки.
– Прости… – извиняется, взяв себя в руки. – Меня просто злит то, что ты не веришь моим словам!
– Мне не нужно знать, кто такой Соболев и какой он! Чего-то большего, чем работа между нами не будет… – пытаюсь объяснить, и с губ Паши срывается нервный смешок. Затем его руки накрывают мои предплечья, и он легонько встряхивает меня.
– Очнись и услышь меня! Я понимаю, что ты еще юная и неопытная, но ты ведь осознаешь, что такие, как он, просто так не будут тратить свое драгоценное время на таких, как ты?! – доказывает. Звучит обидно, но я знала, что это правда. Знала и боялась, но…
– Мне нужна работа. Нужны деньги. Много! И я просто иду к этой цели, – устало, опустив взгляд. – Ты видел моего отца? Он в ужасном состоянии. Марья Ивановна стареет, устает и скоро не сможет мне помогать. А время вот-вот пойдет против нас!
– Все это только ради отца? – с каким-то удивлением.
– Он единственный, кто у меня есть. Я хочу вернуть ему возможность ходить… – пытаюсь объяснить, но Паша меня обрывает.
– А когда тебе жить? Ты о себе думаешь?
– Я не могу так! Как ты можешь такое говорить? – огорченно. – Разве ты не понимаешь?.. Он мой отец!
– Я все понимаю, но нужно смотреть правде в глаза: ты убиваешь себя глупыми мечтами! Идешь на такой риск ради другого человека!
– Это не глупые мечты! – срываюсь, толкнув Пашу в грудь двумя руками. – Папа будет ходить, слышишь?! – кричу, не сдерживая слез.
Паша замирает, тихо матерится, а затем ловит меня в свои объятия и крепко сжимает в руках, с силой прижимая мое трепыхающееся тельце к своей груди.
– Прости, – шепчет. – Прости, не хотел тебя обидеть. Я не знал, что твой отец так важен для тебя, что ты так сильно его любишь! Просто хочу защитить тебя, уберечь от глупостей и других проблем! Ты нравишься мне, Ян. Очень сильно, и я не хочу, чтобы ты попала в беду. Слышишь? – добавляет тихо, слегка отстранившись, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Слышу, – выдавливаю, вытирая слезы. – Я все слышу и многое понимаю. Не настолько глупая! Но у меня нет выхода. Мне нужна работа!
– У тебя была работа в кафе, – напоминает.
– Вырученных денег мне едва хватало на еду, Паш! А я хочу собрать папе на операцию. Понимаешь? – признаюсь.
– Могу поговорить со своим отцом. Он одолжит тебе нужную сумму и поможет тебе во всем разобраться, – обещает.