Его наваждение

Глава 1.

– Никаких «мы» нет, Аня. И никогда не было, – ледяной голос Руслана словно кинжалом пронзает меня насквозь, разрывая душу на части.

– Слушай, Рус, если Аня тебе не нужна, может я её себе возьму? – с ядовитой ухмылкой протягивает его друг, будто речь идёт о какой-то брошенной вещи.

– Мне всё равно…

Я в ужасе распахиваю глаза, вырываясь из объятий кошмарного сна, как утопающий из толщи воды. Сердце бешено колотится, рискуя проломить рёбра, а в горле застывает беззвучный крик. Вдох. Выдох. Вдох. Это просто сон, призрак прошлого, который не имеет власти надо мной... Ничего этого нет, всё давно осталось позади, его больше нет в моей жизни и никогда не будет...

Приподнимаюсь и дрожащими руками хватаю телефон с тумбочки – время «06:28», хотя будильник стоит на семь утра. Понимаю, что нет смысла ложиться досыпать, да и вряд ли я смогу уснуть после такого.

Он ни разу мне не снился за последние пять лет, и я мысленно благодарила судьбу за это милосердие, потому что было бы невыносимо видеть по ночам лицо человека, которого ты больше всего на свете хочешь стереть из памяти.

Руслан Раевский… Имя, которое я пыталась вытравить из сердца калёным железом. Он ворвался в мою жизнь внезапно. Словно разрушительный ураган, он снёс всё на своём пути, бесцеремонно забрал себе моё сердце, а потом безжалостно растоптал его и швырнул обратно, как никчёмную вещицу, – искалеченное, изломанное, ненужное. Тогда все вокруг твердили мне, что Руслан не влюбляется, он просто использует девушек, а потом бросает их, наигравшись. Но я не верила никому, кроме него. Мне казалось, что со мной он другой, а я для него – особенная, но, к сожалению, очень быстро жизнь всё расставила на свои места, не просто дав мне отрезвляющую пощёчину, а полностью меня уничтожив, испепелив дотла.

Я плохо помню тот период. Говорят, что иногда мозг блокирует травмирующие воспоминания, думаю, что это мой случай. Но я до сих не могу забыть его пустые равнодушные карие глаза в тот день, когда он прилюдно отказался от меня и втоптал в грязь мою любовь. Именно их я и видела сегодня во сне…

Постепенно пульс приходит в норму, и я успокаиваюсь. Мало ли что может присниться, у меня уже давно другая жизнь, и в ней нет места болезненным воспоминаниям из прошлого. Настоящее – вот что сейчас имеет наибольшую ценность.

Сегодня у меня особенный день – через несколько часов я официально заканчиваю университет и получаю такой желанный диплом юриста одного из престижных Московских вузов. Впереди – долгожданный отпуск на море, о котором я давно грезила и на который копила весь прошлый год, и стажировка в компании моей мечты. Я выстроила эту жизнь по кирпичику, своими руками, из пепла себя прежней…

А осенью, если всё сложится, я наконец-то увижу маму. Я сама оплачу ей перелёт и проживание, лишь бы она приехала. Уже представляю, как покажу ей Москву, свою новую реальность, в которой я наконец-то счастлива. Безумно по ней скучаю, ведь в последний раз мы с ней виделись три года назад, когда она приезжала в столицу в гости на новогодние праздники. Корю себя за то, что видимся так редко, но сама я не планирую возвращаться в родной город, по крайней мере, не сейчас, а у мамы нет возможности прилетать чаще, чем раз в несколько лет, особенно после того, как мой брат женился, у него родилась дочь, и мама стала бабушкой. Да, у меня есть чудесная племянница – Дашенька, но я не уверена, знает ли она вообще, что у неё есть тётя, потому что отношения с её отцом у нас, мягко говоря, сложные. Хотя, если быть точнее – их вообще нет.

За пять лет ни единого звонка или сообщения, и лишь переданные через маму дежурные поздравления с Днём рождения или с Новым годом, сказанные больше для приличия, чем от души. Мы никогда с ним не ладили, и в какой-то момент я просто приняла, что у меня нет брата. Особенно после того, как он стал поднимать на меня руку, и мне приходилось стыдливо прятать синяки от окружающих. Сейчас, спустя время понимаю, что не стоило терпеть его издевательства, а надо было рассказать всё маме, ведь кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы не Руслан.

