Его. По праву сильного

Глава 1

Запах растворителя и масляных красок. Для меня это был запах дома. Я могла часами стоять у мольберта, забыв о времени, о еде, обо всем на свете. Сейчас я заканчивала натюрморт — задание по живописи. Несколько яблок, старый глиняный кувшин и кусок грубой ткани. Свет из огромного окна мастерской падал на композицию, и мне казалось, я почти поймала нужный блик на боку самого спелого, красного яблока.

— Воронцова, ты тут ночевать собираешься? — раздался за спиной голос Ленки, моей одногруппницы.

Я вздрогнула и обернулась. Она стояла в дверях, уже одетая, с рюкзаком на плече.

— Почти закончила, — улыбнулась я, откладывая кисть. — Еще пару мазков.

— Да бросай ты. Пойдем лучше кофе выпьем. Я такое место нашла, там булочки с корицей просто… — она мечтательно закатила глаза. — Умереть не встать.

— Звучит заманчиво, но мне нужно доделать. Сдача завтра, а у меня еще фон не прописан.

— Как знаешь, трудоголик, — Лена пожала плечами. — Тогда до завтра. Не сиди до ночи, а то превратишься в часть своего натюрморта.

Она махнула рукой и скрылась в коридоре. Я осталась одна. В огромной мастерской, залитой предвечерним светом, стало тихо. Только слышно было, как где-то в конце коридора гудит старая батарея.

Я снова взяла кисть, но работа не шла. Мысли разбегались. Отец обещал позвонить еще днем, но так и не набрал. Наверное, опять закрутился со своим «бизнесом». Последние полгода он был каким-то дерганым. Постоянно говорил по телефону шепотом, уходил в другую комнату, если я заходила. На мои вопросы отмахивался. «Дела, дочка, взрослые дела. Тебе лучше не знать».

Конечно, мне лучше не знать. Мне девятнадцать, я учусь в художественном колледже, и самые большие мои проблемы — это сдача сессии и где найти деньги на новые итальянские кисти, которые стоят как крыло самолета.

Я посмотрела на свой телефон, лежавший на подоконнике. Экран был темным. Ни одного пропущенного. Странно. Обычно, если он обещал, то звонил. Я вздохнула и решила набрать его сама.

Гудки шли долго, мучительно долго. Я уже хотела сбросить, когда на том конце провода раздался щелчок.

— Пап?

В ответ — молчание. Только какое-то шуршание, тяжелое дыхание.

— Папа, это ты? У тебя все в порядке?

— Алиса… — голос отца был хриплым, чужим. Таким я его никогда не слышала. Словно он пробежал несколько километров. — Алиса, слушай меня внимательно.

Холодок пробежал по спине. Я отложила палитру, руки вдруг стали ледяными.

— Что случилось? Твой голос…

— Не перебивай! — рявкнул он, и я вздрогнула. Он никогда на меня не кричал. — Просто слушай. У тебя есть деньги? Наличные?

— Что? Какие деньги? У меня стипендия на карточке, и немного… ну, тысяч пять, наверное, дома лежат. А что?..

— Пять тысяч… — он горько усмехнулся. — Капля в море. Ладно. Слушай. Прямо сейчас… Слышишь? Прямо сейчас собирай самые необходимые вещи. Паспорт, деньги, что-то из одежды. И уезжай.

Мир поплыл перед глазами. Я оперлась рукой о подоконник, чтобы не упасть.

— Куда уезжать? Пап, я ничего не понимаю! Объясни, что происходит!

— Не могу, дочка. Не могу сейчас. Просто сделай, как я говорю. Поезжай к тете Вере в деревню. Отсидись там. Я… я потом все объясню. Когда смогу.

Тетя Вера. Сестра моей покойной мамы. Я не была у нее лет десять. Она жила в какой-то глуши, где даже телефон не всегда ловил.

— Я никуда не поеду, пока ты мне не скажешь, что случилось! На тебя напали? Тебе угрожают?

— Угрожают… — в его голосе прозвучал такой страх, что у меня у самой затряслись коленки. — Алиса, я сделал ошибку. Очень… очень большую ошибку.

— Какую ошибку? Папа!

— Я проиграл, — прошептал он. — Я проиграл всё, дочка. Дом… машину… всё.

Я молчала, пытаясь осознать его слова. Проиграл? Он же обещал, что завязал. После смерти мамы он поклялся, что больше никогда не сядет за карточный стол.

— Ты опять играл? — мой голос дрогнул.

— Да, — выдохнул он. — Думал, отыграюсь. Думал, решу все проблемы. А сделал только хуже. Я… я задолжал.

— Сколько? — спросила я, уже понимая, что ответ мне не понравится.

— Много. Очень много. Таким людям, с которыми нельзя шутить. Они не прощают долгов, Алиса.

В горле встал ком. Я смотрела на свой незаконченный натюрморт — на эти безмятежные яблоки, на спокойный свет… Этот мир рушился на моих глазах, рассыпался на миллионы осколков.

— Мы можем продать квартиру… — начала я лепетать, цепляясь за последнюю соломинку. — У меня есть мамины украшения…

— Поздно, — оборвал он меня. — Уже слишком поздно. Деньги их больше не интересуют.

— А что… что тогда?

На том конце провода повисла тяжелая тишина. Я слышала только его сбитое, рваное дыхание и стук собственного сердца в ушах. Громкий, оглушающий.

— Папа? Ответь мне!

— Они… — он запнулся. — Они придут за тобой, Алиса.

Я перестала дышать. Телефон выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком упал на пол. За мной? При чем здесь я? Это какая-то чудовищная ошибка. Абсурд.

Я нагнулась, подняла телефон. Руки дрожали так, что я едва смогла поднести его к уху.

— Что ты несешь? Зачем я им нужна?

— В уплату долга, — выдавил он. — Я… я поставил на кон всё, что у меня было. И когда не осталось ничего… они… они предложили этот вариант.

Слезы хлынули из глаз, застилая все пеленой. Я мотала головой, отказываясь верить. Нет. Мой отец не мог. Не мог так со мной поступить. Он любил меня.

— Ты лжешь… Ты не мог…

— Прости меня, дочка, — его голос сорвался на всхлип. — Прости, если сможешь. Я думал, у меня будет шанс… я был уверен, что выиграю ту партию…

— Ты проиграл собственную дочь?! — закричала я в трубку, уже не заботясь о том, что меня могут услышать. — Ты отдал меня каким-то бандитам за свои долги?!