Чёрт! Опять он в моих мыслях! Словно яд, просачивающийся сквозь трещины в стене, которую я так старательно строила все эти годы. Я не знаю, что с ним и где он, как сложилась его жизнь после того, как он предал меня. И, если честно, даже не хочу знать. Этого человека для меня больше не существует.

Чтобы окончательно прийти в себя и стереть из памяти остатки ночного кошмара, я встаю с кровати и иду в ванную. Завтра я должна собрать свои вещи и съехать из общежития, в котором жила последние пять лет. Моя соседка ещё месяц назад сделала это и переехала жить к своему парню, а я этот момент оттягиваю до последнего, хотя парень у меня тоже есть.

Его зовут Кирилл, мы познакомились на Дне первокурсника в первый год моего обучения и через несколько месяцев начали встречаться. Иногда я сама удивляюсь, как смогла так быстро вступить в отношения после такого болезненного разрыва, но потом понимаю, что именно Кирилл спас меня тогда. От всего – от самокопания, от тяги к саморазрушению, от мучительных мыслей о первой неудачной любви, от одиночества, потому что первые месяцы после поступления были очень сложными для меня. Я одна в огромном незнакомом городе, с напрочь сбитыми жизненными ориентирами и уничтоженной самооценкой. А Кирилл и его семья быстро приняли меня, как родную. И именно с ними я почувствовала то, чего мне не хватало долгие годы – ощущение безопасности, поддержку, любовь, родительскую заботу и внимание. Я дала самой себе шанс стать счастливой и позволила себе снова поверить в то, что могу быть любимой. Что я достойна этой любви.

Глава 2.

Дрожащими пальцами я нажимаю на номер брата, едва не промахиваясь. Сердце колотится уже где-то в горле, перекрывая дыхание, а в голове пульсирует и кричит одна-единственная мысль: «Мама, мамочка, только держись, пожалуйста, держись».

В трубке разливаются гудки, такие холодные и безразличные. Один, второй, третий... Но в ответ лишь пустота, тишина. Брат не берёт трубку, и каждая секунда ожидания растягивается в вечность.

– Ну же, Стас, ответь, – шепчу я сквозь стиснутые зубы, нервно меряя шагами крохотную комнату общежития. Пять шагов туда, пять обратно. Туда-обратно. Чувствую себя, как зверь в клетке.

– Да! – наконец-то поднимает трубку он, и его голос звучит резко и раздражённо, словно я отвлекаю его от какого-то важного дела.

– Стас! – выдыхаю я, чувствуя, как дрожит голос. – Что с мамой? Как она? Где она сейчас?

– Наконец-то соизволила позвонить, – в его голосе слышится привычная язвительность, от которой всё сжимается внутри. – Тебе надо немедленно приехать домой. Слышишь? Не-мед-лен-но.

– Скажи мне, что с мамой! – мой голос практические срывается на крик. – Пожалуйста, Стас!

– А что с ней будет? – он повышает тон, и каждое слово бьёт, как пощёчина. – Инсульт у неё! Пока ты там в своей Москве прохлаждаешься. Бросила мать, а теперь заботливую дочь из себя строишь! Всё, Ань, нашлялась, пожила для себя, пора и о матери подумать.

Его слова вонзаются в меня, как отравленные стрелы. Я чувствую, как внутри поднимается обжигающая волна гнева, смешанного с паникой, затапливая всё моё существо.

– Стас, хватит! – кричу я в трубку так громко, что саднит горло. – Я спрашиваю, что с мамой, и не собираюсь выслушивать твои тупые обвинения! Что говорят врачи? В какой она больнице? Насколько всё серьёзно? Отвечай мне сейчас же!

На другом конце линии повисает тяжёлая, вязкая тишина. Я слышу, как Стас тяжело дышит, словно собирается с мыслями.

– Всё серьёзно, – наконец произносит он, и в его голосе впервые за весь разговор пробивается что-то человеческое, что-то похожее на страх. – Врачи говорят, что у неё кровоизлияние в мозг. Она будет жить, но... у неё парализована вся левая сторона тела. И она почти не может говорить.

В эту секунду мир вокруг меня замирает. Звуки исчезают, краски блекнут. Я медленно, словно во сне, опускаюсь на край кровати, не в силах устоять на ногах, и комната кружится перед глазами. Как такое вообще возможно? Ещё позавчера вечером мы с ней разговаривали, и её голос был полон жизни, она смеялась, делилась планами сводить внучку Дашеньку в игровую комнату на выходных, рассказывала о новом сорте орхидей, который посадила... А сегодня она парализована и не может говорить...

– Это случилось вчера вечером, – продолжает Стас, и его голос будто доносится издалека. – Я на работе был, Лера пришла с Дашей домой и нашла её на полу. Вызвала скорую. Если бы не она…

Он не заканчивает фразу, но в моей голове она звучит со всей беспощадной ясностью. Если бы не его жена, мама могла бы умереть. Одна. На полу. В своей же квартире, которую она делит с сыном и его семьёй. От одной этой мысли внутри всё леденеет, а к горлу подкатывает тошнота.

– Так вот, Аня, – голос Стаса снова становится жёстким, как наждачная бумага. – Когда ты приедешь? У меня семья, работа, я не могу сидеть с ней сутками, и Лера не сможет. А ты как раз закончила своё обучение, так что самое время вернуться и позаботиться о матери. Кто, если не ты?

Я устало закрываю глаза. Сегодня должен был быть один из самых счастливых дней в моей жизни, день, к которому я шла пять долгих лет. Вручение диплома, улыбки однокурсников, поздравления преподавателей. Но теперь всё это кажется таким мелким, незначительным, блёклым на фоне страшных новостей.

– В какой она больнице? – спрашиваю я, игнорируя его вопрос.

– В первой городской. Так, когда ты приедешь?

– Как можно скорее, – отвечаю я, чувствуя, как слёзы жгут глаза. – Мне нужно решить несколько вопросов здесь и...

– Решить вопросы? – перебивает он с ядовитой насмешкой. – Ты понимаешь, что мама может остаться инвалидом на всю жизнь? Что ей нужен постоянный уход? Что...

– Я понимаю, Стас! – мой голос дрожит от едва сдерживаемых рыданий. – Я приеду. Очень скоро.

– Ты уж постарайся, – небрежно бросает он и связь обрывается, оставляя меня одну наедине с оглушительной тишиной.

Я сижу, глядя на погасший экран телефона, и чувствую, как по щекам текут горячие, горькие слёзы. Мамочка. Моя сильная, энергичная, всегда улыбающаяся мама сейчас лежит парализованная в больнице и не может говорить. Эта мысль не укладывается в моей голове и разрывает сердце на части.

Я сразу же звоню Кириллу, потому что сейчас мне, как никогда, нужна его поддержка.

– Привет, солнышко, – в его голосе слышится сонная хрипотца. – Ты чего так рано? Что-то случилось?

– У мамы инсульт, – выдавливаю я сквозь рыдания. – Она в больнице. Парализована, почти не говорит. Я должна ехать туда, Кирилл. Должна.

– Господи... – он выдыхает. – Когда это случилось?

– Вчера вечером. Брат написал мне сегодня утром.

– Когда ты поедешь? И... надолго?

Глава 3.

– Простите, – наконец выдавливаю я, чувствуя, как к горлу подступает ком, а слова складываются в бессмысленную нелепицу. – Мне нужно... Извините.

Я встаю, отодвигая стул, который с громким скрипом проезжает по полу, раздражая слуховые рецепторы всех гостей за соседними столиками. Украдкой бросаю взгляд на Кирилла и вижу, как меняется его лицо – от счастливого ожидания к растерянности и тревоге.

– Аня? – он всё ещё стоит на одном колене, держа в руке коробочку с кольцом, а в его глазах отражаются недоумение и паника.

– Извините, – повторяю я. – Мне очень жаль…

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь в уборную. Слышу за спиной шёпот посетителей, чувствую на себе десятки взглядов, но мне абсолютно наплевать, кто и что обо мне подумает. Сейчас мне нужно убежать, спрятаться, остаться одной.

Запираюсь в одной из кабинок и сажусь на крышку унитаза, обхватывая голову руками. Как он мог? Как Кирилл мог сделать мне предложение именно сегодня? Когда я сказала ему, что мама лежит парализованная, после того, как я плакалась ему в трубку. Он на полном серьёзе решил, что сейчас самое удачное время?! Внутри меня растёт злость – иррациональная, несправедливая, но такая сильная, что я с трудом могу её контролировать.

Иду к раковине, понимая, что мне просто необходимо освежиться, иначе я могу наломать дров и всё испортить. Мою руки и прикладываю мокрые ладошки к щекам и лбу. Смотрю на себя в зеркало и поражаюсь – не так должна выглядеть девушка, которой только что сделал предложение любимый человек. Вместо радости и восторга на моём лице видны лишь усталость и отчаяние. Не то, чтобы я против выйти замуж за Кирилла – всё-таки мы давно вместе, меня хорошо приняла его семья, но сегодня я не хочу думать об этом, не хочу ничего решать.