— Они уже едут, Алиса. Они знают, где ты. В колледже. Беги! Умоляю тебя, беги!

В трубке послышались какие-то посторонние звуки. Грохот, будто выбили дверь. Мужские голоса.

Глава 2

Я бежала, не разбирая дороги. Легкие горели, в боку кололо, а подвернутая лодыжка отзывалась тупой, ноющей болью на каждый шаг. Я выскочила из проулка на незнакомую улицу и помчалась вдоль ряда припаркованных машин, шарахаясь от каждого звука. Хлопнувшая дверь подъезда, лай собаки, проезжающий мимо автомобиль — все заставляло мое сердце ухать куда-то вниз.

Они ищут меня. Эта мысль билась в голове, как пойманная птица. Они знают мое имя. Знают, где я учусь. Значит, они знают и где я живу.

Домой нельзя.

Осознание этого простого факта накрыло меня ледяной волной. Мне некуда идти. Квартира, где я выросла, где осталась мамина фотография на комоде, где пахло папиным одеколоном и свежей выпечкой по выходным — теперь это самое опасное место в городе.

Слезы снова подступили к глазам, но я яростно смахнула их. Плакать нельзя. Сейчас нельзя. Нужно думать.

Папа сказал ехать к тете Вере. В деревню. Это несколько часов на автобусе. Автовокзал… Мне нужно на автовокзал.

Я остановилась, тяжело дыша, и огляделась. Фонари уже зажглись, город погружался в синие сумерки. Я понятия не имела, в каком районе нахожусь. Нужно поймать такси.

Я достала телефон. Экран светился трещиной после падения. Пальцы дрожали так, что я с трудом смогла открыть приложение. Заказать машину… Адрес отправления? Я огляделась. Угловой дом, улица Цветочная, 12. Я вбила адрес, а в графе «куда» написала «Автовокзал».

«Поиск машины…»

Полоска на экране ползла мучительно медленно. Каждая секунда казалась вечностью. Я вглядывалась в темноту улицы, ожидая увидеть черный тонированный джип, как в плохих фильмах. Мне казалось, что из-за каждого угла на меня смотрят.

Наконец приложение пискнуло. «К вам едет белая Skoda, номер 734». Пять минут.

Пять минут. Я могу продержаться пять минут. Я забилась в тень большого дерева, стараясь стать невидимой. Прижала к груди рюкзак. Внутри — кошелек с пятью тысячами и студенческим, паспорт, ключи от квартиры, которые мне больше не понадобятся. И телефон.

Телефон! Они могут отследить меня по нему!

Пальцы снова забегали по экрану. Выключить. Просто выключить его к черту. Но как же такси? Я увижу машину, сяду, и только потом выключу. Да. Такой план.

Мысли в голове путались. Папа. Что с ним? Тот спокойный, ледяной голос в трубке… И крик отца. Его забрали? Избили? Хуже?..

Нет. Не думать об этом. Я не могу позволить себе сейчас об этом думать, иначе просто развалюсь на части прямо здесь, на тротуаре.

Прошло три минуты. Четыре. На углу улицы показались фары. Белая Skoda. Номер 734. Слава богу.

Я выскочила из тени и махнула рукой. Машина притормозила рядом. Я дернула ручку задней двери и заскользнула внутрь.

— Здравствуйте. На автовокзал, — выдохнула я, захлопывая дверь.

Водитель, мужчина средних лет с уставшим лицом, кивнул, не оборачиваясь.

— Понял.

Машина тронулась. Я откинулась на сиденье и только сейчас позволила себе сделать глубокий вдох. Я в безопасности. Хотя бы на время.

Я достала телефон и выключила его. Экран погас, и вместе с ним погасла моя последняя связь с прошлой жизнью.

Мы ехали по вечернему городу. Я смотрела в окно на огни, на людей, спешащих по своим делам. Кто-то шел с работы, кто-то — на свидание. У них были свои обычные, нормальные жизни. А моя жизнь несколько минут назад закончилась.

Меня проиграли. Как вещь. Как машину или часы.

Горький ком подкатил к горлу. Как он мог? Отец, который учил меня рисовать, который читал мне на ночь сказки, который всегда говорил, что я его самое большое сокровище. Как он мог променять свое сокровище на азарт игры?

Я вспомнила его голос. В нем был не только страх, но и стыд. Ужасный, всепоглощающий стыд. И отчаяние. Он понимал, что наделал. Но мне от этого было не легче.

— Девушка, приехали, — вывел меня из ступора голос водителя.

Я вздрогнула. Мы стояли у главного входа на автовокзал.

— Сколько с меня?

— Четыреста двадцать рублей.

Я отсчитала деньги, дрожащими руками протянула водителю и выскочила из машины.

Здание автовокзала гудело, как растревоженный улей. Толпы людей, объявления по громкой связи, запах чебуреков и дорожной пыли. Я поежилась. Мне нужно было в кассу.

— До Верхних Ключей есть билет? — спросила я у сонной женщины в окошке. Именно так называлась деревня, где жила тетя Вера.

— Есть. На двадцать два тридцать. Последний рейс, — безразлично ответила она.

Я посмотрела на большие часы над кассами. Девять вечера. Ждать еще полтора часа. Здесь. На виду у всех.

— Мне нужен один, — я протянула ей деньги.

Получив билет, я отошла в сторону и огляделась. Зал ожидания был забит. Свободных мест почти не было. Я нашла одно кресло в самом углу, рядом с каким-то дремлющим мужчиной, и вжалась в него. Рюкзак я поставила на колени и крепко обняла.

Полтора часа. Нужно просто сидеть тихо и не привлекать внимания.

Время тянулось невыносимо. Я смотрела на людей, слушала обрывки их разговоров. Кто-то жаловался на мужа, кто-то хвастался покупками, студенты громко смеялись. Обычная жизнь, которая проходила мимо меня.

Я чувствовала себя прозрачной. Невидимкой. Словно меня накрыли стеклянным колпаком, из-под которого я могла только наблюдать.

Внезапно у главного входа в вокзал я увидела их.

Двое мужчин. Высокие, в одинаковых темных куртках. Они не спешили, просто стояли и медленно осматривали толпу. Так хищники высматривают жертву.

Сердце пропустило удар. Это они. Я не знала, как я это поняла, но я была уверена. Это они.

Один из них что-то сказал второму и двинулся вглубь зала, проходя мимо касс. Второй остался у входа. Они действовали методично, спокойно, прочесывая зал взглядами.

Меня охватил панический ужас. Они нашли меня. Как? Неужели таксист… Нет, бред. Может, камеры в городе? Я не разбиралась в этом. Но это было уже неважно.

Нужно было уходить. Прямо сейчас.

Глава 3

Его шаги затихли на лестнице. Я осталась стоять посреди огромного, гулкого холла, чувствуя себя маленькой и потерянной. Рядом неподвижной тенью замер Тимур. Воздух, казалось, звенел от последних слов Багирова: «От меня не сбегают». Это была не угроза. Это был неоспоримый факт, как то, что солнце встает на востоке.

Я не могла сдвинуться с места. Ноги, казалось, приклеились к холодному мраморному полу. Все, что произошло за последние несколько часов, — звонок отца, погоня, этот страшный человек — казалось сюрреалистичным сном. Я все ждала, что вот-вот проснусь в своей комнате, и единственной моей проблемой будет незаконченный натюрморт.

Но я не просыпалась.

— Пройдемте, — ровный голос Тимура вырвал меня из оцепенения.

Он указал рукой на ту же лестницу, по которой только что поднялся его босс. Я вздрогнула. Туда? К нему?

Словно прочитав мои мысли, Тимур добавил:

— Руслан Асланович в другой части дома. Ваша комната в гостевом крыле.

Гостевое крыло… Звучало почти вежливо. Как будто меня пригласили.

Я медленно, как во сне, пошла к лестнице. Каждый шаг отдавался болью в подвернутой лодыжке, но я старалась не хромать. Не показывать слабость. Хотя какой в этом смысл? Они и так все про меня знают. Они знают, что я слаба.

Мы поднялись по широкой лестнице из темного дерева. На втором этаже был длинный коридор с несколькими одинаковыми дверями. Стены были почти голыми, лишь изредка висели большие абстрактные картины в черно-белых тонах. Ни одной фотографии. Ни одной личной вещи. Этот дом был таким же холодным и безжизненным, как и его хозяин.

Тимур остановился у последней двери и открыл ее.

— Это ваша комната.

Я нерешительно шагнула внутрь. И замерла.

Комната была огромной. Больше, чем вся наша с отцом гостиная. В центре стояла широченная кровать с белоснежным покрывалом, заправленная с такой идеальной точностью, что на нее было страшно даже присесть. У стены — туалетный столик с большим зеркалом. Встроенный шкаф занимал целую стену. И, как и внизу, одна стена была полностью стеклянной, от пола до потолка. За ней был балкон и вид на темный, тихий сад.

Золотая клетка. Именно так это и называется.

— Ванная комната здесь, — Тимур указал на неприметную дверь рядом со шкафом.

Я молча кивнула.

Он не уходил. Стоял в дверях, наблюдая за мной. Я чувствовала его взгляд спиной.

— Мой телефон… — тихо спросила я, поворачиваясь к нему. — Вы его забрали?

— Да, — спокойно ответил он. — Как и все содержимое вашего рюкзака. Паспорт, ключи. Все это будет храниться у меня.

Они забрали мой телефон. Мою единственную связь с миром. С Ленкой, с одногруппниками. Со всем, что осталось от моей прежней жизни.

— Но… почему?

— Правила, — он говорил так, словно объяснял ребенку, почему нельзя трогать горячий чайник. — Теперь вы живете по правилам этого дома.

Я смотрела на него, ожидая продолжения.

— Правила простые, — продолжил он, заметив мой взгляд. — Первое. Вы не покидаете территорию дома без разрешения хозяина. То есть, без разрешения Руслана Аслановича.

Хозяин. Он сказал «хозяин». У меня внутри все похолодело.

— Второе. Никаких телефонов, ноутбуков, никакого интернета. Любые контакты с внешним миром — только через хозяина.

— Но как же моя учеба? — вырвалось у меня. — Мне нужно…

— Ваша учеба больше не имеет значения, — отрезал он. — Третье. В доме есть персонал. Мария Ивановна, домработница. Она придет утром. Вы можете обращаться к ней с бытовыми просьбами. Еда, уборка. Но никаких разговоров о вашей прошлой жизни, о том, как вы здесь оказались, или о делах хозяина. Это запрещено.

Я сглотнула. Запрещено. Все запрещено.

— И последнее, — он сделал паузу, его взгляд стал жестче. — Самое главное. Вы делаете то, что говорит хозяин. Без вопросов и возражений. Ваша жизнь здесь будет зависеть только от вашего послушания. Вам ясно?

Я смотрела в его бесцветные глаза и видела в них лишь стальную стену. Спорить, кричать, умолять — все было бесполезно.

— Ясно, — прошептала я. Слова застревали в горле.

— Хорошо, — он, казалось, был удовлетворен. — Еду вам принесут через час. Если что-то понадобится, в стене у кровати есть кнопка вызова. Но я бы не советовал злоупотреблять.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Подождите! — крикнула я ему в спину.

Он остановился, не оборачиваясь.

— Мой отец… Умоляю, скажите, что с ним? Он жив?

Тимур помолчал несколько секунд.

— Жив, — коротко бросил он. — Но вам лучше о нем забыть. Он сделал свой выбор.

Дверь за ним тихо закрылась. Щелкнул замок.

Я осталась одна. В огромной, роскошной, пустой комнате. В своей тюрьме.

Несколько минут я просто стояла, глядя на дверь. Потом ноги подогнулись, и я опустилась на толстый, мягкий ковер. Слезы, которые я так долго сдерживала, хлынули наружу. Я плакала беззвучно, давясь рыданиями, закрыв рот руками. Плакала от страха, от бессилия, от предательства отца.

Он жив. Но мне лучше о нем забыть.

Он продал меня. Подписал бумаги. И теперь моя жизнь мне не принадлежала. Она принадлежала человеку с ледяными глазами, который называл себя моим хозяином.

Сколько я так сидела, я не знаю. Может, десять минут, а может, час. Наконец, слезы иссякли. Осталась только звенящая пустота внутри и тупая боль.

Я встала. Подошла к стеклянной стене. За ней была ночь. Ни одного огонька, ни одного звука. Идеальная изоляция.

Я посмотрела на свое отражение в темном стекле. Растрепанная девчонка с красными от слез глазами, в грязной толстовке. Это все, что осталось от прежней Алисы.

Внезапно в дверь тихо постучали. Я вздрогнула и отскочила от окна.

— Войдите… — прошептала я.

Дверь открылась, но это был не Тимур. На пороге стояла пожилая женщина в простом темном платье и фартуке. У нее было доброе, морщинистое лицо и уставшие глаза.