Но как мне теперь вернуться к Кириллу и его родителям? Что я им скажу после того, как позорно сбежала, выставив их сына идиотом. Всё настолько сложно, что от напряжения головная боль начинает разливаться по вискам, ухудшая моё и без того нестабильное состояние. Опираюсь руками о раковину и закрываю глаза. В голове почему-то всплывает болезненное воспоминание из прошлого, от которого мне до сих пор не по себе – другой парень, другие слова, другие обстоятельства и эмоции.

– Если ты забеременеешь, у меня будет прекрасный повод жениться на тебе как можно раньше.

Горькая усмешка искривляет мои губы. Тогда всё закончилось для меня плачевно, и вот, спустя пять лет мне делает предложение совсем не тот парень, которого я любила в прошлом. Любила, кажется, даже больше, чем саму себя…

Внезапно дверь туалета открывается, и я вздрагиваю. В зеркале вижу отражение Елены Викторовны. Она спокойно подходит к соседней раковине и начинает мыть руки, будто ничего не произошло.

– Елена Викторовна, – произношу я беззвучным голосом, угрюмо глядя на её отражение в зеркале. – Простите меня, пожалуйста. Я не должна была так убегать.

Она поднимает взгляд и смотрит на меня с такой теплотой и пониманием, что у меня перехватывает дыхание.

– Анечка, – она закрывает кран и поворачивается ко мне. – Я буду честна с тобой. Я очень рада, что мой сын сделал тебе предложение. Но я понимаю, что сейчас абсолютно не подходящий момент.

Она берёт бумажное полотенце, тщательно вытирает руки, а затем подходит ко мне и обнимает. Этот жест настолько неожиданный и искренний, что я замираю.

– Девочка моя, – мягко говорит она, и её ласковый успокаивающий голос будто обволакивает меня. – Ты не обязана отвечать ему прямо сейчас. Я понимаю, что голова у тебя совсем другим занята. И Кирилл уже осознал, какую ошибку совершил.

Она отстраняется, но продолжает держать меня за плечи, глядя прямо в глаза.

– Я буду счастлива, если ты станешь частью нашей семьи. Ты же знаешь, что мы с Павлом Сергеевичем уже любим тебя, как родную. Анечка, ты замечательная девушка. Для Кирилла лучше невесты и не придумать, но если ты сейчас не готова, то не нужно себя заставлять. Езжай к маме, там ты сейчас нужнее. Заодно подумаешь хорошо обо всём, разберёшься в себе, и как будешь готова, мы всегда с огромной радостью примем тебя в нашу семью.

Её слова, полные понимания и любви, находят трещину и пробивают брешь в стене, которую я выстроила вокруг себя сегодня. Слёзы, которые я так старательно сдерживала, наконец прорываются.

– Спасибо вам, – говорю я, всхлипывая. – Елена Викторовна, Вы всегда были для меня как вторая мама. Я так благодарна Вам за всё…

Она улыбается и смахивает с щеки одинокую слезинку, и это маленькое проявление эмоций трогает меня до глубины души.

– Елена Викторовна… Я хочу уехать… – тихо признаюсь я, понимая, что она поймёт меня и не осудит. – Не могу сейчас вернуться за стол и делать вид, что всё в порядке.

– Конечно, Анечка, – она понимающе кивает. – Но прошу тебя, позволь Кириллу хотя бы проводить тебя до такси. Он очень переживает.

Я соглашаюсь, осознавая, что так будет правильно. Как бы я не злилась на него сейчас, он не заслуживает такого обращения и игнора с моей стороны.

Мы выходим из уборной вместе с его мамой и возвращаемся к столику. Кирилл сидит, опустив голову, и крутит в руках ту самую бархатную коробочку. Когда он поднимает глаза и видит меня, его лицо озаряется надеждой, но тут же становится серьёзным, когда он замечает мои красные от слёз глаза.

Глава 4.