— Девушка, я принесла вам… — она замерла, увидев меня. — Господи, дитя…

Глава 4

Рассвет прокрался в комнату серой, безжизненной полосой света. Я не спала. Всю ночь я просидела в углу кровати, сжавшись в комок, и смотрела на дверь. Каждый шорох в доме заставлял меня вздрагивать. Но он не пришел.

Когда небо за окном стало совсем светлым, я поняла, что больше не могу сидеть. Тело затекло и превратилось в один сплошной комок боли. Я встала, подошла к окну. Утренний туман стелился над идеальным газоном. Ни души. Дом спал. Или делал вид, что спит.

Я чувствовала себя грязной. Липкий страх, бессонная ночь — все это хотелось смыть. Я пошла в ванную, включила душ. Горячая вода немного помогла расслабить сведенные мышцы. Я долго стояла под тугими струями, пытаясь ни о чем не думать. Но мысли лезли в голову сами.

Что будет сегодня? Он придет? Заговорит со мной? Или это молчание и есть моя новая реальность?

Выйдя из душа, я завернулась в огромный пушистый халат. На туалетном столике, рядом с рядами косметики, я заметила то, чего не было вчера вечером. Зубная щетка в упаковке, паста, расческа.

Он позаботился и об этом.

Меня передернуло. Эта методичная, холодная забота пугала больше, чем крики и угрозы. Он не просто держал меня в клетке. Он ее обустраивал. Делал так, чтобы у меня не было ни одной причины жаловаться на бытовые неудобства. Чтобы ничто не отвлекало меня от главной мысли: я — его вещь.

Я надела те же самые брюки и свитер, которые он прислал. Другой одежды у меня не было. Расчесала влажные волосы. Девушка в зеркале все еще выглядела чужой. Бледная, с темными кругами под глазами.

Ровно в восемь утра в дверь тихо постучали. Я уже знала, кто это.

— Войдите.

Мария Ивановна вошла с подносом. Сегодня на нем была овсяная каша с ягодами, тосты с джемом и чашка кофе. Запах кофе… Я так давно его не пила.

— Доброе утро, — тихо сказала она, ставя поднос на столик. Она старалась не смотреть мне в глаза. — Руслан Асланович распорядился, чтобы вы завтракали в комнате.

Значит, видеть меня за своим столом утром он не желает. Какое облегчение.

— Спасибо.

— Ты хоть поела вчера? — не выдержала она, бросив взгляд на нетронутый поднос с ужином, который стоял на полу у двери.

— Я… не смогла.

Она тяжело вздохнула.

— Надо, деточка. Надо себя заставлять. Иначе совсем силы потеряешь.

Она забрала вчерашний поднос и вышла. Замок снова щелкнул.

Я села за стол. Кофе был вкусным. Крепким и горьким. Я сделала несколько глотков, и это немного привело меня в чувство. Покопалась ложкой в каше. Проглотила пару ложек. Больше не смогла. Тошнота подступала к горлу.

И начался день. Самый длинный и пустой день в моей жизни.

Я сидела у окна и смотрела в сад. Потом ходила из угла в угол по своей комнате. Пятнадцать шагов туда, пятнадцать обратно. Я пересчитала плитки на полу в ванной. Изучила узор на ковре. Время остановилось.

Здесь не было ничего, что могло бы меня занять. Ни книг, ни телевизора, ни даже простого блокнота с ручкой. Только четыре стены, дорогая мебель и тишина. Давящая, оглушающая тишина.

В час дня Мария Ивановна принесла обед. Суп и салат. Я снова заставила себя съесть несколько ложек.

— Мария Ивановна, — окликнула я ее, когда она уже собиралась уходить.

Она остановилась в дверях.

— Можно мне… можно мне какую-нибудь книгу? Пожалуйста.

Она посмотрела на меня с сочувствием.

— Я спрошу у Руслана Аслановича. Без его разрешения я ничего не могу.

И ушла.

Конечно. Даже книга — только с его разрешения.

Я снова осталась одна. Я подошла к окну и прижалась к стеклу. Солнце стояло высоко. Где-то там, за высоким забором, кипела жизнь. Ленка сейчас, наверное, сидит в кафе и ругает меня за то, что я не отвечаю на сообщения. В колледже идут занятия. Кто-нибудь заметил, что я пропала? Сообщил куда-нибудь? Или все решили, что я просто заболела?

А отец… Что он делает сейчас? Думает ли он обо мне? Или пытается найти деньги, чтобы выкупить меня? Глупости. Тимур сказал забыть о нем.

Я закрыла глаза. Перед ними встало лицо Багирова. Его ледяные глаза. Его спокойный, властный голос.

«Принадлежишь мне».

После обеда я не выдержала и легла на кровать. Усталость от бессонной ночи навалилась свинцовым одеялом. Я провалилась в тяжелый, тревожный сон без сновидений.

Проснулась я от стука в дверь. Уже вечерело, комната была в сумерках. Я села на кровати, пытаясь понять, где я.

На пороге стоял Тимур.

— Руслан Асланович ждет вас к ужину. Через пятнадцать минут.

Все повторилось, как в страшном сне. Я снова пошла в ванную, умылась холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало. Выглядела я не лучше, чем утром.

Ровно через пятнадцать минут Тимур снова был у моей двери. Он молча повел меня вниз по лестнице.

Столовая была огромной и пустой. Длинный стол из темного дерева мог бы вместить человек двадцать, но накрыт он был только на двоих. На противоположных концах.

Руслан Багиров уже сидел на своем месте. Он был одет в простую черную футболку, которая обтягивала его мощные плечи, и темные джинсы. Домашняя одежда. Но он не выглядел расслабленным. Он был похож на хищника в своей клетке.

Он не поднял головы, когда я вошла. Он смотрел в свой телефон.

Тимур указал мне на мое место и бесшумно удалился.

Я села на стул. Между нами было метров пять пустого, отполированного дерева. И тишина.

Вошла Мария Ивановна. Она поставила передо мной тарелку с запеченной рыбой и овощами. Перед ним — тарелку с большим куском мяса. Потом налила мне в бокал воды, а ему — красного вина. И так же молча ушла.

Я сидела, боясь пошевелиться. В руках держала вилку и нож, но не решалась прикоснуться к еде.

Он отложил телефон. Взял свои приборы. И начал есть.

Он ни разу не посмотрел в мою сторону. Вообще. Он ел медленно, сосредоточенно, словно меня не было в этой комнате. Словно я была пустым местом. Предметом интерьера.

Единственными звуками в огромной столовой были тихий стук его вилки о тарелку и мои собственные судорожные вдохи.

Глава 5

Я проснулась от того, что на шее что-то похолодело. Рука сама потянулась к горлу и наткнулась на тонкую цепочку. Ошейник. Я не снимала его на ночь. Не смогла. Замочек был крошечным, а мои пальцы не слушались. Да и какой в этом смысл? Он бы заставил надеть его снова.

Я села на кровати. Вчерашний день прокручивался в голове, как плохой фильм. Магазин. Десятки вешалок с чужой одеждой. Его холодный, оценивающий взгляд. И эта цепочка. Клеймо.

В комнате было тихо. За окном светало. Я встала и подошла к зеркалу. Темно-синее платье, в котором я вчера вернулась, висело на спинке стула. На шее тускло поблескивал золотой кулон. Он выглядел чужеродно на моей коже. Словно метка, которую ставят скоту на ферме.

Я пошла в душ, пытаясь смыть с себя это ощущение. Ощущение того, что меня раздели, а потом одели в то, что выбрал он. Что меня пометили.

Когда я вышла, в комнате уже стояли коробки и пакеты. Много. Их, видимо, привезли рано утром. Моя «новая жизнь», доставленная курьером. Я открыла одну из коробок. Внутри лежал мягкий бежевый джемпер и идеально сидящие джинсы. Красиво. Дорого. И совершенно не мое.

Я оделась. Новая одежда была удобной, но я чувствовала себя в ней как в чужой шкуре. Как будто я играла роль в спектакле, который не выбирала.

Завтрак принесла Мария Ивановна. Она поставила поднос и, собираясь уходить, задержалась в дверях.

— Деточка, — начала она нерешительно. — Ты бы… ты бы по дому прошлась, что ли. Не сиди в четырех стенах, с ума сойдешь.

— А мне можно? — удивилась я.

— А кто ж тебе запретит? — она пожала плечами. — Дом большой. Хозяин сегодня с утра уехал по делам, до вечера не будет. Тимур тоже с ним. Так что… гуляй. Только за порог, конечно, ни-ни.

Она подмигнула мне и вышла, оставив дверь в коридор незапертой.

Впервые за все это время замок не щелкнул.

Я быстро съела завтрак. Мысль о том, что его нет дома, дарила пьянящее чувство… не свободы, нет. Но какой-то передышки. Словно хищник ушел на охоту, и у мышей появилось несколько часов, чтобы высунуть нос из норки.

Я вышла из комнаты. Коридор был пуст и тих. Я медленно пошла по нему, не зная, куда иду. Просто шла, чтобы идти.

Я спустилась на первый этаж. Осмотрела огромную, холодную гостиную. Прикоснулась к ледяной поверхности стеклянного стола. Здесь не было ни одной фотографии, ни одной книги или журнала. Ничего, что говорило бы о жизни. Просто идеальная картинка из журнала по дизайну интерьеров.

Кухня была такой же. Сверкающая сталь, темные фасады, идеальный порядок. Словно здесь никогда не готовили.

Я бродила по дому минут двадцать. Все комнаты были похожи одна на другую. Безликие, дорогие и пустые. Я уже собиралась вернуться в свою тюрьму, как вдруг заметила в конце одного из коридоров дверь. Она отличалась от остальных. Была не современной, гладкой, а старой, из темного, почти черного дерева, с тяжелой латунной ручкой.

Любопытство пересилило страх. Я подошла и осторожно потянула ручку на себя.

Дверь поддалась с тихим скрипом.

И я замерла.

В нос ударил запах, от которого у меня перехватило дыхание. Запах старой бумаги, кожаных переплетов и пыли. Запах, который я так любила.

Это была библиотека.

Огромная, в два этажа. От пола до самого потолка тянулись стеллажи, уставленные тысячами книг. В центре стояли два глубоких кожаных кресла и столик. Свет лился из высокого окна, и в его лучах танцевали пылинки.

Я шагнула внутрь, и дверь за мной тихо закрылась. И тишина здесь была совсем другой. Не давящей и пустой, как во всем доме, а… живой. Уютной. Казалось, сами книги дышали, храня свои истории.

Я медленно пошла вдоль стеллажей, проводя кончиками пальцев по корешкам. Классика, история, философия, альбомы по искусству…

Я взяла с полки тяжелый том — «История импрессионизма». Открыла его. Глянцевые страницы, яркие репродукции Моне, Ренуара, Дега… Я перелистывала страницы, и впервые за последние дни почувствовала, как тугой узел страха внутри меня немного ослабевает.

Это было мое. Мой мир. То, что я любила и понимала. То, чего он не мог у меня отнять.

Я прошла вглубь библиотеки и увидела, что она не заканчивается стеллажами. Дальняя стена была полностью стеклянной и выходила в небольшую пристройку. Зимний сад.

Я толкнула стеклянную дверь и вошла. Здесь было тепло и влажно, пахло землей и цветами. Десятки растений в горшках и кадках тянулись к свету, который лился сквозь стеклянную крышу. Орхидеи, фикусы, какие-то вьющиеся лианы… Среди всей этой зелени стояло небольшое плетеное кресло.

Оазис. Настоящий оазис жизни посреди мертвого, стерильного дома.

Я села в кресло, поставив тяжелый альбом с картинами себе на колени. Здесь, среди книг и цветов, я наконец-то смогла дышать полной грудью. Я нашла свое убежище.

— Вот ты где.

Я вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. В дверях библиотеки стояла Мария Ивановна с двумя чашками в руках.

— Испугала? Прости, — она виновато улыбнулась. — Я смотрю, ты нашла хозяйскую берлогу.

— Хозяйскую? — переспросила я.

— Ну да. Он сюда почти никогда не заходит. Это все от прежних владельцев осталось. Он хотел все вывезти, да руки, видно, не дошли.

Она подошла и протянула мне чашку. Ароматный пар поднимался над ней. Травяной чай.

— Вот, думаю, замерзла тут сидеть. Выпей, согреешься.

— Спасибо, — я взяла чашку. Ее пальцы на мгновение коснулись моих. Теплые. Живые.

Она села на край большой кадки с фикусом.

— Хорошее место, да? — кивнула она на книги и растения. — Душевное. Не то что остальной дом.

— Очень, — согласилась я. — Как будто другая вселенная.

Мы помолчали. Я сделала глоток чая. Сладкий, с нотками мяты и мелиссы.

— Мария Ивановна, — решилась я. — А вы… вы давно на него работаете?

Она поджала губы, и я поняла, что снова нарушаю правила.