Неуместная пауза затягивается, и я понимаю, что пора уже посмотреть страху в глаза. В самом прямом смысле этого слова. Я резко поднимаю взгляд и, ожидаемо, вижу перед собой Руслана Раевского. Повзрослевший, возмужавший, но всё так же безошибочно узнаваемый. Его непослушные волосы, по которым он проводил пальцами, когда нервничал, теперь аккуратно зачёсаны назад. Щетина, которой раньше не было, отныне покрывает его подбородок и щёки, делая лицо более мужественным. Между бровями залегла глубокая морщинка, словно высеченная скульптором, делающая взгляд пронзительнее, даже суровее. Но глаза... Боже, эти глаза всё те же – карие, с янтарными крапинками, цвета спелого лесного ореха. Глаза, в которых я когда-то тонула, не желая выплывать и спасаться.

В его взгляде читается целый океан эмоций – изумление, неверие и что-то ещё... Горечь? Сожаление? Тоска? Нет, нет, нет! Я не хочу ничего знать. Не хочу расшифровывать то, что больше не имеет для меня значения.

Я чувствую, как краска отливает от моего лица, а руки предательски дрожат, выдавая бурю, бушующую внутри. Баночка с тыквенным пюре едва не выскальзывает из моих пальцев, и я неуклюже ставлю её обратно на полку, чтобы не устроить здесь погром.

Нас с Русланом разделяет стеллаж с детским питанием. Моя крепость, мой щит, моя граница между прошлым и настоящим. Мой шанс на спасение. Понимаю, что мне нужно уйти. Прямо сейчас. Немедленно.

Ноги двигаются сами собой, унося меня прочь от этого невыносимого столкновения с прошлым. Я не бегу – я практически лечу к выходу, словно на моих ногах не потёртые кроссовки известного спортивного бренда, а крылатые сандалии Гермеса. Позади слышится его голос, который буквально проникает под кожу тысячами тонких иголок.

– Аня! Постой!

Но я не останавливаюсь. Не могу. Не хочу. Пять долгих лет я собирала свою жизнь заново, по кирпичику, как сложную фигурку Лего из сотен мелких деталей, и одна-единственная встреча с Русланом грозит обрушить всё до основания. Как бы я не храбрилась, должна признать, что оказалась не готова. И сейчас позорно, малодушно спасаюсь бегством.

Автоматические двери супермаркета мучительно медленно разъезжаются передо мной, и наконец я вылетаю на улицу. Прохладный вечерний воздух бьёт в лицо, но я ни на мгновение не замедляю шаг. Впереди вижу автобус, подъезжающий к остановке, и бросаюсь к нему, не разбирая номера и не думая о маршруте. Лишь бы уехать прочь, скрыться, исчезнуть.

Я запрыгиваю на подножку в последний момент, когда двери уже начинают закрываться. Краем глаза успеваю заметить Руслана, который стремительно покидает магазин следом за мной. Он озирается по сторонам, а дальше я уже ничего не вижу, ныряя в спасительную глубь автобуса. Двери сразу же закрываются, и он трогается с места.

Всё. Можно выдохнуть, я в безопасности. Прикладываю карту к терминалу, не глядя на сумму списания, и падаю на первое свободное сиденье. Сердце колотится так часто, что грозится проломить грудную клетку, дыхание сбивается. Я чувствую себя загнанным зверем, который чудом избежал капкана.

Какова была вероятность, что я встречу Руслана в первые же часы пребывания в родном городе? Всё выглядит, как чудовищная насмешка судьбы, вот только что-то мне ни капли не смешно. Да, я проявила слабость, сбежала… И что с того? Я не хочу разговаривать с ним, видеться. Мне абсолютно нечему ему сказать.

Теперь я знаю, что Руслан до сих пор живёт в этом городе, хотя, какая мне вообще разница? Это ничего не меняет. Он – всего лишь глава в книге, которую я захлопнула пять лет назад, садясь в самолёт, уносящий меня в Москву, в новую жизнь.

Я смотрю в окно на проплывающие мимо улицы и пытаюсь успокоиться. Дышу глубоко, мысленно считаю до десяти. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Это просто совпадение. Неприятное, но ничего не значащее совпадение. Я приехала сюда только ради мамы. Как только ей станет лучше, я уеду обратно в свою налаженную жизнь, где нет места ни этому городу, ни Руслану.

Выхожу через две остановки, чтобы выполнить просьбу Леры и купить для мамы то, что она просила. В маленьком магазинчике, который находится на углу кирпичного дома, тесно и душно. Я быстро набираю всё необходимое, стараясь не думать о том, что произошло несколько минут назад. Но образ Руслана стоит перед глазами, как назойливое привидение. Особенно его глаза. Всё те же глаза, которые когда-то смотрели на меня с любовью, а потом с холодным безразличием.