— Давно, деточка. Еще когда он… другим был.

— Другим?

Глава 6

Его губы были жесткими. Требовательными. Это не было похоже на поцелуй. Это было наказание. Клеймо. Способ доказать свою власть до конца, сломить мой последний очаг сопротивления.

Я замерла на одну секунду, парализованная шоком. А потом в меня словно ударила молния. Вся ярость, все унижение, весь страх этих дней сконцентрировались в одном движении. Я со всей силы уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула.

Он не ожидал этого. Он отшатнулся на шаг назад.

— Не трогай меня! — закричала я, голос сорвался от ярости и слез. — Никогда! Слышишь, никогда не смей меня трогать!

Я вытирала губы тыльной стороной ладони, снова и снова, с отвращением, словно пыталась стереть с себя его прикосновение. Стереть его грязь.

Он смотрел на меня. Его глаза потемнели, превратились в два черных колодца. Ледяная маска треснула, и под ней на мгновение показалась неприкрытая, холодная ярость. Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно вжалась в стену.

Но он не тронул меня. Он остановился, сжал руки в кулаки так, что побелели костяшки.

— Уйди, — прорычал он. Тихо, но так, что у меня по спине пробежал ледяной холод. — В свою комнату. И чтобы я тебя не видел.

Я не заставила себя просить дважды. Я бросилась к двери, вылетела из кабинета и побежала по коридору, вверх по лестнице. Я не слышала его шагов за спиной. Он не преследовал меня.

Влетев в свою комнату, я захлопнула дверь и прижалась к ней спиной, тяжело дыша. Сердце колотилось как бешеное. Я подбежала к ванной, включила холодную воду и начала умываться, почти сдирая кожу. Но ощущение его губ не проходило.

Я смотрела на свое отражение в зеркале. Заплаканная, испуганная, униженная. Он добился своего. Он сломал меня.

В тот вечер никто не позвал меня на ужин. И я была этому рада. Я бы не смогла сидеть с ним за одним столом. Не после этого. Я забилась в угол кровати и так и просидела до глубокой ночи.

Следующий день прошел в тумане. Я не выходила из комнаты. Мария Ивановна молча приносила еду и так же молча уносила нетронутые тарелки. Она видела мое состояние, но ничего не спрашивала. Наверное, здесь было не принято задавать вопросы.

Он не появлялся. И эта тишина была хуже крика. Я не знала, что он задумал. Что будет дальше? После того, как я посмела его оттолкнуть. После того, как я закричала на него.

Я медленно умирала в этой золотой клетке. У меня не было ничего. Ни книг, ни музыки, ни простого карандаша. Только мои мысли. И они меня съедали. Я вспоминала дом, свою мастерскую в колледже, запах красок. Я так отчаянно хотела рисовать. Взять кисть и выплеснуть на холст всю свою боль, весь свой гнев, всю свою ненависть к нему. Но у меня не было ни холста, ни красок.

На третий день утром в дверь постучали. Я думала, это Мария Ивановна с завтраком. Но на пороге стоял Тимур. В руках он держал большую картонную коробку.

— Это вам, — сказал он своим обычным безэмоциональным тоном.

— Что это? — настороженно спросила я.

— Распоряжение Руслана Аслановича.

Он поставил коробку на пол в комнате и ушел.

Я с недоверием смотрела на коробку. Что это? Очередная порция дорогой одежды? Или что-то похуже? Я боялась ее открывать. Что, если это какая-то жестокая шутка?

Любопытство все-таки победило. Я опустилась на колени и осторожно открыла крышку.

И замерла.

В коробке лежало все, о чем я мечтала. Профессиональный набор масляных красок. Десятки тюбиков всех цветов радуги. Набор кистей из натуральной щетины. Мастихины. Разбавитель, который пах так знакомо, так по-домашнему. Несколько грунтованных холстов разного размера. И небольшой настольный мольберт.

Я сидела на полу и смотрела на это сокровище. Слезы сами потекли из глаз. Но это были не слезы отчаяния. Это было что-то другое.

Зачем? Зачем он это сделал?

Это еще одна игра? Еще один способ контроля? Дать мне то, чего я хочу больше всего, чтобы потом отнять? Чтобы показать, что даже мое творчество, моя душа — и та в его власти?

Я достала из коробки тюбик с ультрамарином. Мой любимый цвет. Повертела в руках.

И мне было все равно, какая у него цель. Все равно, что он задумал.

Я просто хотела рисовать.

Я расставила все на полу у большого окна, где было больше всего света. Поставила холст на мольберт. Выдавила на палитру краски. Взяла кисть.

И в тот момент, когда кончик кисти коснулся белого холста, я забыла обо всем. О том, где я. О том, что я пленница. О нем.

Я рисовала несколько часов без перерыва. Я не слышала, как приходила Мария Ивановна с обедом. Я не чувствовала голода. Была только я, холст и краски. Я смешивала цвета, наносила мазки — резкие, яростные. Я не думала о том, что я рисую. Рука двигалась сама.

Это был не пейзаж и не натюрморт. Это был взрыв. Взрыв темных, почти черных тонов, сквозь которые пробивались кроваво-красные и ядовито-желтые всполохи. Это была моя боль. Моя ненависть. Моя клетка.

Когда я очнулась, солнце уже клонилось к закату. Вся моя спина болела, пальцы были перепачканы краской. Я отступила на шаг и посмотрела на то, что у меня получилось.

На холсте был хаос. Но это был мой хаос.

Я почувствовала невероятное облегчение. Словно я выкричалась после долгого молчания.

Я была так поглощена своей работой, что не услышала, как открылась дверь.

Я почувствовала его присутствие спиной. Холод, который исходил от него. Я медленно обернулась.

Руслан стоял на пороге. Он был в деловом костюме, видимо, только что вернулся. Он не смотрел на меня. Он смотрел на холст.

Я замерла, ожидая его реакции. Что он скажет? Разозлится, что я устроила беспорядок? Прикажет все убрать?

Он молчал. Он просто смотрел на мою картину. Его лицо было, как всегда, непроницаемым. Но я стояла близко. И я увидела.

В его глазах, на одну короткую секунду, промелькнуло что-то новое. Что-то, чего я никогда раньше в них не видела. Это не было злостью или безразличием. Это было… удивление? Смешанное с чем-то еще. С чем-то, что я не могла понять. Словно он смотрел не на бессмысленную мазню, а видел в ней что-то осмысленное. Что-то, что он, возможно, даже понимал.

Глава 7

Утро началось странно. С тишины, которая не давила. После вчерашнего разговора за ужином что-то изменилось. Он все еще был холодным, далеким айсбергом, но я знала, что под толщей льда что-то есть. Что-то, что заставило его прислать мне краски.

Около полудня, как он и обещал, приехал Тимур. Он молча занес в мою комнату несколько больших папок и плоский деревянный ящик.

— Это все, что было в вашей ячейке в мастерской, — ровным голосом доложил он.

Когда он ушел, я с замиранием сердца открыла первую папку.

Мои работы. Мои этюды, наброски, незаконченные акварели. Вот тот самый пейзаж, который висел на стене в колледже. Вот портрет Ленки, который я рисовала на втором курсе. Вот наброски рук, ног, складок ткани… Целый мир. Мой мир. Частичка моей души, которую я считала потерянной навсегда, вернулась ко мне.

Я села на пол, разложив вокруг себя рисунки. Я касалась их кончиками пальцев, вдыхала знакомый запах бумаги и карандаша. И впервые за долгое время я улыбнулась.

Я так увлеклась, что не заметила, как пролетело время. День прошел в рисовании. Я чувствовала себя почти… счастливой. Словно на несколько часов я сбежала из этой тюрьмы, вернулась в свою прежнюю жизнь.

Вечером, спускаясь к ужину, я чувствовала себя иначе. Увереннее. У меня снова было что-то свое. То, что он не мог контролировать.

Руслан уже сидел за столом. Он поднял на меня взгляд, когда я вошла. В его глазах не было ничего, кроме привычного холода, но я знала, что он заметил перемену во мне.

Ужин прошел в обычном молчании. Но сегодня оно меня не угнетало. Я думала о своих рисунках. О том, что завтра я начну новый большой холст.

Когда Мария Ивановна унесла тарелки, я уже собиралась встать и уйти.

— Послезавтра вечером мы едем на одно мероприятие, — сказал Руслан, не отрываясь от своего телефона.

Я замерла.

— Что? Куда?

— Это закрытый прием. У одного моего… партнера по бизнесу. Будут все нужные люди. И ты поедешь со мной.

Его тон не предполагал возражений.

— Зачем? — вырвалось у меня. — Зачем я вам там нужна?

Он медленно поднял на меня глаза. В них блеснул лед.

— Ты будешь моей спутницей. Будешь стоять рядом, улыбаться и молчать. Будешь делать то, что я скажу. Это часть твоих… обязанностей.

Часть моих обязанностей. Он снова напоминал мне, кто я. Не человек. А вещь. Трофей, который нужно продемонстрировать другим хищникам.

— Я не хочу, — тихо, но твердо сказала я.

— А тебя никто не спрашивает, — отрезал он. — Завтра днем приедет стилист. Подберет тебе платье и все остальное. Будь готова к трем.

Он встал из-за стола и, не сказав больше ни слова, вышел.

Вся моя хрупкая радость, вся уверенность, которую я обрела днем, рассыпалась в пыль. Он снова показал мне мое место.

Следующий день прошел как в бреду. Я пыталась рисовать, но руки не слушались. Мысли были только о предстоящем вечере. О том, как я появлюсь в обществе этих… «нужных людей». Что они подумают? Что они скажут?

Ровно в три приехала девушка-стилист. Веселая, щебечущая, она впорхнула в мою комнату с несколькими огромными чехлами для одежды. Она не задавала лишних вопросов, просто делала свою работу.

— Так, посмотрим на нашу модель! — пропела она, оглядыдев меня с ног до головы. — Руслан Асланович просил что-то элегантное, но с характером.

Она расстегнула первый чехол. И я ахнула.

Платье было из тяжелого, струящегося шелка, глубокого изумрудного цвета. Длинное, в пол, с открытой спиной и высоким разрезом на ноге. Оно было невероятно красивым. И невероятно откровенным.

— Нет, — покачала я головой. — Я… я такое не надену.

— Ой, да брось! — отмахнулась стилист. — У тебя фигура идеальная, грех такую прятать! Давай, примерь.

Под ее напором я все-таки надела это платье. Оно село как влитое. Шелк холодил кожу, обтекая каждый изгиб. Я посмотрела на себя в зеркало и не узнала. Из зеркала на меня смотрела незнакомая, взрослая, уверенная в себе женщина. Хищница.

Это была не я. Это была роль. Костюм, который для меня выбрал мой хозяин.

Потом были туфли на высоченной шпильке, маленький клатч, украшения. Стилист сделала мне укладку — волосы уложили мягкими волнами — и легкий, но выразительный макияж, подчеркнув глаза.

Когда она закончила, я снова посмотрела в зеркало. И испугалась. Девушка в отражении была красивой. Но ее глаза… В них был только страх.

— Шикарно! — восхитилась стилист. — Руслан Асланович будет в восторге.

Руслан Асланович. Он даже не видел меня. Он просто отдал приказ, и меня создали, как куклу.

Я сидела в своей комнате, боясь пошевелиться, чтобы не испортить прическу, не помять платье. Я ждала.

В восемь вечера за мной пришел Тимур. Он окинул меня быстрым взглядом, в котором не было ни грамма восхищения. Просто констатация факта: объект готов.

Внизу, в холле, меня ждал Руслан.

Он стоял у стеклянной стены, спиной ко мне, и говорил по телефону. На нем был идеально сшитый черный костюм. Я замерла на последней ступеньке лестницы, не решаясь подойти.

Он закончил разговор и обернулся. И замолчал.

Он смотрел на меня. Долго. Не так, как в магазине. Не оценивающе. По-другому. Его взгляд скользнул по моему лицу, по волосам, по платью… и в его темных глазах на мгновение промелькнуло что-то похожее на… восхищение? Но оно тут же исчезло, сменившись привычной ледяной маской.

— Пойдем, — коротко бросил он. — Опаздываем.

В машине он молчал. Но напряжение между нами можно было резать ножом. Я чувствовала его взгляды на себе.

— Правила на сегодня, — сказал он, когда мы уже подъезжали к какому-то загородному клубу. — Ты не отходишь от меня ни на шаг. Не разговариваешь ни с кем без моего разрешения. На все вопросы отвечаешь коротко. Улыбаешься. Имя — Алиса. Без фамилии. Тебя представят как мою… гостью. Поняла?

— Поняла, — прошептала я.

— И еще одно, — он повернулся ко мне. — Что бы ты ни услышала, что бы ни увидела — ты молчишь. Это не твой мир. И тебе лучше в него не лезть.