Я расплачиваюсь на кассе и выхожу на улицу, отмахиваясь от воспоминаний, затягивающих, как болотная трясина. Вызываю такси до больницы и опускаюсь на скамейку рядом с магазином, измученно закрывая глаза.

Мне нужно собраться, нужно быть сильной. Но правда в том, что я не ощущаю в себе этой силы. Одна случайная встреча – и я снова испуганная девчонка, которая бежит от боли, не разбирая дороги. Нет, так нельзя. Защитная броня, которую я выковывала годами, не может рассыпаться в прах за секунду. Он просто застал меня врасплох. И так слишком много печальных новостей и событий за последние два дня. Если когда-нибудь мы снова случайно столкнёмся в нашем, к сожалению, небольшом городе, я буду готова во всеоружии.

Такси приезжает через пять минут. Я называю адрес больницы и откидываюсь на спинку заднего сиденья, пытаясь собраться с мыслями. Мама не должна видеть меня такой – растерянной, испуганной, загнанной в угол. С прошлым я как-нибудь потом разберусь, сейчас для меня важно моё настоящее – моя мамочка, которая нуждается во мне.

Больница встречает меня давящими светло-зелёными стенами и резким запахом хлорки и антисептика. Сразу бегу в регистратуру, где приветливая женщина с усталыми глазами внимательно выслушивает меня, а потом сверяется с компьютером.

Глава 5.

Эти два слова пронзают меня насквозь, словно пара острых кинжалов. За что мама просит прощения? За то, что заболела? За то, что мне пришлось вернуться в город, который я не хотела больше видеть?

– Мамочка, – я осторожно обнимаю её, боясь причинить боль. – Тебе не за что извиняться. Это я должна просить у тебя прощения. За то, что не звонила так часто, как должна была, за то, что ни разу не приезжала к тебе за эти пять лет, хотя могла…

Мама качает головой, и слёзы струятся по её щекам с новой силой. Я прижимаюсь губами к её лбу, жадно вдыхая единственный самый родной в мире аромат – запах детства, запах абсолютной защищённости. Даже сквозь стерильную больничную атмосферу, сквозь химию лекарств, она всё равно пахнет собой. Моей мамой.

– Я останусь в городе, рядом с тобой, пока ты не поправишься, – шепчу я, бережно перебирая её поредевшие волосы. – Буду приходить каждый день, а потом заберу тебя из больницы. Мы будем жить вместе, будем заниматься, делать необходимые упражнения. Я буду возить тебя на процедуры. Ты поправишься, мамочка. Я тебе обещаю. Всё обязательно будет хорошо.

Она смотрит на меня с такой любовью, с такой благодарностью, что у меня перехватывает дыхание. В этот миг понимаю, что поступила правильно, вернувшись в город. Я ведь не могла по-другому. Несмотря на раздирающую боль воспоминаний, несмотря на призраков прошлого, несмотря на Руслана. Всё меркнет и теряет значение, когда на чаше весов – жизнь и здоровье моей мамы.

Она снова тянется к ручке, но в этот момент дверь распахивается, и в палату заходит медсестра:

– Время посещений закончилось. Вам пора уходить.

Я киваю, достаю из рюкзака влажные салфетки и несколько баночек детского пюре, аккуратно расставляя их на прикроватной тумбочке. Закидываю рюкзак за спину и наклоняюсь, чтобы поцеловать маму на прощание.

– Я приду завтра, рано утром. Принесу твой любимый йогурт с черникой и сама покормлю тебя. Отдыхай, набирайся сил, моя родная.

Мама пытается улыбнуться искривлённым ртом, и эта попытка разбивает снова моё сердце вдребезги. Мысленно успокаиваю себя, что всё будет хорошо, мы с мамой со всем справимся. На выходе из комнаты указываю медсестре на детское питание и почти умоляюще прошу покормить маму, когда она проголодается. Спускаюсь в регистратуру и спрашиваю, могу ли я поговорить с доктором Соколовым.

– Андрей Владимирович уже ушёл, – отвечает женщина, глядя на часы на стене. – Его рабочий день закончился. Он будет завтра с восьми утра.

Я киваю, чувствуя, как что-то внутри меня опускается. Я так надеялась поговорить с ним уже сегодня, узнать больше о состоянии мамы, о прогнозах, о том, что нас ждёт дальше.

– Я поняла, спасибо, – произношу я с вынужденным смирением и отхожу от стойки.

Понимаю, что физически не могу заставить себя покинуть больницу, поэтому опускаюсь на металлическую белую лавочку в коридоре, напротив огромного окна. Мысль о возвращении в свою бывшую квартиру, где мама делила пространство со Стасом и его семьёй, вызывает почти физическую тошноту от волнения. И дело не только в натянутых отношениях с братом. Дело в Руслане, который снова и снова вторгается в мои мысли без приглашения. Он знает мой адрес, а теперь знает, что я вернулась в город. Это абсолютно в его стиле – внезапно возникнуть на пороге и требовать разговора. Только вот какого чёрта ему от меня нужно?

Зачем Руслан заговорил со мной сегодня? После того, как предал меня, разрушил всю мою жизнь до основания, растоптал веру в людей... Впервые с горьким сожалением думаю о том, что зря отвергла предложение Кирилла вчера вечером. Сейчас бы просто продемонстрировала Руслану кольцо на безымянном пальце и послала его на хрен. Вот и весь разговор.

Сижу в больничном коридоре уже почти час, периодически переписываясь с Кириллом в мессенджере. Мимо меня снуют медсёстры, дежурные врачи, пациенты, но постепенно поток людей становится меньше. За окном сгущаются сумерки, а усталость накатывает беспощадными волнами, хотя часы показывают всего девять вечера, а по московскому времени и вовсе всего пять.

Сегодняшний день был бесконечным. Сначала утром мы с Кириллом собрали мои вещи, чтобы освободить комнату в общежитии. Основную часть вещей Кирилл отвёз родителям на хранение, а что-то я забрала с собой. Затем был долгий изнурительный перелёт, неловкое знакомство с семьёй брата, ещё и эта неожиданная встреча с Русланом, потом больница, и мама, такая беспомощная, такая не похожая на себя. И вот теперь мне нужно возвращаться в квартиру, которая когда-то была моим домом, но теперь ощущается чужой территорией.

Я должна была снять номер в гостинице. Это было бы разумнее. Но сейчас слишком поздно, и я смертельно устала, чтобы искать отель на ночь, да и вещи всё равно остались у брата. Я тяжело вздыхаю и достаю телефон. Пора вызывать такси. Как бы мне ни хотелось оттянуть неизбежное, я не могу провести ночь на больничной скамье.

Машина приезжает быстро. Я сажусь на заднее сиденье и уточняю адрес. Водитель кивает и трогается с места. Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу, наблюдая, как город постепенно погружается во тьму. Вспыхивают уличные фонари, безжалостно возвращая меня в далёкое прошлое, где мы с Русланом кружили по вечерним улицам на его байке... Вот почему я так отчаянно не хотела сюда возвращаться. Здесь каждая улица, каждый поворот хранит воспоминания о моей неудавшейся первой любви.

Через двадцать минут такси останавливается возле до боли знакомого подъезда. Я расплачиваюсь и выхожу, окунаясь в вечернюю прохладу. Уже почти стемнело, и двор освещается только тусклым светом парочки работающих фонарей. Я неторопливо иду к дому, и внезапно меня охватывает странное чувство. Будто кто-то смотрит на меня. Я ощущаю этот взгляд физически, как прикосновение к коже, которое оставляет невидимые ожоги.

Глава 6.

Золотистые лучи утреннего солнца пробиваются сквозь полупрозрачные шторы, рисуя на стене причудливые, танцующие узоры. Я с трудом разлепляю веки, на мгновение не понимая, где нахожусь. Но почти сразу же реальность обрушивается на меня безжалостной, оглушительной волной – я в своей старой комнате, в квартире детства, которая теперь кажется музеем прошлой жизни. В месте, где я абсолютно чужая.

Рывком сажусь на скрипучей кровати, потягиваюсь до хруста в позвоночнике и пытаюсь собрать разбегающиеся мысли. Часы показывают 8:20. Для меня это непозволительно поздно, хотя по московскому времени сейчас ещё царит глубокая ночь. Встаю одним движением и достаю из чемодана чистые джинсы и футболку. Переодеваюсь быстро, почти механически, как робот. Странное ощущение – стоять в комнате своего детства, среди выцветших обоев и потёртой мебели. Кажется, будто время здесь остановилось, застыло, а вот я продолжила идти вперёд.

Осторожно, затаив дыхание, открываю дверь – привычка из прошлого, когда я боялась лишний раз выйти из комнаты, чтобы не привлечь внимание вечно раздражённого брата, но в квартире стоит тишина – глубокая, почти осязаемая. Иду на кухню, чтобы, как обычно, выпить стакан воды натощак, и замечаю на столе лист бумаги.