Глава 8

Я поднялась в свою комнату, так и не подобрав туфли. Дверь за мной, как обычно, заперли. Я дошла до кровати и рухнула на нее прямо в изумрудном платье. Тело гудело от усталости и напряжения, но сна не было ни в одном глазу.

Я снова и снова прокручивала в голове события вечера. Фальшивые улыбки людей, которые смотрели на Руслана со страхом. Их оценивающие, любопытные взгляды на мне. И лицо Виктора Орлова. Его неприятная усмешка и холодные, хищные глаза.

Он назвал меня «птичкой». А Руслан… Руслан впал в ярость. Он был готов драться. Прямо там, на глазах у всех. Из-за меня.

Я коснулась пальцами губ. Его слова, сказанные в машине, не выходили из головы. «Лучше, чтобы он узнал это от меня. И понял, что ты — моя».

Он не защищал меня. Он клеймил свою собственность. Показывал всем, и в первую очередь Орлову, что этот трофей уже занят. И все же… то, как он посмотрел на меня, когда я сняла туфли. В его глазах была не только усталость. Было что-то еще. Что-то, что я не могла понять.

Я запуталась. Он чудовище, которое сломало жизнь мне и моему отцу. Он мой тюремщик. Но в тот момент, когда Орлов смотрел на меня своим липким взглядом, я была рада, что рука Руслана сжимает мою.

От этих мыслей стало противно. Я встала, стянула с себя это шикарное, чужое платье. Оно соскользнуло на пол шелковой лужей. Я пошла в душ, пытаясь смыть с себя этот вечер. Запах чужих духов, ощущение его ладони на моей руке.

Ночью мне снился Виктор Орлов. Он улыбался и протягивал ко мне руки. А я стояла и не могла сдвинуться с места.

Следующее утро началось с тишины. Руслан, видимо, уехал рано. Я позавтракала в своей комнате, а потом снова ушла в рисование. Это было единственное, что спасало меня от мыслей. Я закончила свое штормовое море, добавив яростные белые гребни на волны, как он и сказал. Картина получилась злой, отчаянной и… живой.

Вечером я спустилась к ужину с тяжелым сердцем. Я не знала, как вести себя. Что говорить. Но Руслан, казалось, тоже не знал. Он сидел за своим концом стола, молча ел и не смотрел в мою сторону. Но это было не то игнорирование, что раньше. В воздухе висело напряжение. Невысказанные слова.

Так прошло несколько дней. Он был дома, но мы словно существовали в параллельных вселенных, пересекаясь только за ужином. А потом, в пятницу вечером, он нарушил молчание.

— Завтра будет еще один прием, — сказал он, не отрываясь от своей тарелки. — Не такой большой. Узкий круг.

У меня внутри все похолодело. Вилка замерла на полпути ко рту.

Снова. Он снова хочет меня выставить напоказ.

— Нет, — сказала я. Голос был тихим, но твердым.

Он поднял на меня взгляд. В его глазах не было удивления. Словно он ждал этого.

— Это не обсуждается.

— Нет, — повторила я громче, откладывая вилку. Аппетит пропал. — Я не пойду. Я не кукла, которую можно наряжать и везде таскать с собой.

— Ты пойдешь, — отрезал он. — Стилист приедет завтра в четыре.

— Я не открою ей дверь! — я сама не узнавала свой голос. Он звенел от подступающей истерики. — Я никуда с тобой не пойду! Тебе нравится это, да?! Нравится всем показывать свою новую игрушку?! Смотрите все, вот что я получил за долги!

Я вскочила из-за стола. Стул с грохотом отодвинулся назад.

— Сядь, — его голос был тихим, но в нем прозвучал приказ такой силы, что у меня подогнулись колени. Но я устояла.

— Не сяду! Я тебе не собака! — кричала я, и слезы обиды и бессилия хлынули из глаз. — Ты унизил моего отца, запер меня здесь, а теперь таскаешь по своим сборищам, как… как трофей! Чтобы все видели! Чтобы твой дружок Орлов слюни пускал!

Он медленно встал из-за стола. И в его глазах я увидела ту самую холодную ярость, что и в кабинете.

— Не смей произносить его имя, — процедил он, обходя стол и направляясь ко мне.

— А что так?! Боишься, что он отберет у тебя игрушку?! — я была на грани. Мне было уже все равно. — Или просто ревнуешь свою собственность?!

Он остановился в шаге от меня. Его лицо превратилось в каменную маску.

— Ты не понимаешь, во что ты лезешь, Алиса. В том мире, где я живу, есть правила. Ты со мной. Значит, ты должна быть на виду. Прятать тебя — значит показывать, что я боюсь. Что у меня есть слабое место.

— Так я и есть твое слабое место! — выкрикнула я. — И ты сам меня им сделал! Сам притащил на тот вечер и ткнул всем в лицо!

— Я тебя защищал! — рявкнул он, и я вздрогнула. Он впервые повысил на меня голос.

— Ты защищал свою вещь! Свою собственность! — я ткнула пальцем себе в грудь. — Не меня! Тебе плевать на меня! На то, что я чувствую, когда на меня смотрят, как на кусок мяса!

— Заткнись!

Он схватил меня за плечи. Его пальцы впились в мою кожу так, что я вскрикнула от боли. Он встряхнул меня.

— Ты ничего не знаешь! Ничего! Ты думаешь, Орлов просто смотрел?! Такие, как он, не смотрят! Они берут! И если бы тебя там не было со мной, он бы уже давно нашел тебя! И поверь, то, что он бы с тобой сделал… Мой дом показался бы тебе раем!

Его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Я видела, как в его темных глазах бушует буря. Ярость, ненависть… и что-то еще. Что-то похожее на страх.

— Отпусти меня… — прошептала я, пытаясь вырваться. — Мне больно.

Но он словно не слышал. Он смотрел на мои губы. Его дыхание стало тяжелым, прерывистым.

— Ты… — прохрипел он. — Ты сводишь меня с ума. Своим упрямством. Своей…

Он не договорил. Он резко дернул меня на себя. Другой рукой обхватил мой затылок, зарываясь пальцами в волосы.

Мир остановился. Я видела только его глаза, в которых отражалась паника. Моя? Или его?

Он наклонился, и я зажмурилась, ожидая повторения того жесткого, унизительного поцелуя. Я вся сжалась, готовясь к новой волне боли и отвращения.

Я почувствовала его дыхание на своих губах. Горячее. Секунда. Две.

— Черт!

Он резко оттолкнул меня от себя. Так грубо, что я отлетела на шаг назад и ударилась спиной о стену.