«Стас вернётся после девяти утра. Будешь уходить, захлопни дверь. Вот мой телефон для связи».

Ниже – номер. Я невольно усмехаюсь. Человек, живущий в квартире моего детства, даёт мне указания захлопнуть дверь, словно я случайная гостья, забредшая на ночлег. Впрочем, ведь так оно и есть. Я здесь временно, я чужая.

Иду в ванную, с наслаждением умываюсь холодной водой, которая прогоняет остатки сна и тревожных мыслей, а затем возвращаюсь в комнату и начинаю собирать вещи. Их немного – я толком ничего не распаковывала вчера, зная, что я здесь не дольше, чем на одну ночь. Складываю одежду в чемодан, проверяю документы, деньги. Всё на месте, мне пора уходить. Если честно, не хочу пересекаться с братом лишний раз. Не потому, что боюсь, а потому что он мне просто противен.

Перед выходом ещё раз окидываю взглядом комнату, и сердце болезненно сжимается. Здесь прошло всё моё детство, здесь я мечтала о будущем, строила планы, плакала в подушку, смеялась до колик. Здесь я приняла судьбоносное решение уехать в Москву пять лет назад. И вот я снова стою посреди этой комнаты, но это больше не моя крепость, не моё пристанище. Точно знаю – сегодня я буду ночевать в другом месте, а сюда вернусь разве что за мамиными вещами и орхидеями, которые сиротливо стоят на подоконнике, поникнув хрупкими стеблями, словно понимая, что они здесь никому не нужны. Чем-то мы с ними даже похожи. Через минуту закрываю дверь квартиры, и щелчок замка звучит как точка в предложении – конец одной главы, начало другой, неизведанной и немного пугающей. Жизнь продолжается, и у меня нет другого выбора, кроме как идти вперёд.

Первым делом захожу в магазин за маминым любимым черничным йогуртом и еду в больницу. Около часа я провожу с ней – рассказываю, как прошло вручение дипломов, как познакомилась с Дашенькой и Лерой. Медсестра сказала, что мама снова может глотать, поэтому я помогаю ей позавтракать больничной едой – рисовой кашей и варёным яйцом. В конце завтрака мама уже сама держит ложку и подносит её ко рту. Да, ещё очень неуверенно и медленно, но это уже большой прогресс по сравнению с тем, что было вчера. Я замечаю, как её глаза загораются искорками надежды после этой маленькой, но такой значимой победы, и сама чувствую, как гордость переполняет меня до краёв, и я не в силах сдержать счастливую, сияющую улыбку.

Я помогаю маме попить компот через трубочку, и внезапно в палату заходит невысокий мужчина средних лет в белом халате с усталыми, но внимательными глазами, которыми он смотрит поверх прямоугольных очков.

– Вы Анна? – спрашивает он, обращаясь ко мне. – Как закончите, зайдите ко мне, пожалуйста. Двести третий кабинет на втором этаже.

– Здравствуйте. Мы можем поговорить сейчас, если удобно.

Он кивает, и мы с ним выходим в коридор. Я внутренне готовлюсь к сложному разговору. Сердце стучит уже где-то в горле, но я стараюсь держаться спокойно и уверенно.

– Я доктор Соколов, лечащий врач Вашей мамы. Мы с Вами разговаривали по телефону, – представляется он. – Её состояние стабилизировалось, но впереди ещё долгий путь. Инсульт был обширным, затронуты речевые центры и моторика левой стороны тела.

– Сколько она пробудет в больнице? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя внутри всё дрожит от страха.

– Примерно неделю, потом её можно будет забирать домой. Но, – он делает паузу, – скажу сразу, потребуется серьёзная, комплексная реабилитация. Речь, движение – всё это нужно восстанавливать.

Я киваю, с трудом сглатывая болезненный комок в горле.

– Вы можете дать какие-то прогнозы?

– При правильной реабилитации шансы на восстановление достаточно хорошие. Но это требует времени, терпения и, к сожалению, немаленьких финансовых вложений.

– Скажите, а есть ли смысл перевозить маму в Москву? Я там живу, может, там лечение лучше?

Врач задумчиво трёт подбородок.

– Если у вас неограниченные финансовые возможности, то почему нет. Но смотрите, в Москве такой курс реабилитации будет стоить в два, а то и в три раза дороже. А у нас в городе есть свой хороший центр, с современным оборудованием, недавно построили.